Венецианские ночи (сонеты)

I. Всю ночь — о, бред! — в серебролунных залах…
Всю ночь — о, бред! — в серебролунных залах
Венеции я ворожу, колдун.
И дышит мгла отравленных лагун,
и спят дворцы в решетчатых забралах.

Всю ночь внимаю звуков шаг усталых, —
в колодцах улиц камни — как чугун,
и головы отрубленные лун
всплывают вдруг внизу в пустых каналах.

Иду, шатаясь, нелюдим и дик,
упорной страстью растравляю рану
и заклинаю бледную Диану.

А по стенам, подобно великану,
плащом крылатым закрывая лик,
за мною следом лунный мой двойник.
II. Ленивый плеск, серебряная тишь…
Ленивый плеск, серебряная тишь,
дома — как сны. И отражают воды
повисшие над ними переходы
и вырезы остроконечных ниш.

И кажется, что это длится годы…
То мгла, то свет, — блеснет железо крыш,
и где-то песнь. И водяная мышь
шмыгнет в нору под мраморные своды.

У пристани заветной, не спеша,
в кольцо я продеваю цепь. Гондола,
покачиваясь, дремлет, — чуть дыша
прислушиваюсь: вот, как вздох Эола,
прошелестит во мне ее виола…
и в ожиданье падает душа.
III. Ленивый плеск, серебряная гладь…
Ленивый плеск, серебряная гладь,
дурманы отцветающих магнолий…
Кто перескажет — ночь! — твоих раздолий
и лунных ароматов благодать?

Ночь! Я безумствую, не в силах боле
изнемогающей души унять,
и все, что звуки могут передать,
вверяю — ночь! — разбуженной виоле.

И все, что не сказала б никому —
ночь! — я досказываю в полутьму,
в мерцающую тишину лагуны,
и трепещу, перебирая струны:
вон там, у пристани, любовник юный
взывает — ночь! — к безумью моему.