Циклоп

Автор: Гнедич Николай Иванович

Предисловие

Переводчик   эклог   Виргилиевых   и   идиллий  Феокритовых,  в  Москве
напечатанных, страдания от любви Феокритова Циклопа так описывает:

            Цвет юности алой угас, и кудри не вьются.

И  прибавляет:  "от  горести  вянет  лицо  и  кудри  не  вьются".  Стих сей,
незнакомый  Феокриту, знаком каждому русскому, он из песни. Не знаю, кто как
другой,  а  я  думаю,  что переводчику хотелось Циклопа сицилийского сделать
московским.  Эта  благородная  смелость  мне  очень  полюбилась, я, подражая
московскому  переводчику,  отложил  старинные  предрассудки,  что в перезоде
древних  должно  рабски  сохранять  физиономию  и  характер, - оставил такое
мнение  писателям  малодушным, пустился по следам московского переводчика и,
смею  сказать,  был  счастливее  его.  Мой Циклоп есть житель петербургский:
физиономия   его   моим   читателям  должна  быть  знакома.  Об  достоинстве
перевода,  об  стихах  моих  ни  слова.  Хвалить  самому себя в предисловии,
писанном  от  имени издателя, оставляю Делилю и гр. Хвостову. Хотя, впрочем,
для  такого  предисловия  и  толь  низких похвал и предлагал мне свои услуги
некто  г.  Батюшков,  но я очень рад, что предисловие его ко времени издания
труда  моего  не готово, или в самом деле от неумения написать его достойно,
как  он  сам сознавался, или от зависти к новым успехам музы моей. Желаю ему
от зависти лопнуть, а читателю веселиться.

Ах, тошно, о Батюшков, жить на свете влюбленным!
Микстуры, тинктуры врачей - ничто не поможет;
Одно утешенье в любви нам - песни и музы;
Утешно в окошко глядеть и песни мурлыкать!
Ты сам, о мой друг, давно знаком с сей утехой;
Ты бросил давно лекарей и к музам прибегнул.
К ним, к ним прибегал Полифем, Циклоп стародавний,
Как сделался болен любовью к младой Галатее.
Был молод и весел циклоп, и вдруг захирел он:
И мрачен, и бледен, и худ, бороды он не бреет,
На кудри бумажек не ставит, волос не помадит;
Забыл, горемычный, и церковь, к обедне не ходит.
По целым неделям сидит в неметеной квартире,
Сидит и в окошко глядит на народ православный;
То ахнет, то охнет, бедняга, и всё понапрасну;
Но стало полегче на сердце, как к музам прибегнул.
Вот раз, у окошка присев и на улицу смотря,
И к_о_ рту приставив ладонь, затянул он унывно
На голос раскатистый "Чем я тебя огорчила?":
"Ах, чем огорчил я тебя, прекрасная нимфа?
О ты, что барашков нежней, резвее козленков,
Белее и слаще млек_а_, но горше полыни!..
Ты ходишь у окон моих, а ко мне не заглянешь;
Лишь зазришь меня, и бежишь, как теленок от волка.
Когда на гостином дворе покупала ты веер,
Тебя я узрел, побледнел, полюбил, о богиня!
С тех пор я не ем и не сплю я, а ты и не тужишь;
Мне плач, тебе смех!.. Но я знаю, сударыня, знаю,
Что н_е_мил тебе мой наморщенный лоб одноглазый.
Но кто же богаче меня? Пью всякий день кофе,
Табак я с алоем курю, ем щи не пустые;
Квартира моя, погляди ты, как полная чаша!
Есть кошка и моська, часы боевые с кукушкой,
Хотя поизломанный стол, но красного древа,
И зеркало, рот хоть кривит, но зато в три аршина.
А кто на волынке, как я, припевая, играет?
Тебя я, пастушка, пою и в полдень и в полночь,
Тебя, мой ангел, пою на заре с петухами!
Приди, Галатея, тебя угощу я на славу!
На Красный Кабак на лихом мы поедем есть вафли;
Ты станешь там в хоре плясать невинных пастушек;
Я, трубку куря, на ваш хор погляжу с пастухами
Иль с ними и сам я вступлю в состязанье на дудках,
А ты победителя будешь увенчивать вафлей!
Но если, о нимфа, тебе моя рожа противна,
Приди и, в печке моей схватив головешку,
Ты выжги, злодейка, мой глаз, как сердце мне выжгла!..
О циклоп, циклоп, куда твой рассудок девался?
Опомнись, умойся, надень хоть сюртук, и завейся,
И, выйдя на Невский проспект, пройдись по бульвару,
Три раза кругом обернися и дунь против ветра,
И имя навеки забудешь суровой пастушки.
Мой прадед, полтавский циклоп, похитил у Пана
Сей верный рецепт от любви для всех земнородных".
Так пел горемычный циклоп; и, встав, приоделся,
И, выйдя на Невский проспект, по бульвару прошелся,
Три раза кругом обернулся и н_а_ ветер дунул,
И имя забыл навсегда суровой пастушки.

О Батюшков! станем и мы, если нужда случится,
Себя от любви исцелять рецептом циклопа.

1813