Каторга-Сибирь

В дальнюю сторонушку голытьба отбойная,
Грех да горе лютое пролагают путь;
Тихо льется песенка заунывно-стройная,
Словно шум дубровушки слышен где-нибудь…
Не хитро затеяна, на голос положена
Матушка-бывальщина стародавних дней;
Дума безотрадная в эту песню вложена,
Горькие рыдания затаились в ней.
Ой вы, дни ненастные, ноченьки беззвездные
Тишина могильная да степная ширь;
Тяжкая неволюшка, кандалы железные…
Ой ты, злая мачеха, каторга-Сибирь!

Жил на свете правдою, честно работаючи,
Без роду и племени добрый человек,
Жиль, боролся с кривдою, устали не знаючи;
Загубили недруги молодецкий век..
Извели сердечного не зловредной травушкой,
Али наговорными зельями, водой,—
Ненавистью-лихостью да худою славушкой,
Пуще яда жгучего—черной клеветой.
Ой вы, дни ненастные, ноченьки беззвездные
Тишина могильная да степная ширь;
Тяжкая неволюшка, кандалы железные…
Ой ты, злая мачеха, каторга-Сибирь!

Во тюрьму постылую бросили несчастного,
А за что—неведомо было для него…
Ждет от правосудия строгого и властного
Он великой милости; вот зовут его…
На суде законники с грозным воеводою
Возмутились дерзкою речью бобыля,
И простился молодец навсегда с свободою,
И покинул родину нивы и поля.
Ой вы, дни ненастные, ноченьки беззвездные
Тишина могильная да степная ширь;
Тяжкая неволюшка, кандалы железные…
Ой ты, злая мачеха, каторга-Сибирь!

Он, могучий волею, с мужеством подвижника,
Кротко и безропотно все переносил,
Знал не меньше каждого грамотея-книжника,
Ближних уму-разуму и добру учил.
Часто за работою, точно эабываючись,
Он слезу горячую утирал рукой
И на заступ—с тихою грустью—опираючись,
Начинал с товарищем на напев такой:
Ой вы, дни ненастные, ноченьки беззвездные
Тишина могильная да степная ширь;
Тяжкая неволюшка, кандалы железные…
Ой ты, злая мачеха, каторга-Сибирь!

Ярым воском таяла силушка могучая,
Без поры, без времени пропадала зря;
Догорела жизнь его, как звезда падучая,
Замерла, как грустная песня косаря.
Мир ему, болезному! Он уже не мается;
Нам же долголетняя мука суждена…
Ретивое кровною болью надрывается,
Много в чаше горечи,— не испить до дна!
Ой вы, дни ненастные, ноченьки беззвездные
Тишина могильная да степная ширь;
Тяжкая неволюшка, кандалы железные…
Ой ты, злая мачеха, каторга-Сибирь!