Зачем толпой по улице народ

Зачем толпой по улице народ
Чуть движется в процессии печальной?
Монахов хор таинственно поет
И благовест гудит уныло дальный?
Зачем средь дня несут в руках свечи,
Пылают факелы, льют аромат кадилы,
Кресты, хоругвия — спасения ключи,
Подвиглись, шествуют — оружье вечной силы.

Идет одетый в ризы протопоп
И певчие, в двух погребальных ликах;
А позади высокий, красный гроб
Колеблется на траурных носилках……
На скорбном том, торжественном одре,
Завешенное пеленою белой,
Как бы на жертвенном, священном алтаре,
Лежит закланное рукою смерти тело.

Усопший нем, лицо его бледно;
Крестом на персях хладных сжаты руки,
Простертые стопы обвиты в полотно,
А на челе кончины мир и муки.
Как странен этот блещущий парад!
Денница в небе весело сияет,
Поют певцы, священники кадят,
И человек последний путь свершает.

«Год встретивши лишь двадцать два раза,
«Куда собрался молодости летом?
«Зачем спешишь, закрыв на век глаза,
«Ты в мир другой, не живши в мире этом?
«Зачем в холодный гроб так рано слег,
«Не сжалился над братскими слезами!
«В далекий путь отходишь, одинок,
«И покидаешь нас, несчастных, сиротами!

Так сетуют приятели, родня
И прослезился сам Христа наместник,
Рыдают все.— не плачу только я,
Усопшего друг верный и наперсник,
Дрожащею, но твердою рукой,
Сжимавшею так часто его руку,
Над упокоенным крест сотворив святой,
Благословляю горькую разлуку……

Я знал его, жил долго вместе с ним,
Любил ум зрелый, доброту младенца,
Я облегчал, лишь я лечил один
Кровавое, растерзанное сердце.
Я раны врачевал росою дружних слез,
Дух подкреплял в борьбе изнеможенной,
И несколько сберег отрадных роз
На ниве жизни, бурей обнаженной.

И за одно добра пустой фантом
Питали мы слезами, потом, кровью;
Как медленно снедающим огнем,
Горели жаждою к познаньям — и любовью:
И за одно сносили мы труды.
Какая ж нам за них награда, слава?
Мне — горькие, тлетворные плоды,
Ему — нежданная, смертельная отрава!

Но пусть ей в сердце сновиденьем
Мой образ будет впечатлен!
Пускай играет в нежном слухе
Мой шепот, страстию дыша,
Пусть разольется в кротком духе
Моя кипящая душа.
Пускай горят на ней лобзанья
Моих засохших, страстных уст.
Два сплавятся существованья
В один поток сладчайших чувств.