Полнолуние

 

Гадай, гадай, девица!

русская песня.

 

Ночь тиха, дорога гладка,
Православный спит народ,
Сухопарная лошадка
Ваньку сонного вёзет;
Полночь стукнуло на башне,
И туманная луна,
Одинока и бледна,
Совершая путь всегдашний,
Сонный город сторожит,
Сонный город серебрит.

Чрез широкую Фонтанку,
Где Калинкин мост лежит,
Бросив теплую лежанку,
Дева юная бежит.
Кто ее, мою голубку,
В стужу выгнал из тепла?
Что за надобность пришла?
Я не знаю, — только в шубку
Носик кутает она,
И бежит одним одна.

Пешеход ли благосклонный
С нею слово поведет,
Или Ванька полусонный
В санки сесть её зовет, —
Дева мимо без ответа,
Все бежит, бежит, бежит…
Мерзлый снег под ней хрустит,
А над ней, в туман одета,
Одинока и бледна,
Смотрит полная луна.

За далекою заставой,
От дороги столбовой
Отделенные канавой,
Дачи тянутся грядой.
Здесь весеннюю порою,
От безделья и пиров,
От трудов и пустяков,
Знать съезжается толпою
Отдохнуть и подремать,
Сельской пылью подышать.

Но теперь трещат морозы,
Вьюги зимние ревут,
Деревенские обозы
Хлеб-соль городу везут.
В пышных дачах опустело;
Рощи в инее седом;
Снег и лед со всех сторон,
Все заснуло, помертвело,
Всем господствует сама
Наша барыня зима.

У замерзлого болота
Домик старенький стоит;
Подле дряхлые ворота,
Да калины куст торчит.
К дому этому дорожка
Извивается змеей,
И над самою землей
Пол-аршинное окошко
Снег пушистый облепил,
Свету путь загородил.

В тесной комнате скамейка,
Стол салфеткою покрыт
На скамейке чародейка
Безобразная сидит.
Волоса ее седые
Перепутались клубком,
Руки дряхлые крючком,
А глаза, глаза косые
Блещут, бегают, горят,
Сердце робкое страшат.

Не докучный жар желаний
Деву выгнал из тепла,
Не на сладкий пир лобзаний
Страсть красотку зазвала:
Вот куда мою беглянку
Доля горькая зовет!
Вот куда она идет,
Бросив теплую лежанку!
Кончен ею долгий путь;
Уж пора ей отдохнуть.
Дева робкими перстами
Потянула за шнурок,
И чуть-чуть за воротами
Дребезжит вдали звонок.
На дворе собаки, кошки
Пробудились; тесный двор
Огласил их дикий хор.
Показался свет в окошке,
Дверь шатнулась, дверь скрипит…
Дева входит и дрожит.

Долгоносая Чухонка
На красавицу глядит;
На руках ее болонка
Скалит зубы и ворчит.
«Вишь тебя в какую пору
Сила вражья принесла!
Ну, зачем сюда пришла?
Только пьянице да вору
По ночам покоя нет!»
Вот каков был ей привет.

— Бабушка! к тебе пришла я,
Дева робко говорит.
Про тебя молва людская
Много чудного твердит:
Будто знаешь ты науку
Сердце девичье лечить,
Грусть, тоску заговорить,
А печаль и злую скуку
Разведешь ты на бобах,
В ясных выскажешь речах…
— Что на дне глубоком моря,
Что на небе высоко,
Что в душе, под камнем горя —
Прочитать тебе легко.
Бабушка! ночной порою
Я пришла к тебе тайком:
Время не было мне днем.
Правду сущую открою, —
Не солгу и не запрусь,
Побожусь, перекрещусь! —
Сжалясь, молвила колдунья
Полурусским языком:
«Правда, ночью в полнолунье
Ворожить не то, что днем:
Подноготную узнаю;
Все, что было, будет, есть,
Я могу по пальцам счесть
И на картах разгадаю.
Говори же, моя дочь,
В чем должна тебе помочь?»

Дева к столику садится,
Начинает говорить;
Не стыдится, не боится,
Хочет сердце облегчить:
— Я ребенком спозаранку
У чужих людей росла,
Много слез я пролила,
И привыкла наизнанку
Все на свете понимать,
Криво вещи толковать.

— Постороннюю, чужую,
Люди мучили меня,
И работу не людскую
Отправляла с детства я.
Безталанную сиротку
Кто хотел, тот обижал:
Бог обед мне посылал
И бывало, как находку
Корку хлеба берегу.
Вот Христос тебе, не лгу!

— Бабушка, такую долю
Я шестнадцать лет несла!
Вдруг я вырвалась на волю,
И другая жизнь пошла.
В первый раз увидя ласки,
С роду ласковых речей
Не слышавши от людей, —
Я подумала, что сказки
Мне в насмешку говорят,
Небывальщину сулят!

— Нет, не сказки были это;
Горькой жизни кончен срок;
Раз меня увидел где-то
Добрый барин, старичок;
Как и чем, сама не знаю,
В целом свете одному
Я понравилась ему.
И теперь не понимаю!
Барин взял меня с собой,
Сделал барыней большой.

— В драгоценные каменья
Он сиротку нарядил,
Моему распоряженью
Целый дом препоручил.
Что люблю я, что мне мило,
Купит он и принесет;
Мной одною он живет:
Разве заступ да могила
Страсть его охолодит,
Сердцу биться запретить.

— Вместе с ним я неразлучно
Третий год уже живу.
Кажется, благополучно,
Беззаботно жизнь веду:
Нет, пошла за мною следом
Доля горькая моя!
И теперь тоскую я,
И теперь покой неведом,
Сон бежит моих очей.
Душно в сумраке ночей!

— Я любовника седого
Почитаю, как отца,
Но давно люблю другого —
Удальца и молодца.
Глубоко я эту тайну
В сердце грустном хороню,
Молча мучусь и люблю.
Ни нарочно, ни случайно.
Я ему не намекну,
Даже глазом не мигну.

— Бабушка, не стало силы
Тайну страшную хранить!
Неужель мне до могилы
Грусть-тоску проволочить?
Сохну, чахну; в сердце буря
Камень на душу налёг,
Ум в волненьи изнемог,
И порой, глаза зажмуря,
Хоть насильно как-нибудь
Я хотела бы уснуть…

— Нет, напрасно! до денницы
Улетает прочь покой,
А тяжелые ресницы
Блещут горькою слезой.
Бабушка! к тебе пришла я.
Знаю, можешь ты помочь.
В полнолунье, в эту ночь,
Пособи, моя родная,
Сердцу старому отцвесть,
В старике любовь известь!

— Пусть прогонит, пусть разлюбит,
Возвратит мой старый быт,
Не целует, не голубит…
Он меня тем оживит!
Сердце просит воли, воли,
Сердце просится любить,
Вольным воздухом пожить!
Не забывши хлеба-соли,
Старику я всей душой
Рада службу несть рабой.—

Два кончила. Старуха,
Головою покачав,
Проворчала сухо, глухо:
«Чуден, дочь моя, твой нрав!
Так и быть, тебе я стану
В полнолунье ворожить.
Жаль тебя мнe погубить!
С горем ты спозналась рано,
Погадаем, поглядим,
Старика угомоним.

«Ну же, примемся за дело!
Ночи много перешло.»
Дума черная одела
Чародейкино чело;
Вот она сухой рукою
Чашу светлую берет,
Воду льет, к луне несет:
И под полною луною,
Под серебряным лучом,
Бьет, кипит вода ключом.

Пар по комнате клубами.
Наклонясь над кипятком,
Блещет яркими глазами,
Шепчет чудным языком.
Вопрошает полнолунье,
Раздувает огонёк
И мешает кипяток
Безобразная колдунья.
А в печурке песню кот
Заунывную поет.

— Что-то, бабушка, завыло! —
«Ветер в поле заиграл
С одинокою могилой.»
— Чу! ребенок зарыдал:
Бабушка, о чем он плачет?
— «Нет, почудилось тебе.»
— Бабушка, медведь в избе!
Вот он пляшет, вот он скачет,
Лапу бурую сосет;
Вот ко мне медведь идет. —

Смотрит девица в раздумье,
И дивится, и дрожит;
Видит — в небе полнолунье
Уж не прежнее стоит:
С человечьими глазами,
С носом, с ротом, с языком,
Тихо в сумраке ночном
Человечьими речами
Со старухой говорит,
Вместе с нею ворожит.

Полнолуние хохочет,
Песни буйные поет;
Забавляется, хлопочет,
И советы подает.
Вдруг рассветный ветер дунул;
Занимается восток;
Поскорее в  кипяток
Месяц харкнул, месяц плюнул!..
Треск и свист, и гром, и стон
Поднялись со всех сторон.

Все кружится, все вертится…
Дева робкая моя
Поглядеть вокруг боится:
Вот расступится земля!
Вот столы, комоды, стулья,
Самовары, зеркала,
Щетки, чайники, метла —
Будто пчелы в тесном улье
И летают и шумят,
Задавить ее грозят!

Утро сумрак прогоняет;
Все как прежде по местам.
Дева верить ли, не знает,
Даже собственным глазам.
«Ну, окончено гаданье!»
Ей колдунья говорит:
«А покамест город спит
Я тебе на расставанье
Дам спасительной совет;
Исполняй его, мой свет:
«Крепче, жарче, хоть притворно,
Ты немилого люби;
Будь во всем ему покорна,
Прочь на шаг не отходи.
А еще, моя девица,
Есть подарок для тебя:
В этой склянке у меня
Чудодейная водица.
На, возьми ее, она
Чар таинственных полна.

«…………………………………
…………………………………..
…………………………………..
…………………………………..
Чрез четыре полнолунья
Возвратится твой покой,
И тогда, ночной порой,
Забеги к своей колдунье
Благодарность принести.
Ну, красоточка, прости!»

Дева в пояс поклонилась,
Словно барину холоп,
Кое-как платком накрылась
И скорее дверью хлоп.
Утром злее зимний холод:
Ваньку девица берет;
Он за гривенник везет
В пробуждающийся город;
За Фонтанкой, у ворот
Из саней она встает.

Скоро сказка говорится,
Время медленно идет;
В сказке можно торопиться,
И заглядывать вперед:
Если я вам не наскучил,
Если мой сухой рассказ
Не смыкает ваших глаз,
И зевотой не измучил, —
Уж извольте, так и быть,
Я могу договорить.

Дни толпой идут за днями.
Вот четвертая луна,
Проходя под небесами,
Снова сделалась полна.
На дворе весною веет,
Тает снег, течет из труб.
Неприметно стало шуб;
Ярче солнышко светлеет —
И чем дальше, все теплей…
Что-то с девицей моей?

Полночь стукнуло на башне;
Как преступница, бледна,
Совершает путь всегдашний
Полноликая луна.
В пышном доме, среди залы,
На столе мертвец лежит;
Все кругом его молчит,
И высокие шандалы
И в ногах и в головах
Стерегут забытый прах.

Не из братства молодого,
Не из юных удальцов, —
Смерть похитила седого
Из толпы земных жильцов.
На челе его морщины
Страсти резко провели;
Растерзали и сожгли
Душу твердую мущины;
Их губительный пожар
Приготовил гробу дар.

Дева робкою стопою
В гости к мертвому идет;
Полумертвою рукою
Руку мертвую берет.
Грудь ее теснят страданья,
Слезы льются, как река, —
Будто с трупом старика
И свое существованье
В землю хладную снесет,
И себя с ним погребет.

«Что же, девица, к колдунье?»
Кто-то шепчет в тишине.
Дева смотрит — полнолунье
Оживает в вышине!
— Помню, помню! — И рыдая,
На пол падает она,
Бездыханна и бледна:
Мертвая или живая —
Пусть, как хочет, разберет
К ней сбежавшийся народ.

1834.