Стихотворения

Автор: Будищев Алексей Николаевич




                               А. Н. Будищев

                               Стихотворения

----------------------------------------------------------------------------
     Поэты 1880-1890-х годов.
     Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
     Л., "Советский писатель".
     Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания
     Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой
     Л., "Советский писатель", 1969

----------------------------------------------------------------------------

                                 Содержание

     Биографическая справка
     268. "Росой горит слеза в моем унылом взоре..."
     269. "В тихий сад, где к цветущим сиреням..."
     270. Весна
     271. На родине ("Бледно-синий, сияющий купол небес...")
     272. "Словно в саване, дремлют туманом одетые пашни..."
     273. Буря
     274. После битвы
     275. Стрекоза и одуванчик
     276. Затишье ("Заснули тихие поля...")
     277. "Темнеет; закат в позолоте..."
     278. Кошмар
     279. Триумфатор
     280. Ночью
     281. "Ты как тень замерла на пороге..."
     282. "Тихо я садом иду; дремлют над речкой ракиты..."
     283. "Роща дремлет серебряным гротом..."
     284. "Недвижно облака повисли над землей..."
     285. Монах
     286. "Только вечер затеплится синий..."


     Род  Будищевых ведет начало от полковника запорожского войска Будищева,
который  при  Екатерине  II  жалован  был дворянством. Прадед писателя, Иван
Матвеевич,  первым  в  России  составил мореходную карту Черного моря. Дядя,
капитан первого ранга, убит на Малаховом кургане в Севастопольскую кампанию.
Другой  дядя,  географ, одним из первых составил описание Амурской области и
реки  Амур.  К  моменту  рождения  поэта, Алексея Николаевича, род Будищевых
захирел.  В  письме  к  П. В. Быкову Будищев сообщал: "Я родился в 1866 году
15-го  января  {В  другой биографической справке, посланной С. А. Венгерову,
Будищев  называет  датой  своего  рождения  14  января  1867  года  (ПД).} в
Саратовской  губернии,  Петровского  уезда,  на  хуторе  отца  моего Николая
Федоровича,   небогатого   землевладельца  и  земского  деятеля.  Мать  моя,
Филиппина   Игнатьевна,   урожденная   Квятковская,  -  полька.  Учился  я в
Пензенской  гимназии, где кончил курс в 1884 году. В этом же году поступил в
Московский  университет  на  естественный  факультет,  а  затем  перешел  на
медицинский.  Курса  в  университете  не  кончил; должен был уйти по болезни
(сильное  нервное  расстройство)  с  4-го  курса, в 1888 году". {В критике и
мемуаристике  начала  века  распространено  было мнение, что Будищев покинул
институт  исключительно  ради того, чтобы целиком заняться писательством. Из
приведенной  собственноручной биографической заметки видно, что причины были
иного свойства.}
     Болезнь,   сопровождавшаяся   сильными   болями,  преследовала  поэта в
течение  всей  его  жизни. Это был врожденный порок сердца, который послужил
причиной его ранней смерти.
     Студентом  второго  курса,  в  1886 году, Будищев посылает свои стихи в
малозначительный  юмористический  журнал  "Развлечение", редактором которого
был  известный  сатирик  Влас  Дорошевич.  Стихи  Будищева, как впоследствии
утверждал  Дорошевич,  были  приняты  им  вначале  за переводы из Гейне. Они
понравились  Дорошевичу,  он напечатал их, и с этого времени судьба Будищева
определилась.  Поначалу  он  активно  сотрудничает в юмористических журналах
"Развлечение",   "Будильник",   "Осколки",   где  помещает  шуточные  стихи,
пародии  на  декадентов,  небольшие  рассказы.  Однако  значительного успеха
Будищев  в"  этих жанрах не имел. Очевидно, он понял это и вскоре перешел на
"серьезную" беллетристику.
     Уже   в   начале  90-х  годов,  переехав  из  Москвы  в  Петербург,  он
завязывает  отношения  с  такими  солидными журналами, как "Вестник Европы",
"Русское  богатство"  и  др. Писал Будищев много, так же много печатался, но
расходились  книги  плохо,  доход  был минимальный. Жить приходилось скудно,
буквально  "на  гроши".  В  обширном  литературном наследстве писателя стихи
занимают  по объему более чем скромное место. Будищев никогда не считал себя
поэтом   по   преимуществу.  Главное  место  в  его  творчестве  принадлежит
повествовательной   прозе   и   драматургии:  он  автор  нескольких  романов
("Пробужденная  совесть",  "Бунт совести", "Степь грезит" и др.), нескольких
сборников  рассказов  (наиболее известны "Степные волки" и "Черный буйвол"),
нескольких  пьес  (одна из которых, "Живые - мертвые", с успехом шла в Малом
театре).
     Проблема  совести, нравственного возрождения оставалась главной на всем
протяжении  творческого  пути  Будищева.  На  многих  его прозаических вещах
явственно  ощущается  влияние  Достоевского.  В  стихотворениях же, лишенных
заданной  этической  концепции,  писатель  более свободен и независим. Может
быть, поэтому стихотворения его оказались жизнеспособнее его прозы. Характер
поэтических  средств  роднит  поэзию  Будищева  прежде  всего  с творчеством
Бунина.
     К  1912  году,  когда  отмечался двадцатипятилетний юбилей литературной
деятельности  Будищева,  им  было  написано  и издано около двухсот печатных
листов  беллетристики  и  около  ста листов газетных статей. Но, несмотря на
такой  титанический труд, популярность Будищева была невелика (всероссийскую
известность  он получил лишь как автор слов романса "Только вечер затеплится
синий...").
     Несколько  изменил  дело  юбилей. Писателя приветствовали А. И. Куприн,
А.  А.  Измайлов,  Ф.  Д.  Батюшков  и  другие деятели литературы, неизменно
относившиеся   к  Будищеву  с  сочувствием.  В  газетах  появились  статьи и
приветствия.  Интерес  к Будищеву на некоторое время повысился. Он издает за
два года около десяти книг; некоторые из них разошлись хорошо.
     Летом  1911  года  Будищев  совершил  поездку  по  Волге  (от  Твери до
Царицына),  которая  благотворно  подействовала  на  его здоровье и душевное
состояние.  Он  поселился  к  этому  времени  в  Гатчине, где его постоянным
собеседником и спутником во время прогулок стал Куприн.
     Начавшаяся  мировая  война  оказалась  для  Будищева источником тяжелых
переживаний.  Был призван в армию его единственный сын. Ухудшалось здоровье:
участились  сердечные приступы, от которых писатель страдал и ранее. Один из
них  оказался  роковым:  22  ноября 1916 года Будищев умер. "Смерть его была
легкой:   он   хорошо  себя  чувствовал  в  течение  дня  и  вечера,  шутил,
разговаривал...   Потом  сразу  подошло  что-то  грозное,  неотвратимое  и в
коротком  вздохе  жизнь  закончилась",  -  писал в некрологе Ф. Д. Батюшков.
{"Речь", 1916, 24 ноября.}
     Похоронен Будищев в Петрограде на Волковом кладбище.
     Стихотворения  его  были  изданы отдельными сборниками дважды: в 1901 и
1915 годах.


                                    268

                   Росой горит слеза в моем унылом взоре,
                   Как ночь без месяца, темна моя печаль,
                   Но будто день, светла и широка, как море,
                   Моих надежд загадочная даль.

                   И если гром небес ударит надо мною
                   Иль ливень с бурею обрушит неба свод,
                   Надежды шепчут мне с улыбкой молодою:
                   "Гроза пройдет, гроза, как сон, пройдет!

                   И крылья бодрые степной орел расправит,
                   И гордо полетит в сияющую даль,
                   Где полдень ласковый, как золото, расплавит
                   Обрывки туч - небесную печаль!.."

                   <1890>


                                    269

                    В тихий сад, где к цветущим сиреням
                    С вешней лаской прильнул ветерок,
                    Ты сойдешь по скрипучим ступеням,
                    На головку накинув платок.

                    Там на белом атласе жасмина,
                    Как алмазы, сверкает роса,
                    И на каждом цветке георгина
                    Опьяненная дремлет оса.

                    И луна фосфорически блещет,
                    Грея тучки на бледном огне...
                    Сколько мук в этом сердце трепещет,
                    Сколько радостей бьется во мне!..

                    Скоро в сад, где к цветущим сиреням,
                    Как влюбленный, прильнул ветерок,
                    Ты сойдешь по скрипучим ступеням,
                    Уронив мне на руки платок...

                    <1890>


                                 270. ВЕСНА

                           Идет, шумит нарядная,
                           Зеленая весна.
                           Лазурная, прохладная
                           Колышется волна.

                           Колышется, волнуется,
                           Играет серебром,
                           И весело целуется
                           С зеленым камышом.

                           И с белых лип и с клевера
                           Уж пчелы брали мед!
                           К пустыням мертвым севера
                           Весна от нас уйдет.

                           И небеса лазурные
                           Гремят хвалу весне...
                           Пусть будут грозы бурные, -
                           Не страшны грозы мне!

                           Лазурная, прохладная
                           Колышется волна;
                           Как девушка нарядная,
                           Стоит в саду весна.

                           А я благоуханную
                           Встречаю, как жених
                           Невесту, богом данную
                           В усладу дней земных!.

                           <1891>


                               271. НА РОДИНЕ

                     Бледно-синий, сияющий купол небес,
                     И зеленых полей необъятный простор,
                     И кудрявой листвой опрокинутый лес
                     В задремавших водах неглубоких озер,
                     И с копнами снопов золотистых гумно,
                     И чета невысоких ракит у плетня...
                     Всё, до травки последней, знакомо давно,
                     Всё пахнуло приветом родным на меня.
                     Слоено после болезни, усталый от мук,
                     Возвратился я к матери милой под кров,
                     Словно в вражеском стане, раскинутом вкруг,
                     Я любимого друга узнал средь врагов.
                     И с улыбкой к нему я навстречу бегу,
                     И спешу по лицу прочитать о былом,
                     И гляжу, и очей оторвать не могу,
                     И сказать не умею о счастье моем!..

                     <1891>


                                    272

               Словно в саване дремлют туманом одетые пашни,
               Как на море маяк, в синем небе сияет луна,
               Эта тихая ночь лепит тучи в волшебные башни
               И о чем-то грустит, и тиха, и робка, и бледна.

               Как отравой она жаждой счастья меня опоила
               И сулит мне раскрыть все заветные тайны небес.
               Эта тихая ночь, как знахарка, меня исцелила,
               Эта тихая ночь вся полка, словно сказка, чудес.

               Сколько звезд золотых зажигает мне небо господне,
               Сколько новых цветов распустилось в зеленом саду,
               И какие желанья меня посетили сегодня,
               И какие виденья приснились мне в жарком бреду.

               Пусть меня эта ночь, как мираж средь пустыни, обманет,
               За минутный восторг я прощу ей коварную ложь.
               Чем душистей цветок, тем скорее он к осени вянет,
               И какого вина без отравы похмелья испьешь?..

               <1891>


                                 273. БУРЯ

                         Мы пели радостно псалмы,
                         Плывя к земле обетованной.
                         Одето тогою туманной,
                         Ласкалось море к нам. А мы,
                         Слагая радостно псалмы,
                         Неслись к земле обетованной.

                         Вдруг вихорь шумный налетел,
                         В ладью ударил вал сердитый;
                         Фатой узорною повитый,
                         На небе месяц побледнел -
                         И скрылся. Вихорь налетел,
                         И за борт плещет вал сердитый.

                         Ревела буря, как шакал,
                         И грозно море бушевало.
                         С лица туманного забрала
                         Унылый месяц не снимал...
                         Ревела буря, как шакал,
                         И грозно море бушевало!

                         Но мы спаслись от пасти вод,
                         На берег выброшены шквалом,
                         Луна с участьем запоздалым
                         Глядит и снова вдаль зовет
                         Нас, избежавших пасти вод,
                         На берег выброшенных шквалом!

                         <1891>


                              274. ПОСЛЕ БИТВЫ

                          Военачальники убиты,
                          И уничтожен наш отряд...
                          Как очи гневные, горят
                          Созвездья, тучами повиты,
                          И ветер стонет; да луна
                          Глядит, печальна и бледна.

                          Я тихо выполз из оврага,
                          Куда врагами сброшен был;
                          Росою жажду утолил
                          И, окровавленною шпагой
                          Смолистых сучьев нарубив,
                          Зажег костер. Верхушки ив

                          В овраге темном лепетали;
                          Без грома молнии сверкали
                          Вдали над темною горой,
                          Да где-то звонко кони ржали,
                          Да сыч кричал. Да волк порой
                          Протяжно выл во тьме ночной.

                          И вспомнил я. Мы в кучу сбились,
                          Спасая знамя от врагов.
                          Там стон стоял. Ряды бойцов.
                          Травою скошенной ложились,
                          И умирающий, кто мог
                          Еще дышать, спускал курок

                          И холодевшими устами,
                          Последний испуская стон,
                          Просил подать еще патрон.
                          Мы в злобе спорили с зверями
                          И лишь о том жалели тут,
                          Что руки резать устают...

                          И долго я в оцепененьи
                          Сидел с поникшей головой,
                          Повергнут скорбною душой
                          В неразрешимые сомненья:
                          Трус возбуждал во мне презренье
                          И отвращение - герой!..

                          <1893>


                         275. СТРЕКОЗА И ОДУВАНЧИК

                       Был май, веселый месяц май, -
                          Кому же грустно в мае?
                       Цветов в полях - хоть убавляй,
                          А лес, а птичьи стаи?

                       А небо в звездах и луне?
                          А тучки на закате,
                       То в перламутровом огне,
                          То в пурпуре, то в злате?

                       Итак, был май. Поля цвели,
                          В аллеях пели пчелки,
                       На межнике коростели,
                          А в просе перепелки.

                       Был старый лес веселый днем,
                          А ночью тайны полный.
                       Там пел ручей, обросший мхом,
                          И лес смотрелся в волны.

                       Тюльпаны, пьяные от рос,
                          На берегу шептались,
                       А одуванчики в стрекоз,
                          Как юнкера, влюблялись.

                       И вот один из них сказал:
                          "Я прост и беден с вида,
                       Но страстью жаркой запылал
                          К вам, милая сильфида!

                       Среди своих подруг стрекоз
                          Вы прима-балерина!
                       Вы рождены для светлых грез,
                          Для ласк и...серпантина!

                       И даже пьяница тюльпан
                          Влюблен был в ножки эти,
                       Когда плясали вы канкан
                          В лесу, при лунном свете!

                       А в сердце пламенном моем
                          Царицей вы живете!
                       Для вас я сделаю заем
                          У медуницы-тети,

                       Потом и свадьбу в добрый час
                          Отпразднуем мы с вами.
                       И буду я глядеть на вас
                          Влюбленными глазами,

                       Перецелую, как кадет,
                          У вас я каждый пальчик!.."
                       А стрекоза ему в ответ:
                          "Какой вы глупый мальчик!

                       "Для вас я сделаю заем
                          У медуницы-тети",
                       А много ли - вопрос весь в том -
                          У тети вы найдете?

                       Питаться солнцем да росой,
                          Поверьте, я не стану!
                       Нет, балерина, милый мой,
                          Для вас - не по карману!"

                       Она умолкла. Лес дремал,
                          Не шевелились травы,
                       А ветерок в кустах вздыхал:
                          "Ну, времена! Ну, нравы!"

                       Настала осень; лес желтел,
                          Лист падал в позолоте,
                       Косматый шмель в гостях сидел
                          У медуницы-тети,

                       И тетя бедная в слезах
                          Печально говорила,
                       Что одуванчика на днях
                          Она похоронила,

                       А повенчался с стрекозой
                          Какой-то жук рогатый,
                       В параличе, полуживой,
                          Но знатный и богатый.

                       Шмель слушал молча. Лес дремал,
                          Не шевелились травы,
                       И только ветерок вздыхал:
                          "Ну, времена! Ну, нравы!.."

                       <1893>



                                276. ЗАТИШЬЕ

                         Заснули тихие поля,
                         Умолкли шумные дубравы,
                         И слышно, как вздыхают травы,
                         И слышно, как ползет змея,
                         Сухими мхами шевеля.

                         Иди туда, где над рекою
                         Стоит задумчиво камыш.
                         Там на воде и под водою
                         Такая сказочная тишь,
                         Что поневоле сам молчишь.

                         Чего-то ждешь, кого-то жалко,
                         О чем-то грезишь странным сном,
                         И если вдруг плеснется сом,
                         Ты мнишь: "Ударила русалка
                         Своим чешуйчатым хвостом".

                         <1894>


                                    277

                         Темнеет; закат в позолоте;
                         Туман над равниною встал.
                         Давно уж на топком болоте
                         Последний кулик замолчал.

                         Давно уже месяц двурогий
                         С лазурного поля небес
                         Взирает на берег отлогий,
                         На тихое поле и лес.

                         И, ночи почуяв приметы,
                         Выходит к селению волк...
                         Последние песни допеты,
                         И голос последний умолк.

                         И ночь, притаившись пугливо,
                         Внимает, смущенья полна,
                         Как в поле растет горделиво
                         До самых небес тишина...

                         <1895>


                                278. КОШМАР

                    ...Я долго не спал и забылся потом.
                       Вот вижу - луна выплывает,
                    И кто-то стоит у меня под окном,
                       Рукою к себе вызывает.

                    Он молод годами и бледен лицом,
                       Белее ночного тумана.
                    На белой рубашке чернеет пятном
                       Под сердцем смертельная рана.

                    И в страхе я позднего гостя узнал,
                       Я понял безмолвные знаки.
                    Рукою на темный овраг указал
                       И тихо он скрылся во мраке.

                    Я молча оружие снял со стены,
                       К оврагу прошел осторожно
                    И стал, замирая. Среди тишины
                       Лишь сердце стучало тревожно

                    Да ветер порою уныло шептал
                       О чем-то долине туманной.
                    Но враг не замедлил: пришел он и стал,
                       Печальный, бескровный и странный.

                    Он каждую полночь приходит ко мне,
                       К оврагу меня вызывает,
                    И бьется оружьем со мной в тишине,
                       И каждую ночь умирает.

                    И с вечера я беспокойно дрожу,
                       И, пробуя лезвие шпаги,
                    "Сегодня, - шепчу я, - тебя уложу
                       Навеки в тенистом овраге!"

                    Вот молча в овраге сошлись мы с врагом,
                       Сошлися - и сталь зазвенела.
                    Без крика упал он на землю лицом,
                       И кровь на песке зачернела.

                    Упал он на землю с предсмертной тоской,
                       Кровь черной росою сочится.
                    И сердце его я нащупал рукой,
                       Послушал - оно не стучится.

                    Я труп холодевший засыпал песком,
                       Оружие вытер травою
                    И, робко ступая во мраке ночном,
                       Пустился дорогой степною.

                    Таинственный шорох наполнил поля,
                       И ветер долиною крался.
                    Росистой травой, как змея, шевеля,
                       Он жадно ко мне приближался.

                    И я повернулся к оврагу. Туман
                       Над трупом зарытым клубился.
                    На скате тревожно шептался бурьян,
                       И желтый песок шевелился,

                    Как будто в овраге пустынном сто змей,
                       Шурша, заклинанья шептали
                    И в трупе, почившем в постели своей,
                       Змеиную жизнь пробуждали.

                    Я в ужасе диком пустился бегом,
                       К постели припал, помертвелый.
                    И вижу - мой сторож стоит под окном,
                       Стучится рукою несмелой.

                    Стучится безмолвно в окошко ко мне
                        И в очи взирает с тоскою...
                    Я с криком проснулся, ища на стене
                       Оружье дрожащей рукою...

                    <1895>


                              279. ТРИУМФАТОР

                       Рукоплещет толпа восхищенная,
                       Рукоплещет вся площадь кругом,
                       И гетера, вином опьяненная,
                       И сенатор с обрюзгшим лицом.

                       Плавно медные шлемы колышутся,
                       Кони пляшут, храпят и дрожат,
                       И далёко по улице слышится
                       Тяжкий шаг загорелых солдат.

                       Гул растет... Показалися пленные...
                       Вот и царь молодой в кандалах.
                       Улыбаются губы надменные,
                       И спокойствие в ясных очах...

                       Пред дружиной, в боях поседелою,
                       Он идет в кандалах, но царем,
                       Гордым шагом, с улыбкою смелою,
                       Словно лавры и пурпур на нем.

                       И, привстав в колеснице сверкающей,
                       Побледнев под лавровым венком,
                       Триумфатор сквозь рев оглушающий
                       Беспокойно следит за царем.

                       И горит он ревнивою думою,
                       Что не он триумфатор, не он,
                       А тот царь, что с дружиной угрюмою
                       К месту казни идет, как на трон!..

                       <1896>


                                 280. НОЧЬЮ

                                     1

                  Господь! Укрой меня десницею святою!
                  Стопы нетвердые на путь благой направь!
                  Дай силы, крепость дай гореть лишь пред тобою
                       И от лукавого избавь!
                  Всю ночь, без сна, стою я на молитве,
                  Звеня веригами во мраке стен немых.
                  Мне тяжко, господи, мне трудно в этой битве
                       С воспоминаньем лет былых!
                  И тщетно я всю ночь, одетый власяницей,
                  В слезах взываю пред тобой:
                  От козней дьявола твоей святой десницей
                                  Укрой!..

                                     2

                  Какая ночь! Мне душно, душно в келье!
                  Я распахнул окно, прохлада притекла...
                  И вспомнилась мне ночь, когда в живом веселье
                       Душа все радости пила.
                  Со мною ты была. Пастушеской свирели
                     Унылый звук мне ветер приносил...
                  Какою ласкою глаза твои горели,
                  Как счастлив я был там! Как я тебя любил!..

                                     3

                  Но, боже! Прошлое забыть я должен ныне;
                  С прошедшим порвано последнее звено!
                  Я сам пришел сюда к таинственной пустыне,
                  Где слово господа лишь бодрствует одно!
                  Исчезни, сатана, перед лицом господним,
                  Как исчезает дым от светлого огня,
                  Скитайся там, внизу, по мрачным преисподним,
                  А здесь виденьями не искушай меня!..

                                     4

                  Пора уснуть. Но сна боюсь я, боже!
                  Лишь только сон глаза закроет мне,
                  Безумная мечта придет ко мне на ложе
                  И речи дикие зашепчет в тишине...
                  Но я устал! Покровы власяницы
                  От плеч до пояса изрезали мне грудь.
                  Колеблется нога... Смыкаются ресницы...
                                Пора уснуть!

                                     5

                  О, счастье! Мы одни над тихою рекою!
                  Над нами небеса, пред нами лунный мост.
                  Ни звука. Небеса беседуют с землею.
                  И только тишина. Да ты. Да очи звезд.
                  Сядь ближе! Вот сюда! Дай руки, эти руки!
                     Они мои, не правда ли, мои?
                  Я их купил за дни невыносимой муки,
                       За слезы, за позор любви.
                  Я их купил за жизнь! Я их добуду кровью!
                  Железом и огнем, за мой загробный рай!
                  Соблазн! О, господи! Укрой святой любовью!
                       Прощай, далекая!.. Прощай!..

                  <1900>


                                    281

                       Ты как тень замерла на пороге,
                       Я иду - не могу не идти.
                       Видно, боги, всесильные боги,
                       Не хотят нас сегодня спасти!

                       Ты меня целый день избегала,
                       Я не шел, хоть горел как в огне...
                       О, какою ты бледною стала!
                       Эти слезы, зачем же оне?

                       Ты страдаешь? Мы оба преступны?
                       О, не мучь! О, ответь мне! Спаси!
                       Коль тебе эти чары доступны,
                       И любовь, как свечу, загаси!

                       Иль не надо! Не надо, не надо
                       Ни мучительных слез, ни борьбы!
                       Пусть любви всепобедной отрада
                       Нам не даст убежать от судьбы!

                       Пусть грозы отшумевшей зарница
                       Озаряет сквозь кружево штор
                       Виноватые, бледные лица
                       И, как звезды, мерцающий взор!..

                       <1900>


                                    282

                Тихо я садом иду; дремлют над речкой ракиты,
                Дремлют и чуткой листвой воду прозрачную пьют.
                Поймы за тихой рекой сизым туманом повиты,
                Тучки над дальней горой месяца ясного ждут.

                Скоро и ты, милый друг, скрипнешь пугливо калиткой,
                Словно мгновенье одно, ночь пролетит до утра.
                Будь благосклонна ко мне, стана не кутай накидкой,
                Мудро на клятвы скупясь, будь на лобзанья щедра!..

                <1901>


                                    283

                      Роща дремлет серебряным гротом,
                      Небо синей пустыней лежит.
                      Ходит месяц над мерзлым болотом,
                      Как кудесник седой ворожит.

                      И на проруби иссиня-черной
                      Чертит медленно огненный знак...
                      Ые колышется иней узорный,
                      На деревне не слышно собак.

                      И на скате пустынном оврага,
                      Где горит фосфорически снег,
                      Под заклятье сурового мага
                      Чей-то робкий послышался бег.

                      Вот сверкнули зеленые очи,
                      Слышен шелковый шелест волны...
                      Это зимней, задумчивой ночи
                      Непонятные жуткие сны...

                      <1901>


                                    284

                   Недвижно облака повисли над землей;
                   Их ткань разорвана, как войск разбитых знамя.
                   Печальны их стада; у них в груди пустой
                   Иссяк и божий гром, и жарких молний пламя.
                   И месяц на реке горит, как медный шлем,
                   Качаясь на волнах туманного залива.
                   Безмолвны берега. Окрестный воздух нем,
                   И только ветерок порой вздохнет пугливо
                   И вновь заснет в кустах... Не отрывая глаз,
                   Стою задумчиво. Печальный мрак ложится
                   На душу грешную. Куда идти сейчас?
                   Чем сердце утолить? Каким богам молиться?
                   По ком пролить слезу, чего спросить у них?
                   Минутных радостей иль смерти ядов злых?..

                   <1901>


                                 285. МОНАХ

                       Он в лес ушел, построил келью
                       И жил в молитве и трудах;
                       Земным утехам и веселью
                       Навеки дверь замкнул монах.
                       И долго жил он дикой птицей,
                       Суров, безгласен и уныл,
                       Одел он плечи власяницей,
                       Вериги день и ночь носил.
                       И по ночам, стеная глухо,
                       В молитве долго он стоял,
                       Он плоть свою во имя Духа
                       Железом тяжким истязал.
                       Однажды Матери всепетой
                       Лампаду на ночь он зажег,
                       Стоял веригами одетый,
                       Хотел молиться - и не мог.
                       Под власяницею суровой
                       Дышала жаркой страстью грудь,
                       И он не смел святое слово
                       Устами грешными шепнуть.
                       Из кельи видно - месяц бродит,
                       Вот тихо скрипнула ступень,
                       К монаху женщина приходит,
                       Идет, колеблется, как тень.
                       Дрожит, сверкая, грудь нагая,
                       Дрожат лукавые уста,
                       Горит пленительнее рая
                       Ее нагая красота.
                       Зовет и манит к наслажденью,
                       Служить готовая ему...
                       Ужель отдаться искушенью,
                       Ужель идти за ней во тьму?
                       Монах дрожит, бросает взгляды
                       На черный шелк ее волос -
                       И вот к огню святой лампады
                       Ладонь суровую поднес...
                       Потуплен долу взор нескромный,
                       Дымясь, вздувается ладонь,
                       И тяжко капли крови темной,
                       Шипя, упали на огонь...

                       <1901>


                                    286

                       Только вечер затеплится синий,
                       Только звезды зажгут небеса
                       И черемух серебряный иней
                       Уберет жемчугами роса,

                       Отвори осторожно калитку
                       И войди в тихий садик, как тень,
                       Да надень потемнее накидку,
                       И чадру на головку надень.

                       Там, где гуще сплетаются ветки,
                       Я незримо, неслышно пройду
                       И на самом пороге беседки
                       С милых губок чадру отведу...

                       <1909>

                                 ПРИМЕЧАНИЯ

     Настоящий сборник преследует цель дополнить  представление  о  массовой
поэзии 1880-1890-х  годов,  которой  посвящены  другие  тома  Большой  серии
"Библиотеки поэта". За пределами сборника оставлены поэты того  же  периода,
уже изданные к настоящему времени  отдельными  сборниками  в  Большой  серии
"Библиотеки поэта" (П. Ф. Якубович, А. Н.  Апухтин,  С.  Я.  Надсон,  К.  К.
Случевский, К. М.  Фофанов,  А.  М.  Жемчужников);  не  включены  в  сборник
произведения  поэтов,   вошедших   в   специальные   тома   Большой   серии:
"Революционная  поэзия  (1890-1917)"  (1954),  "Поэты-демократы  1870-1880-х
годов" (1968), "Вольная русская поэзия второй половины XIX века" (1959), "И.
З. Суриков и поэты-суриковцы" (1966) и др. За пределами  сборника  оставлены
также поэты конца XIX века, имена которых были  известны  в  свое  время  по
одному-двум произведениям, включенным в тот или  иной  тематический  сборник
Большой серии (например, В. Мазуркевич как  автор  слов  известного  романса
"Дышала ночь восторгом  сладострастья...",  включенного  в  состав  сборника
"Песни и романсы русских поэтов", 1965).
     Составители настоящего сборника не стремились также  ни  повторять,  ни
заменять имеющиеся многочисленные стихотворные антологии, интерес к  которым
на рубеже XIX-XX веков был очень велик. Наиболее крупные из них:  "Избранные
произведения русской поэзии" В. Бонч-Бруевича (1894; изд. 3-1908),  "Русские
поэты за сто лет" А. Сальникова (1901), "Русская муза" П.  Якубовича  (1904;
изд. 3 - 1914), "Молодая поэзия" П.  Перцова  (1895)  и  др.  Во  всех  этих
сборниках поэзия конца века представлена достаточно широко. Следует, однако,
заметить, что никаких конкретных целей - ни с тематической точки зрения,  ни
со стороны выявления каких-либо тенденций в развитии  поэзии  -  составители
этих и подобных изданий, как правило, перед собой  не  ставили.  {Исключение
представляет лишь сборник, составленный П. Перцовым и  ориентированный,  как
видно из заглавия, на творчество поэтов начинающих. О трудностях,  возникших
при отборе имен и определении критериев отбора, П. Перцов подробно рассказал
в своих "Литературных воспоминаниях" (М.-Л., 1933, с.  152-190).}  Столь  же
общий характер имеет и недавняя хрестоматия "Русские поэты XIX века"  (сост.
Н. М. Гайденков, изд. 3, М., 1964).
     В задачу  составителей  данного  сборника  входило  прежде  всего  дать
возможно более полное представление о многообразии поэтического творчества и
поэтических исканий 1880-1890-х годов. Этим и объясняется известная пестрота
и "неоднородность" в подборе имен и стихотворных произведений.
     Главная  трудность  заключалась  в  том,  чтобы  выбрать  из   большого
количества имен  те,  которые  дали  бы  возможность  составить  характерное
представление об эпохе в ее поэтическом выражении (с учетом уже  вышедших  в
Большой серии сборников, перечисленных выше,  из  числа  которых  на  первом
месте следует назвать сборник "Поэты-демократы 1870-1880-х годов").
     Для  данного  издания  отобраны  произведения  двадцати  одного  поэта.
{Некоторые поэты, включенные в  настоящий  сборник,  вошли  в  состав  книги
"Поэты 1880-1890-х годов", выпущенной в Малой; серии  "Библиотеки  поэта"  в
1964  г.  (вступительная   статья   Г.   А.   Бялого,   подготовка   текста,
биографические справки и примечание Л. К. Долгополова и Л. А.  Николаевой).}
Творчество каждого из них составители  стремились  представить  с  возможной
полнотой и цельностью. Для этого потребовалось не  ограничиваться  примерами
творчества 1880-1890-х годов, но в ряде случаев  привести  и  стихотворения,
созданные в последующие десятилетия - в  1900-1910-е  годы,  а  иногда  и  в
1920-1930-е годы. В  результате  хронологические  рамки  сборника  несколько
расширились, что позволило отчетливей выявить ведущие тенденции поэтического
творчества, складывавшиеся в 1880-1890-е годы, и те  результаты,  к  которым
они в конечном итоге привели.
     При отборе произведений составители старались избегать "крупных" жанров
-  поэм,  стихотворных   циклов,   драматических   произведений.   Несколько
отступлений от этого правила сделаны в  тех  случаях,  когда  требовалось  с
большей наглядностью продемонстрировать особенности как творческой  эволюции
поэта,  так  и  его  связей  с  эпохой.  Сюда  относятся:  Н.   М.   Минский
(драматический отрывок "Последняя исповедь", поэма "Гефсиманская ночь"),  П.
С. Соловьева(поэма  "Шут"),  С.  А.  Андреевский  (поэма  "Мрак").  В  число
произведений Д. С. Мережковского включен также отрывок из поэмы "Смерть",  а
в число произведений Н. М. Минского - отрывок из поэмы "Песни о родине".
     В  сборник  включались   преимущественно   оригинальные   произведения.
Переводы помещались лишь  в  тех  случаях,  если  они  были  характерны  для
творческой индивидуальности поэта или  если  появление  их  связано  было  с
какими-либо важными событиями общественно-политической жизни (см., например,
переводы Д. Л. Михаловского, С. А.  Андреевского,  А.  М.  Федорова,  Д.  П.
Шестакова и некоторых других).
     В основу расположения материала положен  хронологический  принцип.  При
установлении порядка следования авторов приняты  во  внимание  время  начала
творческой  деятельности,  период  наибольшей   поэтической   активности   и
принадлежность к тем или иным литературным течениям.  Стихотворения  каждого
автора расположены в соответствии с датами  их  написания.  Немногочисленные
отступления от этого принципа продиктованы спецификой  творчества  того  или
иного поэта. Так, в особые разделы выделены переводы Д. Л. Михаловского и Д.
П. Шестакова, сонеты П. Д. Бутурлина.
     Даты стихотворений по  возможности  уточнены  по  автографам,  письмам,
первым или последующим публикациям и другим источникам.  Даты,  указанные  в
собраниях сочинений,  как  правило,  специально  не  оговариваются.  Даты  в
угловых скобках означают год, не позднее которого, по тем или  иным  данным,
написано произведение (как правило, это время его первой публикации).
     Разделу  стихотворений  каждого   поэта   предшествует   биографическая
справка, где сообщаются основные данные о его жизни и творчестве, приводятся
сведения о важнейших изданиях его стихотворений.
     Были использованы архивные материалы при подготовке произведений С.  А.
Андреевского, К. Р., А. А. Коринфского, И. О. Лялечкина, М. А. Лохвицкой, К.
Н. Льдова, Д. С. Мережковского, П. С.  Соловьевой,  О.  Н.  Чюминой,  Д.  П.
Шестакова. В ряде случаев архивные разыскания  дали  возможность  не  только
уточнить дату написания того или иного стихотворения, но и включить в  текст
сборника никогда не печатавшиеся произведения (ранние стихотворные опыты  Д.
С. Мережковского,  цикл  стихотворений  К.  Н.  Льдова,  посвященных  А.  М.
Микешиной-Баумгартен).  На  архивных  материалах  построены   биографические
справки об А. Н.  Будищеве,  А.  А.  Коринфском,  И.  О.  Лялечкине,  Д.  М.
Ратгаузе, Д. П. Шестакове. Во всех этих  случаях  даются  лишь  самые  общие
указания на архив (ПД, ГПБ, ЛБ и т. д.). {В биографической справке о  Д.  П.
Шестакове использованы, кроме того,  материалы  его  личного  дела,  которое
хранится в Государственном архиве Татарской АССР (Казань).}
     Стихотворения печатаются по  тем  изданиям,  в  которых  текст  впервые
окончательно  установился.  Если  в   последующих   изданиях   стихотворение
иередечатьшалось без изменений, эти перепечатки специально не отмечаются.  В
том случае,  когда  произведение  после  первой  публикации  печаталось  без
изменений, источником текста для настоящего издания оказывается  эта  первая
публикация  и  данное  обстоятельство  в   каждом   конкретном   случае   не
оговаривается. Специально отмечаются в примечаниях  лишь  те  случаи,  когда
первоначальная редакция претерпевала те или  иные  изменения,  произведенные
автором или возникшие в результате цензурного вмешательства.
     Примечания строятся следующим образом: вслед за порядковым номером идет
указание на первую публикацию произведения, {В связи с тем,  что  в  сборник
включены представители массовой поэзии, произведения  которых  печатались  в
большом  количестве  самых  разных  изданий,  как   периодических,   так   и
непериодических, не всегда с абсолютной достоверностью можно утверждать, что
указанная в настоящем сборнике публикация  является  первой.  Это  относится
прежде всего к произведениям, приводимым по стихотворным  сборникам.}  затем
следуют  указания  на  все  дальнейшие  ступени  изменения  текста  (простые
перепечатки не отмечаются), последним  обозначается  источник,  по  которому
произведение приводится в настоящем издании (он выделяется  формулой:  "Печ.
по..."). Далее следуют указания на разночтения  по  сравнению  с  автографом
(или   авторским   списком),   данные,   касающиеся   творческой    истории,
историко-литературный комментарий, пояснения малоизвестных реалий и т. п.
     Разделы, посвященные А. Н. Будищеву, П. Д. Бутурлину, К. Н. Льдову,  Д.
С. Мережковскому, Н. М. Минскому, Д. Л. Михаловскому, Д. М. Ратгаузу, П.  С.
Соловьевой,  Д.  П.  Шестакову,  подготовил  Л.  К.   Долгополов;   разделы,
посвященные С. А. Андреевскому, А. А.  Голенищеву-Кутузову,  К.  Р.,  А.  А.
Коринфскому, М. А. Лохвицкой,  И.  О.  Лялечкину,  С.  А.  Сафонову,  А.  М.
Федорову, С. Г. Фругу, Д. Н. Цертелеву, Ф. А. Червинскому, подготовила Л. А.
Николаева; раздел, посвященный О. Н. Чюминой, подготовил Б. Л. Бессонов.

                     СОКРАЩЕНИЯ, ПРИНЯТЫЕ В ПРИМЕЧАНИЯХ

     BE - "Вестник Европы".
     ВИ - "Всемирная иллюстрация".
     ГПБ - Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им.  М.  Е.
Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
     ЖдВ - "Журнал для всех".
     ЖО - "Живописное обозрение".
     КнНед - "Книжки "Недели"".
     ЛБ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.
     ЛН - "Литературное наследство".
     ЛПкН - "Ежемесячные литературные приложения к "Ниве"".
     МБ - "Мир божий".
     Набл. - "Наблюдатель".
     НВ - "Новое время".
     ОЗ - "Отечественные записки".
     ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом)  АН
СССР.
     ПЖ - "Петербургская жизнь".
     РБ - "Русское богатство".
     РВ - "Русский вестник".
     РМ - "Русская мысль".
     РО - "Русское обозрение".
     СВ - "Северный вестник".
     СМ - "Современный мир".

                               А. Н. Будищев

     Стих. 1901 - Стихотворения, Пб., 1901.

                               СТИХОТВОРЕНИЯ

     268. "Труд", 1890, No 1-3, с. 625. В стихотворении использованы  мотивы
и образы стихотворения  А.  К.  Толстого  "Слеза  дрожит  в  твоем  ревнивом
взоре..." (1858).
     269. "Труд", 1890, No 4-6, с. 624, под загл. "Ожидание". Печ. по  Стих.
1901, с. 23.
     270. "Труд", 1891, No 1-3, с. 490.
     271. РБ, 1891, No 4, с. 52.
     272. "Труд", 1891, No 7-9, с. 271.
     273. КнНед, 1891,  No  9,  с.  95.  Использованы  мотивы  стихотворения
Пушкина "Арион".
     274. КнНед, 1893, No 5, с. 92.
     275. "Разговоры бессловесных. Сборник рассказов", СПб., 1893, с. 19,  в
цикле "Сказки". "Ну, времена! Ну, нравы!" -  фраза,  приписываемая  римскому
оратору Цицерону ("О tempora, о mores!").
     276. "Север", 1894, No 41, с. 2003.
     277. КнНед, 1895, No 3, с. 134, в составе цикла "В степях".
     278. КнНед, 1895, No 7, с. 101.
     279. КнНед, 1896, No 12, с. 62. Тема нравственной  победы  побежденных,
аллегорический смысл сюжета, характерная лексика  стихотворения  ("пленные",
"триумфатор", "кандалы" и т. п.) - все это в условиях 80-90 гг. звучало  как
напоминание о мужестве  погибших  революционеров,  ср.  воспоминания  В.  И.
Дмитриевой о казни первомартовцев: "Сухой  треск  барабанов,  тяжелый  скрип
позорных телег... Я стояла в толпе на углу Невского... Я  видела  их...  Они
прошли мимо нас не как побежденные,  а  как  триумфаторы,  такою  внутреннею
силою,  такой  неколебимой  верой  в  правоту  своего  дела  веяло   от   их
спокойствия..." (В. И. Дмитриева, Так было, М.-Л., 1930, с. 203).
     280. "Денница. Альманах 1900  года",  СПб.,  1900,  с.  30,  под  загл.
"Отшельник". Печ. по Стих. 1901, с. 5. Автограф под загл. "Отшельник" - ПД.
     281. "Денница. Альманах 1900 года", СПб., 1900, с. 33.
     282. Стих. 1901, с. 14.
     283. Стих. 1901, с. 15.
     284. Стих. 1901, с. 16.
     285. Стих.  1901,  с.  19.  Мотив  сжигания  руки  ради  предотвращения
соблазна, традиционный для житийной  литературы,  перекликается  с  подобным
мотивом в повести Л. Толстого "Отец Сергий" (1890-1891). Матерь  всепетая  -
богоматерь.
     286. "Юбилейный сборник литературного фонда. 1859-1909", СПб., 1909, с.
204. Положено на музыку А. Обуховым. Стало популярным городским романсом под
названием "Калитка". Не исключено, что мотив стихотворения навеян очерком И.
С. Тургенева "Довольно", в котором имеется такое место: "Я думаю о тебе... и
много других воспоминаний, других картин встает передо мною - и повсюду  ты,
на всех путях моей жизни встречаю я тебя. То является мне старый русский сад
на  скате  холма,  освещенный  последними  лучами  летнего   солнца.   Из-за
серебристых тополей выглядывает тесовая  крыша  господского  дома  с  тонким
завитком алого дыма над белой трубой, а в заборе  калитка  чуть  раскрылась,
словно кто потянул ее нерешительной рукою, - и я стою и жду, и гляжу на  эту
калитку и на песок садовой дорожки - и дивлюсь и умиляюсь, все, что я  вижу,
мне кажется необыкновенным и новым, все обвеяно какой-то  светлой,  ласковой
таинственностью, - и  уже  чудится  мне  быстрый  шелест  шагов..."  (И.  С.
Тургенев, Полн. собр. соч. и писем в 28 томах. Сочинения, т. 9, М.-Л., 1965,
с. 114).