Водолаз

Автор: Алексеев Петр Федорович

  

                                 ВОДОЛАЗЪ.

                                 (Изъ Шиллера.)

  

             «Удалый ли витязь иль отрокъ отважный

             Обрушится въ бездну съ обрывистыхъ скалъ?

             Я въ черныя челюсти пропасти влажной

             Бросаю изъ чистаго злата бокалъ.

             Кто царскую волю исполнитъ мою —

             Тому я въ награду бокалъ отдаю!…»

  

             Такъ царь говоритъ: и бокалъ свой бросаетъ

             Съ угрюмой, надъ моремъ нависшей скалы,

             Въ глубь грозной харибды — и онъ исчезаетъ

             Въ свинцовой пучинъ зіяющей мглы.

             «Безстрашные сердцемъ, послушные мнѣ!

             Отъищетъ ли кто мои бокалъ въ глубинѣ?…»

  

             И витязь и отрокъ, отъ страха нѣмѣя,

             Въ глубокомъ смущеньи стоятъ вкругъ царя,

             Ввѣряться гремучимъ обваламъ несмѣя.

             Они содрогнулись, взоръ въ море вперя…

             И царь обращается въ третій къ нимъ разъ:

             «Уже ли не съищется смѣлый изъ васъ?»

  

             Но все, какъ и прежде,— нѣмое молчанье.

             И вотъ молодой щитоносецъ идетъ:

             Онъ поступью гордой раздвинулъ собранье,

             Сорвалъ онъ свой поясъ и плащь скидаетъ;

             Смутилось собранье,— въ немъ жалость не спитъ

             Боязнь и надежда на сердцѣ кипитъ.

  

             Вотъ онъ но уступамъ на скаты восходитъ

             И въ бездну съ подмытыхъ навѣсовъ глядитъ:

             Тамъ влага, какъ омутъ надъ омутомъ бродитъ

             Харибда, какъ боръ въ непогоду,— гудитъ

             И словно далекой раскатъ громовой

             Вздымаясь дробитъ свой напѣвъ роковой.

  

             Бунтуетъ, клокочетъ, визжитъ, завываетъ,

             Какъ-будто вся влага смѣшалась съ огнемъ;

             Въ-пыль-стертые брызги къ звѣздамъ отбиваетъ

             И полны тѣснятся какъ холмъ надъ холмомъ.

             Сшибается глухо съ грядою гряда

             И рвется, какъ море, изъ моря вода.

  

             Но вотъ улеглась одичалая сила,

             И грозно, чернѣя межь пѣны сѣдой,

             Расщелина алчную пасть растворила

             Бездонную, словно самъ адъ подъ водой.

             И видно, какъ зѣвъ, за волною волну,

             Глотая, вбираетъ въ свою глубину.

  

             И быстро, пока не вскипѣли приливы,

             Младой щитоносецъ въ пучину нырнулъ

             И замерли въ воздухѣ стоновъ отзывы:

             Адъ черный струистую ткань развернулъ;

             Подернулась гранью суровая мгла,

             И бездна надъ отрокомъ челюсть свела.

  

             Умолкла гроза надъ Харибдой ужасной;

             Лишь въ сумрачныхъ нѣдрахъ уныло реветъ,

             И слышны воззванья: «о витязь прекрасный,

             Кто къ жизни изъ бездны тебя воззоветъ?»

             Чу! въ дальнихъ обвалахъ неясно-слышна

             Все глуше и глуше гудитъ глубина.

  

             И если ты бросишь вѣнецъ свой въ пучину

             И скажешь: кто мнѣ мой вѣнецъ возвратить —

             Тотъ будетъ мнѣ равенъ,— я самъ твой отрину

             Меня блескъ награды земной не прельститъ:

             Что скрыто отъ насъ въ глубинѣ роковой,

             Того не разскажетъ никто намъ живой,—

  

             И даже суда водокруто кругами

             Объятыя мчатся ко дну, какъ стрѣла,

             И бревна и мачты всплываютъ щепами

             Растертыя дикою силой жерла.

             Но воть ужь слышнѣе, какъ бури полетъ

             Все ближе и ближе гроза тамъ реветъ.

  

             Бунтуетъ, клокочетъ, визжитъ, завываетъ

             Какъ-будто вся влага смѣшалась съ огнемъ,

             Въ-пыль-стертые брызги къ звѣздамъ отбиваетъ

             И волны тѣснятся, какъ холмъ надъ холмомъ —

             И словно далекій раскатъ громовой

             Вздымаясь, дробитъ- свой напѣвъ роковой.

  

             И вотъ, изъ клокочащей, черной стихіи,

             Сквозь пѣну, лебяжьей блестя бѣлизной,

             Свѣтлѣютъ плеча и округлости выи

             И борется тѣло съ холодной водой.

             То онъ! вотъ онъ поднялъ высоко бокалъ

             И тихо доплылъ до уступистыхъ скалъ.

  

             Глубоко и тяжко онъ духъ переводитъ,

             Небесный привѣтствуя радостно свѣтъ,

             И громко изъ устъ вѣсть въ уста переходитъ:

             Онъ живъ, онъ спасенъ, подъ нимъ пропасти нѣтъ.

             Изъ гроба, изъ алчныхъ клокочащихъ волнъ

             Онъ выплылъ безвреденъ, отважности волнъ!—

  

             Идетъ онъ, его ужъ толпа окружаетъ,

             Предъ сильнымъ безстрашный колѣна склонилъ

             И кротко бокалъ свой царю онъ вручаетъ.

             Царь къ дочери радостный взоръ обратилъ —

             И льется въ бокалъ, какъ янтарь съ жемчугомъ,

             Живое вино,— и всѣ смолкли кругомъ!

  

             «Да здравствуетъ царь и созданья блаженны,

             Привыкшія въ солнечномъ свѣтѣ дышать!

             Въ той пропасти ужасъ, судьбой заключенный,

             И смертный безсмертныхъ страшись искушать.

             И нѣтъ, не срывай ты съ тѣхъ мѣстъ пелены,

             Гдѣ тайны туманомъ и мглой затканы.

  

             Я молній быстрѣе ко дну опускался,

             Гамъ зміемъ скользя изъ расщелины скалъ,

             Въ холодныя кольца протокъ извивался

             И тщетно я волны во мглѣ разсѣкалъ,

             Скрученъ и заверченъ въ кругахъ винтовыхъ

             Невольно подумалъ — не быть мнѣ въ живыхъ.

  

             Но, въ часъ сокрушеній, Богъ внемлетъ моленью,

             Онъ длань съ высоты на спасенье послалъ,

             И волны меня принесли къ возвышенью

             Глубоко внѣдренныхъ въ пучинѣ той скалъ:

             Во мглѣ, на кораллѣ висѣлъ мой бокалъ

             И счастье, что онъ въ глубину не упалъ.

  

             Тамъ страшная пропасть была подо мною,

             Въ багровомъ туманѣ не видѣлъ я дна;

             Хоть мертвою занятъ былъ слухъ тишиною,

             Но взорамъ мелькала сквозь мракъ глубина,

             Какъ туча на тучѣ, на гадѣ тамъ гадъ,

             И бездна чернѣла какъ сумрачный адъ.

  

             Чудовища бродятъ въ смѣшеньи неясномъ,

             Свиваясь въ безвидные мрака клубки,

             Зубъ съ колкою рашплей на скатѣ ужасномъ

             Подъ ними стадами кипятъ молотки.

             И страшно о скалы тамъ зубы точилъ

             Чешуйчатоногій морской крокодилъ.

  

             И тамъ я висѣлъ и боролся съ бѣдою,

             И былъ я отъ помощи вашей далёкъ,

             Одинъ, межъ чудовищъ подъ хладной водою,

             О жизни я болѣе думать не могъ.

             Глубоко, подъ звуками вашихъ рѣчей,

             Съ суровыхъ пучинъ не сводилъ я очей.

  

             И съ трепетомъ вижу: ко мнѣ подползаетъ

             Страшилище, двигая тысячью ногъ,

             И вотъ — кровожадную пасть разверзаетъ…

             Я бросилъ кораллъ — и какъ трупъ, изнемогъ…

             Меня обхватила въ порывахъ струя,—

             И вдругъ очутился надъ бездною я…»

  

             И царь, изумленный ужаснымъ разсказомъ,

             Ему говоритъ: «Вотъ бокалъ дорогой!

             Но слушай! Кольцо золотое съ алмазомъ

             Гебѣ я назначилъ за подвигъ другой:

             Отважься еще разъ… и скажешь ты мнѣ,—

             Что скрыто въ бездонной морской глубинѣ.»

  

             То слышала дочь и, со вздохомъ глубокимъ,

             Устами умильными молитъ отца:

             «Довольно, родитель, потѣхамъ жестокимъ

             Уже ли не будетъ сегодня конца?

             И если желаніи нельзя отклонить

             То рыцари могутъ его замѣнить.»

  

             Царь снова беретъ тотъ бокалъ драгоцѣнный

             И въ бездну пускаетъ съ крутой вышины.

             «Отвѣдай еще разъ, ты, Богомъ спасенный!

             Достань мнѣ бокалъ свой со дна глубины,

             Развѣдай въ жерлѣ томъ закрытую ночь,—

             Съ тобой обвѣнчается царская дочь!»

  

             Его окрилила небесная сила,

             Отвагою гордой сверкнули глаза.

             Онъ смотритъ: она томный взоръ опустила,

             Блѣдна, и дрожитъ на ресницахъ слеза.

             И онъ, ободренный высокой цѣной,

             Ударившись въ море, исчезъ подъ волной.

  

             То взроетъ всю бездну, то снова сравняетъ,

             Приливамъ предшествуетъ гулъ громовой

             Умильно толпа взоръ въ пучину склоняетъ,

             Дымясь, истощается зѣвъ роковой;

             Бунтуя, летитъ за волною волна

             Но отрока вверхъ не несетъ ни одна.

                                                               АЛЕКСѢЕВЪ.

«Отечественныя Записки», No 6, 1839