Гамлет, принц датский

Автор: Аверкиев Дмитрий Васильевич

  

   Вильямъ Шекспиръ

  

   Гамлетъ, принцъ датскiй

  

  ----------------------------------------------------------------------------

   Переводъ съ изданiя 1623 г. Д. В. Аверкiева.

   Москва, Университетская типографiя, Страстной бульваръ, 1895 г.

   OCR Бычков М.Н.

   буква "ижица" заменена на Ѵ.

  ----------------------------------------------------------------------------

  

   Отъ переводчика.

  

   На русскомъ языкѣ существуетъ до десяти переводовъ Гамлета, и не только

  возможенъ, но и вполнѣ законенъ вопросъ, съ какой цѣлью и въ какихъ видахъ

  предпринятъ новый. На такой вопросъ, будь онъ предложенъ мнѣ, я отвѣчалъ бы

  съ полной откровенностью, что взялся за трудъ, имѣя по преимуществу въ виду

  нужды русской сцены. Въ самомъ дѣлѣ, изо всѣхъ переводовъ Гамлета доселѣ

  полнымъ правомъ гражданства пользуется переводъ Полеваго, сдѣланный уже

  болѣе пятидесяти лѣтъ назадъ, при литературныхъ обстоятельствахъ, далеко не

  похожихъ на наши, при иномъ взглядѣ на Шекспира, при иномъ его пониманiи и

  при иныхъ задачахъ театра. Были попытки вытѣснить переводъ Полеваго со

  сцены, но онѣ никогда не увѣнчивалась полнымъ и прочнымъ успѣхомъ; театръ

  черезъ болѣе или менѣе значительный промежутокъ снова возвращался къ

  Полевому. Недостатки перевода Полеваго общеизвѣстны: онъ часто не точенъ, съ

  произвольными сокращенiями, добавленiями и даже передѣлками (особенно въ IV

  актѣ); всѣ роли, кромѣ Гамлета, значительно обезцвѣчены и сокращены, -

  обстоятельство, свидѣтельствующее о дурной привычкѣ нашего театра обращать

  вниманiе не на пьесу, а на одну главную роль.

   В чемъ-же, не смотря на значительные недостатки, тайна

  привлекательности этого перевода для артистовъ? Высказывалось мнѣнiе, что на

  немъ отразилось влiянiе романтизма; но входя въ разборъ основательности

  такого взгляда, замѣтимъ, что подобное обстоятельство въ свое время,

  конечно, могло способствовать предпочтенiю перевода Полеваго болѣе точному и

  литературному переводу Вронченка; но Гамлетъ Полеваго пережилъ время

  романтизма, и если онъ все-таки первенствуетъ на сценѣ, то тому должна быть

  иная причина. Кажется, мы не ошибемся, сказавъ, что она заключается, сверхъ

  положительной удачи въ передачѣ нѣкоторыхъ мѣстъ, преимущественно въ роли

  Гамлета (что врядъ-ли будутъ отрицать самые ярые противники Полеваго), въ

  болѣе живомъ языкѣ перевода. Именно, эта живость языка, столь существенная

  при передачѣ драмъ Шекспира, и должна была прельщать наиболѣе талантливыхъ

  артистовъ, не желавшихъ ограничиваться одной болѣе или менѣе условной

  декламацiей, (что неизбѣжно въ переводахъ, сдѣланныхъ условнымъ книжнымъ

  языкомъ), а желавшихъ говорить въ роли Гамлета, желавшихъ изобразить не

  условную трагическую фигуру, а живого человѣка. Эта живость языка побѣждала

  и малую литературность перевода, сказывающуюся особенно въ стихахъ. Полевой,

  безъ сомнѣнiя, былъ даровитый самоучка, но ухо у него не было достаточно

  развито: отсюда ошибки противъ стихосложенiя; онъ то не чувствуетъ, что

  переноситъ ударенiе въ имени героя пьесы со второго слога на первый, то

  пишетъ хореемъ вмѣсто ямба (обычно, когда предыдущiй стихъ имѣетъ женское

  окончанiе), то, наконецъ, вовсе не соблюдаетъ размѣра.

   Въ послѣднiе двадцать пять лѣтъ, въ театрѣ кромѣ указанныхъ опытовъ

  замѣнить переводъ Полеваго другимъ, болѣе точнымъ, были сдѣланы попытки

  дополнить и улучшить текстъ Полеваго. Дѣлается это весьма просто: артисты,

  свѣряя переводъ Полеваго съ текстомъ другихъ переводовъ, вставляютъ изъ нихъ

  пропущенныя Полевымъ мѣста, или замѣняютъ его стихи выраженiями изъ другихъ

  переводовъ, кажущимися имъ болѣе удачными. {Нельзя не замѣтить, что тоже

  практикуется въ нашемъ театрѣ и относительно другихъ пiесъ Шекспира. Афиша

  увѣряетъ, что пiеса дается в переводѣ такого-то, а въ сущности текстъ ея

  составной, изъ двухъ, или трехъ переводовъ. Всякiй переводъ, какими бы

  достоинствами и недостатками онъ ни обладалъ, все же представляетъ нѣчто

  цѣлое, отражающее въ себѣ и талантъ, и пониманiе переводчика, а потому

  составные переводы, съ точки зрѣнiя здраваго литературнаго вкуса, являются

  нѣкотораго рода варварствомъ и свидѣтельствуютъ объ упадкѣ литературности въ

  нашемъ театрѣ. Въ соотвѣтствiе съ этимъ, и исполненiе часто бываетъ также

  составнымъ, то есть сложеннымъ изъ отдѣльныхъ кусочковъ, исполненiя другихъ,

  болѣе талантливыхъ и самостоятельныхъ артистовъ.} Такое обстоятельство

  указываетъ однако, что театръ уже не довольствуется "вольнымъ" переводомъ

  Полеваго, и требуетъ новаго, болѣе точнаго и полнаго.

   Отсюда ясно, что переводъ, имѣющiй въ виду сцену, долженъ удовлетворять

  двумъ условiямъ: 1) быть по возможности точнымъ и 2) отличаться живымъ

  языкомъ. Такую именно задачу имѣлъ я въ виду, приступая къ переводу Гамлета.

  На сколько я достигъ цѣли - судить не мнѣ. Я не на столько самонадѣянъ,

  чтобъ утверждать, будто мною ничего не упущено и все передано съ безусловной

  точностью; но не боясь обвиненiя въ излишней хвастливости, смѣю замѣтить,

  что мною ничего не прибавлено къ Шекспировскому тексту отъ себя, ради

  красоты или звучности рѣчи, или ради пополненiя недостающихъ стопъ въ стихѣ.

   Настоящiй переводъ есть плодъ многолѣтняго труда; оконченный еще въ

  1889 году, онъ въ послѣднее время снова пересмотрѣнъ и исправленъ мною. За

  долгую работу, незамѣтно для меня самого, у меня выработалась извѣстная

  метода перевода, изъ опыта мною выведены нѣкоторыя правила, которыя, можетъ

  быть, оказались бы небезполезными и для другихъ; мнѣ также хотѣлось

  высказать соображенiя о трехъ редакцiяхъ, въ которыхъ дошелъ до насъ

  Шекспировскiй Гамлетъ и уяснить почему я предпочтительно предъ другимя

  выбралъ для перевода редакцiю изданiя 1623 года; я думалъ также сдѣлать

  замѣчанiя о характерѣ дѣйствующихъ лицъ и о постановкѣ пiесы на сцену. Все

  это должно было составить родъ предисловiя къ переводу. Къ сожалѣнiю,

  состоянiе моего здоровья не позволяетъ мнѣ мечтать о скоромъ окончанiи

  предположенной работы, и не желая задерживать печатанiе перевода на

  неопредѣленное время, я ограничиваюсь этими немногими строками, предоставляя

  себѣ впослѣдствiи изложить упомянутыя соображенiя, мнѣнiя и взгляды въ

  особой статьѣ, которая составитъ послѣсловiе къ труду, предлагаемому нынѣ

  читателю.

   Считаю долгомъ выразить чувства благодарной признательности академику

  К. Н. Бестужеву-Рюмину, который былъ столь добръ и внимателенъ, что свѣрилъ

  мой переводъ съ подлинникомъ и указалъ мнѣ на неточности и недосмотры,

  которые безъ того остались бы неисправленными.

  

   Д. А.

  

   С.-Петербургъ.

   11-го февраля, 1894.

  

  

   ГАМЛЕТЪ, ПРИНЦЪ ДАТСКIЙ

  

  

   -----

  

   Трагедiя въ пяти дѣйствiяхъ, В. Шекспира.

  

   Переводъ съ изданiя 1623 г Д. В. Аверкiева.

  

   -----

  

   ДѢЙСТВУЮЩIЯ ЛИЦА:

  

   Клавдiй, король Датскiй

   Гамлетъ, сынъ бывшаго и племянникъ нынѣшняго короля.

   Полонiй, оберъ-камергеръ.

   Горацiо, другъ Гамлета.

   Лаэртъ, сынъ Полонiя.

   Духъ отца Гамлета.

  

   Вольтимандъ |

   Корнелiй |

   Розенкранцъ } придворные.

   Гильденштернъ |

   Осрикъ. |

  

   Марцеллъ |

   } офицеры.

   Бернардо |

  

   Франциско, солдатъ.

   Рейнальдо, слуга Полонiя.

   Дворянинъ.

   Патеръ.

   Капитанъ.

   Посланникъ

  

   1-й |

   2-й } актеры.

   3-й |

  

   1-й |

   } могильщики.

   2-й |

  

   Матросъ.

   Гонецъ.

   Фортинбрасъ, принцъ Норвежскiй.

   Служитель.

   Гертруда, королева Датская, мать Гамлета.

   Офелiя, дочь Полонiя.

  

   Придворные кавалеры и дамы, офицеры, солдаты, актеры, служители.

  

   Дѣйствiе въ Эльсинорѣ.

  

   -----

  

   ДѢЙСТВIЕ ПЕРВОЕ.

  

   СЦЕНА I.

  

   Платформа передъ замкомъ.

   Франциско на часахъ. Входитъ Бернардо.

  

   Бернардо.

  

   Кто здѣсь?

  

   Франциско.

  

   Ты отвѣчай мнѣ: стой

   И объявись.

  

   Бернардо.

  

   Да здравствуетъ король!

  

   Франциско.

  

   Бернардо?

  

   Бернардо.

  

   Онъ.

  

   Франциско.

  

   Вы во-время, какъ разъ,

   Пришли на смѣну.

  

   Бернардо.

  

   Пробило двѣнадцать:

   Ступай-ка спать, Франциско.

  

   Франциско.

  

   Вотъ, за смѣну

   Великое спасибо: страшный холодъ

   И мнѣ не по себѣ.

  

   Бернардо.

  

   Все тихо было?

  

   Франциско.

  

   И мышь не шевельнулася.

  

   Бернардо.

  

   Прекрасно;

   Покойной ночи. Если повстрѣчаешь

   Марцелла и Горацiо, моихъ

   Товарищей по караулу, - скажешь,

   Чтобъ торопилися.

  

   Входятъ: Горацiо и Марцеллъ.

  

   Франциско.

  

   Да, вотъ, никакъ

   Они. Стой: кто идетъ?

  

   Горацiо.

  

   Друзья земли.

  

   Марцеллъ.

  

   Присяжные вассалы короля.

  

   Франциско.

  

   Покойной ночи вамъ.

  

   Марцеллъ.

  

   Прощай, служивый.

   А кто смѣнилъ?

  

   Франциско.

  

   Бернардо въ караулѣ.

   Покойной ночи.

  

   Марцеллъ.

  

   Эй, Бернардо!

  

   Бернардо.

  

   Слушай:

   Горацiо съ тобой?

  

   Горацiо.

  

   Я за него.

  

   Бернардо, Горацiо.

  

   Ну, здравствуйте. - И ты, Марцеллъ...

  

   Марцеллъ.

  

   Ну, что,

   Являлось нынче снова?

  

   Бернардо.

  

   Я не видѣлъ.

  

   Марцеллъ (указывая на Горацiо).

  

   Онъ все считаетъ нашею мечтой,

   И вѣры не даетъ ужасному видѣнью,

   Что дважды намъ являлось. Потому-то

   Я настоялъ, чтобъ нынче въ караулѣ

   Онъ съ нами простоялъ всю ночь. И если призракъ

   Придетъ опять, то и видѣнье наше

   Онъ подтвердитъ, и съ нимъ заговоритъ.

  

   Горацiо.

  

   И, полно! не придетъ.

  

   Бернардо.

  

   Пока присядемъ

   И станемъ снова штурмовать вашъ слухъ,

   Что такъ вооруженъ противъ разсказа

   О томъ, что мы двѣ ночи къ ряду

   Видали.

  

   Горацiо.

  

   Ладно, сядемъ

   И пусть Бернардо поразскажетъ намъ.

  

   Бернардо.

  

   Вчерашней ночью,

   Когда вотъ эта самая звѣзда,

   Что къ западу отъ полюса, взошла,

   Чтобъ освѣтить частицу неба, гдѣ

   Сейчасъ она горитъ. - Марцеллъ и я...

   Тутъ колоколъ ударилъ часъ...

  

   Входитъ: Духъ.

  

   Марцеллъ.

  

   Тс! тише.

   Гляди: опять идетъ.

  

   Бернардо.

  

   И въ томъ же видѣ:

   Король покойный.

  

   Марцеллъ.

  

   Ты ученый,

   Горацiо: заговори же съ нимъ.

  

   Бернардо.

  

   Замѣть, - Горацiо: похожъ на короля?

  

   Горацiо.

  

   Весьма. Меня всего перевернуло

   Отъ изумленiя и страха.

  

   Бернардо.

  

   Онъ желаетъ,

   Чтобъ говорили съ нимъ.

  

   Марцеллъ.

  

   Спроси его,

   Горацiо.

  

   Горацiо.

  

   Кто ты,

   Что смѣешь похищать въ полночный часъ

   Воинственный и чудный образъ,

   Въ которомъ нѣкогда ходилъ

   Покойный нашъ король? О, небесами

   Тебя я заклинаю: говори!

  

   Марцеллъ.

  

   Онъ оскорбленъ.

  

   Бернардо.

  

   Гляди! уходитъ!

  

   Горацiо.

  

   Стой!

   Стой, говори: тебя я заклинаю.

   (Уходитъ Духъ).

  

   Марцеллъ.

  

   Ушелъ, не хочетъ отвѣчать.

  

   Бернардо.

  

   Ну, что-жъ,

   Горацiо?.. дрожите вы, блѣдны...

   И что же это, наша лишь мечта?

   Что скажете?

  

   Горацiо.

  

   Какъ передъ Богомъ,

   Я не повѣрилъ бы, не будь прямого

   И яснаго свидѣтельства очей.

  

   Бернардо.

  

   Похожъ на короля?

  

   Горацiо.

  

   Какъ ты

   На самого себя. Такая же броня

   Была на немъ, когда онъ побѣдилъ

   Честолюбиваго Норвежца; также

   Насупился, когда въ переговорахъ

   Онъ гнѣвно бердышемъ хватилъ объ ледъ.

   Какъ странно!

  

   Марцеллъ.

  

   Раньше, точно также, дважды

   И въ тотъ же мертвый часъ, предъ нами

   Онъ проходилъ воинственной походкой.

  

   Горацiо.

  

   Что же именно подумать, я не знаю;

   Но вообще, на сколько умъ предвидитъ,

   Оно бѣдою Данiи грозитъ.

  

   Марцеллъ.

  

   Ну, сядемте. И пусть, кто знаетъ, скажетъ:

   Зачѣмъ насъ всѣхъ томитъ такъ по ночамъ

   И строгая, и бдительная стража?

   И что ни день отливка мѣдныхъ пушекъ?

   И скупка боевыхъ снарядовъ заграницей?

   И силой корабельныхъ мастеровъ

   Берутъ въ наборъ, и тяжкою работой

   Ихъ мучатъ въ воскресенье, какъ и въ будни?

   Къ чему готовятся, что въ потной спѣшкѣ

   И ночь ужъ стала страдною порой,

   Какъ день? Кто объяснитъ мнѣ это?

  

   Горацiо.

  

   Я.

   Вотъ что, по крайности, другъ дружкѣ шепчатъ.

   Покойный нашъ король, чей образъ намъ

   Сейчасъ являлся, вызванъ былъ на бой,

   Какъ знаете, Норвежскимъ Фортинбрасомъ,

   Уязвленнымъ завистливой гордыней.

   Въ единоборствѣ, доблестнымъ Гамлетомъ

   (Такимъ онъ признанъ нашей частью свѣта)

   Убитъ былъ Фортинбрасъ. А побѣжденный,

   Лишался съ жизнью и своихъ владѣнiй,

   Согласно договору за печатью,

   Законно утвержденному судомъ

   И рыцарской герольдiей. Равно

   Представленъ былъ и нашимъ королемъ

   Залогъ такой же цѣнности, который

   И сдѣлался бъ наслѣдьемъ Фортинбраса,

   Когда ему бы выпала побѣда.

   Итакъ, по силѣ договора и по смыслу

   Указанныхъ статей, его владѣнья

   Досталися покойному Гамлету -

   Теперь же, сударь, юный Фортинбрасъ,

   Неопытной отвагою пылая,

   Для замысловъ какихъ-то ненасытныхъ,

   Повсюду на окраинахъ норвежскихъ

   Набралъ толпу бездомныхъ удальцовъ,

   Ихъ поманивъ кускомъ. А цѣль его

   (Какъ нашему правительству извѣстно)

   Принудить насъ вооруженной силой

   Къ возврату вышесказанныхъ земель,

   Утраченныхъ его отцомъ. И вотъ,

   По моему, въ чемъ главная причина

   Вооруженiй; тутъ же и источникъ

   Всѣхъ нашихъ карауловъ, и основа

   Всей этой спѣшки и гоньбы.

  

   Снова входитъ: Духъ.

  

   Но тише!

   Гляди: идетъ! Хотя бъ онъ опалилъ

   Меня, - ему я заступлю дорогу.

   Стой, привидѣнье!

   И если у тебя есть звукъ какой, иль голосъ,

   То говори!

   Потребно-ль сдѣлать нѣкое добро

   Тебѣ на пользу, во спасенье мнѣ, -

   То объяви!

   Грозятъ ли родинѣ бѣда, ее же,

   Узнавъ, по счастью можно упредить,-

   То объяви!

   Иль ты при жизни скрылъ въ земной утробѣ

   Сокровище неправонажитое?..

   Какъ говорятъ, вы духи изъ-за клада

   Слоняетесь нерѣдко послѣ смерти...

   (Пѣтухъ поетъ.)

   Стой, отвѣчай! Держи его, Марцеллъ!

  

   Марцеллъ.

  

   Ударить бердышемъ?

  

   Горацiо.

  

   Ударь, когда

   Не остановится.

  

   Бернардо.

  

   Онъ здѣсь,

  

   Горацiо.

  

   Онъ тутъ.

  

   (Уходитъ: Духъ.)

  

   Марцеллъ.

  

   Ушелъ. - Онъ такъ величественъ, и дурно

   Мы поступили, оказавъ ему

   Безвредное насилiе: вѣдь онъ

   Неуязвимъ, какъ воздухъ.

   И наши тщетные удары оказались

   Лишь злостною насмѣшкой.

  

   Бернардо.

  

   Онъ хотѣлъ

   Заговорить, какъ вдругъ запѣлъ пѣтухъ.

  

   Горацiо.

  

   И вздрогнулъ онъ при этомъ, какъ виновный,

   Котораго на грозный судъ зовутъ.

   Я слышалъ, что пѣтухъ,

   Трубачъ передразсвѣтный, будитъ

   Своимъ пронзительнымъ и громкимъ крикомъ

   Дневнаго бога. При такой тревогѣ

   Всѣ духи что слоняются и бродятъ,

   Гдѣ бъ ни были они, въ огнѣ, въ землѣ,

   Въ водѣ, иль въ воздухѣ, - спѣшатъ вернуться

   Въ свои мѣста. И вотъ, повѣрье это

   Сейчасъ лишь оправдалось передъ нами.

  

   Марцеллъ.

  

   И онъ исчезъ при крикѣ пѣтуха.

   Еще есть слухъ, что какъ приходитъ время

   Намъ славословить Рождество Христово,

   Всю ночь поетъ пѣвунъ передразсвѣтный,-

   И духи ужъ тогда бродить не смѣютъ:

   И ночи тѣ - здоровыя: тогда

   Безвредны звѣзды, чары не берутъ

   И вѣдовство становится безсильно, -

   Такъ благостны и святы эти ночи.

  

   Горацiо.

  

   Я тоже слышалъ, и отчасти вѣрю.

   Но поглядите: вонъ, въ плащѣ пурпурномъ,

   Идетъ ужъ утро по росѣ холма,

   Тамъ, на востокѣ. Конченъ караулъ,

   И мой совѣтъ: объ этомъ обо всемъ

   Пересказать Гамлету молодому.

   Клянуся жизнью, этотъ духъ - нѣмой

   Для насъ - съ нимъ станетъ говорить.

   Согласны-ль,

   Что намъ ему объ этомъ разсказать

   И долгъ велитъ, и чувство дружбы?

  

   Марцеллъ.

  

   Да.

   Мы такъ и сдѣлаемъ. Я кстати знаю

   Гдѣ нынче мы его найдемъ навѣрно.

   (Уходятъ.)

  

   СЦЕНА II.

  

   Тамъ же. Тронная зала въ замкѣ.

   Входятъ: Король, Королева, Гамлетъ, Полонiй,

   Лаэртъ, Вольтимандъ, Корнелiй и придворные кавалеры.

  

   Король.

  

   Хотя еще свѣжо воспоминанье

   О смерти нашего возлюбленнаго брата,

   И намъ прилично въ скорби укрѣплять

   Сердца, а подданнымъ всѣмъ нашимъ - слиться

   Въ одинъ печальный обликъ; но разсудокъ

   На столько въ насъ ужъ побѣдилъ природу,

   Что съ мудрой грустью думая о немъ,

   Мы и самихъ себя не забываемъ

   А потому-то: бывшую сестру,

   А нынѣ королеву нашу, - съ кѣмъ

   Мы раздѣляемъ дарственную власть

   Надъ этою воинственной землею, -

   Съ весельемъ, такъ-сказать, разбитымъ горемъ,

   Съ слезой въ глазу, съ надеждою въ другомъ,

   Со свадебнымъ припѣвомъ на поминкахъ,

   Съ заплачкой похоронною на свадьбѣ...

   Уравновѣсивъ и печаль, и радость,

   Мы положили взять себѣ въ супруги.

   И тутъ мы не перечили ни мало

   Высокой вашей мудрости: свободна

   Она была въ семъ дѣлѣ. И за все

   Благодаримъ васъ. - (Общiй поклонъ.)

   А теперь о томъ,

   Что юный Фортинбрасъ, какъ вамъ извѣстно,

   О нашей доблести въ сужденьи низкомъ,

   Мечтая о своемъ надъ нами превосходствѣ,

   Иль думая, что наше государство

   По смерти намъ любезнѣйшаго брата,

   Въ основахъ шатко и готово пасть, -

   Намъ надоѣлъ посланцами своими,

   Все требуя возврата тѣхъ земель

   Что отъ его отца вполнѣ законно

   Себѣ присвоилъ доблестный нашъ братъ.

   О немъ я кончилъ. Что до насъ самихъ

   И цѣли настоящаго собранья,

   То вотъ въ чемъ дѣло: королю

   Норвежскому и дядѣ Фортинбраса

   (Онъ хилъ и боленъ, и едва ли знаетъ

   О замыслахъ племянника), - мы пишемъ

   Вотъ въ этой грамотѣ, чтобъ онъ пресѣкъ

   Дальнѣйшiй ходъ всѣхъ этихъ начинанiй:

   Его же подданныхъ берутъ въ наборъ

   И съ нихъ же тянутъ всякiе поборы.

   Вамъ, добрый Вольтимандъ, и вамъ, Корнелiй,

   Мы поручаемъ отвезти привѣтъ нашъ

   Маститому Норвежцу, не давая

   Для полнаго улаженiя дѣла

   Иныхъ дальнѣйшихъ полномочiй, кромѣ

   Подробно обозначенныхъ въ наказѣ.

   Счастливый путь! Пусть ваша быстрота

   Намъ дастъ свидѣтельство о вашемъ долгѣ.

  

   Корнелiй и Вольтимандъ.

  

   И въ этомъ, какъ во всемъ, мы, государь,

   Исполнимъ долгъ.

  

   Король.

  

   Мы вѣримъ вамъ вполнѣ.

   Счастливаго пути!

   (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй.)

   Ну, что, Лаэртъ?

   Вы толковали о какой-то просьбѣ...

   Что тамъ еще? Въ чемъ дѣло? Вы, Лаэртъ,

   Резонно говоря съ монархомъ Датскимъ,

   Не можете напрасно тратить словъ.

   О чемъ бы могъ ты попросить, что было бъ

   Твоею просьбой, не моимъ желаньемъ?

   Рука не такъ послушлива устамъ

   И сердце головѣ не такъ единокровно,

   Какъ твоему родителю, - тронъ Датскiй.

   Чего ты хочешь?

  

   Лаэртъ.

  

   Грозный государь,-

   Какъ милости, прошу о дозволеньи

   Во Францiю вернуться; я оттуда

   Ко дню вѣнчанья вашего спѣшилъ,

   Исполнивъ долгъ, теперь я сознаюся

   Что мысли и желанiя влекутъ

   Меня назадъ во Фравцiю; я ихъ

   Предъ вашей милостью покорно повергаю.

  

   Король.

  

   А есть ли позволенiе отца?

   Согласенъ ли Полонiй?

  

   Полонiй.

  

   Государь,-

   И я прошу васъ отпустить его.

  

   Король.

  

   Такъ въ добрый часъ! И временемъ твоимъ

   Располагай, какъ только пожелаешь.

   Теперь, Гамлетъ, нашъ родственникъ и сынъ.

  

   Гамлетъ, про себя.

  

   Хоть и родня, но не одной породы.

  

   Король.

  

   Надъ вами все еще нависли тучи?

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, я ничѣмъ не защищенъ отъ солнца.

  

   Королева.

  

   Сбрось, милый мой Гамлетъ, ночныя тѣни,

   И дружески взгляни на короля.

   Не вѣчно жъ благороднаго отца

   Искать во прахѣ, опустивъ рѣсницы.

   Ты знаешь: такова людская доля,

   Что всѣ живые умереть должны,

   Чрезъ естество переселяясь въ вѣчность.

  

   Гамлетъ.

  

   Да, государыня: ужъ такова

   Людская доля.

  

   Королева.

  

   Отчего жъ она

   Тебѣ лишь кажется необычайной?

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ кажется? Нѣтъ, такова и есть.

   Я этихъ "кажется" не знаю вовсе.

   Нѣтъ, матушка: ни этотъ черный плащъ,

   Ни то, что я ношу обычный полный трауръ,

   Ни шумный стонъ насильственнаго вздоха,

   Нѣтъ, ни обильные ручьи изъ глазъ,

   Ни выраженiе убитости въ лицѣ,

   Ни всѣ обычаи и образы печали

   Не могутъ выразить меня правдиво.

   Все это, точно можетъ и казаться,

   Все это люди могутъ и представить, -

   Но для того, что у меня въ груди,

   Нѣтъ выраженiя. А остальное

   Лишь украшенья и уборы горя.

  

   Король.

  

   Гамлетъ! и мило намъ, и вашимъ чувствамъ

   Приноситъ честь, что вы, согласно долгу,

   Грустите по отцѣ. Но надо помнить,

   Что вашъ родитель схоронилъ отца,

   А тотъ покойный своего лишился.

   И пережившiй, послѣ погребенья,

   По долгу сыновства, на данный срокъ

   Обязанъ посвятить себя печали.

   Но пребывать въ упорномъ сокрушеньи

   Есть дѣло нечестиваго упрямства.

   Такая скорбь - мущины недостойна,

   Въ ней непокорство воли небесамъ,

   Нетерпѣливость духа, слабость сердца,

   Необразованный и пошлый умъ.

   Къ чему же намъ, въ строптивомъ противленьи,

   То къ сердцу принимать, что неизбѣжно

   Какъ знаемъ мы; что наконецъ обычно,

   Какъ самая пустая вещь на свѣтѣ.

   О, стыдъ! Вѣдь это грѣхъ на небо, грѣхъ

   Противъ усопшихъ и природы, грѣхъ

   Противный разуму: иль смерть отцовъ

   Не стала темой общихъ разсужденiй?

   Иль разумъ не твердитъ намъ непрестанно

   Отъ трупа перваго до человѣка,

   Что умеръ нынче утромъ: "да, иначе

   И быть не можетъ". И мы просимъ васъ,

   Отбросьте эту тщетную печаль,

   Считайте насъ отцомъ, и пусть всѣ знаютъ,

   Что вы ближайшiй человѣкъ къ престолу.

   Я васъ люблю съ неменьшимъ благородствомъ,

   Чѣмъ чувствуетъ отецъ дрожайшiй къ сыну -

   Что до желанья вашего уѣхать снова

   Учиться въ Виттенбергъ, - оно весьма

   Противно нашему. Мы умоляемъ,

   Принудьте же себя, останьтесь здѣсь

   На радость и утѣху нашимъ взорамъ,

   Какъ первый при дворѣ, какъ нашъ племянникъ,

   Какъ сынъ.

  

   Королева.

  

   Гамлетъ, не допусти, чтобъ мать

   Просила по пустому. Согласись,

   Останься здѣсь, не ѣзди въ Виттенбергъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Я повинуюсь вамъ отъ всей души.

  

   Король.

  

   Вотъ это славный, дружескiй отвѣтъ!

   И будьте въ Данiи, какъ сами мы. -

   Пойдемте, государыня. О, это

   Непринужденно-милое согласье

   Отозвалось улыбкой въ нашемъ сердцѣ.

   А потому-то нынче что ни кубокъ

   За здравье выпьетъ весело король,

   То облакамъ о немъ разскажутъ пушки,

   И небеса, въ отвѣтъ земнымъ громамъ,

   О нашей чашѣ возгремятъ. Пойдемте.

   (Уходятъ: всѣ, кромѣ Гамлета).

  

   Гамлетъ.

  

   О, если бъ это тѣло, черезчуръ

   Ужъ плотное, могло растаять,

   Расплавиться и разрѣшиться въ росу!

   Иль если бы не возбранилъ Предвѣчный

   Самоубiйства?.. Боже, Боже! Какъ

   Изношено, потерто, безполезно

   И плоско кажется мнѣ все на свѣтѣ!

   Фу, мерзость! фу!..

   Мiръ - садъ неполотый, гдѣ все растетъ

   На сѣмена; въ немъ мѣсто только

   Дебелому да грубому. Могло же

   До того дойти! Всего-то на-все

   Два мѣсяца какъ умеръ онъ, - нѣтъ, меньше

   И двухъ-то нѣтъ!.. Король такой великiй,-

   Въ сравненьи съ этимъ самъ Гиперiонъ

   Передъ сатиромъ. Къ матери моей

   Такъ нѣженъ былъ что радъ былъ запретить

   Небеснымъ вѣтрамъ слишкомъ грубо

   Ей дуть въ лицо. О, небо и земля!

   Ужъ вспоминать ли мнѣ? Она къ нему

   Такъ льнула, будто, насыщаясь,

   Желанiе росло. И черезъ мѣсяцъ -

   Нѣтъ, лучше и не думать! Хрупкость

   И женщина - одно и тоже слово

   Не больше мѣсяца... Еще не износились

   Тѣ башмаки, въ которыхъ шла она

   За тѣломъ, вся въ слезахъ, какъ Нiобея.

   И вотъ она, она сама - о Боже!

   Звѣрь, не умѣющiй связать двухъ мыслей,

   Грустилъ бы долѣе - ужъ вышла за-мужъ

   За дядю, брата моего отца,

   Который также на отца похожъ,

   Какъ я на Геркулеса!.. Черезъ мѣсяцъ...

   И соль обманныхъ слезъ еще блеститъ

   Въ ея натертыхъ до-красна глазахъ,

   А замужемъ... О, гнусная поспѣшность!

   Стремительно такъ броситься въ объятья

   Прелюбодѣя... Нѣтъ, не хорошо,

   Не поведетъ къ добру... Но, сердце, разорвись:

   Мнѣ надо придержать языкъ.

  

   Входятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо.

  

   Горацiо.

  

   Примите

   Привѣтъ нашъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ радъ я вамъ!

   Здоровы ль вы?.. Горацiо, иль память

   Слаба становится...

  

   Горацiо.

  

   Онъ самый, принцъ.

   Всегдашнiй вашъ слуга.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ: добрый другъ,

   Горацiо: вѣдь съ вами мы друзья.

   Но чѣмъ же вамъ наскучилъ Виттенбергъ?..

   Марцеллъ?..

  

   Марцеллъ.

  

   Мой добрый принцъ!..

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ радъ я вамъ!..

  

   Бернардо.

  

   И вамъ... Но чѣмъ же, такъ, по правдѣ

   Вамъ Виттенбергъ наскучилъ?

  

   Горацiо.

  

   Добрый принцъ,

   Лѣнь одолѣла.

  

   Гамлетъ.

  

   Да такихъ рѣчей

   Отъ вашего врага я не желалъ бы слышать.

   Такъ не насилуйте жъ моихъ ушей,

   Ихъ вѣрить заставляя обвиненьямъ

   Что на себя вы взводите. Я знаю

   Вы не лѣнивы... Въ Эльзиноръ зачѣмъ?

   Что тутъ у васъ за дѣло? До отъѣзда

   Мы васъ научимъ пьянствовать.

  

   Горацiо.

  

   Я ѣхалъ

   На погребенье вашего отца.

  

   Гамлетъ.

  

   Пожалуйста, товарищъ, надо мною

   Не надсмѣхайся такъ... Вѣрнѣй, чтобъ быть

   На свадьбѣ матери моей.

  

   Горацiо.

  

   Одно

   Вслѣдъ за другимъ случилося такъ скоро.

  

   Гамлетъ.

  

   Разсчетъ, Горацiо, разсчетъ. Жаркое

   Съ поминокъ - пригодилося холоднымъ

   На свадебный обѣдъ. Мнѣ легче бъ было

   Увидѣть злѣйшаго врага въ раю,

   Чѣмъ этотъ день... Отецъ!.. Какъ будто

   Его я вижу...

  

   Горацiо.

  

   Гдѣ, принцъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Предъ очами

   Души моей, Горацiо.

  

   Горацiо.

  

   И я

   Видалъ его: онъ истый былъ король.

  

   Гамлетъ.

  

   Всегда во всемъ онъ человѣкомъ былъ

   Ему подобнаго ужъ мнѣ не видѣть...

  

   Горацiо.

  

   А мнѣ вотъ кажется, что прошлой ночью

   Его я видѣлъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Видѣлъ ты?.. Кого?

  

   Горацiо.

  

   Принцъ, вашего отца.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ моего отца?

  

   Горацiо.

  

   Умѣрьте ваше удивленье, принцъ,

   И слушайте внимательно, пока

   Я вамъ не разскажу объ этомъ чудѣ

   Свидѣтели - вотъ эти господа.

  

   Гамлетъ.

  

   О, ради Бога!

  

   Горацiо.

  

   Эти господа,

   Бернардо и Марцеллъ, двѣ ночи кряду

   Держали караулъ, и вотъ чему

   Въ полночный, мертвый и пустынный часъ

   Они свидѣтелями были. Образъ,

   На вашего отца похожiй, въ полномъ

   Вооруженьи, съ головы до пятъ,

   Явился вдругъ, и важною походкой

   Прошелъ предъ ними тихо, величаво.

   И трижды проходилъ онъ передъ ихъ

   Отъ страха неподвижными очами,

   На разстояньи своего жезла;

   И обливаяся холоднымъ потомъ,

   Они молчали, говорить не смѣя;

   И подъ строжайшей тайною потомъ

   Все разсказали мнѣ. На третью ночь

   Я съ ними вмѣстѣ въ караулъ пошелъ.

   Тутъ, ихъ разсказъ до слова подтверждая,

   И въ тотъ же часъ, и въ томъ же самомъ видѣ,

   Явилось привидѣнiе; я зналъ

   Покойнаго: похоже на него...

   Какъ эти двѣ руки.

  

   Гамлетъ.

  

   Гдѣ жъ это было?

  

   Марцеллъ.

  

   А на площадкѣ, принцъ, гдѣ караулъ

   Мы держимъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Съ нимъ не говорили вы?

  

   Горацiо.

  

   Я говорилъ, но онъ не отвѣчалъ.

   И только разъ, какъ показалось мнѣ,

   Онъ, голову поднявъ, зашевелился,

   Какъ будто говорить хотѣлъ. Но тутъ

   Пѣтухъ запѣлъ передъ разсвѣтомъ громко.

   При звукѣ, онъ, издрогнувъ, заспѣшилъ.

   И вдругъ исчезъ изъ вида.

  

   Гамлетъ.

  

   Очень странно.

  

   Горацiо.

  

   И такъ же вѣрно, принцъ, какъ то, что я

   Живу. И мы сочли, что долгъ повелѣваетъ

   Васъ извѣстить объ этомъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Конечно, господа, конечно. Только это

   Меня тревожитъ. Вы въ караулѣ нынчѣ?

  

   Всѣ.

  

   Да, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Вооруженъ, сказали вы?

  

   Всѣ.

  

   Да, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Вполнѣ?

  

   Всѣ.

  

   Отъ головы до пятъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ вы лица не видѣли?

  

   Горацiо.

  

   Напротивъ:

   Наличникъ поднятъ былъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Что-жъ, хмуро

   На васъ глядѣлъ?

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, государь, скорѣе

   Печальное, чѣмъ гнѣвное лицо.

  

   Гамлетъ.

  

   И блѣденъ, иль румянъ?

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, очень блѣденъ.

  

   Гамлетъ.

  

   И пристально глядѣлъ на васъ?

  

   Горацiо.

  

   Глазъ не сводилъ.

  

   Гамлетъ.

  

   О, будь тогда я съ вами!

  

   Горацiо.

  

   Вы были бы весьма поражены.

  

   Гамлетъ.

  

   Весьма, весьма возможно... Долго пробылъ?

  

   Горацiо.

  

   Не торопяся можно сотню счесть.

  

   Марцеллъ, Бернардо.

  

   Нѣтъ, дольше, дольше.

  

   Горацiо.

  

   Только не при мнѣ.

  

   Гамлетъ.

  

   А борода сѣдая?

  

   Горацiо.

  

   Какъ при жизни:

   Чернь съ серебромъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Я нынче въ караулѣ.

   Быть-можетъ, явится опять.

  

   Горацiо.

  

   Навѣрно.

  

   Гамлетъ.

  

   И только приметъ благородный образъ

   Покойнаго - я съ нимъ заговорю,

   Хотя бъ самъ адъ своею пастью мнѣ

   Велѣлъ молчать. И я прошу васъ всѣхъ,

   Когда объ этомъ вы пока молчали,

   Храните тайну. Что бы ни случилось

   Сегодня ночью, - понимайте только,

   Но языкомъ ни слова. Я въ долгу

   У васъ за дружбу. И затѣмъ, прощайте.

   Въ двѣнадцатомъ часу къ вамъ на площадку

   Я выйду.

  

   Всѣ.

  

   Ваши слуги, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, нѣтъ: друзья. Какъ я вашъ другъ. Прощайте.

   (Уходятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо).

  

   Гамлетъ (одинъ)

  

   Духъ моего отца! Вооруженный!

   Не ладно что-то. Чуется мнѣ что-то

   Тутъ гнусное. Скорѣй бы ночь! Пока же

   Покойна будь душа. Зло станетъ явно,

   Хотя бы вся земля его скрывала.

   (Уходитъ.)

  

  

   СЦЕНА III.

  

   Комната въ домѣ Полонiя.

   (Входятъ: Офелiя и Лаэртъ.)

  

   Лаэртъ.

  

   Вся кладь моя на кораблѣ; прощай.

   И какъ услышишь, что попутный вѣтеръ

   И случай есть, то не зѣвай, сестрица,

   И о себѣ дай вѣсточку.

  

   Офелiя.

  

   А ты

   Могъ сомнѣваться въ томъ?

  

   Лаэртъ.

  

   Что до Гамлета

   И легкомысленной его любви,

   Считай ее - причудой, жаромъ крови,

   Фiалкой вешней юности: и ранней,

   Но далеко не прочной; и душистой

   Да не на вѣкъ; мгновенною забавой,

   Не болѣе.

  

   Офелiя.

  

   Не болѣе?

  

   Лаэртъ.

  

   Повѣрь,

   Не болѣе. Въ природномъ нашемъ ростѣ

   Не только мускулы и остовъ крѣпнутъ,

   Но, вмѣстѣ съ храмомъ ширяся, растетъ

   Служенiе и духа, и души.

   Онъ, можетъ-быть, теперь тебя и любитъ,

   И сила воли никакимъ лукавствомъ

   Въ немъ не запятнана. Но бойся:

   Какъ у великихъ мiра, у него

   Своей нѣтъ воли, будучи рабомъ

   Рожденья своего, - не властенъ онъ,

   Какъ частное лицо, рѣшить свой выборъ.

   Вѣдь отъ него зависитъ

   И святость, и здоровье государства.

   А потому онъ долженъ подчинить

   Свой выборъ голосу и мнѣнью тѣла,

   Котораго онъ будетъ головой.

   И если скажетъ онъ тебѣ что любитъ,

   То будь умна и вѣрь ему настолько,

   Насколько санъ и власть дозволить могутъ

   Ему исполнить слово. То-есть, помни:

   Что голосъ Данiи тутъ самый важный.

   И взвѣсь теперь, какъ пострадаетъ честь,

   Когда довѣрчиво ты станешь слушать

   Его любезности: иль сердце сгубишь,

   Иль чистое сокровище свое

   Откроешь для неистовыхъ исканiй.

   Страшись, Офелiя, страшись, сестрица,

   Свою привязанность держи подальше,

   Внѣ выстрѣловъ опаснаго желанья,

   И самая невинная дѣвица

   Уже грѣшитъ, когда свои красы

   Откроетъ мѣсяцу; и добродѣтель

   Подвержена ударамъ клеветы.

   Червь часто губитъ первенцовъ весны,

   Когда они еще не распустились.

   На утрѣ юности, когда роса влажна,

   Прилипчивѣй дыханiе заразы.

   Будь осторожна: безопасность въ страхѣ.

   Гдѣ и соблазна нѣтъ, бунтуетъ юность.

  

   Офелiя.

  

   Я наставленья добрыя твои

   Поставлю сторожемъ у сердца моего.

   Но, милый брать, и ты не подражай

   Тѣмъ злымъ священникамъ что, указуя

   Тернистый и тяжелый путь на небо,

   Отважно и безстыдно идутъ сами

   По первой же тропинкѣ наслажденiй,

   Забывъ урокъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Не бойся за меня.

   Но я замѣшкался... Вотъ и отецъ.

  

   Входитъ: Полонiй.

  

   Лаэртъ.

  

   Въ двойномъ благословеньи,

   Двойная благость. Случаю угодно

   Чтобъ дважды мы простились съ вами.

  

   Полонiй.

  

   Ты здѣсь еще, Лаэртъ? Стыдись! Спѣши:

   Усѣлся вѣтер парусамъ на плечи,

   И ждутъ тебя. (Возлагаетъ руки ему на голову.)

   Прими благословенье

   И въ памяти своей запечатлѣй

   Вотъ эти правила. Не выражай

   Словами думъ, не превращай въ дѣла

   Несоразмѣрныхъ мыслей. Ласковъ будь,

   Но никогда ни съ кѣмъ за панибрата.

   Найдя друзей, ихъ дружбу испытавъ,

   Стальными крючьями къ себѣ ихъ притяни,

   Но рукъ не пачкай, угащая новыхъ,

   Неоперившихся, чуть изъ яйца, друзей.

   Остерегайся ссоры, а случится -

   То такъ себя веди, чтобъ твой противникъ

   Тебя остерегался. Слушай всѣхъ,

   Но говори съ немногими. Совѣты

   Отъ всѣхъ бери, храня свое сужденье

   По кошельку одежду покупай,

   Но чтобъ безъ вычуръ; дорого, но скромно:

   Одежда можетъ выдать человѣка.

   На этотъ счетъ французскiе вельможи

   Изящества и роскоши примѣръ.

   Въ долгъ не бери, и не давай въ займы:

   Мы съ долгомъ часто и друзей теряемъ,

   Заемъ же притупляетъ бережливость.

   А главное, Лаэртъ: будь вѣренъ

   Ты самому себѣ; отсюда

   Послѣдуетъ, какъ ночь за днемъ, что ты

   Ни передъ кѣмъ обманщикомъ не будешь.

   Прощай. Да укрѣпитъ въ тебѣ

   Мое благословенье эти мысли.

  

   Лаэртъ.

  

   Покорнѣйше прощаюсь, государь.

  

   Полонiй.

  

   Не терпитъ время, люди ждутъ: спѣши.

  

   Лаэртъ.

  

   Прощай, Офелiя, и твердо помни

   Что я сказалъ.

  

   Офелiя.

  

   Я въ памяти замкну

   Твои слова, а ключъ возьми съ собою.

  

   Лаэртъ.

  

   Счастливо оставаться.

   (Уходитъ: Лаэртъ.)

  

   Полонiй.

  

   А о чемъ,

   Офелiя, онъ говорилъ съ тобою?

  

   Офелiя.

  

   Будь не во гнѣвъ вамъ, государь, о принцѣ.

  

   Полонiй.

  

   Марiя Дѣва! онъ напомнилъ кстати.

   Мнѣ говорили, что съ недавнихъ поръ

   Онъ часто говоритъ наединѣ

   Съ тобой; что на свиданья ты сама

   Весьма щедра. И если это правда

   (Какъ мнѣ, остерегая, говорили),

   То я вамъ принужденъ сказать, что вы

   Не ясно понимаете себя; не такъ,

   Какъ подобаетъ дочери моей

   И вашей чести. Что тамъ между вами?

   Всю правду говори.

  

   Офелiя.

  

   Онъ, государь,

   Недавно мнѣ представилъ не одинъ

   Залогъ своей симпатiи.

  

   Полонiй.

  

   Скажите!..

   Симпатiи!.. Ты судишь, какъ дѣвчонка,

   Которая опасности не знаетъ

   Въ такихъ дѣлахъ. Ну, что-жъ ты, вѣришь

   Всѣмъ этимъ, какъ зовешь ты ихъ, залогамъ?

  

   Офелiя.

  

   Я и сама не знаю, государь,

   Что думать мнѣ о нихъ.

  

   Полонiй.

  

   Марiя Дѣва!

   Я научу тебя: ты поступила,

   Какъ малое дитя, и приняла

   Не цѣнные залоги за наличность.

   Цѣни себя дороже, а иначе

   (Чтобъ мнѣ въ конецъ не заморить, гоняя,

   Несчастной фразы), при такой оцѣнкѣ,

   Ты примешь и меня за дурака.

  

   Офелiя.

  

   Онъ часто о любви мнѣ говорилъ,

   Но въ благородномъ тонѣ, государь.

  

   Полонiй.

  

   Настраивалъ тебя; но дальше, дальше.

  

   Офелiя.

  

   Свои слова и рѣчи, государь,

   Онъ клятвами святыми подтверждалъ.

  

   Полонiй.

  

   Силки на глухарей! Когда въ насъ кровь

   Кипитъ, то сердце языку обильно

   Подсказываетъ клятвы. Эти блестки

   И свѣтятъ, да не грѣютъ, быстро гаснутъ

   И въ обѣщаньи, какъ въ произношеньи.

   Не принимай ихъ за огонь. Отнынѣ

   Будь поскупѣе на свиданья, дочка.

   Считай свою бесѣду поважнѣе

   Простаго приказанья говорить.

   О принцѣ же Гамлетѣ можешь думать,

   Что молодъ онъ; что поводъ у него

   Куда длиннѣе твоего. А кратко,

   Офелiя: не вѣрь ты этимъ клятвамъ;

   Они - барышники, и цвѣтъ у нихъ

   Совсѣмъ не тотъ, чѣмъ кажется снаружи.

   Они ходатаи нечистыхъ мыслей;

   Ихъ произносятъ, какъ обѣтъ священный,

   Чтобъ обмануть вѣрнѣй. Разъ навсегда:

   Я прямо говорю, что съ этихъ поръ

   Такъ ограничу твой досугъ, что вамъ

   Не будетъ времени болтать съ Гамлетомъ.

   Гляди же, помни; ну, ступай себѣ.

  

   Офелiя.

  

   Я буду вамъ послушна, государь.

   (Уходятъ.)

  

   СЦЕНА IV.

  

   Платформа.

   Входятъ: Гамлетъ, Горацiо и Марцеллъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Какой жестокiй холодъ: такъ и щиплетъ.

  

   Горацiо.

  

   Пронзительный и рѣзкiй вѣтеръ.

  

   Гамлетъ.

  

   Который часъ?

  

   Горацiо.

  

   Да скоро и двѣнадцать.

  

   Марцеллъ.

  

   Ужъ пробило.

  

   Горацiо.

  

   Неужто? Я не слышалъ.

   Такъ близится ужъ часъ, когда обычно

   Духъ появляется. (За сценой трубы и пушечный

   выстрѣлъ).

  

   Что это значитъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Король всю ночь кутитъ, пьетъ полной чашей

   И спотыкаяся, въ припрыжку шумно пляшетъ.

   И только вытянетъ стопу рейнвейна, -

   Заголосятъ и трубы и литавры

   Его побѣду надъ заздравной чашей.

  

   Горацiо.

  

   Таковъ обычай?

  

   Гамлетъ.

  

   Да, но, право,

   Хоть мнѣ онъ и родной, и я рожденъ

   Чтобъ соблюдать его, а больше чести,

   По моему, такой обычай бросить,

   Чѣмъ сохранять.

  

   Входитъ: Духъ.

  

   Горацiо.

  

   Взгляните, принцъ: идетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Господни ангелы и слуги, защитите!

   Кто бъ ни былъ ты: духъ добрый, или кобальдъ,

   Несешь ли ты съ собой дыханье неба,

   Иль адскiй вихрь, и къ благу или злу

   Твои явленiя, но до того

   Заманчивъ образъ твой, что я хочу

   И говорить съ тобой, и звать тебя

   Гамлетомъ, королемъ, отцомъ... Владыко Датскiй!

   О, отвѣчай, не дай мнѣ истомиться

   Въ невѣдѣньи! Скажи: зачѣмъ отпѣтый

   И погребенный прахъ твой разорвалъ

   Свой навощенный саванъ?..

   Зачѣмъ тотъ склепъ,

   Куда тебя мы съ миромъ опустили,

   Раскрылъ свой мраморный тяжелый зѣвъ

   И выбросилъ тебя на свѣтъ? Зачѣмъ

   Ты, мертвый трупъ, одѣтый сталью,

   Сiянье мѣсяца увидѣлъ снова,

   И безобразишь ночь? А мы, шуты природы,

   Зачѣмъ въ душѣ потрясены такъ страшно

   Неразрѣшимымъ для ума вопросомъ?

   Скажи-жъ, зачѣмъ? И что должны мы дѣлать?

  

   Горацiо.

  

   Онъ вамъ киваетъ, чтобъ вы шли за нимъ,

   Какъ будто хочетъ что-то вамъ сказать

   Наединѣ.

  

   Марцеллъ.

  

   Взгляните, государь,

   Какъ онъ привѣтливо заманиваетъ васъ,

   Но не ходите съ нимъ.

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, ни за что.

  

   Гамлетъ.

  

   Онъ говорить не хочетъ: я иду.

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Но почему? Въ чемъ страхъ?

   Я жизнь свою цѣню никакъ не свыше

   Булавки. А душа? Что онъ надъ нею?

   Она безсмертна, какъ онъ самъ. Опять

   Онъ манитъ, - я иду за нимъ.

  

   Горацiо.

  

   А если

   Онъ въ рѣку завлечетъ васъ, государь?

   Иль на вершину грознаго утеса,

   Что свѣсился надъ моремъ? Если тамъ

   Онъ приметъ вдругъ иной ужасный образъ,

   И васъ, лишивъ владѣнiя разсудкомъ,

   Въ безумiе повергнетъ? Что тогда?

  

  

   Гамлетъ.

  

   Онъ манитъ все. Иди: я за тобой.

  

   Горацiо.

  

   Вы не пойдете, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Прочь руки!

  

   Марцеллъ.

  

   Послушайтесь, и не ходите съ нимъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Меня судьба зоветъ. И въ этомъ тѣлѣ

   Малѣйшая артерiя окрѣпла,

   Какъ жилы льва немейскаго. (Духъ киваетъ головой.)

   Опять

   Зоветъ меня. Пустите, господа!

   Иль въ призракъ обращу того, клянуся!

   Кто помѣшаетъ. Прочь же, говорятъ!

   Иди: я за тобой.

   (Уходятъ: Духъ и Гамлетъ).

  

   Горацiо.

  

   Воображенье

   Въ отчаянье его повергло.

  

   Марцеллъ.

  

   Намъ

   Не слѣдуетъ тутъ слушаться. Пойдемъ

   За нимъ.

  

   Горацiо.

  

   Идемъ. Чѣмъ кончится все это?

  

   Марцеллъ.

  

   Гниль завелася въ Датскомъ королевствѣ.

  

   Горацiо.

  

   Спаси насъ, Господи!

  

   Марцеллъ.

  

   Идемте же, идемъ.

  

  

   СЦЕНА V.

  

   Болѣе отдаленная часть площадки.

  

   (Входятъ Духъ и Гамлетъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Куда меня ведешь ты? Говори:

   Я дальше не пойду.

  

   Духъ.

  

   Такъ слушай

   Внимательно.

  

   Гамлетъ.

  

   Я слушаю.

  

   Духъ.

  

   Ужъ близокъ

   Тотъ часъ, когда я долженъ возвратиться

   Въ горючую мучительную сѣру.

  

   Гамлетъ.

  

   О, бѣдный духъ!

  

   Духъ.

  

   Не сожалѣй меня,

   Но выслушай, что я тебѣ открою.

  

   Гамлетъ.

  

   Я выслушать обязанъ: говори,

  

   Духъ.

  

   И, выслушавъ, обязанъ отомстить.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ ты сказалъ?

  

   Духъ.

  

   Передъ тобою

   Духъ твоего отца. На время

   Я осужденъ скитаться по ночамъ,

   А днемъ поститься въ огненной темницѣ,

   Пока грѣхи, въ чемъ провинился я

   Въ дни естества, не выгорятъ до тла

   И не очистятся. И если бъ мнѣ

   Запрета не было повѣдать тайны

   Моей тюрьмы, - я могъ бы разсказать

   Такую повѣсть, что малѣйшимъ словомъ

   Въ тебѣ перевернулъ бы душу

   И заморозилъ молодую кровь;

   Изъ орбитъ выбросилъ твои глаза,

   Какъ двѣ звѣзды, и въ мигъ расправилъ

   Твои узлами спутанныя кудри

   И каждый волосъ твой поставилъ дыбомъ,

   Какъ иглы на свирѣпомъ дикобразѣ.

   Но откровенье этихъ вѣчныхъ тайнъ

   Не для ушей изъ плоти и изъ крови.

   О, слушай, слушай же, Гамлетъ! и если

   Когда-нибудь любилъ отца...

  

   Гамлетъ.

  

   О, небо!

  

   Духъ.

  

   То отомсти его

   Безчеловѣчное и гнусное убiйство.

  

   Гамлетъ.

  

   Убiйство?

  

   Духъ.

  

   Всякое убiйство,

   Безъ исключенья, гнусно; но мое

   Гнуснѣе, злѣй, безчеловѣчнѣй всѣхъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Спѣши жъ мнѣ разсказать, чтобъ могъ я

   Летѣть на месть на крыльяхъ столь же быстрыхъ,

   Какъ дума, иль любовная мечта.

  

   Духъ.

  

   Тебя я бодрымъ застаю. Но былъ бы ты

   Сонливѣй камыша, что мирно

   Гнiетъ у пристани стоячей Леты,

   Когда бъ при этой вѣсти не воспрянулъ.

   Теперь, Гамлетъ, прислушайся. - Молва

   Распущена, что сонный я въ саду

   Змѣей ужаленъ. Грубо этой сказкой

   Слухъ цѣлаго народа былъ обманутъ.

   Узнай же, благородный юноша, что змѣй

   Меня ужалившiй на смерть - теперь

   Вѣнецъ мой носитъ.

  

   Гамлетъ.

  

   О, моя душа

   Пророчица! Мой дядя?

  

   Духъ.

  

   Онъ. И этотъ

   Прелюбодѣйный и распутный звѣрь

   Ума волшебствомъ и коварства даромъ

   (Будь прокляты и умъ, и даръ, что могутъ

   Такъ соблазнять) склонилъ мою

   Наружно непорочную супругу

   Къ безстыдному разврату. О, Гамлетъ!

   Что за паденiе то было! Какъ,

   Забыть мою высокую любовь,

   Которая шла объ-руку съ обѣтомъ,

   Что далъ я при вѣнчаньи, и склониться

   Къ убогому, который предо мною

   По дарованiямъ - ничто. Но добродѣтель

   Не поколеблется, хотя бъ распутство

   Ее плѣняло красотой небесной, -

   И если бъ даже свѣтоносный ангелъ

   Соединился съ похотью, - она

   Творила бъ грѣхъ и на небесномъ ложѣ,

   Въ нечистотѣ ища себѣ добычи...

   Но, чу! ужъ утромъ потянуло. Кратко

   Я доскажу. Въ саду послѣ обѣда

   Я по привычкѣ отдыхалъ; твой дядя

   Подкрался въ этотъ безопасный часъ

   Со стклянкой сока бѣлены проклятой

   И влилъ въ отверстiе моихъ ушей

   Проказу пораждающiй настой.

   Онъ вредоносенъ человѣчьей крови:

   Быстрѣе ртути проникаетъ всюду,

   Чрезъ всѣ ворота, по дорожкамъ тѣла;

   Съ внезапной силой заставляетъ нашу

   Здоровую живую кровь свернуться

   И скиснуть, какъ садится молоко

   Отъ капли кислоты. Такъ и со мною.

   Какъ Лазарь, я отъ струпьевъ окорявѣлъ

   И тѣло гладкое мое покрылось

   Поганой и вонючей кожурой.

   И такъ я, сонный, братнею рукою

   Заразъ лишенъ жены, вѣнца и жизни.

   Я срѣзанъ былъ во цвѣтѣ беззаконiй,

   Не причащенъ запасными Дарами,

   Не исповѣданъ, не помазанъ мѴромъ;

   Не приготовленъ посланъ былъ на судъ

   Съ отяжелѣвшей отъ грѣховъ главою.

   Ужасно! О, ужасно! какъ ужасно! {*}

   И если у тебя есть сердце - не снеси,

   Не допусти, чтобъ царственное ложе

   Постелью стало подлому разврату.

   Но какъ бы ни свершилъ ты это,

   Да духъ твой незапятнанъ остается,

   И пусть душа твоя не замышляетъ

   Зла противъ матери: оставь ее суду

   И тернiямъ, что у нея въ груди

   Язвятъ и колятъ. И затѣмъ - прощай!

   Свѣтлякъ ужъ говоритъ, что близко утро

   И гаситъ свой нежгучiй огонекъ.

   Прощай, прощай, Гамлетъ! не забывай меня. (Уходитъ.)

  

   {* Этотъ стихъ во всѣхъ изданiяхъ находится въ роли Духа; но онъ всегда

  произносился Гаррикомъ въ роли Гамлета, какъ принадлежащiй ей по

  театральнымъ преданiямъ Найтъ. Съ своей стороны полагаю, что въ сценическомъ

  отношенiи Гаррикъ былъ правъ. Этотъ стихъ весьма удачно прерываетъ вообще

  плавный и въ глубинѣ спокойный разсказъ Духа. Д. А.}

  

   Гамлетъ (одинъ).

  

   О, воинства небесныя! земля!

   И что еще? Иль къ аду мнѣ воззвать?

   Нѣтъ, нѣтъ! Держися, сердце! Вы же, мышцы,

   О, не старѣйте ни одно мгновенье,

   Чтобъ былъ я бодръ... Не забывать тебя?

   Да, бѣдный духъ, пока есть память

   Въ смущенномъ черепѣ. Не забывать тебя?

   Да я со свитка памяти сотру

   Всѣ пошлыя и глупыя замѣтки,

   Всѣ выборки изъ книгъ, всѣ впечатлѣнья

   Что наблюдательность и молодость вписали,

   И въ цѣлой книгѣ моего ума

   Жить будетъ только заповѣдь твоя

   Безъ низкой примѣси. Да, да, клянуся!

   О, самая лукавая изъ женщинъ!

   О, мерзскiй негодяй!

   И улыбается еще, проклятый!

   Гдѣ, гдѣ мои замѣтки? Запишу я,

   Что можно улыбаться, улыбаться,

   И быть мерзавцемъ. Да, возможно;

   По крайнѣй мѣрѣ, въ Данiи у насъ. (Пишетъ.)

   Вы, дядя, здѣсь. Теперь мой лозунгъ:

   "Прощай, прощай! Не забывай меня!"

   Я поклялся.

  

   Горацiо (за сценой).

  

   Принцъ!

  

   Марцеллъ (также).

  

   Принцъ Гамлетъ!

  

   Горацiо (также).

  

   Боже!

   Спаси его!..

  

   Марцеллъ (также).

  

   Аминь.

  

   Горацiо (также).

  

   Гдѣ вы? Го, го!

  

   Гамлетъ.

  

   Го, го! сюда!.. Го, го, соколикъ мой!

  

   Входятъ: Горацiо и Марцеллъ.

  

   Марцеллъ.

  

   Что съ вами, государь?

  

   Горацiо.

  

   Что съ вами было?

  

   Гамлетъ.

  

   О, чудеса!..

  

   Горацiо.

  

   Такъ разскажите-жъ...

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ,

   Вы пронесете.

  

   Горацiо.

  

   Ужъ никакъ не я;

   Клянуся, государь.

  

   Марцеллъ.

  

   Никакъ не я.

  

   Гамлетъ.

  

   Ну, что-жъ вы скажете? Кто бъ могъ подумать?..

   Но вы вѣдь не разскажете?

  

   Горацiо, Марцеллъ.

  

   Клянемся.

  

   Гамлетъ.

  

   Что ни мерзавецъ въ Данiи у насъ,

   То плутъ отпѣтый.

  

   Горацiо.

  

   Для такого слова

   Не стоило изъ гроба подыматься.

  

   Гамлетъ.

  

   Что-жъ, правда; ваша правда. И затѣмъ,

   Безъ дальнихъ околичностей, пожмемте

   Другъ другу руки, и... разойдемтесь.

   Пойдете вы, куда укажутъ вамъ

   Желанiе и дѣло. Вѣдь у всѣхъ,

   Какiя бъ ни были, а все жъ найдутся,

   Желанья и дѣла. А я, бѣднякъ,

   Я, видите-ль, пойду молиться...

  

   Горацiо.

  

   Принцъ,

   Все это дикiя, безсвязныя слова.

  

   Гамлетъ.

  

   И грустно мнѣ, что вамъ они обидны,

   Сердечно жаль.

  

   Горацiо.

  

   Тутъ нѣтъ обиды, принцъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Святой Патрикъ свидѣтель! есть обида:

   Обиженъ и жестоко этотъ призракъ,

   А я скажу вамъ: это духъ честной.

   Что до желанья вашего узнать

   Что было между нами - справтесь съ нимъ,

   Какъ знаете. Ну, а теперь, друзья, -

   Вѣдь мы друзья по школѣ и оружью -

   Не откажите въ просьбишкѣ.

  

   Горацiо.

  

   Извольте.

  

   Гамлетъ.

  

   Не открывать во вѣкъ, что нынче ночью

   Вы видѣли.

  

   Горацiо, Марцеллъ.

  

   Не станемъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, поклянитеся.

  

   Горацiо.

  

   Клянусь, что нѣтъ.

  

   Марцеллъ.

  

   Клянусь, что нѣтъ.

  

   Гамлетъ.

  

   А на моемъ мечѣ?

  

   Марцеллъ.

  

   Мы поклялись сейчасъ лишь, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, непремѣнно на моемъ мечѣ.

  

   Духъ (снизу).

  

   Клянитесь!

  

   Гамлетъ.

  

   А, а, голубчикъ!

   И ты, дружокъ, о томъ же?.. Отойдемте -

   Вы слышали, что онъ изъ подземелья -

   Клянитесь же!

  

   Горацiо.

  

   Произносите клятву!

  

   Гамлетъ.

  

   О томъ, что видѣли, во вѣкъ ни слова, -

   Клянитесь на мечѣ.

  

   Духъ (снизу).

  

   Клянитесь!

  

   Гамлетъ.

  

   Hic et ubique! Отойдемъ опять.

   Сюда идите, господа! И снова руки

   На мечъ кладите. Никогда о томъ,

   Что вы сегодня слышали ни слова, -

   Клянитесь на мечѣ!

  

   Духъ (внизу).

  

   Клянитесь!

  

   Гамлетъ.

  

   Вѣрно,

   Такъ, старый кротъ... И роешь ты такъ быстро?

   Чудесный землекопъ!.. Но отойдемъ

   Опять.

  

   Горацiо.

  

   О, день и ночь! Какъ все чудесно странно.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ страннаго, примите же его

   Въ свой домъ. Горацiо, - на небѣ

   И на землѣ есть болѣе вещей,

   Чѣмъ нашей философiи мечталось.

   Но отойдемъ.

   И здѣсь опять, какъ прежде, дайте клятву, -

   И да поможетъ Милосердый вамъ! -

   Что какъ бы ни были мои поступки

   Чудны и странны, - я, весьма возможно,

   Дурачество накину на себя -

   Вы никогда, меня такимъ увидя,

   Не скрестите такъ рукъ, и головой

   Не покачаете вотъ этакъ, или

   Какой-нибудь двусмысленною фразой,

   Какъ напримѣръ: "ну да, мы знаемъ," или

   "Могли бы, только захоти мы", или

   "Когда бъ желали говорить мы", или

   "Да было бы, когда бъ", или подобнымъ

   Какимъ обинякомъ, не намекнете

   Что обо мнѣ вамъ кое-что извѣстно...

   Не дѣлать этого, - и да поможетъ

   Вамъ въ тяжкiй часъ Спаситель Милосердый! -

   Клянитеся.

  

   Духъ (снизу).

  

   Клянитесь.

  

   Гамлетъ.

  

   О, успокойся!

   О, успокойся, возмущенный духъ!

   Итакъ, любовно, господа, себя

   Я поручаю вамъ. И все, что нищiй,

   Какъ вашъ Гамлетъ, способенъ только дѣлать,

   Чтобъ выразить свою любовь и дружбу, -

   Все, дастъ Господь, онъ сдѣлаетъ для васъ. -

   Войдемте вмѣстѣ. Палецъ на уста,

   Пожалуйста, прошу васъ. Наше время

   Сорвалось съ петель. - Подлое коварство!

   О, лучше бы мнѣ вовсе не родиться,

   Чѣмъ исправлять тебя. - Ну, что жъ, пойдемте!

   Идемте вмѣстѣ.

   (Уходятъ.)

  

   (Продолженiе слѣдуетъ.)

  

   Д. Аверкiевъ.

  

   ДѢЙСТВIЕ ВТОРОЕ.

  

   СЦЕНА I.

  

   Комната въ домѣ Полонiя.

   Входятъ: Полонiй и Рейнальдо.

  

   Полонiй.

  

   Ему вы отдадите эти деньги

   И письма.

  

   Рейнальдо.

  

   Слушаю.

  

   Полонiй.

  

   И вы, Рейнальдо,

   Поступите чудесно какъ умно,

   Когда предъ тѣмъ, чтобъ посѣтить его,

   Разспросите, какъ онъ ведетъ себя.

  

   Рейнальдо.

  

   И самъ я думалъ, государь.

  

   Полонiй.

  

   Прекрасно;

   Отлично сказано, Марiя Дѣва!

   Сперва поразспросите: кто изъ Датчанъ

   Теперь въ Парижѣ; гдѣ стоятъ,

   Съ кѣмъ водятся и много-ль тратятъ. Вотъ,

   Узнавъ при помощи такихъ окольныхъ

   И косвенныхъ вопросовъ, что мой сынъ

   Не безызвѣстенъ имъ, подвиньтесь ближе,

   Но не касайтесь прямо до него

   Въ разспросахъ. А представьтесь, будто это

   Такъ, дальнее знакомство. Напримѣръ:

   "Знакомъ съ его отцомъ, съ его родными

   И съ нимъ отчасти". Поняли, Рейнальдо?

  

   Рейнальдо.

  

   Отлично, государь.

  

   Полонiй.

  

   "И съ нимъ отчасти",

   Но - можете прибавить, - не весьма,

   И если это тотъ, о комъ я говорю,

   То очень онъ распущенъ, и подверженъ

   Тому-то и тому". И на него

   Взвалите тутъ, что только вамъ угодно,

   Но ничего столь гнуснаго, чтобъ честь

   Могло пятнать: запомните же это.

   А разныя безчинства и безпутства

   Что, какъ замѣчено и всѣмъ извѣстно,

   Обычные товарищи у всей

   Живущей на свободѣ молодежи.

  

   Рейнальдо.

  

   Играетъ, государь?

  

   Полонiй.

  

   Ну да, иль пьетъ.

   Дерется, божится, на ссору лѣзетъ,

   Иль за дѣвчонками - все это можно.

  

   Рейнальдо.

  

   Но это ужъ безчеститъ, государь.

  

   Полонiй.

  

   Ничуть, ей-ей, когда вы обвиненье

   Съумѣете искусно подсластить;

   Но вамъ не слѣдуетъ его злословить,

   Что будто онъ открыто непотребенъ.

   Не этого хочу я; вы его грѣшки

   Такъ выставьте умненько, чтобъ они

   Казались заблужденьями свободы,

   Порывомъ, вспышкой пылкаго ума,

   Иль дикостью неукрощенной крови,

   Какъ и у всѣхъ.

  

   Рейнальдо.

  

   Но, добрый государь...

  

   Полонiй.

  

   Къ чему все это?

  

   Рейнальдо.

  

   Точно, государь,

   Объ этомъ-то я и хотѣлъ спросить.

  

   Полонiй.

  

   Марiя Дѣва! я къ тому клоню -

   И это ужъ испытанная хитрость:

   Вы, сына моего слегка запачкавъ,

   Какъ будто онъ вещица, что немного

   Въ работѣ загрязнилася, - замѣтьте:

   Сейчасъ вашъ собесѣдникъ, тотъ кого

   Зондируете вы, - чуть только

   Онъ замѣчалъ за юношей, о комъ

   Вы говорили, эти всѣ грѣшки, -

   То, ужъ повѣрьте, онъ закончитъ тѣмъ,

   Что съ вами совпадетъ такимъ манеромъ:

   "Мой добрый государь, иль такъ, иль другъ,

   Иль господинъ, смотря какое слово,

   Или присловье принято у нихъ

   И какъ онъ самъ привыкъ...

  

   Рейнальдо.

  

   Отлично.

  

   Полонiй

  

   Итакъ, чуть скажетъ онъ... Онъ скажетъ...

   О чемъ же я хотѣлъ сказать? Я что-то

   Хотѣлъ сказать вамъ.. Да на чемъ же, бишь,

   Остановился я?

  

   Рейнальдо.

  

   На "совпадетъ"

   На другъ, иль такъ, иль господинъ"...

  

   Полонiй.

  

   На томъ,

   Что совпадетъ онъ?.. Да, Марiя Дѣва!..

   А съ вами совпадетъ онъ такъ: я знаю

   Его; вчера его видалъ я, или

   Въ такой-то день, тогда-то, иль тогда;

   Съ такимъ-то, иль такимъ. И онъ - игралъ,

   Иль выпилъ лишнее, иль онъ вспылилъ,

   Играя въ мячъ; иль можетъ быть, какъ онъ

   Входилъ въ такой-то непотребный домъ

   (Вы понимаете въ какой). "Теперь

   Глядите: ваша лживая привадка

   Ужъ изловила эту рыбку правды;

   Вотъ такъ-то мы, кто поумнѣй и ловче,

   При помощи отводовъ и обходовъ,

   Доходимъ криво до прямаго дѣла.

   Такъ вотъ и вы, при помощи сейчасъ

   Преподанныхъ уроковъ и совѣтовъ,

   Дойдете до Лаэрта. - Что жъ, схватили?

   Все поняли?

  

   Рейнальдо.

  

   Все, государь.

  

   Полонiй.

  

   Прощайте,

   И помоги вамъ Богъ.

  

   Рейнальдо.

  

   Мой добрый государь!..

  

   Полонiй.

  

   Понаблюдите-ка за нимъ и сами.

  

   Рейнальдо.

  

   Покойны будьте, государь.

  

   Полонiй.

  

   Пусть онъ

   Споетъ намъ пѣсенку свою.

  

   Рейнальдо.

  

   Такъ точно,

   Мой государь.

   (Уходитъ.)

  

   Полонiй.

  

   Счастливаго пути.

  

   Входитъ Офелiя.

  

   Полонiй.

  

   Ну, что, Офелiя? что тамъ такое?

  

   Офелiя.

  

   Ахъ, государь, я такъ перепугалась,.

  

   Полонiй.

  

   Чего же? ради Бога.

  

   Офелiя.

  

   Государь, -

   Я шила въ комнатѣ своей, какъ вдругъ

   Вошелъ Гамлетъ: - камзолъ разстегнутъ,

   На головѣ нѣтъ шляпы; безъ подвязокъ

   Чулки; въ грязи, до щиколки спустились.

   Одно колѣно бьется о другое;

   Самъ блѣденъ, какъ его рубашка; взглядъ

   При этомъ жалостный такой, какъ будто

   Онъ выпущенъ изъ ада для того,

   Что-бъ разсказать объ ужасахъ.

  

   Полонiй.

  

   Влюбясь

   Въ тебя, сошелъ съ ума?

  

   Офелiя.

  

   Не знаю, государь;

   Но, правду говоря, боюсь что такъ.

  

   Полонiй.

  

   Что-жъ онъ сказалъ тебѣ?

  

   Офелiя.

  

   Меня

   Онъ за запястье взялъ, и крѣпко сжалъ,

   И отступивъ на всю длину руки -

   Другою онъ держалъ вотъ-такъ надъ бровью -

   Онъ сталъ разсматривать мое лицо,

   Какъ будто срисовать его хотѣлъ.

   Онъ простоялъ такъ долго; наконецъ,

   Слегка пожавъ мнѣ руку, головою

   Онъ покачалъ три раза сверху внизъ,

   И такъ глубоко, жалостно вздохнулъ,

   Какъ будто грудь его на части распадалась

   И смерть ему пришла. Затѣмъ меня

   Онъ отпустилъ и, глядя чрезъ плечо,

   Какъ будто могъ найти безъ глазъ дорогу,

   Пошелъ, и вышелъ изъ дверей, но свѣтъ

   Его очей все на меня былъ устремленъ

   До самаго конца.

  

   Полонiй.

  

   Пойдемъ со мною;

   Намъ надо къ королю... Все это

   Прямое сумасбродство отъ любви.

   Терзаетъ самое себя ея

   Жестокость, понуждая волю

   Къ отчаяннымъ поступкамъ столь же часто,

   Какъ и любая страсть подъ небесами,

   Что мучитъ нашу плоть... Мнѣ жаль... Скажи:

   Ты съ нимъ на дняхъ не говорила жестко?

  

   Офелiя.

  

   Нѣтъ, добрый государь, но я, какъ вы

   Мнѣ приказали, отсылала письма

   И запретила приходить ко мнѣ.

  

   Полонiй.

  

   Вотъ отчего онъ и сошелъ съ ума!

   Мнѣ жаль, что я не наблюдалъ его

   Поосмотрительнѣй и съ большимъ разумѣньемъ..

   Боялся я, что онъ забавы ищетъ

   И хочетъ посадить тебя на мель.

   Будь проклята моя ретивость къ дѣлу!

   Но, видно, свойственно намъ, старикамъ,

   Въ своихъ сужденьяхъ черезъ край хватать,

   Какъ людямъ помоложе за обычай

   Неразсудительность. Идемъ же къ королю.

   Онъ долженъ все узнать. Держа въ секретѣ,

   Скорѣй въ немилость попадешь за скрытность,

   Чѣмъ прогнѣвишь, открывъ, что онъ влюбленъ.

  

  

   СЦЕНА II.

  

   Комната въ замкѣ.

   Входятъ король, королева, Розенкранцъ, Гильденштернъ и свита.

  

   Король.

  

   Добро пожаловать, и Розенкранцъ,

   И Гильденштернъ. Хотя мы ужъ давно

   Желали видѣть васъ, но поспѣшили

   Послать за вами потому, что намъ

   Нужны услуги ваши. Вы кой-что

   Ужъ слышали о превращеньи съ принцемъ,

   Я выражаюсь такъ въ виду того, что въ немъ

   Ни внутреннiй, ни внѣшнiй человѣкъ

   На то, что было, вовсе не похожи.

   Что именно могло бы, кромѣ смерти

   Его отца, его повергнуть въ это

   Непониманье самого себя, -

   Я не берусь рѣшить. Вы оба съ дѣтства

   Воспитывались съ нимъ, и съ юныхъ лѣтъ

   Такъ свыклися съ характеромъ Гамлета,

   Что я васъ умоляю: соизвольте

   Остаться ненадолго при дворѣ;

   Такъ, ваше общество его могло бы

   Вновь къ развлеченiямъ привлечь, а вы,

   Случайно подбирая наблюденья,

   Найдете, то, что, будучи открыто,

   Поддастся нашему лѣченью.

  

   Королева.

  

   Онъ

   Такъ много говорилъ о васъ, что я

   Увѣрена, что двухъ другихъ и нѣтъ,

   Къ кому бы больше васъ онъ былъ привязанъ.

   И если вамъ угодно, оказавъ

   Намъ благосклонность и любезность, съ нами

   Пробыть немного, чтобы намъ помочь

   При исполненiи надежды нашей, -

   То мы, за ваше пребыванье здѣсь,

   Благодарить васъ будемъ такъ, какъ только

   Прилично королю.

  

   Розенкранцъ.

  

   Вы оба, Ваши

   Величества, могли-бъ верховной властью,

   Которую имѣете надъ нами,

   Свое желанье грозное скорѣй

   Намъ приказать, чѣмъ насъ просить о томъ.

  

   Гильденштернъ.

  

   Мы оба повинуемся, и нынѣ

   Мы съ полною готовностью желаемъ

   Повергнуть добровольно нашу службу,

   По вашему распоряженью, къ вашимъ

   Стопамъ.

  

   Король.

  

   Благодарю васъ, Розенкранцъ,

   И милый Гильденштернъ.

  

   Королева.

  

   Благодарю

   Васъ, Гильденштернъ и милый Розенкранцъ,

   И я васъ умоляю посѣтить

   Сейчасъ же сына нашего, который

   Такъ сильно измѣнился. (Къ свитѣ)

   Пусть кто-нибудь проводитъ этихъ

   Господъ къ Гамлету.

  

   Гильденштернъ.

  

   Да поможетъ небо,

   Чтобъ нашъ прiѣздъ, какъ и услуги наши

   Ему прiятны были и на пользу.

  

   Королева.

  

   Аминь.

  

   (Уходятъ Розенкранцъ, Гильденштернъ и нѣкоторые изъ свиты).

  

   Входитъ Полонiй.

  

   Полонiй.

  

   Мой добрый государь, послы

   Съ успѣхомъ изъ Норвегiи вернулись.

  

   Король.

  

   Ты былъ всегда отцомъ благихъ вѣстей.

  

   Полонiй.

  

   Не правда-ль, государь? Повѣрьте, я,

   Мой добрый повелитель, посвятилъ

   Мои и долгъ, и душу, - оба Богу,

   А первый королю. И полагаю

   (Иль мозгъ мой ужъ не можетъ, какъ бывало,

   По слѣду дѣла гнаться безъ ошибки),

   Что я открылъ, на чемъ Гамлетъ помѣшанъ.

  

   Король.

  

   Скажи-жъ скорѣй: я такъ хочу узнать...

  

   Полонiй.

  

   Сперва пословъ примите, а мое

   Открытiе, - пускай дессертомъ будетъ

   На этомъ пиршествѣ.

  

   Король.

  

   Иди-жъ на встрѣчу

   И самъ введи ихъ.

   (Уходитъ Полонiй.)

  

   Король.

  

   Милая Гертруда,

   Онъ говоритъ, что отыскалъ причину

   И поводъ къ помѣшательству Гамлета.

  

   Королева.

  

   Я думаю, что вся причина въ смерти

   Его отца и нашей спѣшной свадьбѣ.

  

   Входятъ: Полонiй, Вольтимандъ, Корнелiй.

  

   Король (королевѣ).

  

   Ну, хорошо, мы разберемъ. - Добро

   Пожаловать, любезные друзья!

   Что, Вольтемандъ, намъ шлетъ Норвежскiй братъ?

  

   Вольтимандъ.

  

   Полнѣйшую отдачу всѣхъ привѣтствiй

   И пожеланiй. Съ перваго-жъ свиданья

   Онъ приказалъ племяннику пресѣчь

   Наборъ, который самъ считалъ приготовленьемъ

   Къ войнѣ съ Поляками, но, разсмотрѣвъ

   Внимательнѣй, нашелъ, что онъ безспорно

   Былъ противъ вашего величества направленъ.

   И огорченный, что его болѣзнь,

   Безсилiе и старость были такъ

   Обойдены, - онъ подъ арестъ велѣлъ

   Взять Фортинбраса; тотъ повиновался.

   Король ему далъ выговоръ, и онъ

   Поклялся дядѣ никогда отнынѣ

   Не подымать оружiя на васъ.

   Исполнясь радости, старикъ ему

   Назначилъ содержанiе въ размѣрѣ

   Трехъ тысячъ кронъ, и поручилъ

   Ужъ набранныхъ солдатъ вести на Польшу.

   (Подавая грамоту.)

   И въ этой грамотѣ, онъ проситъ васъ,

   Чтобъ вы благоизволили дать пропускъ

   Чрезъ ваши земли сказаннымъ войскамъ.

   Здѣсь включены условiя, а также

   Ручательство за безопасность.

  

   Король.

  

   Мы довольны,

   И въ болѣе удобный часъ прочтемъ,

   Обсудимъ дѣло и дадимъ отвѣтъ.

   Благодаримъ, межъ тѣмъ, за вашъ успѣшный трудъ;

   Идите отдохнуть, а въ вечеру -

   Пируемъ вмѣстѣ. Милости прошу!

   (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй).

  

   Полонiй.

  

   Все кончилось отлично. - Государь

   И государыня, распространяться

   Чѣмъ быть должно величество, въ чемъ долгъ,

   Зачѣмъ день - день, ночь - ночь, и время - время, -

   Была бы только трата дня и ночи,

   И времени. Въ виду того, что краткость -

   Душа ума, а многословье - члены

   И внѣшнiя прикрасы, - буду кратокъ.

   Вашъ благородный сынъ помѣшанъ; - такъ

   Я выражаюсь, ибо если станемъ

   Мы помѣшательство опредѣлять,

   То впасть въ него и значитъ помѣшаться.

   Но это мимо.

  

   Королева.

  

   Менѣе искусства,

   Побольше дѣла.

  

   Полонiй.

  

   Тутъ, клянусь, искусства

   Совсѣмъ нѣтъ, государыня. Итакъ,

   Что онъ помѣшанъ, правда; правда, жаль;

   И жаль, что правда (глупый оборотъ!

   Но Богъ ужъ съ нимъ: забудемъ объ искусствѣ.)

   Итакъ помѣшаннымъ онъ признанъ вами, -

   Теперь намъ остается отыскать

   Причину этого эффекта; или

   Вѣрнѣе: этого деффекта; ибо

   Эффектъ-то этотъ, будучи деффектнымъ,

   Не безъ причины; это намъ осталось,

   А вотъ вамъ и остатокъ: взвѣсьте. Я

   Имѣю дочь; пока она моя,

   Ее имѣю я; по долгу послушанья,

   Она мнѣ отдала вотъ это. Ну-съ,

   Извольте разсудить и заключайте.

   (Читаетъ).

   "Небесной и кумиру моей души, всѣмъ украшенной Офелiи",

   Дурное выраженiе, пошлое выраженiе; "всѣмъ украшенной - пошлое

  выраженiе; но прислушайтесь, (Читаетъ) "Эти строки къ ея великолѣпной

  бѣлой груди. Эти строки"...

  

   Королева.

  

   Какъ? это ей писалъ Гамлетъ?

  

   Полонiй.

  

   Вниманье:

   Я буду, государыня, правдивъ.

   (Читаетъ).

   Не вѣрь, что солнце не стоитъ

   И что огонь въ звѣздахъ горитъ,

   И ложью истину зови,

   Но твердо вѣрь моей любви!

   "Офелiя, я плохо владѣю размѣромъ; я не умѣю скандировать свои стоны;

  но вѣрь тому, что я въ тебя влюбленъ совершенно, о совершеннѣйшая!

   "Твой на всегда, дражайшая дѣвушка, пока душа въ тѣлѣ, - Гамлетъ".

   Мнѣ дочь покорно показала это

   И сверхъ того мнѣ разсказала всѣ

   Его искательства: когда и гдѣ

   И какъ онъ дѣлалъ ихъ.

  

   Король.

  

   Какъ приняла

   Она его любовь?

  

   Полонiй.

  

   Какого мнѣнья

   Вы обо мнѣ?

  

   Король.

  

   Тебя считаю я

   И вѣрнымъ, и почтеннымъ человѣкомъ.

  

   Полонiй.

  

   Я радъ вамъ это доказать. Но что бы

   Могли подумать вы, когда бы я, увидя,

   Что пылкая любовь ужъ распустила крылья

   (А надо вамъ сказать, что я замѣтилъ

   Все это раньше, чѣмъ созналась дочь);

   Что-бъ вы могли, иль ваша королева

   И дорогая государыня моя,

   Подумать, если-бъ я взялся за родъ

   Конторки, иль альбома, иль, глухъ и нѣмъ,

   Имъ въ сердцѣ потакалъ, иль посмотрѣлъ

   На ихъ любовь сквозь пальцы? Что бы вы

   Подумали? Нѣтъ, я за дѣло круто

   Взялся, и барышнѣ моей сказалъ:

   "Гамлетъ - нашъ принцъ, и внѣ твоей планеты:

   Не смѣть впередъ!" И далъ ей наставленье

   Чтобъ отъ его визитовъ запиралась,

   Посольствъ не принимала, не брала

   Подарковъ отъ него. И вслѣдъ она вкусила

   Плодъ отъ моихъ совѣтовъ, а Гамлетъ,

   Отверженный (я сокращу разсказъ)

   Впалъ въ грусть; затѣм] лишился аппетита,

   Затѣмъ безсонница; за нею слабость;

   За ней разсѣянность, а постепенно

   И помѣшательство, что заставляетъ

   Его безумствовать, а насъ - грустить.

  

   Король. (Королевѣ).

  

   Что, какъ по вашему?

  

   Королева.

  

   Весьма возможно.

  

   Полонiй.

  

   Желалъ бы знать я, было ли хоть разъ,

   Когда я положительно скажу,

   Что это такъ, а вышло бы иначе?

  

   Король.

  

   Ни разу, сколько помню.

  

   Полонiй. (Указывая на голову и

   плечи.)

  

   Снимите это съ этого, коль это

   Иначе выйдетъ. Я открою правду, -

   Пусть только обстоятельства помогутъ -

   Гдѣ-бъ ни скрывалася она, хотя бы

   Она скрывалась въ самомъ центрѣ.

  

   Король.

  

   Какъ же

   Провѣрить намъ?

  

   Полонiй.

  

   Какъ знаете, онъ часто

   Гуляетъ здѣсь, по этой галлереѣ,

   Часа четыре кряду.

  

   Королева.

  

   Правда.

  

   Полонiй.

  

   Я

   Дочь выпущу къ нему, а вы и я,

   Мы станемъ за ковромъ, и разговоръ

   Подслушаемъ. И если спятилъ онъ

   Не отъ любви, то мнѣ отнынѣ впредь

   Сидѣть не въ государственномъ совѣтѣ,

   А мызу и извощиковъ держать.

  

   Король.

  

   Попробуемъ.

   (Входитъ Гамлетъ, читая книгу.)

  

   Королева.

  

   Взгляните, какъ онъ грустно

   Идетъ, бѣдняжка, съ книгою въ рукахъ.

  

   Полонiй.

  

   Уйдите оба; умоляю васъ.

   Сейчасъ къ нему причалю... Уходите-жъ.

   (Уходятъ: Король, Королева и свита.)

  

   Полонiй.

  

   Какъ поживаеть, мой добрый принцъ Гамлетъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Хорошо; слава Богу.

  

   Полонiй.

  

   Вы знаете меня, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Превосходно; вы рыбный торговецъ.

  

   Полонiй.

  

   Никакъ нѣтъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ я желалъ бы, чтобы вы были такимъ же честнымъ человѣкомъ.

  

   Полонiй.

  

   Честнымъ, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Да, сударь; быть честнымъ человѣкомъ, по нынѣшнимъ временамъ, значитъ

  быть выщипнутымъ изъ двухъ тысячъ.

  

   Полонiй.

  

   Вотъ сущая правда, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   И если солнце порождаетъ червей въ дохлой собакѣ, въ этой сладостной

  для цѣлованiя падали... У васъ есть дочь?

  

   Полонiй.

  

   Есть, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Не пускайте ея гулять по солнцу: урожай - благодать, но не въ томъ

  смыслѣ, какъ это можетъ касаться вашей дочери... Другъ, сообразите это.

  

   Полонiй.

  

   Что вы хотите сказать этимъ? (Про себя). Нѣтъ, нѣтъ, и вернется къ моей

  дочери. А сначала онъ не узналъ меня, сказалъ будто я рыбный торговецъ.

  Далеко зашелъ, далеко зашелъ! По правдѣ, и я въ молодости до крайности

  страдалъ отъ любви; весьма недалеко отъ этого. Заговорю съ нимъ опять.

  (Вслухъ). Что вы читаете, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Слова, слова, слова!

  

   Полонiй.

  

   В чемъ же дѣло, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Чье дѣло, съ кѣмъ?

  

   Полонiй.

  

   Я разумѣю дѣло, о которомъ вы читаете, государь,

  

   Гамлетъ.

  

   Злословiе, сударь. Этотъ мерзавецъ-сатирикъ говоритъ, что у стариковъ

  сѣдыя бороды; что у нихъ лица въ морщинахъ; что у нихъ изъ глазъ сочится

  густая амбра или сливный клей, и что они обладаютъ полнымъ отсутствiемъ ума,

  равно какъ и слабыми икрами. Хотя я и вѣрю всему этому сильнѣйшимъ и

  полнѣйшимъ образомъ, но считаю безчестнымъ писать объ этомъ; вѣдь вы сами,

  сударь, могли бы стать такимъ же старикомъ, какъ я, если-бы сумѣли пятиться

  какъ крабъ.

  

   Полонiй (въ сторону).

  

   Хотя это и помѣшательство, но въ немъ есть метода. (Громко.) Не угодно

  ли вамъ выйти, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Въ могилу?

  

   Полонiй.

  

   Дѣйствительно, это значило бы вполнѣ выйти. (Про себя.) Какъ порой его

  отвѣты полны смысла! Такое счастье часто выпадаетъ на долю сумасшествiя, а

  здравому уму не легко разрѣшиться такъ благополучно. Оставлю его и мигомъ

  придумаю, какъ устроить его встрѣчу съ моею дочерью. (Вслухъ.) Досточтимый

  принцъ, беру смѣлость всепокорнѣйше разстаться съ вами.

  

   Гамлетъ.

  

   Вы ничего не могли бы взять у меня, съ чѣмъ бы я разстался также

  охотно, кромѣ моей жизни, моей жизни.

  

   Полонiй.

  

   Счастливо оставаться, государь. (Идетъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Ахъ, эти скучные старые шуты!

  

   Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ.

  

   Полонiй.

  

   Вы ищите принца Гамлета? Вотъ гдѣ онъ!

  

   Розенкранцъ. Полонiю.

  

   Спаси васъ Господи!

   (Уходитъ Полонiй)

  

   Гильденштернъ.

  

   Достопочтенный принцъ!

  

   Розенкранцъ.

  

   Мой дражайшiй принцъ!

  

   Гамлетъ.

  

   Превосходнѣйшiе друзья мои! Какъ поживаешь, Гильденштернъ? А,

  Розенкранцъ! Какъ вы оба поживаете, ребята?

  

   Розенкранцъ.

  

   Какъ дюжинныя дѣти земли.

  

   Гильденштернъ.

  

   Тѣмъ счастливы, что нѣтъ избытка счастья:

   Мы не верхушка колпака Фортуны.

  

   Гамлетъ.

  

   До и не подошва ея башмаковъ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Ни то, ни другое, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Значитъ, вы живете около ея пояса, или въ средоточiи ея милости?..

  

   Гильденштернъ.

  

   Право же, мы ея рядовые...

  

   Гамлетъ.

  

   О, сущая правда!.. Она готова любить всѣхъ подъ рядъ... Что новаго?

  

   Розенкранцъ.

  

   Ничего, государь; развѣ то, что люди становятся честнѣе.

  

   Гамлетъ.

  

   Значитъ, скоро страшный судъ. Но ваша новость не вѣрна. Позвольте

  разспросить васъ подробнѣе: чѣмъ вы провинились предъ Фортуной, что она

  отправила васъ сюда въ тюрьму.

  

   Гильденштернъ.

  

   Въ тюрьму, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Данiя, - тюрьма.

  

   Розенкранцъ.

  

   Значитъ, и весь свѣтъ тюрьма.

  

   Гамлетъ.

  

   Превосходная; въ ней много келiй, коморокъ и ямъ. Данiя одна изъ

  худшихъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Мы не того мнѣнiя, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Что-жъ? значитъ, она и не тюрьма для васъ; вѣдь все хорошо или худо,

  глядя по нашему пониманiю; для меня она тюрьма.

  

   Розенкранцъ.

  

   Въ такомъ случаѣ ваше честолюбiе представляетъ ее тюрьмою она слишкомъ

  тѣсна для вашего духа.

  

   Гамлетъ.

  

   О, Боже! меня могли бы заключить въ орѣшную скорлупу, и я считалъ бы

  себя королемъ безконечнаго пространства; еслибы только не дурные сны.

  

   Гильденштернъ.

  

   А эти сны, конечно, честолюбiе; вѣдь самое существо честолюбца просто

  тѣнь сна.

  

   Гамлетъ.

  

   Самъ сонъ только тѣнь.

  

   Розенкранцъ.

  

   Правда; и я считаю честолюбiе столь воздушнымъ и легковѣснымъ, что оно

  только тѣнь тѣни.

  

   Гамлетъ.

  

   Значитъ наши нищiе - тѣла, а наши государи и напыщенные герои - тѣни

  нищихъ. Не пойти ли намъ ко двору? честное слово, я не въ силахъ разсуждать.

  

   Розенкранцъ и Гильденштернъ.

  

   Мы къ вашимъ услугамъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Этого не требуется: я не хочу смѣшивать васъ съ остальными моими

  слугами, потому что, говоря какъ честный человѣкъ, мнѣ ужасно прислуживаютъ.

  Но, - по старой дружбѣ, - что васъ подвигло въ Эльзиноръ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Прiѣхали навѣстить васъ, государь; другаго дѣла нѣтъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Я нищiй, а потому бѣденъ даже на благодарность; но я благодарю васъ, и

  право же, дорогiе друзья, моя благодарность весьма дорога - стоитъ полушку.

  За вами не посылали? Вы по собственному влеченiю? Вы прiѣхали по волѣ?

  Ну-же! будьте правдивы со мною; ну-же, ну, да говорите же.

  

   Гильденштернъ.

  

   Что мы должны сказать, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Хоть что-нибудь. Но только къ дѣлу. За вами посылали; въ вашихъ

  взглядахъ есть что-то въ родѣ признанiя, но у вашей скромности не хватаетъ

  силы дать ему цвѣтъ. Я знаю, добрые король и королева посылали за вами.

  

   Розенкранцъ.

  

   Съ какою цѣлью, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Это вы должны объяснить мнѣ. Но заклинаю васъ правами товарищества,

  симпатiей нашей юности, долгомъ никогда не прерывавшейся любви нашей, и

  всѣмъ болѣе дорогимъ, чѣмъ бы могъ заклясть васъ лучшiй, чѣмъ я, ораторъ, -

  будьте просты и прямы со мною: посылали за вами или нѣтъ?

  

   Розенкранцъ, Гильденштерну.

  

   Что скажете?

  

   Гамлетъ, (про себя).

  

   Э! я гляжу на васъ въ оба. (Вслухъ.) Если любите меня, не скрывайте.

  

   Гильденштернъ.

  

   Государь, - за нами посылали.

  

   Гамлетъ.

  

   Я скажу вамъ зачѣмъ; такимъ образомъ моя предупредительность избавитъ

  васъ отъ открытiя обѣщанной королю и королевѣ тайны. Не мѣняйте перьевъ. Съ

  недавнихъ поръ (но отчего не знаю) я лишился всякой веселости, забылъ всѣ

  обычныя упражненiя; и въ самомъ дѣлѣ я въ такомъ тяжеломъ расположенiи духа,

  что это чудное зданiе, земля, мнѣ кажется безплоднымъ мысомъ; этотъ

  великолѣпнѣйшiй пологъ, небо, - этотъ смѣлый навѣсъ, - этотъ величественный

  сводъ съ рѣзною работой изъ золотистаго огня, - ну, а мнѣ онъ кажется

  скопленiемъ гнилыхъ и заразительныхъ паровъ. Что за созданiе человѣкъ!

  Какъ благороденъ по уму, какъ безконеченъ по способностямъ! Какъ

  выразителенъ и удивителенъ по образу и движенiю! По дѣламъ какъ похожъ на

  ангела, по пониманiю, - на Бога! краса мiра! образецъ живыхъ тварей! А что

  же для меня эта квинтъэссенцiя праха? Мужчины не приводятъ меня въ восторгъ,

  и женщины также; хотя, судя по вашей улыбкѣ, - вы хотѣли сказать это.

  

   Розенкранцъ.

  

   У меня и въ мысляхъ не было ничего подобнаго, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Отчего-жъ вы усмѣхнулись, когда я сказалъ, что мущины не приводятъ меня

  въ восторгъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Я подумалъ, государь, что если мужчины не приводятъ васъ въ восторгъ,

  то какое постное угощенiе ждетъ актеровъ: мы обогнали ихъ по дорогѣ; они

  направлялись сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги.

  

   Гамлетъ.

  

   Играющаго короля - милости прошу пожаловать; его величество получитъ

  отъ меня подать; странствующiй рыцарь найдетъ дѣло для рапиры и щита;

  любовникъ не станетъ вздыхать даромъ; забiяка мирно окончитъ свою роль; шутъ

  заставитъ смѣяться тѣхъ, у кого щекотка въ глоткѣ, и дама объяснитъ свободно

  свое намѣренiе: иначе бѣлымъ стихамъ придется хромать. Что это за актеры?

  

   Розенкранцъ.

  

   Тѣ самые, которыми вы часто восхищались, столичные трагики.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ же случилось, что они странствуютъ? Постоянное мѣстожительство

  было бы полезнѣе и для ихъ извѣстности, и для ихъ доходовъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Кажется, имъ пришлось уѣхать вслѣдствiе недавняго нововведенiя.

  

   Гамлетъ.

  

   Пользуются ли они тѣмъ же уваженiемъ, какъ въ то время, когда я былъ въ

  столицѣ? Много-ль у нихъ бываетъ публики?

  

   Розенкранцъ.

  

   Говоря правду, - нѣтъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Отчего же это? Или они позаржавѣли?

  

   Розенкранцъ.

  

   Нѣтъ, они относятся къ дѣлу попрежнему; но завелось гнѣздо дѣтей,

  маленькихъ коршунятъ, которые кричатъ словно на пыткѣ. И за это имъ хлопаютъ

  самымъ жестокимъ образомъ. Они теперь въ модѣ и такъ вопятъ противъ

  обыкновенныхъ (какъ они ихъ называютъ) театровъ, что многiе изъ имѣющихъ

  право носить шпагу до того испугались гусиныхъ перьевъ, что почти не смѣютъ

  ходить въ театръ.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ, они дѣти? Кто-жъ ихъ содержитъ? что имъ платятъ? Или они будутъ

  продолжать свои занятiя только до тѣхъ поръ, пока будутъ пѣвчими? Развѣ имъ

  не придется сказать впослѣдствiи, когда они сами выростутъ и станутъ такими

  же, какъ всѣ, актерами (а это весьма вѣроятно, если у нихъ нѣтъ лучшихъ

  средствъ къ существованiю), что ихъ писатели принесли имъ вредъ, заставивъ

  ихъ кричать противъ ихъ же будущихъ занятiй.

  

   Розенкранцъ.

  

   Говоря правду, много было шуму съ обѣихъ сторонъ, и публика не считаетъ

  грѣхомъ стравливать ихъ; одно время пiесы не дѣлали сбора, если въ нихъ

  поэты и актеры недоходили до кулачекъ изъ-за спорнаго пункта.

  

   Гамлетъ.

  

   Неужто?

  

   Гильденштернъ.

  

   О, тутъ порядочно пришлось шевелить мозгами.

  

   Гамлетъ.

  

   И мальчики побѣдили?

  

   Розенкранцъ.

  

   Да, государь, и Геркулеса, и его ношу.

  

   Гамлетъ.

  

   Въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; мой дядя сталъ датскимъ королемъ, и

  тѣ, что при жизни моего отца морщились при встрѣчѣ съ нимъ, даютъ теперь,

  каждый въ свою очередь, двадцать, сорокъ, сотню дукатовъ за его минiатюрный

  портретъ. Въ этомъ есть что-то сверхъестественное, еслибы философiя сумѣла

  до него добраться.

   (За сценой трубы).

  

   Гильденштернъ.

  

   Вотъ и актеры.

  

   Гамлетъ.

  

   Добро пожаловать въ Эльзиноръ, господа. Ваши руки, ну же! Видите ли,

  мода и церемонiя - принадлежности привѣтствiя, - позвольте же мнѣ оказать

  вамъ вѣжливость по всѣмъ правиламъ; иначе, мое обращенiе съ актерами, -

  которое, предупреждаю васъ, со стороны покажется любезнымъ, - будетъ болѣе

  похоже на учтивость, чѣмъ обращенiе съ вами. Добро пожаловать; но мой

  дядя-отецъ и тетка-мать ошибаются.

  

   Гильденштернъ.

  

   Въ чемъ, дорогой принцъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Я помѣшанъ только при нордъ-нордъ-вестѣ; когда вѣтеръ южный, я отличу

  кречета отъ... ручной пилы.

   (Входитъ Полонiй).

  

   Полонiй.

  

   Желаю вамъ всего хорошаго, господа!

  

   Гамлетъ.

  

   Слушайте, Гильденштернъ, и вы также - на каждое ухо по слушателю; этотъ

  большой ребенокъ еще не вышелъ изъ пеленокъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Можетъ-быть, онъ вторично попалъ въ нихъ; говорятъ же, что старикъ

  вдвойнѣ дитя.

  

   Гамлетъ.

  

   Я предсказываю: - онъ пришелъ сказать мнѣ объ актерахъ; замѣтьте. Ваша

  правда, сударь; въ понедѣльникъ утромъ; дѣйствительно, такъ оно и было.

  

   Полонiй.

  

   Государь, я имѣю сообщить вамъ новость.

  

   Гамлетъ.

  

   И я имѣю сообщить вамъ новость. Когда Росцiй, римскiй актеръ...

  

   Полонiй.

  

   Къ намъ прiѣхали актеры, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Подите!...

  

   Полонiй.

  

   Честью...

  

   Гамлетъ.

  

   Итакъ, -

   Прiѣхали актеры на ослахъ.

  

   Полонiй.

  

   Лучшiе актеры въ свѣтѣ для трагедiи, комедiи, хроники, пасторали,

  пасторальной комедiи, исторической пасторали, исторической трагедiи,

  трагико-комико-исторической пасторали; для пiесъ съ единствомъ мѣста и

  неограниченныхъ поэмъ. Для нихъ и Сенека не черезъ-чуръ печаленъ, и Плавтъ

  не черезъ-чуръ веселъ. Это единственные исполнители, какъ правильныхъ, такъ

  и свободныхъ драмъ.

  

   Гамлетъ.

  

   О, Iеѳфай, судья Израильскiй! какимъ сокровищемъ ты обладалъ.

  

   Полонiй.

  

   Какимъ-же сокровищемъ онъ обладалъ, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ?

   Прекрасной дочерью единой,

   Ее-жъ отмѣнно онъ любилъ.

  

   Полонiй (въ сторону).

  

   Все о моей дочери.

  

   Гамлетъ. -

  

   Не правда-ли, старый Iеѳфай?

  

   Полонiй.

  

   Если вы зовете меня Iеѳфаемъ, государь, та у меня есть дочь, которую я

  люблю отмѣнно.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, это не слѣдуетъ.

  

   Полонiй.

  

   Такъ что же слѣдуетъ, сударь?

  

   Гамлетъ.

  

   Ну, -

   Богъ зналъ, какъ жребiй палъ,

   И затѣмъ, вы знаете:

   Какъ гадалось, такъ и сталось.

   Первая строчка духовнаго канта скажетъ вамъ больше... Но вотъ идутъ

  коротатели моего времени.

   (Входятъ: четыре, или пять актеровъ).

  

   Гамлетъ.

  

   Добро пожаловать, господа! всѣхъ милости прошу. Радъ, что вижу тебя

  здоровымъ; добро пожаловать, добрые друзья. - О, старый другъ! твое лицо

  возмужало съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ тебя въ послѣднiй разъ; ты явился въ

  Данiю, чтобы показать мнѣ свою бороду? А! молодая дама и госпожа! Клянусь

  Богородицей, съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ васъ, вы стали ближе къ небесамъ на

  цѣлый каблукъ. Дай Богъ, чтобъ голосъ вашъ не надтреснулъ съ краю, какъ

  червонецъ, котораго ужъ не берутъ. Добро пожаловать, господа. Мы, какъ

  французскiе сокольничьи, бросимся на первое что попадется. Ну, представьте

  же намъ образчикъ вашего искусства; что-жъ, трогательный монологъ.

  

   Первый актеръ.

  

   Какой монологъ, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Ты разъ читалъ мнѣ монологъ, но пiесы никогда не играли, а если и

  играли, то не больше раза; она, какъ помнится, не понравилась толпѣ: для нея

  она оказалась слишкомъ тонкимъ блюдомъ. Но, по моему, и по мнѣнiю тѣхъ, чье

  сужденье въ подобныхъ вещахъ беретъ верхъ надъ моимъ, - то была превосходная

  пiеса: сцены были расположены прекрасно, и написаны и скромно, и умѣло. Я

  помню, кто-то замѣтилъ, что въ стихахъ не было неприличныхъ выходокъ, въ

  видѣ приправы къ содержанiю, но зато и въ выраженiяхъ ничего такого что

  обличало бы въ авторѣ аффектацiю; онъ назвалъ ее честнымъ произведенiемъ,

  столь-же здоровымъ, какъ прiятнымъ, и гораздо болѣе милымъ, чѣмъ тонкимъ.

  Мнѣ особенно нравился одинъ монологъ, именно разсказъ Энея Дидонѣ, и въ немъ

  особенно то мѣсто, гдѣ онъ говоритъ объ убiйствѣ Прiама; если оно живо въ

  вашей памяти, то начните съ этой строчки... Позвольте, позвольте...

   Жестокiй Пирръ, какъ звѣрь Гирканскiй... Нѣтъ, не такъ; но начинается

  Пирромъ...

   Жестокiй Пирръ, - чье темное оружье,

   Черно какъ цѣль его, напоминало

   Ту ночь, какъ въ роковомъ конѣ лежалъ онъ,

   Теперь свой черный и ужасный обликъ

   Окрасилъ въ болѣе зловѣщiй цвѣтъ:

   Теперь багровъ онъ съ головы до ногъ;

   Онъ весь въ крови отцовъ и матерей,

   Сыновъ и дочерей: она на немъ

   Сгустѣла въ тѣсто, и спеклась отъ жара

   Горящихъ улицъ, кои озаряли

   Своимъ жестокимъ и проклятымъ свѣтомъ

   Ихъ подлыя убiйства. Опаленный

   И яростью, и пламенемъ, - и весь

   Запекшейся сукровицей покрытый,

   Съ глазами, какъ рубины, - адскiй Пирръ

   Глядитъ гдѣ праотецъ Прiамъ...

  

   Полонiй.

  

   Какъ передъ Богомъ, отлично прочитано, государь; въ должномъ тонѣ, съ

  надлежащимъ выраженiемъ.

  

   Первый актеръ.

  

   Вскорѣ

   Его находитъ: непосильно бьется

   Онъ съ Греками; его старинный мечъ

   Не повинуется, мятежный, приказанью

   Его руки: гдѣ поднятъ, тамъ и палъ.

   Пирръ бросился въ неравный поединокъ

   Съ Прiамомъ; въ ярости онъ промахнулся,

   Но одряхлѣвшiй старецъ палъ отъ вѣтра,

   Отъ дуновенiя разящаго меча.

   Казалось, самъ бездушный Иллiонъ

   Почувствовалъ ударъ, и долу палъ

   Горящею вершиной; страшнымъ трескомъ

   Какъ будто въ плѣнъ слухъ Пярра захватилъ.

   Взгляни! вотъ мечъ его, что занесенъ былъ

   Надъ млечно-бѣлой головой Прiама, -

   Какъ будто въ воздухѣ застылъ. И Пирръ

   Стоитъ, какъ нарисованный тиранъ,

   Нейтральный между волею и цѣлью

   И ничего не дѣлаетъ. - Подобно,

   Нерѣдко видимъ мы, что предъ грозою

   Тишь въ небесахъ, стоитъ недвижно туча,

   Безгласенъ смѣлый вѣтеръ, шаръ земной

   Молчитъ, какъ смерть: вдругъ страшный громъ разрѣжетъ

   Небесный сводъ; такъ, послѣ остановки,

   Проснувшись, месть влечетъ на дѣло Пирра, -

   И молоты Циклоповъ никогда

   Не ударяли съ меньшимъ сожалѣньемъ

   По латамъ Марса, что они ковали

   Для вѣчнаго ношенiя, - какъ нынѣ

   Ударилъ Пирръ мечомъ своимъ кровавымъ

   Прiама-старца.

   Прочь, прочь, долой, развратница Фортуна!

   Вы, боги всѣ, ее на общемъ сеймѣ

   Лишите власти; въ колесѣ ея

   Сломайте ободъ и всѣ спицы; сбросьте

   Кругъ ступицы съ небеснаго холма

   Внизъ, ко врагу.

  

   Полонiй.

  

   Очень длинно.

  

   Гамлетъ.

  

   А мы его къ цирюльнику, вмѣстѣ съ твоей бородой. - Пожалуста,

  продолжайте. - Ему бы веселую пѣсенку, или скоромный разсказъ, - иначе онъ

  заснетъ, - Продолжайте, переходите къ Гекубѣ.

  

   Первый актеръ.

  

   Но кто, о кто, при видѣ

   Окутанной царицы...

  

   Гамлетъ.

  

   Окутанной царицы?

  

   Полонiй.

  

   Прекрасно; "окутанной царицы", - прекрасно.

  

   Первый актеръ.

  

   ....какъ она

   Бродила босоногая, грозя

   Залить пожаръ слѣпящими слезами;

   На головѣ, гдѣ былъ вѣнецъ недавно,

   Какой-то лоскутокъ; вкругъ изнуренныхъ

   И тощихъ бедръ, - не царская одежда,

   А покрывало, что она схватила

   Въ тревожномъ страхѣ... Кто-бъ ее увидѣлъ,

   Тотъ ядомъ напоеннымъ языкомъ

   Фортуну осудилъ бы за измѣну.

   И если-бъ сами боги услыхали

   Ея мгновенный рѣзкiй вскрикъ, при видѣ

   Какъ, злобно издѣваясь, Пирръ дробилъ

   На части трупъ Прiама, - о тогда бы

   (Иль все земное чуждо для боговъ)

   Горящiе глаза небесъ залились,

   И боги бы страдали...

  

   Полонiй.

  

   Взгляните, развѣ онъ не поблѣднѣлъ, и слезы на глазахъ. Пожалуста,

  довольно.

  

   Гамлетъ.

  

   Прекрасно. Вы вскорѣ прочтете мнѣ остальное. (Полонiю). Не

  распорядитесь-ли вы, чтобъ актерамъ отвели хорошее помѣщенiе? Слышите-ли,

  чтобъ съ ними хорошо обращались: вѣдь они минiатюры и краткiя лѣтописи

  нашего времени. Вамъ лучше заслужить послѣ смерти дурную эпитафiю, чѣмъ злой

  отъ нихъ отзывъ при жизни.

  

   Полонiй.

  

   Государь, я буду обращаться съ ними соотвѣтственно ихъ заслугамъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Лучше, чудакъ человѣчекъ! Обращайся съ каждымъ по заслугамъ, и кто

  уйдетъ отъ порки! Обращайтесь съ ними соотвѣтственно вашей чести и сану:

  чѣмъ меньше они заслуживаютъ, тѣмъ больше достоинства будетъ въ вашей

  добротѣ. Ведите ихъ.

  

   Полонiй.

  

   Пойдемте, господа.

  

   Гамлетъ.

  

   Идите за нимъ, друзья: завтра мы посмотримъ пiесу. (Уходятъ: Полонiй и

  всѣ актеры кромѣ перваго). Послушай, старый другъ, можете ли вы сыграть

  Убiйство Гонзаго?

  

   Первый актеръ.

  

   Да, сударь.

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ мы посмотримъ ее завтра. А въ случаѣ нужды, можете вы выучить

  двѣнадцать, или шестнадцать строкъ, которыя я напишу и хочу вставить? Вѣдь

  можно?

  

   Первый актеръ.

  

   Да, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Прекрасно. - Идите за этимъ господиномъ, но, глядите, не смѣйтесь надъ

  нимъ. (Актеръ уходитъ; къ Гильденштерну и Розенкранцу). Я отпускаю васъ до

  вечера. Очень радъ, что вы въ Эльзинорѣ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Добрый принцъ...

   (Уходятъ: Резенкранцъ и Гильденштернъ).

  

   Гамлетъ (Одинъ.)

  

   Ну, и Богъ съ вами!.. Я теперь одинъ...

   Какой я подлый крѣпостной холопъ!...

   Не дико ли, что этотъ вотъ актеръ

   Въ какомъ-то вымыслѣ, въ мечтѣ страданья,

   Могъ собственной своей-же мысли

   Такъ душу подчинить, что отъ ея работы

   Лицо блѣднѣетъ, слезы на глазахъ,

   Растерянность въ чертахъ, надтреснутъ голосъ,

   И всѣ движенiя души и тѣла

   По выраженью съ замысломъ согласны?

   И все изъ ничего! Изъ-за Гекубы!..

   Что для него Гекуба? или онъ

   Что для нея? съ чего о ней онъ плачетъ?

   Что-бъ сдѣлалъ онъ, имѣй онъ для страданья

   Такiя-жъ побужденье и причину,

   Какъ у меня? Онъ затопилъ бы сцену

   Слезами, и своей ужасной рѣчью

   Онъ истерзалъ бы слухъ у всѣхъ. Онъ свелъ бы

   Виновнаго съ ума; того, чья совѣсть

   Чиста - заставилъ бы дрожать; смутилъ бы

   Невѣдѣнье.... Онъ вѣрно ужаснулъ бы

   До самой глубины и слухъ, и зрѣнье.

   А я,

   Бездушная и мѣшкотная дрань,

   Какъ увалень я кисну; не отзывчивъ

   На оскорбленье; не могу сказать

   Ни слова, да!.. и даже за него,

   За короля, лишеннаго такъ подло

   И достоянья, и дражайшей жизни.

   Или я трусъ? Но кто же назоветъ

   Меня мерзавцемъ, мнѣ башку проломитъ?

   Кто вырветъ клокъ изъ бороды моей

   И мнѣ его швырнетъ въ лицо? Кто за-носъ

   Меня рванетъ? Кто ложь вобьетъ мнѣ въ глотку?

   Кто смѣетъ?.. Гм... И что-жъ, я все

   Снесу; сомнѣнья нѣтъ, что у меня

   И печень голубя, и желчи нѣтъ,

   Чтобъ растравить обиду, - иль давно ужъ

   Я откормилъ бы тушею мерзавца

   Окрестныхъ коршуновъ. Кровавый,

   Развратный негодяй! Коварный,

   Безсовѣстный, распутный, безсердечный!

   О, мщенье!

   Что за оселъ я! Впрямь, чего-жъ храбрѣе:

   Я сынъ его, убитаго; на месть

   Меня и небеса, и адъ торопятъ, -

   Такъ мнѣ-ль не облегчать словами сердца,

   Мнѣ-ль не ругаться, какъ послѣдней дѣвкѣ,

   Какъ судомойкѣ!

   Фу, мерзость! Встрепенися, умъ! Я слышалъ,

   Виновные бывали столь глубоко

   Поражены сценическимъ искусствомъ,

   Что тутъ же сознавались въ преступленьи.

   Убiйство, будь оно безъ языка,

   Отыщетъ органъ, болѣе чудесный...

   Я прикажу, чтобъ эти вотъ актеры

   Предъ дядею сыграли сцену, въ родѣ

   Убiйства моего отца.

   Слѣдить я стану за его глазами,

   Я вскрою рану до живаго мяса,

   И только онъ вздрогнетъ, - ужъ я пойму

   Что дѣлать. Духъ, котораго я видѣлъ,

   Могъ быть и дьяволомъ. И дьяволъ властенъ

   Принять намъ милый образъ; да, быть можетъ,

   Онъ потому, что я унылъ и слабъ

   (А надъ такими демоны всесильны),

   Меня прельщаетъ, чтобъ сгубить на вѣкъ,

   Мнѣ нужны доказательства прямѣе:

   Я совѣсть дяди сценой уловлю.

  

   -----

  

   ДѢЙСТВIЕ ТРЕТЬЕ.

  

   СЦЕНА I

  

   Комната во дворцѣ.

   Входятъ: король, королева, Полонiй, Офелiя, Розенкранцъ и

   Гильденштернъ.

  

   Король.

  

   И вы окольными путями не добились,

   Зачѣмъ онъ поощряетъ то разстройство,

   Что гложетъ такъ жестоко дни его

   Безчиннымъ и опаснымъ сумасбродствомъ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Онъ сознается, что въ умѣ разстроенъ,

   Но отчего - никакъ сказать не хочетъ.

  

   Гильденштернъ.

  

   Нѣтъ также въ немъ желанья допустить

   Себя зондировать; когда его

   Мы навести хотѣли на призванье,

   Онъ ускользалъ съ лукавствомъ сумашедшихъ.

  

   Королева.

  

   Какъ васъ онъ принялъ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Чисто по-дворянски,

  

   Гильденштернъ.

  

   Но съ сильной принужденностiю въ чувствахъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Скупъ на вопросы; отвѣчалъ же намъ

   Весьма охотно.

  

   Королева.

  

   Вы не соблазняли

   Его на развлеченья?

  

   Розенкранцъ.

  

   Мы случайно

   Актеровъ обогнали по дорогѣ.

   Мы, государыня, ему сказали

   О нихъ, и онъ, узнавъ о томъ, казалось,

   Повеселѣлъ; они ужъ здѣсь, и если

   Не ошибаюсь, и приказъ имъ данъ

   Играть сегодня.

  

   Полонiй.

  

   Правда. И меня

   Просилъ онъ пригласить и ваши

   Величества смотрѣть и слушать пьесу.

  

   Король.

  

   Съ великимъ удовольствiемъ. И я

   Весьма доволенъ, услыхавъ, что онъ

   Въ подобномъ настроеньи. Господа,

   Вы, подстрекнувъ еще, его направьте

   На развлеченiя.

  

   Розенкранцъ.

  

   Исполнимъ, государь.

  

   Уходятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ.

  

   Король.

  

   И ты оставь насъ, милая Гертруда:

   Мы подъ рукой послали за Гамлетомъ,

   Чтобъ онъ, какъ бы случайно, встрѣтилъ здѣсь

   Офелiю. А мы съ ея отцомъ

   (Легальные шпiоны) помѣстимся

   Такъ, чтобъ незримые могли все видѣть,

   И встрѣчу ихъ свободно обсудить.

   По поведенiю его рѣшимъ мы,

   Чѣмъ боленъ онъ: тоскою отъ любви,

   Иль чѣмъ другимъ.

  

   Королева.

  

   Я повинуюсь вамъ.

   А ради васъ, Офелiя, желаю

   Чтобъ ваша красота была счастливой

   Причиною безумiя Гамлета.

   Надѣюся, что ваша добродѣтель,

   Для чести васъ обоихъ, возвратитъ

   Его на прежнiй путь.

  

   Офелiя.

  

   И я того же

   Желаю, государыня.

   (Уходитъ: Королева).

  

   Полонiй.

  

   Ходите здѣсь,

   Офелiя. А мы, милостивѣйшiй, -

   Да будетъ вамъ угодно - станемъ тутъ.

   (Офелiи).

   Читайте эту книгу. Видъ такого

   Занятiя поможетъ скрасить ваше

   Уединенiе. Мы часто этимъ

   Грѣшны. Доказано, и черезъ чуръ,

   Что набожнымъ лицомъ и благочестьемъ,

   Мы подсластимъ и чорта самого.

  

   Король, (самъ съ собою.)

  

   Какая правда! Больно, какъ бичемъ,

   Она по совѣсти моей хлестнула!

   Искусно размалеванныя щеки

   Развратницы подъ тѣмъ, что краситъ ихъ,

   Не такъ противны, какъ мои дѣла

   Подъ самыми цвѣтистыми словами.

   О, бремя тяжкое!

  

   Полонiй.

  

   Я слышу

   Его шаги. Уйдемте, государь.

   (Уходятъ: Король и Полонiй.)

  

   Входитъ Гамлетъ.

  

   Гамлетъ, (самъ съ собою.)

  

   Жизнь, или смерть - таковъ вопросъ.

   Что благороднѣй для души: сносить ли

   И пращу, и стрѣлу судьбы свирѣпой,

   Иль, вставъ съ оружьемъ противъ моря золъ,

   Борьбой покончить съ ними? - Умереть, -

   Уснуть, - не больше... И подумать только

   Что сномъ окончатся и скорби сердца,

   И тысячи страданiй прирожденныхъ,

   Наслѣдье плоти!.. Вотъ исходъ, достойный

   Благоговѣйнаго желанья!... Умереть, -

   Уснуть... Уснуть!... Быть можетъ, видѣть сны...

   Вотъ въ чемъ препятствiе. Что мы, избавясь

   Отъ этихъ преходящихъ бѣдъ, увидимъ

   Въ томъ мертвомъ снѣ, - не можетъ не заставить -

   Остановиться насъ. По этой-то причинѣ

   Мы терпимъ бѣдствiе столь долгой жизни, -

   Кто снесъ бы бичеванье и насмѣшки

   Людской толпы, презрѣнье къ бѣдняку,

   Неправду притѣснителя, томленье

   Отверженной любви, безсилье права,

   Нахальство власть имущихъ и пинки,

   Что терпѣливая заслуга сноситъ

   Отъ недостойнаго, - когда онъ можетъ

   Покончить съ жизнью счеты

   Простымъ стилетомъ? Кто бы сталъ таскать

   Всѣ эти ноши и потѣть, и охать

   Подъ тягостною жизнью, если бъ страхъ

   Чего-то послѣ смерти, той страны

   Невѣдомой, изъ-за границъ которой

   Не возвращаются, - не путалъ воли,

   Уча что лучше намъ сносить земныя бѣды,

   Чѣмъ броситься къ другимъ, намъ неизвѣстнымъ. -

   Такъ въ трусовъ превращаетъ насъ сознанье;

   Такъ и рѣшимости природный цвѣтъ

   Отъ блѣднаго оттѣнка мысли тускнетъ.

   И оттого-то также предпрiятья,

   Великiя по силѣ и значенью,

   Сбиваясь въ сторону въ своемъ теченьи,

   Не переходятъ въ дѣло. - Успокойся!..

   Прекрасная Офелiя!... О, нимфа,

   Въ своихъ святыхъ молитвахъ помяни

   Мои грѣхи.

  

   Офелiя.

  

   Мой добрый государь,

   Какъ поживали вы все это время?

  

   Гамлетъ.

  

   Благодарю покорно: я здоровъ;

   Здоровъ, здоровъ.

  

   Офелiя.

  

   Принцъ, у меня отъ васъ

   Подарки есть на память; я давно

   Хотѣла возвратить ихъ, государь.

   Пожалуста, примите ихъ теперь.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, нѣтъ! Я ничего вамъ не дарилъ.

  

   Офелiя.

  

   Вы мнѣ навѣрно ихъ дарили, принцъ.

   И ваша рѣчь такъ сладостно дышала,

   Что возвышала цѣну имъ. Теперь

   Тотъ ароматъ исчезъ, - возмите жъ вещи.

   Для благородныхъ душъ, когда дарившiй

   Перестаетъ быть нѣжнымъ, и подарки

   Бѣдны становятся.... Вотъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Ха, ха! вы честная дѣвушка?

  

   Офелiя.

  

   Принцъ!

  

   Гамлетъ.

  

   И красивая!

  

   Офелiя.

  

   - Что вы хотите сказать?

  

   Гамлетъ.

  

   Что если вы честная и красивая дѣвушка, то вашей честности не слѣдуетъ

  вступать въ сношенiя съ вашей красотой.

  

   Офелiя.

  

   Но, государь, развѣ у красоты можетъ быть лучшее общенiе, чѣмъ съ

  честностью?

  

   Гамлетъ.

  

   Да, правда; вѣдь власть красоты скорѣе превратятъ честность въ

  распутство, чѣмъ сила честности сдѣлаетъ красоту своимъ подобiемъ. Въ

  старину это было парадоксомъ, но наше время представило тому примѣры. Я

  любилъ васъ когда-то.

  

   Офелiя.

  

   Въ самомъ дѣлѣ, государь, вы заставляли меня вѣрить этому.

  

   Гамлетъ.

  

   Вамъ не слѣдовало бы мнѣ вѣрить; вѣдь добродѣтель не въ силахъ

  настолько привиться къ нашему старому пню, чтобъ передать ему свой вкусъ: я

  не любилъ васъ.

  

   Офелiя.

  

   Тѣмъ сильнѣе я была обманута.

  

   Гамлетъ.

  

   Поступай въ монастырь. Къ чему тебѣ быть матерью грѣшниковъ? Я еще

  сносно честенъ, а все же я могъ бы обвинить себя въ такихъ дѣлахъ, что лучше

  бъ моей матери не родить меня: я очень гордъ, мстителенъ, честолюбивъ; подъ

  моей командой больше грѣховъ, чѣмъ мыслей, чтобъ ихъ вмѣстить, воображенiя -

  чтобъ дать имъ образъ, и времени, чтобъ ихъ выполнить. Что дѣлать такимъ

  какъ я молодцамъ, пресмыкаясь между небомъ и землей? Всѣ мы отпѣтые плуты;

  не вѣрь ни одному изъ насъ. Иди своей дорогой въ монастырь... Гдѣ вашъ

  отецъ?

  

   Офелiя.

  

   Дома, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Пусть за нимъ запрутъ двери, чтобъ онъ нигдѣ, кромѣ дома, не

  разыгрывалъ шута. Прощай.

  

   Офелiя.

  

   О, помогите ему, святыя небеса!

  

   Гамлетъ.

  

   Если ты выйдешь замужъ, я дамъ тебѣ въ приданое такую бѣду: будь чиста,

  какъ ледъ, будь бѣла, какъ снѣгъ, - ты не избѣгнешь клеветы, Поступай въ

  монастырь; иди, прощай. Или, если ты непремѣнно хочешь замужъ, выходи за

  дурака; вѣдь умные очень хорошо знаютъ, какихъ чудовищъ вы изъ нихъ дѣлаете.

  Въ монастырь; поступай, и скорѣе. Прощай.

  

   Офелiя.

  

   О, исцѣлите его, небесныя власти!

  

   Гамлетъ.

  

   Слышалъ я также о вашей болтовнѣ; очень хорошо. Богъ вамъ далъ походку,

  а вы дѣлаете изъ нея другую; вы прискакиваете, ломаетесь и лепечете и даете

  прозвища Божьему созданiю и выдаете распущенность за невѣдѣнье. Ступай, я

  больше не хочу объ этомъ; оно свело меня съ ума. Слышишь, у насъ больше не

  будетъ свадебъ; тѣ, что женились, пусть живутъ всѣ, кромѣ одного; а

  остальные - останутся такими, какъ были. Въ монастырь; ступай.

   (Уходитъ: Гамлетъ.)

  

   Офелiя, одна

  

   О, что за благородный умъ низвергнутъ!

   Придворный и военный, и ученый, -

   Ихъ взглядъ и мечъ, и слово!.. Онъ - надежда

   И роза нашей родины прекрасной;

   Онъ - образецъ манеръ и зеркало умѣнья

   Держать себя, - за кѣмъ слѣдили

   Всѣ знатоки... Вполнѣ, вполнѣ погибъ!..

   И между женщинъ нѣтъ меня печальнѣй

   И жалче: я впивала медъ его

   Обѣтовъ сладкозвучныхъ, - я теперь

   Передо мною этотъ благородный,

   Верховный умъ, какъ колоколъ разбитый,

   Звучитъ и рѣзко и фальшиво!.. Этотъ

   Себѣ соперниковъ не знавшiй образъ

   Цвѣтущей юности - поблекъ въ бреду!..

   О, горе мнѣ! Я видѣла, что было

   И нынѣ вижу то, что есть...

  

   Снова входятъ: Король и Полонiй.

  

   Король.

  

   Любовь?

   Нѣтъ, страсть его не въ этомъ направленьи...

   Хоть безпорядочность замѣтна въ томъ,

   Что говорилъ онъ, - не похоже это

   На сумашествiе. Въ его душѣ есть что-то

   Надъ чѣмъ его тоска сидитъ, какъ птица

   Въ гнѣздѣ, - и выводокъ, боюсь я, будетъ

   Не безопасенъ. - Упреждая это,

   Я на-скоро рѣшаю такъ: его,

   За недоплаченною данью, спѣшно

   Отправить въ Англiю. Быть можетъ, море,

   Иныя страны, перемѣна мѣстъ,

   Изгонятъ то, что въ сердцѣ у него

   Укоренилося; надъ чѣмъ такъ бьется

   И умъ его, и отъ чего онъ сталъ

   Такъ не похожъ на самого себя. -

   Какъ ваше мнѣнье?

  

   Полонiй.

  

   Ваша мысль прекрасна;

   Но все-жъ, по-моему, происхожденье

   И самое начало этой грусти -

   Въ отверженной любви. - А! это ты,

   Офелiя?.. что говорилъ вамъ принцъ

   Мы слышали и повторять не надо. -

   Какъ вамъ угодно, государь, такъ вы

   И дѣлайте; но, можетъ быть, не дурно,

   Чтобъ королева, послѣ представленья,

   Поговорила съ нимъ наединѣ,

   Чтобъ вывѣдать его болѣзнь; и пусть

   Она покруче будетъ съ нимъ. А я -

   Да будетъ вамъ угодно - помѣщуся

   Какъ будто въ ухѣ ихъ бесѣды; если

   Ей не удастся, - то его тогда

   Отправьте въ Англiю, иль заключите

   Куда найдетъ удобнѣй ваша мудрость.

  

   Король.

  

   Быть по сему. Безумство сильныхъ мiра

   Не должно оставаться безъ надзора.

   (Уходятъ.)

  

   СЦЕНА II.

  

   Залъ въ замкѣ.

   Входятъ: Гамлетъ и нѣсколько актеровъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Пожалуста, читайте монологъ, какъ я читалъ его вамъ, - чтобы слова

  легко сходили съ языка; если-жъ вы его проорете, какъ то дѣлаютъ многiе

  актеры, то мнѣ все равно, когда-бъ мои стихи прокричалъ бирючъ. Не пилите

  черезъ чуръ воздуха рукою - вотъ такъ; но будьте во всемъ трезвены, потому

  что вамъ слѣдуетъ прiобрѣсти и имѣть настолько мѣрности, чтобы въ самомъ

  порывѣ, бурѣ и (смѣю сказать) ураганѣ страсти, вы могли смягчить ея

  рѣзкость. О, мнѣ оскорбительно до глубины души, когда я слышу, какъ

  здоровенный парень съ парикомъ на башкѣ, рветъ страсть въ лоскутки и клочья,

  ради того, чтобъ оглушить раекъ, - который, по большей части, неспособенъ

  ничего понять, кромѣ безсмысленной пантомимы да шума. Я могъ бы приказать

  выпороть такого молодца за то что онъ переигрываетъ самого Термаганта, и

  иродствуетъ пуще самаго Ирода; пожалуста, избѣгайте этого.

  

   Первый актеръ.

  

   - Ручаюсь вашей чести...

  

   Гамлетъ.

  

   Не будьте также черезъ-чуръ вялы; пусть вашъ умъ будетъ вашимъ

  наставникомъ; согласуйте движенiе со словомъ и слово съ движенiемъ, особенно

  наблюдая, чтобы не переступить скромности самой природы; вѣдь всякое

  переигрыванье внѣ цѣли, представленiя, котораго назначенiе, какъ прежде,

  такъ и нынѣ, и было, и есть, такъ-сказать, держать зеркало передъ природой;

  показывать добродѣтели ея собственныя черты, и презрѣнному его собственный

  обликъ, а равно всякому возрасту и состоянiю его образъ и подобiе. Потому-то

  переигрыванье, или недоигрыванье, хотя и заставляютъ смѣяться невѣждъ,

  только печалятъ знатоковъ, а сужденье одного изъ нихъ въ вашемъ пониманiи

  должно перевѣшивать мнѣнiе полнаго театра другихъ. О, есть актеры, и я

  видалъ ихъ игру, и слышалъ, какъ другiе цѣнили ее, и притомъ высоко, - а

  они, чтобъ не выразиться кощунственно, не имѣя ни голоса, ни походки

  христiанъ, язычниковъ и людей вообще, такъ выступали и ревѣли, что я думалъ:

  видно какiе-нибудь поденьщики природы творили людей, и вдобавокъ плохо: до

  того отвратительно подражали они человѣчеству.

  

   Первый актеръ.

  

   Въ нашей труппѣ, надѣюсь, это устранено уже въ достаточной степени.

  

   Гамлетъ.

  

   О, устраните это вовсе. И пусть играющiе шутовъ не говорятъ того, чего

  нѣтъ въ роли; между ними есть и такiе, что готовы хохотать сами, только-бъ

  разсмѣшить нѣсколькихъ пустоголовыхъ зрителей, хотя бы въ это время вниманiе

  должно быть обращено на важное мѣсто въ пiесѣ; это пошлость, и обнаруживаетъ

  въ шутахъ, прибѣгающихъ къ ней, самое жалкое самолюбiе. Ступайте,

  приготовтесь.

   (Уходятъ: актеры).

  

   Входятъ: Полонiй, Розенкранцъ и Гильденштернъ.

  

   Гамлетъ, Полонiю.

  

   Ну, что? угодно королю прослушать пьесу?

  

   Полонiй.

  

   И королевѣ также, и немедленно.

  

   Гамлетъ.

  

   Попросите актеровъ поторопиться. (Полонiй уходитъ, Розенкранцу и

  Гильденштерну). Не поможете ли и вы поторопить ихъ?

  

   Розенкранцъ, Гильденштернъ.

  

   - Идемъ, государь.

  

   (Уходятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ).

  

   Гамлетъ.

  

   Эй, Горацiо!

  

   Входитъ: Горацiо.

  

   Горацiо.

  

   Здѣсь, милый государь, къ услугамъ вашимъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Горацiо, - изъ всѣхъ, съ кѣмъ въ жизни случай

   Меня сводилъ, - ты истый человѣкъ.

  

   Горацiо.

  

   О, дорогой мой государь!..

  

   Гамлетъ.

  

   Не думай,

   Я льщу тебѣ. Какого повышенья

   Мнѣ отъ тебя надѣяться, когда

   Весь твой доходъ, чѣмъ ты одѣтъ и сытъ.

   Твой добрый умъ? Къ чему льстить бѣдняку?

   Нѣтъ, пусть языкъ слащавый лижетъ роскошь

   Безумную, и пусть искусно гнутся

   Колѣни тамъ, гдѣ выгода идетъ

   Вслѣдъ за ласкательствомъ. Ты слушаешь? Съ тѣхъ поръ

   Какъ стала властна въ выборѣ моемъ

   Моя душа живая, и людей

   Сумѣла различать, - она тебя

   Своимъ избранiемъ запечатлѣла.

   Вѣдь ты одинъ изъ тѣхъ, кто, все снося,

   Какъ будто ничего не терпятъ; ты

   Равно благодаришь, какъ за толчки,

   Такъ и за милости судьбы. Блаженны,

   Въ комъ кровь и умъ такъ хорошо смѣшались

   Что ужъ не издадутъ они, какъ флейта,

   Подъ пальцами судьбы ту ноту,

   Какую ей угодно. Укажи мнѣ

   На человѣка, кто не рабъ страстей,

   И, какъ тебя, его я заключу

   Въ сердечной глубинѣ; да, въ сердцѣ сердца.

   Но я распространился. Нынче будетъ

   Предъ королемъ представлена пiеса...

   Одна изъ сценъ весьма напоминаетъ

   Подробности, которыя ты знаешь,

   Убiйства моего отца. Когда ее

   Начнутъ, - пожалуста, слѣди за дядей

   Согласно съ думами моей души.

   И если скрытое его злодѣйство

   Себя не выдастъ ни единымъ словомъ,

   То духъ, что мы видали, былъ проклятый,

   И всѣ мои мечтанiя черны,

   Какъ кузница Вулкана. Наблюдай

   За нимъ внимательно; что до меня, -

   Я взоръ свой пригвоздю къ его лицу.

   Потомъ мы наблюденiя свои

   Другъ другу сообщимъ, и все обсудимъ.

  

   Горацiо.

  

   Покойны будьте. Если онъ украдетъ

   Хоть что-нибудь во время представленья

   И ускользнетъ отъ наблюденья, - я

   Плачу за кражу.

  

   Гамлетъ.

  

   Вотъ они идутъ

   Въ спектакль; начать дурачества я долженъ...

   Займи же мѣсто.

  

   (Входятъ: Король, Королева, Полонiй, Офелiя, Розенкранцъ,

   Гильденштернъ и другiе свитскiе господа; стража вноситъ

   факелы.

  

   Датскiй маршъ. Трубы.

  

   Король.

  

   Какъ поживаетъ нашъ родственникъ, Гамлетъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Превосходно? право; на пищѣ хамелеона: ѣмъ воздухъ, начиненный

  обѣщанiями. Каплуновъ этимъ вамъ не откормить.

  

   Король.

  

   Мнѣ нечего дѣлать съ подобнымъ отвѣтомъ, Гамлетъ; эти слова не на моемъ

  языкѣ.

  

   Гамлетъ.

  

   Теперь и не на моемъ. (Полонiю) Вы говорили, что когда-то играли въ

  университетѣ?

  

   Полонiй.

  

   Игралъ, государь, и считался хорошимъ актеромъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Кого жъ вы представляли?

  

   Полонiй.

  

   Я представлялъ Юлiя Цезаря; я былъ убитъ въ Капитолiи, Брутъ убилъ

  меня.

  

   Гамлетъ.

  

   Убить такого телка! Капитальное злодѣйство! - Актеры готовы?

  

   Розенкранцъ.

  

   Да, государь; они ждутъ вашего позволенiя.

  

   Королева.

  

   Поди сюда, дорогой Гамлетъ; сядь подлѣ меня.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, добрая матушка, здѣсь имѣется болѣе заманчивый металлъ

  

   Полонiй - Королю.

  

   Ого! слышите ли?

  

   Гамлетъ (ложась у ногъ Офелiи).

  

   Можно ли прилечь на вашемъ лонѣ?

  

   Офелiя.

  

   Нѣтъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Я разумѣлъ: прилечь головой къ вашему лону?

  

   Офелiя.

  

   Да, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   А вы ужъ подумали, что у меня дурныя мысли?

  

   Офелiя.

  

   Я ничего не думала, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Прiятно подумать, что лежишь у дѣвушки между колѣнъ!

  

   Офелiя.

  

   Что такое, принцъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Ничего.

  

   Офелiя.

  

   Вы веселы?

  

   Гамлетъ.

  

   Кто? я?

  

   Офелiя.

  

   Да, государь,

  

   Гамлетъ.

  

   О, Боже! вашъ единственный сочинитель веселыхъ пѣсенъ. Да и что дѣлать

  человѣку какъ не быть веселымъ? вотъ посмотрите, какъ радостно глядитъ моя

  мать, а мой отецъ умеръ всего два часа назадъ.

  

   Офелiя.

  

   Нѣтъ, ужъ дважды два мѣсяца, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ давно? Пусть же дьяволъ носитъ трауръ, а я стану ходить въ черныхъ

  соболяхъ. О, небеса! Умереть два мѣсяца назадъ, и не быть забытымъ! Итакъ,

  есть надежда что память о великомъ человѣкѣ переживетъ его на полгода. Но

  для этого, клянусь Владычицей, онъ долженъ настроить церквей; иначе ему

  придется стерпѣть, что о немъ и не вспомнятъ, какъ о какой- нибудь

  запрещенной игрѣ.

  

   (Гобои. Входитъ: пантомима).

  Входятъ весьма любезно король и королева. Королева обняла его. Она

  становится на колѣни, и изображаетъ жестами, что даетъ ему торжественныя

  обѣщанiя. Онъ ее подымаетъ, и преклоняетъ свою голову къ ея шеѣ; затѣмъ

  ложится на цвѣточную скамью и засыпаетъ; она, видя что онъ уснулъ, уходитъ.

  Вскорѣ входитъ нѣкто, снимаетъ съ него корону, цѣлуетъ ее, и вливаетъ въ уши

  короля ядъ, и уходитъ, Королева возвращается; видитъ, что король умеръ и

  жестами изображаетъ страданiя. Снова входитъ отравитель съ двумя или тремя

  статистами, и повидимому сокрушается съ нею. Трупъ уносятъ. Отравителъ

  соблазняетъ королеву подарками; она сначала выражаетъ отвращенiе и

  нежеланiе, но въ концѣ соглашается на его любовь. Уходятъ.

  

   Офелiя.

  

   Что это значитъ. государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Марiя Дѣва! это подкравшееся mallecho, - что значитъ злодѣйство.

  

   Офелiя.

  

   Вѣроятно, эта пантомима изображаетъ содержанiе пьесы.

  

   (Входитъ: Прологъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Мы узнаемъ о томъ отъ этого молодца; актеры не могутъ хранить тайны;

  они все разскажутъ.

  

   Офелiя.

  

   Онъ намъ скажетъ, что значитъ эта пантомима?

  

   Гамлетъ.

  

   Да, или любая, какую вы только покажите ему. Только не стыдитесь ему

  показать, онъ ужъ не постыдится сказать вамъ, что оно значитъ.

  

   Офелiя.

  

   Какой вы не хорошiй, какой вы не хорошiй! Я стану слѣдить за пьесой.

  

   Прологъ.

  

   Для насъ и для трагедiи,

   Предъ вашей милостью въ моленiи,

   Васъ просимъ слушать мы въ терпѣнiи.

  

   Гамлетъ.

  

   Что это? прологъ, или стишки съ кольца?

  

   Офелiя.

  

   Какъ коротко!

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ женская любовь!

  

   (Входятъ: театральные король и королева).

  

   Театр. Король.

  

   Фебъ полныхъ тридцать разъ Нептуновъ токъ соленый

   И Теллуса удѣлъ объѣхалъ безъ препоны,

   И мѣсяцъ тридцатью двѣнадцать полныхъ разъ

   Заемный свѣтъ свой лилъ, вокругъ земля вертясь, -

   Какъ руки Гиминей, сердца-жъ любови сила

   Намъ неразрывными цѣпями съединила.

  

   Театр. Королева.

  

   Пусть солнце и луна дадутъ намъ случай вновь

   Счесть сколько-жъ ихъ путинъ, пока прейдетъ любовь.

   Но горе, горе мнѣ! съ недавнихъ поръ ты боленъ;

   Не тотъ что прежде былъ, не веселъ, не доволенъ,

   И я тревожуся. Но хоть тревожусь я,

   Ты этимъ, государь, не огорчай себя.

   Въ тревогѣ и любви у женщинъ только крайность:

   Иль полное ничто, иль та же чрезвычайность.

   Доказана любовь моя въ твоихъ очахъ:

   Сколь велика любовь, таковъ же и мой страхъ.

  

   Театр. Король.

  

   Тебя, и скоро, я оставлю, другъ мой милый,

   Ужъ въ дѣйствiи мои весьма, ослабли силы.

   Въ прекрасномъ мiрѣ семъ останешься вдовой,

   Въ почетѣ и любви, и можетъ быть иной,

   Достойнѣйшiй супругъ...

  

   Театр. Королева.

  

   Умолкни о дальнѣйшемъ!

   То посягательствомъ явилось бы гнуснѣйшимъ.

   Въ томъ мужѣ на меня проклятье пусть падетъ:

   Та замужъ вновь пойдетъ, кто перваго убьетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Полынь! полынь!

  

   Театр. Королева.

  

   Влечетъ насъ замужъ вновь презрѣнная забота:

   То дѣло не любви, а низкаго расчета,

   И мужа перваго вторично я убью,

   Когда на ложѣ я другаго полюблю.

  

   Театр. Король.

  

   Я вѣрю, искренне теперь твое желанье,

   Но нарушаемъ мы нерѣдко обѣщанье.

   Обѣтъ является лишь памяти рабомъ:

   Родится быстро онъ, но мало жизни въ немъ.

   На древѣ онъ виситъ, какъ плодъ еще неспѣлый

   Но прочь онъ отпадетъ, какъ плодъ вполнѣ созрѣлый.

   Мы забывать, мой другъ, всегда принуждены

   То уплатить себѣ, что сами мы должны.

   Что въ страсти исполнять себѣ мы обѣщаемъ,

   Какъ скоро страсть пройдетъ, обѣтъ позабываемъ.

   Какъ радость, такъ и скорбь въ жестокостяхъ своихъ

   Своимъ же дѣйствiемъ разятъ себя самихъ.

   Тамъ радость веселѣй, гдѣ скорбь была жестока;

   Смѣняются онѣ въ одно мгновенье ока.

   Не вѣченъ здѣшнiй мiръ; не мудрено, другъ мой,

   Что и сама любовь мѣняется cъ судьбой. -

   И самъ я разрѣшить вопроса не сумѣю:

   Любовь ведетъ судьбу, иль движется за нею.

   Прислужники бѣгутъ, какъ сильный мужъ падетъ,

   Бѣднякъ, разбогатѣвъ, друзей въ врагахъ найдетъ.

   У счастiя всегда была любовь на службѣ;

   Гдѣ нѣтъ нужды, тамъ нѣтъ и недостатка въ дружбѣ.

   Въ несчастьи испытай, надеженъ ли твой другъ, -

   Увидишь, какъ въ врага онъ превратится вдругъ...

   Но, чтобъ согласовать съ началомъ заключенье:

   У воли и судьбы столь разное теченье,

   Что наши планы всѣ крушенью подлежатъ;

   Намъ мысли, не дѣла, повѣрь, принадлежатъ:

   Вновь замужъ не идти теперь даешь ты слово,

   Со мной оно умретъ, и выйдешь за другаго.

  

   Театр. Королева.

  

   Пусть у меня возьмутъ: свѣтъ - небо, хлѣбъ - земля,

   Пусть день и ночь утѣхъ всю жизнь не знаю я!

   И пусть превратности, что радость отравляютъ,

   Все что задумаю, во зло мнѣ обращаютъ!

   Мученье здѣсь в тамъ да будетъ жребiй мой,

   Коль выйду замужъ я, оставшися вдовой!

  

   Гамлетъ.

  

   А если она да нарушитъ слово!..

  

   Театр. Король.

  

   Ты сильно поклялась. Супруга дорогая,

   Уйди, мой духъ ослабъ, и скуку избывая,

   День сномъ я обману.

  

   Театр. Королева.

  

   Пусть сонъ твой умъ долитъ,

   А горе насъ съ тобой во вѣкъ не посѣтитъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Государыня, какъ вамъ нравится пьеса?

  

   Королева.

  

   Дама, кажется, наобѣщала ужъ слишкомъ много.

  

   Гамлетъ.

  

   О! - но вѣдь она сдержитъ слово.

  

   Король.

  

   Знаете ли вы сюжетъ? Нѣтъ ли въ немъ чего оскорбительнаго?

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, нѣтъ; они только шутятъ; отравляютъ шутя; рѣшительно ничего

  оскорбительнаго.

  

   Король.

  

   Какъ называется пьеса?

  

   Гамлетъ.

  

   Мышеловка. Но, Боже мой! въ какомъ смыслѣ? Фигурально. Пiеса

  изображаетъ убiйство, случившееся въ Вѣнѣ; герцога зовутъ Гонзаго; его жену

  - Баптиста; вы сейчасъ увидите; мошенническое дѣло. Но что изъ того? У

  вашего величества и у меня совѣсть чиста; оно до насъ не касается. Пусть

  брыкается кляченка съ ссадиной: у насъ загривокъ цѣлъ.

  

   (Входитъ Луцiанъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Это Луцiанъ, племянникъ короля.

  

   Офелiя.

  

   Вы отлично замѣняете хоръ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Я могъ бы быть посредникомъ между вами и вашимъ возлюбленнымъ, если-бъ

  только могъ подглядѣть, кто прыгаетъ у васъ въ глазахъ.

  

   Офелiя.

  

   Вы остры, государь, вы остры.

  

   Гамлетъ.

  

   Чтобъ притупить мое острiе, вамъ пришлось бы постонать.

  

   Офелiя.

  

   Чѣмъ дальше, тѣмъ хуже.

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ вы выбираете мужей. - Начинай, убiйца! Полно корчить гнусныя хари,

  чума! начинай. Ну,-

   "Ужъ воронъ, грая,

   Прокаркалъ мщенья часъ!.."

  

   Луцiанъ.

  

   Мысль зла, рука смѣла, ядъ есть, удобенъ часъ;

   Сообщникъ случай мнѣ; ничей не видитъ глазъ.

   Полночныхъ вредныхъ травъ, о ты, смѣшенье злое,

   Гекаты клятвою отравленное втрое, -

   Природно волшебство и страшный твой составъ

   Немедленно сразятъ того, кто живъ и здравъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Онъ отравляетъ его въ саду, чтобъ овладѣть его государствомъ. Его

  зовутъ Гонзаго; исторiя невымышленная и написана по-итальянски отличнымъ

  языкомъ. Вы сейчасъ увидите, какъ убiйца добьется любви жены Гонзаго.

  

   Офелiя.

  

   Король встаетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ? испугался холостыхъ выстрѣловъ?

  

   Королева.

  

   Какъ ваше здоровье, государь?

  

   Полонiй.

  

   Прекратить представленье!

  

   Король.

  

   Посвѣтите мнѣ; идемъ...

  

   Всѣ.

  

   Свѣтите, свѣтите, свѣтите!

  

   (Уходятъ: всѣ, кромѣ Гамлета и Горацiо.

  

   Гамлетъ.

  

   Ну, что-жъ? Пусть раненый олень рыдаетъ,

   Лань невредимая играетъ;

   И спитъ одинъ, на стражѣ стой другой!

   На этомъ свѣтъ стоитъ, другъ мой.

   Что жъ, сударь, развѣ эти стихи да лѣсъ перьевъ (если въ остальномъ

  судьба распорядится со мною по-турецки) да двѣ провенскiя розы на башмакахъ

  съ разрѣзомъ не доставятъ мнѣ сударь, пая въ актерской артели?

  

   Горацiо.

  

   Полъ пая.

  

   Гамлетъ.

  

   Цѣлый одинъ.

   Ты знаешь, милый мой Дамонъ,

   Что этотъ опустѣвшiй тронъ

   Былъ Зевса тронъ; но часъ пришелъ,

   И вотъ сидитъ на немъ... павлинъ.

  

   Горацiо.

  

   Вы могли бы сриѳмовать.

  

   Гамлетъ.

  

   О, добрый Горацiо, каждое слово духа я цѣню въ тысячу фунтовъ.

  Замѣтилъ?

  

   Горацiо.

  

   Очень хорошо, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   При словахъ объ отравленiи?..

  

   Горацiо.

  

   Я пристально слѣдилъ за нимъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Ха, ха! Эй, музыку! эй, флейтъ!

   Вѣдь если королю пiеса не по вкусу,-

   Она не нравится ему, о Iисусе!

  

   Входятъ Розенкранцъ и Гильденштернъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Эй, музыку!..

  

   Гильденштернъ.

  

   Добрый государь, соблагоизвольте ко мнѣ на одно слово.

  

   Гамлетъ.

  

   На цѣлую исторiю, сударь...

  

   Гильденштернъ.

  

   Король, сударь...

  

   Гамлетъ.

  

   Ну, сударь, что жъ съ нимъ?

  

   Гильденштернъ.

  

   Онъ, по своемъ отсюда удаленiи, страшно разстроенъ,

  

   Гамлетъ.

  

   Отъ вина, сударь?

  

   Гильденштернъ.

  

   Нѣтъ, государь, скорѣй отъ желчи.

  

   Гамлетъ.

  

   Ваша мудрость обнаружилась бы сильнѣе въ сообщенiи объ этомъ его

  доктору; вѣдь если я пропишу ему чистительное, то, можетъ быть, онъ еще

  больше погрузится въ желчное настроенiе.

  

   Гильденштернъ.

  

   Добрый государь, положите извѣстные предѣлы вашей мысли, и не

  бросайтесь такъ дико въ сторону отъ моего дѣла.

  

   Гамлетъ.

  

   Я присмирѣлъ, сударь; вѣщайте.

  

   Гильденштернъ.

  

   Королева, ваша мать, въ величайшемъ душевномъ волненiи, послала меня къ

  вамъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Добро пожаловать.

  

   Гильденштернъ.

  

   Нѣтъ, добрый мой государь, эта вѣжливость незаконнорожденная. Если вамъ

  угодно отвѣчать мнѣ здраво, я передамъ вамъ приказанiе вашей матушки; если

  нѣтъ, то данное мнѣ порученiе окончится извиненiемъ передъ вами и уходомъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Не могу я, сударь...

  

   Гильденштернъ.

  

   Чего, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Отвѣчать вамъ здраво: мой умъ боленъ; но приказывайте мнѣ, сударь,

  отвѣчать такъ, какъ я умѣю вамъ или, вѣрнѣе, какъ вы сказали, моей матери. И

  затѣмъ, - ни о чемъ, кромѣ дѣла. Мать моя, говорите вы...

  

   Розенкранцъ.

  

   Она выразилась такъ: ваше поведенiе повергло ее въ смущенiе и

  удивленiе.

  

   Гамлетъ.

  

   Что за удивительный сынъ, смогшiй такъ поразить свою мать! Но не

  слѣдуетъ ли еще что-нибудь по пятамъ этого материнскаго удивленiя?

  

   Розенкранцъ.

  

   Она желаетъ поговорить съ вами въ своей комнатѣ, раньше чѣмъ вы пойдете

  спать.

  

   Гамлетъ,

  

   Мы повинуемся ей, какъ еслибъ она была десять разъ нашей матерью. Не

  имѣете ли вы еще какого-нибудь дѣла къ намъ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Государь, вы когда-то любили меня...

  

   Гамлетъ.

  

   И теперь люблю, клянусь (показывая свои пальцы) этими ворами и

  мошенниками.

  

   Розенкранцъ.

  

   Добрый государь, въ чемъ причина вашего разстройства? Вы добровольно

  запираете дверь своей свободы, скрывая свои скорби отъ вашего друга.

  

   Гамлетъ.

  

   Мнѣ не достаетъ повышенiя.

  

   Розенкранцъ.

  

   Какъ это можетъ быть, когда голосъ самого короля за ваш

  престолонаслѣдiе въ Данiи?

  

   Гамлетъ.

  

   Да; но "пока травка подрастетъ", - пословица нѣсколько заплѣсневѣла...

  

   Входитъ статистъ съ флейтою.

  

   Гамлетъ.

  

   А, флейта! Покажите-ка. (Розенкранцу и Гильденштерну, которые жестами

  просятъ идти за ними).. Идти за вами? Что вы мечетесь изъ стороны въ

  сторону, обнюхивая мой слѣдъ, точно хотите загнать меня въ тенета?

  

   Гильденштернъ.

  

   О, государь! если мой долгъ черезчуръ смѣлъ, то и любовь моя черезчуръ

  безцеремонна.

  

   Гамлетъ.

  

   Я не совсѣмъ понялъ это. Не сыграете ли на этой дудкѣ?

  

   Гильденштернъ.

  

   Не умѣю, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Пожалуста.

  

   Гильденштернъ.

  

   Повѣрьте, не умѣю.

  

   Гамлетъ.

  

   Умоляю васъ.

  

   Гильденштернъ.

  

   Я не знаю, какъ за нее взяться, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   А это такъ же легко, какъ лгать. Нажимайте эти отверстiя большимъ

  пальцемъ и остальными, дуйте въ нея ртомъ, и раздастся отличная музыка.

  Взгляните, вотъ лады.

  

   Гильденштернъ.

  

   Но я не сумѣю приказать имъ издать какую-либо гармонiю; мнѣ не достаетъ

  умѣнья.

  

   Гамлетъ.

  

   Ну, подумайте же теперь, какой негодной вещью считаете вы меня. Вы

  хотите играть на мнѣ; вы дѣлаете видъ, что знаете всѣ мои лады; вы хотите

  выщипнуть самую сердцевину моей тайны; вы хотите заставить меня звучать отъ

  самой низкой до самой высокой ноты моего дiапазона, - а въ этомъ небольшомъ

  инструментѣ заключается музыка, чудный голосъ, и вы не умѣете заставить его

  говорить. Что-жъ, или по вашему на мнѣ легче играть, чѣмъ на какой-нибудь

  дудкѣ? Зовите меня какимъ вамъ угодно инструментомъ, вы можете раздражить

  меня, но не играть на мнѣ.

  

   Входитъ: Полонiй.

  

   Гамлетъ.

  

   Благослови васъ Господь, государь.

  

   Полонiй.

  

   Королева, государь, желаетъ говорить съ вами, и немедленно.

  

   Гамлетъ.

  

   Видите ли вы это облако, которое по формѣ почти-что верблюдъ?

  

   Полонiй.

  

   Клянусь обѣдней, и въ самомъ дѣлѣ, оно похоже на верблюда.

  

   Гамлетъ

  

   Мнѣ кажется, оно похоже на ласку.

  

   Полонiй.

  

   Спинка совершенно какъ у ласки.

  

   Гамлетъ.

  

   Или на кита?

  

   Полонiй.

  

   Очень похоже на кита.

  

   Гамлетъ.

  

   Значитъ, я сейчасъ же пойду къ матушкѣ. - Они задурачатъ меня до того,

  что я надорвусь. - Я приду сейчасъ же.

  

   Полонiй.

  

   Я такъ и скажу.

  

   (Уходитъ Полонiй).

  

   Гамлетъ.

  

   "Сейчасъ же", сказать легко... - Оставьте меня друзья.

  

   (Уходятъ всѣ, кромѣ Гамлета).

  

   Гамлетъ, одинъ.

  

   Насталъ часъ ночи, посвященный чарамъ!

   Кладбища разверзаются, и адъ

   Повѣтрiя на землю выдыхаетъ.

   Я-бъ могъ теперь горячую пить кровь

   И совершить такое злое дѣло,

   Что день бы вздрогнулъ, глядя на него...

   Довольно... Къ матушкѣ теперь... О, сердце!

   Не измѣняй природѣ. Не пускай

   Въ грудь крѣпкую мою души Нерона...

   И пусть жестокъ я буду, но не извергъ.

   Кинжалами я стану говорить,

   Но въ дѣло не пущу. Моя душа

   И мой языкъ притворщиками будутъ.

   И какъ бы я словами ни кололъ

   Ее, - запечатлѣть ихъ дѣломъ

   Моя душа во вѣкъ не согласится.

   (Уходитъ.).

  

  

   СЦЕНА III.

  

   Комната тамъ же.

   Входятъ: Король, Розенкранцъ, Гильденштернъ.

  

   Король.

  

   Я не люблю его; притомъ, опасно

   Его безумство оставлять на волѣ,

   А потому - готовьтесь: съ порученьемъ

   Немедленно я отправляю васъ,

   И съ вами въ Англiю и онъ поѣдетъ.

   Нельзя, по государственнымъ причинамъ,

   Потворствовать случайностямъ опаснымъ,

   Что ежечасно можетъ породить

   Его безумiе.

  

   Гильденштернъ.

  

   Мы соберемся мигомъ. -

   Религiозно-святъ тотъ страхъ, который

   Опасность удаляетъ отъ народа

   Что и живетъ, и дышитъ королемъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   И единичный, частный человѣкъ

   Обязанъ защищаться отъ невзгоды

   Всей силой и оружiемъ ума.

   Тѣмъ паче духъ тотъ, отъ чьего дыханья

   Зависитъ и покоится на немъ

   Существованье всѣхъ. Смерть государя

   Не одинокая кончина; увлекаетъ

   Она, какъ омутъ, все что близко къ ней,

   Сравню ее съ огромнымъ колесомъ,

   Стоящимъ на вершинѣ высочайшей.

   Въ громадныя же спицы колеса

   И вдѣланы, и къ нимъ прикрѣплены

   Десятки тысячъ небольшихъ вещицъ.

   Лишь упадетъ, - и всѣ приспособленья

   Ничтожныя, и мелкiя всѣ части

   Ждетъ гибель бурная. Вздохъ короля

   Всегда сопровождаетъ общiй стонъ.

  

   Король.

  

   Пожалуста, прошу васъ, снарядитесь

   Къ поспѣшному отъѣзду. Кандалы

   Надѣнемъ мы на пугало, что бродитъ

   Ужъ черезчуръ по волѣ.

  

   Гильденштернъ, Розенкранцъ.

  

   Мы готовы будемъ.

  

   Входитъ: Полонiй.

  

   Полонiй.

  

   Онъ къ королевѣ въ комнату сейчасъ

   Придетъ. Я спрячусь за ковромъ, чтобъ слышать

   Ихъ разговоръ. Ручаюсь вамъ, она

   Его приструнитъ. И, какъ вы сказали, -

   И это было сказано умно, -

   Удобнѣе, чтобъ къ матери въ придачу

   (Всѣ матери пристрастны по природѣ)

   Такiя рѣчи слышалъ и другой.

   Я, государь, зайду еще предъ тѣмъ

   Какъ вамъ въ постель ложиться, и тогда

   Все разскажу.

   (Уходитъ).

  

   Король (одинъ).

  

   Благодарю васъ. - О!

   Мой грѣхъ смердитъ и вопiетъ на небо.

   На немъ лежитъ древнѣйшее проклятье, -

   Братоубiйство. - Не могу молиться...

   Какъ ни сильны желанiе и воля,

   Ихъ побѣждаетъ мой сильнѣйшiй грѣхъ.

   Какъ тотъ, кому поручены два дѣла,

   Я мѣшкаю, не зная что начать

   И упускаю оба. О, когда бы

   Моя проклятая рука была

   На толщину свою покрыта кровью брата,

   То развѣ въ небесахъ святыхъ не хватитъ

   Дождя, чтобъ убѣлить ее, какъ снѣгъ? -

   И развѣ милосердiе не въ томъ,

   Чтобъ прямо стать противъ лица грѣха?

   И что въ молитвѣ, если не двойная

   Та сила что и охраняетъ

   Насъ до паденья, и даетъ прощенье,

   Когда мы ницъ?.. О, подыми же очи!..

   Мой грѣхъ свершенъ. Какая же молитва

   Приличествуетъ мнѣ?.. О, отпусти

   Мнѣ гнусное мое убiйство!

   Нѣтъ, это невозможно: я владѣю

   Всѣмъ тѣмъ, изъ-за чего свершилъ убiйство:

   И королевой, и вѣнцомъ, и трономъ.

   Какъ заслужить прощенье, удержавъ

   Грѣхъ при себѣ? Въ порочномъ здѣшнемъ мiрѣ

   Грѣхъ позолоченной своей рукою

   Дерзаетъ правосудье отстранять.

   Мы часто видимъ, что сама добыча

   Грѣховная идетъ на то, чтобъ подкупить

   Законъ. Не такъ горѣ. Тамъ нѣтъ увертокъ,

   Тамъ всѣ дѣла являются въ своемъ

   Природномъ видѣ. Тамъ принуждены мы

   Дать показанье передъ обнаженнымъ

   Лицомъ грѣха. Что жъ дѣлать мнѣ? О, что?..

   Испробовать что сможетъ покаянье?

   Чего оно не сможетъ, и что значитъ,

   Когда раскаяться не въ силахъ грѣшникъ?

   О, доля горькая! Грудь, черная какъ смерть!

   О ты, душа погрязшая! чѣмъ больше

   На волю рвешься ты, - тѣмъ глубже загрязаешь

   О, ангелы! поборниками будьте.

   Согнитеся, упрямыя колѣни!

   Ты, сердце съ жилами стальными, размягчись,

   Какъ нервъ новорожденнаго младенца.

   Еще возможность есть...

   (Отходитъ въ сторону и становится на колѣни).

  

   Входитъ: Гамлетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Теперь его, - теперь онъ на молитвѣ.

   Теперь его я... и пойдетъ на небо,

   И отомщенъ я буду? Поразмыслить

   Объ этомъ надо. Моего отца

   Убилъ мерзавецъ, и за это я,

   Я сынъ его единственный, мерзавца

   Пошлю на небеса. - О, нѣтъ!

   То плата, награжденье, а не месть.

   Отца онъ грубо, въ сытости тѣлесной,

   Подсторожилъ; когда его грѣхи

   Всѣ распустилися, свѣжи, какъ май.

   И какъ ему за то отдать отчетъ

   Придется - знаетъ Богъ одинъ. Но судя

   По человѣческимъ дѣламъ и мыслямъ,

   Ему тамъ тяжело. - И отомщу я,

   Убивъ его, когда онъ очищаетъ

   Молитвой душу, и вполнѣ готовъ,

   Чтобъ перейти въ тотъ мiръ? О, нѣтъ!

   Стой, мечъ мой! И себя побереги

   Для болѣе ужаснаго удара...

   Когда онъ будетъ пьянъ, во снѣ, во гнѣвѣ,

   Иль въ нечестивыхъ наслажденьяхъ ложа,

   Играть, божиться, или дѣлать то,

   Въ чемъ нѣтъ намека даже на спасенье, -

   Тогда хвати его: пусть полетитъ

   Внизъ головой, съ душой проклятой

   И черною, какъ адъ, куда она

   Пойдетъ. - Мать ждетъ меня. - Лѣкарство это

   Протянетъ только жизнь твою больную.

  

   (Уходитъ).

  

   Король встаетъ и подходитъ къ авансценѣ.

  

   Король, одинъ.

  

   Слова взлетаютъ, мысли на землѣ.

   Слова безъ мысли не взойдутъ на небо.

  

   (Уходитъ).

  

   СЦЕНА IV.

  

   Другая комната тамъ же.

   Входятъ: Королева и Полонiй.

  

   Полонiй.

  

   Сейчасъ онъ явится. Глядите-жъ, будьте

   Какъ можно строже съ нимъ. Скажите прямо,

   Что выходки его зашли

   Такъ далеко, что ихъ сносить нельзя;

   Что ваша милость лично заслонили

   Его отъ гнѣва тяжкаго. Но время

   Мнѣ замолчать. Пожалуста же, будьте

   Покруче съ нимъ.

  

   Гамлетъ за сценой.

  

   Матушка, матушка, матушка!

  

   Королева.

  

   О, я ручаюсь вамъ,

   Не бойтеся... Его шаги, - уйдите.

  

   (Полонiй прячется).

  

   Входитъ: Гамлетъ.

  

   Ну-съ, матушка, что скажете?

  

   Королева.

  

   Гамлетъ, -

   Отецъ твой сильно оскорбленъ тобою.

  

   Гамлетъ.

  

   Отецъ мой вами сильно оскорбленъ.

  

   Королева.

  

   Довольно! твой отвѣтъ - пустыя рѣчи.

  

   Гамлетъ.

  

   И полно! вашъ вопросъ - пустыя рѣчи.

  

   Королева.

  

   Гамлетъ, что это значитъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Въ чемъ же дѣло?

  

   Королева.

  

   Иль ты забылъ, кто я?

  

   Гамлетъ.

  

   О, нѣтъ! клянусь

   Крестомъ, что не забылъ. Вы - королева,

   Вы брата мужа вашего жена, -

   Когда-бъ вы ею не были! - Вы мать

   Моя.

  

   Королева.

  

   О, если такъ, я позову

   Людей, что съ вами говорить сумѣютъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, нѣтъ, садитесь; не уйдете вы,

   Не шевельнетеся, пока предъ вами

   Я не поставлю зеркала, гдѣ вы

   Увидите все скрытое въ душѣ.

  

   Королева.

  

   Что хочешь дѣлать ты? Вѣдь не убьешь же

   Меня?.. Эй, помогите!

  

   Полонiй, за ковромъ.

  

   Эй, сюда!

   На помощь! эй, сюда!..

  

   Гамлетъ обнажаетъ шпагу.

  

   А! кто тамъ? Крыса?

   (Бьетъ сквозь коверъ).

   Убилъ! червонецъ объ закладъ, убилъ!

  

   Полонiй, за ковромъ.

  

   О, я убитъ! (Падаетъ и умираетъ).

  

   Королева.

  

   О Боже! что ты сдѣлалъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Не знаю самъ... Король? (подымаетъ коверъ и

   вытаскиваетъ тѣло Полонiя.

  

   Королева.

  

   Какое - ахъ! -

   Кровавое и бѣшеное дѣло.

  

   Гамлетъ.

  

   Кровавое; - да, матушка, почти

   Такое-жъ скверное, какъ короля

   Убить, и слѣдомъ повѣнчаться съ братомъ

   Убитаго.

  

   Королева,

  

   Какъ короля убить?

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ, государыня; мои слова

   (Полонiю):

   А ты, - прощай, несчастный, суетливый,

   Вездѣ совавшiйся глупецъ. Я принялъ

   Тебя за лучшаго... Что-жъ? Такова

   Твоя судьба. Быть слишкомъ хлопотливымъ,

   Какъ самъ ты видишь, нѣсколько опасно.

   (Королевѣ):

   Да будетъ же ломать вамъ руки. Тс!

   Садитесь, и позвольте мнѣ сломать

   Вамъ сердце, а его сломлю я,

   Когда въ него возможность есть проникнуть,

   Когда проклятая привычка до того

   Его не закалила, что для чувства

   Оно, какъ крѣпость, стало неприступно.

  

   Королева.

  

   Но что-жъ я сдѣлала, что съ грубымъ крикомъ

   Ты смѣешь бичевать меня словами?

  

   Гамлетъ.

  

   Такое дѣло, что грязнитъ румянецъ

   И прелесть скромности; зоветъ

   Притворствомъ нравственность; срываетъ розу

   Съ прекраснаго чела любви невинной

   И насаждаетъ тамъ нарывъ; оно

   Обѣты при вѣнчаньи превращаетъ

   Въ такую-жъ ложъ, какъ клятвы игрока,

   Такое дѣло - о! - что вырываетъ

   Изъ договора самый смыслъ, и вѣру

   Сладчайшую способно сдѣлать

   Наборомъ словъ. - Побагровѣло небо

   И твердая, матерая земля,

   Какъ въ ожиданьи Страшнаго суда,

   Глядитъ печально и душой болѣетъ

   Объ этомъ дѣлѣ.

  

   Королева.

  

   Боже! что за дѣло,

   Что въ этомъ предисловiи гремитъ

   Съ такимъ раскатомъ?

  

   Гамлетъ.

  

   О, сюда взгляните:

   На эту вотъ картину и на ту,

   На эти вѣрные портреты братьевъ. -

   О, что за прелесть у него въ лицѣ!

   Гиперiона кудри, лобъ Зевеса,

   Глядитъ какъ Марсъ: властительно я грозно;

   Стоитъ онъ, какъ Меркурiй боговѣстникъ,

   Едва коснувшiйся заоблачной вершины.

   И цѣлое, и обликъ таковы,

   По истинѣ, что кажется всѣ боги

   Къ нему свои печати приложили,

   Чтобъ мiру дать обращикъ человѣка.

   Онъ былъ вашъ мужъ. Теперь сюда глядите:

   Вотъ нынѣшнiй вашъ мужъ; какъ ржавый колосъ,

   Здороваго онъ брата отравилъ.

   Иль слѣпы вы? Какъ вы могли оставить

   Нагорный лугъ, чтобъ жиру нагулять

   Въ трясинѣ? А? Иль слѣпы вы?

   Не говорите о любви... Да, въ ваши годы

   Ужъ укротилася горячка крови:

   Она смирна и слушаетъ разсудка.

   Какой же умъ способенъ перейти

   Отъ этого къ тому? И что за дьяволъ

   Такъ обморочилъ васъ, играя въ жмурки?

   О, стыдъ! гдѣ твой румянецъ? Адъ мятежный,

   Коль ты бунтуешь такъ въ костяхъ матроны,

   То пусть же добродѣтель станетъ воскомъ

   Для пылкой юности, и таетъ

   Въ ея огнѣ. Къ чему кричать: "ахъ, срамъ!"

   Когда невольная горячность увлекаетъ

   Съ тѣхъ поръ, какъ и морозъ горитъ такъ жарко,

   И разумъ сводничаетъ волю.

  

   Королева.

  

   О!..

   О, замолчи, Гамлетъ. Ты въ глубь души

   Меня заставилъ заглянуть, и тамъ

   Я вижу застарѣлыя такiя

   И черныя мѣста, что прежнiй цвѣтъ

   Не возвратится къ нимъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Все такъ, но жить

   Въ вонючемъ потѣ мерзостной постели;

   Купаться въ гнили; на навозной кучѣ

   Любить и ластиться!..

  

   Королева.

  

   О, замолчи же.

   Твои слова, какъ бы кинжалы,

   Мнѣ входятъ въ уши. Милый мой Гамлетъ,

   Довольно ужъ...

  

   Гамлетъ.

  

   Убiйца и мерзавецъ!

   Холопъ, не стоящiй двухсотой доли

   Властителя; паяцъ межъ королей;

   Карманный воръ правительства и власти;

   Стянулъ онъ съ полки дорогой вѣнецъ,

   И положилъ его въ карманъ...

  

   Королева.

  

   Довольно.

  

   Входитъ Духъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Король изъ тряпокъ и лоскутьевъ!.. Стражи

   Небесные! спасите, и меня

   Покройте вашими крылами!..

   Чего ты хочешь, милый образъ?

  

   Королева.

  

   Боже!

   Онъ помѣшался...

  

   Гамлетъ.

  

   Ты пришелъ затѣмъ,

   Чтобъ пожурить медлительнаго сына,

   Что страсть и время тратилъ и не шелъ

   На дѣло важное по грозному приказу?

   О, говори!

  

   Духъ.

  

   Запомни: я явился

   Лишь для того, чтобъ отточить твою

   Почти совсѣмъ притупленную волю,

   Но мать твоя, взгляни, объята страхомъ;

   Вступись въ ея борьбу съ ея душою,

   Мысль въ слабомъ тѣлѣ дѣйствуетъ сильнѣе.

   Скажи ей слово.

  

   Гамлетъ.

  

   Что съ вами, государыня?

  

   Королева.

  

   О, Боже!

   Нѣтъ, съ вами что? Зачѣмъ вы устремили

   Взоръ въ пустоту и съ воздухомъ безплотнымъ

   Ведете рѣчь? Изъ вашихъ глазъ украдкой,

   Испугано глядитъ душа, - и ваши

   Всѣ волосы, ожившiе покровы,

   Какъ сонные солдаты при тревогѣ,

   Вскочили на-ноги, и стали дыбомъ...

   О, милый сынъ!

   Терпѣнiемъ холоднымъ окропите

   И жаръ, и пламя вашего безумства.

   На что вы смотрите?

  

   Гамлетъ.

  

   О, на него!

   Вотъ онъ! Взгляните, какъ лицомъ онъ блѣденъ

   Когда-бъ съ такимъ лицомъ, онъ камнямъ

   Сталъ о своей обидѣ говорить, -

   Они бы поняли. - О, не гляди же

   Ты на меня: отъ жалости шатнется

   Неколебимая моя рѣшимость,

   И то, что сдѣлать долженъ я, - утратитъ

   Свой настоящiй цвѣтъ; не кровь польется,

   А слезы.

  

   Королева.

  

   Съ кѣмъ вы говорили?

  

   Гамлетъ.

  

   Здѣсь никого не видите?

  

   Королева.

  

   Не вижу;

   Хотя и вижу все что здѣсь.

  

   Гамлетъ.

  

   Но развѣ

   Вы ничего не слышали?

  

   Королева.

  

   Ни слова,

   За исключеньемъ насъ самихъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Глядите-жъ:

   Вотъ онъ украдкою уходитъ. Онъ,

   Отецъ мой, въ томъ же платьѣ, какъ живой.

   Вотъ въ двери онъ теперь сейчасъ уходитъ.

  

   (Уходитъ: Духъ).

  

   Королева.

  

   Всѣ эти выдумки - у васъ въ мозгу.

   Въ бреду намъ грезятся легко такiя

   Безплотныя созданiя.

  

   Гамлетъ.

  

   Въ бреду?

   Но пульсъ мой бьется ровно, какъ у васъ,

   Въ здоровомъ темпѣ. Что я говорилъ,

   То вовсе не безумство. Прикажите,

   Я все сначала, слово въ слово, вамъ

   Перескажу. Уклонится безумный

   Отъ этого. Ахъ, матушка! не лейте

   Того обманнаго бальзама въ сердце,

   Что говоритъ сейчасъ не вашъ проступокъ,

   А сумасшествiе мое. Онъ только

   Закроетъ и затянетъ язву,

   А гнойный ядъ, прорвавшись внутрь, незримо

   Все заразитъ. О! примиритесь съ небомъ,

   Покайтесь въ прошломъ, и воздержны станьте.

   Не расточайте удобренiя на то,

   Чтобъ сорная трава росла сочнѣе. -

   Простите мнѣ вы эту добродѣтель;

   Въ нашъ ожирѣвшiй до одышки вѣкъ

   Должна и добродѣтель у порока

   Просить прощенья. Да, предъ нимъ склоняться

   И умолять о позволеньи сдѣлать

   Добро ему же.

  

   Королева.

  

   О, Гамлетъ! Ты сердце

   Разбилъ мнѣ на-двое.

  

   Гамлетъ.

  

   О, бросьте же его

   Дурную половину, и живите

   Съ другою въ чистотѣ. Покойной ночи. -

   Но не ходите нынче въ спальню къ дядѣ, -

   И если добродѣтели въ васъ нѣтъ, -

   То притворитесь. Воздержитесь нынче,

   И это облегчитъ вамъ воздержанье

   На слѣдующiй разъ. Покойной ночи...

   И если дорого для васъ благословенье,

   Пожалуйста, меня благословите

   (Указывая на Полонiя).

   А что до этого, то каюсь я.

   Но небесамъ угодно было наказать

   Его при помощи моей, меня же

   При помощи его, я принужденъ былъ

   Стать ихъ кнутомъ и палачомъ.

   Его я спрячу и сумѣю дать отвѣтъ

   Въ томъ, что убилъ его. Итакъ, еще разъ

   Покойной ночи. Принужденъ я быть

   Жестокимъ исключительно затѣмъ,

   Чтобъ добрымъ быть. Такъ началось худое,

   А худшее осталось.

  

   Королева.

  

   Что мнѣ дѣлать?

  

   Гамлетъ.

  

   Никакъ не то, о чемъ я васъ просилъ.

   И пусть король, опухшiй отъ распутства,

   Васъ снова увлечетъ, и сладострастно.

   Васъ за щеку щипнетъ, и назоветъ

   Своею мышкою. И пусть за пару

   Вонючихъ поцѣлуевъ, иль за то,

   Что пальцами проклятыми своими

   За шейкою у васъ онъ пощекочетъ, -

   Онъ васъ принудитъ все себѣ открыть:

   Что дѣло въ томъ, что въ сущности я вовсе

   Не сумасшедшiй; что мое безумство

   Простая хитрость. И отлично будетъ,

   Когда вы все разскажете ему...

   Кому же, кромѣ васъ-то, королевы,

   Красивой и воздержной, и премудрой,

   Скрывать такiе важные секреты

   Отъ этого кота, нетопыря,

   Отъ этой жабы? Кто жъ на то рѣшится?

   Нѣтъ, вопреки и скрытности, и смыслу

   Откройте клѣтку, что на крышѣ дома

   И выпустите птицъ; а сами вы,

   Въ примѣръ другимъ, какъ обезьяна въ баснѣ,

   Залѣзьте въ клѣтку и сломите шею.

  

   Королева.

  

   О, будь покоенъ, если наше слово -

   Дыханье, а дыханье - жизнь,

   То жизни нѣтъ во мнѣ, чтобъ продышать

   Что говорилъ ты мнѣ.

  

   Гамлетъ.

  

   Меня

   Ссылаютъ въ Англiю, - извѣстно вамъ?

  

   Королева.

  

   Ахъ! я забыла, - это рѣшено.

  

   Гамлетъ, указывая на Полонiя.

  

   Съ него начну сбираться я въ дорогу:

   Въ ту комнату я потрохи стащу.

   Покойной ночи, матушка. А этотъ

   Совѣтникъ сталъ и молчаливъ, и тихъ,

   И важенъ, - а всю жизнь свою

   Онъ былъ шутомъ, негоднымъ и болтливымъ.

   Ну, сударь, время намъ покончить съ вами...

   Покойной ночи, матушка.

  

   Уходятъ въ разныя стороны; Гамлетъ тащитъ

   трупъ Полонiя.

  

  

   ДѢЙСТВIЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

  

   СЦЕНА I.

  

   Тамъ же.

   Входятъ: король и королева.

  

   Король.

  

   Нѣтъ, эти вздохи тяжкiе и стоны

   Не безъ причины; объясните ихъ;

   Намъ слѣдуетъ понять ихъ. Гдѣ Гамлетъ?

  

   Королева.

  

   Ахъ, добрый государь. что нынче ночью

   Видала я!

  

   Король.

  

   Гертруда, что такое?

   Что съ вашимъ сыномъ?

  

   Королева.

  

   Бѣшенный какъ вѣтеръ,

   И море, въ спорѣ кто-изъ нихъ сильнѣй,

   Замѣтилъ онъ, что кто-то за ковромъ

   Зашевелился, и въ припадкѣ безобразномъ

   Онъ шпагу выхватилъ, и съ крикомъ "крыса!"

   Въ бреду, не видя кто тамъ, закололъ

   Несчастнаго Полонiя.

  

   Король.

  

   Охъ, тяжко!

   И будь мы тамъ, и съ нами было-бъ тоже.

   Его свобода угрожаетъ всѣмъ:

   И вамъ самимъ, и намъ, и прочимъ...

   Ахъ! намъ же отвѣчать за эту кровь. -

   Насъ станутъ осуждать за то, что мы

   Оставили безумца на свободѣ,

   Не заперли, не удалили; но любовь

   Къ нему такъ велика у насъ,

   Что мы не поняли, что слѣдовало сдѣлать.

   Мы, какъ больной заразною болѣзнью,

   Ее скрывая, самымъ сокомъ жизни

   Дозволили питаться ей. - Куда

   Пошелъ онъ?

  

   Королева.

  

   Спрятать трупъ. Но блещетъ онъ

   И въ сумашествiи, какъ самородокъ

   Межъ низкою рудой: онъ плачетъ самъ

   Надъ тѣмъ, что сдѣлалъ.

  

   Король.

  

   О, Гертруда! -

   Пойдемте. Раньше чѣмъ успѣетъ солнце

   Коснуться горъ, его мы удалимъ.

   Мы это дѣло гнусное должны,

   При помощи высокой нашей власти

   И ловкости, и скрыть, и извинить.

   Эй, Гильденштернъ!

  

   Входятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ.

  

   Король.

  

   Друзья, -

   Возьмите кой-кого себѣ на помощь:

   Гамлетъ Полонiя убилъ въ припадкѣ

   И трупъ изъ спальни матери унесъ;

   Идите и сыщите. Обращайтесь

   Съ нимъ ласково, а тѣло отнесете

   Въ часовню. И, пожалуста, скорѣе.

  

   (Уходятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ.)

  

   Король.

  

   Пойдемъ, Гертруда, соберемъ мудрѣйшихъ

   Друзей; объявимъ имъ, какъ оба мы

   Предполагаемъ поступить, а также

   О томъ, что такъ безвременно случилось...

   Въ моей душѣ разстройство и тревога.

  

  

   СЦЕНА II.

  

   Другая комната тамъ же.

   Входитъ: Гамлетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Хорошо спрятанъ!..

  

   Розенкранцъ и другiе, за сценой.

  

   Гамлетъ! принцъ Гамлетъ!

  

   Гамлетъ.

  

   Что за шумъ? Кто зоветъ Гамлета? О, да они идутъ сюда.

  

   Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ.

  

   Розенкранцъ.

  

   Что вы сдѣлали съ трупомъ, принцъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Смѣшалъ его съ прахомъ, которому онъ съ родни.

  

   Розенкранцъ.

  

   Скажите гдѣ онъ; мы должны взять его оттуда и перенести въ часовню:

  

   Гамлетъ.

  

   И не думайте!

  

   Розенкранцъ.

  

   Чего не думать?

  

   Гамлетъ.

  

   Что я сохраню вашу тайну, а не свою. Притомъ, когда спрашиваетъ губка,

  - какой отвѣтъ можетъ дать королевскiй сынъ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Вы принимаете меня за губку, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Да, сударь, за такую, которая всасываетъ королевскiя милости, доходы,

  власть. Но такiе чиновники оказываютъ королю самую важную услугу въ концѣ:

  онъ, какъ обезьяна, держитъ ихъ въ углу челюсти; раньше всѣхъ они попадаютъ

  въ ротъ, а проглатываются послѣдними; когда ему понадобится то, что вы

  всосали, стоитъ только пожать васъ, и вы, губка, станете сухи по прежнему.

  

   Розенкранцъ.

  

   Я не понимаю васъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Радуюсь этому: лукавое словцо не щекочетъ глупаго уха.

  

   Розенкранцъ.

  

   Принцъ, вы должны сказать намъ, гдѣ тѣло, и идти съ нами къ королю.

  

   Гамлетъ.

  

   Тѣло съ королемъ, но король не съ тѣломъ. Король есть нѣчто...

  

   Гильденштернъ.

  

   Нѣчто, принцъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Отъ ничего. Ведите меня къ нему. Давайте играть въ прятки.

  

   (Уходятъ.)

  

  

   СЦЕНА III.

  

   Другая комната тамъ же.

   Входитъ: Король со свитой.

  

   Король.

  

   Я приказалъ сыскать его и тѣло.

   Грозитъ опасностью, что этотъ человѣкъ

   Не въ заключенiи. Но намъ нельзя

   Съ нимъ поступить по строгости закона:

   Онъ такъ любимъ безумною толпой,

   Которая боготворитъ глазами,

   А не умомъ. А въ случаяхъ подобныхъ,

   Не преступленiе берутъ въ разсчетъ,

   А строгость наказанiя. Чтобъ все

   Устроилось и гладко, и спокойно,

   Необходимо что-бъ его изгнанье

   Казалося обдуманнымъ рѣшеньемъ.

   Въ отчаянныхъ болѣзняхъ помогаютъ

   Отчаянныя средства, иль ничто.

  

   Входитъ: Розенкранцъ.

  

   Король.

  

   Ну, что? что тамъ случилось?

  

   Розенкранцъ.

  

   Государь, -

   Мы не могли добиться отъ него,

   Куда онъ спряталъ трупъ.

  

   Король.

  

   Но гдѣ онъ самъ?

  

   Розенкранцъ.

  

   Здѣсь, за дверьми; подъ стражей, государь,

   И ждетъ приказа вашего.

  

   Король.

  

   Ввести.

  

   Розенкранцъ.

  

   Сюда.

   Эй, Гильденштернъ! введите принца.

  

   Входятъ: Гамлетъ и Гильденштернъ,

  

   Король.

  

   Ну, Гамлетъ, гдѣ Полонiй?

  

   Гамлетъ.

  

   На ужинѣ.

  

   Король.

  

   На ужинѣ? гдѣ?

  

   Гамлетъ.

  

   Не тамъ гдѣ онъ ѣстъ, а гдѣ его ѣдятъ. Вокругъ него собралась цѣлая

  дипломатическая конференцiя червей. А вѣдь червякъ единственный повелитель

  по части угощенiя: мы откармливаемъ другихъ тварей, чтобъ откормить себя, а

  себя откармливаемъ для гробовыхъ червей. И жирный король, и тощiй нищiй

  только два различныя блюда, двѣ перемѣны за однимъ столомъ. И вотъ въ чемъ

  конецъ.

  

   Король.

  

   Что ты хочешь сказать этимъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Только показать, какъ король можетъ пройтись по кишкамъ нищаго.

  

   Король.

  

   Гдѣ Полонiй?

  

   Гамлетъ.

  

   На небесахъ; пошлите туда справиться; если вашъ гонецъ не найдетъ его

  тамъ, поищите сами въ другомъ мѣстѣ. Но, по правдѣ, если вы не найдете его

  въ теченiе мѣсяца, то вынюхаете когда будете всходить по лѣстницѣ въ

  галлерею.

  

   Король (нѣкоторымъ изъ свиты).

  

   Поищите его тамъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Онъ подождетъ, пока вы придете.

  

   (Уходятъ: нѣкоторые изъ свиты).

  

   Король.

  

   Гамлетъ, - за твой проступокъ, о которомъ

   Мы сожалѣемъ глубоко, а также

   Для безопасности твоей, которой

   Мы дорожимъ, - тебя отсюда

   Со скоростью огня должны мы выслать.

   А потому: - сбирайся въ путь сейчасъ же:

   Корабль готовъ, благопрiятенъ вѣтеръ,

   Ждутъ спутники и все, чтобъ въ Англiю

   Отчалить...

  

   Гамлетъ.

  

   Въ Англiю?

  

   Король.

  

   Ну, да, Гамлетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Прекрасно.

  

   Король.

  

   Ты сказалъ бы то же,

   Когда бы зналъ намѣренiя наши.

  

   Гамлетъ.

  

   Я вижу херувима, который его видитъ. - Но ѣдемъ; въ Англiю! Счастливо

  оставаться, дорогая матушка.

  

   Король.

  

   Твой любящiй отецъ, Гамлетъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Мать моя. Отецъ и мать - мужъ и жена; мужъ и жена - плоть едина; и

  такъ, мать моя. Ѣдемъ; въ Англiю.

   (Уходитъ).

  

   Король.

  

   Не отставайте отъ него; на бортъ

   Его скорѣе заманите; нынче жъ,

   Безъ отлагательствъ, долженъ онъ уѣхать.

   Идите. Все что надлежитъ до дѣла

   Сдано и запечатано. Спѣшите жъ

   Пожалуйста.

   (Уходятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ).

  

   Король.

  

   О, Англiя, когда

   Мою любовь во что-нибудь ты цѣнишь

   (А этому должно бы научить

   Тебя мое могущество, зане

   Еще красна, не зажила та рана

   Что Датскiй мечъ нанесъ тебѣ, и твой

   Непринужденный ужасъ платитъ намъ

   Дань уваженiя), - ты не посмѣешь

   Отвергнуть холодно верховный мой

   Приказъ, - а онъ повелѣваетъ прямо,

   Въ торжественныхъ и сильныхъ выраженьяхъ:

   Убить Гамлета. Соверши-же это,

   О, Англiя! и исцѣли меня:

   Какъ лютая болѣзнь онъ кровь мою

   Терзаетъ. И пока я не узнаю,

   Что это сдѣлано, - то пусть и счастье

   Мнѣ выпадетъ, я радости не буду знать.

  

  

   СЦЕНА IV.

  

   Равнина въ Данiи.

  

   Входитъ: Фортинбрасъ; проходятъ войска.

  

   Фортинбрасъ.

  

   Идите къ королю, и отъ меня

   Его привѣтствуйте; скажите, капитанъ,

   Что Фортинбрасъ, съ его соизволенья,

   Ждетъ пропуска для войска чрезъ его

   Владѣнiя. Скажите также, что когда

   Его величеству угодно видѣть насъ,

   То мы готовы выразить свой долгъ

   Передъ его очами.

  

   Капитанъ.

  

   Исполню, государь.

  

   Фортинбрасъ.

  

   Впередъ, но тихимъ шагомъ.

  

   (Уходятъ).

  

  

   СЦЕНА V.

  

   Эльзиноръ. Комната въ замкѣ.

  

   Королева.

  

   Я не хочу съ ней говорить.

  

   Горацiо.

  

   Она

   Настойчива; притомъ же внѣ себя.

   Ея нельзя не пожалѣть.

  

   Королева.

  

   Но что же

   Угодно ей?

  

   Горацiо.

  

   Она толкуетъ объ отцѣ

   И говоритъ, что знаетъ, что на свѣтѣ

   Есть плутни; и вздыхаетъ, и себя

   Бьетъ въ грудь; изъ пустяковъ съ досадой

   Ногою топаетъ безъ цѣли; говоритъ

   Такiя вещи, что на-половину

   Понять нельзя; вся рѣчь ея - ничто;

   Но тѣхъ, кто слушаетъ, ея безсвязность

   И подстрекаетъ къ выводамъ; они

   Пускаются въ догадки и сшиваютъ

   Слова, какъ лоскутки, своею мыслью.

   Притомъ, ея движенiя, миганья,

   Качанья головою, чѣмъ она

   Сопровождаетъ рѣчь, - и заставляютъ

   Предполагать, что въ самомъ дѣлѣ въ ней

   Есть смыслъ, хотя неясный, но печальный.

  

   Королева.

  

   Съ ней слѣдуетъ поговорить. Она

   Въ расположенныхъ къ злу посѣять можетъ

   Опасныя догадки. Позовите

   Ее сюда.

   (Уходитъ Горацiо).

  

   Королева (одна).

  

   Ужъ такова природа

   Грѣха, что для моей души больной

   Любой пустякъ является предвѣстьемъ

   Огромнаго несчастья. Преступленье

   Такъ полно безпричинныхъ подозрѣнiй,

   Что изъ боязни испытать терзанья

   Терзаетъ самого себя.

  

   Снова входитъ Горацiо съ Офелiей.

  

   Офелiя.

  

   Гдѣ прекрасная Датская королева?

  

   Королева.

  

   Что съ вами, Офелiя?

  

   Офелiя (поетъ).

  

   О, скажи мнѣ, кто милѣй

   Всѣхъ въ твоихъ глазахъ?

   Онъ въ сандалiяхъ и шляпѣ,

   Съ посохомъ въ рукахъ.

  

   Королева.

  

   Ахъ, милая дѣвушка, что значитъ эта пѣсня?

  

   Офелiя.

  

   Что вы сказали? Нѣтъ, пожалуйста слушайте (поетъ)

   Умеръ онъ и погребенъ;

   Онъ въ землѣ сырой.

   У него въ ногахъ гранитъ,

   Мохъ надъ головой.

  

   Королева.

  

   Но, Офелiя...

  

   Офелiя.

  

   Слушайте, пожалуйста. (Поетъ.)

   Саванъ бѣлъ, какъ снѣгъ нагорный...

  

   Входитъ: Король.

  

   Королева.

  

   Ахъ, взгляните сюда, государь.

  

   Офелiя (поетъ).

  

   Весь покрытъ цвѣтами.

   Ахъ, не лила милая надъ нимъ

   Слезъ ручьями.

  

   Король.

  

   Какъ поживаете, прелестная дѣвушка?

  

   Офелiя.

  

   Хорошо, да воздастъ вамъ Богъ!.. Говорятъ, сова была дочерью

  хлѣбопека... Господи! мы знаемъ, что мы теперь, но не знаемъ что съ нами

  будетъ. Благослови, Боже, вашъ обѣдъ.

  

   Король.

  

   Думаетъ о своемъ отцѣ.

  

   Офелiя.

  

   Пожалуйста, ни слова объ этомъ; но если спросятъ, что это значитъ, то

  говорите: (Поетъ).

   Всѣ въ Валентиновъ день съ зарею

   Проснутся завтра, милый;

   Я стану подъ твоимъ окномъ

   Твоею Валентиной.

  

   *

   * *

  

   Онъ услыхалъ, онъ мигомъ всталъ,

   И дверь толкнулъ рукою;

   Она домой пошла иной:

   Не съ прежней чистотою.

  

   Король.

  

   Прелестная Офелiя!

  

   Офелiя.

  

   Въ самомъ дѣлѣ, да, и я кончу объ этомъ безъ проклятья: (Поетъ).

   Спаситель и любовь святая!

   Ахъ, сжальтесь! обижаютъ!

   У всѣхъ мущинъ отвѣтъ одинъ:

   Они стыда не знаютъ.

  

   *

   * *

  

   Она ему: - ты обѣщалъ

   Со мною обвѣнчаться?

   - "Зачѣмъ же было до вѣнца

   Со мною обниматься?"

  

   Король.

  

   Давно-ли это съ ней?

  

   Офелiя.

  

   Надѣюсь, все будетъ хорошо. Надо быть терпѣливымъ; но мнѣ остается

  только плакать, какъ подумаю что они опустятъ его въ холодную землю. Мой

  братъ узнаетъ объ этомъ, и затѣмъ благодарю васъ за добрый совѣтъ. Эй,

  карету мнѣ! Покойной ночи, дамы; покойной ночи, милыя дамы; покойной ночи,

  покойной ночи. (Уходитъ).

  

   Король.

  

   Не отставайте отъ нея; слѣдите,

   Пожалуйста, за нею хорошенько.

  

   (Уходитъ: Горацiо).

  

   Король.

  

   О, это ядъ глубокой скорби. Смерть

   Ея отца - тотъ ключъ, откуда онъ

   Бѣжитъ. Гертруда, о Гертруда! Бѣды,

   Не какъ лазутчики, идутъ на насъ,

   Не въ одиночку, цѣлыми полками.

   Убитъ ея отецъ; вашъ сынъ уѣхалъ, -

   Запальчивый виновникъ своего

   Вполнѣ законнаго изгнанья. Дальше,

   Чернь замутилась; тупоголова,

   Болѣзненна въ догадкахъ шепотливыхъ

   На счетъ Полонiя; мы поступили

   По-дѣтски, схоронивъ его украдкой.

   И бѣдная Офелiя!.. погибъ

   Твой свѣтлый умъ... А безъ него

   Мы иль картины, или просто звѣри...

   И наконецъ, - и это превосходитъ

   Всѣ наши бѣды - братъ ея вернулся

   Изъ Францiи секретно; упиваясь

   Необычайностью, какъ въ тучу онъ закутанъ...

   И шептуны найдутся, и отравятъ

   Заразными рѣчами слухъ его

   На счетъ убiйства старика; они,

   За неимѣньемъ фактовъ, по неволѣ

   Усердно, шепоткомъ винятъ особу нашу.

   О, милая Гертруда! это,

   Какъ бомба, мнѣ наноситъ слишкомъ много

   Смертельныхъ ранъ (За сценой шумъ.)

  

   Королева.

  

   О, Боже! что за шумъ?

  

   Входитъ: Дворянинъ.

  

   Король.

  

   Эй, гдѣ мои швейцарцы? Ихъ на стражу!

   Что тамъ за шумъ?

  

   Дворянинъ.

  

   Спасайтесь, государь.

   И океанъ, переступивъ границы,

   Не пожираетъ плоскихъ береговъ

   Съ такою быстротой неумолимой, -

   Какъ молодой Лаэртъ, съ толпой мятежной,

   Сметаетъ вашихъ офицеровъ. Шайка

   Его зоветъ ужъ королемъ. Какъ будто

   Мiръ только начинаетъ жить,

   Какъ будто древность и обычай, - эти

   Столпы и утвердители всѣхъ званiй, -

   Забыты иль невѣдомы, - они

   Кричатъ: "Мы въ правѣ избирать! Лаэрта

   Поставимъ въ короли!" И шапки, руки

   И языки до облаковъ доносятъ:

   "Лаэрта въ короли! Лаэртъ король!"

  

   Королева.

  

   Какъ весело по ложному слѣду

   Они погнали. Нѣтъ, ошиблись вы,

   Собаки-Датчане.

   (Шумъ за сценой.)

  

   Король.

  

   Взломали двери.

  

   Входитъ Лаэртъ, вооруженный; за нимъ Датчане.

  

   Лаэртъ.

  

   Гдѣ онъ, король?.. Останьтесь за дверьми.

  

   Датчане.

  

   Нѣтъ, мы войдемъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Прошу васъ, господа.

   Ужъ предоставьте мнѣ.

  

   Датчане.

  

   Ну, ладно, ладно.

   (Они отступаютъ за дверь.)

  

   Лаэртъ.

  

   Благодарю васъ. Охраняйте двери. -

   А ты, король презрѣнный! Возврати

   Мнѣ моего отца.

  

   Король.

  

   Спокойнѣе, Лаэртъ...

  

   Лаэртъ.

  

   Та капля крови, что во мнѣ спокойна,

   При всѣхъ зоветъ меня побочнымъ сыномъ

   И рогоносцемъ моего отца;

   Она клеймо распутства выжигаетъ

   У вѣрной матери моей, вотъ-тутъ,

   На чистомъ незапятнаномъ челѣ.

  

   Король.

  

   Но почему же твой мятежъ, Лаэртъ,

   Глядитъ такимъ гигантомъ? Нѣтъ, Гертруда,

   Пусть онъ... Не бойтесь за особу нашу.

   Охрана короля - такое божество,

   Что лишь украдкою измѣна можетъ

   Глядѣть на замыслы свои; а воля

   Ея бездѣйствуетъ. - Скажи, Лаэртъ,

   Съ чего ты такъ безумствуешь!.. Пусть онъ.

   Гертруда... Говори же, другъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Гдѣ мой

   Отецъ?

  

   Король.

  

   Онъ умеръ.

  

   Королева.

  

   Не его вина...

  

   Король.

  

   Пусть до конца ведетъ допросъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Какъ умеръ онъ?

   Я передержекъ тутъ не допущу,

   Въ адъ вѣрноподданство! присяга

   Къ чернѣйшему изъ демоновъ! И совѣсть,

   И благодать въ бездонную пучину!

   Я посягаю на свое спасенье,

   Я до того дошелъ, что презираю

   И здѣшнюю, и будущую жизнь.

   Что будетъ, то и будетъ. Только-бъ мнѣ

   За смерть отца достойно отомстить.

  

   Король.

  

   Кто-жъ помѣшаетъ вамъ?

  

   Лаэртъ.

  

   Ни цѣлый мiръ,

   Моя лишь воля. Что до средствъ, то я

   Сумѣю такъ распорядиться ими,

   Что съ малымъ до великаго достигну.

  

   Король.

  

   Но, добрый нашъ Лаэртъ, когда

   О смерти вашего дрожайшаго отца

   Вы истину желаете узнать, -

   То неужли же ваша месть предпишетъ

   Всѣ ставки безъ разбора забирать,

   И у друзей, и у враговъ; у тѣхъ

   Кто выигралъ, и тѣхъ, кто проигралъ?

  

   Лаэртъ.

  

   Нѣтъ, у однихъ враговъ.

  

   Король.

  

   Такъ вы хотите,

   Конечно, ихъ узнать?

  

   Лаэртъ.

  

   А добрымъ

   Его друзьямъ, - широко я раскрою

   Свои объятiя; какъ пеликанъ.

   Любвеобильно жертвующiй жизнью,

   Своею кровью напитаю ихъ.

  

   Король.

  

   Ну вотъ, теперь заговорили вы,

   Какъ добрый сынъ, какъ истый дворянинъ.

   Что въ смерти вашего отца я не виновенъ,

   Что я о ней чувствительно грущу,

   Для вашего ума такъ станетъ ясно,

   Какъ свѣтъ для вашихъ глазъ.

  

   Датчане, за сценой.

  

   Впустить ее!

  

   Лаэртъ.

  

   Что тамъ за шумъ?

  

   Входитъ: Офелiя, причудливо убранная соломой и цвѣтами.

  

   Лаэртъ.

  

   Жаръ, изсуши мой мозгъ!

   Вы, слезы, вы, соленыя седмижды,

   О, выжгите изъ глазъ моихъ все чувство

   И всѣ способности... Клянуся небомъ,

   Я вѣсомъ отплачу твое безумство,

   Пока и коромысла у вѣсовъ

   Вполнѣ не перетянетъ наша чаша.

   О, роза майская! о, дорогая

   Ты дѣвушка, любимая сестра,

   Прелестная Офелiя! - О, небо!

   Иль умъ молоденькой дѣвицы также

   Не долговѣченъ, какъ и старца жизнь?

   Въ любви нѣжна природа, и вездѣ,

   Гдѣ нѣжною является она, -

   Она свой драгоцѣнный отпечатокъ

   Даетъ тому, что любитъ.

  

   Офелiя (поетъ).

  

   Въ гробу понесли съ непокрытымъ лицомъ,

   Траля-ля, траля-ля, траля-ля!

   И слезы лилися въ могилу дождемъ.

   Прощай, голубчикъ!

  

   Лаэртъ.

  

   О, будь ты въ разумѣ, то и тогда

   Ты къ мести не могла-бъ сильнѣй подвигнуть.

  

   Офелiя.

  

   Вамъ надо пѣть: "все внизъ, да внизъ, да внизъ его!" Какъ подъ это

  ловко прясть на веретенѣ! А дочь господина увезъ его лживый дворецкiй.

  

   Лаэртъ.

  

   Это "ничто" говоритъ больше дѣла.

  

   Офелiя.

  

   Вотъ размаринъ, - это для памяти; пожалуйста, милый, не забывай меня! А

  вотъ анютины глазки - это чтобъ думали.

  

   Лаэртъ.

  

   Безумная, и даетъ наставленiя; заботятся, чтобъ думали и помнили.

  

   Офелiя.

  

   Вотъ вамъ укропъ и голубки; вотъ рута для васъ, а вотъ и для меня; ее

  зовутъ также воскресной Божьей травкой... О, вы иначе, особенно должны

  носить свою руту... Вотъ маргаритки; хотѣлось бы вамъ дать фiалокъ, да онѣ

  всѣ завяли, какъ умеръ мой отецъ. Говорятъ, хороша была его кончина, -

   А милый мой Робинъ вся радость моя!

  

   Лаэртъ

  

   Скорбь, горести, страданья, самый адъ

   Ты превращаешь въ прелесть и утѣху!

  

   Офелiя, поетъ.

  

   И не вернется онъ къ намъ?

   И не вернется онъ къ намъ?

   Нѣтъ, нѣтъ! умеръ онъ...

   Умри же и ты:

   Онъ не вернется во вѣкъ.

  

   *

   * *

  

   Съ бѣлой, какъ снѣгъ бородой,

   Съ волосами, что ленъ,

   Умеръ онъ, умеръ онъ!

   Изъ груди рвется стонъ:

   "Со святыми упокой!"

   И души всѣхъ христiанъ. Молю Бога. Господь съ вами!

   (Уходитъ Офелiя).

  

   Лаэртъ.

  

   О, Господи, ты зришь ли это?

  

   Король.

  

   Лаэртъ, я съ вашею печалью долженъ

   Вступить въ переговоры; въ этомъ вы

   Мнѣ отказать не въ правѣ. Отправляйтесь

   И избирите изъ своихъ мудрѣйшихъ

   Друзей кого угодно вамъ, и пусть

   Они, насъ выслушавъ, дадутъ рѣшенье.

   Когда они найдутъ, что мы иль прямо,

   Иль косвенно прикосновенны къ дѣлу, -

   То мы, чтобъ васъ вознаградить, готовы

   Отдать корону, жизнь, и все что мы

   Зовемъ своимъ; но если нѣтъ, то вы

   Благоволите предоставить ваше

   Терпѣнiе въ мое распоряженье, -

   И мы, въ союзѣ съ вашею душой,

   Начнемъ трудиться, чтобы васъ, какъ должно.

   Вознаградить.

  

   Лаэртъ.

  

   Да будетъ такъ. - И то.

   Какъ умеръ онъ, какъ погребенъ былъ тайно: -

   Не воздвигали надъ его могилой

   Трофея изъ оружiя, меча,

   Щита съ гербомъ, и не было при этомъ

   Ни установленныхъ обычныхъ церемонiй,

   Ни пышности, - все это вопiетъ

   Съ земли на небо, требуя чтобъ я

   Подвергнулъ розыску.

  

   Король.

  

   И будетъ такъ,

   И на виновнаго падетъ сѣкира.

   Пойдемте же, пожалуста, со мной.

   (Уходятъ).

  

  

   СЦЕНА VI.

  

   Другая комната тамъ же.

   Входитъ: Горацiо и служитель.

  

   Горацiо.

  

   Что за люди меня желаютъ видѣть?

  

   Служитель.

  

   Матросы, сударь. Говорятъ, что письма

   У нихъ есть къ вамъ.

  

   Горацiо.

  

   Пускай войдутъ.

   (Уходитъ: Служитель).

  

   Горацiо (одинъ).

  

   Не знаю, кто бы могъ мнѣ въ цѣломъ свѣтѣ

   Прислать привѣтъ, за исключеньемъ принца.

  

   Входятъ: Матросы.

  

   Первый матросъ.

  

   Благослови васъ, Господь, сударь.

  

   Горацiо.

  

   Благослови и тебя, Боже.

  

   Первый матросъ.

  

   Благословитъ, сударь, коль ему будетъ угодно. Вотъ вамъ письмо, сударь;

  оно отъ посланника, котораго посылали въ Англiю, если васъ зовутъ Горацiо,

  какъ мнѣ сказали.

  

   Горацiо (читаетъ).

  

   "Горацiо, - прочтя письмо, доставь этимъ молодцамъ доступъ къ королю: у

  нихъ есть письма къ нему. На второй день, какъ мы вышли въ море, за нами

  погнался пиратъ весьма воинственнаго вида; находя что мы медленно идемъ подъ

  парусами, мы выказали вынужденную храбрость; при абордажѣ я перешелъ на ихъ

  бортъ; въ тотъ же мигъ они отчалили отъ нашего корабля и такимъ образомъ я

  одинъ сталъ ихъ плѣнникомъ. Они обращались со мной, какъ сострадательные

  воры, но они знали, что дѣлали: я стану для нихъ доходной статьей.

  Постарайся, чтобъ король получилъ письма, которыя я послалъ, и явись ко мнѣ

  съ такой поспѣшностью, съ какой бѣжалъ бы отъ смерти. Я шепну тебѣ кой-что

  на ушко, отчего ты онѣмѣешь; но мои слова окажутся слишкомъ легкими по

  сравненiю съ дѣломъ. Эти молодцы проводятъ тебя туда, гдѣ я. Розенкранцъ и

  Гильденштернъ продолжаютъ свое путешествiе въ Англiю; о нихъ мнѣ придется

  много разсказать тебѣ. Прощай.

   Тотъ, про кого ты знаешь, что онъ твой Гамлетъ.

   Пойдемте, васъ я провожу туда,

   Гдѣ слѣдуетъ отдать вамъ ваши письма.

   И я потороплюсь, чтобъ вы скорѣе

   Меня свели къ тому, кто васъ послалъ.

   (Уходятъ).

  

  

   СЦЕНА VII.

  

   Другая комната тамъ же.

   Входятъ: Король и Лаэртъ.

  

   Король.

  

   Теперь, Лаэртъ, и ваша совѣсть можетъ

   Къ моей уплатѣ приложить печать,

   И въ сердцѣ вы должны меня какъ друга

   Принять: вы слышали разумнымъ ухомъ,

   Что тотъ, кѣмъ былъ убитъ вашъ благородный

   Отецъ, - злоумышлялъ на жизнь мою.

  

   Лаэртъ.

  

   Да, это ясно. Но скажите мнѣ,

   Зачѣмъ же не преслѣдовали вы

   Такихъ и важныхъ, и вполнѣ преступныхъ

   Дѣянiй, какъ къ тому должны бы васъ

   Всей силой понуждать и ваша мудрость,

   И безопасность, словомъ, все?

  

   Король.

  

   По двумъ

   Особеннымъ причинамъ. Вамъ онѣ

   Ничтожными покажутся, быть можетъ,

   Но важны для меня.

   Въ немъ королева, мать его, не чаетъ

   Души, а я - и въ этомъ, ужъ не знаю,

   Мое достоинство, или мое

   Проклятiе, - но съ ней душой и жизнью

   Такъ тѣсно связанъ я, что не могу

   Быть безъ нея, какъ внѣ своихъ предѣловъ

   Не можетъ двигаться звѣзда. Второе:

   Я потому не могъ его открыто

   Предать суду, что чернью онъ любимъ.

   Она же, покрывая всѣ его

   Вины своей любовью, - какъ источникъ

   Что превращаетъ дерево въ каменья, -

   Святыней бы почла, его оковы.

   А при такомъ жестокомъ вѣтрѣ, слишкомъ

   Легка была-бъ моя стрѣла: ее

   Назадъ снесло бы къ луку, а не къ цѣли,

   Въ которую я мѣтилъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Такъ-то я

   Лишился благороднаго отца;

   Моя сестра страдаетъ безнадежно, -

   Она, чьи прелести (когда возможна,

   Обратная хвала), въ ихъ совершенствѣ,

   Стояли на вершинѣ, и не знали

   Себѣ соперницъ. Но настанетъ часъ,

   И отомщу.

  

   Король

  

   О, не придется вамъ

   Безсонницей отъ этого страдать.

   Не думайте, что мы такъ пошло-глупы

   Что видя, какъ опасность ужъ коснулась

   До нашего лица, сочтемъ ее

   За пустяки. Узнаете вы вскорѣ

   Кой-что важнѣе. Вашего отца

   Любилъ я, и себя мы любимъ также,

   А это, какъ надѣюсь, - вамъ покажетъ...

  

   (Входитъ Гонецъ).

  

   Король.

  

   Что тамъ такое?

  

   Гонецъ.

  

   Письма, государь,

   И къ вамъ, и къ королевѣ отъ Гамлета.

  

   Король.

  

   Отъ Гамлета? кто принесъ?

  

   Гонецъ.

  

   Матросы, государь, какъ мнѣ сказали. Я ихъ не видалъ. Мнѣ ихъ передалъ

  Клавдiо; онъ ихъ и принялъ.

  

   Король.

  

   Лаэртъ, я вамъ прочту. - А вы - идите.

  

   (Уходитъ Гонецъ).

  

   Король (читаетъ).

  

   "Высокiй и могущественный, - узнайте, что я нагимъ высадился въ вашемъ

  королевствѣ. Завтра я попрошу о дозволенiи видѣть ваши королевскiя очи, и

  тогда, испрося за то прощенье, разскажу обстоятельства моего внезапнаго и

  весьма страннаго возвращенiя.

   Гамлетъ."

   Что это значитъ?.. Всѣ ли воротились?..

   Иль все обманъ, и ничего и нѣтъ?

  

   Лаэртъ.

  

   Его ли почеркъ?

  

   Король.

  

   Да, рука Гамлета.

   "Нагой!" И тутъ прибавлено, въ припискѣ:

   "Одинъ!.." Не разъясните-ли?

  

   Лаэртъ.

  

   Я самъ

   Теряюсь, государь. Но пусть вернется...

   О, сердце омертвѣлое мое

   Горитъ при мысли, что ему въ лицо

   Я, подойдя, скажу: "ты это сдѣлалъ!"

  

   Король.

  

   Но если такъ, Лаэртъ, - то какъ же это

   Могло случиться?.. какъ иначе?.. Вы

   Мнѣ позволяете руководить

   Собой?

  

   Лаэртъ.

  

   Вы не предпишите мнѣ мира?

  

   Король.

  

   Миръ для души твоей. Такъ, если правда,

   Что встрѣтилось препятствiе, и онъ,

   Вернувшись, не захочетъ ѣхать снова, -

   То я подговорю его на дѣло,

   Которое, созрѣвъ сейчасъ въ моемъ

   Умѣ, его навѣрное погубитъ.

   При этомъ, не возбудитъ смерть его

   И легкаго дыханiя хулы,

   И даже мать его, злой умыселъ отвергнувъ,

   Ее случайностью простою назоветъ.

   Два мѣсяца назадъ здѣсь былъ

   Нормандскiй дворянинъ, - я видѣлъ самъ,

   Былъ на войнѣ съ французами, и знаю,

   Какiе молодцы они верхомъ,

   Но этотъ рыцарь - чародѣй; онъ точно

   Какъ вросъ въ сѣдло; онъ заставлялъ коня

   Выдѣлывать такiя чудеса,

   Какъ будто слился съ нимъ, сталъ за-одно

   Съ своею чудной лошадью; онъ дѣлалъ

   Такiе повороты и скачки,

   Какихъ себѣ не могъ я и представить,

   И сталъ въ тупикъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Онъ былъ Нормандецъ?

  

   Король.

  

   Да.

  

   Лаэртъ.

  

   Клянусь, Ламонъ.

  

   Король

  

   Онъ самый.

  

   Лаэртъ.

  

   Знаю я:

   Онъ въ самомъ дѣлѣ драгоцѣнность, перлъ

   Всей нацiи.

  

   Король.

  

   Онъ говорилъ о васъ

   И, какъ знатокъ, расхваливалъ онъ ваше

   Искусство и умѣнье защищаться,

   Особенно же драться на рапирахъ

   И вскрикнулъ, что желалъ бы видѣть,

   Кто смогъ бы состязаться съ вами. Эта

   Его хвала въ Гамлете растравила

   Такую зависть, что ни за что

   Не могъ приняться онъ и только думалъ

   И ожидалъ, чтобъ вы скорѣй вернулись

   И съ нимъ пофехтовали. - И при этомъ...

  

   Лаэртъ.

  

   Но, что же, государь?

  

   Король.

  

   Лаэртъ, - вамъ дорогъ

   Былъ вашъ отецъ? Иль вы картина скорби,

   Лицо безъ сердца?

  

   Лаэртъ.

  

   Но къ чему такой

   Вопросъ?

  

   Король.

  

   Не потому, чтобъ думалъ я

   Что не любили вы отца. Но время,

   Какъ знаю я, родитъ любовь, и время,

   Какъ то я видѣлъ изъ былыхъ примѣровъ,

   Опредѣляетъ жаръ ея и пламя.

   Гамлетъ вернется, - что-жъ свершите вы,

   Чтобъ показать не словомъ, а на дѣлѣ,

   Что сынъ вы своего отца?

  

   Лаэртъ.

  

   Я въ церкви

   Его зарѣжу.

  

   Король.

  

   Въ самомъ дѣлѣ, мѣсто

   Не можетъ освящать убiйствъ, и мести

   Нельзя указывать границъ. Но если

   Мысль ваша такова, то мой совѣтъ:

   Сидите дома, добрый нашъ Лаэртъ.

   Когда Гамлетъ вернется, и узнаетъ,

   Что вы прiѣхали, я подошлю

   Къ нему людей, которые начнутъ

   Ему твердить про ваше превосходство

   И такъ-сказать вдвойнѣ покроютъ лакомъ

   Тѣ похвалы, что дѣлалъ вамъ французъ.

   Мы наконецъ сведемъ васъ и назначимъ

   За каждаго закладъ; Гамлетъ безпеченъ,

   Великодушенъ, хитрости не знаетъ;

   Не станетъ онъ осматривать рапиръ,

   И вамъ легко, съ ничтожной передержкой,

   Взять для себя отточенный клинокъ;

   Затѣмъ, при помощи привычнаго удара.

   Вы разочтетесь за отца.

  

   Лаэртъ.

  

   Согласенъ,

   И я при этомъ вспрысну мой клинокъ.

   Я у бродячаго врача купилъ

   Такой составъ смертельно ядовитый.

   Что стоитъ ножъ чуть обмакнуть въ него,

   И такъ кольнуть, чтобъ выступила кровь, -

   То никакой ужъ дорогой бальзамъ,

   Хотя бъ онъ былъ составленъ изо всѣхъ

   Цѣлебныхъ травъ, что получаютъ свойства

   Отъ мѣсячнаго свѣта, - не спасетъ

   Того, кто будетъ только оцарапанъ.

   Я этимъ ядомъ острiе намажу.

   И стоитъ мнѣ слегка задѣть его,

   И смерть ему.

  

   Король.

  

   Подумаемъ еще

   Объ этомъ. Взвѣсимъ все, что можетъ намъ

   Способствовать при исполненьи плана

   По отношенью къ времени и мѣсту;

   Когда онъ не удастся, или станетъ

   Замѣтенъ при неловкомъ исполненьи, -

   То лучше-бъ и не пробовать его.

   А потому-то надо въ подкрѣпленье,

   Иль въ помощь этому, другой составить, -

   Который уцѣлѣлъ бы, если первый

   При испытаньи лопнетъ... Погодите...

   Сейчасъ... Назначимъ мы для состязанья

   Великолѣпнѣйшiй закладъ... Такъ, такъ...

   Когда вамъ отъ движенья станетъ жарко

   И пить захочется, - а для того

   Вамъ надо будетъ выпадать сильнѣй, -

   И онъ попроситъ пить, я приготовлю

   Ему какъ разъ на этотъ случай чашу,

   И только прихлебнетъ онъ, то хотя бы

   И избѣжалъ онъ ядовитой раны, -

   Достигнемъ цѣли мы.

  

   Входитъ королева.

  

   Король.

  

   Что съ вами королева?

  

   Королева.

  

   По пятамъ

   Одна бѣда вслѣдъ за другой спѣшитъ.

   Лаэртъ, сестрица ваша утонула.

  

   Лаэртъ.

  

   Какъ утонула? Гдѣ?

  

   Королева.

  

   Вкось надъ ручьемъ склонясь, растетъ

   Верба, любуясь въ зеркалѣ потока

   Своей бѣлесоватою листвой:

   Туда съ своими странными вѣнками

   Изъ маргаритокъ и глухой крапивы,

   Куриной слѣпоты и пурпурныхъ султановъ,

   (Они у своевольныхъ пастуховъ

   Иное носятъ, пошлое названье,

   Но скромныя дѣвицы называютъ

   Ихъ мертвымъ пальцемъ {*}). И туда-то

   Она пошла, и стала по плакучимъ

   Вѣтвямъ взбираться, чтобъ повѣсить свой

   Вѣнокъ изъ сорныхъ травъ, - какъ вдругъ подъ ней

   Сломилася завистливая вѣтвь,

   И внизъ она упала со своимъ

   Вѣнкомъ надгробнымъ въ плачущiй ручей.

   Широко у нее раздулось платье,

   Пока оно держало, какъ русалка,

   Она плыла и въ это время пѣла

   Отрывки изъ старинныхъ пѣсенъ, словно

   Не понимая своего несчастья,

   Какъ существо рожденное, чтобъ жить

   Въ водѣ. Недолго это длилось: платье

   Отяжелѣло, смокнувъ, и стащило

   Ее, бѣдняжку, въ мутную могилу

   Отъ звучныхъ пѣсенъ.

  

   {* Пошлое названiе, которое королева не рѣшается произнести по Мэлону,

  - rampornt widow, вьющаяся вдова.}

  

   Лаэртъ.

  

   Боже!... утонула.

  

   Королева.

  

   Да, утонула, утонула!

  

   Лаэртъ.

  

   Слишкомъ

   Ты, бѣдная, насытилась водою, -

   И потому я слезы удержу... (Плачетъ)

   Но вотъ она, привычка... Ахъ, природа

   Возьметъ свое, какъ ни стыди ее...

   Но слезы кончились, и съ ними вышло

   Все женское изъ сердца моего...

   Прощайте, государь... Во мнѣ

   Есть огненное слово, и оно

   Охотно-бъ разгорѣлось... но угасло

   Отъ глупыхъ слезъ.

  

   Король.

  

   Пойдемъ за нимъ, Гертруда!

   Какъ трудно было успокоить гнѣвъ

   Его, и снова, я боюсь, онъ вспыхнетъ...

   А потому - пойдемъ за нимъ.

   (Уходятъ).

  

   ДѢЙСТВIЕ ПЯТОЕ.

  

   СЦЕНА I.

  

   Кладбище.

   Входятъ: два могильщика съ лопатами, и т. п.

  

   Первый.

  

   Да развѣ ее станутъ хоронить по-христiански, когда она добровольно

  искала спасенiя?

  

   Второй.

  

   Говорятъ тебѣ, что станутъ, а потому: - копай-ка живѣе могилу; ужъ

  слѣдственный судья засѣдалъ на ея счетъ и приговорилъ христiанское

  погребенье.

  

   Первый.

  

   Какъ же это могло статься, когда она утопилась не ради собственной

  защиты?

  

   Второй.

  

   Ну, ужъ такъ рѣшено.

  

   Первый.

  

   Да надо, чтобъ было se offendendo иначе быть не можетъ. Вотъ въ чемъ

  суть: коли я топлюсь преднамѣренно, то выходитъ дѣйствiе; а въ дѣйствiя три

  пункта: начинать, дѣлать и совершать; ergo, она утопилась преднамѣренно.

  

   Второй.

  

   Да слушай ты, кумъ-могильщикъ.

  

   Первый.

  

   Оставь ты меня. Вотъ тутъ вода - ладно; здѣсь стоитъ человѣкъ, ладно.

  Если человѣкъ пойдетъ къ водѣ и утопится, то вѣдь волей-неволей, а онъ

  пошелъ; замѣчаешь ты это? Ну, а если вода къ нему пойдетъ и утопитъ его,

  такъ онъ себя не утопилъ; ergo, кто въ своей смерти не виноватъ, тотъ своей

  жизни не сокращалъ.

  

   Второй.

  

   И это законъ?

  

   Первый.

  

   Вотъ тебѣ Богородица, законъ; слѣдственный законъ.

  

   Второй.

  

   Хочешь, я скажу тебѣ на этотъ счетъ правду? Когда бы эта да не была

  дворянкой, такъ ее бы похоронили не по-христiански.

  

   Первый.

  

   Ну, вотъ ты и сказалъ. И большая жалость, что важнымъ господамъ на

  этомъ свѣтѣ больше льготы и топиться, и вѣшаться, чѣмъ другимъ такимъ же

  христiанамъ. Ну-т-ка, лопатка! Нѣтъ старѣй дворянъ, Какъ садовники,

  землекопы да могильщики: Адамова ремесла придерживаются.

  

   Второй.

  

   А развѣ онъ дворянинъ былъ?

  

   Первый.

  

   А по твоему у него ни кола, ни двора не было?

  

   Второй.

  

   Да какже...

  

   Первый.

  

   Что, иль ты язычникъ и писанiя не разумѣешь? Въ писанiи сказано. - Вотъ

  задамъ я тебѣ еще вопросъ, и коль ты не отвѣтишь впопадъ, такъ сознайся...

  

   Второй.

  

   Задавай ужъ.

  

   Первый.

  

   А кто таковъ, что строитъ крѣпче, чѣмъ каменьщикъ и корабельщикъ, и

  плотникъ?

  

   Второй.

  

   А кто висѣлицы строитъ - тотъ: его срубъ тысячу жильцовъ переживетъ.

  

   Первый.

  

   И уменъ ты, ей-Богу, вижу; висѣлица добро дѣлаетъ, а кому она добро-то

  дѣлаетъ? Тому она добро дѣлаетъ, кто дѣлаетъ зло; ну, а ты зло сдѣлалъ, какъ

  сказалъ, что висѣлица построена крѣпче церкви; ergo, висѣлицѣ надо тебѣ

  добро сдѣлать. Вернись-ка назадъ; ну!

  

   Второй.

  

   Кто строитъ крѣпче, чѣмъ каменьщикъ, корабельщикъ и плотникъ?

  

   Первый.

  

   Да, сказывай, и шабашъ.

  

   Второй.

  

   Вотъ тебѣ Богородица, сейчасъ скажу.

  

   Первый.

  

   Ну-же!

  

   Второй.

  

   Вотъ тебѣ обѣдня, не знаю.

  

   Входятъ: Гамлетъ и Горацiо, въ отдаленiи.

  

   Первый.

  

   Не колоти больше объ это мозговъ; отъ битья лѣнивый оселъ шагу не

  прибавитъ. А когда тебя станутъ въ другой разъ спрашивать этотъ вопросъ,

  говори: могильщикъ; его дома до страшнаго суда простоятъ. Ну-ка, - сбѣгай къ

  Йогану да притащи мнѣ стопку водки.

   (Уходитъ второй могильщикъ.)

  

   Первый, роетъ и поетъ.

  

   Я въ младости любилъ, любилъ

   И чудно, думалъ я притомъ,

   Ахъ! Свое я время, - охъ! - проводилъ,

   И все - охъ! - мнѣ было ни почемъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Или этотъ молодецъ не чувствуетъ, чѣмъ онъ занятъ, что можетъ пѣть,

  копая могилу?

  

   Горацiо.

  

   Отъ привычки онъ сталъ равнодушенъ къ этому.

  

   Гамлетъ.

  

   Такъ бываетъ всегда; чѣмъ меньше работаетъ рука, тѣмъ разборчивѣе

  чувства.

  

   Первый могильщикъ.

  

   Но старость подошла тайкомъ,

   Схватила, какъ клешней, меня,

   И въ землю сунула потомъ,

   Какъ будто юнъ и не былъ я.

   (Выбрасываетъ черепъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Въ этомъ черепѣ былъ когда-то языкъ, и онъ когда-то могъ пѣть. Какъ

  этотъ плутъ швырнулъ его о-земь, точно то челюсть Каина-первоубiйцы. Можетъ

  быть, это черепъ дипломата, котораго этотъ оселъ обогналъ теперь по службѣ,

  - и такого еще что могъ обойти самого Бога; не такъ ли?

  

   Горацiо.

  

   Возможно, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Или придворнаго, который умѣлъ говорить: "Добраго утра, милый мой

  лордъ? Какъ поживаешь, добрый лордъ?" То могъ быть лордъ такой-то, который

  выхвалялъ лошадь лорда такого-то, думая выпросить ее у него; развѣ нѣтъ?

  

   Горацiо.

  

   Да, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Да такъ и есть; а теперь онъ собственность лорда Червяка, челюсть

  отвалилась, и пономарь бьетъ его лопатой по башкѣ; Удивительное превращенье,

  еслибъ мы сумѣли подглядѣть его. Иль все питанiе этихъ костей для того

  только и происходило, чтобъ ими можно было играть въ городки. Мои кости

  ноютъ, какъ подумаю объ этомъ.

  

   Первый могильщикъ.

  

   Возьмутъ на саванъ полотна,

   Лопата да кирка, кирка;

   Охъ! Да яма вотъ еще нужна

   Для дорогаго гостенька.

   (Выбрасываетъ черепъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Вотъ и другой! Отчего ему не быть черепомъ законовѣда? Гдѣ теперь его

  тонкости, произвольныя толкованiя, ссылки и плутни? Зачѣмъ онъ терпитъ, что

  этотъ грубый плутъ бьетъ его по башкѣ грязной лопатой, и не кричитъ объ

  оскорбленiи дѣйствiемъ? Гм. Этотъ молодецъ могъ быть въ свое время великимъ

  скупщикомъ земель съ закладными, долговыми обязательствами, отступными,

  двойными поручительствами, недоимками, - и въ томъ ли конецъ всѣмъ

  отступнымъ и недоимкамъ, что его башку набили грязью? И всѣ его

  поручительства, вдобавокъ двойныя, только и укрѣпили за нимъ изо всѣхъ его

  покупокъ, что клочекъ земли шириной и длиной въ двѣ купчiя крѣпости? Одни

  акты на его земли врядъ ли умѣстились-бы въ такомъ ящикѣ, а теперь и у

  владѣльца ничего больше не осталось? а?

  

   Горацiо.

  

   Ни крошки больше, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Пергаментъ дѣлаютъ вѣдь изъ бараньей кожи?

  

   Горацiо.

  

   Да, государь, и изъ телячей тоже.

  

   Гамлетъ.

  

   Бараны и телята тѣ, которые видятъ въ немъ ручательство. Поговорю съ

  этимъ молодцомъ. Чья эта могила?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Моя, сударь.

   Охъ! Да яма вотъ еще нужна

   Для дорогого гостенька.

  

   Гамлетъ.

  

   Въ самомъ дѣлѣ, должно быть твоя: но хотя ты въ ней, а все-жъ ты лжешь.

  

   Первый могильщикъ.

  

   Ваша ложъ, сударь, не въ ней, а потому она и не ваша; а хоть я и не

  лгу, что въ ней лягу, а все-жъ она моя.

  

   Гамлетъ.

  

   Хоть ты и не лжешь, что въ ней ляжешь, а все-жъ она не твоя; она не для

  живаго, для мертваго; и хоть ты въ ней и не ляжешь, а все-таки лжешь.

  

   Первый могильщикъ.

  

   Ну, это живая ложъ, сударь; отъ меня опять къ вамъ перескочитъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Для кого-жъ ты ее копаешь?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Для никого.

  

   Гамлетъ.

  

   Но кого-нибудь въ нея да положатъ же.

  

   Первый могильщикъ.

  

   Того, кто теперь ужъ никто, а вѣрнѣй ту, упокой ее душу! что умерла.

  

   Гамлетъ.

  

   Что за точность у этого плута! Съ нимъ надо говорить ощупью: малѣйшая

  двусмысленность можетъ насъ выдать. Ей-Богу, Горацiо, какъ я замѣтилъ, за

  послѣднiе три года нашъ вѣкъ до того заострился, и носокъ мужика на столько

  ужъ приблизился къ пяткѣ придворнаго, что бередитъ на ней ссадину. Давно ли

  ты могильщикомъ?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Изо всѣхъ дней въ году, я сталъ могильщикомъ въ тотъ самый, какъ нашъ

  покойный король Гамлетъ побѣдилъ Фортинбраса.

  

   Гамлетъ.

  

   А давно это было?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Неужто вы не знаете? Это всякiй дуракъ знаетъ. То было въ тотъ самый

  день, какъ родился молодой Гамлетъ; тотъ что сошелъ съ ума и сосланъ въ

  Англiю.

  

   Гамлетъ.

  

   Ахъ, Марiя Дѣва! зачѣмъ же его сослали въ Англiю?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Да затѣмъ, что съума сошелъ; тамъ его опять на умъ наведутъ; а нѣтъ,

  такъ тамъ это не важность.

  

   Гамлетъ.

  

   Отчего?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Тамъ этого не замѣтятъ; тамъ всѣ такiе-жъ сумашедшiе, какъ онъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ же онъ сошелъ съ ума?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Да престранно, говорятъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ странно?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Ей-Богу, самый то разумъ и потерялъ.

  

   Гамлетъ.

  

   На чемъ?

  

   Первый могильщикъ.

  

   На нашей датской землѣ. Я здѣсь пономаремъ и мальчишкой, и взрослымъ,

  вотъ ужъ тридцать лѣтъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Долго ли пролежитъ человѣкъ прежде чѣмъ сгнiетъ?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Ей-Богу, если не сгнiетъ раньше смерти (а теперь много такихъ гнилыхъ

  труповъ, что едва дождутся погребенья), такъ пролежитъ лѣтъ восемь, или и

  девять; кожевникъ выдержитъ девять.

  

   Гамлетъ.

  

   Отчего-жъ онъ дольше другихъ?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Да потому, сударь, что у него шкура такъ выдубилась отъ ремесла, что

  долго выдержитъ воду; а вода самый злой разрушитель этихъ побочныхъ дѣтей

  труповъ. Вотъ вамъ черепъ; онъ пролежалъ въ землѣ двадцать три года.

  

   Гамлетъ.

  

   Чей онъ?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Собачiй онъ сынъ былъ, помѣшанный. Чей бы вы думали?

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, не знаю.

  

   Первый могильщикъ.

  

   Чтобъ его, сумашедшаго плута, чума взяла! Разъ онъ мнѣ вылилъ на голову

  фляшку рейнскаго. Этотъ самый черепъ, сударь; вотъ этотъ самый, сударь, былъ

  черепомъ Йорика, королевскаго шута.

  

   Гамлетъ.

  

   Этотъ?

  

   Первый могильщикъ.

  

   Этотъ самый.

  

   Гамлетъ

  

   Покажи мнѣ его! Ахъ, бѣдный Йорикъ. - Я зналъ его, Горацiо: что за

  неистощимость въ шуткахъ, что за удивительная фантазiя! Онъ тысячу разъ

  носилъ меня на спинѣ, - а теперь какъ онъ претитъ моему воображенiю!.. Меня

  тошнитъ. Тутъ были губы, что я цѣловалъ часто, часто! Гдѣ теперь твои

  насмѣшки? прыжки? пѣсенки? эти вспышки веселости, отъ которыхъ хохотъ

  стоялъ за столомъ? Нынче и одной нѣтъ, чтобъ осмѣять твою собственную

  усмѣшку? совсѣмъ челюсть отвалилась? Ступай-ка теперь въ комнату дамы, и

  скажи ей, пусть она наложитъ хоть на дюймъ краски, все-жъ и у нея будетъ

  такая же физiономiя; заставь ее посмѣяться надъ этимъ. - Пожалуйста, скажи

  мнѣ, Горацiо...

  

   Горацiо.

  

   Что такое, государь?

  

   Гамлетъ.

  

   Какъ ты думаешь, и Александръ въ землѣ сталъ такимъ же на видъ?

  

   Горацiо.

  

   Совершенно такимъ же.

  

   Гамлетъ.

  

   И онъ также воняетъ? Тьфу! (бросаетъ черепъ.)

  

   Горацiо

  

   Совершенно также, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   На какое низкое употребленiе мы можемъ пойти, Горацiо! Почему

  воображенiе не можетъ прослѣдить за благороднымъ прахомъ Александра, пока

  онъ не пойдетъ на затычку дырки въ бочкѣ?

  

   Горацiо.

  

   То было бы ужъ черезчуръ точное изслѣдованiе.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, ничуть, право. Мы можемъ прослѣдить за нимъ безъ всякаго

  преувеличенiя, руководствуясь вѣроятностью. Напримѣръ, такъ: Александръ

  умеръ, Александръ погребенъ, Александръ сталъ прахомъ; прахъ - земля, изъ

  земли мы дѣлаемъ известь. И почему же той извести, въ которую онъ

  превращенъ, не заткнуть пивной бочки?

   И Цезарь царственный, какъ превратился въ прахъ,

   Въ стѣнѣ замазалъ щель, чтобъ не несло снаружи;

   Земля, что всей землѣ внушала грозный страхъ,

   Днесь хижину хранитъ отъ лютой зимней стужи.

   Но тише! отойдемъ! Тс! - Вотъ король

  

   Входятъ: патеры и т. п. въ процессiи, тѣло Офелiи; за нимъ Лаэртъ и

   родственники въ траурѣ; король, королева, ихъ свиты, и т. д.

  

   Гамлетъ.

  

   И королева, и весь дворъ. Кого

   Они хоронятъ?.. И обрядъ неполный!..

   То знакъ, что тотъ кого они

   Въ могилу провожаютъ, посягнулъ

   На жизнь свою отчаянной рукою...

   Онъ былъ изъ знатныхъ... Отойдемъ немного

   И станемъ наблюдать.

  

   Лаэртъ.

  

   Какъ, служба тѣмъ

   И кончится?

  

   Гамлетъ.

  

   Вотъ этотъ молодой, -

   Лаэртъ. Онъ благородный человѣкъ

   Вполнѣ: запомни.

  

   Лаэртъ.

  

   Что же, служба тѣмъ

   И кончится?

  

   Патеръ.

  

   Мы допустили службу,

   Насколько было можно при ея

   Похоронахъ. Сомнительна была

   Ея кончина; еслибъ повеленье

   Не пересилило церковныхъ правилъ, -

   То до послѣдней бы трубы она

   Лежала неотпетая въ землѣ;

   Надъ ней бы не молилися съ любовью,

   А просто забросали бы ее

   Кремнями, гальками и черепками;

   Теперь ее хоронятъ, какъ дѣвицу,

   Украшенъ гробъ цвѣтами и вѣнками,

   И провожаютъ съ колокольнымъ звономъ.

  

   Лаэртъ.

  

   И больше ничего?

  

   Первый патеръ.

  

   Нѣтъ, ничего.

   Когда-бъ надъ ней мы "упокой" пропѣли,

   Иль важный "Requiem", какъ надъ душами,

   Скончавшимися въ мирѣ, - мы бы службу

   Заупокойную тѣмъ осквернили.

  

   Лаэртъ.

  

   Что-жъ, опускайте въ землю. Изъ ея

   Неоскверненной и прекрасной плоти

   Фiалки вырастутъ! А ты, послушай,

   Что я скажу: ты, грубый патеръ, будешь

   Вопить въ могилѣ, а моя сестра

   Предъ Господомъ служить, какъ ангелъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Что?

   Прекрасная Офелiя?

  

   Королева, бросая цвѣты въ могилу.

  

   Цвѣты -

   Цвѣтку. Прощай. А я

   Надѣялась когда-то, что ты станешь

   Женою моего Гамлета. Я

   Мечтала брачную твою постель

   Убрать цвѣтами, милая дѣвица,

   И вотъ бросаю ихъ въ твою могилу.

  

   Лаэртъ.

  

   Пусть тридцать разъ падетъ тройное горе

   На голову проклятую того,

   Чье злодѣянье свѣтлаго ума

   Тебя лишило. - О, не засыпайте,

   Пока еще не обниму ее!

   (Бросается въ могилу.)

   Теперь на мертвую и на живаго

   Валите прахъ, пока вы эту плоскость

   Не превратите въ гору, что превыситъ

   И древнiй Пелiонъ, и голубого

   Олимпа поднебесную вершину!

  

   Гамлетъ.

  

   Кто тотъ, что выражатъ скорбь съ такой

   Эмфазою? чье горестное слово

   Блуждающiя звѣзды заклинаетъ

   И заставляетъ ихъ остановиться,

   Какъ чудомъ пораженную толпу?

   Я здѣсь: Гамлетъ, король.

   (Бросается въ могилу).

  

   Лаэртъ.

  

   Чтобъ въ адъ пошла

   Твоя душа!

  

   Гамлетъ.

  

   Плоха твоя молитва.

   Пожалуйста, отъ горла пальцы

   Скорѣе отыми. Хоть я не вспыльчивъ

   И разсудителенъ, но есть во мнѣ

   Кой-что опасное, чего твой умъ

   Страшиться долженъ. Убери же руки!

  

   Король.

  

   Скорѣе разнимите ихъ!

  

   Королева.

  

   Гамлетъ!

   Гамлетъ!

  

   Всѣ.

  

   Ахъ, господа!..

  

   Горацiо.

  

   О, успокойтесь,

   Мой добрый государь.

  

   (Придворные разнимаютъ ихъ, и они выходятъ изъ могилы).

  

   Гамлетъ.

  

   О, я готовъ

   Съ нимъ биться изъ-за этого, пока

   Глаза глядятъ.

  

   Королева.

  

   Изъ-за чего, мой сынъ?

  

   Гамлетъ.

  

   Ее любилъ я; сорокъ тысячъ братьевъ

   Со всей громадою своей любви

   Со мною не сравняются. - Что хочешь

   Ты сдѣлать для нея?

  

   Король.

  

   Онъ сумасшедшiй,

   Лаэртъ.

  

   Королева.

  

   О, ради Бога, удержите

   Его.

  

   Гамлетъ.

  

   Что-жъ, объяви, что хочешь сдѣлать?

   Рыдать? иль биться? Или разорвешь

   Ты самого себя въ куски? Иль станешь

   Пить оцетъ, крокодиловъ ѣсть? Я тоже

   Самъ сдѣлаю. - Иль ты пришелъ сюда,

   Чтобъ хныкать и меня унизить

   Прыжкомъ въ могилу? Прикажи себя

   Зарыть живого съ ней, - и я готовъ.

   Что ты болталъ тутъ о горахъ? чтожъ, пусть

   На насъ навалятъ миллiоны акровъ,

   Пока курганъ не опалитъ макушки

   Въ горящемъ поясѣ, и Осса

   Предъ нимъ не станетъ бородавкой! - Нѣтъ,

   Чтобъ ни оралъ ты, - я сумѣю также

   Высокопарщину нести.

  

   Король.

  

   О, это

   Прямое сумашествiе. Немного

   Еще его припадокъ будетъ мучить;

   Затѣмъ онъ станетъ смиренъ, какъ голубка,

   Когда она выводитъ золотистыхъ

   Своихъ птенцовъ, и снова погрузится

   Въ молчанiе.

  

   Гамлетъ.

  

  

   Послушайте вы, сударь,

   Съ чего вы такъ со мною обошлись?

   Я васъ всегда любилъ... Но, - все равно!..

   И Геркулесъ то дѣлаетъ, что можетъ...

   Придется кошкѣ попищать, и будетъ

   И для собаки праздникъ.

   (Уходитъ).

  

   Король.

  

   Приглядите,

   Пожалуйста, Горацiо, за нимъ.

   (Уходитъ: Горацiо).

  

   Король (Лаэрту).

  

   А вы свое терпѣнье подкрѣпите

   Вчерашнимъ разговоромъ. И мы къ дѣлу

   Немедленно приступимъ (Королевѣ) Прикажите,

   Чтобъ приглядѣли, добрая Гертруда,

   За вашимъ сыномъ. (Про себя)

   Памятникъ живой

   Воздвигнемъ мы надъ этою могилой.

   Для насъ настанетъ скоро часъ покоя, -

   Пока же будемъ терпѣливо ждать.

   (Уходятъ)

  

  

   СЦЕНА II.

  

   Галлерея въ замкѣ.

   Входятъ: Гамлетъ и Горацiо.

  

   Гамлетъ.

  

   Довольно ужъ объ этомъ, и позвольте

   Къ другому перейти. Вы не забыли

   Всѣхъ обстоятельствъ.

  

   Горацiо.

  

   Можно ль ихъ забыть!

  

   Гамлетъ.

  

   Въ моей душѣ была борьба; она

   Уснуть мнѣ не давала. Мнѣ казалось,

   Что я попался хуже чѣмъ матросы,

   Которыхъ заковали за мятежъ.

   Незапно - и хвала незапности за то! -

   Приходится сознаться, что порой,

   Когда всѣ наши дорогiе планы

   Готовы рухнуть, - тутъ-то выручаетъ

   Насъ необдуманность, и это учитъ насъ,

   Что мы лишь грубо намѣчаемъ цѣли,

   А образъ придаетъ имъ - божество.

  

   Горацiо.

  

   Навѣрное.

  

   Гамлетъ.

  

   Накинувъ плащъ, во тьмѣ

   Я изъ каюты пробираться сталъ,

   Чтобъ ихъ найти; я сдѣлалъ, что хотѣлъ,

   Схватилъ пакетъ, и наконецъ

   Добрался снова до своей каюты.

   Тутъ страхъ меня заставилъ позабыть

   Всѣ правила, - я смѣло распечаталъ

   Ихъ грамоту, Горацiо, - и въ ней -

   О, царственная подлость! - я нашелъ

   Прямой приказъ, конечно начиненный

   Причинами возможнѣйшихъ сортовъ: -

   И безопасность Данiи, равно

   Какъ Англiи, - и гдѣ такимъ я, - уфъ! -

   Страшилищемъ и демономъ представленъ,

   Что въ тотъ же мигъ, при самомъ предъявленьи,

   Безъ отлагательства, - ни, ни! ниже

   И для того, чтобъ наточить сѣкиру, -

   Мнѣ голову долой.

  

   Горацiо.

  

   Возможно-ль?

  

   Гамлетъ.

  

   Вотъ грамота, прочти, какъ будетъ время.

   Но хочешь знать, какъ поступилъ я?

  

   Горацiо.

  

   Да.

   И умоляю васъ...

  

   Гамлетъ.

  

   Мерзавцами, какъ сѣтью окруженный,

   Я не успѣлъ и пролога составить,

   Какъ ужъ мои мозги взялись за драму,

   Я сѣлъ и грамоту составилъ, и красиво

   Ее переписалъ; когда-то я

   Красивый почеркъ почиталъ за низость,

   Какъ наша знать, и много потрудился,

   Чтобъ позабыть чему меня учили.

   Но тутъ оно мнѣ службу сослужило.

   Желаешь знать, что написалъ я въ ней?

  

   Горацiо.

  

   Да, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Суровое заклятье

   Отъ короля: какъ Англiя была

   Его вѣрнѣйшей данницей, и какъ

   Межъ ними пальмой процвѣсти должна

   Любовь; какъ между ними миръ украшенъ

   Гирляндой изъ колосьевъ и стоитъ,

   Какъ запятая между дружбой ихъ, -

   И много полновѣсныхъ, какъ я вставилъ -

   То и должно тотчасъ по предъявленьи

   И безо всякихъ дальнихъ размышленiй,

   Не медля предъявителей казнить,

   Не давъ имъ времени на покаянье.

  

   Горацiо.

  

   Но чѣмъ вы запечатали?

  

   Гамлетъ.

  

   И тутъ

   Былъ промыселъ небесный: въ кошелькѣ

   Былъ у меня отцовскiй перстень; онъ

   Служилъ моделью для большой печати.

   Я грамоту, какъ прежнюю, сложилъ,

   И подписалъ, и приложилъ печать.

   Я осторожно подложилъ ее, -

   Подмѣна не замѣтили; на утро -

   Морская битва; что затѣмъ случилось

   Ты знаешь, другъ.

  

   Горацiо.

  

   Итакъ, и Розенкранцъ,

   И Гильденштернъ плывутъ...

  

   Гамлетъ.

  

   А не они ли

   За этимъ порученьемъ волочились?

   Ихъ смерть мнѣ совѣсти не тяготитъ;

   Они погибнутъ чрезъ свое пронырство.

   Когда разгоряченное оружье

   Могучiе соперники скрестятъ, -

   То мелкотѣ соваться между ними

   Опасно.

  

   Горацiо.

  

   О! что за король!

  

   Гамлетъ.

  

   И развѣ,

   По твоему, не долженъ я его,

   Кто у меня убилъ отца и мать

   Втянулъ въ распутство; втиснулся насильно

   Между избраньемъ и моей надеждой;

   Кто съ подлой хитростью закинулъ сѣть

   На жизнь мою, - иль я не долженъ, съ полнымъ

   Сознанiемъ, разсчесться съ нимъ своей

   Рукой? И не проклятое ли дѣло

   Дозволить, чтобы червь, глодающiй людей,

   И впредь злодѣйствовалъ?

  

   Горацiо.

  

   Но скоро

   Изъ Англiи къ нему придетъ извѣстье,

   Какъ разыгралось дѣло.

  

   Гамлетъ.

  

   Скоро, да;

   Но промежутокъ - мой. А наша жизнь -

   Разъ сосчитать, и кончено. Но я

   Глубоко опечаленъ, добрый мой

   Горацiо, тѣмъ что забылся такъ

   Предъ Лаэртомъ. Въ образѣ моей судьбы

   Я вижу повторенiе его,

   И я цѣню его расположенье.

   Но, право же, напыщенность его

   Печали подняла во мнѣ всю страсть.

  

   Горацiо.

  

   Но, тс! сюда идутъ.

  

   Входитъ: Осрикъ.

  

   Осрикъ.

  

   Добро пожаловать вашему высочеству обратно въ Данiю.

  

   Гамлетъ.

  

   Покорно васъ благодарю, сударь (Горацiо). Знаешь ты эту стрекозу?

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, добрый государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Благослови же свое положенiе; вѣдь знать его - грѣхъ. У него много

  земли, и плодородной; поставь скота господиномъ скотовъ, и его ясли очутятся

  за королевскимъ столомъ; это галка, но у нея во владѣнiи, какъ я сказалъ,

  много грязи.

  

   Осрикъ.

  

   Милый государь, если-бъ ваша дружба была свободна, то я сообщилъ бы

  вамъ нѣчто отъ его величества.

  

   Гамлетъ.

  

   Я готовъ васъ выслушать со всею услужливостью мысли; но употребите вашу

  шляпу по назначенiю: она для головы.

  

   Осрикъ.

  

   Благодарю васъ, ваше высочество, но очень жарко.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, повѣрьте, очень холодно; сѣверный вѣтеръ.

  

   Осрикъ.

  

   Да, въ самомъ дѣлѣ, довольно холодно, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   По-моему, очень душно и жарко; по крайней мѣрѣ, по моему положенiю.

  

   Осрикъ.

  

   Чрезмѣрно, государь; очень душно, какъ... право, не знаю, какъ

  сказать... Но, государь, его величество поручилъ мнѣ засвидѣтельствовать

  вамъ, что держалъ за васъ большой закладъ. И вотъ въ чемъ дѣло, принцъ...

  

   Гамлетъ.

  

   Умоляю васъ, не забудьте... (Дѣлаетъ знакъ, чтобъ онъ надѣлъ шляпу).

  

   Осрикъ.

  

   Нѣтъ, право же; по истинной правдѣ, для моего собственнаго

  спокойствiя... Вамъ не безызвѣстно превосходство Лаэрта по части оружiя.

  

   Гамлетъ.

  

   Какое-жъ у него оружiе?

  

   Осрикъ.

  

   Рапира и кинжалъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Вотъ ужъ два оружiя; но продолжайте.

  

   Осрикъ.

  

   Король, принцъ, бился съ нимъ о закладъ и поставилъ шесть арабскихъ

  коней, а онъ выставилъ противъ этого шесть французскихъ шпагъ и кинжаловъ со

  всѣмъ къ нимъ относящимся, какъ-то: поясами, перевязами и тому подобныя. Три

  принадлежности, право, драгоцѣнность для знатока; чрезвыйно подходятъ къ

  рукояткамъ; деликатнѣйшiя принадлежности и самаго изысканнаго вкуса.

  

   Гамлетъ.

  

   Что вы называете принадлежностями?

  

   Осрикъ.

  

   Но принадлежности, принцъ, это перевязи.

  

   Гамлетъ.

  

   Ваше названiе было бы умѣстно, если бы мы носили на боку пушки, а до

  тѣхъ поръ станемъ ихъ звать перевязями. Но къ дѣлу: шесть арабскихъ коней

  противъ французскихъ шпагъ и трехъ самаго изысканнаго вкуса принадлежностей;

  французскiй закладъ противъ датскаго. А съ какою цѣлью онъ выставленъ,

  какъ вы выражаетесь?

  

   Осрикъ.

  

   Король, принцъ, бьется, что если вы сойдетесь съ нимъ двѣнадцать разъ,

  то онъ сдѣлаетъ не свыше трехъ ударовъ, а онъ бьется, что девять изъ

  двѣнадцати; и послѣдуетъ немедленно состязанiе, если ваше высочество

  удостоите отвѣтомъ.

  

   Гамлетъ.

  

   А если я отвѣчу "нѣтъ"?

  

   Осрикъ.

  

   Я разумѣю, государь, что если вы предстанете на состязанiе собственною

  особой.

  

   Гамлетъ.

  

   Я буду гулять здѣсь по галлереѣ, сударь; если его величеству угодно, то

  у меня теперь вполнѣ свободное время; пусть принесутъ рапиры, придутъ

  желающiе изъ придворныхъ, и если король упорствуетъ въ своемъ намѣренiи, то

  я выиграю для него, если смогу; если нѣтъ, то получу только срамъ и удары

  въ придачу.

  

   Осрикъ.

  

   И я могу передать это именно такъ?

  

   Гамлетъ.

  

   По существу; но украсить можете согласно личному расположенiю.

  

   Осрикъ.

  

   Рекомендую вашему высочеству мою преданность.

   (Уходитъ: Осрикъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Вашъ слуга, вашъ слуга. - Хорошо что онъ самъ ее рекомендовалъ; другаго

  языка не нашлось бы для этого.

  

   Горацiо.

  

   Пигалица убѣжала со скорлупкой на головѣ {*}.

  

   {* Это замѣчанiе Горацiо, надо думать, относится къ тому, что Осрикъ

  откланявшись, надѣлъ наконецъ шляпу.}

  

   Гамлетъ.

  

   Онъ наговорилъ комплиментовъ соску передъ тѣмъ, какъ сталъ сосать. Онъ,

  какъ и многiе другiе изъ той же стаи, которая, я знаю, такъ любима въ нашъ

  пустой вѣкъ, только схватилъ современный тонъ и внѣшнюю манеру обращенiя, -

  родъ умственной пѣны, которая носитъ ихъ по самымъ пошлымъ и отборнымъ

  мнѣнiямъ; но ради испытанiя, подуй на нихъ, и пузыри лопнутъ.

  

   Горацiо.

  

   Вы проиграете закладъ, государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Не думаю; съ тѣхъ поръ, какъ онъ уѣхалъ во Францiю, я постоянно

  упражнялся; я выиграю на томъ, что онъ далъ впередъ. Но ты не можешь

  представить, какъ мнѣ дурно тутъ, около сердца; впрочемъ, это пустяки...

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, добрый государь.

  

   Гамлетъ.

  

   Чистая глупость; родъ предчувствiя, которое, можетъ быть, испугало бы

  женщину.

  

   Горацiо.

  

   Если вамъ что-нибудь не по душѣ, то повинуйтесь внушенiю я предупрежу

  ихъ приходъ, и скажу, что вы не расположены,

  

   Гамлетъ.

  

   Отнюдь не надо; мы отвергаемъ предзнаменованiя. Безъ особаго

  провидѣнiя, и воробей не умретъ. Что будетъ сейчасъ, то не случится потомъ;

  чему не быть потомъ, то случится сейчасъ; если сейчасъ этого и не случится,

  то все же оно придетъ потомъ. Все дѣло въ готовности. Ни одинъ человѣкъ

  ничего неудержитъ изъ того что оставитъ послѣ себя, а потому: что въ томъ,

  если онъ оставитъ его рано?

  

   Входятъ: Король, Королева, вельможи, Осрикъ, и придворные, съ

   рапирами и т. п.

  

   Король.

  

   Ну, подойди-жъ, Гамлетъ, и эту руку

   Прими отъ насъ.

   (Кладетъ руку Лаэрта на руку Гамлета).

  

   Гамлетъ.

  

   Прошу прощенья. Я

   Васъ оскорбилъ; но вы, какъ дворянинъ,

   Меня простите. Всѣмъ, что здѣсь, извѣстно

   И вы навѣрно слышали, что я

   Страдаю горько умственнымъ растройствомъ.

   Я объявляю здѣсь что если чѣмъ нибудь

   Задѣлъ я грубо вашу личность, честь

   Иль самолюбiе, - тому виною

   Моя болѣзнь. Гамлетъ ли оскорбилъ

   Лаэрта? - нѣтъ, не онъ. Когда Гамлетъ

   Не сознавая самого себя,

   Не будучи самимъ собой, Лаэрту

   Нанесъ обиду, - то не онъ то сдѣлалъ,

   Ее онъ отрицаетъ. Кто-жъ виновенъ?

   Его безумiе. Но если такъ,.

   То самъ Гамлетъ случившимся обиженъ,

   И тутъ врагомъ несчастнаго Гамлета, -

   Его безумство. Пусть же отрицанье

   Умышленной вины предъ всѣмъ собраньемъ

   Заслужитъ мнѣ прощенье вашихъ

   Великодушныхъ чувствъ; какъ еслибъ,

   Пустивъ стрѣлу надъ домомъ, я нечайно

   Поранилъ брата.

  

   Лаэртъ.

  

   Больше ничего

   Я и не требую, хотя меня

   И побуждали къ мести, въ этомъ дѣлѣ

   Всего сильнѣе личныя причины.

   Но что до чести, - то вопросъ особый.

   Я примирюсь въ томъ случаѣ, когда

   То будетъ рѣшено, на основаньи

   Былыхъ примѣровъ, старыми мужами

   Съ испытанною честью, - чтобъ мой родъ

   Остался незапятнаннымъ. Пока же

   Любовь что предлагаете вы мнѣ

   Приму я за любовь, и я ее

   Не оскорблю.

  

   Гамлетъ.

  

   Согласенъ отъ души.

   Съ спокойной совѣстью теперь, Лаэртъ,

   Мы разыграемъ братскiй нашъ закладъ.

   Рапиры намъ! Скорѣй!

  

   Лаэртъ.

  

   И мнѣ.

  

   Гамлетъ.

  

   Лаэртъ, -

   Я стану вашею оправой; ваше

   Искусство, какъ звѣзда во тьмѣ ночной

   Въ моемъ невѣденьи огнями заиграетъ.

   Лаэртъ

  

   Смѣетесь вы...

  

   Гамлетъ.

  

   Клянусь рукою, нѣтъ!

  

   Король.

  

   Подайте имъ рапиры, Осрикъ. Вамъ,

   Кузенъ Гамлетъ, извѣстно что въ закладѣ?

  

   Гамлетъ.

  

   Прекрасно, государь; но ваша милость

   Держали за слабѣйшаго.

  

   Король.

  

   Я видѣлъ

   Обоихъ васъ, и не боюсь; онъ сдѣлалъ

   Успѣхи, но за то и далъ впередъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Перемѣните, - эта тяжела.

  

   Гамлетъ.

  

   А мнѣ такъ по рукѣ. А что, они

   Всѣ одинаковой длины?

   (Приготавливаются къ фехтованiю)

  

   Осрикъ.

  

   Да, добрый принцъ.

  

   Король.

  

   Поставьте мнѣ вина сюда на столъ.

   Когда они сойдутся въ первый разъ,

   Иль во второй, и принцъ его задѣнетъ,

   Иль отобьетъ ударъ при третьемъ разѣ, -

   То пусть палятъ тогда изъ всѣхъ орудiй;

   Король осушитъ кубокъ, чтобъ Гамлету

   Легко дышалось; въ кубокъ мы опустимъ

   Жемчужину, - дороже чѣмъ въ коронѣ

   У четырехъ послѣднихъ королей.

   Подайте кубки мнѣ, - и пусть литавры

   Звучатъ трубѣ, труба же канониру,

   И пушки небесамъ, и небеса

   Землѣ о томъ, что за Гамлета пьетъ

   Король. - Что жъ, начинайте. - Вы же, судьи,

   Внимательно слѣдите.

  

   Гамлетъ.

  

   Что жъ, начнемъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Начнемте.

   (Фехтуютъ)

  

   Гамлетъ.

  

   Разъ.

  

   Лаэртъ.

  

   Нѣтъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Судъ.

  

   Осрикъ.

  

   Задѣлъ, задѣлъ

   Весьма значительно.

  

   Лаэртъ.

  

   Прекрасно, - снова.

  

   Король.

  

   Позвольте: дайте выпить мнѣ. - Гамлетъ,

   Жемчужина твоя. - Пью за здоровье

   Гамлета. Дайте кубокъ принцу.

   (Труба звучитъ; за сценой выстрѣлъ)

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ,

   Отставьте кубокъ. Мы сперва еще

   Сойдемся. Что жъ, начнемъ. (Фехтуютъ)

   Опять... иль нѣтъ?

  

   Лаэртъ.

  

   Да, да, согласенъ.

  

   Король.

  

   О, Гамлетъ возьметъ!

  

   Королева.

  

   Онъ толстъ и у него одышка. - Вотъ

   Платокъ, Гамлетъ, возьми и лобъ себѣ

   Отри. - Гамлетъ, пью за твою удачу.

  

   Гамлетъ.

  

   Спасибо, государыня.

  

   Король.

  

   Не пей,

   Гертруда.

  

   Королева.

  

   Извините, государь,

   Я выпью. (Пьетъ и затѣмъ предлагаетъ кубокъ Гамлету.)

  

   Король (въ сторону).

  

   Въ кубкѣ ядъ... Я опоздалъ...

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, государыня; мнѣ пить еще

   Нельзя; потомъ.

  

   Королева.

  

   Позволь,

   Мнѣ отереть твое лицо.

  

   Лаэртъ.

  

   Теперь

   И я его задѣну, государь.

  

   Король.

  

   Не думаю.

  

   Лаэртъ (въ сторону).

  

   Хотя меня тревожить

   И начинаетъ совѣсть.

  

   Гамлетъ.

  

   Въ третiй разъ,

   Лаэртъ. Вы все шутя. Нѣтъ, выпадайте,

   Пожалуйста, какъ можете сильнѣй.

   Я начинаю думать, что меня

   Вы нѣженкой считаете.

  

   Лаэртъ.

  

   А!.. Такъ-то...

   Начнемте.

   (Фехтуютъ.)

  

   Осрикъ.

  

   Ничего ни у кого.

  

   Лаэртъ.

  

   Вотъ, получите!

  

   (Лаэртъ ранитъ Гамлета; потомъ, во время схватки,

   они обмѣниваются рапирами, и Гамлетъ ранитъ Лаэрта).

  

   Король.

  

   Разнимите ихъ!

   Они разгорячились.

  

   Гамлетъ.

  

   Нѣтъ, еще!

   (Королева падаетъ).

  

   Осрикъ.

  

   Что съ королевою? взгляните, эй!

  

   Горацiо.

  

   И у того, и у другого кровь...

   Что это значитъ, государь?

  

   Осрикъ.

  

   Лаэртъ, -

   Что это значитъ?

  

   Лаэртъ.

  

   Какъ глупецъ, попалъ я

   Въ свой собственный силокъ. Я за свое

   Коварство долженъ умереть.

  

   Гамлетъ.

  

   Что съ королевой?

  

   Король.

  

   Въ обморокъ упала,

   Увидѣвъ кровь.

  

   Королева.

  

   Нѣтъ, нѣтъ!.. вино, вино...

   О, милый мой Гамлетъ!.. въ винѣ, въ винѣ

   Былъ ядъ... (Умираетъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   О, подлость!.. Эй, заприте двери!

   (Лаэртъ падаетъ.)

   Сыскать измѣнника!

  

   Лаэртъ.

  

   Онъ здѣсь, Гамлетъ.

   Гамлетъ, ты раненъ на-смерть; нѣтъ лѣкарства

   Которое тебѣ бы помогло;

   Тебѣ лишь полчаса осталось жить...

   Оружье преступленья у тебя

   Въ рукѣ, - оно отточено, оно

   Отравлено; злой умыселъ меня же

   И погубилъ; взгляни, - ужъ я лежу,

   И никогда не встану... Мать твоя

   Отравлена... Нѣтъ силъ... Король, король...

   Во всемъ виновенъ.

  

   Гамлетъ

  

   А! такъ острiе

   Отравлено!.. Ядъ, сослужи-же службу!

   (Колетъ короля.)

  

   Всѣ.

  

   Измѣна!

  

   Король.

  

   О, защитите-же меня,

   Друзья! Я только раненъ...

  

   Гамлетъ.

  

   А, проклятый

   Король! развратникъ и убiйца! пей же

   Свое питье... Что, тутъ ли

   Твоя жемчужина?.. Иди же вслѣдъ

   За матерью моей.

  

   Лаэртъ.

  

   Онъ по-дѣломъ

   Наказанъ; ядъ былъ приготовленъ имъ...

   Затѣмъ, простимъ другъ другу, благородный

   Гамлетъ, - пусть кровь моя и моего

   Отца не будетъ на тебѣ, твоя же

   На мнѣ. (Умираетъ.)

  

   Гамлетъ.

  

   Пусть небеса твой грѣхъ отпустятъ

   Я за тобой... Горацiо, мнѣ смерть...

   Ты, королева жалкая, прощай!..

   А вы что смотрите на этотъ случай,

   Дрожа и поблѣднѣвъ; вы этой сцены

   Статисты, или зрители, - о, будь

   Мнѣ время, - но суровый приставъ, смерть,

   Со строгостью арестъ свой налагаетъ, -

   То я сказалъ бы вамъ... но, - все равно!..

   Горацiо, мнѣ смерть; но ты живешь,

   Такъ разскажи же обо мнѣ правдиво

   Незнающимъ...

  

   Горацiо.

  

   Нѣтъ, этого не будетъ!

   Я древнiй римлянинъ скорѣй,

   Чѣмъ датчанинъ... Еще осталось тутъ

   Питья немного...

  

   Гамлетъ.

  

   Если ты мущина,

   Отдай мнѣ кубокъ; дай же! Небесами

   Клянусь, его я вырву... О, мой добрый

   Горацiо когда все это дѣло

   Останется вполнѣ неразъясненнымъ,-

   Какое опозоренное имя

   Переживетъ меня. Когда любилъ

   Меня ты сердцемъ, - воздержись еще

   Немного отъ блаженства, протяни

   Еще, страдая въ этомъ грубомъ мiрѣ;

   Дыши, чтобъ разказать мою судьбу.

   (Вдали звуки марша и выстрѣлы).

   Что за воинственные звуки?

  

   Осрикъ.

  

   Это

   Изъ Польши Фортинбрасъ идетъ съ побѣдой

   И салютуетъ англiйскихъ пословъ.

  

   Гамлетъ.

  

   Горацiо, я умираю, - о!

   Могучiй ядъ ужъ побѣдилъ мой духъ...

   Вѣстей изъ Англiи я не услышу...

   Но выборъ, какъ пророчу я, падетъ

   На Фортинбраса; за него и я

   Свой полумертвый голосъ подаю...

   Скажи.. и сообщи, насколько хочешь,

   Ему, что заставляло... Смерть - молчанье.

   (Умираетъ).

  

   Горацiо.

  

   О, сердце благородное разбилось!

   Покойной ночи, милый принцъ. И пѣсней

   Пусть ангелы баюкаютъ тебя.

   (За сценой музыка).

   Кто съ барабанами идетъ сюда?

  

   Входятъ: Фортинбрасъ, англiйскiе послы и прочiе.

  

   Фортинбрасъ.

  

   Гдѣ это зрѣлище?

  

   Горацiо.

  

   Когда хотите

   Вы увидать и бѣдствiе и чудо, -

   То бросьте поиски.

  

   Фортинбрасъ.

  

   О, эта груда

   Вопитъ: "побоище!" Какой же пиръ

   Готовишь ты, смерть гордая, въ своей

   Несокрушимой кельѣ что кроваво

   Повергла столько царственныхъ особъ

   Однимъ ударомъ?

  

   Первый посолъ.

  

   Зрѣлище - ужасно.

   Мы опоздали съ нашимъ порученьемъ

   Изъ Англiи; безчувственно то ухо,

   Которому сказали-бъ мы: приказъ

   Твой выполненъ, скончались Розенкранцъ

   И Гильденштернъ. Кто-жъ скажетъ намъ за то

   "Благодарю"?

  

   Горацiо

  

   Хотя-бъ его уста

   И обладали жизненною силой,

   Чтобъ васъ благодарить, - онъ не сказалъ бы:

   Онъ не давалъ приказа ихъ казнить.

   Но если вы изъ Англiи и вы

   Съ войны съ Поляками сюда поспѣли,

   Чтобъ увидать кровавую развязку, -

   То прикажите, чтобы эти трупы

   Высоко, такъ чтобъ было видно всѣмъ,

   Сложили на помостѣ. И позвольте

   Мнѣ разсказать незнающему мiру,

   Какъ все произошло. И вы тогда

   Услышите о плотскихъ и кровавыхъ,

   Безчеловѣчныхъ дѣйствiяхъ, о казняхъ

   Случайныхъ, неумышленныхъ убiйствахъ,

   О смерти чрезъ коварство и насилье,

   О замыслахъ обманчивыхъ, что пали,

   При этой катастрофѣ, на того,

   Кто замышлялъ ихъ, - я могу правдиво

   Все это разъяснить.

  

   Фортинбрасъ.

  

   Мы поспѣшимъ

   Васъ выслушать. Пусть созовутъ вельможъ.

   Что до меня, то я встрѣчаю съ грустью

   Свое же счастье; въ этомъ королевствѣ

   Имѣю я старинныя права, -

   Теперь же я съ надеждой на успѣхъ

   Могу ихъ предъявить.

  

   Горацiо.

  

   На этотъ счетъ

   При случаѣ я вамъ скажу кой-что

   Отъ имени того, чей голосъ сильно

   Поможетъ вамъ; но кончимъ прежде это,

   Пока умы взволнованы; иначе

   Ошибка или умыселъ способны

   Накликатъ новую бѣду.

  

   Фортинбрасъ.

  

   Пусть трупъ

   Гамлета, какъ военнаго, взнесутъ

   Четыре капитана на помостъ;

   Когда-бъ ему пришлось, то, вѣроятно

   Онъ показалъ бы царственную доблесть.

   При шествiи, пусть въ честь его гремятъ

   И музыка военная, и залпы.

   Возьмите тѣло; зрѣлище такое

   Прилично битвѣ, здѣсь же неумѣстно,

   Велите же стрѣлять.

   (Уходятъ, маршируя; слѣдомъ слышны залпы).

  

   КОНЕЦЪ.