Ф. Н. Глинка
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Глинка Ф. Н. Сочинения
Сост., послесл. и коммент. В. И. Карпеца.- М.: "Советская Россия", 1986.
Дополнение 1 по:
"И будет вечен вольный труд..." Стихи русских поэтов о родине / Сост.
Л. Асанова. - М., "Правда", 1988
Дополнение 2 по:
1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников / Сост. Н. Н.
Акоповой и В. В. Бережкова; Вступ. ст. О. Н. Михайлова; Прим. М. А.
Бойцова. - М.: Правда, 1987.
Дополнение 3 по:
Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева.
М., "Художественная литература", 1989. (Классики и современники. Поэтич. биб-ка).
Дополнение 4 по:
Песни и романсы русских поэтов.
Вступительная статья, подготовка текста и примечания В. Е. Гусева.
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.
М.-Л., "Советский писатель", 1965
Дополнение 5 по:
Ф. Н. Глинка. Избранные произведения
Библиотека поэзии. Большая серия. Второе издание.
Л., "Советский писатель", 1957
Дополнение 6 по:
Северные цветы на 1832 год
М., "Наука", 1980
----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
Мечтания на берегах Волги
Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской
губернии
Картина ночи перед последним боем под стенами Смоленска и прощальная
песнь русского воина
Песнь русского воина при виде горящей Москвы
Авангардная песнь
Тост в память Донского героя
Авангардная песня
Партизан Сеславин
Партизан Давыдов
Смерть Фигнера
Ночная беседа и мечты
К Пушкину
Сон
Судьба Наполеона
Мои вожатые
Осенняя грусть
Гусарская песнь
Вопль раскаяния
Молитва души
К Богу великому, защитнику правды
Созерцание
Сон русского на чужбине
Жатва
Набег запорожских козаков из Сечи на Волынь
Ловители
Псалом 62
Песнь узника
Песнь бродяги
О, внешний мир
Повсеместный свет
Олонецкая песня
Засуха
Рождение арфы
Услуга от медведей
Весеннее чувство
Купальня
Странник
Я долго, долго бы глядел
1812 год
Часомер
Дума
Постояльцы
Ангел
Воспоминание о пиитической жизни Пушкина
Погоня
"Если хочешь жить легко..."
Иная жизнь
Прояснение
Музыка миров
Москва
Рейн и Москва
Тайны души
Славное погребение
Два я
Песнь русских воинов
Заветное мгновение
Раздумье
Когда б
"Все сущности вместив в себе природы..."
К портрету
"И вот: два я во мне, как тигр со львом..."
"В выси миры летят стремглав к мирам..."
Московские дымы
Чего-то нет
Ф. И. Тютчеву
Утренний вздох
В защиту Поэта
Воспоминанье о былом
"Об улучшении хозяйств вели мы повесть..."
"Умней Европа - я не спорю!.."
"С духом, лестью омраченным..."
Не пора ли?
Буква и дух
"И жизнь мировая потоком..."
Осень
Что делать?
Слезы умиления
"Солнце землю греет..."
Весна
Ты наградил
Две дороги
Дополнение 1
Из цикла "Опыты трагических явлений"
Нива
Осень и сельское житье
Дополнение 2
Солдатская песнь, сочиненная и петая во время соединения войск у
города Смоленска в июле 1812 года
Песнь сторожевого воина перед Бородинскою битвою (В сокращении)
"Добрый воин, что с тобой?.."
Песнь русского воина при виде горящей Москвы
Стихи генералу Раевскому (В сокращении)
Дополнение 3
Тройка ("Вот мчится тройка удалая...")
Завеянные следы
Дополнение 4
226. Подоконье (С богемского)
230. Призыв
Дополнение 5
1808-1825
Мечтания на берегах Волги
Дополнение 6
Созерцание
СТИХОТВОРЕНИЯ ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА
Песнь сторожевого воина после Бородинской битвы
Сетования русской девы
Прощание ("Покажись, луна златая...")
Авангардная песнь ("Друзья! Враги грозят нам боем...")
ОПЫТЫ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ
Опыты двух трагических явлений в стихах без рифмы
Отрывки из "Фарсалии"
ОПЫТЫ СВЯЩЕННОЙ ПОЭЗИИ
К богу правды
Призвание Исайи
Плач плененных иудеев
Горе и благодать
Тоска
Глас Бога избранному его
Блаженство праведного
Сетование ("Услыши, господи! я стражду...")
Тщета суемудрия
Минута счастия
Победа
ОПЫТЫ ИНОСКАЗАТЕЛЬНЫХ ОПИСАНИЙ В СТИХАХ
Нездешняя гостья
Перелетная птичка
Гений
Усладова лира. Баллада
Пруд и капля. Аполог
Гостья ненадолго (К Дориде)
Возвращение невозвратимой
Заветная книга
Видение в луне
Море
К ночи
Перемена (К Глицерии)
Минутное посещение
Темное воспоминание
Старец
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Мотылек
Блеск очей
Фиалка и дубы. Басня
К снегирю
Дитя и птичка. Басня
К соловью в клетке
Шарада ("На тучных пажитях Авзонии цветущей...")
Призывание сна
Весна ("Уж ласточка к гнезду послышала влеченье...")
Шарада ("Слог первый мой везде есть признак превосходства...")
Греческие девицы к юношам (Из Антологии)
К недостойному бессмертия (Из Антологии)
Прощание с жизнию (Из Жильбера)
Сельский сон
Клятва (Баллада)
К Эльмире. Романс. (Подражание французскому)
Разлука (С богемского)
Сетование (С богемского) ("Вот желтеют листья...")
Подглядчик (Подражание богемскому)
Картины
1. Плаванье днем
2. Черты освещения и праздника
3. Ночь в каюте парохода
4. Утро на палубе
Новый год
Чиновник
Мое занятие
Хата, песни, вечерница
Хозяйка
Много ли надобно?
Вздох трубадура
Подрыватель. Басня
Услада
К звезде
Утро вечера мудренее
Мечта
Грекам, просящим подаяния
К Алине
Сказки
Черты осени
Достопамятное сватовство
Историческая черта
Переговоры в Белой Церкви (Черта из жизни Богдана Хмельницкого)
Приключение
Песня (Подражание богемскому) ("Есть край, где желтеют...")
1826-1830
Буря
Гром
Стихии (К богу)
Всемогущество
Приближение господа любви
Восстановителю
Создателю
Луна
Голубице. Из псалмов Давида
Теперь и будет
Соразмерность
Возрасты
Правила ("Не видеть слабостей чужих...")
Правило ("Жена! Будь я другой, супруга...")
"Из шелку и мочал шнур нашей жизни вьется..."
Наука
Зачем?
Причины
Мечты
К луне
Два счастья
Дожди
К солнцу
Вера
Надежда
Любовь
Молитва
Обеты
Упование
Узник к мотыльку
Сравнение
Вздох
Поклоны
Илия - богу
Бог - Илие
Из псалма 43-го
К богу
Утреннее чувство
Кто он?
А ветер выл
Канарейка. Басня
Тоска больной Нины (Романс)
Глас
Призвание
Ночная весенняя картина
Вейнамена и Юковайна
Услуга от медведей (Быль)
Звуки
Листок и человек. Басня Степь
Романс (Перевод с французского) ("Восток краснеет за горою...")
Летний северный вечер
Мать-убийца
К лугу
Псалом 136
Несмысленность
Грусть в тишине
Глас к богу
От супруга супруге
Отрадное чувство
К почтовому колокольчику
Романс ("Желанный гость, мой друг младой!
1830-1875
Ранняя весна на родине
К милому дитяти
Бедность и утешение
К N***
Воспоминание
Сельская вечеря
К деве, подательнице сновидений
Псалом 103
Первый снег
Неизвестность
Звезда
Заздравный кубок А. П. Ермолову
Элегия
Невысказанная тайна
МЕЧТАНИЯ НА БЕРЕГАХ ВОЛГИ
(В 1810 ГОДУ)
Воспоминанием живет душа моя!
Я. Княжнин
И я, в мой краткий век,
Я видел много славных рек
В отчизне и в странах далеких;
Но _Волгу_ светлую, в брегах ее высоких,
Всегда с весельем новым зрю.
Как часто, вспомянув протекших лет зарю,
Я вижу, как теперь, _Дуная_ бурны волны,
Его брега - убийств и крови полны:
На них пылала грозна брань
И рати бурные кипели,
Над ними небеса горели,
И было всё - войне и смерти дань!..
Там призрак гибели над юношей носился,
И гаснул мой безоблачный рассвет,
И с жизнью молодой, на утре ранних лет,
Едва я в бурях не простился!..
Но память мне мила о жизни боевой,
Когда я пел, для храбрых лиру строя,
Не сладость вялого покоя,
Но прелесть битвы роковой...
Как вы любезны мне, о братские беседы
У светлых полевых огней!..
Забуду ль я и праздники победы
И славу грозных дней...
Я видел _Ваг_ надменный и свирепый,
Я зрел, как он, чрез дебри и вертепы,
Пробив широкий путь меж гор,
Как грозный дух времен, кипит и рвет преграды,
Шатая древних скал громады,
И, с шумом поглотив и брег и дикий бор,
Дивит и восхищает взор.
Дела времен, протекши годы,
О _Ваг_! твои кипящи воды
Напоминают мне... и вижу я народ,
С оружьем ищущий и славы и свободы...
Так здесь, на сих полях и на брегах сих вод,
Дружины конные скакали
На пир кровавыя войны,
И сабли с свистом рассекали
Врагов свободной стороны...
Здесь храбрых вождь, герой сраженья
И враг оков и униженья,
_Текелли_ молнией летал;
И, в бедствах чуждый укоризны,
Огонь и мужество вливал
В боях за святость прав отчизны...
Я видел древний _Буг_ в глуши степей унылых:
Из стран Авзонии, из мест отчизны милых,
Овидий-изгнанник стенал на сих брегах
И горесть и любовь в прелестных пел стихах,
Отторжен сильною от счастия рукою...
Вверяя грусть свою пустыням и лесам,
И эху чуждому, и чуждым небесам,
Душа его, стеня, не ведала покою...
И днесь на берегах твоих, священный _Буг_,
Пиита славного еще витает дух;
Бессмертного не зрят нечисты смертны очи,
Но, в молчаливый час безоблачной полночи,
Невинных пастырей беспечный ясный взор
Его на высоте встречает диких гор...
Я видел древнюю границу двух держав,
Красивый, быстрый _Днестр_ в брегах его песчаных,
Обильный и в плодах и в гроздиях румяных.
Там тысячи овец и сладкомлечных крав
Пестреют на степях, в серебряных _бурьянах_,
И пастырям несут бессребряную дань;
Издревле там леса дремучие темнели,
Недремлющая в них мечи острила брань,
И зорко хищники из дебрей к нам глядели
И порубежную перебегали грань
С арканом и огнем... И все их жертвой было;
Но мести зарево ужасно осветило
Издавна гневные на хищных небеса:
Пришли от Севера полки, отваги полны;
Пред ними гром - и пламенные волны,
И в пепл - дремучие леса!..
Нередко я видал и _Днепр_ голубоводый
На лоне матери-природы,
Еще младенцем-ручейком;
Но зрел, я зрел его в величьи рек царем!
Как, грозный, он пробил меж гор себе дороги
И, пеной оснежа пороги,
С протяжным грохотом, кипящий, в дол летит!
Высокобашенный Смоленск над ним стоит!
И холмы киевски веками освященны,
И храмы Божий богато позлащениы -
Исполнена чудес глядится в нем страна!
И, нетерпением полна,
Бежит к _могучему_ прекрасная _Десна_...
Я в _Польше_ реки зрел: и воды светлой _Вислы_,
И с шумом к ней бегущий _Буг_;
И замки с башнями из бездны с скал навислы:
Седых времен парит над ними дух...
Страны прелестные, не раз облиты кровью,
Земля, засеянна костьми,
Ты с давних лет присвоена любовью
С ее волшебными сетьми!
Гроза сердец - твои младые _феи_:
Как милы их любовные затеи!
И гибкий легкий стан, и сладость их речей,
И прелесть тайная очей!..
Но мне милей их жаркое участье
В судьбе родной их стороны:
Они святой любовью к ней полны,
И счастье их - отчизны милой счастье!
Как часто, позабыв и негу и покой,
Их вдохновением дружина храбрых дышит,
И воин в битве роковой
Заветные слова незримых спутниц слышит:
"Свобода и любовь!"
И, храбрый, - вихрем на врагов!
Там пылкая моя промчалась младость,
И мнится, я во сне увидел жизни рай;
Но в сердце и теперь живая испыхнет радость,
Как, вспомнив, назову тебя, приветный край!..
Так мило и теперь, в стране златых мечтаний,
Искать мне, как друзей, о прошлом вспоминаний,
Их сердце грустное манит, к себе зовет:
Где ты, о время прежних лет!
Где первой страсти грусть и первые волненья?
Где вы, любви надежды и мученья?
О дети неба! разве вас
Один лишь только в жизни раз
Встречает смертный и лелеет
В груди пылающей, младой?..
Но что так сладко в душу веет?
Так вьется к сердцу... сердце млеет,
Когда в очах моих светлеет
Туман протекшего седой?..
То вы, мои мечты! мои воспоминанья!
Небесные! при вас я все забыл страданья:
При вас в душе моей так тихо и светло!
И всё прошедшее как будто не прошло!
Как странник, многие еще я видел реки:
Мне указала их молва;
Они красуются в странах, от нас далеких...
Тебя ж, о пышная дочь Ладоги, _Нева_!
Я зрел еще в младенческие лета;
И, новый гость безвестного мне света,
Не знал я и имен: сует, забот и бурь;
В моей душе веселия лазурь,
Как свод небес, в тебе изображался...
Ах! в тот златой мой век с страстями я не знался:
Не плакал от тоски, не думал крепких дум...
И града пышный вид, смятенья, звук и шум.
Богатство, слава, честь, блестя, обворожая,
Мелькали для души, души не поражая,
И мимо протекли, как сон, как ряд теней...
Мне жизнь была нова! не знал я в ней путей,
Не знал, что полон мир обманов и сетей.
Безбурны детства дни, о времена златые,
Забуду ль вас? - О радости святые!
Вы по цветам _беспечного_ вели,
И сами, как цветы, вокруг него пестрелись,
Ужели для меня навек вы отцвели? -
Забавы детских лет, как птички, разлетелись,
И мой челнок оставил тихий брег!..
Придете ль вы опять, о дни очарований? -
Я счастлив, счастлив был в пылу моих мечтаний,
В семье живых надежд, веселий и утех! -
Но строг угрюмый мой учитель,
Воздушных замков разрушитель,
Был опыт. Он мою младую грудь стеснил,
Смолистым факелом на мир сей посветил
И мир подернул черной тканью...
"Гроб мрачный, - рек он мне, - один конец страданью.
Обеты счастья - ложь! дни жизни - дни сует!
Волшебны зеркала - прелестные мечтанья,
Без них уныл и мрачен свет,
И слез полна юдоль земного испытанья:
Надежды и мечты
Нас тешат, как детей, и вянут - как цветы.
Под бурями страстей мертвеет добродетель!.."
Не так ли он гласит, суровый благодетель? -
Но к прежним радостям искать ли мне путей?..
И где укроюсь я от мятежа страстей? -
Не при тебе ль, о _рек российских мать и слава_!
О пышна Волга величава!
Мне суждено мои утраты возвратить
И сердца грустного все раны залечить?
О волжские струи! о холмы возвышенны!
Воскреснут ли при вас дни, счастьем обновленны?
Прольется ль в томну грудь веселия струя,
И буду ль, буду ль счастлив я?..
Не здесь ли, о брега, пленяющи собою,
Я заключу желанный мир с судьбою?
И будете ли вы, нагорны высоты,
Притоном странника, приютом сироты?
В укромной хижине, к утесу прислоненной
Душистой липою и кленом осененной,
Найду ли наконец душе моей покой?
Как восхищался б я прелестною рекой!..
Но сбудется ль, что я, певец уединенный,
Святой свободой вдохновенный,
О Волга! воспою твой бег, твои брега,
Златые пажити, роскошные луга, -
Как белокрылые струга
Ты к морю синему в седую даль уводишь...
Мечта! зачем опять к мечтам меня заводишь?
Мне ль счастья ожидать? - Судьбы гремящий глас,
Брега прекрасные! велит оставить вас:
Я странник! не ищу чертогов пышных строить, -
Ищу лишь _уголка_, где б сердце успокоить.
<1810>
ВОЕННАЯ ПЕСНЬ,
НАПИСАННАЯ ВО ВРЕМЯ ПРИБЛИЖЕНИЯ НЕПРИЯТЕЛЯ
К СМОЛЕНСКОЙ ГУБЕРНИИ
Раздался звук трубы военной,
Гремит сквозь бури бранный гром:
Народ, развратом воспоенный,
Грозит нам рабством и ярмом!
Текут толпы, корыстью гладны,
Ревут, как звери плотоядны,
Алкая пить в России кровь.
Идут, сердца их - жесткий камень,
В руках вращают меч и пламень
На гибель весей и градов!
В крови омочены знамена
Багреют в трепетных полях,
Враги нам вьют вериги плена,
Насилье грозно в их полках.
Идут, влекомы жаждой дани, -
О страх! срывают дерзки длани
Со храмов Божьих лепоту!
Идут - и след их пепл и степи!
На старцев возлагают цепи,
Влекут на муки красоту!
Теперь ли нам дремать в покое,
России верные сыны?!
Пойдем, сомкнемся в ратном строе,
Пойдем - и в ужасах войны
Друзьям, отечеству, народу
Отыщем славу и свободу
Иль все падем в родных полях!
Что лучше: жизнь - где узы плена,
Иль смерть - где росские знамена?
В героях быть или в рабах?
Исчезли мира дни счастливы,
Пылает зарево войны:
Простите, веси, паствы, нивы!
К оружью, дети тишины!
Теперь, сей час же мы, о други!
Скуем в мечи серпы и плуги:
На бой теперь - иль никогда!
Замедлим час - и будет поздно!
Уж близко, близко время грозно:
Для всех равно близка беда!
И всех, мне мнится, клятву внемлю:
Забав и радостей не знать,
Доколе враг святую землю
Престанет кровью обагрять!
Там друг зовет на битву друга,
Жена, рыдая, шлет супруга,
И матерь в бой - своих сынов!
Жених не мыслит о невесте,
И громче труб на поле чести
Зовет к отечеству любовь!
Июль 1812
КАРТИНА НОЧИ
ПЕРЕД ПОСЛЕДНИМ БОЕМ ПОД СТЕНАМИ СМОЛЕНСКА
И ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЬ РУССКОГО ВОИНА
Затихал на ратном поле
Битвы грозный шум,
И смоленски древни стены,
Гордых башен ряд
Приоделись мраком ночи:
Бил полночный час!..
Но к покою не склонялся
Храбрых россов стан:
Не дремали мудры вожди,
Думу думали,
Как в страну свою родную
Не пустить врагов.
А враги, враги пируют,
Позабыв, что Бог
С высоты на них наводит
Свей разящий гром.
Разлились, как шумны волны,
Их полки в полях;
Ярко сталь мечей сверкает,
Страшно медь звучит;
И, вздыхая томно, вторит
Древний русский край.
Громко ржанье _чуждых_ коней,
Чуждых воев клик...
Тьмы врагов, кичась, мечтают
Сдвинуть с места град!..
Затрещал под их стопами
Древних холмов ряд,
И под _силой_ их погнулся
_Левый брег Днепра_!
Развели они несметны
По горам огни.
Но одни ль огни в их стане?
Села ближние
Запалились их руками, -
Всюду зарев блеск!
И кругом в ночи краснеет
Море огненно...
Загорелась, запылала
Земля _русская_!
Поднялся пожар высоко -
До небесных звезд,
И с пожаром востекают
Выше звезд мольбы;
Тяжко стонут, воздыхая,
Люди русские.
"Пусть сгорают наши села, -
Говорят в слезах. -
Что нам села? Что нам грады?
Лишь бы край родной
Защитить от лютой доли
В вечном рабстве жить!"
Так гласит народ, а горы
Вторят ратных клик.
И часы проходят ночи:
Близок грозный день!
Показался из-за башен
В дымном облаке
Месяц, весь налитый кровью,
И печальный лик
Углубил в потоке мутном...
И восток небес
Забелел; златой струею
Пролилась заря:
Зарумянились сребристых
Облаков края,
И повеял в поле свежий
Предрассветный ветр,
И огни во стане русском
(Что поставлен был
Вдоль крутой _горы Покровской_)
Бледно теплятся...
Тут острят, шумя, _гусары_
Сабли ясные,
И козак - свой длинный дротик;
И _пехотный_ строй
Закрепляет (чтоб не дрогнул)
Троегранный штык...
Гул далеко вторит ржанье
Ретивых коней;
Бьют копытами о землю,
Из ноздрей их дым;
Громко сарпают, и очи
Их огнем горят.
Словно просятся на битву,
Осердясь за то,
Что враги в родных потоках
Водопой мутят!..
Все вещало, что настанет
Скоро день и бой,
И воспел тут воин русский
_Песнь Прощальную_:
"Друзья мои, товарищи, сподвижники в боях!
Настанет скоро страшный день, и битва загремит!
Застонет дол и темный бор от сечи роковой,
И ясну зорю утренню и солнца лик младой
Затмит, поднявшись тучами, над смертным полем дым!..
Друзья мои, товарищи, сподвижники в боях!
Настанет скоро страшный день, и битва загремит:
Бог знает, кто останется, друзья, из нас живых!
Но сладко, сладко в битве пасть за родину свою!
Не славы алчет русский царь, и начал бой не он:
Враги, враги вломились к нам с цепями и мечом!
Грозят пленить святую Русь и русских покорить!
Ах! нет, того нельзя стерпеть: скорей могила всем!
Как тяжко жить под чуждыми законами врагов!
Не ясно солнце красное тоскующим в плену,
Не видит звезд и месяца раба слезящий взор!
И самый хлеб постыл ему, и соль ему горька!
Нет, братцы, нет, товарищи, не выдайте врагам
Отечества любезного на рабство и позор!
Пречистая Владычица, хранящая сей град!
Подай нам крепость львиную, да постоим в бою,
Да будет грудь усердная сих древних крепче стен!
Друзья мои, товарищи, сподвижники в боях!
Предчувствие унылое ко мне закралось в грудь!
Уже зари вечерния не видеть мне в сей день!
В сей день в кипящей сече я паду на груду тел,
Потускнут и засыплются песком мои глаза:
Не зреть им побеждающих товарищей моих!
Пронзен, о землю грянусь я - но все лицом к врагам;
Ослабнут руки крепкие, и мой холодный труп
Притопчут кони бурные, и ратный прах, сгустясь,
Подернет лик кровавый мой печальной пеленой...
Друзья мои, товарищи, я смерти не боюсь!..
Когда ж умолкнет грозный бой, найдите вы меня:
По ранам на груди моей легко узнать мой труп!
О други, о товарищи, сподвижники мои!
Штыками вы и саблями близ светлых вод Днепра
Изройте, други верные, могилу для меня;
Насыпьте, други храбрые, на ней высокий холм;
На нем скрижаль и новый крест, и напишите так:
"Здесь храбрый русский воин спит, товарищ наш в боях:
Во всех кровавых сечах он в передних был рядах;
Струилась часто кровь из ран, но ран он не слыхал!
Под тучами картечь и пуль наш друг был смел и бодр.
_Струей дунайской_ раны он кровавы омывал;
По Альпам, выше грозных туч, с Суворовым всходил
И на гранитах _шведских скал_ острил драгой булат,
Что вырвал из могучих рук _кавказского бойца_!
Он зрел _брега каспийских_ вод и видел бурный Бельт,
В _далеких_ был краях - и пал за _близкий_ сердцу край:
За родину, за милую, за русский край святой,
Поставя смело грудь в бою за _веру и царя_!
Он жил и умер, храбрый друг, как истый славянин".
Так пел: "Мне будет долго здесь и беспробудно спать;
Когда ж утихнет брань в полях и теплая весна
Пригреет землю хладную и мой могильный холм
Оденется цветочками и травкой молодой, -
Тогда придет любезная подруга юных дней,
И с нею дети милые увидят отчий гроб.
"Не плачьте, - скажет матерь им, - не умер ваш отец:
Здесь только прах земной его, а дух на небесах!
_Туда_ пошел он в светлый дом к Небесному Царю
За то, друзья, что верен был царю земному _здесь_!"
Так, братья, други храбрые, мне сладко умереть
За родину, за милую, за русский край святой!"
Между 1812-1816
ПЕСНЬ РУССКОГО ВОИНА
ПРИ ВИДЕ ГОРЯЩЕЙ МОСКВЫ
Темнеет бурна ночь, темнеет,
И ветр шумит, и гром ревет;
Москва в пожарах пламенеет,
И русский воин песнь поет:
"Горит, горит царей столица;
Над ней в кровавых тучах гром
И гнева Божьего десница...
И бури огненны кругом.
О Кремль! Твои святые стены
И башни горды на стенах,
Дворцы и храмы позлащенны
Падут, уничиженны, в прах!..
И всё, что древность освятила,
По ветрам с дымом улетит!
И град обширный, как могила
Иль дебрь пустынна, замолчит!..
А гордый враг, оставя степи
И груды пепла вкруг Москвы,
Возвысит грозно меч и цепи
И двигнет рать к брегам Невы...
Нет, нет! Не будет пить он воды
Из славных невских берегов:
Восстали рати и народы,
И трон царя стрежет любовь!
Друзья, бодрей! Уж близко мщенье:
Уж вождь, любимец наш седой,
Устроил _мудро_ войск движенье
И в тыл врагам грозит бедой!
А мы, друзья, к Творцу молитвы:
О, дай, Всесильный, нам, Творец,
Чтоб дивной сей народов битвы
Венчали славою конец!"
Вещал - и очи всех подъяты,
С оружьем длани к небесам:
Блеск молний пробежал трикраты
По ясным саблям и штыкам!
Между 1812-1816
АВАНГАРДНАЯ ПЕСНЬ
Друзья! Враги грозят нам боем,
Уж села ближние в огне,
Уж Милорадович пред строем
Летает вихрем на коне.
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Зарделся блеск зари в лазури;
Как миг, исчезла ночи тень!
Гремит предвестник бранной бури,
Мы будем биться целый день.
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Друзья! Не ново нам с зарями
Бесстрашно в жаркий бой ходить,
Стоять весь день богатырями
И кровь врагов, как воду, лить!
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Пыль вьется, двинет враг с полками,
Но с нами вождь сердец - герой!
Он биться нам велит штыками,
Штыками крепок _русский_ строй!
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Здесь _Милорадович_ пред строем,
Над нами Бог, победа с ним;
Друзья, мы вихрем за героем
Вперед... умрем иль победим!
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Хор
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Между 1812-1816
ТОСТ В ПАМЯТЬ ДОНСКОГО ГЕРОЯ {*}
{* По случаю годового поминовения его сиятельства покойного войскового
атамана графа Матвея Ивановича Платова, в день совершения по нем панихиды и
обеденного стола усердием бывшего адъютанта его, Войска Донского
подполковника М. М. Кузнецова. 3 января 1819 года.}
О други! Плат_о_ва могила сокрыла,
И в день сей протек уже год
С тех пор, как не стало донского светила, -
И грустен придонский народ...
Он храбро с донцами в кровавую сечу -
И громы и гибель враждебным полкам!.
И весело в битве к победе навстречу
Скакал по гремящим полям!
Пред ним трепетали дунайские воды
И берег _Секваны_ {*} дрожал;
{* Древнее наименование роки Сены.}
Донцам и Платову дивились народы,
И мир его славным назвал!
Но, други, Плат_о_ва могила сокрыла,
И в день сей протек уже год
С тех пор, как не стало донского светила, -
И грустен придонский народ...
И грусть по герое мы чувствуя нову
В день, памятный нашим сердцам,
Напеним фиялы: "_Бессмертье Плат_о_ву
И честь знаменитым донцам_!"
Общий голос
"..._Бессмертье Плат_о_ву!
И честь знаменитым донцам_!"
3 января 1819
АВАНГАРДНАЯ ПЕСНЯ
Скоро зов послышим к бою
И пойдем опять вперед;
Милорадович с собою
Нас к победам поведет!
Над дунайскими брегами
Слава дел его гремит;
Где ни встретится с врагами,
Вступит в бой - врагов разит.
Вязьма, Красный, Ней разбитый
Будут век греметь у нас;
Лавром бед его обвитый
Бухарест от бедствий спас.
Чтоб лететь в огни, в сраженье
И стяжать побед венец,
Дай одно лишь мановенье,
Вождь полков и вождь сердец!
Друг солдат! служить с тобою
Все желанием горят;
И, к трудам готовясь, к бою,
Общим гласом говорят:
"Милорадович где с нами,
Лавр повсюду там цветет;
С верой, с ним и со штыками
Русский строй весь свет пройдет!.."
ПАРТИЗАН СЕСЛАВИН
Он в юности своей весь отдался наукам,
Дышал мечтой о жизни боевой;
И чтением он ум обогащая свой,
И душу приучал к волшебным славы звукам...
Но вдруг... Двенадцатый, с его войною, год!
Пожар! Отечество горит - и весь народ
К оружью от сохи... И косы на защиту...
Кто там на дереве сидит
И, пепельной золой покрыту,
Москву святую сторожит?
Кто так искусно нам дает правдивы вести?
Он храбр и прям, как меч! Ни трусости, ни лести!..
Вот Вильна, польский град, французами кипит!
Двадцатиградусный мороз трещит!
И русские сердца трещат от правой мести!
Кто ж воин сей с отвагою такой,
В крови, с подвязанной рукой,
С дружиной ломится в вороты?
Вот груды золота в разбитых сундуках:
Пусть гинет золото в снегах,
Ему важнее есть заботы,
Чтоб славу скользкую держать в своих руках...
Героям древности он благородством равен,
Душой прямой россиянин,
О нем вещал бы нам и предок-славянин:
"Се - славен!"
Между 1812-1825
ПАРТИЗАН ДАВЫДОВ
Усач. Умом, пером остер он, как француз,
Но саблею французам страшен:
Он не дает топтать врагам несжатых пашен
И, закрутив гусарский ус,
Вот потонул в густых лесах с отрядом -
И след простыл!.. То _невидимкой_ он, то рядом,
То, вынырнув опять, след_о_м
Идет за шумными французскими полками
И ловит их, как рыб, без невода, руками.
Его постель - земля, а лес дремучий - дом!
И часто он, с толпой башкир и с козаками,
И с кучей мужиков, и конных русских баб,
В мужицком армяке, хотя душой не раб,
Как вихорь, как пожар, на пушки, на обозы,
И в ночь, как домовой, тревожит вражий стан.
Но милым он дарит, в своих куплетах, розы.
Давыдов! Это ты, поэт и партизан!..
Между 1812-1825
СМЕРТЬ ФИГНЕРА
(Опыт народной поэзии)
I
Уж солнце скрылось за леса.
Пойдем и сядем здесь, любезный ...евич!
Ты закрути свои два длинные уса!
И ты, как сказочный Иван-царевич,
Слыхал, видал большие чудеса!..
Но я один, и вижу, как в картине,
Живой, картинный твой рассказ,
Как бились вы насмерть над Эльбой на плотине,
Где Фигнер-партизан, как молния, угас...
О, Фигнер был великий воин,
И не простой... он был колдун!..
При нем француз был вечно беспокоен...
Как невидимка, как летун,
Везде неузнанный лазутчик,
То вдруг французам он попутчик,
То гость у них: как немец, как поляк;
Он едет вечером к французам на бивак
И карты козыряет с ними,
Поет и пьет... и распростился он,
Как будто с братьями родными...
Но _у_сталых в пиру еще обдержит сон,
А он, тишком, с своей командой зоркой,
Прокравшись из леса под горкой,
Как тут!.. "Пардон!" Им нет пардона:
И, не истратив ни патрона,
Берет две трети эскадрона...
И вот опять на месте стал,
Как будто и не он!..
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
II
Он широко шагал!
И часто, после шибкой драки,
Его летучие биваки
Сияли где-нибудь в глуши:
В болоте топком, в чаще леса,
На гребне дикого утеса...
И вот Орловский сам картину с них пиши!
Храпят у коновязи кони,
Звенят над кормом удила.
"Никто не смей снимать седла!
Кругом француз!.. Мы тут как рыба в тоне;
Дремли без сна и будь готов!"
Так он приказывал... И, лежа вкруг котлов,
Курят табак усатые гусары,
И зорко вдаль глядит козак...
И он своим рассказывает так:
"Я бился с турком, мне знакомы янычары;
Тогда служил я с пушкою пешком.
- Готовы лестницы? - сказал Каменской.
А было то под грозным Рущуком. -
Но ров не вымеряй... Тут с хитростию женской
Потребно мужество... И кто из удальцов
Украдкой, проползет и вымеряет ров? -
Он всё сказал. И я пустился...
Темнело в поле и в садах,
Муллы сзывали на молитву,
И турки, говоря про битву,
Табак курили на валах...
Фитиль над пушкою дымился.
Дремал усталый часовой...
Я подошел... перекрестился...
И лот, на снуре, весовой
Тихонько с берега скатился...
Я вымерил и возвратился.
И храбрый русский генерал
_Спасибо_ русское за подвиг мне сказал,
И я в душе ношу спасибо это.
Хозяин мудрый правит светом:
Товарищи, наш Бог велик!
Он от погибели спасает неминучей".
Так он рассказывал... и красный луч зари
Уже проглядывал вдали за синей тучей...
Тогда в Саксонии вели войну цари,
И против них Наполеон могучий,
Как темная гроза, над Эльбою стоял,
И в перемирие он битвы замышлял...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
III
...Чу, кто там проскакал
Близ городка красивого _Дессау_?
Конечно, к _Верлицу_? Да, Верлиц - сад на славу!
Я сам в нем был, и он меня пленял...
"Смотрите, и не пьян, а по колено море:
Вот партизан прямой! В груди заслышав горе,
В веселый сад он мчится погулять!
А может, и не в сад... Как знать?
Уж перемирию конец... опять тревоги:
Французской конницей заставлены дороги,
В саксонских городах везде француз!..
Наш партизан лихой! Уж подлини" не трус...
И он без устали... всю ночь считает звезды!
Сам проверяет цепь и ставит сам разъезды...
При нем никто не смей зевать!"
Но кто взмутил песок зыбучий?
Что там синеется? Как издали узнать?..
Быть может лес, быть может тучи...
Ах, нет, то к Верлицу валит французов рать...
IV
"Бей сбор! Муштучь! Труби! Вся партия к походу!
Француз объехал нас дугой
И жмет к реке. Друзья, назад нам - прямо в воду!
Вперед - на штык, на смертный бой!
Но я, друзья, за вас в надежде,
Что слово _смерть_ не испугает вас:
Не всё ль равно, что годом прежде,
Что позже десятью возьмет могила нас!..
Слушай! стоять! не суетиться!
Патрон и мужество беречь!
Стрелкам по соснам разместиться:
Ни слова... ни дохнуть, в тиши стеречь!
Драгуны могут, спешась, лечь...
А вы, мои залетные гусары,
Бодри коней и сноровляй удары!
Ни вы меня, ни я друзей не выдавал!
Дай сабле поцелуй, и бьемся наповал!"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
V
Шумит... вдали песок дымится:
Француз сквозь частый бор проник.
Палят!.. Вот конница и пеших крик;
Уланы польские... и всё на нас валится,
Как лес!.. "Молись - и на коня!
Сюда, на узкую плотину:
Одна сменяй другую половину.
И все смотрите на меня!..
Уж я с женой в душе простился.
Сказал последний мой завет:
Я знал, когда на свет родился,
Что ведь должно ж оставить свет..."
Сказал... пошел... и закипело...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
VI
Ну, ......евич! Это дело
Из самых славных русских дел...
Уж бой давно, давно горел:
Дрались в лесах и на поречье,
Постлался трупом узкий путь,
И русская трещала грудь.
Никто не думал об увечье:
Прочь руку - сабля уж в другой!
Ни фершалов, ни перевязки!..
Признаться, разве только сказки
Расскажут о борьбе такой...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
VII
"Но где ж союзники? Ко времени б и месту
Теперь им быть!.. На них надежда уж плоха!
Дерись... година нам лиха!"
Так два отчаянных, влюбленных жениха
До смерти режутся за милую невесту...
Что зашумел громчее лес?
Еще звончей и ближе топот...
Берут французы перевес!
У наших слышен тайный ропот...
То не боязнь, но злей... то шепот:
"Что не видать его в огне?"
Доселе, в бурке, на коне,
Он всё был тут, в глазах маячил,
Он сам, он первый рубку начал...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
VIII
Взошла, как и всегда, лупа
И в ясной Эльбе потонула;
Какая мертвая, глухая тишина!..
Но разве днем не эта сторона
Кипела адом? Да! И вот уснула!
И враг и друг - в непробудимый сон!..
О берег, берег Эльбы дальней!
Что мне сказать жене печальной?
Где он, герой? Куда ж девался он?
Никто не знает, неизвестно!
Его искали повсеместно:
На поле битвы, по лесам;
Но он остался в ненайденных,
Ни между тел, ни между пленных.
Его безвестен жребий нам!..
Лишь ты, любезный ......евич,
Порою, вспомянув о нем,
Мне говоришь: "Он был прямым богатырем
И чудом... как Бова, Додонский королевич!.."
Ты помнишь, как тебе твердил я: "Говори
(Как вместе мы запрошлым жили летом),
Рассказывай мне, друг, о человеке этом:
Я рад прослушать до зари!"
И проводили мы в рассказах дни и ночи.
Тогда каким огнем твои пылали очи!
Летели мимо нас вечерние часы,
Слеза в очах твоих светилась
И тихо из очей катилась
На длинные усы!..
Между 1812-1825
НОЧНАЯ БЕСЕДА И МЕЧТЫ
Тоскою, в полночь, пробужденный,
С моим я сердцем говорил
О древнем здании вселенной,
О дивных таинствах светил.
Оно повсюду находило
И вес, и меру, и число,
И было ясно и тепло,
Как под златым огнем кадило,
Струящее душистый дым,
Оно молением святым,
Как новой жизнью, напоялось.
Но, пленник дум и суеты,
Вдавался скоро я в мечты,
И чувство счастья изменялось.
С толпой нестройных, диких грез
Ко мне волненье набегало,
И, с утром, часто градом слез
Мое возглавие блистало...
1818
К ПУШКИНУ {*}
О Пушкин, Пушкин! Кто тебя
Учил пленять в стихах чудесных?
Какой из жителей небесных,
Тебя младенцем полюбя,
Лелея, баял в колыбели?
Лишь ты завидел белый свет,
К тебе эроты прилетели
И с лаской грации подсели...
И музы, слышал я, совет
Нарочно всей семьей держали
И, кончив долгий спор, сказали:
"Расти, резвись - и будь поэт!"
И вырос ты, резвился вволю,
И взрос с тобою дар богов:
И вот, блажа беспечну долю,
Поешь ты радость и любовь,
Поешь утехи, наслажденья,
И топот коней, гром сраженья,
И чары ведьм и колдунов,
И русских витязей забавы...
Склонясь под дубы величавы,
Лишь ты запел, младой певец,
И добрый дух седой дубравы,
Старинных дел, старинной славы
Певцу младому вьет венец!
И всё былое обновилось:
Воскресла в песни старина,
И песнь волшебного полна!..
И боязливая луна
За облак дымный хоронилась
И молча в песнь твою влюбилась...
Всё было слух и тишина:
В пустыне эхо замолчало,
Вниманье волны оковало,
И мнилось, слышат берега!
И в них русалка молодая
Забыла витязя Рогдая,
Родные воды - и в луга
Бежит ласкать певца младого...
Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений!..
1819
{* Стихи сии написаны за год перед сим, по прочтении двух первых песней
"Руслана и Людмилы".}
СОН
Я кем-то был взнесен на острый верх скалы, -
Так мне в младенчестве приснилось, -
Кругом меня дробилися валы
И море бурное пенилось,
И, с воем, стадо чуд кругом скалы теснилось;
Огонь горел у них в очах!
Я был один - и весь был страх;
И сердце в молодой груди чуть билось.
И милой жизни я сказал: прости!..
Вдруг пылкий огнь в мои втеснился жилы,
И кто-то мне орлины придал крылы
И громко возопил: "Лети!"
И я, под светлыми летая небесами,
Смотрел на мир спокойными очами
И видел землю с высоты:
Там реки в дальние моря бежали;
Там грады пышные, там области лежали,
И в них кипела жизнь, шумели суеты
И страсти бурные пылали...
Но полн я был святых, высоких дум!
И я в земной мятеж не опустился
И с прахом, от земли летящим, не смесился,
И слышал лишь вдали - земной тревоги шум!
<1820>
СУДЬБА НАПОЛЕОНА
Он шел - и царства трепетали,
Сливался с стоном звук оков,
И села в пепл, града пылали,
И в громе битв кипела кровь;
Земля пред сильным умолкала...
Он, дерзкий, - скинтрами играл;
Он, грозный, - троны расшибал:
Чего ж душа его алкала?
Народы стали за права;
Цари соединяли силы;
Всхолмились свежие могилы,
И, вихрем, шумная молва:
"Он _пленник_!" Осветились храмы!
Везде восторг и фимиамы,
Народы - длани к небесам,
И мир дивится чудесам!
Гремящих полчищ повелитель,
Перун и гибель на боях,
Один - утесов диких житель,
Как дух пустынный на холмах...
Летят в пределы отдаленны
Надеждой флоты окриленны,
Все мимо - и никто за ним;
Как страшно самому с самим!
В душе, как в море, мрак и волны...
Как кораблей бегущих тень,
Исчезли дни, величья полны,
И вечереет жизни день...
"Чья _новая_ взнеслась могила?"
Ответ: "Тут спит Наполеон!
И буря подвигов - как сон...
И с ним мечты, и гром, и сила
В затворе тесном улеглись!" -
"Быстрей, корабль, в Европу мчись! -
Пловец друзьям: - Смелей чрез волны
Летим с великой вестью мы!"
Но там, в Европе, все умы
Иных забот и видов полны...
И все узнали: умер он,
И более о нем ни слова;
И стал он всем - как страшный сон,
Который не приснится снова;
О нем не воздохнет любовь,
Его забыли лесть и злоба...
Но Греция встает из гроба
И рвется, с силой, из оков!
Чья кровь мутит Эгейски воды?
Туда внимание, народы:
Там, в бурях, новый зиждут мир!
Там корабли ахейцев смелых,
Как строи лебедей веселых,
Летят на гибель, как на пир!
Там к небу клятвы и молитвы!
И свирепеет, слыша битвы,
В Стамбуле грозный оттоман.
Растут, с бедой, бесстрашных силы,
И крест венчает _Термопилы_!
И на _Олимпе_ - ратный стан!..
Молва и слава зазвучала,
Но - не о _нем_... в могиле он,
И позабыт Наполеон!..
Чего ж душа его алкала?
1821
МОИ ВОЖАТЫЕ
Ко мне прекрасные девицы,
Как гости, с ласкою, пришли
И повели меня младые
С собой в зеленые луга.
Тогда весна ласкала землю,
Вес пело радость, всё цвело.
Ручьи как будто говорили,
Шептали с кем-то дерева;
Заря, как пламя, разгоралась
На дальней синеве небес,
И ароматный, теплый вечер
Меня кропил своей росой,
Как милая любви слезами.
Ходили долго мы в лугах;
Всё было ровно перед нами.
Я не видал стремнин и гор.
И привели меня девицы
В палаты пышные с собой;
И сами белыми руками
Мне постилали мягкий одр,
И сожигали ароматы
Кругом в кадильницах златых;
И подносили мне в покалах,
Как радость, светлое вино;
И тихо милые шептали:
"Усни, счастливец молодой!
Будь верен нам, мы будем долго
Тебя лелеять и беречь!"
И я уснул - и в сновиденьи,
Ничем не связанный, как мысль,
Лечу, несытый, в поднебесной
Из царства в царство - и везде
Меня ласкали, мне сулили
Богатство, счастье и покой,
И я, как гость в пиру роскошном,
Из полной чаши радость пил
И таял в неге... Вдруг раздался
Летящей бури страшный свист, -
Мне показалось, своды неба
Упали с треском надо мной!
И я проснулся! О, превратность!
Еще не верю я глазам...
Где вы, обманщицы младые?
Где светлый дом, где пышный одр,
Где сердцу милые обеты?..
Всё было сон - я на скале,
Нависшей над пучиной черной,
Лежал, один, в глубокой мгле!
Ужасно море клокотало,
И яркой молнии бразды
Ночное рассекали небо,
И полосами по волнам,
Как змеи, с свистом пролетали.
Как мразом стиснутый поток,
Я цепенел... Власы вздымались;
В стесненных жилах стыла кровь,
И замирала грудь... но кто-то
Меня могущею рукой
Отвлек от пропасти кипящей,
Я стал свободен... я спасен...
Но он шепнул мне, мой спаситель:
"Слепец! ты над пучиной спал!
И ты погиб - когда поверишь
Еще _надеждам_ и _мечтам_!"
<1822>
ОСЕННЯЯ ГРУСТЬ
Опять вас нет, дни лета золотого, -
И томный бор, волнуясь, зашумел;
Уныл, как грусть, вид неба голубого -
И свежий луг, как я, осиротел!
Дождусь ли, друг, чтоб в тихом мае снова
И старый лес и бор помолодел?
Но грудь теснят предчувствия унылы:
Не вестники ль безвременной могилы?
Дождусь ли я дубравы обновленья,
И шепота проснувшихся ручьев,
И по зарям певцов свободных пенья,
И, спутницы весенних вечеров,
Мечты, и мук ее - и наслажденья?..
Я доживу ль до тающих снегов?
Иль суждено мне с родиной проститься
И сладкою весной не насладиться!..
Между 1817-1822
ГУСАРСКАЯ ПЕСНЬ
Друзья, залетные гусары!
Шумит военная гроза!
Готовьте меткие удары;
Посмотрим смерти мы в глаза!
Идут необозримым строем,
Но мы прорвем их тесный строй;
Повеселимся грозным боем,
Навалим трупы их горой...
Еще долина не отстонет
И гул не стихнет по горам,
А гордый враг в крови потонет,
И мы - опять к своим огням!
Там к небу теплые молитвы!
И спор веселый закипит
О чудесах протекшей битвы,
И ночь, как птица, пролетит!
<1823>
ВОПЛЬ РАСКАЯНИЯ
Господи! да не яростию
Твоею обличиши мене.
Псалом 6
Не поражай меня, о Гневный!
Не обличай моих грехов!
Уж вяну я, как в зной полдневный
Забытый злак в морях песков;
Смятен мой дух, мой ум скудеет,
Мне жизнь на утре вечереет...
Огнем болезненным горят
Мои желтеющие очи,
И смутные виденья ночи
Мой дух усталый тяготят.
Я обложен, как цепью, страхом!
Везде, как тень, за мной тоска:
Как тяжела Твоя рука!
Но я главу посыпал прахом -
И в прах челом перед Тобой!
Услышь стенящий голос мой!
Меня помилуй Ты, о Боже!
Я духом всё ищу небес,
И по ночам бессонным ложе
Кроплю дождем кипящих слез!
Я брошен, как тимпан разбитый,
Как арфа звонкая без струн;
Везде мне сеть - враги сердиты!
Везде блистает Твой перун!
Предчувствия облит я хладом:
Ты смертью мне грозишь иль адом?
Но в гробе песней не поют!
И в аде, о мой Бог всевластный,
В сей бездне гибели ужасной,
Тебе похвал не воздают!
А я сгораю жаждой славить
Тебя с любовью всякий час
И в память позднюю оставить
Души, Тобой спасенной, глас.
О, радость! радость! плач сердечный
Услышан Господом моим!
Ты осветил меня, мой Вечный!
Лицом таинственным Своим!
Прочь, беззаконники с дарами,
С отравой беглой жизни сей!
Я не хочу быть больше с вами!
Творец! в святой любви Твоей
Омытый, стану я как новый;
И, всей душой блажа Тебя,
Порока ржавые оковы
Далеко брошу от себя!
<1823>
МОЛИТВА ДУШИ
Воими гласу моления моего,
Царю мой и Боже мой: яко к Тебе
помолюся, Господи.
Псалом 5
К Тебе, мой Бог, спешу с молитвой:
Я жизнью утомлен, как битвой!
Куда свое мне сердце деть?
Везде зазыв страстей лукавых;
И в чашах золотых - отравы,
И под травой душистой - сеть.
Там люди строят мне напасти;
А тут в груди бунтуют страсти!
Разбит мой щит, копье в куски,
И нет охранной мне руки!
Я бедный нищий, без защиты;
Кругом меня кипят беды,
И бледные мои ланиты
Изрыли слезные бразды.
Один, без вождя и без света,
Бродил я в темной жизни сей,
И быстро пролетали лета
Кипящей юности моей.
Везде, холодные, смеялись
Над сердцем пламенным моим,
И нечестивые ругались
Не мной, но Именем Твоим,
Но Ты меня, мой Бог великий,
Покою в бурях научил!
Ты вертоград в пустыне дикой
Небесной влагой упоил!
Ты стал кругом меня оградой,
И, грустный, я дышу отрадой.
Увы! мой путь - был путь сетей;
Но Ты хранил меня, Незримый!
И буря пламенных страстей,
Как страшный сон, промчалась мимо;
Затих тревожный жизни бой...
Отец! как сладко быть с Тобой!
Веди ж меня из сей темницы
Во Свой незаходимый свет!
Всё дар святой Твоей десницы:
И долгота и счастье лет!
<1823>
К БОГУ ВЕЛИКОМУ, ЗАЩИТНИКУ ПРАВДЫ
Суди, Господи, обидящие мя,
побори борющие мя. Приими
оружие и щит.
Псалом 34
Суди и рассуди мой суд,
Великий Боже, Боже правый!
Враги на бой ко мне идут.
И с ними замыслы лукавы
Ползут, как черные змии...
За что? В чем я пред ними винен?
Им кажется и век мой длинен,
И красны слезы им мои.
Я с тихой детскою любовью
Так пристально ласкался к ним, -
Теперь моей омыться кровью
Бегут с неистовством своим,
В своей неутолимой злости.
Уже сочли мои все кости,
Назначив дням моим предел;
И, на свою надеясь силу,
И нож и темную могилу
Мне в горький обрекли удел.
Восстань же, двигнись, Бог великий!
Возьми оружие и щит,
Смути их в радости их дикой!
Пускай грозой Твоей вскипит
И океан и свод небесный!
О дивный Бог! о Бог чудесный!
У ног Твоих лежит судьба,
И ждут Твоих велений веки:
Что ж пред Тобою человеки?
Но кроткая души мольба,
Души, любовью вдохновенной,
Летит свободно по вселенной
В за звездны, в дальни небеса.
Творец, творенью непонятный!
Тебе везде так ясно внятны
Людей покорных словеса!
Пускай свирепостью пылают;
Но только Твой раздастся гром -
Они, надменные, растают,
Как мягкий воск перед огнем!
Как прах, как мертвый лист осенний
Пред бурей воющей летит,
Исчезнут силы дерзновенных!
Идут - и зыбкий дол дрожит,
Поля конями их покрыты...
Но, Сильный, Ты на них блеснешь
И звонкие коней копыты
Одним ударом отсечешь,
И охромеют грозны рати...
Сколь дивны тайны благодати!
Ты дал мне видеть высоты!
Он снял повязку слепоты
С моих очей, Твой ангел милый:
Я зрю... о ужас! зрю могилы.
Как будто гладные уста
Снедают трупы нечестивых...
Кругом глухая пустота!
Лишь тучи воронов крикливых
И стаи воющих волков
Летят, идут на пир, как гости,
Чтоб грешников расхитить кости
И жадно полизать их кровь!
Горят высокие пожары,
И слышен бунт страстей в сердцах;
Везде незримые удары,
И всюду зримо ходит страх.
О, грозен гнев Твой всегромящий!
И страхом все поражено:
От птицы, в облаках парящей,
До рыбы, канувшей на дно
Морей пенящихся глубоких.
Но в день судеб Твоих высоких
Твой раб, снедаемый тоской,
Не убоится бурь ревущих:
Тебя по имени зовущих
Спасаешь мощной Ты рукой.
<1823>
СОЗЕРЦАНИЕ
Исповемся Тебе, Господи, всем
сердцем моим, повем все чудеса
Твоя.
Псалом 9
Твои глашу я чудеса!
Их исповедую, мой Вышний!
Тебе молитвы сирых слышны;
Несчастным близки небеса!
Ты взял весы Свои правдивы!
Дивлюсь, пою Твоим делам!
Безумный грешник злочестнвый
В своих сетях увязнет сам.
Ты _и_дишь к нам, Бог дивной славы,
И небо радостью кипит;
Но очи грешных и лукавых
Твой взор, как молния, палит!
Ликуйте ж вы, друзья убоги!
Ваш праздник, нищие, настал:
Вам жизни скучные дороги
Господь весельем осиял!
Идет... и нечестивых радость
Бежит, как гибнущая младость.
Воскресни, Господи, на суд!
Се ангелы Твои текут,
Да злые буйствовать не смеют;
Пускай безумцы разумеют,
Что человеки лишь они!
Пускай смирятся и трепещут!
Гремит!.. Твои перуны блещут!
Уж близки, близки грозны дни
И времена духовной жатвы...
Тебе послышались их клятвы,
Сгустилась туча жарких слез;
Как пар, восходят тяжки стоны
Искать у Бога обороны,
И высота святых небес
Уж не вмещает стонов боле.
Но грешник всё живет по воле:
Как трость, ломает Твой закон.
И, заглушая сердца стон,
Как волк из чащи вызирает,
Когда добычу стережет;
А бедных агнцев Бог пасет!
Ловцов на ловле он хватает!
Он здесь; а грешник говорит:
"Господь, как утружденный, спит!
Его для нас замкнулось око;
Земля от звезд его далеко".
Воскресни ж, Господи, на суд!
Пускай, кипящие, текут
Твои коснеющие рати...
Но грешных не залей в крови!
Лишь обновленьем благодати,
Творец, Ты землю обнови!
Идет... трепещет чин природы,
И зыблются небесны своды!
Идет средь ангельской хвалы!..
Кто там, на острие скалы,
Стоит, как дуб в степях высокий?
У ног его кипит беда:
Он молча исчисляет сроки...
Се ангел крепкого суда!
Он мразом на преступных веет;
Под ним, над ямою грехов,
Туман погибели синеет...
Зачем быстрее бег часов?
За днями дни... но грусть, как бремя,
В сердцах почила и лежит!
Бежит испуганное время,
И тайный голос говорит:
"Не уповайте на земное;
Оно обманет вас, как тень!
Настанет скоро всё иное!
Уж близок, близок Божий день!"
Ты их услышал, стоны бедных,
И метишь громом на порок!
И я у вас на лицах бледных
Читаю, грешники, ваш рок!
Но вам еще одна дорога:
Она к раскаянью ведет,
Неистощима благость Бога:
Он покарает и спасет!
25 марта 1823
СОН РУССКОГО НА ЧУЖБИНЕ
Отечества и дым нам
сладок и приятен!
Державин
Свеча, чуть теплясь, догорала,
Камин, дымяся, погасал;
Мечта мне что-то напевала,
И сон меня околдовал...
Уснул - и вижу я долины
В наряде праздничном весны
И деревенские картины
Заветной русской стороны!..
Играет рог, звенят цевницы,
И гонят парни и девицы
Свои стада на влажный луг.
Уж веял, веял теплый дух
Весенней жизни и свободы
От долгой и крутой зимы.
И рвутся из своей тюрьмы
И хлещут с гор кипучи воды.
Пловцов брадатых на стругах
Несется с гулом отклик долгий;
И широко гуляет Волга
В заповедных своих лугах...
Поляны муравы одели.
И, вместо пальм и пышных рол,
Густые молодеют ели,
И льется запах от берез!..
И мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой,
И колокольчик - дар Валдая -
Гудит, качаясь под дугой...
Младой ямщик бежит с полночи:
Ему взгрустнулося в тиши,
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души:
"Ах, очи, очи голубые!
Вы иссушили молодца!
Зачем, о люди, люди злые,
Зачем разрознили сердца?
Теперь я горький сиротина!"
И вдруг махнул по всем по трем.
Но я расстался с милым сном,
И чужеземная картина
Сияла пышно предо мной.
Немецкий город... всё красиво,
Но я в раздумье молчаливо
Вздохнул по стороне родной...
<1825>
ЖАТВА
Густая рожь стоит стеной!
Леса вкруг нивы как карнизы,
И все окинул вечер сизый
Полупрозрачной пеленой...
Порою слышны отголосья
Младых косцов и сельских жниц;
Волнами зыблются колосья
Под пылкой ясностью зарниц;
И жатва, дочь златого лета,
Небесным кормится огнем
И жадно пьет разливы света
И зреет, утопая в нем...
Как горний пламень вдохновенья
Горит над нивою души,
И спеет жатва дум в тиши,
И созревают песнопенья...
<1826>
НАБЕГ ЗАПОРОЖСКИХ КОЗАКОВ
ИЗ СЕЧИ НА ВОЛЫНЬ
(Из истории 17 века)
Из Сечи скачут на конях,
B смерть за ними в тороках;
И саблей зеркальных размахи
В веселом воздухе горят;
И громко, под напев, свистят
За козаками - _сыромахи_!
Куда дорогою пустынь?..
"К _панам_ - в богатую _Волынь_!.."
Легки их кони удалые;
Меж ними есть и пожилые,
И юноши цветущих лет,
И горемычные, с усами,
Под буркой с смурым башлыком!
И вот к _полесью_, всё лесами,
На _Степань_ тянутся тайком;
За _Горень_, к _Дубну_ по дороге,
Минуя с башнею _Клевань_.
Уж на Волыни быть тревоге:
Бежит наезд - готовьте дань!
Зачем окрасил ты свой замок
И новым садом окружил,
И в длинный ряд злаченых рамок
С таким почтением вклеил -
Плоды какой-то кисти грязной -
Своей страны богатцрей
В одежде чудной, безобразной?..
Ты что-то стал лицом светлей,
Высокомочный _пан подчаший_!
Твоя жена оделась краше...
Но что засуетился двор?
Знать, дочки - панны милоглазы, -
Оставя скучный свой кляттор,
Надели свадебный убор?..
Ах, нет! Скорее прячь алмазы!..
С _подзорной башни_ слышен звук.
Зачем твой в золоте гайдук?..
Шумит в горах и на Подоле,
Гроза всё ближе и кипит;
И пыльный столп бежит, бежит -
И затрезвонило всё поле
Под звонким топотом копыт.
Летят, примчались... крик и пламень
И рвутся в замок - всё в огне:
Трещит заросший мохом камень...
И вот развалины одне
Дымятся в утреннем рассвете!..
Но где ж сама, о _Сеча_, ты?
Тебя давно уж нет на свете!
Прошли, как страшные мечты,
Дела, набеги грозной Сечи,
Затих раскат ее степей;
Всё стало сказкой; уж и речи
Об ней давно нет у людей!..
<1826>
ЛОВИТЕЛИ
Глухая ночь была темна!
Теней и ужасов полна!
Не смела выглянуть луна!
Как гроб, молчала глубина!
У них в руках была страна!
Она во власть им отдана...
И вот, с арканом и ножом,
В краю, мне, страннику, чужом,
Ползя изгибистым ужом,
Мне путь широкий замели,
Меня, как птицу, стерегли...
Сердца их злобою тряслись,
Глаза отвагою зажглись,
Уж сети цепкие плелись...
Страна полна о мне хулы,
Куют при кликах кандалы
И ставят с яствами столы,
Чтоб пировать промеж собой
Мою погибель, мой убой...
(20-е годы)
ПСАЛОМ 62
Кого пред утренней зарею
Ищу, как жаждущий воды?
Кому полночною порою
Перескажу мои беды?
По ком душа в тоске? И тело
О ком и сохнет и болит?
В чей горний дом в порыве смелом
Мой дух с молитвою летит?
Тебя, мой Царь, над высотами
Моей судьбы держащий нить,
Так сладко мне хвалить устами,
Так сладко всей душой любить!..
Как гость роскошныя трапезы,
Я веселюсь в Твоей любви:
Пою и лью в блаженстве слезы,
И жизнь кипит в моей крови!..
Когда злодей в меня стрелами,
И пращем, и копьем метал,
Ты Сам защитными крыдами
Меня средь сечи одевал!
Моя душа к Тебе прильнула
И под святой Твоей рукой
От дольней жизни отдохнула
И горний сведала покой.
Пускай искать злодеи рвутся
Меня с огнем во тьме ночей -
Запнутся сами... и пробьются
На острие своих мечей!..
А царь, ходя в защитном Боге,
Пойдет с высот на высоты,
Растопчет гада на пороге
И злоязычной клеветы
Запрет уста златым терпеньем;
Он возгласит о Боге пеньем,
Ударив радостью в тимпан;
И, как жених, возвеселится;
И звонкий глас его промчится
До поздних лет, до дальних стран...
Между 9 марта - 31 мая 1826
ПЕСНЬ УЗНИКА
Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!
А бедный юноша! ровесник
Младым цветущим деревам,
В глухой тюрьме заводит песни
И отдает тоску волнам!
"Прости отчизна, край любезный!
Прости мой дом, моя семья!
Здесь за решеткою железной -
Уже не свой вам больше я!
Не жди меня отец с невестой,
Снимай венчальное кольцо;
Застынь мое навеки место;
Не быть мне мужем и отцом!
Сосватал я себе неволю,
Мой жребий - слезы и тоска!
Но я молчу, - такую долю
Взяла сама моя рука.
Откуда ж придет избавленье,
Откуда ждать бедам конец?
Но есть на свете утешенье
И на святой Руси отец!
О русский царь! в твоей короне
Есть без цены драгой алмаз.
Он значит - милость! Будь на троне
И, наш отец, помилуй нас!
А мы с молитвой крепкой к Богу
Падем все ниц к твоим стопам;
Велишь - и мы пробьем дорогу
Твоим победным знаменам".
Уж ночь прошла, с рассветом в злате
Давно день новый засиял!
А бедный узник в каземате -
Всё ту же песню запевал!..
1826
ПЕСНЬ БРОДЯГИ
От страха, от страха
Сгорела рубаха,
Как моль над огнем,
На теле моем!
И маюсь да маюсь,
Как сонный скитаюсь
И кое-где днем
Всё жмусь за углом.
А дом мне - ловушка:
Под сонным подушка
Вертится, горит,
"Идут!" - говорит...
Полиция ловит,
Хожалый становит
То сеть, то канкан:
Пропал ты, Иван!..
А было же время,
Не прыгала в темя,
Ни в пятки душа,
Хоть жил без гроша.
И песни певались...
И как любовались
Соседки гурьбой
Моей холостьбой.
Крест киевский чудный,
И складень нагрудный,
Цельба от тоски,
Мне были легки.
Но в доле суровой
Что камень жерновый,
Что груз на коне
Стал крест мой на мне!..
Броди в подгороднях,
Но в храмах господних
Являться не смей:
Там много людей!..
. . . . . . . . . . .
Мир Божий мне клетка,
Всё кажется - вот
За мной уж народ...
Собаки залают,
Боюся: "Поймают,
В сибирку запрут
И в ссылку сошлют!.."
От страха, от страха
Сгорела рубаха,
Как моль над огнем,
На теле моем!..
Между 1826 - 1830
О, ВНЕШНИЙ МИР
О, внешний мир! О, внешний мир!
Как ты завихрен в треволненьи!
Тревожен твой развратный пир,
Твои нечисты наслажденья.
Но есть _иной_ спокойный мир:
Там нет ни бурей, ни волненья;
Душа ясна там, как эфир,
Душа полна там услажденья!
И тихо плавает она,
_От силы внутренней_ светлея,
Как нить, питания полна,
Средь благовонного елея.
Она, горя, кругом себе
Находит много сладкой пищи;
Меж тем, как, _внешний_ мир, в тебе
Душа скитается, как нищий,
За черствым хлебом голодна,
И холодна в затворе душном
Твоих градов, твоих палат,
Где всякий смотрит равнодушно
На зло, на гибельный разврат;
Где всех подмыло скорби море,
Где всяк свое спасает я,
А брата, гибнущего в горе,
Следит и жалит, как змия!..
Шуми ж, доигрывай свой пир!
Но твой разврат уж обнаружен:
Ты весь раскрыт, обезоружен,
О, внешний мир! О, внешний мир!..
1826
ПОВСЕМЕСТНЫЙ СВЕТ
На своде неба голубого,
Реки в волнистом серебре,
На трубке в желтом янтаре
И на штыке у часового -
Повсюду свет луны сияет!
Так повсеместен свет иной,
Который ярко позлащает
Железный жребий наш земной!
1826
ОЛОНЕЦКАЯ ПЕСНЯ
Над озером, _Габ-озером_,
Сидит, грустит унылый птах.
Не здешний он: из дальних стран!
Пришиблен он невзгодою,
Привязан он хворобою!
Сидит, грустит залетный птах!
Никто ему _ни свой_, ни брат!
Один-одним, сироточка!
Летят, шумят в поднебесье
Стада его товарищей;
И веселы и радостны,
Летят, спешат на теплый юг.
Как взговорит к ним бедный птах:
"Ах, братцы вы, товарищи!
Вам весело в поднебесье,
В поднебесье безоблачном,
Близ солнышка, близ красного...
И я летал, и я бывал
Сопутником и братом вам...
Ах, сжальтеся над горестным!
Вы скиньте мне по перышку,
По перышку, по легкому,
Чтоб крылышки, чтоб _новые_
Снесли меня на родину,
К родным, к друзьям, в _природный_ край!"
И перышки посыпались!
Забилося сердечушко
У бедного, у хворого...
Но, где возьмись, _шелойник-ветр_ {*},
{* Так называется у туземцев юго-западный ветер.}
Шелойник-ветр порывистый,
Рассеял он все перышки...
И взговорил несчастный птах:
"Судьба моя, судьбинушка!
Другим ты мать, мне мачеха!
Сама ль велишь терпеть напасть,
Терпеть напасть, изныть, пропасть
Мне бедному, мне горькому,
В чужой стране, нерадостной!"
Между 1827-1829
ЗАСУХА
Не освеженная росою
Земля засохла, всё в огне,
И запад красной полосою,
Как уголь, тлеет в тишине.
Везде болезнь и вид боязни,
Пылят пути, желта трава;
Как накануне верной казни
Больная узника глава
На перси _небрежно_ скатилась,
Так опустилися цветки!
Уж меж душистыми шелками
Не сеют жемчуг ручейки,
И под сожженными брегами
Упало зеркало реки!
Как сладко тут о днях ненастья
И о дождях воспоминать!..
Так в засухе мирского счастья:
Душа томна, душа болит,
Завяла грудь, и ум бескрылый
От ярких мыслей не кипит;
И часто, как печать, клеймит
Чело счастливца вид унылый,
И сквозь пустынные глаза,
Без дум, проглядывает скука...
Но загреми над ним гроза,
Проснись в душе уснувшей мука -
Вдруг чувства молния блеснет,
Из-под ресницы, в пылких взорах,
И растопившись, потечет
Душа в высоких разговорах;
И бодро вспрянет узник-дух,
Покоя цепью отягченный,
И заблестит чело, как луг,
Дождливой ночью освеженный!
Между 1827-1829
РОЖДЕНИЕ АРФЫ
Древнее финское стихотворение, написанное
размером подлинника, с изустного перевода проф.
Шегрена {*}
Сам наш старый Вейнамена,
Сам ладьи изобретатель,
Изобрел и сделал арфу.
Из чего ж у арфы обруч?
Из карельския березы.
Из чего колки у арфы?
Из каленых спиц дубовых.
Из чего у арфы струны?
Из волосьев бурных коней.
И сзывает Вейнамена
Дев и юношей игривых,
Чтоб порадовались арфой,
Прозвенев ее струнами...
Но была не в радость - радость
Не игриво их игранье!
Позвал он мужей безженых
И женатых звал героев:
Радость всё была не в радость,
Не ласкались к звукам звуки...
Позвал он старух согбенных
И мужей в середних летах:
Радость все была не в радость,
Не сливался звук со звуком!
Тут восстал наш Вейнамена
Сам и сел, как лучше ведал.
И своими он перстами
Повернул затылок арфы
На коленях, к самой груди;
И, уставя чинно арфу,
Заиграл он сам, наш старец...
И была игра игрою,
И уж радость стала в радость!
И по всем лесам и рощам
Не нашелся ни единый
Из больших четвероногих
Или чьи малютки-лапки
Резво бегают в дубравах,
Кто б не шел с толпой послушать,
Как искусно будит радость
Старый, добрый Вейнамена...
Сам медведь на задних лапах,
Упершись на изгороду,
Стал и долго слушал песню;
Не нашлось в лесах и рощах
Никого из всех пернатых,
Пестронерых, двукрыл а тых,
Кто б от песни отказался:
И слетались все, как тучи
Или снежные охлопки.
Не нашлось и в синем море
Шестинерых, восьмиперых,
Молодых и старожилов,
Обитателей подводных,
Кто б, узнав о чудной песне,
Не пошел ее послушать.
И хозяйка водяная,
Повалившись на осоку
И припавши грудью белой
На высокий мшистый камень,
Поднялась, чтоб слушать песню...
И у старца Вейнамены
Влажны, влажны стали очи,
И отхлынули потоки!
И скруглялась влага в капли,
И те капли были крупны,
Как на мшистых тундрах клюква.
И катились капли к груди
И от груди, потихоньку.
На согбенные колена,
От колен к ногам и ниже...
И прошли сквозь пять покровов
И сквозь восемь рунных тканей.
1827 или 1828
{* Известный профессор Шегрен два раза проходил скалистую Финляндию и
олонецкие леса с целью исследования языка финских племен. По зимам заходил
он отогреваться в Петрозаводск и словесно переводил мне некоторые из финских
стихотворений, имеющих свой особенный размер без рифм, но звучный и
приятный.}
УСЛУГА ОТ МЕДВЕДЕЙ
(Быль)
Уж осень очень глубока:
Пустынней лес, полней река;
Краснеет даль главой кудрявый рябины,
И гриб и груздь под соль идет,
И сушится запас душистыя малины,
И щебетливые сбираются в отлет
Куда-то за море касатки...
Хозяйка в огурцы кладет пахучий тмин,
Пустеет огород, поля и нивы гладки.
Но пахнет лакомо дымящийся овин
Зерном подсушенного хлеба...
B вот уж сумерки подкрались как-то с неба.
Осенний день завечерел,
И страшный брянский лес темнел, темнел;
На стороне маячилась избушка,
В ней жил Мирон с женой и матерью-старушкой.
Вот к ним стучат: "Пустите на ночлег!
Мы двое вчетвером, но нет от нас помехи;
А завтра вам доставим смех,
Пирушку с пляской и потехи!"
То были два поводыря
И с ними два огромные медведя.
Мужик, гостей благодаря,
Сказал мальчишке: "Ну, брат Федя!
Сведи их на сарай, а ужинать со мной;
Я новосел, в избе им негде поместиться:
Живу с старушкою, с парнишкой да с женой".
Вот ужин прочь и всяк в своем углу ложится;
Но гостю одному не спится:
Здоров, и на сене, и хорошо поел,
И уж медведь его, свернувшись, захрапел,
Товарищ тож храпит из всей поры и мочи.
Уж время близко к полуночи,
А к гостю всё не сходит в гости сон,
И вдруг почуял он
Какой-то шум, какой-то стон протяжный...
Могучий, молодой и по душе отважный,
Он из сарая вон, глядит, глядит:
Изба в огне, но не горит!
Он под окошко: видит... худо!
Ватага удалых, их было семь на счет
(В стране лесной, в глуши безлюдной),
Хозяина, скрутив, на вениках печет
И гаркают: "Давай казну!"
Жена-хозяйка
Тож связана... Вот наш к товарищу:
"Вставай-ка!
Смотри: вот так и так! Медведей прочь с цепей -
И по дубине им: скорей, скорей!"
Встают, бегут в избу - там двери на запоре.
Но ведь не свой же брат медведь!.. Не шутит в спор
Притом зверей толкнули под бока:
"Бей, _Мишка! Мишка_, бей!.." И двери розно!
И входят витязи с дубинами прегрозно.
От радости у мужика
Душа дрожит, а воры - кто куда попало.
Однако ж им на пай достаточно достало!
Связали нескольких - ив земский суд.
И судьи - если мне рассказчики не лгут -
Медведей налицо, по форме, призывали:
Уж, разумеется, они желали
Удостовериться, узнать,
Хотя бы с ставкою очною,
Что могут иногда, порой иною,
И нелюди людей спасать!
1827 или 1828
ВЕСЕННЕЕ ЧУВСТВО
Томление неизъяснимое
В душе моей,
Когда ласкается незримое
Незримо к ней,
Когда нисходит благодатное
От высоты,
И сердцу что-то непонятное
Сулят мечты.
Так с первых вешних дней дыханием,
Где я ни будь,
Уныло-сладостным страданием
Теснится грудь.
Забыто все, что обольщение,
Молва и шум,
И погружаюсь я в волнение
Великих дум.
И тут, что тайное, чудесное,
Все так светло:
Как будто все ко мне небесное
С небес сошло!..
1829
КУПАЛЬНЯ
Плыви, о влага голубая,
С своим кипучим жемчугом,
И обтекай меня кругом,
Струей узорчатой играя...
В твоей живительной волне
Переродилось все во мне.
Увы! надолго ль? море зноя
В июльском воздухе кипит:
Душа боится и болит,
Заранее томленьем ноя...
Так где-то в царстве неземном
Поэт пьет жизнь и запах розы;
И вдруг опять - в быту родном -
В пустынях душных жалкой прозы!..
<1830>
СТРАННИК
Я далек_о_ на полночь заходил:
_У города Архангельска_ - я был;
Сидел на _мхах у Кемского_ Острога;
Следил _гагар у Кольских_ берегов,
И видел я _бегучий лес рогов_
Вспугнутого _оленей_ резвых стада...
О! много увидит чудес,
Кто по свету много походит!..
Я видел _принизивши_ лес:
Из _тундры_ он робко выходит
И, встретивши в воздухе хлад,
Рад, бедный, под землю назад...
Я видел страшную _лавину_,
Летевшую по пустырям,
И с шумом плававшую _льдину_
С _медведем белым_ по морям!..
Я видел край, где спит природа
В _полугодичной_ тишине:
Там много _звездного народа_
На темно-синей вышине;
Но солнце - пышный Царь-светильный -
Не освещает _край_ могильный,
И лишь мгновенная заря
Глядит в застылые моря...
Но в той стране - на тихой влаге -
Гостит роскошно _летний день_:
Как на развернутой бумаге
Лежит узорчатая тень
Брегов, - и купол неба синий,
С оттенком роз на вышинах,
Живописуется в волнах
Бездонной зеркальной пустыни
И весь передается ей...
Я помню... _море_ закипело
И стихло, сселось, опустело
И странной чешуей своей
Засеребрилось, засверкало,
Как будто длинной _рыбой_ стало: -
То войско двигалось _сельдей_,
То, густо шли _их_ легионы...
Какие тайные законы
Вели их? - В памяти моей
Я сохранил... Как вижу, други,
Явился круг, растет... растет...
Двоятся, множатся все круги,
И _кто-то, п_о_д морем_, идет:
Вперед несутся шум и плески,
За ним - глубокая тропа
И, с рокотом глухим и резким,
Два белоглавые столпа,
Две башни, две реки кристальных
Из чьих-то мечутся ноздрей:
То _он_, то пенитель морей, -
То _кит_, в своих набегах дальних,
Надежды губит рыбарей! -
Я помню - так не раз бывало! -
Спустился вечер - запылало
На поднебесной высоте;
Кругами пламя выступало;
Полнеба, в чудной пестроте,
Горя и рдеясь, не сгорало!..
Но ярко, меж ночных теней,
То реки молний _без ударов_,
То невещественных пожаров,
Бездымных, неземных огней,
Сняли пылкие разливы
И сыпались лучи в тиши;
Порою ж - роскошь для души -
То светлых радуг переливы,
То чудный бархатов отлив,
И с яхонтом смарагды в споре,
Хрустальное браздили(море...
И, в этой же картине див,
По тем водам, и _злато_ нив
И цвет _фиялы и шафрана_,
И _черный лоск_, как перья врана,
И отблеск _вишневый_ горит!..
И тут-то, в празднестве природы,
Как степь распахивая воды, -
Убийства совершает кит...
Как страшно, - жадный он, - теснит
Среброчешуйные народы,
Воюя в их немых толпах! -
На брызжущих, над ним, столпах,
Заря холодная играет:
И вниз и вверх перебегает,
Как луч, как яркая струя,
Волнообразная змия!
<1827-1840-е>
Я ДОЛГО, ДОЛГО БЫ ГЛЯДЕЛ
Я долго, долго бы глядел
В твои лазоревые очи,
По дням ни жив ни мертв сидел,
Без сна просиживал бы ночи,
И всё бы радостью яснел,
Глядя в твои лазурны очи.
Так пастырь, празднуя весну,
Один, без мыслей, без волненья,
Сидит и смотрит на луну
И пьет душою тишину
Из бестревожного смотренья!
<1832>
1812 ГОД
(Отрывок из рассказа)
Дошла ль в пустыни ваши весть,
Как Русь боролась с исполином?
Старик-отец вел распри с сыном:
Кому скорей на славну месть
Идти? - И, жребьем недовольны,
Хватая пику и топор,
Бежали оба в полк напольный
Или в борах, в трущобах гор
С пришельцем бешено сражались.
От Запада к нам бури мчались;
Великий вождь _Наполеон_
К нам двадцать вел с собой народов.
В минувшем пет таких походов:
Восстал от моря к морю стон
От топа конных, пеших строев;
Их длинная, густая рать
Всю Русь хотела затоптать;
Но снежная страна героев
Высоко подняла чело
В заре огнистой _прежних_ боев:
Кипело каждое село
Толпами воинов брадатых:
"Куда ты, нехристь?.. Нас не тронь!"
Все вопили, спустя огонь
Съедать и грады и палаты
И созиданья древних лет.
Тогда померкнул дневный свет
От курева пожаров рьяных,
И в небесах, в лучах багряных,
Всплыла погибель; мнилось, кровь
С них капала... И, хитрый воин,
_Он_ скликнул вдруг своих орлов
И грянул на Смоленск... Достоин
Похвал и песней этот бой:
Мы заслоняли тут собой
_Порог_ Москвы - в Россию двери',
Тут русские дрались, как звери,
Как ангелы! - Своих толов
Мы не щадили за икону
Владычицы. Внимая звону
Душе родных колоколов,
В пожаре тающих, мы прямо
В огонь метались и упрямо
Стояли под дождем гранат,
Под взвизгом ядер: всё стонало,
Гремело, рушилось, пылало;
Казалось, выхлынул весь ад:
Дома и храмы догорали,
Калились камни... И трещали,
Порою, волосы у нас
От зноя!.. Но сломил он нас:
_Он_ был _сильней_!.. Смоленск курился,
Мы дали тыл. Ток слез из глаз
На пепел родины скатился...
Великих жертв великий час,
России славные годины:
Везде врагу лихой отпор;
_Коса, дреколье и топор_
Громили чуждые дружины.
Огонь свой праздник пировал:
Рекой шумел по зрелым жатвам,
На селы змием налетал.
Наш Бог внимал мольбам и клятвам,
Но враг еще... одолевал!..
На Бородинские вершины
Седой орел с детьми засел,
И там схватились исполины,
И воздух рделся и горел.
Кто вам опишет эту сечу,
Тот гром орудий, стон долин? -
Со всей Европой эту встречу
Мог _русский_ выдержать один!
И он не отстоял отчизны,
Но поле битвы отстоял,
И, весь в крови, - без укоризны -
К Москве священной отступал!
Москва пустела, сиротела,
Везли богатства за Оку;
И вспыхнул Кремль - Москва горела
И нагнала на Русь тоску.
Но стихли вдруг враги и грозы -
Переменилася игра:
К нам мчался Дон, к нам шли морозы
У них упала с глаз кора!
Необозримое пространство
И тысячи пустынных верст
Смирили их порыв и чванство,
И показался Божий перст.
О, как душа заговорила,
Народность наша поднялась:
И страшная России сила
Проснулась, взвихрилась, взвилась:
То конь степной, когда, с натуги,
На бурном треснули подпруги,
В зубах хрустели удила,
И всадник выбит из седла!
Живая молния, он, вольный
(Над мордой дым, в глазах огонь),
Летит в свой океан напольный;
Он весь гроза - его не тронь!..
Не трогать было вам народа,
Чужеязычны наглецы!
Кому не дорога свобода?..
И наши хмурые жнецы,
Дав селам весть и Богу клятву,
На страшную пустились жатву...
Они - как месть страны родной -
У вас, непризнанные гости:
Под броней медной и _стальной_
Дощупались, где ваши кости!
Беда грабителям! Беда
Их конным вьюкам, тучным ношам:
_Кулак, топор_ и _борода_
Пошли следить их по порошам...
И чей там меч, чей конь и штык
И шлем покинут волосатый?
Чей там прощальный с жизнью клик?
Над кем наш Геркулес брадатый
Свиреп, могуч, лукав и дик -
Стоит с увесистой дубиной?..
Скелеты, страшною дружиной,
Шатаяся, бредут с трудом
Без славы, без одежд, без хлеба,
Под оловянной высью неба
В железном воздухе седом!
Питомцы берегов Луары
И дети виноградных стран
Тут осушили _чашу кары_:
Клевал им очи русский вран
На берегах _Москвы_ и _Нары_;
И русский волк и русский пес
Остатки плоти их разнес.
И вновь раздвинулась Россия!
Пред ней неслись разгром и плен
И Дона полчища лихие...
И галл и _двадесять_ племен
От взорванных кремлевских стен
Отхлынув бурною рекою,
Помчались _по своим следам_!..
И, с оснеженной головою,
Кутузов вел нас по снегам;
И всё опять по _Неман_, с бою,
Он взял - и сдал Россию нам
Прославленной, неразделенной.
И минул год - год незабвенный!
Наш Александр Благословенный
Перед Парижем уж стоял
И за _Москву_ ему прощал!
1830-е
ЧАСОМЕР
1
Все вьется, кружится, мелькает, шумит,
Чертог освещением блещет:
Там ножка, как мысль, по паркету скользит,
Под дымкою грудь тут трепещет;
И гонится резво за звуками звук,
И льется гармонии сладость,
И, пышно венки соплетая из рук,
Летает и тешится младость.
Но кто же там и одинок и дик,
Как утаенное печалей бремя,
Туда своим "чик, чик, чик, чик!"
Безжалостно дробит и режет время?
Меритель дней, и месяцев, и лет,
То часомер ненарушимо-мерный:
Из темноты времен он, клуб безмерны и
Разматывая - нить выводит в свет...
Выводит и режет опять
Свою драгоценную прядь;
И - нити заветный прядильщик,
Своих порождений палач и могильщик! -
Он дни рассекает в часы;
И резвых, игривых,
Веселых, счастливых,
Бесщадно схватя за власы,
В бездонную вечность кидает;
И слышится звонкий их крик,
Но мерный шаталец-глухарь продолжает
Свое роковое "чик, чик!"...
2
Шумит разъезд, мелькают фонари;
Был долгий пир: кружились до зари!
Не раз, храпя, стучал о землю конь,
И, в золоте, рабы вельмож дремали;
И, потеряв несходный свой огонь,
Светильники на небе потухали...
И пусто все - ни радуг освещенья,
Ни говора, ни звуков, ни теней,
Ни кипятка, ни резвых дум движенья,
Ни проблеска ума в волнах речей:
Все унеслось, как чудных снов виденья,
Как средь толпы мелькнувший девы лик...
Но спит не все... в углу: "чик, чик, чик, чик!"
Все тот же ход, все звуки те же, те же:
То часомер один, в тиши, скрипит,
То время он безжалостно пилит
И раз за раз его по членам режет...
3
Есть часомер и у часов природы,
И у часов, не зримых в высоте:
Кипите вы, беснуйтеся, народы!
Земное все кружится в суете!..
Но он, невидимый, все ходит, ходит,
И мало чей его завидит глаз;
Л между тем торжественно подходит
Давно ожиданный веками час:
Валится прочь земных событий бремя,
И часомер дорезывает время...
1830-е
ДУМА
Облетел я _воздух_,
Окатился морем,
Осушился зноем,
Над огнем волканов,
Прокопал до сердца
Глубины _земные_.
Что ж нашел я в безднах?
Что застал в пучинах?
Что в огнях кипучих,
В толщах подземельных?
Все одно и то же,
То же проявленье
_Истины великой:
"Все от Бога - Божье!"_
Все колеса движет,
Все пружины ладит,
Всюду сам хозяин -
Всемогущий Бог!
Есть язык у ветра,
Голос у _морей_;
Жжет огонь словами,
Не молчит земля!
Говорил я с ветром,
С морем говорил,
И разгарный понял
Разговор огней,
И прочел все буквы
В букварях земли!
Что ж! О чем тот громкий
Говор у стихий?
Там у них промчался
Чей-то тайный глас,
Будто уж подкрался
Их последний час,
Будто скоро море
Выхлынет из нор,
И, в стихийном споре,
Слижут цепи гор
Огненны разливы,
И моря - гневливы, -
Вспыхнув, побегут,
И наш брат, как нивы,
Без серпа пожнут!
И, заслышав суд,
Вдруг все расходилось
(Всяк пред горем зол):
Воздух стал изменчив,
Море как котел!
Под землею, стонет,
На земле шумит!
Но _один_ беспечный
Ходит по земле,
Господином гордым
Гордый человек!
Города сгорают;
Море сушу топит!
Буря бурю гонит,
И под нами _что-то_
Роется в тиши...
Но _он_ глух до _гласов_,
Для явлений слеп;
Не внимает сердцу,
В небо не глядит.
Все копит да мерит,
Жадный и скупой,
Ничему не верит,
Самодур слепой!
Он рукою машет,
Слыша о _судьбах_,
И поет и пляшет
На своих гробах...
<1830-е>
ПОСТОЯЛЬЦЫ
- Вы снимайте запор,
Отворяйте нам двор;
Мы пришли к вам, семьей, постояльцы.
Мы незримы для глаз,
Не ощупайте нас,
Прикоснувшись, пытливые пальцы.
Не питье, не еда
Нам ваш хлеб и вода, -
Небольшое нам дайте местечко:
Не пиры нам рядить,
Будем смирно мы жить
В уголку, притаившись за печкой...
Мы беды не творим,
Но подчас пошалим:
Завизжим, замяукаем кошкой,
Зазвеним сковродой;
То старик с бородой
Постучится к вам ночью в окошко.
Но зато от воды,
От огня, от беды
Мы спасем, хоть гори всё пожаром;
Облегчим вам труды,
И к ответу в суды
Не потянут приказные даром.
Отворяйте нам двор
И снимайте запор... -
Так просились во двор постояльцы;
Василиса встает
И к воротам идет
И, слагая с молитвою пальцы,
Оградилась крестом...
Тихо в поле пустом,
Только даль огласилася смехом;
Ночь светла и тиха,
Но в кустах: "Ха! ха! ха!"
Раздавалось и вторилось эхом...
1834
АНГЕЛ
Суд мирам уготовляется,
Ходит Бог по небесам;
Звезд громада расступается
На простор его весам...
И, прослышав Бога, дальние
Тучи ангелов взвились;
Протеснясь н врата кристальные,
Хоры с пеньем понеслись...
И мой ангел охранительный,
Уж терявший на земле
Блеск небесный, блеск пленительный,
Распустил свои криле...
У судьбы земной под молотом,
В стороне страстей и бурь,
Ярких крыл потускло золото,
Полиняла в них лазурь...
Но как все переменилося!
Он на Бога посмотрел -
И лицо его светилося,
И хитон его светлел!..
Ах! когда ж жильцам-юдольникам
Возвратят полет и нам -
И дадут земным невольникам
Вольный доступ к небесам!..
<1835>
ВОСПОМИНАНИЕ
О ПИИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ПУШКИНА
Посвящено отцу поэта
1
Я помню - в детские он лета
Уж с _Музой важною_ играл {1}
И, отрок, с думою поэта,
Науку песен ааучал.
Я знаю: _грации_ слетали
К нему, оставя Эмпирей,
И _невидимками_ гуляли
С царем цевниц в садах царей {2};
Там, уклонясь в густые тени
(Дитя их сердцем узнавал!),
Он к ним чело свое в колени -
И беззаботно засыпал;
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
2
Еще мне памятней те лета,
Та радость русския земли,
Когда к нам _юношу поэта
Камены_ за руку ввели,
И он, наш _вещий_, про Руслана,
Про старину заговорил, -
В певце поэта-Великана {3}
Певец Фелицы обличил!
Как дружно вдруг его напевы,
Как пышно хлынули рекой {4},
Не раз срывая сердце девы,
Не раз мутя души покой,
Как чар волшебных обаянья!
И шум заслуженных похвал,
Молву и треск рукоплесканья,
Следя свой _дальний идеал_,
Поэт летучий обгонял!..
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
3
Как часто роскошью пирушки
И лучшим гостем на пиру
Бывал кудрявый {5}, бойкий Пушкин.
Не так _покал_, воспетый им,
Отсвечивал звездящей влагой,
Как, в заревых своих лучах,
Поэт умом сверкал в речах,
Окропленных солью и отвагой;
Когда ж вскипал страстей огнем,
Он, пылкий, был _Отелло_ истый:
И живо обличались в нем
Приметы Африки огнистой.
Но вихорь скоро пролетал,
И он опять смирен бывал!..
Палатной жизни с тесной рамой
Поэт душою был не в лад
И в ней _смешное_ эпиграммой
Хлестал и метко и впопад!
А между тем на лак паркета
Со всей воздушностью поэта
И сам с толпою поспешал;
Но в блеске пышности и неги
Уж в голове его _Онегин_
Как плод под бурей созревал;
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
4
И вот из Северной Пальмиры
Он бурей жизни унесен;
Непрочность благ узнал и он!..
И зазвенели струны лиры,
Под искушенною рукой,
Какой-то сладостной тоской.
На темя древнего _Кавказа_
Его взвела всё та ж тоска,
И дивной прелестью рассказа,
В котором будет жить Кавказ,
Он упоил, разнежил нас!
Старинный блеск жилища хана
Затмил он блеском юных дум:
_Бахчисарайского_ фонтана
Не смолкнет долго, долго шум!
Есть беспредельность - улеглася
Она, холмов обнявши цепь,
Как песнь, как дума развилася
Ковыльная, седая _степь_.
Как шелковисты _там_ долины!
Какие чудные картины
Там путник видит под луной
В часы, как белые туманы
Лобзают древние курганы,
Плывя то морем, то стеной...
Вдруг слышишь в тишине ночной,
За чащей свежего бурьяна,
Трещат огни кругом кургана:
Друзья! то _старого Цыгана_
Кочует пестрая семья, -
Туда летал душой и я!
И часто на степях _Кугула_
Мне пела песни _Мариула_ -
И нам знакома песнь ея;
Цепной медведь, кони, телеги,
Вся эта жизнь без уз, без неги
Давно вам стала как своя. -
Там и воздушная _Земфира_
Как призрак, как мечта гостит;
Как сладко _Пушкина_ нам лира
Пропела весь _цыганей_ быт!
Ах! эту дивную _поэму_
С отсветом жизни кочевой
И страстно-пылкую _Зарему_
Чье сердце не слило с собой?!
Наш Чайльд Гарольд, любя _Тавриду_,
В _волнах зеленых_ {6} из-за скал
Подстерегал нам _Нереиду_,
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
5
Своей Итаке возвращенный,
Наш друг, наш новый Одиссей
Сзывает вновь своих друзей
На день, свиданью посвященный;
И сколько дивных повестей
О жизни, о боях страстей
Он сдал друзьям с души своей
В разгаре дружбы говорливой,
Но кто-то, гость не пировой,
Был сумрачен в семье игривой
И молча помавал главой,
Смеясь разгульных дум свободе...
На всё враждебно он глядел
_"И ничего во всей природе
Благословить он не хотел!"_ {7}
Таинственный, как час полночи,
_Он_ огнедышащие очи
(Огонь _Мельмонта_ в них сиял)
В поэта с умыслом вперял
И что-то в нем подстерегал...
6
Года летели чередою,
_Телега жизни_ ходко шла;
Но в душу мысль одна легла:
Душа просилася к покою...
Свой идеал, свою мечту
Он раз в Москве заветной встретил
И запылал - едва приметил.
Как жадно обнял красоту!
Дотоль разгулом избалован,
Он вмиг окован, очарован,
И счастлив, стал, и ликовал...
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
7
И вот, от бурь устепененный,
По _сделке_ с жизнью _мировой_,
Поэт, отец и муж почтенный,
Он мог бы задремать душой;
Его душа не задремала:
Бытописания заря
Над ним прекрасная играла...
И раз, о предках говоря,
Его нам муза рассказала,
Что он потомок Ганнибала,
Слуги царя-богатыря...
Так он, все с теми же струнами,
Всё вдохновением горя,
Всё рос талантом между нами!
И в гридне {8} русского царя
Явился наших дней Баяном...
Но яд уж пьет - _одна_ стрела,
Расставшись с гибельным колчаном:
Ее таинственно взяла
Рука, обвитая туманом.
Как многого, за дань похвал,
В его полуденные лета,
От _бытописца_ и _поэта_
Еще край русский ожидал!!!
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
8
И подстерег творца "Полтавы"
Сей рок враждебный, рок лукавый!..
Ах! сколько дара, сколько славы
Взяла минута тут одна!
Мы смотрим - всё глазам не веря, -
Ужель народная потеря
Так неизбежна, так верна?!
Ужель ни искренность привета,
Ни светлый взор царя-отца
Не воскресят для нас поэта? -
Теперь не лавры для венца,
Несите кроткую молитву:
Друзья! Он кончил с жизнью битву;
Едва о жизни воздохнув,
Сжал руку дружбы... И, уснув
Каким-то сном отрадно-сладким {9},
Теперь он _там_, чтоб снова _быть_:
Былые _здесь_ ему загадки
_Там_ разгадают, может быть!..
9
Могила свежая холмится
Под легкой ледяной корой,
Ночного месяца игрой
Хрусталь холодный серебрится,
И строй воздушный бардов мчится,
Теней и звуков высь полна...
Но что там ярче, чем луна,
Вершину холма осветило?
То песнь поэта!.. То она
Горит над раннею могилой!
Не плачь, растерзанный отец!
Он лишь сменил существованье:
Не умирая, как _преданье_
Живут поэты для сердец! -
Как ни свята тоски причина,
Не сетуй за такого сына
Он для России не умрет!
Теперь уж рок, из вероломства,
Пяты Ахилла не стрежет:
В защитной области потомства
Поэт бессмертен - и живет!
1 Это напоминает пьесу Пушкина "Муза".
2 Пушкин воспитывался в Царскосельском лицее.
3 Державин, прочтя первые стихи Пушкина, понял будущего поэта и сказал
(С. Т. А-ву): "Вот кто заменит Державина".
4 Иные начинают каплями... Поэзия Пушкина вдруг хлынула рекой.
5 В портрете, в первый раз появившемся при "Кавказском пленнике"
Пушкина, он представлен с веселым лицом, с кудрявою головою.
6 Это выражение (зеленые волны) самого Пушкина, напоминающее одну из
лучших отдельных его пьес - "Нереиду".
7 Последние два стиха Пушкина из его пьесы "Демон". Эта прекрасная
пьеса написана Пушкиным около того времени, про которое намекаем в 5-й
строфе беглого очерка пиитической жизни Пушкина.
8 В старинных русских стихотворениях говорится о светлой гридне (о
дворе) красного солнышка Русской земли князя Владимира.
9 "Пушкин в гробу имеет вид очень спокойный": ни малейшего следа
мучений на лице, как будто он сладко, крепко уснул" (Из частного письма П.
М. де Р...ти).
6 февраля 1837. Москва
ПОГОНЯ
- Кони, кони вороные!
Вы не выдайте меня:
Настигают засадные
Мои вороги лихие,
Вся разбойничья семья!..
Отслужу вам, кони, я...
Налетает, осыпает
От погони грозной пыль;
Бердыш блещет, нож сверкает:
Кто ж на выручку?.. Не вы ль?
Кони, кони вороные,
Дети воли и степей,
Боевые, огневые,
Вы не ведали цепей,
Ни удушья в темном стойле:
На шелку моих лугов,
На росе, на вольном пойле
Я вскормил вас, скакунов,
Не натужил, не неволил,
Я лелеял вас и холил,
Борзых, статных летунов,
Так не выдайте же друга!
Солнце низко, гаснет день,
А за мной визжит кистень...
Малой! Что? Верна ль подпруга?
Не солгут ли повода?
Ну, По всем!.. Кипит беда!..
- Повода из шамаханских;
За подпругу ты не бось:
Оси - кряж дубов казанских...
Но боюсь, обманет ось!
- Не робей, мой добрый парень!
Только б голову спасти,
Будешь волен и в чести,
Будешь из моих поварень
Есть и пить со мной одно...
Степь туманит; холодно!
Коням будет повольнее...
Но погоня все слышнее;
Чу, как шаркают ножи,
Шелестит кинжал злодея!..
Не натягивай возжи
Золоченой рукавицей:
Мчись впрямик, как видит глаз,
Белоярою пшеницей
Раскормлю я, кони, вас,
И употчую сытою,
И попоной золотою
Изукрашу напоказ.
Я пахучим, мягким сеном
Обложу вас по колено...
Но пробил, знать, смертный час!
На версте злой ворон каркнул,
Свист и топот все громчей,
Уж над самым ухом гаркнул
И спустил кистень злодей:
"Стой!.." Но яркие зарницы
Синий воздух золотят,
Лик Небесныя Царицы
В них блеснул"... Кони летят
Без надсады, без усилья,
По долам, по скату гор,
Будто кто им придал крылья...
Ось в огне!.. Но уж во двор,
От разбойничьей погони
Мчат упаренные кони!..
Вот и дворни яркий крик!
И жених в дверях светлицы.
Что ж он видит? - У девицы
Взмыт слезами юный лик...
Пред иконою Царицы
Дева, в грусти и в слезах,
В сердце чуя вещий страх,
Изливалась вся в молитвы...
- Так спасенье не в конях?..
Из разбойничьей ловитвы,
Вижу, кем я унесен;
Вижу, Кто был обороной!..
И, повергшись пред иконой,
Весь в слезах излился он.
1837
* * *
Если хочешь жить легко
И быть к небу близко,
Держи сердце высоко,
А голову низко.
1830-1840-е
ИНАЯ ЖИЗНЬ
Как стебель скошенной травы,
Без рук, без ног, без головы,
Лежу я часто распростертый,
В каком-то дивном забытье,
И онемело все во мне.
Но мне легко; как будто стертый
С лица земли, я, полумертвый,
_Двойною_ жизнию живу.
Покинув томную главу -
Жилье источенное _ею_, -
Тревожной мыслию моею, -
Бежит - (я вижу наяву) -
Бежит _вся мысль моя к подгрудью_,
Встречаясь с _жизнью сердца_ там,
И, не внимая многолюдью,
Ни внешним бурным суетам, -
Я весь _в себе_, весь _сам с собою_...
Тут, мнится, грудь моя дугою
Всхолмилась, _светлого_ полна,
И, _просветленная_, она
Какой-то радостью благою,
Не жгучим, сладостным огнем,
Живет каким-то бытием,
Которого не знает _внешний_
И _суетливый_ человек! -
Условного отбросив бремя,
Я, из _железной клетки_ время
Исторгшись, высоко востек,
И мне равны: н миг и век!..
Чудна вселенный громада!
Безбрежна бездна бытия -
И вот - _как точка_, как монада,
В безбрежность уплываю я...
О, вы, _минуты просветленья_!
Чего нельзя при вас забыть:
За дни тоски, за дни томленья,
Довольно _мне такой_ прожить!
1830-1840-е
ПРОЯСНЕНИЕ
Я обрастал земной корою,
Я и хладел и цепенел,
И, как заваленный горою,
Давно небесного не зрел!
Но вдруг раздвинул Кто-то мрачность -
И вот незримых голоса!
И, как с поднебьем вод прозрачность,
С душой слилися небеса...
1830-е
МУЗЫКА МИРОВ
Я слышал музыку миров!..
Луна янтарная сияла
Над тучным бархатом лугов;
Качаясь, роща засыпала.....
Прозрачный розовый букет
(То поздний заревой отсвет)
Расцвел на шпице колокольни,
Немел журчащий говор дольний...
Но там, за далью облаков,
Где ходят флотами светилы,
И высь крестят незримо силы, -
Играла музыка миров......
II
Шумел, разлегшись меж садов,
Роскошный город прихотливый, -
На храмах, башнях, ста цветов
Мешались в воздухе отливы;
И этот город суеты,
В осанне дивной исполина,
Сиял в цветах, как грудь павлина,
Как поэтической мечты
Неуловимые творенья...
Неслись, из клокота волненья,
И треск, и говор, и молва.
И вылетавшие слова
Сливались в голосное море;
Кипели страсти, на просторе.......
Но был один налетный миг,
Когда смирился и затих
Тот звучный, судорожный город;
Он утонул в минутном сне,
И шум колес, топор и молот
Заснули в общей тишине...
Тогда запело в вышине:
И ангелы заговорили
Про Бога, вечность и любовь;
И, в дальних вихрях светлой пыли,
Я видел, как миры ходили,
И слышал музыку миров......
1830-1840-е
МОСКВА
Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады и деревни,
И палаты и дворцы!
Опоясан лентой пашен,
Весь пестреешь ты в садах:
Сколько храмов, сколько башен
На _семи_ твоих холмах!..
Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит!
На твоих церквах старинных
Вырастают дерева;
Глаз не схватит улиц длинных...
Это _матушка Москва_!
Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У _Ивана-звонаря_?..
Кто _Царь-колокол_ подымет?
Кто _Царь-пушку_ повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У _святых_ в Кремле _ворот_?!
Ты не гнула крепкой выи
В бедовой своей судьбе:
Разве пасынки России
Не поклонятся тебе!..
Ты, как мученик, горела
Белокаменная!
И река в тебе кипела
Бурнопламенная!
И под пеплом ты лежала
Полоненною,
И из пепла ты восстала
Неизменною!..
Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
_Град срединный, град сердечный_,
Коренной России град!
<1840>
РЕЙН И МОСКВА
Я унесен прекрасною мечтой,
И в воздухе душисто-тиховейном,
В стране, где грозд янтарно-золотой,
Я узнаю себя над _Рейном_.
В его стекле так тихи небеса!
Его брега - расписанные рамки.
Бегут по нем рядами паруса,
Глядят в него береговые замки,
И эхо гор разносит голоса!
Старинные мне слышатся напевы,
У пристаней кипит народ;
По виноградникам порхает хоровод;
И слышу я, поют про _старый_ Реин девы.
"Наш Рейн, наш Рейн красив и богат!
Над Рейном блестят города!
И с башнями замки, и много палат,
И сладкая в Рейне вода!..
И пурпуром блещут на Рейне брега:
То наш дорогой виноград;
И шелком одеты при Рейне луга:
Наш рейнский берег - Германии сад!
И славится дева на Рейне красой,
И юноша смотрит бодрей!
О, мчись же, наш Рейн, серебрясь полосой,
До синих, до синих морей!.."
Но чье чело средь праздничного шума,
Когда та песня пронеслась,
Поддернула пролетной тенью дума
И в ком тоска по родине зажглась?..
Он счастлив, он блажен с невестой молодою,
Он празднует прекрасный в жизни миг;
Но вспомнил _что-то_ он над рейнской водою...
"Прекрасен Реин _твой_ и тих,
(Невесте говорит жених),
Прекрасен он - и счастлив я с тобою,
Когда в моей дрожит твоя рука;
Но от тебя, мой юный друг, не скрою,
Что мне, на севере, милей _одна_ река:
Там родина моя, там жил я, бывши молод;
Над бедной той рекой стоит богатый город;
По нем подчас во мне тоска!
В том городе есть башни-исполины!
Как я люблю его картины,
В которых с роскошью ковров
Одеты склоны всех _семи холмов_ -
Садами, замками и лесом из домов!..
Таков он, город наш _стохрамый, стопалатный_!
Чего там нет, в _Москве_, для взора необъятной?..
Базары, площади и _целые поля_
Пестреются кругом высокого _Кремля_!
А этот _Кремль_, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола,
Поэтом, для тебя не чуждым, Кремль воспетый
Есть колыбель Орла
Из царственной семьи великой!
Не верь, что говорит в чужих устах молва,
Что будто север наш такой пустынный, дикий!
Увидишь, какова Москва,
Москва - святой Руси и сердце и глава! -
И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят;
И ты полюбишь наш _старинный_ русский град,
Откушав русской хлеба-соли!.."
<1841>
ТАЙНЫ ДУШИ
У души есть свои наслажденья,
У души есть заветный свой мир:
Своя вера - свои убежденья.
У души свой таинственный пир!
И душа _про свое_ замышляет
И, уйдя из сетей суеты,
Как беглянка летает, летает
Под наметом святой высоты.
Хоть _Подругу_ наш остов телесный
По житейской таскает грязи;
Но _Она_, как природы небесной,
Все в таинственной с небом связи!
И к душе налетают и гости,
И целует налетных, сестра;
Но, незримых, не знают ни кости,
Ни телесная наша кора!
И напрасно к ним рвутся тревоги,
И напрасно мир сети плетет:
У души есть пути и дороги;
Пожелает - вспорхнет и уйдет!
1841-1845
СЛАВНОЕ ПОГРЕБЕНИЕ
Битва на поле гремела - битвы такой не бывало:
День и взошел и погас в туче нависнувшей дыма;
Медные пушки, дрожа, раскалялись от выстрелов частых,
Стоном стонала земля; от пальбы же ружейной весь воздух
Бурей сдавался сплошной... Там, по холмам Бородинским,
Юноша нес на плечах тело, пробитое пулей:
Свежая кровь по мундиру алой тянулась дорожкой.
- Друг! ты куда же несешь благородную ношу? -
В ответ он:
- Братцы! товарищ убит! Я местечка ищу для могилы, -
Видите ль, взад и вперед колесистые бегают пушки,
Кони копытом клеймят поле; боюсь я: собрата
Конница ль, пушки ль сомнут... не доищешься после
и членов!
Грустно подумать и то, что, как поле затихнет от битвы,
Жадный орел налетит - расклевать его ясные очи,
Очи, в которые мать и сестра так любили глядеться!..
Вот почему я квартиры тихой ищу постояльцу!
- Ладно! - сказали сквозь слез усачи-гренадеры и стали,
Крест сотворивши, копать, на сторонке, могилу штыками...
Только что кончили труд, закипела беда за бедою:
Буря за бурей пошла... и метелью и градом картечи,
Черепом бомб и гранат занесло, завалило могилу!..
<1841>
ДВА Я
_Два_ я боролися во мне:
_Один_ рвался в мятеж тревоги,
_Другому_ сладко в _тишине_
Сидеть вблизи большой дороги,
С самим собой, в себе самом;
На рынок жизни - в шум и гром -
Тот, бедный, суетливо мчался:
То в вышину взлетал орлом,
То змеем в прахе пресмыкался,
То сам пугался, то страшил,
Блистал, шумел, дивил, слепил,
Боролся, бился, протеснялся,
И, весь изранен, весь избит,
Осуетился, омрачился...
Но, кинув свой заботный быт,
Он к я _другому_ возвратился.
Что ж _тот_? - А тот, один одним,
Не трогаясь, не возмущаясь
И не страша и не пугаясь,
В тиши, таинственно питаясь
_Высоким, истинным, святым_,
В какой-то чудной детской неге,
В каком-то полусне, на бреге,
У самых вод живых, сидел
И улыбался и светлел!
Кто ж в выигрыше? - Один, мятежный,
Принес с собой и _мрак_ и _пыль_,
Туман и смрад, и смерти _гниль_;
_Другой_, как цвет в пустыне нежной,
Спокойный, чистый, как эфир,
Пил досыта _любовь_ и _мир_, -
Счастливец! пировал свой пир
Под золотым любви наметом:
Он веровал, он был поэтом!..
1841
ПЕСНЬ РУССКИХ ВОИНОВ
Святая то была у нас война!
И ты, и ты изведала смятенье,
О, милый край, о Русская страна!
И нам, и нам грозило покоренье!
Враги как буря к нам войной -
И след их был - пожар и степи!
Для нас звенели рабства цепи,
И враг ругался над Москвой!..
Но стали русские стеной
И отстояли трон и царство.
Нас русский Бог водил к Святой войне,
И в прах от нас - угрозы и коварство!
Я признаюсь, мне часто в сладком сне
Гремит тот бой, когда спасалось царство.
Тут прежним грудь полна огнем,
В мечтах я простираю руки
И в перекатах ратный гром
И страшной битвы слышу звуки...
Но затихает дальний бой,
И слышен глас приветный славы!..
Они бегут - сии толпы врагов,
Бегут от нас, как страшная зараза!
А русский царь с Днепровских берегов,
С Задонских стран, с седых вершин Кавказа
Привел, под знамем чести рать
От берегов пустынной Лены,
На берега роскошной Сены,
Победы праздник пировать! -
Забыто все, и русский жил
Как гость в стенах столицы славной!
<40-е годы>
ЗАВЕТНОЕ МГНОВЕНИЕ
Есть день в году, во дне есть час,
В часе _заветное мгновенье_,
Когда мы чей-то слышим глас
И чуем вкруг себя движенье
Невидимых, бесплотных сил.
Как цепь чудесных снов златая,
_Незримое_, кругом летая,
Нам веет жизнью... Чьих-то крыл
Мы чувствуем прикосновенье:
С ним в душу свет и теплота! -
И в это дивное мгновенье
Земным доступна высота.
Стереги ж сей миг небесный
Под грозой земных сует:
Миг летучий, миг чудесный -
Стереги, младой поэт!
1841
РАЗДУМЬЕ
Бывает грустно человеку,
Ложится в грудь тоска!
Тогда б так слез и вылил реку...
Но высохла река!
Тогда, совсем оцепенелый,
Ни мертвый, ни живой,
Хоть день готов стоять я целый
С поникшей головой!..
Не раздражен, не растревожен,
И полон я и пуст;
И весь я цел и уничтожен,
Как смятый бурей куст...
Нет дум былых, былой отваги,
И будущность моя
Лежит, как белый лист бумаги:
Задумываюсь я...
О! кто ж тот белый лист испишет
И что напишут в нем?
А между тем уж бурей дышит:
В горах грохочет гром...
<1841>
КОГДА Б
1
Когда б я _солнцем_ покатился,
И в чудных заблистал лучах,
И в ста морях изобразился,
И оперся на ста горах;
2
Когда б луну - мою рабыню -
Посеребрял мой длинный луч, -
Цветя воздушную пустыню,
Пестря хребты бегущих туч;
3
Когда б послушные планеты,
Храня подобострастный ход,
Ожизненные мной, нагреты,
Текли за мной, как мой народ;
4
Когда б мятежная комета,
В своих курящихся огнях,
Безумно пробежав полсвета,
Угасла на моих лучах: -
5
Ах, стал ли б я тогда счастливым,
Среди небес, среди планет,
Плывя светилом горделивым?..
Нет - счастлив не был бы я... нет!
6
Но если б в рубище, без пищи,
Главой припав к чужой стене,
Хоть раз, хоть раз, _счастливец нищий_,
Увидел Бога я _во сне_!
7
Я б отдал все земные славы
И пышный весь небес наряд,
Всю прелесть власти, все забавы
За тот один _на Бога взгляд_!!!
1841-1845
* * *
Все сущности вместив в себе природы,
Я был ее устами и умом;
Я в ней читал все символы, все буквы,
И за нее я с Богом говорил...
Она, немая, чувствовала только,
А я один владел двумя дарами:
В устах носил алмаз живого слова,
А в голове луч вечный истин, мысль!..
Я постигал непостижимость время
И проникал все сущности вещей,
И обнимал сознанием пространство...
Я утопал в гармонии вселенной
И отражал вселенную в себе.
1840-1850-е
К ПОРТРЕТУ
Я бурями вспахан, разрыт ураганом,
И слезы - мой были посев;
Меня обольщали - обман за обманом,
Как ласки изменчивых дев.
Беды просевали сквозь медное сито
Меня, истолокши пестом,
Но чья-то премудрость то ясно, то скрыто
Мне путь мой чертила перстом!..
Когда я пускался в житейское море,
Мне выдали шаткий челнок;
За кормщика село - угрюмое горе.
Мой парус вздул бурею рок.
Когда ж совершилась страданиям мера,
Из облак рука мне дала
Тот якорь, на коем написано: "Вера",
И жизнь моя стала светла.
Теперь уж, покинув большую дорогу,
Гляжу я на мир из окна;
Со мной же покинуть решилась тревогу
Мой видимый ангел - жена!..
Как перья по ветру, кружит там, в арканах,
Их, ветреных, - ветреность дум:
Лишь мелочность жизни, лишь бури в стаканах
Заботят и тешат их ум!
Но как обратить их? - советом ли, толком?
Глухая не слушает плоть.
Так пусть же мятутся... а мы тихомолком
Прошепчем: "Спаси их, Господь!"
От вихрей, кружащих сей мир коловратный,
Укрой нас, Властитель судеб!
Для сердца - жизнь сердца - Твой мир благодатный,
Для жизни - насущный дай хлеб!
<1843>
* * *
И вот: два _я_ во мне, как тигр со львом,
Проснулися и бьются друг со другом;
И я в борьбе расслаб, отяжелел,
И плоть моя сгустилася во мне...
Я тяжесть тела слышу на себе,
И чувствую, что я хожу под ношей,
И чувствую... Земля влечет меня,
Сося в себя, как змей, свою добычу:
Я, с каждым днем, врастаю больше в землю,
Пока совсем зароюся землей...
И слышно мне: вкушенья острый яд,
Как тонкое начало разрушенья,
Из кости в кость, из жилы в жилу ходит
И изменяет весь состав мой прежний.
Нетленья сын, я обрастаю тленьем:
Чувствительность под чувственностью стонет,
И на живом ношу я мертвеца!!.
1840-1850-е
* * *
В выси миры летят стремглав к мирам.
Вот, сбросив цепь, мятежная комета
Несет пожар, пугая здесь и там,
Браздой земле, хвостом грозя звездам...
И, захватя как рыб в свои тенета,
И солнце жаркое влечет миры,
Чтоб их пожрать в морях огня безбрежных...
И эти все воздушные шары,
Завихряся в кружениях мятежных,
Бессмысленно, как глупые стада,
Бегут, не ведая, отколь, куда
И где предел их бега, оборота?..
1840-е
МОСКОВСКИЕ ДЫМЫ
Дымы! Дымы!
Московские дымы!
Как вы клубитесь серебристо,
С отливом радуги и роз,
Когда над вами небо чисто
И сыплет бисером мороз...
Но мне приходит часто дума,
Когда на ваш воздушный ряд,
Над цепью храмов и палат
Гляжу я из толпы и шума:
Что рассказали б нам дымы,
Когда б рассказывать умели!
Чего бы не узнали мы?
Каких бы тайн не имели
Мы (к тайнам падкие) в руках!
Что там творится в тайниках!
Какая жизнь, какие цели
Сердца волнуют и умы
В громадах этих зданий крытых?..
О, сколько вздохов, сколько слез,
Надежд, безжалостно разбитых,
Молитв и криков сердца скрытых
Московский дым с собой унес!
Курятся дымы, где в веселье
Бокалы искрятся в звездах,
И вьется струйкой дым на келье,
Где бледный молится монах.
Все дым - но дым есть признак жизни
Равно и хижин и палат.
Дымись же, лучший перл отчизны,
Дымись, седмивековый град!
Была пора - ты задымился
Не войском надпалатных труб,
Но, вспыхнув, как мертвец свалился,
И дым одел твой честный труп!
И, помирившийся с судьбою,
Воспрянул он, - и над трубою
Твоей опять курится дым.
За Русь с бесстрашием героя
Ты в руки шел к чужим без боя.
Но руки опалил чужим!..
Печален дом, где не дымится
Над кровлей белая труба:
Там что-то грустное творится!..
Там что-то сделала судьба!..
Не стало дыма - и замолкнул
На кухне суетливый нож,
Замок на двери грустно щелкнул,
Борьбы и жизни стихла дрожь.
Заглох, с рассохшейся бадьею,
Колодезь на дворе глухом;
Не стало дыма над трубою,
И числят запустелым дом!
О! да не быть тому с тобою!
Не запирайся, дверь Москвы:
Будь вечно с дымною трубою,
Наш город шума и молвы!..
Москва! Пусть вихри дымовые
Все вьются над твоей главой
И да зовут, о град святой,
Тебя и наши и чужие
Короной Царства золотой!..
<40-е годы>
ЧЕГО-ТО НЕТ
1
Чего-то нет, чего-то жаль,
Душа о чем-то все горюет;
Как будто друг уехал вдаль,
Как будто весть какую чует.
2
Кругом блестят ковры лугов,
Зеленым морем льется поле,
И много роз и соловьев,
А все душа как не на воле! -
3
Но вот ей, звездочкой, во мгле
Блестит святое упованье,
Что где-то, темное земле,
Поймется же ее страданье...
4
И вот чего ей часто жаль:
И горлик часто затоскует,
Как вспомнит про родную даль
И ветер родины почует.
Ф. И. ТЮТЧЕВУ
Как странно ныне видеть _зрящему_
Дела людей:
Дались мы в рабство _настоящему_
Душою всей!
Глядим, порою; на минувшее,
Но холодно!
Как обещанье обманувшее
Для нас оно!..
Глядим на грозное _грядущее_,
Прищуря глаз,
И не домыслимся, что _сущее_
Морочит нас!
Разладив с вещею сердечностью,
Кичась умом,
Ведем с какою-то беспечностью
Свой ветхий дом.
А между тем над нами роются
В изгибах нор,
И за стеной у нас уж строются:
Стучит топор!..
А мы, втеснившись в _настоящее_,
Все жмемся в нем
И говорим: "Иди, грозящее,
Своим путем!.."
Но в сердце есть отломок зеркала:
В нем видим мы,
Что порча страшно исковеркала
У всех умы!
Замкнули речи все столетия
В своих шкафах;
А нам остались междуметия:
"Увы!" да "Ах!"
Но принял не напрасно дикое
Лицо пророк:
Он видит - близится _великое_
И близок срок!
1849
УТРЕННИЙ ВЗДОХ
1
Заря румянцем обливала
Раскаты серые полей
И нега утра лобызала
Уста серебряных лилей...
2
Но я, с поникшей головою,
Неясной грустию томим,
Летал мечтами над _Невою_
И залетал в далекий _Крым_
3
Везде покрыла небо дымом
Война, пылая и гремя.
Но в мужестве необоримом
Наш русский борется с _тремя_!
4
Не отдает без крови поля
И, ставя жизнь за каждый шаг,
У древних стен Севастополя,
Стоит скалой за русский флаг!
5
О, стой же у дверей России,
Сын верный! Матерь стереги,
Пока врагов железной выи
Не сломит сталь твоей ноги!
(Писано в 1854 году)
В ЗАЩИТУ ПОЭТА
Несправедливо мыслят, нет!
И порицают лиры сына
За то, что будто _Гражданина
Условий_ не снесет Поэт!..
Пусть не по Нем и мир наш внешний,
Пусть по мечтам он и не _здешний_,
А _где-то_ все душой гостит;
Зато, - вскипевши, в час досужный, -
Он стих к стиху придвинет дружный
И брызнет рифмою жемчужной
И высоко заговорит!..
И говор рифмы музыкальной
Из края в край промчится дальней,
Могучих рек по берегам,
От хижин мирных к городам,
В дома вельмож... И под палаткой,
В походном часто шалаше,
Летучий стих, мелькнув украдкой,
С своею музыкою сладкой
Печально ляжет на душе!..
И часто в чувствах раздраженье
И раны сердца под крестом
Целит поэтов вдохновенье
Своим мерительным стихом! -
Не говори ж: "Поэт спокойным
И праздным гостем здесь живет!" -
Он _буквам мертвым_ и нестройным
И _жизнь_ и _мысль_ и _строй_ дает!..
<1849-1872>
ВОСПОМИНАНЬЕ О БЫЛОМ
Была прекрасная пора:
Россия в лаврах, под венками,
Неся с победными полками
В душе - покой, в устах: "ура!",
Пришла домой и отдохнула.
Минута чудная мелькнула
Тогда для города Петра.
Окончив полевые драки,
Носили офицеры фраки,
И всякий был и бодр и свеж,
Пристрастье к форме пригасало,
О _палке_ и вестей не стало,
Дремал парад, пустел манеж...
Зато солдат, опрятный, ловкий,
Всегда учтив и сановит,
Уж принял светские уловки
И нравов европейских вид...
Но перед всеми отличался
_Семеновский_ прекрасный полк,
И кто ж тогда не восхищался,
Хваля и ум его и толк
И человечные манеры?! -
И молодые офицеры,
Давая обществу примеры,
Являлись скромно в блеске зал;
Их не манил летучий бал
Бессмысленным, кружебным шумом:
У них чело яснелось думой,
Из-за которой ум сиял...
Влюбившись от души в науки
И бросив шпагу спать в ножнах,
Они, в их дружеских семьях,
Перо и книгу брали в руки,
Сбираясь, - по служебном дне, -
На _поле мысли_ - в тишине...
Тогда гремел, звучней чем пушки,
Своим стихом лицейский _Пушкин_,
И много было... Все прошло!..
Прошло и уж невозвратимо!
Всё бурей мутною снесло.
Промчалось, прокатилось мимо...
И сколько, сколько утекло.
(И здесь и по России дальней) -
В реках воды, а в людях слез.
И сколько пережито гроз?!!
Но пусть о них твердят потомки;
А мы, прошедшего обломки,
В уборе париков седых,
Среди кипучих молодых, -
Вспомянем мы хоть про _Новинки_,
Где весело гостили Глинки,
Где благородный _Муравьев_,
За нить страдальческих годов,
Забыл пустынную неволю
И тихо сердцем отдыхал;
Где, у семьи благословенной,
Для дружбы и родства бесценной,
Умом и доблестью сиял
И к новой жизни расцветал
_Якушкин_ наш в объятьях сына,
Когда прошла тоски година
И луч надежды обещал
Достойным им - иную долю.
Припомним _Катеньку_ и _Лелю_? -
Но та княгиня уж!!. А Леля...
Служил, женат... И ум и воля
Одели уж его чело...
Ах, Боже! Сколько ж лет прошло?!!
Тверь.
21 ноября
1861
* * *
Об улучшении хозяйств вели мы повесть:
Умом, сужденьями был полон зал.
И порешили: "Нужен _капитал_
Или _кредит_, по крайней мере _совесть_..."
А совесть где ж теперь? - в Америке была,
Да и оттоль куда-то уплыла!
_Кредита_ нет за то, что нет доверья...
Итак, переломав карандаши и перья,
До истины одной мы только лишь дошли,
Что все сидим как раки на мели!..
1860-е
* * *
Умней Европа - я не спорю!
Но _на добро ли_ этот ум?!
Идет с умом от горя к горю,
А в результате только шум,
Еще какое-то круженье
В одном и том же все кругу!
Кричит: "_прогрессы - просвещенье_";
О Боге ж ровно ни гугу!
Ей быт земной - дороже неба!
Торговля - вот ее потреба;
Ей биржа храм! - Сама ж без хлеба
И при уме - кругом в долгу!..
1861
* * *
1
С духом, лестью омраченным,
Пустословствует _наш_ век,
Что с огнем в душе священным
Не родится человек.
2
Что от пятки до макушки,
Движим влагой мозговой,
Обезьяны иль лягушки
Есть потомок он прямой.
3
Но довольно, чтоб пред светом
Кануть мыслям сим на дно,
Стань лицом к лицу с поэтом:
Прочитай _Бородино_!
1860-е
НЕ ПОРА ЛИ?
1
Много _страшного_ в природе,
Много _грозного_ в народе:
Там подкоп ведет _Кошут_,
Там кинжал _Мазини_ точит,
Там француз людей морочит,
И хитрит британец тут.
Нет ни веры, ни морали:
Не пора ли? - Не пора ли?
2
А в _Природе_ то _волканы_,
То _кометы_ в небесах,
То _провалы_ в городах;
То, - воздушные органы, -
Бури воют на морях.
Пахнут реки, землю топят,
Под землей кипят огни;
Все волнуют, все торопят
Современные нам дни:
Все полно недоуменья,
Все загадка без решенья,
Все какой-то пестрый сон!
Видим на небе _явленья_;
Слышим: вновь землетрясенья
Зашатали _Лиссабон_.
Буря бурю догоняет,
Крупный град казнит поля:
И страдает и вздыхает
Наша бедная земля.
Сгибли _Фивы_, нет _Шираза_,
Вянет колос без зерна:
От Парижа до Кавказа
Пронеслась грозой зараза
И грозит за ней война!..
Но войну и смерть и бури
Навлекли к нам наши дури -
Этот _мысленный_ разврат:
Потаенный и лукавый,
Он и в жилы и в суставы
Льет свой тонкий, острый яд!
Нет ни веры, ни морали:
Не пора ли? - Не пора ли?
3
Души мертвых налетают,
Понимают, отвечают,
Пишут _ножками столов_:
Что за _время_?! Что за чудо,
Что за кара для умов?
Надо ж гордым жить смирнее,
Если дерево умнее
Их мыслительных голов!..
Не пора ли ж? - И не худо,
Всё за чудом видя чудо,
Позадуматься о _всём_?
Но стремимся, мы кружимся
И вертимся колесом,
Остановимся ль? - Едва ли!
Не пора ли? - Не пора ли?!.
Не пора ль взглянуть на Бога,
В тайны сердца заглянуть? -
Это ль к счастию дорога?
Тот ли мы избрали путь?
Мы охотники до смеха,
Только пляшем да поем:
Современники ж _Ламеха_
Шли не тем ли же путем?
И тогда ведь люди знали,
Что ковчег свой, как пророк,
Строит Ной на близкий срок.
И _провидцы_ восклицали:
"Нет ни веры, ни морали!" -
Не пора ли?! - Не пора ли?!
1850-1860-е
БУКВА И ДУХ
Из-под завесы _буквы_ темной
Выходит часто Божий день;
Но берегут свой мрак наземный
Сыны земли и ловят _тень_...
Не могут их больные очи
Глядеть с любовию на Свет,
За то противен _чадам ночи_
Световещающий поэт.
Зачем, сроднясь с _незримым_ связью,
Поет он им: "К вам Свет идет!"...
В светило дня упрямо грязью
Кидает бешеный народ!..
Прося _телесных_ наслаждений,
Алкая радостей ночных,
Не любит современный гений
Ни слов, ни мыслей _световых_...
Иносказания, загадки
Его заботят, он ленив,
Он _голой_ буквой, - без подкладки, -
Так незатейливо счастлив!!.
Но будет время - выйдет в поле
_Пророк_ и возгласит _костям_:
По всемогущей Бога воле,
"Восстать повелеваю вам!" -
И сбудется... Я вижу пору,
Когда трубой пронзится слух
И эту плоть пробьет как кору
Животрепещущийся Дух.
И громко голоса запросят
Свободы из своих гробов,
И весело живые сбросят
С себя заплечных мертвецов!..
Повеет чудною весною,
И жизнь, вступя в свой Царский ход,
Над нашей пасмурной землею
Раздвинет светлый свой намет...
1860
* * *
И жизнь мировая потоком
Блестящим бежит и кипит,
Потока ж в поддонье глубоком
Бессмертия тайна лежит.
1860-е
ОСЕНЬ
Золотой метелью
Мчится желтый лист;
Жалобной свирелью
Слышен ветра свист...
В синие долины
Сумерки сошли;
С горныя вершины
Вьются журавли!..
Слышу шепот сосен
С ближней высоты:
"Наступает осень,
Что же медлишь ты?!."
<1863>
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Нет, други! сердце расщепилось
И опустела голова...
Оно так бойко билось, билось
И - стало... чувства и слова
Оцепенели... Я, _бескрылый_,
Стою, хладею и молчу:
Летать по _высям_ нет уж силы,
А _ползать_ не хочу!
Конец 1860-х
СЛЕЗЫ УМИЛЕНИЯ
Если б _слезы умиления_
Воротить я мог себе,
Я стерпел бы все мучения,
Я смеялся бы судьбе!
Если б так, как в ранней младости,
Я _отплакиваться_ мог,
Слезы, слезы! сколько сладости
Насылал мне с вами Бог!
Помню: грудь мою царапали,
Говорили: "_Умирай_!"... -
Но на грудь вы, слезы, капали,
С вами капал в душу рай!..
Помню, помню, ночи целые
Я проплакивал в тиши;
Гасли свечи нагорелые,
Но не гас огонь души.
Где ж вы, _дети умиления_,
Ран целенье - в буре битв,
Хлеб души - в миг просветления,
_Соль_ былых моих молитв?
Где теперь вы, драгоценные?
Видно, ранняя роса
На лазорево-священные
Вас умчали небеса!..
Где вы?.. Грудь, как степь горячая,
Накалилась зноем бед;
Я брожу - как тень ходячая, -
Я ищу... чего уж нет!..
Если б слезы умиления
Воротить я мог себе,
Я стерпел бы все мучения,
Я смеялся бы судьбе...
<1869>
* * *
_Солнце_ землю греет,
_Ветер_ землю _студит_.
Солнце - _милость Божья_,
Ветер - _наши ссоры_.
Между _двух_ мы ходим,
Но более зябнем,
Отслонясь от солнца,
Отдаваясь ветру...
Прекратися, ветер,
Все бы солнце грело,
Все б играло сердце,
Все б в душе светлело!..
Но мы как-то любим
Ветер да ненастье
И бесщадно губим
И себя и счастье.
Если бы на солнце
Чаще мы бывали,
Разогретым сердцем
Реже бы хворали!
Но в холодном веке,
Блещущем полудой,
Сердце в человеке
Все больно _простудой_!..
Конец 1860-х
ВЕСНА
В полях тепло, и жавронок трепещет
Над гнездушком малюточек-птенцов,
Цветок живет и чувством жизни блещет:
У девы мысль мелькнула про любовь!..
Весна! весна!.. земля полна обновы,
Немое все заговорило вслух,
И, мертвые сорвав с вещей покровы,
Все жизнедарный оживляет дух...
Так Вера к нам, - _весна_ души, - слетает
С ней человек, хоть и во льду земном, -
Когда, под зноем духа, сердце тает, -
Не узнает себя в себе самом!..
Так времена и целые народы
Изменятся с _Весною мировой_,
И, _оком духа_, с светлой головой,
Прочтя, поймут все таинства природы
И перестроят ветхой жизни строй...
Тогда, теперь не ласковые руки,
Протянутся для братства и родства;
Все позабудут и значенье муки,
И будут все - семья без сиротства!
Тогда земли счастливых населеннее, -
Под солнцем духа, - обновится быт,
И, как Христос благословлял младенцев, -
Друг друга всяк тогда благословит!!.
1867
ТЫ НАГРАДИЛ
1
Ты наградил за все мученья,
За горе дней, за грусть ночей;
И чистым _платом утешенья_
Отер все слезы от очей.
2
Я позабыл былую муку
И все нападки бед и зла,
Когда, прозрев, увидел руку,
Которая меня вела...
3
Они прошли, те дни железны,
Как снов страшилища прошли,
И на пути пройденном бездны
Уже цветами заросли...
4
Хромцу, на жизненном скитанье,
Два подал _костыля_ - не Ты ль?
Один из них - есть _упованье_,
_Терпение_ - другой костыль! -
5
На них-то, с чувством умиленья,
Быть может, добредет хромец
До благодатного селенья,
Где ждет заблудших чад Отец...
Конец 1860-х
ДВЕ ДОРОГИ
(Куплеты, сложенные от скуки в дороге)
Тоскуя - полосою длинной,
В туманной утренней росе,
Вверяет эху сон пустынный
Осиротелое шоссе...
А там вдали мелькает струнка,
Из-за лесов струится дым:
То горделивая чугунка
С своим пожаром подвижным.
Шоссе поет про рок свой слезный:
"Что ж это сделал человек?!
Он весь поехал по железной,
А мне грозит железный век!..
Давно ль красавицей дорогой
Считалась общей я молвой? -
И вот теперь сижу убогой
И обездоленной вдовой.
Кой-где по мне проходит пеший:
А там и свищет и рычит
Заклепанный в засаде леший -
И без коней - обоз бежит..."
Но рок дойдет и до чугунки:
Смельчак взовьется выше гор
И на две брошенные струнки
С презреньем бросит гордый взор.
И станет человек воздушный
(Плывя в воздушной полосе)
Смеяться и чугунке душной,
И каменистому шоссе.
Так помиритесь же, дороги, -
Одна судьба обеих ждет.
А люди? - люди станут боги,
Или их громом пришибет
1850-1870-е
КОММЕНТАРИИ
Литературное наследие Федора Николаевича Глинки огромно, причем очень
значительная его часть не издана. Среди причин этого - разрозненность
рукописей, большое количество черновиков, авторских вариантов. При жизни
поэта было издано три сборника его стихотворений ("Подарок русскому
солдату". Спб., 1818; "Опыты аллегорий или иносказательных описаний, в
стихах и прозе". Спб., 1826; "Опыты священной поэзии". Спб., 1826).
Неоднократно в XIX веке переиздавались "Письма русского офицера", как
полностью, так и отдельными частями, поэмы "Карелия" и "Иов", "Очерки
Бородинского сражения", "народные повести". В 1869-1872 годах вышло собрание
сочинений Ф. Н. Глинки в издании М. П. Погодина. В советское время
произведения Глинки издавались неоднократно. Наиболее полное издание: Глинка
Ф. Н. Избранные произведения / Вступ. статья, подготовка текстов и примеч.
В. Г. Базанова - Л., 1957. - (Б-ка поэта. Большая серия). В освоение
наследия писателя внесли вклад недавно вышедшие сборники "Поэты тютчевской
плеяды" (М.: Сов. Россия, 1982) и "Федор Глинка. Письма русского офицера"
(М.: Моск. рабочий, 1985). В настоящем издании стихотворения, не вошедшие в
перечисленные выше издания, печатаются по собранию сочинений, журнальным
публикациям и рукописям Ф. Н. Глинки, находящимся в ЦГАЛИ и Калининском
областном архиве. Отрывки из "Писем русского офицера" печатаются по
одноименному изданию 1879 года. Основой комментариев послужили главным
образом примечания к советским изданиям Глинки, а также некоторые
биографические и исторические материалы и собственные разыскания
составителя.
СТИХОТВОРЕНИЯ
Стихотворения, отмеченные звездочкой, печатаются по изданию 1957 г.
Мечтания на берегах Волги* (с. 5). Впервые - Русский вестник. - 1812, -
No 12. - II. - С. 134. Княжнин Яков Борисович (1742-1791) - стихотворец и
драматург. Ваг - река в Карпатах. Текелли Эмерик или Имре Тёкёй - венгерский
политический деятель. Авзония - Италия.
Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской
губернии* (с. 10). Впервые - сб.: Подарок русскому солдату. - Спб., 1818. -
С. 60.
Картина ночи перед последним боем под стенами Смоленска ц прощальная
песнь русского воина* (с. 12). Впервые - Сын отечества. - 1818. - No 24. -
С. 192.
Песнь русского воина при виде горящей Москвы* (с. 16). Впервые - Сын
отечества. - 1818. - No 17. - С. 188.
Авангардная песнь* (с. 18). Впервые - Подарок русскому солдату. - С.
98. Милорадович Михаил Андреевич (1771 - 1825) - выдающийся русский
военачальник, любимый ученик А. В. Суворова, герой Отечественной войны 1812
года, граф. В 1818-1825 годах - военный генерал-губернатор Петербурга.
Смертельно ранен 14 декабря 1825 года на Сенатской площади П. Каховским.
Тост в память Донского героя* (с. 19). Впервые - Сын отечества, - 1819.
- No 2. - С. 78. Платов Матвей Иванович (1751-1818) - герой 1812 года,
атаман Войска Донского, граф. Казачья конница Платова была знаменита по всей
Европе.
Авангардная песня (с. 20). Печатается по сб.: Подарок русскому солдату.
Над дунайскими брегами слава дел его гремит - речь идет о боевых действиях
во время суворовских походов против Турции в конце XVIII века. Вязьма,
Красный - города Калужской губернии. Осенью 1812 года русские части под
командованием М. А. Милорадовича освобождали эти города от армии Нея. Ней
Мишель (1769-1815) - маршал наполеоновской армии. Получил от Наполеона титул
князя Москворецкого. Разбит Милорадовичем под Красным. После окончательного
разгрома Наполеона расстрелян по приговору военного суда. Бухарест от
бедствий спас - в 1806 году, во время русско-турецкой войны, Бухарест был
освобожден частями, русской армии под командованием М. А. Милорадовича.
Партизан Сеславин* (с. 21). Впервые - Славянин. - 1827. - No 15. - С.
108. Сеславин Александр Никитич (1780-1858) -герой войны 1812 года, офицер
русской армии, руководил партизанскими отрядами, действовавшими в тылах
наполеоновской армии.
Партизан Давыдов* (с. 22). Впервые - Славянин. - 1827. - No 18. - С.
182. Давыдов Денис Иванович (1784-1839) - партизанский командир, герой войны
1812 года, позднее - генерал-майор, поэт, близкий друг А. С. Пушкина, В. А.
Жуковского, Ф. Н. Глинки.
Смерть Фигнера* (с. 23). Впервые - Северные цветы на 1826 год. - С. 16.
Фигнер Александр Самойлович (1787-1813) - партизанский командир во время
войны 1812 года. Действуя в тылах наполеоновской армии близ немецкого города
Дессау, бросился в реку в утонул. Орловский Александр Осипович (1777-1832) -
художник-баталист, 330 академик. Каменский Сергей Михайлович (ум. 1835) -
командир корпуса во время войны 1812 года. Рущук - турецкая крепость на
Дунае, взятая русскими войсками 22 июня 1811 года.
Ночная беседа и мечты (с. 28). Печатается по сб.: Поэты тютчевской
плеяды. - М., 1982. - С. 199.
К Пушкину* (с. 29). Впервые - Сын отечества. - 1820. - No 38. - С. 231.
Эроты - здесь: духи чувственности.
Сон* (с. 31). Впервые - Соревнователь просвещения и благотворения. -
1820. - No 10. - С. 206. Состояния, описанные в этом стихотворении и во
многих других стихотворениях Ф. Глинки ("Мои вожатые" и т. п.), в древней
аскетике определяются как "прелестные" (то есть не истинные, мнимые). Борьба
между "прелестью" и "трезвенным" духовным подходом свойственна Глинке на
протяжении всей его жизни, вплоть до последних лет.
Судьба Наполеона* (с. 32). Впервые - Сын отечества. - 1821. - No 41. -
С. 35. Ахейцы - греки времен гомеровских поэм. Термопилы (Фермопилы) -
ущелье, узкий проход в горах Греции.
Мои вожатые* (с. 34). Впервые - Полярная звезда на 1823 год. - С. 285.
Осенняя грусть* (с. 36). Впервые - Сын отечества. - 1817. - No 42. - С.
151, под названием "Осеннее чувство".
Гусарская песнь* (с. 37). Впервые - Новости литературы. - 1823. - No 6.
- С. 95.
Вопль раскаяния* (с. 38*). Впервые - Соревнователь просвещения и
благотворения. - 1823. - No 3. - С. 284, под названием "Переложение псалма
6". Тимпан - древний музыкальный инструмент. Перун - здесь: гром, молния.
Молитва души* (с. 40). Впервые - Новости литературы. - 1823. - No 14. -
С. 12, под названием "Подражание псалмам".
К Богу великому, защитнику правды* (с. 41). Впервые - Соревнователь
просвещения и благотворения. - 1823. - No 11. - С. 148, с подзаголовком
"Подражание псалму 34".
Созерцание * (с. 43). Впервые - Новости литературы. - 1823. - No 14. -
С. 13, с названием "Подражание псалмам".
Сон русского на чужбине* (с. 45). Впервые - Северная пчела. - 1825. -
No 74. - 20 июня. Стихотворение стало основой для народной песни "Тройка".
Отдельно "Тройка" печаталась в "Русском альманахе" на 1832/33 год с
примечанием: "Сия песня, сделавшаяся народной, в первоначальном своем виде
составляла часть стихотворения Ф. Н. Глинки "Сон русского на чужбине". Она
не была напечатана особо, и оттого ее вели с разными изменениями. Здесь
помещается она по желанию самого сочинителя так точно, как вышла из-под
изящного пера его".
Жатва* (с. 47). Впервые - Московский телеграф. - 1826. - No 13. - С. 3.
Набег запорожских Козаков из Сечи на Волынь* (с. 48). Впервые -
Литературный музеум на 1827 год. - С. 232. Стихотворение примыкает к
неоконченной повести Ф. Н. Глинки "Зинобий Богдан Хмельницкий, или
Освобожденная Малороссия". В предисловии к повести Глинка писал: "Желая
описать блистательную эпоху жизни героя, которая была вместе и незабвенной
эпохой освобождения Малороссии, я старался получить о вей всевозможные
сведения во время пребывания в Киеве, Чернигове и на Украине. Я собирал
всякого рода предания, входил во все подробности и вслушивался даже в песни
народные, которые нередко объясняют разные места истории". Написанное в
начале 20-х годов, стихотворение появилось в печати, когда Глинка уже
находился в ссылке. Речь в стихотворении идет о набеге на имения польской
шляхты. Национально-освободительное движение волынских крестьян в середине
XVII века соединилось с походами запорожцев. Сыромахи - волки. Степань,
Горень, Клевань - большие волынские села. Кляттор (пол.) - монастырь.
Ловители* (с. 50). Впервые - Московский телеграф. - 1826. Стихотворение
имеет биографический характер. Как уже отмечалось в послесловии, в начале
20-х годов Глинка был затянут в масонскую ложу "Избранного Михаила", а
вскоре вступил и в филиальные масонские организации. По мере участия в
масонской деятельности Глинка, оставаясь настроенным мистически, но, однако,
будучи человеком независимым и самостоятельно мыслящим, начал постепенно
отходить от масонства. Именно поэтому к нему и был подослан Григорий Перетц,
сын известного винного откупщика Абрама Перетца. Сначала Глинка принимал
Перетца радушно. Вскоре, однако, Перетц стал уговаривать его на содействие
образованию в Палестине иудейского государства. Давая показания, Глинка
вспоминал, что сказал тогда Перетцу: "Да Вы, видно, хотите придвинуть
преставление света?" Одновременно Перетц добивался заключения соглашения
между русским правительством и банком Ротшильда о больших займах. Накануне
восстания декабристов он вел двойную игру, "ставя" и на правительство и на
его противников. С одной стороны, он пытался войти в доверие к декабристам,
с другой - сообщал Милорадовичу о готовящемся восстании, причем и в том и в
другом случае вел разговоры о ротшильдовском займе. Одновременно Перетц
вместе с семейством готовился к отъезду в Англию. После поражения восстания
на Сенатской площади он оклеветал Глинку, приписав ему организацию вместе с
ним, Перетцом, тайного общества "Хейрут" ("Свобода"). Глинка, находясь в
заключении и желая оправдаться, обращается к генералу Бенкендорфу, который
был "братом" его по масонству, однако не получает ответа. Зная о масонской
мести (ему, как отступнику, была уготована смерть), он и пишет стихотворение
"Ловители". Поэт осознает истинную роль "братства", к которому сам
принадлежал, и в последующих произведениях ведет с ним идейный спор.
Стихотворение "Ловители" переходит в поэму "Карелия" в рассказ о бесовских
искушениях, а в поэме "Иов" появляется и главный "ловитель" - сатана. В
своем дневнике, хранящемся в Калининском областном архиве, в этой же связи
он рассказывает о своей встрече в 1835 году в Твери со странницей Анюткой,
исходившей пешком всю Россию, которая сказала ему и его будущей жене: "С вас
обоих хотели сорвать голову, да Бог не выдал!" (Калининский областной архив,
ф. 103, оп. 1).
Псалом 62* (с. 51). Впервые - Собр. соч. - Т. 1. - С. 249. Вольное
переложение Псалма 62 написано в заключении. В. Г. Сазанов пишет: "Полагаем,
что этот политический псалом направлен против Григория Перетца: Глинка
встретил показания Перетца с явным озлоблением и раздражением, он
категорически отрицал свою вину, просил произвести повальный обыск, говорил,
что "за слово не судят...".
Песнь узника * (с. 52). Впервые с именем Ф. Н. Глинки - без десяти
последних строк - в составе поэмы "Дева карельских лесов" (Петрозаводск,
1939). Ранее приписывалось А. Полежаеву или К. Рылееву. Во втором томе
"Собрания сочинений декабристов" (Лейпциг, 1862. - С. 201) напечатано под
именем Рылеева. Под его же именем напечатано и в III томе "Русской старины"
(1871). По выходе этого тома Глинка написал письмо издателю "Русской
старины" П. А. Ефремову, в котором говорил, что "Песнь узника" "отнюдь не
Полежаева и нисколько не Рылеева; это просто одного моего знакомого".
Разыскания В. Г. Базанова окончательно связывают это стихотворение с именем
Федора Глинки. "Песнь узника" стала популярным городским романсом XIX века.
Первая строфа стихотворения подвергалась в русской поэзии многочисленным
вариациям вплоть до поэмы А. Блока "Двенадцать".
Песнь бродяги* (с. 53). Впервые - Глинка Ф. Избранное. - Петрозаводск,
1949. - С. 107. Хожалый - солдат полиции. Сибирка - арестантская. О, внешний
мир (с. 55). Печатается по собранию сочинений.
Повсеместный свет* (с. 56). Стихотворение из "тюремной тетради" Ф.
Глинки. Олонецкая песня* (с. 57). Впервые - альманах "Царское село на 1830
год." - С. 240.
Засуха* (с. 58). Впервые - Денница на 1830 год. - С. 167.
Рождение арфы* (с. 59). Впервые - сб. "Современники", - Спб., 1863. -
Т. 2. - С. 337. Вольный перевод из великого карело-финского эпоса
"Калевала". Глинка был первым русским переводчиком этого эпоса. С рунами
"Калевалы" Глинка познакомился в Петрозаводске от профессора Шегрена,
исследователя угро-финских языков. В переводах Глинки отразился его интерес
к краеведению и этнографии, а также стремление к единству народов России.
Вейнамена (Вейнамейнен) - главный герой "Калсвалы", прародитель карелов в
финнов. Арфа - вольный перевод Глинки, в "Калевале" - кантеле, национальный
музыкальный инструмент.
Услуга от медведей* (с. 61). Впервые - Невский альманах на 1829 год. -
С. 38.
Весеннее чувство* (с. 63). Впервые - Денница на 1830 год. - С. 90.
Купальня* (с. 64). Впервые - Альциона на 1831 год. - С. 68.
Странник (с. 65). Написано в годы карельской ссылки. Первоначально - в
составе поэмы "Дева карельских лесов". Вернувшись из ссылки. Глинка
обработал этот отрывок, сделал из него стихотворение и опубликовал в журнале
"Москвитянин" (1846. - No 1). Печатается по тексту журнала.
Я долго, долго бы глядел* (с. 68). Впервые - Эвтерпа на 1831 год. - С.
167. Одно из немногих (если не единственное) любовное стихотворение Глинки.
По-видимому, обращено к А. П. Голенищевой-Кутузовой, будущей жене поэта.
1812 год* (с. 69). Впервые - Галатея. - 1839. - No 34. - С. 501.
Великий вождь Наполеон к нам двадцать вел с собой народов - армия Наполеона
не являлась чисто французской и не защищала национальных интересов
французского народа. Составленная из представителей большинства завоеванных
стран Европы, она насаждала повсюду буржуазные отношения и так называемый
Гражданский кодекс 1804 года. И за Москву ему прощал! - речь идет о
манифесте, призывавшем русскую армию не разрушать Парижа и милосердно
относиться к побежденным французам. Тексты правительственных манифестов были
составлены государственным секретарем А. С. Шишковым. В завоеванном Париже
не было разрушено ни одного здания, не было убито ни одного жителя.
Часомер (с. 73). Печатается по изданию: Глинка Ф. Н. Избранное. -
Петрозаводск, 1949. Дума (с. 75). Печатается по сб.: Поэты тютчевской
плеяды. - М., 1982. - С. 204-205. Составитель этого сборника В. В. Кожинов
предположительно датирует его 1826-1830 годами. Нам представляется, что,
судя по стилю стихотворения, оно скорее может быть написано уже после
ссылки.
Постояльцы* (с. 77.) Впервые - Библиотека для чтения. - 1834. - Т. 3. -
С. 22. Приказные - судебные исполнители.
Ангел* (с. 78). Впервые - Современник. - 1837. - Т. 7. - С. 146.
Воспоминание о пиитической жизни Пушкина* (с. 79). Впервые отдельным
изданием. - М., 1837. Эмпирей - в греческой мифологии невидимый мир. Камены
- музы. Певец Фелицы - Гаврила Романович Державин. Северная Пальмира -
Петербург. Итака - родина Одиссея.
Погоня* (с. 85). Впервые - Альманах 1838 года. - С. 83.
Автобиографическое стихотворение, в котором Глинка под видом погони
описывает свою судьбу, встречу с А. П. Голенищевой-Кутузовой, преображение
души. Бердыш - боевой топор. Кистень - ручное орудие в виде гири на ремне.
Повода из шамаханских - восточного изготовления, сделанные в Шемахе. Сыта -
мед с водой.
"Если хочешь жить легко..." (с. 87). Печатается по сб.: Поэты
тютчевской плеяды. - С. 233.
Иная жизнь (с. 88). Печатается по сб.: Поэты тютчевской плеяды. - С.
194.
Прояснение (с. 89). Печатается по сб.: Поэты тютчевской плеяды. - С.
203. В. В. Кожинов предположительно датирует его, как и "Думу", 1826-1830
годами. Как и в случае с "Думой", нам представляется, что это стихотворение
30-х годов.
Музыка миров (с. 90). Печатается по сб.: Поэты тютчевской плеяды. - С.
234-235.
Москва* (с. 92). Впервые - "Москвитянин. - 1841. - No 1. - С. 29. На
семи твоих холмах - семь холмов являются бытийно-символическим образом
мирового царства: на семи холмах стояли Иерусалим, Рим и Константинополь.
Иван-звонарь - колокольня Ивана Великого (Иоанна Лествичника) в Кремле. Град
срединный, град сердечный - в императорский период русской истории Москва,
перестав быть государственной столицей, оставалась духовным центром России
(Москва - сердце, Петербург - голова); венчание царей на царство совершалось
по-прежнему в Москве, в Успенском соборе.
Рейн и Москва* (с. 93). Впервые - Москвитянин. - 1841. - No 7. - С.
7-9.
Тайны души (с. 95). Впервые - Поэты тютчевской плеяды. - С. 232.
Печатается по этому изданию.
Славное погребение* (с. 96). Впервые - Москвитянин. - 1850. - No 2. -
С. 184.
Два я* (с. 97). Впервые - Маяк. - No 15. - С. 25.
Песнь русских воинов (с. 98). Написано в 40-е годы. Популярная песня
того времени, музыка написана И. Г. Маурером. Текст печатается по рукописи
Ф. Н. Глинки (Калининский областной архив, ф. 103).
Заветное мгновение (с. 99). Печатается по сб.: Поэты тютчевской плеяды.
- С. 227.
Раздумье (с. 100). Печатается по сб.: Поэты тютчевской плеяды. - С.
228.
Когда б (с. 101). Впервые - Глинка Ф. Н. Собр. соч. - Т. 1. -
Составитель приводил это стихотворение целиком в своей книге "Федор Глинка"
(М., 1984).
"Все сущности вместив в себе природы..." (с. 103). Печатается по сб.:
Поэты тютчевской плеяды. - С. 240.
К портрету* (с. 104). Впервые - Маяк. - 1843. - No 16. - С. 11.
"И вот: два я во мне, как тигр со львом..." (с. 105). Печатается по
сб.: Поэты тютчевской плеяды. - С. 241.
"В выси миры летят стремглав к мирам..." (с. 106). Отрывок из
стихотворения "Жизнь анахоретов". Печатается по сб.: Поэты тютчевской
плеяды. - С. 195.
Московские дымы (с. 107). Впервые - Невский альманах на 1847-и и 1848-й
гг.; Вып. 1. - С. 37-39. Печатается по сб.: Глинка Ф. Письма русского
офицера. - М., 1985. - С. 269-271. Стихотворение входит в "Московский цикл"
и написано к 700-летию Москвы. К "Московскому циклу" примыкает и рукописный
очерк "Город и деревня" - о Петербурге и Москве. В связи с образом
"сердечной" Москвы там, в частности, сказано: "В Городе всякий есть нота.
приписанная к своей линейке, цифра, гаснущая в своем итоге, математический
знак, втиснутый в свою формулу. И все эти знаки, формулы и цифры оставляют
длинную выкладку - задачу вечно решающуюся, никогда и никак не решенную!
Одне цифры уничтожаются, другие поступают на их место, а задача все
тянется!.. В Деревне многие считаются сами единицами, в Городе могут быть
они только при единицах! - Сделаем еще сравнение: в Городе каждый цветок
прилежал к какому-нибудь букету, каждая буква к какой-нибудь строке. В
Деревне цветы еще по букетам не разобраны и буквы в строки не втиснуты: до
иных не дошел черед, другие уже из череда вышли! те и другие в ожидании
поступления в дело живут, растут и обретаются как-нибудь, на авось, как кому
сподручнее! Много простора в Деревне: улицы тесны, а жить широко! В Городе,
никто не дома! В Деревне - всякий у себя!.. В Городе никто почти не знает,
кто живет у него за стеною? - В Деревне почти всякий знает всякого! В Городе
нужна голова, в Деревне - сердце; в Городе Гражданственность, в Деревне -
семья! И в этой семье Вас любили по-семейному! Поступая в Город, где будете
и находиться при единицах, не забудьте Деревни, где Вы сами были
Единицею!!!" (.Калининский областной архив, ф. 103).
Чего-то нет (с. 109). Опубликовано в первом томе собрания сочинений
(1869). Составитель полностью приводит это стихотворение в книге "Федор
Глинка". Горлик - голубь.
Ф. И. Тютчеву (с. 110). Печатается по сб.: Поэты тютчевской плеяды. -
С. 196.
Утренний вздох (с. 111). Печатается по автографу Ф. Н. Глинки,
хранящемуся в Калининском областном архиве (ф. 103). "Утренний вздох"
примыкает к знаменитому патриотическому стихотворению Глинки "Ура! На трех
ударим разом!".
В защиту Поэта* (с. 112). Впервые - Глинка Ф. Избранное. -
Петрозаводск, 1949. - С. 150. К стихам о судьбе и призвании поэта примыкают
и философские размышления Глинки о "рифме" как внутренней сущности
мироустройства, проявления единства мира (он здесь идет вслед за Е. А.
Боратынским):
Миры как буквы свитка Божья
В поэме чудной мировой, -
Рифмуясь тайно меж собой,
Волнуются у Божьего подножья
И в мерном строе мер и числ
Разумный выражают смысл.
И, в дивный гимн сливая голоса,
Поют векам про Божьи чудеса!..
Воспоминанье о былом* (с. 113). Впервые - Русский архив. - 1875. - No
12. - С. 422. Стихотворение опубликовано в сб.: Глинка Ф. Н. Избранные
произведения. - Л., 1957, под названием "Стихи о бывшем Семеновском полку"
без последней строфы. Настоящее название и последняя строфа восстановлены по
рукописи Ф. Н. Глинки. "Ностальгическое" стихотворение Глинки, написанное по
поводу возвращения из ссылки его друга, бывшего декабриста И. Д. Якушкина в
1856 году. Якушкин наш в объятьях сына - Евгений Иванович Якушкин привез
больного отца в родовое имение Якушкиных Новинки.
"Об улучшении хозяйств вели мы повесть..." (с. 115). Калининский
областной архив, ф. 103. В этом и последующем отрывках отчетливо выражено
отношение поэта к буржуазно-капиталистическому миру и несомой им
бездуховности.
"Умней Европа - я не спорю!.." (с. 116). Стихотворение из письма Ф. Н.
Глинки к князю П. А. Вяземскому (ЦГАЛИ, ф. 141).
"С духом, лестью омраченным..." (с. 117). Калининский областной архив,
ф. 103. Не пора ли? (с. 118). Калининский областной архив, ф. 103. Кошут
Лайош - руководитель восстания в Венгрии. Мазини (Мадзини) - руководитель
"Молодой Италии", масон. По словам Б. Муссолини, идеи Мадзини явились одним
из основных источников идеологии фашизма. Фива, Шираз - древние погибшие
города. Духи... пишут ножками столов - речь идет о повальном увлечении
спиритизмом среди российского дворянства середины XIX века, которого не
избежал и сам Глинка.
Буква и дух (с. 120). ЦГАЛИ, ф. 141. Но будет время - выйдет в поле
Пророк и возгласит костям - см. примеч. к IV ч. поэмы "Карелия" ("Господь
повел меня из града...").
"И жизнь мировая потоком..." (с. 121). Отрывок (Калининский областной
архив, ф. 103).
Осень (с. 122). Впервые - Современники: Сб. литературных статей,
посвященных памяти А. Ф. Смирдина. Печатается по сб.: Поэты тютчевской
плеяды. - С. 243.
Что делать?* (с. 123). Впервые - Собр. соч. - Т. 1. - С. 319.
Слезы умиления* (с. 124). Впервые - Собр. соч. - Т. 1. - С. 291.
"Солнце землю греет..." (с. 125). Рукопись хранятся в Калининском
областном архиве (ф. 103).
Весна (с. 126). Впервые - Собр. соч. - Т. 1. Составитель приводит это
стихотворение в книге "Федор Глинка".
Ты наградил (с. 127). Рукопись хранится в Калининском областном архиве
(ф. 103).
Две дороги* (с. 128). Впервые - Глинка Ф. Избранное. - Петрозаводск,
1949. - С. 154.
ДОПОЛНЕНИЕ 1
Из цикла
"ОПЫТЫ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ"
СОДЕРЖАНИЕ ЯВЛЕНИЯ:
Один из верных сынов покоренного тираном отечества увещевает сограждан
своих в тишине ночи к подъятию оружия против насильственной власти {Вместо
имен действующих лиц поставлены здесь нумера, ибо отрывок сей не
принадлежит ни к какому целому, а написан только для опыта, чтобы узнать,
могут ли стихи такой меры заменить александрийские и монотонию рифмы,
которая едва ли свойственна языку страстей.}.
1
Друзья! Уклоняясь от злобы врагов,
К свиданью полночный назначил я час;
Теперь все спокойно, все предано сну;
_Тиранство_, на лоне утех, на цветах,
И _рабство_, во прахе под тяжким ярмом, -
Спят крепко!.. Не спит лишь к _отчизне любовь_!
_Она_ не смыкает слезящих очей:
Скитаясь по дебрям, при бледной луне,
Рыданьем тревожит полуночный час
И будит свободу от смертного сна.
Свобода! Отчизна! Священны слова!
Иль будете вечно вы звуком пустым?
Нет, мы воскресим вас! Не слезы и стон
(Ничтожные средства душ робких и жен),
Но меч и отвага к свободе ведут!
Умрем иль воротим _златые права_,
Что кровию предки купили для нас!
Чем жизнь в униженьи, стократ лучше смерть!..
Отечества гибель нам льзя ль пережить?..
Ответ ваш, о други, читаю в очах:
Горящий в них пламень, багряность ланит
И дланей стремленье к звенящим мечам -
Все, все мне являет тех самых мужей,
С которыми в битвах я славу делил...
Мы те же, но край наш не тот уже стал!
Под пеплом, в оковах, под тяжким ярмом
Отечество наше кто может узнать?
2
Там в лютых напастях все зрим мы наш край!
Родных и знакомых я стран не узнал,
Когда на свиданье к местам сим спешил.
О родины милой священны поля,
Где первый раз в жизни я счастье познал,
Что сделалось с вами? - Все умерло тут!..
Где спела надежда на нивах златых
И радости песни гремели в лугах,
Там страшен вид мрачных, ужасных пустынь,
Пустынь, где унынье от воя зверей
Сугубит звук томный влачимых оков!
3
На трупах, на пепле пожженных им стран,
На выях согбенных под гнетом рабов
Тиран наш воздвиг свой железный престол;
Но слышен уж ропот, тирана клянут...
4
Клянут лишь, и только! А _руки_ и _меч_,
А предков примеры кто отнял у них?..
1817
НИВА
1
Как я люблю картину нивы,
Когда, зернистая, питанием полна,
Как перси матери-кормилицы, она
Колышется под ветерком игривым
И перекатная волна
По ней, как по морю, гуляет...
Над ней светлей и ночи мрак;
Ее природа одевает,
Как деву юную на брак!
Под сводом яхонтовым неба
Как хороша для наших глаз
Сия сокровищница хлеба!
На ней и бисер, и алмаз,
И жемчуги горят в дожде росистом...
И слышно далеко, в раздолий полистом,
Как резко звонкие кричат перепела,
И зелень, по местам, приветливо светла,
И ласково манит прохожих взоры
Огонь холодный светляка,
И селянин еще издалека
О жатве будущей заводит разговоры.
Между 1827-1829
ОСЕНЬ И СЕЛЬСКОЕ ЖИТЬЕ
Седеет в воздухе, и липки
Повесили свои листки;
И медленней кружатся рыбки
В текучем зеркале реки.
Янтарный лист дрожит на ветках;
Звончей гудет в пустой трубе;
Молчат, нахмурясь, птицы в клетках;
Дрова привалены к избе;
В лесах прочистились дорожки;
Заглохло на поле пустом;
Но в сельском домике простом
Вставляют на зиму окошки...
Обобран тучный огород;
Замолкли рощи и долины...
Но в деревнях слышней народ,
И закурилися овины...
Растут душистые стога,
И золотеют скирды хлеба...
Как жизнь крестьян недорога!
Как незатейна их потреба!
Кусок насущного, да квас,
Да зелень, и, порой, приварок
Для них уж лакомый подарок!
Но не бедней, богатых, нас
Сии сыны простой природы!
Свежи и в запоздалы годы,
И сановиты и ловки!
В хозяйстве _дело_ разумеют
И толковиты для работ;
И не грустят и не желтеют,
Как мы, от сплетней и забот!..
Проходит скоро их кручина!
А у пригожих их девиц
Лебяжья грудь и свежесть лиц,
В ланитах и в устах малина!
Их не томит огонь страстей
И суеты не кличет голос;
Не знают приторных сластей,
И позже их седеет волос!..
<1830>
ПРИМЕЧАНИЯ
Федор Николаевич Глинка принимал участие в войне с Наполеоном в
1805-1806 годах и Отечественной войне 1812 г. Участник сражений под
Аустерлицем и Бородином, он создал замечательную книгу "Письма русского
офицера", в которой чуть ли не впервые говорится о народном характере войны
1812 г. Глинка активно выступал как поэт в послевоенные годы, следуя
высоким заветам русского классицизма. Он принимал участие в деятельности
декабристских обществ, показав себя мастером печатной пропаганды. Однако он
не принадлежал к радикальному крылу революционеров и в восстании на
Сенатской площади не участвовал. Через несколько месяцев Ф. Глинка был
арестован, заключен в Петропавловскую крепость, затем сослан в Карелию.
Впоследствии он связал свою деятельность с литературными ретроградами, в
мировоззрении его произошел постепенный поворот к консерватизму и
мистицизму. В истории русской поэзии Ф. Глинка остался благодаря своим
стихам периода Отечественной войны и подготовки декабрьского восстания.
ИЗ ЦИКЛА "ОПЫТЫ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ". Ссылаясь на чисто формальное
значение "Опытов", Глинка маскирует их тираноборческий дух, их
революционную направленность.
ДОПОЛНЕНИЕ 2
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЬ,
сочиненная и петая во время соединения
войск у города Смоленска в июле 1812 года
На голос: Веселяся в чистом поле.
Вспомним, братцы, россов славу
И пойдем врагов разить!
Защитим свою державу:
Лучше смерть - чем в рабстве жить.
Мы вперед, вперед, ребята,
С богом, верой и штыком!
Вера нам и верность свята:
Победим или умрем!
Под смоленскими стенами,
Здесь, России у дверей,
Стать и биться нам с врагами!..
Не пропустим злых зверей!
Вот рыдают наши жены,
Девы, старцы вопиют,
Что злодеи разъяренны
Меч и пламень к ним несут.
Враг строптивый мещет громы,
Храмов божьих не щадит;
Топчет нивы, палит домы,
Змеем лютым в Русь летит!
Русь святую разоряет!..
Нет уж сил владеть собой:
Бранный жар в крови пылает,
Сердце просится на бой!
Мы вперед, вперед, ребята,
С богом, верой и штыком!
Вера нам и верность свята:
Победим или умрем!
Июль 1812
ПЕСНЬ СТОРОЖЕВОГО ВОЙНА
ПЕРЕД БОРОДИНСКОЮ БИТВОЮ
(в сокращении)
Друзья! Мы на брегах Колочи,
Врагов к нам близок стан;
Мы сну не покоряем очи,
Не слышим боли ран!..
Друзья, бодрей! Друзья, смелей!
Не до покоя нам!
Идет злодей, грозит злодей
Москвы златым верхам!
Там в пепле край, вот в божий храм
С конем вломился враг!
Тут лечь костьми, тут биться нам:
До града предков - шаг!
Славян сыны! Войны сыны!
Не выдадим Москвы!
Спасем мы честь родной страны
Иль сложим здесь главы!..
Уж гул в полях, уж шум слышней!
День близок роковой...
Заря светлей, огни бледней...
Нас кличет враг на бой!
Идет на нас, к нему пойдем
В широкие поля;
Прими ты нас, когда падем,
Родимая земля!..
...Так воин на брегах Колочи
Друзьям пред боем пел;
И сон не покорял их очи,
И дух в них пламенел!
Между 1812-1816
* * *
"Добрый воин, что с тобой?
Кровь из ран струится!..
Где и с кем кровавый бой?
Кто на Русь стремится?
Счастью кто грозит сих стран
И царю-надежде?
Расскажи... Но кровь из ран
Дай унять нам прежде".
- Ах! счастливым тишиной,
Други! вам безвестно,
Что давно горит войной
Край наш повсеместно!
Лютый враг вломился к нам
С грозными полками:
Гром пред ним, и по стопам
Кровь течет реками!
Всюду ужас, смерть и страх!
Свежие могилы!
Запылал в моих глазах
Родины край милый!
Пусты хижины стоят,
Брошены чертоги,
Громы всех равно разят,
Небеса всем строги!
Ах, я зрел и отчий дом,
В пепел обращенный;
Враг везде бросал свой гром -
В град и в храм священный!
Там - о страшный сердцу час!
Мне легко ль то было? -
На груди моей погас
Взор супруги милой!
Той, кем был мне красен свет,
Нет на свете боле:
Месть врагам! был мой обет,
И летел я в поле.
Где слились М_о_с_к_в_ы струи
И струи К_о_л_о_ч_и,
В битвах там прошли три дни
И без сна три ночи.
Жадно кровь пила земля;
Мы не уступали
И широкие поля
Трупами устлали.
И теперь кровавый пар
Над полями дремлет,
И теперь еще пожар
Те поля объемлет...
Но звучит, я слышу, дол:
Вот гремят бойницы!
Ах! то враг к стенам пошел
Древния столицы!
Полетим! - "Пожди хоть час,
Отдохни доколе..."
- Нет! я слышу трубный глас,
Глас, зовущий в поле!..
Можно ль боль мне помнить ран
И остаться с вами,
Если всем грозит тиран
Рабством и цепями!..
Вот пожар - и дым столпом!
Даль зажглася битвой:
Сладко пасть в руках с мечом
И в устах с молитвой!
Дети мирной тишины!
Нам ли до покоя?
Всех за честь родной страны
Кличет голос боя!
Будь ты вождь, бог браней, им
Наш обет: отмщенье! -
Так сказал - и все за ним
Дружно на сраженье!
Между 1812-1816
ПЕСНЬ РУССКОГО ВОИНА
ПРИ ВИДЕ ГОРЯЩЕЙ МОСКВЫ
Темнеет бурна ночь, темнеет,
И ветр шумит, и гром ревет;
Москва в пожарах пламенеет,
И русский воин песнь поет:
"Горит, горит царей столица;
Над ней в кровавых тучах гром
И гнева божьего десница...
И бури огненны кругом.
О Кремль! Твои святые стены
И башни горды на стенах,
Дворцы и храмы позлащенны
Падут, уничиженны, в прах!..
И всё, что древность освятила,
По ветрам с дымом улетит!
И град обширный, как могила
Иль дебрь пустынна, замолчит!,.
А гордый враг, оставя степи
И груды пепла вкруг Москвы,
Возвысит грозно меч и цепи
И двигает рать к брегам Невы...
Нет, нет! Не будет пить он воды
Из славных невских берегов:
Восстали рати и народы,
И трон царя стрежет любовь!
Друзья, бодрей! Уж близко мщенье:
Уж вождь, любимец наш седой,
Устроил мудро войск движенье
И в тыл врагам грозит бедой!
А мы, друзья, к творцу молитвы:
О, дай, всесильный, нам, творец,
Чтоб дивной сей народов битвы
Венчали славою конец!"
Вещал - и очи всех подъяты,
С оружьем длани к небесам:
Блеск молний пробежал трикраты
По ясным саблям и штыкам!
Между 1812-1816
СТИХИ ГЕНЕРАЛУ РАЕВСКОМУ
(в сокращении)
Опять с полками стал своими
Раевский, веры сын, герой!..
Горит кровопролитный бой.
Все россы вихрями несутся,
До положенья глав дерутся;
Их тщетно к отдыху зовут:
"Всем дайте умереть нам тут!" -
Так русски воины вещают,
Разят врага - не отступают:
Не страшен россам к смерти путь.
И мы, о воины! за вами
Из градов русских все пойдем;
За нас вы боретесь с врагами,
И мы, мы вас в пример возьмем.
Или России избавленье,
Иль смерть врагу и пораженье!..
К победе с вами мы пойдем
Иль с верой - верными умрем.
ПРИМЕЧАНИЯ
ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ ГЛИНКА (1786-1880) - поэт, драматург, прозаик.
Воспитывался в кадетском корпусе, участвовал в воинах против Наполеона в
1805-1806 гг. как адъютант графа Милорадовича, впоследствии по состоянию
здоровья вышел в отставку, В 1812 г. снова вступил в армию, участвовал в
Бородинском сражении и заграничном походе. В 1816-1821 гг.- активный член
тайных декабристских организаций. В 1826 г. был арестован и сослан в
Олонецкую губернию. В 1835 г. вернулся в Москву, затем в Петербург.. С 1862
г. окончательно обосновался в Твери.
"Добрый воин, что с тобой?..". Бойницы - здесь; орудийная батарея.
ДОПОЛНЕНИЕ 3
ТРОЙКА
(Русская песня)
Вот мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Гудёт уныло под дугой.
Ямщик лихой - он встал с полночи -
Ему взгрустнулося в тиши;
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души:
"Вы очи, очи голубые,
Вы сокрушили молодца,
Зачем, о люди, люди злые,
Вы их разрознили сердца?
Теперь я горький сиротина".
И вдруг махнул по всем по трем,
И тройкой тешился детина
И заливался соловьем.
<1825>, <1832>
ЗАВЕЯННЫЕ СЛЕДЫ
Над серебряной водой,
На златом песочке
Долго девы молодой
Я берег следочки...
Вдруг завыло в вышине:
Речку всколыхало, -
И следов, любезных мне,
Будто не бывало!..
Что ж душа так замерла?
Колокол раздался...
Ах, девица в храм пошла:
С ней другой венчался...
<1826>
ДОПОЛНЕНИЕ 4
Федор Николаевич Глинка родился в 1786 году в Сутоках Смоленской губ.,
умер в 1880 году в Твери. Учился Глинка в кадетском корпусе, участвовал в
войне 1805-1806 годов, отличился в Отечественной войне 1812 года. Глинка был
членом декабристских организаций "Союз Спасения" и "Союз Благоденствия".
Привлеченный по делу декабристов, он был заключен в Петропавловскую крепость
и сослан в Олонецкую губернию (Карелия). После ссылки, с конца 30-х годов,
он оказывается в лагере сторонников "официальной народности". Литературная
деятельность Глинки начинается во второй половине 1800-х годов (первое
печатное стихотворение - "Глас патриота", 1807). На время Отечественной
войны 1812 года приходятся его опыты в области патриотической песенной
поэзии ("Военная песнь", "Солдатская песнь", "Песнь сторожевого воина пред
Бородинскою битвою", "Песнь русского воина при виде горящей Москвы",
"Авангардная песнь" и др.). Из них "Солдатская песнь" была положена на
музыку Н. Кленовским и П. Лучкиным, "Авангардная песнь" - Д. Кашиным. Однако
в песенный репертуар и быт вошли не эти песни, а публикуемые стихотворения.
На тексты Глинки романсы писали А. Алябьев ("Призыв", "Тоска больной Нины")
и А. Варламов ("Слезы умиленья"). На музыку положено также стихотворение
"Москва" (С. Сенигов, П. Чесноков и др.). В песенниках, кроме публикуемых,
встречаются многие тексты Ф. Глинки ("Сетование", "Сетования русской девы",
"Гусарская песнь", "Слезы умиленья", "Есть край, где желтеют...", "Желанный
гость, мой друг младой...", "А ветер выл...", "К лугу", "Призыв", "Клятва",
"Темнеет бурна ночь, темлеет...", "Я долго, долго бы глядел..." и др.).
226. ПОДОКОНЬЕ
(С богемского)
Ночь придет. Знакомой мне
Обойдя дорожкой,
Запою я в тишине
Под твоим окошком:
"Спи, мой ангел! Добрый сон!
Пусть тебя лелеет он!..
Будь он сладок, как твоя
Золотая младость!
Кто ж приснится?.. Если я -
Улыбнись, как радость!
Спи, мой ангел! Добрый сон!
Пусть тебя лелеет он!.."
<1823>
230. ПРИЗЫВ
О друг младой, прекрасный друг!
Уж солнце за горами.
Певец зари мой нежит слух,
Луна над озерами;
Тебя я жду, тебя зову:
Уже густеют тени;
Присядь ко мне, склони главу
На дружние колени...
Она пришла, она была,
Душа при ней так млела!..
Но вспыхнул день - и, как стрела,
Куда-то отлетела...
Уж нет ее, и грудь пуста;
Ах, если б, если б чаще
Ко мне слетала та ж мечта,
Мне б горе было слаще!
<1829>
ПРИМЕЧАНИЯ
226-230. Печ. по Избранным произведениям, "Б-ка поэта" (Б. с), 1957.
226. НЛ, No 9, с. 143. В песенниках - с 1830-х годов (СП, ч. 1) до
1916 г. Подзаголовок "с богемского" указывает на возможный перевод с
чешского.
230. "Галатея", 1829, No 37, с, 38. В песенниках - с 1830-х годов
("Эвтерпа", М., 1831) до 1855 г.
НЛ - журнал "Новости литературы", СПб., 1822-1826.
Дополнение 5
МЕЧТАНИЯ НА БЕРЕГАХ ВОЛГИ
(В 1810 ГОДУ)
Воспоминанием живет душа моя!
Я. Княжнин
И я, в мой краткий век,
Я видел много славных рек
В отчизне и в странах далеких;
Но Волгу светлую, в брегах ее высоких,
Всегда с весельем новым зрю.
Как часто, вспомянув протекших лет зарю,
Я вижу, как теперь, Дуная бурны волны,
Его брега - убийств и крови полны:
На них пылала грозна брань
И рати бурные кипели,
Над ними небеса горели,
И было всё - войне и смерти дань!..
Там призрак гибели над юношей носился,
И гаснул мой безоблачный рассвет,
И с жизнью молодой, на утре ранних лет,
Едва я в бурях не простился!..
Но память мне мила о _жизни боевой_,
Когда я пел, для храбрых лиру строя,
Не сладость вялого покоя,
Но прелесть битвы роковой...
Как вы любезны мне, о братские беседы
У светлых полевых огней!..
Забуду ль я и праздники победы
И славу грозных дней...
Я видел _Ваг_ надменный и свирепый,
Я зрел, как он, чрез дебри и вертепы,
Пробив широкий путь меж гор,
Как грозный дух времен, кипит и рвет преграды,
Шатая древних скал громады,
И, с шумом поглотив и брег и дикий бор,
Дивит и восхищает взор.
Дела времен, протекши годы,
О _Ваг-! твои кипящи воды
Напоминают мне... и вижу я народ,
С оружьем ищущий и славы и свободы...
Так здесь, на сих полях и на брегах сих вод,
Дружины конные скакали
На пир кровавыя войны,
И сабли с свистом рассекали
Врагов свободной стороны...
Здесь храбрых вождь, герой сраженья
И враг оков и униженья,
_Текелли_ молнией летал;
И, в бедствах чуждый укоризны,
Огонь и мужество вливал
В боях за святость прав отчизны...
Я видел древний _Буг_ в глуши степей унылых:
Из стран Авзонии, из мест отчизны милых,
Овидий-изгнанник стенал на сих брегах
И горесть и любовь в прелестных пел стихах,
Отторжен сильною от счастия рукою...
Вверяя грусть свою пустыням и лесам,
И эху чуждому, и чуждым небесам,
Душа его, стеня, не ведала покою...
И днесь на берегах твоих, священный _Буг_,
Пиита славного еще витает дух;
Бессмертного не зрят нечисты смертных очи,
Но, в молчаливый час безоблачной полночи,
Невинных пастырей беспечный ясный взор
Его на высоте встречает диких гор...
Я видел древнюю границу двух держав,
Красивый, быстрый _Днестр_ в брегах его песчаных,
Обильный и в плодах и в гроздиях румяных.
Там тысячи овец и сладкомлечных крав
Пестреют на степях, в серебряных _бурьянах_,
И пастырям несут бессребряную дань;
Издревле там леса дремучие темнели,
Недремлющая в них мечи острила брань,
И зорко хищники из дебрей к нам глядели
И порубежную перебегали грань
С арканом и огнем... И всё их жертвой было;
Но мести зарево ужасно осветило
Издавна гневные на хищных небеса:
Пришли от Севера полки, отваги полны;
Пред ними гром - и пламенные волны,
И в пепл - дремучие леса!..
Нередко я видал и _Днепр_ голубоводый
На лоне матери-природы,
Еще младенцем-ручейком;
Но зрел, я зрел его в величьи рек царем!
Как, грозный, он пробил меж гор себе дороги
И, пеной оснежа пороги,
С протяжным грохотом, кипящий, в дол летит!
Высокобашенный Смоленск над ним стоит!
И холмы киевски веками освященны,
И храмы божий богато позлащенны -
Исполненна чудес глядится в нем страна!
И, нетерпением полна,
Бежит к _могучему_ прекрасная _Десна_...
Я в _Польше_ реки зрел: и воды светлой _Вислы_,
И с шумом к ней бегущий _Буг_;
И замки с башнями из бездны с скал навислы
Седых времен парит над ними дух...
Страны прелестные, не раз облиты кровью,
Земля, засеянна костьми,
Ты с давних лет присвоена любовью
С ее волшебными сетьми!
Гроза сердец - твои младые феи:
Как милы их любовные затеи!
И гибкий легкий стан, и сладость их речей,
И прелесть тайная очей!..
Но мне милей их жаркое участье
В судьбе родной их стороны:
Они святой любовью к ней полны,
И счастье их - отчизны милой счастье!
Как часто, позабыв и негу и покой,
Их вдохновением дружина храбрых дышит,
И воин в битве роковой
Заветные слова незримых спутниц слышит:
"Свобода и любовь!"
И, храбрый, - вихрем на врагов!
Там пылкая моя промчалась младость,
И мнится, я во сне увидел жизни рай;
Но в сердце и теперь живая вспыхнет радость,
Как, вспомнив, назову тебя, приветный край!..
Так мило и теперь, в стране златых мечтаний,
Искать мне, как друзей, о прошлом вспоминаний,
Их сердце грустное манит, к себе зовет:
Где ты, о время прежних лет!
Где первой страсти грусть и первые волненья?
Где вы, любви надежды и мученья?
О дети неба! разве вас
Один лишь только в жизни раз
Встречает смертный и лелеет
В груди пылающей, младой?..
Но что так сладко в душу веет?
Так вьется к сердцу... сердце млеет,
Когда в очах моих светлеет
Туман протекшего седой?..
То вы, мои мечты! мои воспоминанья!
Небесные! при вас я все забыл страданья:
При вас в душе моей так тихо и светло!
И всё прошедшее как будто не прошло!
Как странник, многие еще я видел реки:
Мне указала их молва;
Они красуются в странах, от нас далеких...
Тебя ж, о пышная дочь Ладоги, _Нева_!
Я зрел в младенческие лета;
И, новый гость безвестного мне света,
Не знал я и имен: сует, забот и бурь;
В моей душе веселия лазурь,
Как свод небес, в тебе изображался...
Ах! в тот златой мой век с страстями я не знался
Не плакал от тоски, не думал крепких дум...
И града пышный вид, смятенье, звук и шум,
Богатство, слава, честь, блестя, обворожая,
Мелькали для души, души не поражая,
И мимо протекли, как сон, как ряд теней...
Мне жизнь была _нова_! не знал я в ней путей,
Не знал, что полон мир обманов и сетей.
Безбурны детства дни, о времена златые,
Забуду ль вас?- О радости святые!
Вы по цветам _беспечного_ вели,
И сами, как цветы, вокруг него пестрелись,
Ужели для меня навек вы отцвели? -
Забавы детских лет, как птички, разлетелись,
И мой челнок оставил тихий брег!..
Придете ль вы опять, о дни очарований? -
Я счастлив, счастлив был в пылу моих мечтаний,
В семье живых надежд, веселий и утех! -
Но строг угрюмый мой учитель,
Воздушных замков разрушитель,
Был опыт. Он мою младую грудь стеснил,
Смолистым факелом на мир сей посветил,
И мир подернул черной тканью...
"Гроб мрачный, - рек он мне, - один конец страданью.
Обеты счастья - ложь! дни жизни - дни сует!
Волшебны зеркала - прелестные мечтанья,
Без них уныл и мрачен свет,
И слез полна юдоль земного испытанья:
Надежды и мечты
Нас тешат, как детей, и вянут - как цветы.
Под бурями страстей мертвеет добродетель!.."
Не так ли он гласит, суровый благодетель? -
Но к прежним радостям искать ли мне путей?..
И где укроюсь я от мятежа страстей? -
Не при тебе ль, о _рек российских мать и слава_!
О пышна Волга величава!
Мне суждено мои утраты возвратить
И сердца грустного все раны залечить?
О волжские струи! о холмы возвышенны!
Воскреснут ли при вас дни, счастьем обновленны?
Прольется ль в томну грудь веселия струя,
И буду ль, буду ль счастлив я?..
Не здесь ли, о брега, пленяющи собою,
Я заключу желанный мир с судьбою?
И будете ли вы, нагорны высоты,
Притоном странника, приютом сироты?
В укромной хижине, к утесу прислоненной,
Душистой липою и кленом осененной,
Найду ли наконец душе моей покой?
Как восхищался б я прелестною рекой!..
Но сбудется ль, что я, певец уединенный,
Святой свободой вдохновенный,
О Волга! воспою твой бег, твои брега,
Златые пажити, роскошные луга, -
Как белокрылые струга
Ты к морю синему в седую даль уводишь...
Мечта! зачем опять к мечтам меня заводишь?
Мне ль счастья ожидать? - Судьбы гремящий глас,
Брега прекрасные! велит оставить вас:
Я странник! не ищу чертогов пышных строить,-
Ищу лишь _уголка_, где б сердце успокоить.
СТИХОТВОРЕНИЯ
ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
1812 ГОДА
ПЕСНЬ СТОРОЖЕВОГО ВОИНА
ПЕРЕД БОРОДИНСКОЮ БИТВОЮ
Друзья! Мы на брегах _Кол_о_чи,
Врагов к нам близок стан;
Мы сну не покоряем очи,
Не слышим боли ран!..
Друзья, бодрей! Друзья, смелей!
Не до покоя нам!
Идет злодей, грозит злодей
Москвы златым верхам!
Там в пепле край, вот в божий храм
С конем вломился враг!
Тут лечь костьми, тут биться нам:
До града предков - шаг!
Славян сыны! Войны сыны!
Не выдадим Москвы!
Спасем мы честь родной страны,
Иль сложим здесь главы!..
Уж гул в полях, уж шум слышней!
День близок роковой...
Заря светлей, огни бледней...
Нас кличет враг на бой!
Идет на нас, к нему пойдем
В широкие поля;
Прими ты нас, когда падем,
Родимая земля!
Тебе, наш край, тебе, наш царь,
Готовы жизнь принесть:
Спасем твой трон, спасем алтарь,
Отечество и честь!
Так воин на брегах _Колочи_
Друзьям пред боем пел;
И сон не покорял их очи,
И дух в них пламенел!
Между 1812-1816
СЕТОВАНИЯ РУССКОЙ ДЕВЫ
Ветер тихий, ветер тихий,
Тиховейный сын весны,
Ты зачем так долго медлишь
В милой родине моей?
Напитайся, ветер тихий,
_Ароматом_ здешних мест
И лети, лети в чужбину
Под шатры в военный стан.
Быстротечный, быстротечный,
Сладководный шумный Днепр!
Говорят, свои ты волны
К морю синему несешь...
Что до моря? - Не напоишь
Ты бездонной глубины;
Потеки, река _родная_,
К другу сердца в _чуждый_ край
Там на знойном битвы поле
Жаждет воин молодой:
Окропи уста и раны
Сладкой родины водой!..
Месяц светлый, месяц светлый!
Что на бедную глядишь? -
Не осушит луч холодный
Слез горючих на очах...
Ах, спеши туда, где милый,
И златым своим лучом
Заблистай ему светлее,
Поиграй с его мечом!..
Но, увы! напрасно дева
О любезном слезы льет:
Он давно за Рейном шумным
Беспробудным сном почил!
Воин храбрый, воин храбрый,
Не видать тебе луны,
Ни красы родного солнца,
Ни полей родной страны...
О тебе дойдет лишь слава
В милый сердцу русский край,
Что на битвах ты, как русский,
Храбр и страшен был врагам.
Много пало, много пало
Там, в зареинских полях;
Но блажен, кто умер славно:
Он _бессмертен_ будет век!..
Между 1812-1816
ПРОЩАНИЕ
Покажись, луна златая,
И пролей свой свет:
Здесь невеста молодая
Друга сердца ждет!
"Милый, - молвит, - обещался
Побывать ко мне, -
Чу! в долине шум раздался:
Скачет на коне.
Знать, то он, моя то радость!
Близок счастья час!
В сердце льется, льется сладость...
Слышу дружний глас!
Он ли то, мой обрученной,
Кем душа живет?
Нет, не он, - в броне военной
Кто-то строй ведет.
Что ж ты, сердце, так застыло
В пламенной груди?
Ах! то он, то друг мой милый!
Милый, погоди!
Погоди! Ужель за славой
Под грозу мечей
Ты летишь на бой кровавый,
Свет моих очей?"
- Нет! не славы тщетной виды
Нас влекут в поля:
Терпит смертные обиды
Русская земля!
Время грозное военно:
Всюду звук громов;
Всё, что в мире нам священно,
Гибнет от врагов.
Нет, теперь зажечь не можно
Брачные свечи:
Мне туда стремиться должно,
Где звенят мечи!
Там с врагом мы крови чашу
Будем братски пить,
И вражду там станет нашу
Бог и меч судить!
Может, бледный труп прикроет
Черный вран крылом,
Иль могилу мне изроет
Верный друг мечом.
Всё равно - мне наслажденьем
Больше жизнь не льстит,
Коль отчизне покореньем
Дерзкий враг грозит.
Если ж спор счастливой битвой
Скоро мы решим, -
Жди меня, мой друг, с молитвой:
Буду век твоим!
Между 1812-1816
АВАНГАРДНАЯ ПЕСНЬ
Друзья! Враги грозят нам боем,
Уж села ближние в огне,
Уж Милорадович пред строем
Летает вихрем на коне.
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Зарделся блеск зари в лазури;
Как миг, исчезла ночи тень!
Гремит предвестник бранной бури,
Мы будем биться целый день.
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Друзья! Не ново нам с зарями
Бесстрашно в жаркий бой ходить,
Стоять весь день богатырями
И кровь врагов, как воду, лить!
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Пыль вьется, двинет враг с полками,
Но с нами вождь сердец - герой!
Он биться нам велит штыками,
Штыками крепок _русский_ строй!
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Здесь _Милорадович_ пред строем,
Над нами бог, победа с ним;
Друзья, мы вихрем за героем
Вперед... умрем иль победим!
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой
Хор
Идем, идем, друзья, на бой!
Герой! нам смерть сладка с тобой.
Между 1812-1816
ОПЫТЫ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ
ОПЫТЫ ДВУХ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИИ
В СТИХАХ БЕЗ РИФМЫ {*}
{* Читано в собрании СПб. Вольного общества любителей словесности, наук и
художеств, 11 ч. сего октября.}
Содержание первого явления:
Один из верных сынов покоренного тираном отечества увещевает сограждан
своих в тишине ночи к подъятию оружия против насильственной власти. {Вместо
имен действующих лиц поставлены здесь нумера, ибо отрывок сей (два
явления) не принадлежит ни к какому целому, а написан только для опыта,
чтобы узнать, могут ли стихи такой меры заменить александрийские и монотонию
рифмы, которая едва ли свойственна языку страстей.}
1
Друзья! Уклоняясь от злобы врагов,
К свиданью полночный назначил я час;
Теперь всё спокойно, всё предано сну;
_Тиранство_, на лоне утех, на цветах,
И рабство, во прахе под тяжким ярмом, -
Спят крепко!.. Не спит лишь к _отчизне любовь_!
_Она_ не смыкает слезящих очей:
Скитаясь по дебрям, при бледной луне,
Рыданьем тревожит полуночный час
И будит свободу от смертного сна.
Свобода! Отчизна! Священны слова!
Иль будете вечно вы звуком пустым?
Нет, мы воскресим вас! Не слезы и стон
(Ничтожные средства душ робких и жен),
Но меч и отвага к свободе ведут!
Умрем иль воротим _златые права_,
Что кровию предки купили для нас!
Чем жизнь в униженьи, стократ лучше смерть!
Отечества гибель нам льзя ль пережить?..
Ответ ваш, о други, читаю в очах:
Горящий в них пламень, багряность ланит
И дланей стремленье к звенящим мечам -
Всё, всё мне являет тех самых мужей,
С которыми в битвах я славу делил...
Мы те же, но край наш не тот уже стал!
Под пеплом, в оковах, под тяжким ярмом
Отечество наше кто может узнать?
2
Так в лютых напастях все зрим мы наш край!
Родных и знакомых я стран не узнал,
Когда на свиданье к местам сим спешил.
О родины милой священны поля,
Где первый раз в жизни я счастье познал,
Что сделалось с вами?- Всё умерло тут!..
Где спела надежда на нивах златых
И радости песни гремели в лугах,
Там страшен вид мрачных, ужасных пустынь,
Пустынь, где унынье от воя зверей
Сугубит звук томный влачимых оков!
3
На трупах, на пепле пожженных им стран,
На выях согбенных под гнетом рабов
Тиран наш воздвиг свой железный престол;
Но слышен уж ропот; тирана клянут...
4
Клянут лишь, и только! А _руки_ и _меч_,
А предков примеры кто отнял у них?..
Содержание второго явления:
Завоеватель открывает наперснику любовь свою к одной из жен покоренного
им народа.
Рожденный в пустынях, меж диких племен,
Взлелеян средь браней, на ратных щитах,
О чувствах сердечных что ведать я мог?
Туманное небо, печальны леса
И вечные битвы - вот всё, что я знал!
Война мне забавой была от пелен;
Я счастье чтил - в славе, мне друг был - мой меч!
И юное сердце, лишь бранью кипя,
Под броней железной не знало любви...
Но здесь, друг мой верный, узнало оно
Чувств новых волненье - для новых мне мук!
Ни слова о троне, о блеске побед -
Ни слова, о друг мой! Ни лавры, ни трон
Не могут покоя душе возвратить!
Ты помнишь дни славны, как с бранной грозой,
Как бурные воды, втекли мы в сей край:
Нам каждая битва была торжеством;
По трупам, по пеплу вошли мы в сей град -
Мой трон, мое царство! "Но сам ты не свой!" -
Вещало мне сердце, уныло стеня.
Я в первый раз в жизни услышал сей стон...
Услышал, смутился... Что ж в царском венце?
Ах, многие ль счастье в величьи нашли?
Что власть? коль мгновенье всё может отнять
И скорби посеять в душе семена!..
Почто я узрел в ней собор всех красот?..
Где вы, равнодушье, холодность, покой? -
Исчезли!.. Я страстен... и мучусь, любя!
Огнь тайный проникнул сквозь твердую сталь,
И пламенны вихри клубятся в груди!..
Так вождь победитель стал сам побежден,
И царь, всё пленивший, пленен здесь - рабой!
<1817>
ОТРЫВКИ ИЗ "ФАРСАЛИИ" {*}
{* В 44-й книжке "Сына отечества" 1817 предложил я первые опыты трагических
явлений, писанных стихами без рифм. Вот и еще слабый перевод одного из
сильнейших мест в Фарсале. Мне желательно только знать, может ли прилагаемый
здесь размер быть не единственным, но одним из размеров, способных для
трагедий.}
I
Речь Катона на пределах пустынь Ливийских.
Друзья! Всё свершилось, наш жребий решен:
Отныне забудем забавы, покой
И всё, чем ласкает беспечная жизнь,
Влекущая к рабству свободы сынов.
Простимся с отчизной... Что родины край,
Где стонут народы, цепями звуча?
Пусть кесарь, лаская слепые толпы,
В цветах сокрывает оковы... Пусть он
Влечет малодушных в подданство к себе...
Нам, други, не страшен позорный сей плен:
Упругие выи свободных римлян
Ничто не приклонит под тяжкий ярем!
Мы быстрым полетом пустынных орлов
(Расторгнув те сети, где вязнут рабы)
К свободе, к блаженству, друзья, полетим.
Там, там, за пределом песчаных морей,
Надежды и верный союзник нас ждут...
Не скрою, о други, что труден наш путь:
Забудем Надолго веселость долин,
И пышные виды цветущих полей,
И воды, и свежесть, прохладу и всё,
И всё, что покоит и нежит в пути...
Безмолвные степи, глад, жажда и зной,
И змеи клубами в горячих песках,
И пламенны вихри, что, с свистом крутясь,
То горы вздымают, то роют бразды
И движут, как море, безбрежную зыбь...
Вот что предлежит нам! Но, други, Катон
В сопутство с собою зовет только тех,
Кто крепостью духа превыше судьбы,
В ком силы душевны с бедами растут!
Таких призываю, и вновь повторю?
Что вступим в пределы печальных пустынь,
Где жизни веселой и признаков нет,
Где путникам скорбным малейшая тень -
Дар редкий от неба, где шепот ручья,
Чуть слышимый шепот в глубоких песках,
Сулит наслажденье, всех высшее благ!
Не скрою - зачем мне от вас сокрывать? -
Что будем такие края проходить,
Где след человеков от многих веков
Не зрелся на зыбком пространстве пустынь.
Нам новые должно пути проложить,
И мы их проложим!.. Я всё вам сказал,
И всякий свободен (пустынь убоясь)
На ласковый голос, на кесаря зов,
Обратно в путь жизни к позору бежать,
Чтоб, духом слабея, дремать на цветах;
Иль, мужество предков в душе помянув
И честь почитая превыше всего,
С Катоном в путь смерти к бессмертью идти.
II
Воины изъявляют желание последовать повсюду за великодушным вождем своим -
и Катон, приняв торжественное уверение храбрых, дает взаимный обет делить с
ними все труды и опасности предстоящего пути.
О други! О храбрых сподвижников сонм!
Клянусь, обещаю - примите обет,
Что первый без страха в путь страшный пойду.
Пусть зной раскаляет и землю и твердь,
Пусть пламенным током полдневны лучи
Мне прямо на темя лиются... Пусть змей,
Под смелой стопою крутясь, зашипит ...
Пусть бури колеблют основы миров,
Пусть дрогнет вселенна, - не дрогнет Катон!
И если кто узрит, что в знойном пути,
При общем лишеньи прохладных ключей,
Хоть каплю приближу к засохшим устам,
Тогда всем вам вольно на жажду роптать;
Когда уклонюсь я один, хоть на миг,
Пустынного древа в отрадную тень,
Тогда вы, в Катоне вождя не познав,
Презренного бросьте сгорать на песках...
Но верьте, что первый в тяжелой броне
Пойдет он отважно пред вами, - он долг
Свой знает! Глад, жажда, шипение змей
И знойные степи - всё мило душе,
Душе, упоенной надеждой святой
По долгом страданьи до цели достичь...
О, верьте, _терпенье_ в жестоких бедах
Всегда торжествует, и в сем торжестве
Находит блаженство собою само,
В себе наслаждаясь ... Великой душе
Приятно сразиться с тьмой бед и, судьбу
Презрев и в порывах себя испытав,
Почувствовать в бурях самую себя
И собственной силой себя утешать!
Итак, мы решились: нам Кесарь не царь!
Бежим, но со славой! Не смерти боясь,
К свободе, как к другу, от рабства бежим!
III
Катон и воинство приходят к храму Юпитера Аммона. Друаья Катоновы убеждают
его вопросить бога о будущей судьбе Рима и собственной участи.
Катон! Мы достигли священных тех мест,
Куда все народы восточных краев
С мольбой и дарами приходят. Катон!
Муж правды! О верный хранитель святых
Законов!.. Друг чести! Решися, спроси,
Спроси у Аммона: что рок нам сулит?
Что станется с Римом? что Кесарь? что нам
Готовит незримо всемощность судеб?
Окончатся ль брани, притупится ль меч
И свет возблестит ли по грозной ночи?
Иль долго раздоры, и меч, и огонь
Терзать еще будут отечества грудь?
Настанет ли время, что сила падет,
Не будет коварства, сетей, ни оков,
И люди, как братья, в союзе святом,
Покорны закону и правде одной,
Блаженства поищут в покое? О вождь!
Ты свято уставы небес соблюдал,
Любил добродетель... Спроси ж у богов,
Чем смертный на милость их может склонить?
И в чем добродетель прямая?.. Тиран,
Смеясь, попирает уставы небес,
Отъемля у римлян наследье веков -
Свободу! - а ты, наш друг правды, Катон,
Оставя отчизну, забыв всё, что льстит
Душе, - предпочел ты кипящую степь
Чертогам, где нега лелеет рабов,
И Риму, где славят бесчестье цепей!..
Кто ж небу милее? Кому торжество?
О боги! Откройте великой душе
Великие тайны чудесных судеб!
Катон! Всё готово: пылает алтарь,
И жертва венчанна цветами... Спроси,
Спроси у Аммона, что рок нам сулит?
Достигнем ли Юбы, найдем ли с тобой
Свободу, свободу - желаний всех цель?!
Иль мир покоренный умолкнет? И Рим
(Не помня примеров и славы веков),
Из дланей ослабших роняя свой гром,
Их в узы неволи предаст? И тиран
(Права и законы повергши во прах)
На общем позоре воздвигнет свой трон?..
IV
Катон - мудрец и полководец, вдохновенный
божеством, всегда обитавшим во глубине
души его, - произнес в ответ на сии увещания
почти следующие незабвенные слова:
Почто мне к Аммону велите, друзья,
С мольбой и дарами прибегнуть? Ужель
Не знаем мы сами закона небес?
Закон сей начертан глубоко в сердцах:
Он с ними родится и с ними живет!
Пусть чернь ослепленна из дальних краев
С поникшей главою, с унылой душой
Идет обольщаться ответом жрецов!..
Мне чуждого бога почто вопрошать?
"Будь честен и правду люби всей душой,
Страшись преступленья, но бед не страшись!
С правдивой душою будь тверд, как гранит,
Под громом, при гневе кипящих людей!"
Вот что начертали мне боги в душе...
Почто ж, унижаясь, Аммона спрошу:
"Скажи мне, бог дивный, доколе судьба
Катона и римлян гнать будет? Скажи,
Утишится ль неба разящий нас гнев,
Погибнет ли Кесарь, и гибнущий Рим
Познает ли счастье свободы? Скажи,
Дни жизни Катона продлятся ль? И рок
Престанет ли бури на нас воздвигать?.."
О сем - вы хотите - чтоб я вопросил...
Нет, я не унижусь... Что, значит здесь _рок_?
Угроза младенцам и робким душам...
Что значат сей жизни летящие дни?
Мгновенье!.. Не стоит себя унижать,
Чтоб миг сей украсить... Всё минет, как сон...
Пусть сильный, правленья бразды ухватя,
Вращает по воле судьбами людей...
Пусть, в пурпур облекшись, могущий пррок
Смеется над рабским смиреньем. Пусть лесть
Счастливым злодеям _бессмертье_ сулит...
Мне _смерть_ - утешенье, _могила_ - та цель,
К которой стремлюся... О други! За ней,
За ней не увижу страданья и слез
Людей, ослепленных волненьем страстей,
Граждан, променявших свободу и честь
На льстивы обеты тирана... За ней
Суд ждет нас нелестный... И Кесарь в венце
Восстонет, увидев, что Тартар готов
Пожрать честолюбца... Там славой земной
Не купишь покоя порочной душе:
Не славным, но честным желаю я быть!..
Поверьте, о други, что правды святой
В сих _вихрях песчаных_ {*} бог мира не скрыл!
{* В Ливийских песках.}
Юпитер повсюду: в лазури небес
И в мраке безмолвных подземных пещер.
Его мановеньем и солнце течет,
И лист не посмеет от древа упасть
Без воли Зевеса... А голос его?
Глас бога мы слышим во гласе души,
Души непорочной и страстной к добру ...
Погибнет ли Кесарь, спасется ли Рим?
Рим, верно, спасется, когда у римлян
Воскреснет их предков отвага и честь...
Итак, мы оставим Аммона. Катон
И злобного рока и злобы врагов
Робеть устыдится... Что Кесарь?.. Что рок?
Мне совесть - отрада, убежище - гроб...
<1818>
ОПЫТЫ СВЯЩЕННОЙ ПОЭЗИИ
К БОГУ ПРАВДЫ
Доколе грешницы, господи,
доколе грешницы восхвалятся.
Псалом 93
Восстань, господь! Где суд твой правый?
Почто молчит твой страшный гром?
Доколе, господи, доколе?
Сим нечестивцам пировать
За сладкою трапезой жизни,
Ругаясь благостью твоей?
Доколь им, грешникам, хвалиться
И говорить: "Далеко бог!"
Неправда разлилась, как море,
И тонет в ней твоя земля!
Они, как трости, изломали
Законы дивные твои,
И в дикой радости, как звери,
Толпой неистовой бегут
На шумный праздник беззаконья...
А стоны вдов и сироты,
Твоих людей забытых слезы,
Сия сердечная роса,
Восходят с воплем в небеса!
В устах злодеев громкий хохот!
Они убили сироту,
И со вдовицы ветхи ризы
Сдирает жадная рука!
И говорят, смеясь, безумцы:
"Где богу с неба видеть нас?"
О, заблужденье! Как же мыслишь,
Чтоб тот, кто слух и око дал,
Не видел слез, не слышал внятно,
Что сердце в грусти говорит?
Над чьей главой благословенье
Светлеет тихою зарей;
Над кем проклятия и стоны
Станицей черною кипят;
В чье сердце алчные пороки,
Как змеи жадные, впились;
И кто, кичливый, мчится вихрем
Земных мечтаний и сует?
Блажен живущий в крове бога!
Не для него шумит гроза!
Не для него ловец-погибель
Хоронит под цветами сеть!
Он смелою стопою ходит
По скользкой жизни... О творец!
Ты сам и небеса с тобою
Нисходят к чистому душой,
И зрит он, в духе, славу бога!
И в оный час, как ось земли
Подломится с гремящим треском
И понесется легкий шар,
Как вихрем лист в полях пустынных,
Он, невредимый, в оный час
Прейдет в святое лоно бога,
Который жил в его душе!
<1821>
ПРИЗВАНИЕ ИСАЙИ
Иди к народу, мой Пророк!
Вещай, труби слова Еговы!
Срывай с лукавых душ покровы
И громко обличай порок!
Иди к народу, мой Пророк!
Вещай: "Не я ль тебя лелеял
И на руках моих носил?
Тебе в пустынях жизнью веял,
Тебя в безводии поил;
А ты, народ неблагодарный,
Ты ласки все забыл Отца!
Как змеи - души в вас коварны.
Как камни - черствые сердца!
Что сделали с моим законом?
Где лет минувших чудеса?
Мой слух пронзен невинных стоном,
Их вопли движут небеса...
А ваши сильные и князи,
Пируя сладкие пиры,
Вошли с грабителями в связи
И губят правду за дары.
Где правота, где суд народу?
Где вы, творящие добро?
В вино мешаете вы воду,
Поддел и ложь - в свое сребро!
Вы слепы, иудейски грады!
Я поднял реки из брегов,
И насылал к вам трус и глады,
И двигал бури вместо слов.
А вы, как камни, не смягчались,
И бог ваш, стиснув гром, терпел;
Но лета благости скончались".
О, страх! Егова загремел!
Напал на сердце ужас хладный!
Я зрю мятеж и страх в умах:
Промчался с криком коршун жадный,
Послышав гибель на полях.
Увы, Израиль! Весь ты клятва!
Ты спал под песнями льстецов;
Но се грехов созрела жатва -
И бог пошлет своих жнецов!..
"На что мне созидаешь храмы?
Мне аромат твоих кадил
И многоценны фимиамы -
Как смрад раскопанных могил!
Ты знаешь сам, что мне приятно:
Одну люблю я правоту.
Зачем же судишь ты превратно?
За что ты губишь сироту?
Омой корыстную десницу,
Лукавство вырви из души,
Будь нищим друг, спасай вдовицу!
Тогда, без жертв своих, спеши,
Как добрый сын, ко мне пред очи:
Я все грехи твои стерплю;
Будь черен ты, как сумрак ночи,
Тебя, как день, я убелю!"
<1822>
ПЛАЧ ПЛЕНЕННЫХ ИУДЕЕВ
На реках вавилонских тамо
седохом и плакахом, внегда
помянута нам Сиона.
Псалом 136
Когда, влекомы в плен, мы стали
От стен сионских далеки,
Мы слез ручьи не раз мешали
С волнами чуждыя реки.
В печали, молча, мы грустили
Всё по тебе, святой Сион;
Надежды редко нам светили,
И те надежды были - сон!
Замолкли вещие органы,
Затих веселый наш тимпан.
Напрасно нам гласят тираны:
"Воспойте песнь сионских стран!"
Сиона песни - глас свободы!
Те песни слава нам дала!
В них тайны мы поем природы
И бога дивного дела!
Немей, орган наш голосистый,
Как занемел наш в рабстве дух!
Не опозорим песни чистой:
Не ей ласкать злодеев слух!
Увы, неволи дни суровы
Органам жизни не дают:
Рабы, влачащие оковы,
Высоких песней не поют!
<1822>
ГОРЕ И БЛАГОДАТЬ
И восста яко спя господь
Псалом 77
I
Господь как будто почивал,
А на земле грехи кипели,
Оковы и мечи звенели
И сильный слабого терзал.
Не стало дел, ни прав священных,
Молчал обиженный закон;
И востекал от притесненных
Глухой, протяжный, тяжкий стон.
Как дым, прошло сиянье славы,
Сокрылась кроткая любовь;
И человеков род лукавый
Был вид повапленных гробов!
Простились люди с тишиною,
Везде мятеж и грустный мрак,
И глад с кровавою войною
На трупах пировал свой брак;
Стихии грозно свирепели
И мир чего-то ожидал...
Господь как будто почивал,
А на земле грехи кипели!
II
Какая всходит там заря?
Кто раскалил небесны своды?
Почто бледнеете, народы?
Куда бежите вы, моря?
Златое солнце покраснело
И не дает своих лучей,
И для земли осиротелой
Не стало утра, ни ночей;
И грады падают, как класы,
Когда их дождь и бури бьют;
И раздались незримых гласы:
"Господь, господь идет на суд!"
III
Но он пришел, неизреченный!
И только грешных поразил!
Он светом молний по вселенной
Все тайны злобы обнажил.
Не устояли грех и сила
От блеска божиих очес:
Их съела вечная могила!
И новый век настал чудес!
Неправда тяжкая обида
Была и людям и творцу:
Бог избрал кроткого Давида,
И дал он юному борцу
Свой дух, свое благословенье,
И повелел престать беде.
И скрылось смутное волненье;
Хвалилась милость на суде;
Не смел коварствовать лукавый,
И не страдал от сильных правый.
Закон, как крепкая стена,
Облек израильские грады;
Цвели спокойно вертограды;
Лобзались мир и тишина.
Господь как будто почивал,
Но на земле дела светлели:
Звучал тимпан, и девы пели,
И всякий бога величал!
<1823>
ТОСКА
Господи боже спасения моего, во дни
воззвах и в нощи пред тобою: яко исполнися зол
душа моя, и живот мой аду приближися.
Псалом 87
Я умираю от тоски!
Ко мне, мой боже, притеки!
Души усталой гибнут силы;
Огонь очей потух в слезах,
И жажду я, в моих бедах,
Как ложа брачного - могилы!
Я, в море брошенный пловец,
Тону в волнах моей печали, -
Услышь последний глас, творец!
Уста, иссохнув, замолчали;
Тоска в душе, как зной, кипит,
Но сердце в грусти не молчит:
Страдая, как дитя больное,
Оно, без мыслей, вопиет
И плачем детским всё родное,
Без слов, тоской к себе зовет!
Но нет мне на земле родного!
От неба твоего святого
Одной себе отрады жду!
В груди пожар; кругом тревоги;
Колючий терн изъел мне ноги!
Едва, болезненный, иду
В безвестный путь, чрез знойны степи,
И смутны дни за мной, как цепи!..
Как грустен грустным божий свет!
Но для души моей несчастной
На всей земле твоей прекрасной,
Творец! ужель отрады нет?
Подай знакомую мне руку,
Любви дыханьем подкрепи:
Тогда снесу я жизни муку,
Скажу душе моей: "Терпи!"
17 февраля 1823
ГЛАС БОГА ИЗБРАННОМУ ЕГО
(Пророка Исайи, глава 43 и 45)
Ты мой! и что твои враги?
Пускай острят мечи и стрелы.
Я сам считаю их шаги
И размеряю их пределы.
Не унижайся пред судьбой:
Ты мой! и стражей легионы
Сорвут с путей твоих препоны;
Иди, не бойся: я с тобой!
Коснись водам - и бурны воды,
Как агнцы смирные, заснут;
И вкруг тебя, столпясь, народы
Тебя грозой не ужаснут.
Иди без страха в страшный пламень,
Огонь тебя не опалит;
Будь духом бодр, будь верой камень,
И над тобой везде мой щит!
Зачем броня тебе железна -
Защита слабая людей?
Коль мне глава твоя любезна,
То кто дерзнет коснуться ей?
Но знай, не пышными дарами
Ты милость вышнего купил;
Ты мне не жертвовал овнами,
Ни фимиамом от кадил.
И что мне их кровавы жертвы
И небеса коптящий тук?
Я не люблю молитвы мертвых;
Не мне дары нечистых рук.
Ты стал в грехах передо мною,
И я грехи твои омыл,
И, как младенца пеленою,
Тебя я милостью повил!
И будешь ты чрез долги лета,
Как пальма свежая, цвести
И, как высокая примета,
Ко мне людей моих вести.
Да ведают теперь народы,
Судя, мой отрок, по тебе,
Что я, водя небесны своды,
Рачу и о земной судьбе.
Вотще земные исполины,
Кичась, подъемлют гордый рог:
Я есмь господь и бог единый!
Пускай другой приидет бог,
И зиждет новую вселенну,
И им, страстями ослепленным,
Сияет в новых чудесах;
Пускай в бездонных высотах
Повесит ни на чем громады
И небо сводом наведет,
И тайным пламенем зажжет
Неугасимые лампады;
И, сеющий, засеет он
Свое лазоревое поле
И, по своей единой воле,
Звездам и солнцам даст закон;
И волны шумных океанов
Прольет и сдержит без брегов;
Кто сей из мертвых истуканов
И бессловесных их богов?
Пусть обещает им ограды;
Но кто им столько даст пощады?
Кто большую, чем я, любовь?
<1824>
БЛАЖЕНСТВО ПРАВЕДНОГО
Блажен муж, иже не иде на совет
нечестивых и на пути грешных не ста.
Псалом 1
О, сколь блажен правдивый муж,
Который грешным вслед не ходит
И лишь в союзе чистых душ
Отраду для души находит!
Его и страсти кличут в свет,
И нечестивцы в свой совет, -
Но он вперил на правду очи,
И глух к зазывам лести он:
При свете дня и в тайне ночи
Хранит он вышнего закон,
И ходит в нем неколебимым;
Везде он чист, душою прям
И в очи смерти и бедам
Глядит с покоем нерушимым,
Хотя в ладье бичом судьбы
Гоним в шум бурных океанов...
Когда лукавые рабы
Блажат бездушных истуканов,
Он видит бога над собой -
И смело борется с судьбой!
Зажглась гроза, синеют тучи,
Летит, как исполин могучий,
Как грозный князь воздушных стран,
Неудержимый ураган
И стелет жатвы и дубравы...
Но он в полях стоит один,
Сей дуб корнистый, величавый:
Таков небесный гражданин!
И процветет он в долгой жизни,
Как древо при истоках вод;
Он будет памятен отчизне,
Благословит его народ...
Не так, не так для нечестивых:
Ветшая в кратких, смутных днях,
Они развеются, как прах.
Господь не стерпит горделивых:
Он двигнет неба высоты
И землю раскалит до ада.
Но вам, страдальцы правоты,
Он вам и пастырь и ограда!
<1824>
СЕТОВАНИЕ
Услыши, господи, правду мою, вонми
молению моему, внуши молитву мою не во устах
льстивых.
Псалом 16
Услыши, господи! я стражду!
Темнеют тучи надо мной,
И я отрады сладкой жажду,
Как нива в полуденный зной!
Везде судьбы, людей угрозы;
Я истощил и стон и слезы...
О милосердый бог! внуши
И сердца плач и вопль души!
Как пастырь средь чужой долины,
Забыл я песни счастья петь.
Кто даст мне крылья голубины,
Чтоб в лучший край мне улететь?
Когда б меня враги лукавы
Влекли, как жертву, в смертный ров!
Нет! в чашу радостей отравы
Кладут мне дружба и любовь!
Я отдал всё неблагодарным;
Доколь же пировать коварным,
Лелея страсти и порок?
Увы, слепцы! меж вами рок
Незримый с гибелию ходит:
Не он ли тайно грусть наводит
На вас, ликующих в пирах?
Почто не знаете покоя
На ваших золотых парчах,
Среди забав душою ноя,
Как осужденные на казнь?
Зачем вам часто гибель снится,
И к сердцу робкому теснится,
Как змей, холодная боязнь?
Нет правды; осмеяли совесть;
Корысть ваш бог, и мрак ваш свет!
Увы! об вас какая повесть
Дойдет к потомкам поздних лет!
А я, не жизни я веселой,
Творец! твоей любви прошу:
В груди, от скорби омертвелой,
Живое сердце я ношу;
Оно, пронзенное, тоскует,
Как горлик в гибельной сети!
Пусть нечестивых сонм ликует,
Но ты забытых посети!
Что мне до них? Я не желаю
Их благ нечистых для себя;
В моей тоске, как воск, я таю,
Но всё надеюсь на тебя!
<1824>
ТЩЕТА СУЕМУДРИЯ
Вскую шаташася языцы, и людие поучишася
тщетным.
Псалом 2
Зачем к земным корыстям руки
И ум на тщетные науки
Простерли с жадностию вы?
На всё готовы для молвы,
На всё для блеска ложной славы:
Забыли вышнего уставы!
Цари и князи собрались
Идти на господа войною;
Сердца их дерзостью зажглись,
Покрылись очи пеленою.
Но он, живый на небесах,
Над вашей злобой посмеется:
Ваш сонм, как прах, с путей смятется,
Мечи замрут у вас в руках.
О! страшны вышнего глаголы!
Когда кипит его гроза:
Трещат скалы, вздыхают долы,
И кедры гнутся, как лоза...
А мне, за долгое смиренье,
За скорбь мою, за простоту,
Склонив небесну высоту,
Мой бог послал благоволенье.
Он ополчил меня жезлом
И рек: "Паси сии языки;
Смири в их гордости великой
Слепцов с безумным их умом;
И, как скудельные фиалы,
Разбей сердца их одичалы;
Заблудших вырви из сетей:
Будь страж и вождь моих людей!"
О сильные земли - смиренье!
В суде - защита нищете!
Вся жизнь - будь жертва правоте!
Законам правды - поклоненье!
Я зрю: он близок, божий день,
И вы побегли, исполины,
Как из глубокия долины
Бежит пред ясным утром тень!
<1824>
МИНУТА СЧАСТИЯ
В груди, страстями раскаленной,
Я сердце грустное носил
И, битвой жизни утомленный,
Конца страданиям просил.
Но вдруг повеяло прохладой,
Как сердцу ведомой мечтой;
Мне кто-то дал сосуд златой
И напоил меня отрадой.
И мрак с очей моих исчез;
И я, уж больше не несчастный,
Увидел новый день прекрасный
И свод таинственных небес.
Там было всё любовь и радость;
Земля светилась, как кристалл,
И не старелась жизни младость,
И ясный день не догорал.
О, как их области прекрасны!
И как приветливы они!
И утешительны и ясны,
Как юности счастливой дни.
И все так дружны, будто звуки
В струнах под опытной рукой;
И взор их, исцеляя муки,
Ложится в душу, как покой.
И ясно мысли их светлели:
Я в каждой гимн творцу читал;
Они мне песни неба пели,
И я с восторгом исчезал;
И, как младенец в колыбели,
Мой дух переводя едва,
Я таял в радости сердечной,
И пил млеко я жизни вечной.
х благовонные слова
Из уст рубиновых струились,
И чувства в сердце их светились,
Как из-за тонких облаков
Сияют звезды золотые;
И все их помыслы святые
В одну сливалися любовь.
Где ж ты, моя минута счастья?
Гонюсь за сладкой тишиной:
Но я уж в области, ненастья,
И буря воет надо мной.
<1824>
ПОБЕДА
Мал бех во братии моей онший з дому Отца
моего.
Псалом 1
Я младший был в своем дому,
И меньше всех меня считали;
И радость детства и печали
Вверял я богу одному.
Мои все братья величавы
Росли для подвигов, для славы,
Был ими весел наш отец;
А я, в своей безвестной доле,
Один, с моей цевницей в поле,
Смиренно пас моих овец!
Дитя, беспечный сын природы,
О мне узнают ли народы?
Иль жребий мой - пустынный цвет?
Но вдруг блеснул в пустыне свет,
И мне явился ангел бога:
"Тебе широкая дорога
Чрез поле жизни и в века!"
И бога дивного рука
Из сонма братии величавых,
От смирных стад, меня взяла
И - прямо в битву, в бой кровавый,
И мне в бою стеной была!
И я, помазан от елея,
Кипящим мужеством! горел,
И в очи страшного злодея
Бесстрашно, юноша, глядел.
Он пал, как столп. Цвети, отчизна!
Израиль мой, с твоих сынов
Снята позора укоризна:
Не знай ни плена, ни оков!
<1825>
ОПЫТЫ ИНОСКАЗАТЕЛЬНЫХ ОПИСАНИЙ В СТИХАХ
НЕЗДЕШНЯЯ ГОСТЬЯ
Плывет величаво
По синему небу
Серебряный месяц...
И зорю сменяют
Вечерние звезды.
И дремлют, насупясь.
Высокие сосны.
Туман застилает
Широкое поле.
Всё пусто, безмолвно
И в замке нагорном,
И в ближней дубраве,
И в дальних долинах.
Прелестная дева,
Пряма, величава,
В одежде белейшей
Туманов вечерних,
Как дух благодатный,
Как горняя радость,
Как житель бесплотный
Надзвездного града,
Одна, молчалива,
Под ветлою ивой;
И к персям прижаты
Лилейные персты;
И смотрят недвижно
Лазурные очи
На месяц унылый...
Часы пролетали -
И звезды погасли,
И вспыхнуло утро
На темном востоке,
И скоро не стало
Под ветлою ивой
Красы молчаливой...
<1820>
ПЕРЕЛЕТНАЯ ПТИЧКА
Скрывалось за горы
Роскошное солнце,
И долгий день летний
Угаснул, и вечер
Настал с тишиною,
И в воздухе душно!..
Зарница играла
По нивам волнистым,
И сизая туча
Вдали загоралась;
Далекое эхо
В горах рокотало...
Я в роще тенистой
Дышал ароматом
Цветущего луга...
Вдруг птичка слетела,
Не знаю откуда,
И, зыблясь на ветке,
Запела уныло,
Уныло и сладко!..
Я весь стал - вниманье,
И весь - упоенье:
Душа разрывалась
От песни унылой;
Душа восхищалась
Унылою песнью...
И отзыв далекий
Друзей отлученных,
И память о прошлом,
О днях невозвратных
Бывалого счастья,
И стоны разлуки,
И шепот предчувствий,
Грядущего тайны -
Всё, всё выражала
Волшебная песня
Чудесной певицы...
Мне виделось: месяц
Стоял недвижимо
И звезды, внимая,
Горели яснее,
И грохот нагорный
Затих!.. И в забвеньи
Сидел я до утра,
Мечтая о небе...
Певица всё пела,
Но, вместе с росою
Подъемлясь всё выше,
Как искра угасла,
В лучах утонула!..
Откуда ты, птичка,
Небесная радость!
Где край тот далекий,
В котором ты, прелесть!
Гостишь неотлетно?..
И, странник печальный
В сем мире мятежном,
По сердцу мне чуждом,
Услышу ль опять я
В безмолвии ночи,
Залетная гостья!
Твой голос чудесный?
Иль раз только в жизни
Он смертному слышен?
<1820>
ГЕНИЙ
Нарисуй мне Гения
Бледного, унылого,
И с челом развенчанным.
Вижу, плачет Гений твой,
Преклоненный на руку,
И златые волосы
В локонах рассыпаны;
Всё кругом - молчание!
На небе ни звездочки!
И погашен пламенник
Бурею пустынною.
Нарисуй богиню мне,
Нарисуй волшебницу
Резвую, прелестную:
Дай ты ей лазурные
Крылья мотыльковые,
И одежду белую
Из туманов утренних;
Подари ей алую
Розу, вечно юную;
Пусть твоя волшебница,
Иль богиня милая,
Как богиня призраков,
Светлая фантазия,
В разных дивных образах
В мире появляется:
То вечерней звездочкой
Вспыхнет в дальнем сумраке
Над пустыней дикою;
То, знакомым голосом,
Кличет утомленного...
То, за темной рощею,
В час полудня знойного
Зажурчит и по полю
Побежит, сверкаючи...
То, за синей тучею,
Свежит, блеском радуги
Светит, улыбаючись...
То быстрее молнии
Возлегает на горы
И блистает девою
Стройной, величавою,
И зовет унылого
Голосом и знаками,
По пути тернистому,
В новый край, неведомый,
К людям - в даль туманную,
В области, кипящие
Жизнью и заботами...
Кто же, друг мой, гений твой?
Как назвать безвестного?
Отгадай, придумай ты;
А твою богиню я
Назову - _надеждою_.
<1820>
УСЛАДОВА ЛИРА
Баллада
Верна была Усладу лира
В его тиши;
Он променял все блески мира
На мир души!
Он не позорил чистой лиры
И, лести враг,
Пред вами, грозные кумиры,
Не падал в прах!
Но, растерзав земные узы,
К звездам; летел,
И, пылкий друг свободной музы,
Он сладко пел:.
Великолепную природу
И дивный свет,
Души высокую свободу -
И был Поэт!
И добродетель в песнях громких
Прославил он.
"Узнают ли о них потомки?
Всё в мире сон! -
Так говорил не раз унылый, -
Здесь всё на час!"
И, не допевши песни милой,
Поэт угас!
Но весь не умер он, и лира
Еще стройна;
И только в области эфира
Взойдет луна
И струн дотронется лучами,
Дрожат они -
И вспыхнет жизнь на них, и сами
Поют одни!
Как прежде - всё поют природу,
Добро поют
И удивленному народу
Урок дают!
И лиру розами венчали,
Дивяся ей,
И благовонней розы стали,
Цветя на ней!
И вот, крутом градов обломки,
Их блеск погас!
Но слышат всё еще потомки
Той лиры глас!
<1821>
ПРУД И КАПЛЯ
Аполог
Заглохший осок_о_й и весь, как паутиной,
Подернутый зеленой тиной,
Дремал ленивый пруд. В звездах лазурный свод;
Но жалкий он слепец, не видит звезд мерцанья,
Ни ласковой луны приветного сиянья.
И долго было так, но вот
Наскучил он сносить светил пренебреженье;
И, потеряв последнее терпенье,
Языком вод заговорил,
И близкую свою соседку он спросил -
Соседку капельку, что на листок упала
И ясной звездочкой, качаяся, сверкала:
"Что за счастливица ты, капелька, у нас?
Так светишь, так блестишь, ну словно как алмаз!
Тебе и солнце угождает:
Вот, сжавшись всё, в тебе, как в зеркале, сияет!
По солнцу ль зеркало! - Я сажен пять в длину,
Да три, а может быть и больше, в ширину;
Однако ж всё во мне не видны горни своды;
И хоть бы раз луна в мои взглянула воды!
Скажи, пожалуйста, любимица светил,
За что же я им так немил?"
А капелька в ответ: "Давно я это вижу,
Сказала б, да боюсь: я, может быть, обижу!" -
"О нет!" - "Так слушай же: причина тут проста
Ты засорен - а я _чиста_!"
<1822>
ГОСТЬЯ НЕНАДОЛГО
(К Дориде)
Дорида! ты свежа, как молодой цветок;
Твой стан как стебель розы гибкой;
Как ты мила своею детскою улыбкой,
Легка, как на лугах душистый ветерок.
Волшебница! кругом тебя очарованье!
Он сладок мне, как жизнь, с тобой свиданья час!
И груди молодой, под дымкой, трепетанье,
И тихий свет прекрасных глаз
(В них что-то милое, небесное светлеет),
И русые власы... и всё в тебе краса!
Но пред тобой желанье цепенеет,
И страсть к тебе чиста, как небеса.
Моя душа твою, Дорида! душу слышит:
О друг земной! в тебе небесный ангел дышит,
Он прилетел с надзвездной вышины
И, притаясь, живет под тленной пеленою.
И от тебя, как от младой весны,
Мне веет негой неземною...
Но, милый друг! мне в мысль приходит иногда,
Что на земле небесное непрочно,
Что ты у нас как будто ненарочно,
И что зовут тебя - туда!..
<1822>
ВОЗВРАЩЕНИЕ НЕВОЗВРАТИМОЙ
Весна моих воскресла лет;
Играют чувства, веет радость,
И новой жизнию цветет
Моя тоскующая младость!
Затихнул шум моих тревог,
И вся душа моя - восторг!
Она - сей гость, давно бывалый,-
Как прежде, в грудь ко мне идет;
Но, ах! там прежнего не стало:
Того уж сердца не найдет!
Все бури жизни в нем кипели
И дымный огнь страстей пылал,
И там пороки свирепели,
Где светлый трон ее стоял!
Приди ж, мой гость, издавна милый
Мой добрый ангел прежних дней,
И оживи мой дух унылый
Небесной ласкою своей!
Увы! С тех пор, как был с тобою,
Уж стал и сам я не собою...
Всё в жертву людям и судьбе!
Одна светла осталась совесть.
Пусть сердце грустное тебе
Само свою расскажет повесть. -
Мечты рассеялись, как дым;
От слез отяжелели вежды,
И не сбылись мои надежды!
Как много летам молодым
Они хорошего сулили!
Как сладко с сердцем говорили!
Но сладость та была - обман!
С тобою всё мое сокрылось,
Как солнце в горы, закатилось,
И на душе лежит туман...
Но ты идешь... Душа светлеет,
И всё весною жизни веет!
С тобою твой волшебный мир
Ко мне так сладостно теснится,
Как будто небо в грудь ложится!
Я пью заоблачный эфир...
Людской измученную злостью
Ты душу зазовешь, как гостью,
На свой великолепный пир.
На миг обласканный тобою,
Уж примирился я с судьбою!
Весна моих воскресла лет;
Играют чувства, веет радость,
И новой жизнию цветет
Моя тоскующая младость!
<1823>
ЗАВЕТНАЯ КНИГА
В пустыне далекой был старец седой,
Пещера в утесе - жилище его;
И дуб устарелый и клен молодой
Укромную келью, шумя, осеняли,
И теплилась тихо на сумрачном своде
Лампада; в средине налой, и на нем
Лежала, как тайна, заветная книга;
И к ней только старец один прикасался.
Три части вмещала та книга в себе;
Три разные ленты те части делили.
Как свежая роза, алела одна;
Другая, как небо, была голубая;
Но черная третья - как врана крыло.
И с каждым рассветом пустынник-мудрец
С почтением к книге заветной подходит
И лист, но не боле, читает один.
И он уж за черной прочитывал лентой, -
Не много ему оставалось читать!
Читает - и книгу, со вздохом закрыв,
Идет он, склоненный в глубокую думу,
Как будто прощаться с природой. - Так мирно
И тихо в нем жизнь погасала, как день
На ясном, безоблачном небе. - И вот,
Пришел к нему гость из мятежного света:
То юноша свежий, как цвет молодой;
Румянец пылал на лилейных щеках,
И светлые искры сияли в очах,
И кудри играли вкруг шеи прямой.
"Отец! благодатью святой осени
Пришельца из бурного света. Открой
Высокую тайну, скажи мне, мудрец:
Как в мире мятежном без бури прожить?
И где обитает блаженство? скажи:
Где с пылкой душою я счастье найду?
Пусть мудрости хладной созрелый совет
Кипящую жажду в груди утолит!
Напой меня светом вещаний святых:
Открой, благодатный, мне тайны судьбы
И жизни науку!" И старец в ответ:
"О посланный сердцу наследник младой!
Приди, мой желанный! и тайну прими,
Высокую тайну... В сей книге она:
Вся жизни премудрость в сей книге святой,
Заветной, - ты каждый читай ее день,
И лист, но не боле, для каждого дня!
Не более, помни!.." С сим словом почил,
Как тихий младенец, столетний мудрец.
И было преданье, что ангел пустынь
Восхитил земные остатки его!
Вот ночь протекает, как вечность!.. С зарей
К заветной подходит пылающий чтец
И к розовой ленте душою летит.
Читает, и сердце весельем зажглось:
Всё розовым светом сияет в очах;
Все жилы, как струны, дрожат - и ключом
Кипит молодая, румяная кровь.
Улыбка играет на свежем лице;
Он, кажется; слышит надежды привет
И голос знакомых мечтаний: он весь
Восторг и желанье... Уж лист пробежал
И дале, всё дале, как вспыхнувший огнь
При веяньи ветра на поле сухом;
И вот в упоеньи всю первую часть
Прочел, поглотил он - и розовый свет
Угас, и поблекла улыбка... Он стих;
Но слышит он новый заманчивый глас:
"Всё далее, дале!" Эфир голубой
Сияет, как небо, в заветных листах.
И всё постоянней и всё там верней,
И счастья обеты слышнее - и цель
Вдали, за туманом, яснее горит...
Спокойнее взоры чтеца, - но уныл
И пасмурен стал он, когда перешел
За черную ленту... Там вялая жизнь
Как сонные воды в пустынных брегах...
Прочел - и со вздохом воспомнил завет,
И тихо побрел он к родной стороне.
Но там ненадолго он гость у друзей!
Он сохнет, он вянет отцветшей душой;
Линяет румянец на впалых щеках,
И жизнь догорает во взорах - и вот,
Унылый, он рано в могилу сошел.
Постигнули тайну кончины его...
И братья и други по летам забав,
Вздыхая, жалели о пылком чтеце,
Что книгу он жизни так рано прочел!
<1824>
ВИДЕНИЕ В ЛУНЕ
Заря, алея, угасала
Вдали, мелькая сквозь леса;
И тихая вечерняя роса,
Как благодать, сошла и засиял?
И день протек с кипящей суетой.
Всё ароматами и негою дышало;
Но мне чего-то всё недоставало:
И я страдал - сердечной пустотой.
Вдруг вся душа моя мятется и пылает...
Ее зовут с эфирной вышины!
И вот прекрасный круг безоблачной луны!
Она из-за лесов, как лебедь, выплывает,
И в ней горят черты знакомой мне красы:
Эльмира! это ты, в своем жилище новом!
Твои волнистые власы
Смешались с голубым твоим покровом...
Задумчивая! что мне скажешь ты без слов?
Что скажут мне твои уныло-хладны очи?..
Но ты скрываешься, как легкий призрак ночи,
В серебряном дыму летящих облаков!
<1824>
МОРЕ
Душа томится в вихрях света;
Мне душен воздух городской;
И я, оставя за собою
Заботы, пыль и тесноту,
Спешу на дикий берег моря -
На зов понятной мне мечты...
Я вижу синее пространство
В его роскошной широте;
И мне повеял ветер свежий,
Как будто с родины моей!
Златое сердце утопало
В волнах багряных облаков,
И флаги алые ходили
Под дымным синевом небес;
И я увидел, как знакомца,
Долину влаги голубой;
И необъятное пространство
Так нравилось моей душе,
Как будто что-то ей родное...
Не знаю... или, может быть,
И знаю... но могу ль сказать
Языком скудным человеков
О том, чей дивный образ нам -
Необозримое пространство!
И почему к себе всегда
Манит фантазию поэта
Румянцем блещущая даль?..
Я слушал плеск валов шумящих
И в беспредельность улетал:
Она была мне как свобода,
Когда она в волшебных снах
Приснится узнику младому...
Я, сладкой свежестью дыша,
Как будто молодел душою;
И, томность светской суеты
Стряхнув с себя, как пыль градскую,
Я весь как обновленный стал!..
Но звезды вечера зажглися,
И с легкой ношей сладких чувств
Я крался сквозь толпы народа,
Робея счастье обронить...
Ах, если б в шуме сих кипящих
Расчетов, выгод и страстей,
Где сохнет сердце, вянут чувства.
Ах, если б век я был так свеж
И так в восторгах беспределен,
Как ты, кого теперь пою,
Долина моря голубая!
<1825>
К НОЧИ
Приди, о ночь! приди ко мне,
Как на условное свиданье!
Пусть гаснет пылкое страданье
В твоей прохладной тишине!
Ты, сизою своей одеждой
Окутав бедную постель,
Уложишь спать меня с надеждой...
Я сплю... И тайная свирель
Играет где-то дивны звуки:
И не она ль манит мечты?
И не она ль отводит муки?
Кто вас, воздушны красоты,
В приют тоски моей сзывает?
Кто так природу украшает
В моих заплаканных глазах?
Каких небес я вижу своды?
Картины счастья и свободы,
Лимон и лавры на холмах...
Но шум вломился с суетою,
И прочь с очей мечты и лень...
Опять идет мой грустный день
С своей несносной долготою...
<1825>
ПЕРЕМЕНА
(К Глицерии)
Глицерия! твой друг тебя не узнает:
Что шепчешь, с лаской, мне приветными устами?
Зачем кругом тебя ласкателей народ!
Нет! ни твоя глава, увитая цветами,
Ни в соке роз потопленны власы
Меня в твои не завлекут оковы.
Где недоступные твои красы?
Где скромный, светлый взор, для дерзкого суровы
Где делася души святая тишина,
Невинность милая, как счастье неземное?
Ты вся страстей и суеты полна!
Ах! где твое прекрасное былое?..
Какой преступный огнь горит теперь в очах
И свежая твоя куда девалась младость,
Когда в твоей душе, как друг, гостила радость,
И тихая молитва на устах,
Как первое благоуханье розы?..
Мила улыбка нам, блеснувшая сквозь слезы:
Так прежде ты была, Глицерия, мила,
Когда младенческой невинностью цвела!
<1825>
МИНУТНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
Кто ты, прекрасный посетитель,
Какого мира тайный житель?
Ты весел, призрак молодой,
Как светлый месяц над водой:
Я вижу образ девы чистой;
Она легка, как ветерок,
И на челе ее душистый
Белеет розовый венок!
Ты, миловидная, украдкой
Ко мне нежданная сошла,
И тонет сердце в неге сладкой,
И вся душа моя светла.
Ужель забвенной лиры звуки
Иль нестерпимы сердца муки
Тебя, мой гость, свели с небес
К моей ладье в пучине зыбкой?
Но грусть снята твоей улыбкой,
И мрак с души моей исчез.
Ты чистою своей рукою,
Зачерпнув жизни в небесах,
Ко мне, убитому тоскою,
Ко мне, утопшему в слезах,
Как луч от ясных звезд, слетела
И улыбалась мне и пела...
И как те песни сладки мне
О неизвестной стороне!
Какие свежие долины
Я видел в синей, дальней мгле
Иль в очарованном стекле?
Твои волшебные картины
Как светлой юности мечты:
В них, полны жизнью, дышат розы
Как перси юной красоты!
И, как любви счастливой слезы,
Горит жемчужная роса.
И голубые небеса
Верхи лесов и гор лобзают...
Бывало, часто налетают
К моей доверчивой душе
Мечты о счастии прекрасном,
Когда я в сумраке ненастном
Дремал в походном шалаше.
Ты, дева, золотить любила
Те перелетные мечты,
И ласково с чела сводила
Следы забот и суеты,
И проясняла вид угрюмый
Какой-то сладкой, тайной думой
С любовью пылкой и святой
Лобзал я пояс золотой
И белую, как день, одежду.
Кто ж ты, приветная краса?
Твой дом какие небеса?
Но я узнал в тебе - надежду...
Ах, погости теперь со мной,
Как прежде с юношей гостила,
Когда мне вести приносила
О сладкой жизни неземной!
Но тени ночи пролетели,
Светила неба догорели,
Настал земной тревоги час -
И дева скрылася от глаз.
<1825>
ТЕМНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Я помню так, как давний сон,
Мое златое время детства,
Когда еще мне чужд был стон,
Когда не знал я слова: бедства...
В тех незапамятных годах
Терялся часто я в мечтах,
Глядя на голубые своды
Как будто ведомых небес,
На виды сельские природы
И на спокойный темный лес
Под золотою полосою,
Когда день летний догорал
И свежей вечера росою
Благоуханный луг сиял....
Я помню, с каждою весною,
Откудова, не знаю сам,
Являлась дева песней к нам,
И часто занималась мною
Она, прекрасная как день;
Я помню стан, под флером, гибкой
И алые уста с улыбкой.
Как пролетающая тень,
Она без шуму приходила,
С любовью в голубых очах,
И на серебряных струнах
Златые песни выводила.
Я помню, часто я любил
Сидеть у ног певицы сладкой,
И, дух переводя украдкой,
Я жадно песнь ее ловил
И целовал у девы руки...
И были, в детской простоте,
Мне непонятны песни те;
Но - усладительные звуки,
Как дар высокий и святой,
Берег в душе дитя счастливый,-
Так дождь пшеницы золотой
Ложится в лоно мягкой нивы.
И я с тех пор в душе носил
Залог священного посева...
От нас сокрылась скоро _дева_.
Уж я нигде не находил
Моей пленительной подруги!
Промчались детские досуги.
Я рано с грустью стал знаком:
Сказав в слезах "прости" отчизне,
Я рано брошен в бурю жизни,
И стал мне чужд отцовский дом.
Но что-то в памяти сверкало,
Мечтой неясною маня,
И мнилось, в сердце у меня
Как будто что-то созревало.
Я рос на поле боевом,
Труды и дальние походы
Снедали дни мои и годы:
Кругом грозы военной гром,
И со врагом дневные драки,
И, ночью, светлые биваки,
И грады пышные в огне -
Вот всё, что было близко мне!
Но браней смолкнула тревога,
Отпразднован победы пир;
И мне тиха была дорога:
Я шел украдкой в новый мир
Искать душе усталой мира...
Мне невзначай попалась лира!
Я в первых песнях пел любовь
И прелесть пышную природы,
И, чудеса сердечных снов,
Мечты блаженства и свободы
Ласкали юного певца...
И позже - в горестные лета,
Узнав вблизи коварство света,
Людей холодные сердца,
Лишенный счастья и покою,
Высокой вдохновен тоскою,
Я пылкой жаждою горел
Взноситься мыслью окрыленной
В пределы тайные вселенной;
И с гладом сердца я летел
К нему - строителю природы;
И, выше созданных миров,
Где нет телесности оков,
Я в беспредельности свободы
Мой дух усталый освежал,
И горним солнцем позлащал
За мной влачащиеся узы.
Но никогда от ранних лет
Ко мне не приходили музы,
И мне неведом их привет;
Безвестны тайны песнопенья,
Пою по сердцу, без уменья.
Но что ж полна душа моя
О ком-то памяти священной!
Что б ни запел, то слышу я,
Всё песни девы незабвенной.
<1825>
СТАРЕЦ
Окончив тяжкую работу
Заботной, грустной жизни сей,
Он празднует свою субботу
В спокойной совести своей!
Он знает счастия обеты
И мрак изгибистых дорог,
И что сулят кипящи леты
В мятежной области тревог.
Он отжил для подлунной жизни,
И часто в дивных, сладких снах
Он видит прежний край отчизны
В каких-то дальних сторонах.
Окончив тяжкую работу
Заботной, грустной жизни сей.
Он празднует свою субботу
В спокойной совести своей!
<1825>
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
МОТЫЛЕК
В весенний вечерок приятный,
Как сизый сумрак мир одел,
На розе пышной, ароматной
Усталый мотылек присел;
В отрадах, в море наслажденья,
Счастливец нектар пьет забвенья...
Но вдруг соседственный чертог
Огней рядами осветился,
Безумец блеском ослепился
И одолеть себя не мог.
Летит, сияньем увлеченный,
Кружит, порхает близ свечи.
Куда? - безумец заблужденный!
Остановись!.. Сии лучи...
Но он уж в них, уж он пылает,
Дрожит, горит - и умирает!
Напрасно с утренней зарей.
На розе пробудясь душистой,
Подруга раннею порой,
Ища дружка в траве росистой,
Порхает в грусти по цветкам
И день проводит весь в тревоге.
Его уж нет!.. погиб в чертоге
В урок и страх всем мотылькам.
Так жаждой почестей влекомы,
Оставя тень родных лесов
И мирны отческие домы,
Где ждут нас дружба и любовь,
Прельщенны ложными лучами,
Бежим, слепые, за мечтами,
Бежим у славы взять венец;
О, как мы с мотыльком тут сходны!
Мы также к заблужденьям сродны:
От них ему и нам конец.
<1817>
БЛЕСК ОЧЕЙ
Приятно алых зорь мерцанье...
Прелестно тихое сиянье
Луны прекрасной, молодой,
Когда над зеркальной водой
Стоит, и лик ее дрожит на дне потока,
Иль _девой чистою_, в безмолвии ночей,
Гуляет в голубых полях востока
В богатых тканях из лучей...
Но, друг мой, ангел мой, мне _блеск твоих очей_
И розовой зари и лун младых милее.
Что пышной радуги светлее,
Когда в воздушных высотах
Горит она в семи блистающих цветах
И, небо оттеня прекрасной полосою,
Любуется своей красою,
Смотрясь в серебряный ручей!
Но мне всего милей, мне - _блеск твоих очей_!
Я видел солнце на восходе,
Когда, как будто чрез окно,
Глядит с улыбкою из-за холмов оно
И дремлющей еще природе
Шлет утренний привет...
Я зрел потом его великолепный свет,
Когда и куст простой, осыпанный росою,
Сияет дивною красою
В алмазах, в пурпуре и в блеске богачей.
Всё мило. Но милей мне _блеск твоих очей_!
Я зрел дрожащее сиянье звезд в эфире
В часы спокойствия в безмолвном мире;
Я видел дивную игру лучей
В кристаллах и в сребре фонтанов и ключей!
Прекрасный, пышный блеск! Но _блеск твоих очей_
(Что делать мне?) - луны, зари и звезд милее!..
Ах! Много в жизни я терпел, томясь, стеня...
Но, _очи милые_! Смотрите на меня -
И будет жизнь моя луны младой светлее!..
<1818>
ФИАЛКА И ДУБЫ
Басня
В глуши под хворостом, в долине
Фиалка на судьбу задумала роптать:
"За что так счастливы там дубы на вершине?
Куда им весело на высоте стоять!
Для них и свет открыт, они и к солнцу ближе!
А я! что может быть моей здесь доли ниже?
Мне, право, жребий мой постыл!.."
Еще не кончила - вдруг страшно бор завыл -
Стемнели небеса - и ветры налетели:
В гремящих тучах блеск!
В лесах дремучих треск!
И дубы гордые, шатаясь, заскрипели!..
Фиалка слышала их вопль, их тяжкий стон;
Но слышала вдали и словно как сквозь сон:
Ей буря в высоте ревуща не вредила.
Когда ж всё стихло в небесах,
Она увидела, что буря на холмах
Все дубы с корнем вон и лоском положила...
И тут-то распознал неопытный цветок,
Что доля мирная, что тихий уголок
Надежней и верней, чем горды те вершины,
Где часто падают под бурей исполины.
<1818>
К СНЕГИРЮ
Красногрудый друг мой милый!
Отчего ты всё грустишь,
Ноешь в песенке унылой,
Иль насупившись сидишь?
В бедной хижине смиренной
Ты не пленник заключенный,
Ты хозяин, как и я!
Тесной клетки ты не знаешь,
Где задумал, там порхаешь,
Всем мила здесь песнь твоя.
Не тебе ль плачу я дани
Всем, что любишь есть и пить?
И зато у нас нет брани,
Если вздумаешь шалить
И, вспорхнув от сна с зарею,
Раннею кружась порою,
Сядешь прямо на меня:
В волосах моих играешь,
Резво носиком щелкаешь,
Сладкий сон от глаз гоня.
Чуть осердиться сбираюсь,
Ты вспорхнул - и был таков!
Вдруг запел - я улыбаюсь,
Ты прощен! здесь нет силков:
Здесь жероль цветет душиста,
И вода в фарфоре чиста,
Здесь на солнце, пред окном
Ты купаешься привольно
И, натешившись довольно,
Брызжешь светлым вкруг дождем.
Отчего ж так часто, милый,
Грудью бьешься ты в стекло?
Вместо песен - крик унылой?
Отчего? - Здесь так тепло!..
В гости просишься к свободе!
Полно! взглянь: во всей природе
Скука - жизни искры нет!
Стужа, вьюги, бури снежны...
Здесь с тобой все дружны, нежны.
Здесь покой, тепло и свет!
Ах! а тамо ястреб лютый
Бедных птичек так и ждет;
Из засад, злодей, минутой
Налетит и заклюет!
Ты погиб! "Мне всё известно, -
Говоришь ты, - но где тесно,
Там свободы нет святой!
Птичкам страж - их мать природа:
Все кричат мне, что свобода
Лучше клетки золотой!"
Прав ты, прав, о сын природы!
Вольным всюду жизнь сладка:
Где не светит луч свободы,
Хлеб постыл там, соль горька!
Что сказал ты, сам я то же
Гордому скажу вельможе:
Не пленяюсь я мечтой,
Быть свободным в бедной хате
Лучше, чем в большой палате
Жить, как в клетке золотой!
<1818>
ДИТЯ И ПТИЧКА
Басня
Певица пеночка, летая в чистом поле,
Вдруг видит сад... "Мне в нем хотелось быть давно!" -
Порх, порх - и вот уж там... В сад отперто окно:
Она к окну, в окно - и, ах! в неволе!
Боярское дитя
В летунью пташечку то тем, то сем швыряет;
Раз мимо!.. Вот ушиб и, за крыло схватя,
Бедняжку тормошит, таскает.
"Ну, птичка! - говорит, - ну взвейся, ну запой"
А птичка глазки вверх, дрожа, век кончит свой.
То видя, чувствует дитя в душе мученье,
И в слезы и в тоску, а няня - поученье:
"Тебе бы пташечку легонько изловить,
Ее беречь, за ней ходить,
Ее кормить, ее поить;
А птичка стала бы и в зимние морозы
Весь дом наш песенкой весенней веселить.
Теперь уж не помогут слезы,
Всему виною сам:
Ах, снявши голову, не плачь по волосам!"
-----
О басенка моя! туда, туда, к вельможе,
Чтоб счастием сие испорченно дитя,
Тебя хоть невзначай прочтя,
Что с бедной птичкою, с людьми б не делал то же.
<1819>
К СОЛОВЬЮ В КЛЕТКЕ
Меркнет день, лазурь темнеет,
Погасает блеск небес,
В шумном мире всё немеет,
Дремлет тихо синий лес;
Встал и месяц за горою...
Ах, бывало сей порою,
Милый сын весенних дней,
Под черемхою душистой,
Где ручей журчит сребристой,
Здесь певал ты, соловей!
Сколько раз меня, бывало,
Сколько раз друзей моих
Сладкогласье восхищало
Песней радостных твоих!
Замолкали все пернаты
Вмиг, коль ярки перекаты,
Треск, урчанье по зарям,
Песни звонкие, игривы,
Свисты, стоны, переливы
Растекались по кустам!..
Ах, давно ль прелестна Хлоя
Восхищалася тобой?
В час прохлады, в час покоя,
Перестав, на миг, рабой
Быть законов скучных света,
Без затей легко одета,
Без толпы рабынь, рабов,
Шла гостить одна - к природе,
И внимать, как на свободе
Громко славишь ты любовь.
Ты гремел - почто же, милый,
Вдруг замолк? и скучен стал?
Дикий свой приют унылый
Ты на клетку променял?
Клетка пышная богата,
Будто храм или палата
Раззолочена она!
Тут хрусталь с водою чистой,
Корм, песок с травой душистой,
Свет чуть брезжит из окна.
Чем же, друг мой, недоволен?
Отчего тебе грустить?..
Ах! - кричишь ты, - я неволен,
И могу ль веселым быть?
Я в родном кусту на ветке
Ночь насквозь певал, но в клетке
С горя чуть могу дышать...
Всяк поет в счастливой доле:
Счастье - в воле, гроб - в неволе.
Нет, не петь мне, - умирать!
Так, священная природа,
Твой закон и сердца глас
Нам вещают, что свобода
Есть вторая жизнь для нас!
Скромный жребий в мирной доле
Предпочтя златой неволе,
Подружусь я с простотой, -
Пусть сердца, пусть души низки,
К пресмыканью, к рабству близки,
Обольщаются мечтой...
Пусть тираны строят ковы
И златят цепей свинец,
И приемлют их оковы
Раб безгласный, низкий льстец.
Поруганье пья как воду,
Дар небес - свою свободу -
Предают за дым они!
И, лобзая тяжки длани,
Платят век покорства дани
И влачат без жизни дни!
Пусть земные полубоги,
В недрах славы и честей
Громоздя себе чертоги,
Будут в них рабы страстей!
Для чего мне дом огромный?
Дайте мне шалаш укромный
Из соломы и ветвей,
Дайте _дружбу_ и _свободу_ -
Стану петь, хвалить природу,
Как на воле соловей!
<1819>
ШАРАДА
На тучных пажитях Авзонии цветущей,
Раздвинув злачные брега,
_Часть первая_ моя шумя кропит луга
И поит пышные града и скромны кущи-
Страну событий и чудес;
И в зеркале ее высокий свод небес
Безоблачен, чуть зыблясь, почивает;
И в роще лавровой златой лимон мелькает...
Моя _вторая часть_
Над небом и землей свою простерла власть;
Всему закон - ее всемощны произволы;
Воззрит - и сонмы звезд бледнеют и дрожат.
Речет - и царства в прах! Низвержены престолы!
Коснется безднам - и кипят!
Велит - и цепью гор глубоки станут долы...
_А целое мое_ ни пышностью парчей,
Ни блеском крупных перл, ни искрометна злата
Не скроешь ты, _Оргон_! мой сын и сын разврата,
От зорких божеских очей...
Сбери кругом себя весь блеск честей и славы,
Испей все прелести и неги и забавы,
Сдвинь море и взнеси до неба пышный дом,
Нигде не избежишь моей _второй_ ты _части_:
Твою преступну грудь грызут строптивы страсти,
И на чело твое давно прицелен гром.
<1819>
ПРИЗЫВАНИЕ СНА
Заря вечерняя алеет,
Глядясь в серебряный поток;
Зефир с полян душистых веет,
И тихо плещет ручеек.
Молчат поля, замолкли селы,
И милый голос филомелы
Далеко льется в тишине...
В полях туманы улеглися;
Дрожащи звезды в вышине
За легкой дымкою зажглися.
Но мне прелестный вид небес,
Земли роскошные картины,
Ни сей цветущий свежий лес,
Ни миловидные долины
Не могут счастья принести.
Не для меня красы природы,
И вам, мои младые годы,
Вам в тайной грусти отцвести!
Приди ж хоть ты на глас призывный,
В своих мечтах и горях дивный,
О друг несчастных, кроткий сон!
Приди - и ласковой рукою
Склони печального к покою
И утоли сердечный стон!
Меня зовут в страну мечтаний...
Не твой ли то приветный глас?
Сокрой от утомленных глаз
Картины бедствий и страданий...
Туда! к сияющим звездам,
Из сей обители порока,
Из-под руки железной рока,
Туда, к надзвездным высотам!..
Ах, покажи мне край прелестный,
Где истина, в красе чудесной,
В своих незыблема правах;
Где просвещенью нет препоны,
Где силу премогли законы
И где свобода не в цепях!..
Приди!.. Но ты не внял призванье.
Горит досадный утра свет,
И новый день меня зовет
Опять на новое страданье!..
<1819>
ВЕСНА
Уж ласточка к гнезду послышала влеченье,
И _роза вспыхнула_ на ветке молодой,
И дышит негою черемха над водой,
И соловья гремит по рощам пенье...
Почто ж в душе моей волненье?
Почто бежит души покой?
Судьба железною рукой
Влечет меня в тревоги света
От милой сельской тишины:
Увы! скорей, чем блеск весны,
Исчезнут в бурях жизни лета!
<1820>
ШАРАДА
_Слог первый_ мой везде есть признак превосходства
_Вторая часть_ нужна для пищи, для дородства,
Нередко и для книг, а чаще для бумаг;
Для лакомых она источник лучших благ.
Что ж _целое мое_? - Всегда жилище власти.
И благо, где на нем, смирив кичливы страсти,
Спокойно восседит незыблемый _закон_:
Тогда ни звук оков, ни угнетенных стон
Не возмущают дух в странах, ему подвластных,
Полны счастливых сел и городов прекрасных,
Любуются они красой своих полей,
И солнце, кажется, сияет им светлей...
Но горе, где, поправ священные законы,
Забыв свой долг, презрев граждан права и стоны,
Воссядет равный им с _страстьми_ - а не закон:
Там вмиг преобратит строптивой властью он
В ничто - обилья блеск, луга и нивы - в степи,
И детям от отцов наследье - грусть и цепи;
И землю окропят потоки горьких слез,
И взыдет стон людей до выспренних небес!
<1820>
ГРЕЧЕСКИЕ ДЕВИЦЫ К ЮНОШАМ
(Из Антологии)
Счастливцы юноши, он ваш, сей пышный мир!
Всё вам - венки и ласки славы!
И молодая жизнь для вас на шумный пир
Сзывает игры и забавы...
Святой огонь горит у вас в очах;
Как вдохновенные, на градских площадях
Вкруг вас кипящему народу
Вы хвалите в своих возвышенных речах
И славу пышную и милую свободу...
А наш удел: в безвестности, в тиши
Томиться пылкою мечтою -
И, погасив в слезах огонь младой души,
Без жизни жить с сердечной пустотою!
<1821>
К НЕДОСТОЙНОМУ БЕССМЕРТИЯ
(Из Антологии)
Ни позлащенна медь, ни мрамор величавый,
Ни плеск толпы, ни взор приветливый царей,
Ни пышный блеск твоей мимотекущей славы,
Ни ароматный дым возженных алтарей
Тебя, фортуны сын, рабов толпою льстивой,
От Парки бледныя ничто не сбережет!
Ничто! и ты, смутись, уж смотришь боязливо
И слышишь - тайный рок в безвестное зовет...
И что ты унесешь от жизни сей с собою?
И что оставишь ты наследием в веках?
Умрешь - и всё, что ты, умрет для нас с тобою,
И не падет слеза на твой забвенный прах!..
<1821>
ПРОЩАНИЕ С ЖИЗНИЮ
(Из Жильбера)
На пышном празднике у жизни милой
Я, грустный, прогостил один лишь только день
И гасну медленно... и над моей могилой
Никто слезой мою не успокоит тень!
Простите, мирные поля и вы, дубравы!
Где, в милой ссылке мне, душой я отдыхал!
И небо звездное - шатер наш величавый.
Природа дивная, прости, мой час настал!
Живите долго вы для сих красот священных,
Глухие к жалобам души моей друзья!..
Ах, будь им в сладость - жизнь! и жизнью насыщенных
Сомкни глаза их друг и грустная семья!
<1821>
СЕЛЬСКИЙ СОН
Как сладко в уголок укромный
Залечь, с спокойствием в душе,
На сенокосе - в шалаше,
Где виден, сквозь ветвей, надзвездный овод огромный
Иль светлый океан волнистых облаков!..
Как сладко в тишине приютной хаты,
В садах природы пить роскошны ароматы,
Дыханье молодых цветов!
Вблизи - ручей, грустя от тесноты брегов,
Как будто их раздвинуть хочет;
Вдали - протекший гром грохочет...
Но вот заря глядит в серебряный поток,
И утро под окно спускается украдкой,
И веет негой ветерок...
Как мил он мне, сей час мечты и неги сладкой!
Я слушаю сквозь сон, чуть помня сам себя,
Как милый сын весны, впервые полюбя,
Протяжно, томно ноет, стонет,
Как будто в сладкой неге тонет,
Всё тише, тише... смолк - и вдруг
Шумит, катит, дробит и щедро сыплет трели!
И песнь - то яркий треск, то милый глас свирели
Переливается, лелеет, нежит слух!..
Весь воздух - аромат и пенье,
И весь я свежее, живое наслажденье!..
<1822>
КЛЯТВА
(Баллада)
Раз весенним вечерком
Лиза с милым шла дружком,
А луна светила...
"В небе век горит луна;
Буду век тебе верна!" -
Лиза говорила.
В небе всё горит луна;
Лиза другу неверна:
Друга разлюбила.
И печален, грустен он,
Позабыл и грусть и сон:
Грусть его убила.
А неверная с другим
Счастьем хвалится своим,
О былом забыла.
Но случилось вечерком
Тем же ей идти лужком,
А луна светила...
На нее глядит луна,
Будто жизнию полна -
В ней душа заныла...
Кто-то в сумраке мелькнул,
Кто-то ей шепнул:
"За обман - могила!"
И с тех пор, всё день за день,
Лиза сохнет... Лиза - тень!
Младость погубила!..
И, печальная, конца
Как невеста ждет венца:
Так бледна, уныла.
Он настал - ее конец!
Саван белый - под венец,
Брачный одр - могила!
И, вздохнув, прохожий стал,
Надпись гробную читал:
"За обман - могила!.."
<1822>
К ЭЛЬМИРЕ
Романс
(Подражание французскому)
Ты понимаешь ли, Эльмира!
Как можно в грусти исчезать?
В моей душе не стало мира
С тех пор, как стал тебя я знать!
Жестокий друг! не верь покою!
Под пеплом кроется пожар;
Чтоб людям не скучать собою,
Я взял у них притворства дар...
Пусть им сдается, что, беспечный,
И я про счастье говорю, -
Ах! им ли знать огонь сердечный,
Которым втайне я горю!
Нет! счастие мое непрочно,
Уж я ничем не дорожу:
Я улыбаюсь - не нарочно,
Ошибкой - весело гляжу!
Ты преврати мне сердце в камень,
Рассей волшебные мечты...
Ах! ты зажечь умела пламень,
А погасить не в силах ты!
Но, друг! мне твой покой - отрада;
Я притаю мою любовь
И буду гаснуть, как лампада
В долине смерти меж гробов...
<1824>
РАЗЛУКА
(С богемского)
В небе всё сияло,
В поле всё цвело;
Но тебя не стало -
Всё с тобой прошло!
Ты, как сон крылатый.
Милая, ушла!
Ты все ароматы
С собой унесла.
Одни только думы
Мой грустный удел:
Скорей бы угрюмый
Борей зашумел...
Но вечной весною
Цвети всё для ней!
Я ею одною
Живу - и без ней!
<1825>
СЕТОВАНИЕ
(С богемского)
Вот, желтеют листья,
Забелели горы;
Что тебе, друг милый,
Что там в шумном граде?
В благовонном мае
Ты со мной рассталась!
И с тех пор я, грустный,
Всё живу надеждой...
Понеситесь, ветры,
За крутые горы;
Отнесите, ветры,
К ней сухие листья.
Пусть прочтет на каждом:
"Так он, бедный, вянет,;
Так в нем сохнет сердце,
От любви тоскуя!"
<1825>
ПОДГЛЯДЧИК
(Подражание богемскому)
Ветер воет за горой,
Лес нагорный клонит;
Месяц выглянет порой
И опять потонет.
Ветер, вой! кипи, река...
Мне б хотя немножко
Посмотреть издалека
На твое окошко!
Буря выла, вихрь свистал,
Бор горел зарницей...
Я как вкопанный стоял
Под твоей светлицей...
Страшны бездны... как же быть!
Тайною дорожкой
Стану всё я приходить
Под твое окошко!..
<1825>
КАРТИНЫ *
{* Главные черты сих картин, для верности записанные на месте.}
ПАРОХОД. ПЛАВАНЬЕ ДНЕЙ. ЧЕРТЫ ОСВЕЩЕНИЯ H ПРАЗДНИКА.
НОЧЬ В КАЮТЕ И УТРО НА ПАРОХОДЕ
1
ПЛАВАНИЕ ДНЕЙ
Всё взморье - серебро литое!
Погодный день! - и солнце золотое
Глубоко в зеркале воды горит!
Уж Петербург от нас, как пышный сон, бежит:
Чуть видны острова с зелеными елями,
И домы с флагами, я башни со шпилями...
На левом береге мелькает монастырь,
И _мыза Стрельная_ с дворцом своим белеет;
Кругом по берегам то дачи, то пустырь;
Вдали _Кронштадт_ и _Сестрорецк_ синеет...
Спокойствие... погода... тишина,
И стекловидная поверхность вод яснеет,
Как ясный слог _Карамзина_,
Как верная земных событий повесть,
Как, в чувстве правоты, светлеющая совесть...
Наш пароход - особый мир!
Тут люди разных стран, чинов и разной веры:
Калмык и жид, красавицы и офицеры;
Играет музыка - как званый пир!
Близ нас и мимо нас беспечно реют челны;
За нами синие веревкой вьются волны...
Неясных дум и ясной веры полный,
Я думал: будь земля - огромный пароход,
Будь пассажир - весь смертный род, -
Друзья! спокойно плыть и в беспокойстве вод!
Откинем страх: тут правит пароходом
Уж лучше Берда кто-нибудь!
(Но Берду все и честь и слава!)
Итак - спокоен, смертный, будь!
Будь жизнь - доверенность, и будет путь- забава!
Не унывай! по-детски веселись!
И, доброе дитя, отцу добра молись!
Не рабствуй суете - крепись!
Без воли кормчего твой не погибнет волос,-
С такой надеждою - вся жизнь игра!..
Покуда с палубы раздастся звонкий голос:
"Вот пристань, господа, гулять в саду пора!"
2
ЧЕРТЫ ОСВЕЩЕНИЯ И ПРАЗДНИКА
...Оно прошло, как сновиденье,
Сие блестящее круженье!..
Картины дивные узористых огней...
Толпы _живых_... движение теней...
Сии огромные кипящие фонтаны,
Как в дивных сказках великаны,
И статуй золоченых строй,
И светлый дом над пышною горой,
И сад с зелеными лугами,
И водопад с кристальною игрой,
И длинный ряд дерев под светлыми дугами...
Исчезло всё, как думы... как мечты...
Остались в памяти разрывные черты...
Я слышу музыку... я вижу освещенье -
И двор царей... и чернь... несвязное движенье...
Всё повторяется и в слухе и в очах:
И храм с короною и буква _M_ в лучах...
Я помню _пруд_, кругом его заборы -
И всё огонь!.. Огонь здесь вынизан в узоры!
И всё _волшебно_ тут!
И с разноцветными огнями стклянки
И из огней богатые вязанки -
Всё потонуло в синий пруд...
И тонкою, кристальной пеленою
Плывет вода по золотой горе!
И даль горит в лучах и в розовой заре!..
Как пышно на земле! Что ж в небе? Что с _луною_?..
Как тень бледна,
Едва видна,
Что думала тогда забытая _луна_?..
Мне показалося - _она_
Как будто ласково шепталася с огнями
И говорила им, с улыбкой и над нами:
"Красуйтесь, милые! а я свое найду:
Вы все погаснете... а я опять взойду!"
3
НОЧЬ В КАЮТЕ ПАРОХОДА
И пассажиров шумный рой
За полночь, позднею порою,
В каюты скромные теснится.
Иным, от тихой качки, спится...
Другим мешал уснуть колес гремучих шум;
Все, как свои, друг с другом говорили,
Сигары жгли, табак курили
И, для рассеяния дум,
Вино и грог и пиво пили...
Я видел, сквозь раствор окна,
Как в небе утреннем растаяла луна,
В воде удвоилась игривость...
Рассвет!.. светло.. у всех видна
В одежде н_е_брежность и на глазах сонливость.
4
УТРО НА ПАЛУБЕ
Свежо!.. и тихо!.. и красиво!..
У нас, на палубе, всё дремлет молчаливо;
Но позже полчаса - и вот
Пошел ходчее пароход,
И просыпаются... и стало _говорливо_...
Повеял утренник, и облаков седых
Летят последние частички...
И _пассажирок_ молодых
Видней хорошенькие лички.
<1825>
НОВЫЙ ГОД
Как рыбарь в море запоздалый
Среди бушующих зыбей,
Как путник, в час ночной, усталый
В беспутной широте степей, -
Так я в наземной сей пустыне
Свершаю мой неверный ход.
Ах, лучше ль будет мне, чем ныне?
Что ты судишь мне, новый год?
Но ты стоишь так молчаливо,
Как тень в кладбищной тишине,
И на вопрос нетерпеливый
Ни слова, ни улыбки мне...
<1825>
ЧИНОВНИК
(А. А. Н.)
За делом просидев часов пять-шесть,
Ты любишь, в холодке, под яблоней кудрявой,
С семьею крохотных твоих малюток сесть
И забавляться их младенческой забавой...
Твой стол в урочный час накрыт,
За ним с тобой сидят порою два-три друга
И - роза без шипов - твоя супруга!
Ты хоть _ливрейною_ толпой не знаменит,
Но весела твоя свободная услуга,
И всякий у тебя и радостен и сыт!
А в праздник, вечерком, твои сберутся _ровни_,
И ходко речь идет о службе, о делах,
И об учености, и о твоих стихах...
Так поживаешь ты - _исправный_ наш _чиновник_!
<1825>
МОЕ ЗАНЯТИЕ
Мне непонятен ваш _бостон_!
Я не люблю ни _экарте_, ни _виста_;
Я лучше предпочту под липой сладкий сон
Иль слушать речь Ариовиста: {*}
{* Лицо, известное в записках Кесаря.}
Он, гордый, не сошел пред Кесарем с коня!
И Кесаря он в грош не ставил;
А Кесарь, право, был великий человек!
Хвалю я ум его военных правил.
Увы! как сон: за веком век!..
Где эти _римляне_? где _греки_?
Нет больше тех времен, прошли те человеки!..
Какой для нас урок, какой живой пример!
Оставя _Кесаря_, иду на _Бельведер_;
Что за картина: лес, и озеро, и речки,
И подо мной внизу все люди - _человечки_...
Как весело тут быть вечернею порой!
Прекрасные места! прекрасная природа!
На круглом куполе лазоревого свода
Направо, далеко, за _Токсовой_ горой,
Садится солнышко... насупротив луною
Сребрятся облака, летящие грядой.
Как я любуюсь сей высокой стороною!
Сады, и фабрики, и куча деревень,
И в разные края бегущие дороги...
Так на Олимпе жили боги!
Но здесь не высмотришь всего за целый день!
Тут нет без красоты порожнего местечка.
Я вижу ясно _Петербург_:
Адмиралтейский шпиц горит, как свечка;
И, в сорока верстах, мелькает _Шлиссельбург_.
Еще... но дунул ветр... стихи мои упали,
Летят с карниза на карниз,
И голову сломя, я опрометью вниз, -
Чтоб девушки не прочитали
Карандашом написанных стихов
И, прочитав их, не сказали:
"Тут мало толку - много слов".
<1825>
ХАТА, ПЕСНИ, ВЕЧЕРНИЦА
"Свежо! Не завернем ли в хату?" -
Сказал я потихоньку брату,
А мы с ним ехали вдвоем.
"Пожалуй, - он сказал, - зайдем!"
И сделали... Вошли; то хата
Малороссийская была:
Проста, укромна, небогата,
Но миловидна и светла...
Пуки смолистые лучины
На подбеленном очаге;
Младые паробки, дивчины,
Шутя, на дружеской ноге,
На жениханье вместе сели
И золоченый пряник ели...
Лущат орехи и горох.
Тут вечерница!.. Песни пели...
И, с словом: "Помогай же бог!" -
Мы, москали, к ним на порог!
Нас приняли - и посадили;
И скоморохи-козаки
На тарабанах загудели.
Нам мед и пиво подносили,
Вареники и галушки
И чару вкусной вареницы -
Усладу сельской вечерницы;
И лобобриты старики
Роменский в люльках запалили,
Хлебая сливянки слотки.
Как вы свежи! Как белолицы!
Какой у вас веселый взгляд
И в лентах радужных наряд!
Запойте ж, дивчины-певицы,
О вашей милой старине,
О давней гетманов войне!
Запойте, девы, песню-чайку
И похвалите в песне мне
Хмельницкого и Наливайку...
Но вы забыли старину,
Тот век, ту славную войну,
То время, людям дорогое,
И то дешевое житье!..
Так напевайте про другое,
Про ваше сельское бытье.
И вот поют: "Гей, мати, мота!
(То голос девы молодой
К старушке матери седой)
Со мной жартует он у хати,
Шутливый гость, младой москаль!"
И отвечает ей старушка:
"Ему ты, дочка, не подружка:
Не заходи в чужую даль,
Не будь глупа, не будь слугою!
Его из хаты кочергою!"
И вот поют: "Шумит, гудет,
И дождик дробненькой идет:
Что мужу я скажу седому?
И кто меня проводит к дому?.."
И ей откликнулся козак
За кружкой дедовского меда:
"Ты положися на соседа,
Он не хмелен и не дурак,
И он тебя проводит к дому!"
Но песня есть одна у вас,
Как тошно Грицу молодому,
Как, бедный, он в тоске угас!
Запой же, гарная девица,
Мне песню молодого Грица!
"Зачем ты в поле, по зарям,
Берешь неведомые травы?
Зачем, тайком, к ворожеям,
И с ведьмой знаешься лукавой?
И подколодных змей с приправой
Варишь украдкою в горшке? -
Ах, чернобривая колдует..."
А бедный Гриц?.. Он всё тоскует,
И он иссох, как тень, в тоске -
И умер он!.. Мне жалко Грица:
Он сроден... Поздно!.. Вечерница
Идет к концу, и нам пора!
Грязна дорога - и гора
Взвилась крутая перед нами;
И мы, с напетыми мечтами,
В повозку... Колокол гудит,
Ямщик о чем-то говорит...
Но я мечтой на вечернице
И всё грущу о бедном Грице!..
<1825>
ХОЗЯЙКА
Как я люблю тебя, хозяйка!
Как тонок сон твой, чуток слух!
Едва заголосит петух,
Ты говоришь своим: "Вставай-ка!"
И будишь малых и больших.
Ночник в избе, к иконе свечка;
Пылает радугами печка;
И в золотых руках твоих
Всё ладится, всё так клеится!
Всё прибрано в дому давно;
И уж вертлявое вертится
В твоих перстах веретено!
Рассвет! Опять иные оборы.
Вот, сквозь морозные узоры,
Глядится солнышко в стекло, -
"Гляди к нам, красное, светло!
Мы, люди добрые, простые,
Не обижаем никого,
Не нам хоромы золотые;
Что есть - довольно нам того!"
Но вот протяжно зазвенело:
Обедня! - Колокол зовет!
И всякий, покидая дело,
Ко храму божию идет...
Как вы свежи, как вы румяны,
Жильцы залесных деревень!
Для вас неведомы романы,
И дряхлость чувста, и сердца лень,
И пресыщенье ледяное.
Увы! У нас совсем иное
В угарных наших городах!
Мы, страстным загораясь зноем,
Грустим, томимся, сохнем, ноем:
Мы старцы в молодых годах!..
<1826>
МНОГО ЛИ НАДОБНО?
Что нам для жизни? - Уголок!
Для хлеба - нивы лоскуток!
Для садика земли частичка...
И я как маленькая птичка,
Беспечен, как она, и рад,
Коль из окна каких палат,
Или с чьего-нибудь балкона
Смотрю на синево наклона
Далеких, сводистых небес,
На расцвеченный летом лес.
Иль с башни _Екатерингофа_,
Где незамеченный сижу,
Я с сердцем радостным гляжу
На дальний абрис _Петергофа_,
На перламутровый залив.
Как он стеклянист и красив!
Как хороши под парусами
И с лентой флага - корабли!
На них дары чужой земли!
И под чужими небесами
Рожден их кормчий и пловец!..
Различен позыв для сердец:
Иных манит прибытком ловля
К горам нерастопимых льдов;
Других с Индейских островов
Ведет в кронштадтский рейд торговля!
А я, без сел и кораблей,
Картиной мира веселюся:
Где лягу - сплю; и не боюся
Неурожаев, ни мелей...
И я, бесконный, беспалатный,
С одной сердечной полнотой
Любуюсь неба круглотой;-
Глотаю запах ароматный
И сам не знаю чьих садов.
Смотрю на сгибы берегов
Порой, на опененны волны -
И, сытостью душевной полный,
Иду в мой маленький приют,
В мой уголок, известный редким,
Где ласточки - мои соседки
И где мечты со мной живут.
<1826>
ВЗДОХ ТРУБАДУРА
Увы! прошла пора сердечного покоя,
Пора восторгов и стихов!
Уже я цитры не настрою,
Не слажу песни про _любовь_!
Любовь так сладко отманила
Певца от лавров и меча!
И так мне горько изменила:
В руках замок, да нет _ключа_!
Одной туда взойдет дорожкой:
И та, как крепость, заперта!
Ах! если бы хотя в окошко
Мне улыбнулась красота!..
<1826>
ПОДРЫВАТЕЛЬ
Басня
Сосед шумит,
Сосед кричит,
Сосед Макар лишь чуть не воет,
Что под носом его, в его глазах,
Плутяга-крот всё роет, роет...
"Ну, веришь ли, мне жалко - страх!
И сердце, братец, так и ноет:
Любимую гряду, злодей, изрыл.
Вот и дубина есть... уж я б его хватил,
Потешился б над вражьею спиною! -
Так говорил Макар, кроту грозя. -
Да, видишь сам, он роет подо мною,
А мне попасть по нем нельзя!.."
Сосед Макар! бывает случай разный:
Так роются под нас и клевета и ложь,
Так подрывается увертливый приказный:
И видишь, и шумишь порой, и бьешь,
Да все по нем не попадешь!..
<1826>
УСЛАДА
Я был рабом земных сует:
Ругались надо мной ползущие заботы;
Как узник, отданный к смиренью в дом работы,
Я с жизнью ссорился и не глядел на свет,
С водой и с воздухом глотая горе!..
Я был как ветвь, поверженная в море,
Кружился я в грозе изгибистых валов;
Но бог послал отрадные мне чувства
И мерность звонкую стихов.
С тех пор я стал земных смятений выше -
И слаще я дышу... и в сердце стало тише!..
<1826>
К ЗВЕЗДЕ
Куда спешишь так торопливо,
Звезда, красавица небес?
Здесь ясно зеркало залива
И свеж и ароматен лес!
Сады цветут у нас душисто!
И от златых твоих лучей
В долинах бисер серебристый
Горит в безмолвии ночей...
Куда ж спешишь так торопливо,
Звезда, красавица небес?
Потускнет зеркало залива
И потемнеет свежий лес...
Но ты спешишь с полей эфира;
Увы! неодолим закон!..
Так и для нас, моя Эльмира!
Ни слез поток, ни сердца стон
Не отведет часа разлуки;
Настанет день, удвоит муки...
Пойду с тоской моей туда,
Где ты, прекрасная, гостила;
Но ты, души моей звезда!
Ты мне надолго отсветила!..
Взойдет опять звезда небес!
Опять заливы засветлеют,
И сквозь цветущий дол и лес
Роскошным шепотом повеют
С душистой негой ветерки...
Но, полный всё моей тоски,
Я не пойду на праздник мира!
И тихо мне простонет лира:
"Зачем идти тебе туда?
Где милой нет - там свет могила!
Увы! души твоей звезда
Тебе надолго отсветила!"
<1826>
УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ
Сегодня вихорь парус рвет;
И вал на отмель лодку бьет;
И гром над безднами ревет;
И молния пловцу в глазах ресницы жжет.
А завтра - ни грозы, ни бури:
Погода... мир... и тишина,
Под круглым куполом небесныя лазури
Светлеет моря глубина...
Для нашей жизни нет картины сей вернее,
И - _утро вечера бывает мудренее_.
<1826>
МЕЧТА
Спокойны спящие морей заливы,
Как синее стекло;
Уже сошли часы покоя молчаливы,
И небо светлые огни свои зажгло...
Горит росою сад душистый
Под легкой завесой теней,
И долго свищет меж ветвей
Любовник розы голосистый...
И мимолетный, сладкий сон
Навел на вежды мне златой покров дремоты
И отмахнул крылом заботы,
И веял н_а_ душу мечтой прелестной он...
Я спал... но сердце пробудилось
И к жизни ожило иной,
И, как дитя в объятия к родной,
Тоскуя, из груди просилось...
Мне что-то _милое_, бывалое явилось!
Я вздрогнул... грудь была унынием полна,
И растворились сердца раны...
Уже сливалися волнистые туманы
И раскрывалася цветущая страна...
Но мне нерадостен весенний сад природы,
Ни аромат младых цветов:
Мне вспомянулися во сне минувши годы
И прежняя любовь...
Я видел _милую_, как легкий призрак зыбкий,
Я слышал звук знакомых мне речей,
И, пробудясь, я всё ищу ее улыбки
И голубых ее очей...
<1826>
ГРЕКАМ, ПРОСЯЩИМ ПОДАЯНИЯ
Тогда, как празднует Европа общий мир
И приучается к блаженству тихой жизни,
Гонимый грек, убог и сир,
Бежит от сладостной своей отчизны,
От стран Ионии, от милых берегов,
Где бой - на жизнь и смерть, где ратует Эллада!
Там блещет ятаган беснующих врагов,
Там нет и слов: спасенье и пощада!
В плену жена, раскопан дом,
Зарезаны младенцы,
И нищие - в краю чужом -
Афин и Спарты преселенцы!
Оторваны бедой от их родимых стран
(Доколь что даст им суд верховный неба!),
Пришли искать у братьев христиан:
В одежду - лоскута, и в пищу - ломтя хлеба
<1826>
К АЛИНЕ
Алина, хочешь быть царицей?
Изволь, - я буду твой _народ_:
Тебе в душе моей давно отстроен вход,
И ты, пожалуй, в ней устрой себе столицу.
Ты станешь, милая! прекрасно управлять,
Я за тебя - горой стоять!..
Ты можешь учредить и дани и налоги;
Но правосудие и ласку наблюдай!
И прежде, чем писать указ народу строгий,
Ты поцелуй _народу_ дай!..
<1826>
СКАЗКИ
Люблю я молодость твою
И синенькие глазки!
Тебе я песен напою,
Тебе готовы сказки.
Я видел много дальних стран
С большими городами;
Я видел море-океан
С солеными водами!
Я видел... но, тебя взманя,
Пойдут за сказкой - сказки:
Смотрите ж долго на меня
Вы, синенькие глазки!
<1826>
ЧЕРТЫ ОСЕНИ
Уж ветер вал на вал катит по жатве зрелой;
Черника лоснится, малина отошла;
В саду зарделся яблок спелый;
Уж белка зимовье себе свила,
И ладится медведь в берлоге;
Желтеет лист; змея, в норе,
Местами мерзнет на заре;
Копыт и колесо звончее на дороге...
Везде какая-то мелькает пестрота;
В водах и на небе седеет перламутром;
Про осень говорит народ у церкви утром
В день воздвижения пречестного креста.
<1826>
ДОСТОПАМЯТНОЕ СВАТОВСТВО
Историческая черта
"Прошу твою блистательную мочь -
Отдай мне з_а_ сына, сосед любезный, дочь
Твою, Елену молодую!" -
Так, чрез послов _Богдан Хмельницкий_ говоря,
Просил молдавского господаря.
"Скорее бороду отдам седую!
Но пусть потешится; пускай пришлет сватов!"
Хмельницкий закипел: "Сватов ему? - Готов!
Труби! седлай!" - Трубят - и _пятьдесят полков_.
_Всё реестровых_ казаков,
Слетелось. "Знамя вверх! Молебен - и на выступ!"
И _лава_ конная помчалась, как на приступ:
Чуть может их догнать их собственная тень,
Они в Молдавии. Богдан распорядитель,
А он в делах войны не неуч, а учитель!
"_Туда_ и _так_!" В один и тот же день
Сто сел и городов под линию пылают
И в страхе господарь, и дочь его везут,
И свадьбу пышную играют.
Дары! Поклон! - "За мной, к господарю!" - и тут
Богдан спросил, когда уж всё упрятал:
"Высокомочный! что?.. _Я хорошо ль посватал_?"
<1827>
ПЕРЕГОВОРЫ В БЕЛОЙ ЦЕРКВИ
(Черта из жизни Богдана Хмельницкого)
"Послушай, мой ясновельможный князь!
Я Казимира уважаю;
Но, с твердою душой родясь,
Страдал и вдвое пострадаю,
Ни вас, ни сейма не боясь, -
За край, за род мой и за племя!
Подумай, Любомирский, сам:
Хмельницкий говорит как друг, - не то уж время,
Чтоб лях давал законы нам
И посылал разъезжих строгих
Сбирать с колодезей налоги
И церкви божии запродавать жидам!..
Вот положили - соберемся
И в _Белой Церкви_ погостим:
Мы завтра там. Там мы о мире попечемся.
Условием, вельможный князь, твоим
Доволен!
В нем сказано, что всякий волен
По званию конвой и свиту привести:
Куда уж козаку за панством вслед ползти?
Вы будете на съезд с шляхетством, с гайдуками;
Однако ж кое-кто приедет и за нами!"
Расстались. Вот примчалась весть,
Что поляки скрывают месть;
Что свежая больна им рана
И им хотелось бы путем прижать Богдана
И в сеть уловкою завесть
На съезде. - Мудрено! он крепко верил в бога,
И с колыбельных лет военная тревога
Ему, как мать родная, знакома;
Притом Хмельницкий, был великого ума.
Большой конвой вели с собой поляки,
Чтоб, в недостатке слов, взять верх хоть силой драки;
Но трудно завести в заманку козака!
Узнав, что конница козачья далека,
Готовил лях свои уловки...
Богдан послал лихого ездока:
"Умри - скачи до Кочерговки.
Тут сорок верст, там сорок два полка!
Дружней, быстрей, из всей козачьей мочи,
Пусть мчатся на рысях... чтоб быть как тут к полночи!
Я знаю, наши прилетят!
И пусть все за лесом полягут по ватагам!.."
Кипит в душе Хмельницкого отвага,
Идет на съезд... Паны шумят,
Закинув кунтуши, преважно
Закручивают длинный ус,
И смотрят свысока, и говорят протяжно...
Хмельницкий не был сроду трус;
Однако ж видит: идут толки,
Паны особятся, какой-то есть секрет;
Ни откровенности, ни ласки нет,
И на него глядят как волки.
Вот он: "Шляхетные паны!
Как много привели вы свиты,
И ваши вершники все золотом прикрыты;
А мы, военною порой утруждены,
На клячах кое-как примчались;
Но, чтоб над козаком вы больше не ругались ..."
Он стал перед окном,
Махнул платком -
И зашатался дом:
Под топотом копыт заговорило поле,
И света божьего, в пыли, не видно боле!
Не стало пыльных облаков -
И двадцать тысяч Козаков,
Прогнав толпу вельможеских холопей,
Стоят!
И двадцать тысяч ратных копий
Торчат!
Паны удобрились - и мир подписан,
Который славою в скрижаль времен записан.
<1827>
ПРИКЛЮЧЕНИЕ
По ступицу песок, и лес на нас нависнул;
Уж ночь, и сумерком кругом заволоклось;
Ямщик в лесу лукаво свистнул,
И, чу, ему отозвалось...
Зачем свистишь, ямщик, лукаво?..
"Зову", - с усмешкой был ответ.
И зашумело за дубравой,
И там, и там огни и свет...
Беда: как тени, из подполья
Ползут с ножом и с кистенем;
Толпа других средь дикого раздолья
Буянит за ночным огнем...
И вот торчат рожны и колья,
Звенит топор и длинный нож...
Но мы не оплошали тож:
И наши сабли засверкали,
И грянул звонкий мускетон.
Тут схватка: резались, кричали;
Везде огонь, и кровь, и стон ...
Но если бы, друзья, уже пугаться стали, -
Так не пугайтесь... это сон!
<1827>
ПЕСНЯ
(Подражание богемскому)
Есть край, где желтеют
Богатые нивы,
И теплые веют
Там ветры игривы.
Гуляй там, Мальвияа!
Будь с ней упованье:
Когда же судьбина
Пошлет нам свиданье?
В развесистой чаще,
Под рощей кудрявой,
Мне быть с тобой слаще,
Чем с яркою славой.
Будь слава - царь поля,
Облитого кровью!
А мирная доля -
Златися любовью!
Но даль между нами!
Судьбам помолися,
Чтоб руки с руками
Скорее сплелися...
<1830>
1826-1830
БУРЯ
Что небо стало без лазури,
И волны ходят по Неве,
И тени облаков мелькают по траве?
Я слышу приближенье бури.
Я здесь не знаю, что творится надо мной,
Но близ меня, в щели стенной,
Уныло ветер завывает,
И он как будто мне о чем-то вспоминает
И будит давнюю какую-то мечту.
О ветер, ветер! Ты свободен,-
Зачем же рвешься в тесноту?..
Ах! Если бы я мог, оставя суету
И в чувствах нов и благороден,
Летать, как ветер по полям!
И только рано по зарям,
Прокравшись близ тюрьмы сторонкой,
Несчастным узникам тихонько
О чем-то милом напевать
И горьких в сладкое забвенье погружать!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
ГРОМ
Гремит! И воды запестрели!
И слышен в воздухе как будто шум и крик
И, вспыхнув, молнии на стеклах закипели!
И часовой стоит, утупя в землю штык!...
Где зарождаются сии кипящи громы?
Где бурь и непогод таинственные домы?
Зачем нам тайны познавать
И, мыслями волнуясь, утомляться?
Не лучше ли, во всем встречая благодать,
Жить просто и всему по-детски удивляться!
Между 9 марта - 31 мая 1826
СТИХИИ
К богу
Как хороши твои стихии!
Какая свежесть на _водах_!
И в ночи осени глухие
Как весело _огни_ светлеют в городах!
И _воздух_ твой то тих: его не видят взоры;
То вдруг раскат морей сгибает в грозны горы
И мчит в далекий путь чрез волны корабли!..
А как прекрасен вид послушливой _земли_.
Когда на ней весна гуляет молодая
И дымка вечера колеблется седая,
И вся, душистая под зеленью, в цветах,
Лелеется она в лазурных высотах!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
ВСЕМОГУЩЕСТВО
Ты можешь вдруг меня сравнить с презренным прахом -
И вдруг опять из праха воскресить!
Смутить мой дух, наполнить душу страхом -
И вдруг опять развеселить!
Ты ложе скорбное умел убрать цветами,
Ты пролил аромат из золотых кадил,
И томную главу страдальца осветил
Во сне прекрасными мечтами,
И свеял слезы с глаз дыханием любви!
Мне снилось раз: я был над грозною рекою,
Упал - и, вопия, искал тебя рукою,
И ты извлек меня и мне сказал: "Живи!"
Между 9 марта - 31 мая 1826
ПРИБЛИЖЕНИЕ ГОСПОДА ЛЮБВИ
Когда ты близишься, душа моя пылает
И всё во мне от радости дрожит;
И кровь, как горный ключ, кипит,
И мозг в костях моих играет.
Что ж ты несешь с собой, творец и бог миров?
Какое нищему таинственное благо?
Ты окропил уста какою сладкой влагой?..
Я узнаю... то ты и то... твоя любовь!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
ВОССТАНОВИТЕЛЮ
И мыслью о тебе все помыслы светятся,
И именем твоим уста услащены!
И силы слабого тобой одним крепятся,
И траты все мои в тебе возвращены!
Да зацвету я вновь под промыслом святым,
Как пальма свежая у нильского протока,
Под небом сладостным Востока,
Прекрасной Африки под солнцем золотым!
В глуши, разбитая, былых градов стена
Стоит одна, развалиной на пуще,
Но обвивается зеленым, свежим плющем,
Как животворная коснется к ней весна.
О, будь моей весной, всеблагодатный царь!
Да я, покинутый, как мертвый,
Воскреснув, воскурюсь тебе угодной жертвой,
Как древний, на степях отысканный алтарь!
Между 9 марта - 31 мая 1826
СОЗДАТЕЛЮ
О ты, создавший дни и веки,
Чьи персты солнца свет зажгли!
Твои лазоревые реки
Бегут, как пояса земли!
И, под густым покровом ночи,
На лов выходит дикий зверь,
Доколь заря, отверзши дверь,
Осветит человеков очи.
И утра в ранние часы
Всё дышит радостью святою:
И кедр, одетый лепотою,
И капля светлая росы.
Между 9 марта - 31 мая 1826
ЛУНА
Луна прекрасная светила
В тиши лазоревых полей
И ярче золота златила
Главы подкрестные церквей.
А бедный узник за решеткой
Мечтал о божьих чудесах:
Он их читал, как почерк четкий,
И на земле и в небесах.
И в тайной книге прошлой жизни
Он с умиленьем их читал,
И с мыслью о святой отчизне
Сидел, терпел - и уповал!
Между 9 парта - 31 мая 1826
ГОЛУБИЦЕ
Из псалмов Давида
Ах, голубица! голубица!
Зачем и я - не то, что ты?
Зачем мне так тесна темница
И недоступны высоты?
Как слабы смертного усилья,
Коль их бессмертный не скрепил!..
Когда б твои златые крылья
И посребренье между крыл,
Я б полетел к горе Сиону,
Где вечно светит благодать,
Чтоб, к горнему прильнувши трону.
От дольней жизни отдыхать.
Между 9 марта - 31 мая 1826
ТЕПЕРЬ И БУДЕТ
Еще любви закрыты двери;
И мы, одебелев как звери,
В угаре душной суеты,
Бредем по стежкам тесноты.
В устах полынь и руки - бритвы!
Идем на жизнь, как для ловитвы:
Везде добру короткий срок;
На всё печать кладет порок,
И в бедной жизни скорбь и краткость
И на путях житейских шаткость;
Душа полна неясных мук,
И головы - пустых наук;
Несем, как груз, приличий бремя!
Но бог пошлет иное время:
И дастся жизни долгота;
И будут сладостны уста
И ласковы у смертных руки,
И мы, как сон, забудем муки.
Между 9 марта - 31 мая 1826
СОРАЗМЕРНОСТЬ
Он не ханжа и не безбожник;
И с языком и не кричит;
И, как поверженный треножник,
Он и с огнем и не горит!
Между 9 марта - 31 мая 1826
ВОЗРАСТЫ
Дитя покоится у матерней груди,
У стража-ангела под мягкими крылами;
И старец, путь свершив - меж бездн и меж скалами,-
У бога под рукой утех за скорби жди!
А добрый юноша на подвиг дней иди!
Иди! но не теряй, в пылу житейской битвы,
Из памяти - творца; из уст - святой молитвы!
Между 9 марта - 31 мая 1826
ПРАВИЛА
Не видеть слабостей чужих;
Быть в чувстве гордости убогим;
Быть очень кротким для других,
А для себя быть очень строгим.
Будь слеп для слабостей чужих!
Будь в чувстве гордости убогим;
И очень кроток для других
И для себя будь очень строгим.
Между 9 марта - 31 мая 1826
ПРАВИЛО
Жена! Будь я другой, супруга,-
Любя, о нем не рассуждай!
Ты друг?- люби и уважай
Со всеми слабостями друга!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
* * *
Из шелку и мочал шнур нашей жизни вьется:
Кто плакал поутру, тот к вечеру смеется.
Между 9 марта - 31 мая 1826
НАУКА
Как в шахматы играть, так в свете должно жить:
И чтоб хождение твое в нем было прочно,
Смотри, чтоб с умыслом - и даже ненарочно -
На клеточку чужую не ступить.
Между 9 марта - 31 мая 1826
ЗАЧЕМ?
Откуда к нам взялись расчет, заботы, счеты?
Зачем на мир пришли они?
Чтоб, завлекая всех в убытки и отчеты,
Мостить работы на работы
И делать медными златые жизни дни!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
ПРИЧИНЫ
Всему причиной - суета!
Воображения игривость,
В словах и мыслях торопливость,
В делах и в чувствах - пустота!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
МЕЧТЫ
Мечты - душевные игрушки!
Кто вами тешиться не рад?
И стены маленькой избушки
При вас красивее палат.
Но осторожно должно вами
Играть - и только иногда:
Как за болотными огнями,
За вами кроется беда!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
К ЛУНЕ
Среди безмолвия ночного
Луна так весело глядит,
И луч ее у часового
На ясном кивере горит!
Ах! Погляди ко мне в окошко
И дай мне весть о вышине,
Чтоб я, утешенный немножко,
Увидел счастье хоть во сне.
Между 9 марта - 31 мая 1826
ДВА СЧАСТЬЯ
Земное счастье мне давалось,
Но я его не принимал:
К иному чувство порывалось,
Иного счастья я искал!
Нашел ли?- тут уста безмолвны.
Еще в пути моя ладья,
Еще кругом туман и волны,
И будет что? - не знаю я!
Между 9 марта - 31 мая 1826
ДОЖДИ
Шумят весенние дожди,
Под ними зеленеют нивы, -
Зачем же слышу я в груди
Порой тоскливые порывы?..
Творец! Пошли свой чистый дождь:
Омой с меня мой прах греховный;
И будь ты пастырь мой духовный
И к новой жизни лучший вождь!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
К СОЛНЦУ
Пали меня, пали, златое!
С твоих высот без облаков;
Да снидет с неба отнятое
Грехами у земных сынов!..
Когда бия неугасимо,
Как ты, любовию горел
К тому, кто благостью незримой
Меня кормил, берег и грел!..
Между 9 марта - 31 мая 1826
ВЕРА
Когда кипят морей раскаты,
И под грозой сгорают небеса,
И вихри с кораблей сдирают паруса,
И треснули могучие канаты,
Ты в челноке будь Верой тверд!
И бог, увидя без сомненья,
Тебя чрез грозное волненье
На тонкой нитке проведет...
Между 9 марта - 31 мая 1826
НАДЕЖДА
Под черною ночью, на белом коне,
Скакал паладин по буграм, чрез овраги;
И нет уж в нем силы и нет уж отваги;
Но вдруг заяснел огонек в стороне:
И радостно поднял усталые вежды,
И скачет бодрей крестоносец-ездок:
Ах, как не узнать?.. то Надежды,
Надежды златой огонек...
Между 9 марта - 31 мая 1826
ЛЮБОВЬ
На степи раскаленной, широкой,
Где не слышно, не видно отрадных ручьев,
Исчезал, без воды, человек одинокой;
Вдруг послышал он тихий и ласковый зов:
"Оглянись, человек, и напейся,
И напейся студеной воды!
Уповай и люби и надейся -
И, как жажда, исчезнут беды!"
Он взглянул - и прекрасная, с чашей,
Перед ним, как видение снов:
Ничего он не видывал краше,
И душа в ней узнала - _Любовь_.
Между 9 марта - 31 мая 1826
МОЛИТВА
О, не прогневайся, мой боже!
Что я и грешен так и слаб.
Сетей, страстей - добыча, раб...
Себе пеняю я - и что же?
Я знаю грех, - его бежать
Есть воля, но при ней нет силы!
Как челном утлым управлять,
Когда бугрятся, как могилы,
Валы на пенном лоне вод?
Пловец тревожный видит, знает.
Что недалек водоворот,
Но челн насилье увлекает...
Я сей пловец: мой бедный челн
Влечется жизни треволненьем.
Я часто _лучшей воли_ полн;
Но вдруг встречаюсь с обольщеньем,
И твердый я - уж слабый я!..
Порой еще борюсь с собою,
Мне цель еще ясна моя;
Но чем-то мощным, как судьбою,
Отброшен прочь от цели - и...
Готов разбиться я о камень.
Так в лоне мирной ладии
От зароненной искры пламень
Вдруг побежит по парусам:
Рыбарь проснулся, и не знает,
Себя не понимая сам,
Куда? и как?... и воздевает
Лишь молча руки к небесам...
Вот истый образ!.. В сей напасти
Свое былое узнаю:
Так, незагашенные страсти,
Я помню, и мою ладью
Зажгли, и, весь огнем объятый,
Под грозной бурей я летел;
Но ты - хвала тебе трикраты! -
Ты сам!.. И я и челн мой цел!..
1826
ОБЕТЫ
Небесный царь! Твои обеты
Как чистый ароматный мед,
Как детства золотые леты,
Как от алмаза тихий свет.
Они живят, они питают,
Как в зной прохладное млеко;
Пред ними чувства расцветают,
И на душе от них легко!..
1826
УПОВАНИЕ
Как опирается пловец
Ретивой грудию на волны,
Так на твою любовь, Отец!
Я оперся, надежды полный...
Играй, волна! кипи, волна!
Пылай, гроза! шуми, ненастье!
Запала в душу мысль одна:
"Я где-нибудь да встречу счастье!"
1826
УЗНИК К МОТЫЛЬКУ
Дитя душистых роз и поля!
Зачем сюда ты залетел?
Здесь плен и скучная неволя:
Я уж терпеньем накипел,
Забыл о радостях в природе,
О тихом счастии в лесах;
А ты сгрустишься по свободе
И по родимых небесах.
Лети ж на волю - веселися!
И в золотой рассвета час
Святому богу помолися
И будь у счастья гость за нас!
1826
СРАВНЕНИЕ
Как светел там янтарь луны,
Весь воздух палевым окрашен!
И нижутся кругом стены
Зубцы и ряд старинных башен.
Как там и вечером тепло!
Как в тех долинах ароматно!
Легко там жить, дышать приятно,
В душе, как на небе, светло;
Всё говор, отзывы и пенье.
Вот вечер, сладостный, весенний,
Страны, где жил я, как дитя,
Среди семейной, кроткой ласки,
Где так меня пленяли сказки...
Но буря жизни, ухватя
Мой челн, в безбрежное умчала;
Я слышал, подо мной урчала
И в клуб свивалася волна;
И ветры парус мой трепали...
Ах, часто чувства замирали
И стыла кровь. Скучна страна,
Куда меня замчали бури:
Увы, тут небо без лазури!
Сии бесцветные луга
Вовек не слышат пчел жужжаний,
Ни соловьиных воздыханий;
И тут, чрез мшистые брега,
Как горлик, ястребом гонимый,
Летит весна, как будто мимо,
Без ясных, теплых вечеров...
Ничто здесь чувства не лелеет,
Ничто души не отогреет,
Тут нет волшебных жизни снов;
Тут юность без живых волнений,
Без песен молодость летит;
И, как надгробие, стоит,
Прижав криле, безмолвный гений.
1826
ВЗДОХ
Брега пустынные темнеются как коймы,
Онега зеркалом лежит;
И паруса сложили _соймы_... {*}
Ничто не движется, безлюдный берег спит.
И волны тихие смешались с небесами,
Чуть слышен гул грозы - и молния горит
Над _повенецкими лесами_... {*}
Торчат, как призраки, огромные скалы,
Природы древние обломки. **
Зачем уснули вы, кипящие валы?
Где ты, порывный ветр? Где вихри в свистах
звонких?
Вы, древние жильцы в сих горных теснотах,
Мой вздох к моим друзьям промчите в высотах!
Вас просит грустный преселенец;
Скажите им, что он, в пустынных сих местах,
О них тоскует, как младенец.
1826
{* Особого рода крытые лодки.
** Город Повенец (уездный, Олонецк. губ.) окружен древними дремучими
лесами, в стране дикой и почти безлюдной.
*** Здешние скалы, по свойству своему, почти все принадлежат к
обнаженной горнокаменной породе, называемой брексия. Полагают, что это
обломки первосозданных гор, разрушенных движением великих вод, которых следы
везде запечатлены на почве здешних полей, загруженных каменьями, песком и
раковинами.}
ПОКЛОНЫ
Месяц, в мутных облаках,
Бледно серебрился,
На встревоженных волнах
Мой челнок носился...
Я молвил: "Коль угожу
К пристани защитной,
Сто поклонов положу
С песнию молитной!.."
Буря взвыла... в _корабле_
Слышны плач и стоны;
А я цел в своем угле,
И кладу поклоны...
1826(?)
ИЛИЯ - БОГУ
Мы ждем и не дождемся сроков
Сей бедственной с _нечестьем при_:
Твоих зарезали пророков,
Твои разбили алтари!..
Проснись, бог сил, заговори!
Нет места для твоей святыни,
И я теперь, жилец пустыни,
Я плачу пред тобой один!..
А ты им терпишь, властелин
Земли, морей и облаков!
Ты терпишь _от своих рабов_!!!
1826 или 1827
БОГ - ИЛИЕ
Не сокрушайся, мой пророк!
На всё есть час, на всё есть срок;
Пускай, кичась, растет порок:
Будь зло добру в _святой урок_!..
Но не грусти! Твой господин
Здесь не совсем еще один:
Не все пошли к Ваалу в сети!
Есть _тайные у бога дети_,
Есть тайный фимиам сердец,
Который обонять мне сладко!..
Они бегут ко мне украдкой,
И я являюсь втайне к ним;
И их лелею, просветляю
_Высоким, истинным, святым_!
1826 или 1827
ИЗ ПСАЛМА 43-ГО
Забыл ты нас, забыл нас, боже!
Враги пируют праздник свой:
Вчера ругались, ныне тоже
Над нашей бедной головой!..
Ты продал, боже, за бесценок
Негодных нас, твоих рабов,
И малолеток и ребенок
Ведут нас, как в ярме волов...
Не за тебя ли ж, боже! боже!
Играют нашею судьбой,
И стерегут нас строже, строже,
Как обреченных на убой!..
Отец! Ты отвращаешь взоры
От плачущих твоих людей,
И враг дождит на нас укоры
И бьет нас прутом, как детей!
Восстань же, боже! Что ты дремлешь?
Мы именем твоим святым
Тебя зовем... Но ты не внемлешь:
Ты предал нас врагам твоим!..
Но и под гнетом горькой доли
Мы верными тебе стоим
И, вопль тая душевной боли,
Друг другу смело говорим:
Не воссылай чужому богу
Молитв из трепетной груди;
Рассей все страхи, всю тревогу
И к богу своему иди!..
1826 или 1827
К БОГУ
Я не могу тебя с холодностью любить
И говорить с тобой бесслезными очами:
Я не могу тебя хвалить
Одними мертвыми словами:
Жизнь, жизнь во мне кипит,
Как многошумный ток весенний;
Душа зажглась, душа горит,
И грудь тесна от вдохновений...
Мой бог! я в выраженьи слаб;
Я в пении косноязычен;
Земли отродие и раб,
Еще я к небу не привычен...
Коснись твой шестикрылый мне
Горящим углием языка! {*}
Да совершит мне глас великий,
Да даст мне весть о вышине!
Давно земным засыпан прахом,
Таюсь, как червь, в земной тиши,
Одеян скорбию и страхом...
Но ты тенета разреши -
И миг - и гость я над звездами
Родимых ангельских полей:
Там правда с горними судьями
Суд крепкий держит над землей.
1826 или 1827
{* Сие выражение объясняется видением Исайи в 1-й пророка.}
УТРЕННЕЕ ЧУВСТВО
Я рано поутру вставал,
Когда еще алело небо,
И душу гладную питал
Молитвы кроткой сладким хлебом.
И в теплом воздухе потом,
Когда лучей и дня разливы
Златили лес, скалы и нивы,
Я, в восхищении святом,
Без бурь, без помыслов - свободны
В каком-то счастьи утопал
И, мнилось, с воздухом вдыхал
Порыв к святому благородный -
И быть земным переставал!
Но суетливость пробуждалась,
И шум касался до меня...
И вдруг душа моя сжималась,
Как ветвь травы - _не тронь меня_!
1826 или 1827
КТО ОН?
Дугой нахмуренная бровь;
Как смоль вихристый, крупный волос;
Понурый взгляд, неясный голос...
Он не шутлив, и не суров,
И не задумчив; но игривость
Ему совсем незнакома:
В душе он носит горделивость,
И на челе печать ума...
И в мире ой дикарь пустыни,
Не любит наших мелких нужд,
Всего утешного он чужд;
Дрожит при имени святыни;
Он в обществах учтивый гость,
Но тверд и холоден, как камень;
Под языком таится злость;
В очах порою вспыхнет пламень;
Но этот пламень - не любовь!
Он холодно глядит на кровь,
И на кладбище, и на трупы...
Перед его умом все глупы...
Вошел, взглянул - и всё насквозь,
Глядит - глаза, порою, врознь...
Глядит - и видит все изгибы
Души, и мыслей, и сердец!
Рыбак не сторожит так рыбы,
Как он, недремлющий ловец,
Подстерегает взгляд и слово...
Он души смертных прочитал,
Постиг земные заблужденья,
И, чуждый к слабым сожаленья,
Он, гордый, сам себе сказал:
"Они мои!.. Слепые дети!
Я ваши жребии держу:
Нужна ли хитрость? - кину сети;
Потребна сила? - я свяжу...
Я всё, обдумав, начинаю,
И терпеливо я люблю;
Кто б ни был он - остановлю
Единым словом: я всё знаю".
И знают, мнится, все его,
И нехотя при нем таятся,
И гостя скромного боятся,
Не зная сами отчего...
Он тих и никого не тронет,
Он словом не обидит вас,
Но мать дитя свое хоронит
От зорких нечестивца глаз...
1826 или 1827
А ВЕТЕР ВЫЛ
За полночь пир, сиял чертог,
Согласно вторились напевы;
В пылу желаний и тревог
Кружились в легких плясках девы;
Их прелесть жадный взор следил,
Вино шипело над фиялом,
А мрак густел за светлым залом,
А ветер выл!
И пир затих... последний пир!
И слава стихнула вельможи:
В дому день с_о_ днем глубже мир;
Ложится пыль на пышны ложи,
В глуши тускнеют зеркала,
В шкафах забыты знаки чести;
На барских крыльцах нет уж лести,
И мимо крадется хвала...
И всё в дому пустынно было,
Лишь сторож изредка бродил,
Стучал в металл и пел уныло,
А ветер выл!
Уж нет садов и нет чертога,
И за господ и за рабов
Молили в ближней церкви бога,
Читали надписи гробов,
Дела усопших разбирали.
Но мертвых мир живой забыл:
К ним сыч да нетопырь слетали,
А ветер выл!
1826 или 1827
КАНАРЕЙКА
Басня
Канарочку Оленушка купила;
Как няня, нянчилась с пташуркой, берегла,
И белым сахаром из алых уст кормила
Любимицу... и вот уж птичка так смела
И так мила:
Лишь стукнут чашками, она как тут была,
И каждый день поутру, у стола,
Кружит, проказит - и без спроса,
Хозяйкой чайного подноса,
То сахар, то бисквит клюет,
А между тем поет, поет...
И страх как пташечку Оленушка любила,
И очень ею дорожила.
Но девушек любовь - послушать старика -
Полегче перушка, потоньше волоска!
Сдружилась Ленушка с котом-мурлыкой:
Настанет день - он тут; сидит угрюмый, дикой,
А птичке это не под стать.
И вот уж песенок резвушки не слыхать;
Манят - нейдет! а барышня сердиться,
И в слезы, и шуметь... А няня ей совет:
"Олена Ниловна, мой свет!
Уж ты на возрасте - пора бы вразумиться:
Загадка, матушка, ведь очень-то проста:
Ну, хочешь с птичкой быть, так выгони кота!"
1826 или 1827
ТОСКА БОЛЬНОЙ НИНЫ
(Романс)
С тех пор, как мы разлучены судьбой,
Я на одре в болезни и в томленье:
Полсердца ты, о друг, увез с собой!
Полсердца мне оставил на мученье. -
Я жду тебя!..
Я вяну, друг! меня теснит тоска!
Моя заря как вечер мне унылый!
Едва с пером подъемлется рука,
Тебе сказать едва имею силы:
"Я жду тебя!"
Опять тоска идет с молчаньем ночи,
Когда земля и небо в тишине;
Мои от слез пылающие очи
Твой образ зрят - во сне и не во сне!
Я жду тебя!..
Но мысль одна, что мы, рука с рукой,
Пойдем, о друг! по жизненной дороге,
В больную грудь мне сладкий льет покой,
И, всё забыв: сомненье и тревоги,
Я жду тебя!..
Я жду тебя, как вестника с небес!
В стране земной, где всё печаль и мука,
Где мы за всё так много платим слез,
Но где всего, всего страшней разлука. -
Я жду тебя!..
1826 или 1827
ГЛАС
Слуху моему даси радость и веселие.
Псалом 50
Чей шепот в душу проникает?
Кто говорит мне: "Веселись!
Година счастья наступает,
Уж годы скорби пронеслись.
Уже грехов истерлись цепи,
И расклепались кандалы:
Оденутся дубровой степи
И жатвы взыдут на скалы.
Настанет новых дум порядок;
Свершится ряд заветных числ;
И тайны вековых загадок
И прорицаний темных смысл
Постигнут люди, - и мгновенно
Воспрянет всяк, как пробужденный
От тяжких, воспаленных снов:
Пройдет пиянство шумной злобы,
И в пятичувственные гробы
Войдет вторая жизнь - любовь!
Повеет сладкое прощенье
Над осужденною землей,
И потечет благословенье
На широту земных полей.
И люди встретятся как братья,
И - дети пред лицом отца -
Друг к другу кинутся в объятья
И сложат в длань его сердца".
1827
ПРИЗВАНИЕ
Явись к нам, господи, явись!
Создатель! Покажись созданью,
Перед детьми разоблачись
И положи конец страданью!
Оставь свой меч, оставь перун,
Простри с любовью к детям руки!
Мы - как слетевшие со струн
Давно рассеянные звуки!
Друг другу чужды и тебе,
По дебрям носимся в пустыне, -
Усвой рассеянных себе,
Сбери нас во своей святыне.
Оставь свой суд, будь ласков к нам,
Над нашей сжалившись судьбою,
Дозволь припасть к твоим стопам,
Дай нам поговорить с тобою!..
Какую повесть грустных лет
Тебе твои расскажут дети!
С тех пор как твой угаснул свет,
Нас облегли беды и сети!..
Создатель неба! Отпахни
Покров высот твоих лазурных
И на несчастных нас взгляни,
Пловцов в водоворотах бурных...
Мы растеряли паруса,
И руль и снасти растеряли,
С тех пор как тишь и небеса
На мрак и бури променяли.
Стуча ладьями о скалы,
На шумном кипятке волненья,
Мы средь роптаний и хулы
Скользим к сомненью от сомненья...
Но что тебе, о боже сил,
Хулы, и вопли, и сомненья?
Земля рябеет от могил,
Могилы просят отверзенья!..
Уже ворочаются в них
Отбывших поколений кости;
К ним весть бежит с небес твоих,
Что ты придешь к ним, боже, в гости!
Приди же к нам, дай небо нам,
Пролей на нас живую росу,-
Мы все к тебе; к твоим стопам
И смерть свою положит косу.
1826 или 1827 (?)
НОЧНАЯ ВЕСЕННЯЯ КАРТИНА
Опять весна!.. На чувства нега веет...
Двенадцать бьет, столица спит;
Великий пост!.. нет шуму... всё говеет...
Двухградусный мороз чуть-чуть свежит...
В стекло и в синево канала
Небес открытых вышина
Свои все звезды пороняла...
И, мнится, каждая, коснувшись дна,
Как золотая искра, тлеет!..
И там рисуется красиво длинный ряд
Вниз опрокинутых палат;
И тень прохожего мелькает полосою -
И он любуется картины сей красою!..
Между 1826-1828
ВЕЙНАМЕНА И ЮКОВАЙНА {*}
Раз разумный Вейнамсна
И безбрадый Юковайна,
Встретясь в быстром санном беге,
Полоз за полоз задели,
С треском сшиблися их дуги!
И воскликнул Юковайна:
"Стой! тому лежит дорога,
Кто из двух нас больше знает;
А тому долой с дороги,
Кто с другим неровен в знаньи.
Вот: я знаю тайны бездны,
Как, когда пахали море,
Знаю, как делили землю,
Как столпы творили в небе.
Знаю синих гор строенье,
Знаю, как круглили холмы!!!"
Тут старый Вейнамена, показав силу свою над молодым Юковайною,
говорил так:
"Детский разум! Бабья мудрость!
Дерзкий мальчик, безбородый!
Ведай: я расширил воды!
Я обвел брегами бездны!
Я пахал долины моря,
Я делил поля земные!
В небе я ж столпы поставил!
Я взбугрил и сини горы,
И холмы скруглил всё я же!"
Юковайна смирился и, ласкаясь, вызывал Вейнамену к пению:
"Пой мне, пой мне, Вейнамена,
Сладкий, светлый небожитель!"
Но разумный Вейнамена
Дал ответ ему советный:
"Рано, рано петь нам песни]
Не пора будить блаженство!"
Однако ж, видя неотступность младого Юковайны, старый бог
песнопения воспел и...
Вздулись щеки, в членах трепет,
И кремнистый берег треснул;
И границы заскрипели
От напева Вейнамены;
Распахнулись двери Норда
И расселись своды неба
От напева Вейнамены!
1827 или 1828
{* Сей образчик финской поэзии с соблюдением аллитерации, т. е,
повторения одной и той же буквы в каждом стихе, из книги: "Ueber die
Finnische Sprache und ihre Litteratur"; экземпляр сей книги получил я от
самого сочинителя г-на Шегрена, который был здесь (в городе Петрозаводске) в
исходе прошлого года.}
УСЛУГА ОТ МЕДВЕДЕЙ
(Быль)
Уж осень очень глубока:
Пустынней лес, полней река;
Краснеет даль главой кудрявыя рябины,
И гриб и груздь под соль идет,
И сушится запас душистыя малины,
И щебетливые сбираются в отлет
Куда-то за море касатки...
Хозяйка в огурцы кладет пахучий тмин,
Пустеет огород, поля и нивы гладки.
Но пахнет лакомо дымящийся овин
Зерном подсушенного хлеба...
И вот уж сумерки подкрались как-то с неба,
Осенний день завечерел,
И страшный брянский лес темнел, темнел;
На стороне маячилась избушка,
В ней жил Мирон с женой и матерью-старушкой.
Вот к ним стучат: "Пустите на ночлег!
Мы двое вчетвером, но нет от нас помехи;
А завтра вам доставим смех,
Пирушку с пляской и потехи!"
То были два поводыря
И с ними два огромные медведя.
Мужик, гостей благодаря,
Сказал мальчишке: "Ну, брат Федя!
Сведи их на сарай, а ужинать со мной;
Я новосел; в избе нам негде поместиться:
Живу с старушкою, с парнишкой да с женой".
Вот ужин прочь, и всяк в своем углу ложится;
Но гостю одному не спится:
Здоров, и на сене, и хорошо поел,
И уж медведь его, свернувшись, захрапел,
Товарищ тож храпит из всей поры и мочи.
Уж время близко полуночи,
А к гостю всё не сходит в гости сон,
И вдруг почуял он
Какой-то шум, какой-то стон протяжный...
Могучий, молодой и по душе отважный,
Он из сарая вон, глядит, глядит:
Изба в огне, но не горит!
Он под окошко: видит... худо!
Ватага удалых, их было семь на счет
(В стране лесной, в глуши безлюдной),
Хозяина, скрутив, на вениках печет
И гаркают: "Давай казну!"
Жена-хозяйка
Тож связана... Вот наш к товарищу:
"Вставай-ка!
Смотри: вот так и так! Медведей прочь с цепей -
И по дубине им: скорей, скорей!"
Встают, бегут в избу - там двери на запоре.
Но ведь не свой же брат медведь!.. Не шутит в споре,
Притом зверей толкнули под бока:
"Бей, _Мишка! Мишка_, бей!.." И двери розно!
И входят витязи с дубинами прегрозно.
От радости у мужика
Душа дрожит, а воры - кто куда попало.
Однако ж им на пай достаточно достало!
Связали нескольких - и в земский суд.
И судьи - если мне рассказчики не лгут -
Медведей налицо, по форме, призывали:
Уж, разумеется, они желали
Удостовериться, узнать,
Хотя бы с ставкою очною,
Что могут иногда, порой иною,
И нелюди людей спасать!
1827 или 1828
ЗВУКИ
1
Порой в полночной тишине
В глухой, безлюдной стороне
Я слышу песнь, я слышу звуки -
И сердцу сладостны они,
Как детства золотые дни!
От них стихают сердца муки.
Незримый тенор! твой напев
Сквозь душу с роскошью проходит,
Как ясный взор невинных дев.
Не знаю я, отколь приходит
Сей глас, как отзыв горних стран;
Но с ним целенье скорбных ран;
Он сладостно питает думу.
Молчат светила в вышине,
Леса наземные без шуму;
Но в сей безгласной тишине
В глухой безлюдной стороне,
Скрестя на грудь в покое руки,
Я слышу песнь, я слышу звуки!..
2
Опять они! всё те же звуки!
Там, где-то там, в туманной мгле,
Белее снега чьи-то руки
На звонком движутся стекле, -
И жизнь и песни под перстами!
Вон - там, незримыми устами,
О чем-то чудном говорят.
Сдается мне, поют про тайны
Плывущих в синеве миров,
О мятежах земли случайных,
О дивном жребии веков:
Возвышен голос сей и важен!
Как в ясном хрустале вода,
Он чист - и сладостно-протяжен,
Как чувство радости, когда
Мы, после долгия разлуки,
Пред девой милою сидим
И молча в очи ей глядим.
Опять они! всё те же звуки!..
3
Когда погаснут все огни
И стихнут голоса в многоглагольном граде,
Я слышу в тишине - опять они!
Как челн в волнах - душа в отраде...
О чем поют, не знаю сам,
Но с песнью сей - як небесам!
Звучите ж вы, чарующие звуки!
Целите ж вы души скорбящей муки!
В часы святой, полночной тишины,
Отвеяв дня тоскливого заботы,
Вы так светлы, как луч луны,
Скользящий с ясной позолоты.
1827 или 1828
ЛИСТОК И ЧЕЛОВЕК
(Басня)
От ветки дерева цветущего листок
Упал, от ветерка, в струистый ручеек
И поплыл, поплыл, всё с волнами,
Тихонько, с пеною, кружась;
То между гладкими, душистыми полями,
То над раскатами песков несясь;
Порой чрез древний бор; в потемках, под скалам";
И уж нельзя бедняжке стать
И потянуться вверх, чтоб хоть на час опять
Быть гостем дерева родного:
Иная для него судьба готова...
Каким еще стихом рассказ мой заверстать?
Листок и человек различны благородством -
Но здесь у обо_и_х в судьбе большое сходство!
Между 1827-1829
СТЕПЬ
Как беспредельна ты, безлесная пустыня!
Где долго нежится в тиши степной арбуз
И златобокая душисто зреет дыня.
Там весело: не зная наших уз
И не пленяяся большими городами,
Кочуют с пестрыми стадами
В кудрявых смушках чебаны,
И с звонким топотом несутся табуны,
И под густым заслоном ночи
Горят, как светочи, недремлющие очи
Порою воющих волков,
И слышен по зарям порывный свист сурков
И вот орел стрелой пустился,
И змей, крутясь, шипит в его когтях;
Но сизоперый вверх... и скрылся
В раззолоченных облаках!..
Между 1827-1829
РОМАНС
(Перевод с французского)
Восток краснеет за горою,
Седлай мне чалого коня!
Любовь, любовь зовет меня!..
Когда б мне утренней порою
Еще у милой побывать,
Еще одно "прости!" сказать!
Дай шарф, Раисой подаренный,
Ее слезами орошенный:
В боях, в турнире - он мой щит!
Когда ж судьба меня сразит,
Когда навек расстанусь с милой,
Пусть веет над моей могилой!
Весна с дубравными певцами
Сошла волшебницей с небес;
Помолодел нагорный лес;
Касатки вьются над зубцами.
И всё толпой в волшебный плен,
Живет и дышит наслажденьем;
Лишь я, судьбы моей веленьем,
Бегу от сих зубчатых стен!
Лобзаясь нежно ветерками,
Я стану думать, что я с ней,
Ее лобзаюся устами...
Но стоны горести моей
Пошлю я к милой с стоном бури.
Где конь, мой конь? Уж день в лазури!
Нас ждут, летун! пора лететь
Проститься с ней - и умереть!
"Не плачь, о друг мой неизменный!
Как быть? Не нам владеть судьбой:
Есть вечный мир - за жизнью бренной,
Там, там, мы свидимся с тобой.
Не унывай!.. я буду славен!
Вот плетень из твоих власов,
Вот шарф! он мой, с ним кто мне равен)
Прости!.." И уж не слышно слов!..
Между 1827-1829
ЛЕТНИЙ СЕВЕРНЫЙ ВЕЧЕР
Уж солнце клубом закатилось
За _корбы_ {*} северных елей,
И что-то белое дымилось
На тусклом помосте полей.
С утесов, шаткою стеною,
Леса над озером висят
И, серебримые луною,
Верхи иглистые торчат
Гряды печальной бурелома: {**}
Сюда от беломорских стран
Ворвался наглый ураган -
И бор изломан, как солома...
Окрестность дикую пестря,
Вдали, как пятна, нивы с хлебом,
И на томпаковое небо
Взошла кровавая заря.
Питомец ласкового юга
Без чувств, без мыслей вдаль глядит
И, полный грусти, как недуга,
О ней ни с кем не говорит.
{* Корбами называют здесь (в Олонецкой губернии) самые дикие места в
глухих лесах, где ели, сплетая вершины свои, составляют довольно твердый
свод над влажно-каменистым грунтом. В сих затишных уютах сохраняется и зимою
такая степень теплоты, что чижи целыми стадами ищут там себе убежища.
** Буреломом (технический термин у лесоводов) называют валежник или
гряду леса, поваленного бурею.}
МАТЬ-УБИЙЦА
На черном небе полосами
В изломах молнии горят,
Дрожащий грома перекат
Бежит и стонет над лесами.
Гроза и ночь! И, над водой,
Она безмолвна-лик младой,
Полузавешенный власами.
Одежда - рубище; она,
При свете молнии бледна,
Мертвец недвижный, - только очи
Ужасной жизнию полны.
И вдруг я слышу: "В лоне ночи,
Вот он! вот он! раскат волны,
Качай малютку с лаской нежной:
Он мой! он мой! его ко мне!
У сердца, здесь, приют надежный.
Мне было сладко по весне
Дышать любовью, ждать свиданья,
И долгий шепот и лобзанья
Из уст устами похищать.
Как я обманывать умела
Мою докучливую мать!
Условный знак... и я летела...
И скоро на руках моих
Дитя прелестное явилось:
Он миловиден был и тих,
В глазах малютки так светилось...
Куда девать? - Близка вода...
Едва окутав пеленою,
Несу... бегу, полна стыда,
И вот младенец под волною! -
Ко мне! ко мне! зовет к себе -
Иду!.. На мне горою волос!"
Своей покорная судьбе,
Она в волнах - и стихнул голос.
Между 1827-1829
К ДУГУ
Зеленый луг! Зеленый луг!
Как расстилаешься ты гладко,
Как отдыхает тут мой дух,
Как тут задумываться сладко!
Ах, если б так, ах, если б так
Постлался путь наземной жизни!
Смелей бы я сквозь вихрь и мрак
Спешил к сияющей отчизне,
Но тут скалы - и всё скалы,
Стоят, как призраки, от века,
И с них летят, кипят валы:
Трудна дорога человека!..
Зеленый луг! Зеленый луг!
Пока цветешь, стелися гладко!
И успокой мой томный дух
И дай задуматься мне сладко!
<1829>
ПСАЛОМ 138
В стране изгнанья - в Вавилоне,
При дальних, неродных реках,
Мы по родном своем Сионе
Грустили молча и в слезах.
На серебристых ветвях ивы
Повесил каждый свой орган,
И с струн их отзывы плаксивы
Срывала буря чуждых стран.
"Зачем для песен Иеговы
Вы жизнь не взбудите в струне?
Играйте!" - говорят нам. "Что вы?
Как нам играть в чужой стране?..
Забудь меня, моя десница,
Когда тебя забуду я,
Иерусалим - царей столица, -
Святая родина моя!
Припомни, бог, как сын Эдома
Наш град неистово громил:
И меч и пламень в дом из дома,
Как лютый вихорь, разносил!
О, в ком дух мести бог возбудит
На злую Вавилона дщерь,
И от кого терпеть ей будет
За то, что терпим мы теперь?
Блажен, кто, стоны преселенцев
Послышав, на тебя пойдет
И плачущих твоих младенцев,
Взмахнув, о камень расшибет!.."
Между 1826-1830
НЕСМЫСЛЕННОСТЬ
Теперь ты ратуешь, наш боже!
И с кем? - С созданием своим!
Твой наступ строже, строже, строже,
А мы как мертвые стоим,
И, как погибший, утопаем
В заботах странных, мелочных,
Великой вести не внимаем,
Угроз не слушаем твоих!
И рати ангелов дивятся
Окаменелости людей:
"Не их ли горы так дымятся,
Не к ним ли, в тайну их грудей,
Теснится страх, и души ноют,
Не к ним ли глад и смерть с войной?
Мы видим казнь, и бури воют
Над их обителью земной..."
Так говорят небесны силы!
А мы не слышим и не зрим,
И, как под камнями могилы,
Своим гниеньем дорожим!..
Между 1826-1830
ГРУСТЬ В ТИШИНЕ
Объято всё ночною тишиною,
Луга в алмазах, темен лес,
И город пожелтел под палевой луною,
И звездным бисером унизан свод небес;
Но влажные мои горят еще ресницы,
И не утишилась тоска моя во мне;
Отстал от песней я, отстал я от цевницы:
Мне скучно одному в безлюдной стороне.
Я живу, не живу,
И, склонивши главу,
Я брожу и без дум и без цели;
И в стране сей пустой,
Раздружившись с мечтой,
Я подобен _надломленной_ ели:
И весна прилетит
И луга расцветит,
И калека на миг воскресает,
Зеленеет главой,
Но излом роковой
Пробужденную жизнь испаряет;
И, завидя конец,
Половинный мертвец
Понемногу совсем замирает!
Между 1826-1830
ПЕСНЬ БРОДЯГИ
От страха, от страха
Сгорела рубаха,
Как моль над огнем,
На теле моем!
И маюсь да маюсь,
Как сонный скитаюсь
И кое-где днем
Всё жмусь за углом.
А дом мне - ловушка:
Под сонным подушка
Вертится, горит.
"Идут!" - говорит...
Полиция ловит,
Хожалый становит
То сеть, то капкан:
Пропал ты, Иван!..
А было же время,
Не прыгала в темя,
Ни в пятки душа,
Хоть жил без гроша.
И песни певались...
И как любовались
Соседки гурьбой
Моей холостьбой.
Крест киевский чудный
И складень нагрудный,
Цельба от тоски,
Мне были легки.
Но в доле суровой
Что камень жерновый,
Что груз на коне
Стал крест мой на мне!
Броди в подгороднях,
Но в храмах господних
Являться не смей:
Там много людей!..
. . . . . . . . . . .
Мир божий мне клетка,
Всё кажется - вот
За мной уж народ...
Собаки залают,
Боюся: "Поймают,
В сибирку запрут
И в ссылку сошлют!..
От страха, от страха
Сгорела рубаха,
Как моль над огнем,
На теле моем!..
Между 1826-1830
ГЛАС К БОГУ
Отца и матери я, боже! не имею, -
Отца и мать собой ты заменяешь мне;
Я одинок и чужд в сей чуждой мне стране:
Ни мыслить, ни мечтать, ни чувствовать не смею!
Душа как будто замерла:
Она умучена и страхом и бедами;
И жизнь моя - тропа, которая легла
На высях меж стремнин и льдами...
И память, память - мне беда:
Зачем ей говорить о том, что было прежде,
Когда уж вход живительной надежде
Затворен в душу навсегда?..
И вас, былых друзей, уже не стало - слезы!
На темных жизненных тропах
В стопы вонзаются занозы,
И бегает за путниками страх:
Везде предатель иль крамольник;
Любви и веры нет ни в ком!
И малодушный оглагольник
Язвит, как аспид, языком!..
Между 1827-1830
ОТ СУПРУГА СУПРУГЕ
(Кн. Н. Ф. Г.)
Сегодня ровно год, прелестная супруга,
Как я тебя узнал,
Увидел, понял и сказал:
"Вот та, в которой мне судьба готовит друга!
Она, или никто!.. Ее душой любить,
Из милых уст небесную пить сладость,
И детскую ее беречь, лелеять младость;
И ею для нее - и с нею только жить;
И сердцем в сердце брать участье;
Вот для души влюбленной счастье!.."
И кто-то слышал мой обет!
И в храме божием она дала мне руку;
Я позабыл былых печалей муку,
И мне светлей стал божий свет!
И год протек... теките, годы!
Но не касайтесь, годы, нас,
И на таинственных часах природы
Не наставай для нас разлуки горький час!..
Цвети, цвети, моя прелестная подруга!
О, сохрани ее, небесная судьба!
Моя вечерняя и ранняя мольба
Всё о тебе, мой друг, души моей супруга!
Между 1827-1830
ОТРАДНОЕ ЧУВСТВО
Каким-то чувством обновилась
Моя тоскующая грудь,
Душа о чем-то взвеселилась
И говорила мне: "Забудь,
Забудь печальное былое!"
И я, послушный, всё забыл,
И мнилось мне, что дым алое
Вился из золотых кадил.
Душа какой-то негой млела;
Понятней говор был ручья;
И звезд великая семья
На высях радостно светлела!
И, полный кроткой тишины,
Природой насыщая очи,
Я мнил, что золото луны
Мешалось с тишиною ночи!
Благодарю его, кто дал
Мне хоть на миг покой сей чистый:
С ним светел стал я, как кристалл,
Одетый гранию лучистой!
Между 1827-1830
К ПОЧТОВОМУ КОЛОКОЛЬЧИКУ
Ах, колокольчик, колокольчик!
Когда и над моей дугой,
Над тройкой ухарской, лихой
Ты зазвенишь? Когда дорога,
Широкой лентой раскатясь,
С своими пестрыми столбами
И с живописностью кругом,
Меня, мой колесистый дом,
Мою почтовую телегу,
К краям далеким понесет?
Когда увижу край над Волгой
И, с гор на горы мча стрелой,
Меня утешит песнью долгой
Земляк - извозчик удалой?
Когда увижу Русь святую,
Мои дубовые леса,
На девах ленту золотую
И синий русский сарафан?
Мне, сиротине на чужбине,
Мне часто грустно по родном,
И Русь я вижу, как в картине,
В воспоминании одном.
1829 или 1830
РОМАНС
Желанный гость, мой друг младой!
Тоскливо жду тебя я ныне,
Как путник, оскудев водой,
Прохлады в знойной ждет пустыне.
Приди! Тут дружба уголок
Тебе уладила приютный
На миг!.. Неутомимый рок
Разрознит нас, мой гость минутный.
Просил бы я у сих лугов
Даров весны, даров душистых;
Богатств природы - у лесов,
У вод, у сих гранитов мшистых...
Просил бы... чтоб тебя привлечь...
Но ты в местах сих скоротечен,
Как сладкого привета речь
Двух путников в минутной встрече!
Жильцы Карелии! У вас
Я тайной требую науки,
Чтоб отвести свиданья час
Далеко от часа разлуки...
О гость на миг!.. Тебя зовет
В блестящий мир привет забавы:
И от меня мой друг уйдет,
Порадовав, как сон лукавый...
Но хоть на миг будь мой сосед,
Чтоб вместе, дорожа часами,
Ловить минуту для бесед
И слиться радостно душами.
1830 (?)
1830-1875
РАННЯЯ ВЕСНА НА РОДИНЕ
Прямятся ольхи на холмах,
И соловьиные журчат и льются песни,
И скромно прячется на молодых лугах
Душистый гость, весны ровесник...
Седеют ивники пушистым серебром;
Еще смолист и липнет лист березы,
Круглятся капельки росистые, как слезы,
И запад ласково алеет над Днепром ...
Уж озимь, огустясь, озеленила пашни;
Касатка вьется подле башни;
И вот, отлетные за дальний океан
Опять к родным гнездам летят из чуждых стран!
Весна!.. и кое-где блестят отрывки снега...
Вдали Смоленск, с своей зубчатою стеной!..
Откуда в душу мне бежит такая нега?
Какой-то новый мир светлеет надо мной!..
О, буду ль я всегда таким питаться чувством?
Зовет, манит меня тот смутный дальний шум,
Где издевается над сердцем колкий ум,
Где клонится глава под тучей скучных дум, -
Где всё природное поглощено искусством!..
<1830>
К МИЛОМУ ДИТЯТИ
Разумник мой, дитя мое!
Как ты невинностью пленяешь!
Как мило личико твое
Улыбкой детской округляешь!
И маменька, тебя любя,
Выводит, напоказ, в обновке!
Приди: мне весело тебя
Погладить, с лаской, по головке.
<1830>
БЕДНОСТЬ И УТЕШЕНИЕ
Не плачь, жена! мы здесь земные постояльцы;
Я верю: где-то есть и нам приютный дом!
Подчас вздохну я, сидя за пером;
Слезу роняешь ты на пяльцы:
Ты всё о будущем полна заботных дум:
Бог даст детей?..- Ну что ж? - пусть он наш
будет _кум_!
К N***
Вчера, задумавшись, Климена указала
На рощи ближние, на дальние поля:
Везде младая жизнь блистала,
И упоенная любовию земля,
Как гостья, на пиру весеннем ликовала
В одежде праздничной своей;
Душистой зеленью долина устилалась,
И тихо нива колыхалась,
Как грудь красавицы твоей...
Но ты, задумчивый, унылый,
Не видел прелестей весны
И на груди подруги милой
Дышал желанием и славы и войны.
<1831>
ВОСПОМИНАНИЕ
Я вспоминаю сенокосы
На свежих, ровных берегах,
Где зной дневной сменяют росы;
И крупный жемчуг на лугах
Блестит под желтою луною;
И ходит ковшик пировой
Между веселыми косцами,
Меж тем как эхо за горами
Разносит выстрел зоревой.
Вдали заботен темный город,
Но на покосах шелковых
Всяк беззаботен, бодр и молод
Под звуком песен удалых.
<1831>
СЕЛЬСКАЯ ВЕЧЕРЯ
Пора! устали кони наши,
Уж солнца в небе нет давно;
И в сельском домике мелькает сквозь окно
Свеча. Там стол накрыт: на нем простых две чаши.
Луна не вторится на пышном серебре;
Но весело кипит вся дворня на дворе:
_Игра в веревку_! Вот кричат: "Кузьму хватай-ка!
Куда он суется, болван!"
А между тем в толпе гудет губной варган,
Бренчит лихая балалайка,
И пляска... Но пора! Давно нас ждет хозяйка,
Здоровая, с светлеющим лицом;
Дадут ботвиньи нам с душистым огурцом,
Иль холодец, лапшу, иль с желтым маслом кашу
(В деревне лишних нет потреб),
Иль белоснежную, с сметаной, простоквашу
И черный благовонный хлеб!
<1831>
К ДЕВЕ, ПОДАТЕЛЬНИЦЕ СНОВИДЕНИЙ
Утеха пламенных очей,
О радость-дева молодая!
Явися мне в тиши ночей,
Когда, бессонием страдая,
Я мучусь в пламенной тоске;
Явись, как ты являлась прежде,
В воздушной, розовой одежде,
С букетом в ласковой руке
Свежеющих, ночных фиолей!
Веди меня с собою в поле
И в шелковистые луга,
Где всё свободно и привольно,
Где небо гнется как дуга,.
Ласкаяся к земле довольной!..
Но я вотще тебя зову
Тоскливым голосом томленья:
Иные, грозные виденья
Смущают томную главу.
Растут, кипят, я вижу, воды
И нагло рвутся из брегов,
И грудь земли полна громов
И не таков уж чин природы!..
<1831>
ПСАЛОМ 103
О, пой, рай, моя душа,
Благословляй творца природы:
Его земля так хороша!
Так ясны зеркальные воды!
Так стройны свежие леса!
И велелепием чудесным
Его блистают небеса, -
Искусством дивным, неизвестным
Простер он небо как шатер,
Облекшись сам, как ризой, светом;
И, как монисты, цепи гор,
Украшенных роскошным летом,
Он в ожерелье дал земле!
Скруглил лазоревые своды
И живописно, как в стекле,
Собрал и держит в высях воды.
Слилась из пышных облаков
Ему чудесно колесница -
И алой лентою денница
У позолоченных краев
На синий небосклон ложится...
Порой, на крылиях ветров,
Над бурями, он, дивный, мчится.
И быстрый ветр не облетит
Полета ангелов посыльных,
И из огня себе творит
Он слуг тьмочисленных и сильных
О, как ты землю утвердил!
Стоять ей в вечности с надеждой!
И бездной ты ее покрыл,
Как величавою одеждой.
Когда ж ты, боже! загремишь,
Раскат морей, кипя, мятется,
Но ось земли не пошатнется,
Доколь ты, сильный, не велишь;
И всё хранимое тобою
Твоей содержится судьбою! -
Ты положил всему предел:
Ничто его не переходит.
Разумный житель красных сел
И дикий зверь дубрав приходит
Пить воды и прохладу вод.
И под дубравою ветвистой,
С своею песнью голосистой,
Пернатый гнездится народ.
Ты дал нам золотые нивы,
И умащающий елей,
И винограда сок игривый...
С ним сердце бьется веселей.
Бежит над пропастию смело
Младая серна по горе,
И угнездился кролик белый
Во мшисто-каменной норе.
Твоя луна в свой час урочный
Идет, как страж, на небеса;
И в час покоя, в час полночный,
Ты внемлешь рев и голоса
К тебе зверей, просящих пищи,
Твоя любовь им корм дает;
Но луч рассвета чуть мелькнет,
Спешат в дубравны логовищи.
Тогда выходит человек
С своею спутницей - заботой;
Но красит он земной свой век
Трудом, искусством и работой.
О, как не петь твои дела!
Твоя земля полна красами,
И под твоими небесами,
Тиха, покойна и светла,
Она колышется в лазури;
Восходят и над нею бури,
И в них торжественней она!..
Но кто, таясь, залег у дна
Морей, под голубые своды?
И кем пучины глубь полна?
Там чуд и рыб морских народы
Живут как в области своей;
И режут лоно океана
Ряды могучих кораблей.
Ты сотворил левиафана!
Средь необузданных морей,
Силач, никем не побежденный,
Гуляя, мещет из ноздрей
Столпами бисер. Но, смиренный
Перед тобою, он тебя
Своим ретивым сердцем знает;
И, как питателя, любя,
И он с толпой подводных чает,
Доколь, в урочной их поре,
Ты дашь им корм - и, насыщенный,
Игривым бегом утомленный,
Почиет в водном серебре.
Как всё живет, как всё блистает
От взоров сладостных твоих...
Но отврати лице... и вмиг
Всё вянет, сохнет, умирает...
Отнимешь дух - и плоть во прах!
Когда ж повеешь - молодеет
Земля в пленительных красах!
Моя душа благоговеет
Перед тобой: блеснул твой взор -
И гнутся вековые кедры,
Земли расколыхались недры
И дым реками бьет из гор!
О, буду я, до века буду
На лире господу бряцать:
Его щедроты не забуду,
Его прославлю благодать!
Когда бы песнию приятной
Ему угодным стал и я!
Как пар от луга ароматный,
Несись душа и песнь моя!
А вам, о грешных род надменный,
Не греться б солнцем золотым!
Не вам, - одним сердцам простым
Владеть землею обновленной.
<1831>
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Постлалась белая, холодная постель,
И, под стеклом, чуть живы воды!
Сугроб высокий лег у ветхой изгороды...
В лесах одна без перемены - ель!
В господский сельский дом теснится вьюга
в сени,
И забелелося высокое крыльцо,
И видны ног босых по улицам ступени,
И чаще трет ямщик полой себе лицо,
И колокол бренчит без звона,
Протяжно каркает обмоклая ворона,
И стая вдруг явилася сорок;
Везде огонь, везде дымятся трубы,
Уж для госпож в домах готовят шубы,
И тройкою сосед катит на вечерок.
Куют коней, и ладят сани,
И говорят о будущем катаньи.
Пороша!.. и следят и зайцев и лисиц,
И хвалятся борзых удалым бегом...
И, по примете, первым снегом
Умылись девушки для освеженья лиц!
<1832>
НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Друзья! я весла опустил,
Плыву по скату синей влаги:
К борьбе нет больше прежних сил,
И прежней нет уже отваги!
"Куда? Зачем плывешь, пловец?
Плывешь в который угол света?
Где цель и где пути конец?"
"Не знаю!" - вместо вам ответа.
Вдали темно, я одинок,
Но я, доверьем сладким полный,
Плыву - и слышу: мой челнок
Куда-то мчат, играя, волны.
<1832>
ЗВЕЗДА
Ты не спрашивай, друг!
Как мой долгий досуг
В тишине провожу:
Я сижу и гляжу
Далеко в высоту;
День пришел и исчез,
И покатость небес
В голубую тафту,
Мне неведомо, кто одевает,
И на той высоте,
В голубой пустоте
Бриллиант одинокий сияет:
Он дрожит и горит,
Он меня веселит,
Он меня в свой эдем зазывает.
И к нему я парю
И ему говорю:
"О! светочь дивная годины полуночной!
Кто ты? Цветок в невидимом венце,
Алмаз в святом небес кольце,
Иль искра вечности бессрочной?
Мне говорят: ты плавающий мир;
Твои моря - лазурь; твой океан - эфир..
О божья дочь! ты выше бед и рока,
Ты выше смерти и скорбей:
И не дойдет дыхание порока
До голубых твоих зыбей!
И что тебе земные наши годы?
Ты скольких царств судьбу пережила!
Как искры, вихрились и гаснули народы,
А ты, как жизнь бессмертная, цела!"
Так с звездой говорю,
И дрожу, и горю
В непонятном души упоенье;
И весь полон я дум,
И не слышен мне шум,
Ни раздор, ни земное волненье...
Там мечами звенят,
И народы кипят,
И везде мятежи и движенья;
Бодро, легкой стопой,
Непробитой тропой,
Молодые спешат поколенья, -
Огневые глаза
И в устах их гроза;
Они рвут ослабевшие звенья
Связей ветхих, земных,
И желают иных
Наслаждений, и мук, и деяний.
И разбит и забыт
Праотеческий быт,
И обломков былого - преданий
Жадно ищет поэт...
Ускорился полет
И событий и лет,
Всякий смотрит и ждет...
Невозможного нет:
Обновляется свет
Средь тоски и неясных желаний...
Но я тихо сижу,
Я судьбы не сужу
И на небо гляжу
До поры, как мечты и надежды,
Зароясь с вышины,
Обаяньем полны,
Закрывают мне томные вежды.
<1839>
ЗАЗДРАВНЫЙ КУБОК А. П. ЕРМОЛОВУ
Умом затмил он блеск алмаза,
В боях был славный он боец,
Да здравствует герой Кавказа!
Да здравствует герой сердец!
Под буркою, над русским станом,
С морщиной умной на челе,
Не раз стоял он великаном
Монументально на скале!
А шашка между тем чеченцев
Вела с штыком трехгранным спор,
И именем его младенцев
Пугали жены диких гор.
И вот еще из-за тумана
Глядит героем Оссияна
Он на мельчающий наш быт!
И под маститой сединою
Хоть взор орлиный и пригас,
Всё баснословной стариною
И славой обдает он нас!
1847
ЭЛЕГИЯ
Три юные лавра когда я садил,
Три радуги светлых надежд мне сияли;
Я в будущем счастлив судьбою их был..
Уж лавры мои разрослись, расцветали.
Была в них и свежесть, была и краса,
Верхи их, сплетаясь, неслись в небеса.
Никто не чинил им ни в чем укоризны.
Могучи корнями и силой полны,
Им только и быть бы утехой отчизны,
Любовью и славой родимой страны!..
Но, горе мне!.. Грянул сам Зевс стрелометный
И огнь свой палящий на сад мой послал,
И тройственный лавр мой, дар Фебу заветный,
Низвергнул, разрушил, спалил и попрал ...
И те, кем могла бы родная обитель
Гордиться... повержены, мертвы, во прах,
А грустный тех лавров младых насадитель
Рыдает, полмертвый, у них на корнях!..
16 ноября 1869
ПРИМЕЧАНИЯ
Ф. Н. Глинка, проживший без малого сто лет и писавший стихи в течение
шести десятилетий, оставил после себя поэтическое наследие огромное по
объему, но крайне неравноценное в художественном и идейном отношении.
Большая часть стихотворений Глинки рассеяна по многочисленным журналам и
альманахам первой половины XIX в. Сборниками при жизни поэта были изданы
только "духовные" стихотворения ("Опыты священной поэзии Федора Глинки".
СПб., 1826), несколько аллегорий и басен ("Опыты аллегорий, или
иносказательных описаний, в стихах и прозе. Сочинения Ф. Глинки". СПб.,
1826) и некоторые стихи о 12-м годе ("Подарок русскому солдату. Сочинения Ф.
Глинки". СПб., 1818). Три тома собрания сочинений, изданных М. П. Погодиным,
содержат малую и не лучшую часть поэтического наследия Глинки (Собрание
сочинений Ф. Н. Глинки. Издание М. П. Погодина. М., 1869-1872; т. 1 -
"Духовные стихотворения", т. 2 - поэма "Таинственная капля", т. 3 - поэмы
"Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой" и "Иов. Свободное
подражание священной книге Иова"). За советские годы Глинка был издан четыре
раза: три раза в Петрозаводске - в 1938 г. переиздана поэма "Карелия", в
1939 г. впервые опубликована повесть в стихах "Дева карельских лесов", в
1949 г. выпущено "Избранное", куда вошли стихотворения, разбросанные по
журналам и альманахам, не помещенные поэтом в прижизненные сборники.
Наконец, в Ленинграде в 1951 г. стихотворения Глинки вышли в малой серии
"Библиотеки поэта". В настоящее издание вошли лучшие стихотворения Глинки
эпохи Отечественной войны 1812 года, декабристского движения (1816-1825) и
карельской ссылки (1826-1830). Творчество позднего периода представлено
всего лишь несколькими стихотворениями. Из крупных поэтических работ Глинки
включены трагедия "Вельзен, или Освобожденная Голландия", единственное
издание которой (Смоленск, 1810) стало библиографической редкостью, а также
поэмы "Дева карельских лесов" и "Карелия". "Иов. Свободное подражание
священной книге Иова" (СПб., 1859) печатается в наиболее существенных
отрывках. Не включены стихотворения ученической поры, масонские гимны и
многие "духовные" стихотворения, входящие в первый том погодинского
"Собрания сочинений" (М., 1869). {В примечаниях ссылки на этот том даются
сокращенно: Собр. соч., т. 1.} Композиционная структура сборника отражает
основные авторские циклы. Название большинства циклов даны самим Глинкой:
"Опыты трагических явлений", "Опыты священной поэзии", "Опыты
иносказательных описаний в стихах" и т. д. Готовя для М. П. Погодина свод
своих стихотворений, Глинка выделял в особый цикл "разные" стихотворения. В
этот последний цикл включались наиболее неоднородные в жанровом и
тематическом отношении стихотворения: элегии, романсы, идиллии, шарады,
медитации, дружеские послания, "рассказы в стихах" и разная "альбомная
мелочь". Из прижизненных изданий Глинки можно считать авторитетными только
сборники 1826 г.: "Опыты священной поэзии" и "Опыты аллегорий, или
иносказательных описаний, в стихах и в прозе", а также поэму "Карелия, или
Заточение Марфы Иоанновны Романовой" (СПб., 1630). Элегические псалмы и
аллегории, написанные до 1826 г., печатаются по этим прижизненным сборникам.
Поэма "Карелия" по изданию 1830 г. Все остальные стихотворения, не вошедшие
в сборники, печатаются по журнальным публикациям. Принцип распределения
текста внутри отдельных циклов- хронологический. Стихотворения первого
периода (1812-1825) сравнительно легко датируются, так как год написания в
большинстве случаев совпадает с годом первой публикации. Иногда датировка
уточняется по протоколам Вольного общества любителей российской словесности.
О времени написания "военных песен" часто свидетельствует содержание
стихотворения с их развернутыми пояснительными названиями. Следует
учитывать, что ряд стихотворений, написанных до 1826 г., появился в печати
несколько позже, так как Глинка, привлеченный по делу декабристов, не мог их
опубликовать в конце 1825 г. Полагаем, что к ним относятся некоторые
стихотворения об Отечественной войне 1812 г. и ее героях, стихотворения о
Богдане Хмельницком, над которыми поэт работал в 1825 г., а также некоторые
другие стихотворения, оговариваемые нами в примечаниях. Значительно сложнее
датировать стихотворения, написанные после 1825 г. Та датировка, которая
частично содержится в "Духовных стихотворениях" (1869), далеко не всегда
отвечает действительности. Так, например, элегический псалом "Глас" был
напечатан в "Литературном музеуме" на 1827 г. (стр. 47). В том же году об
этом псалме "Московский вестник" писал: "Из всех стихотворений первое место
по мысли и по выражениям занимает "Глас" Ф. Н. Глинки" ("Московский
вестник", 1827, No 11, стр. 280). В "Духовных стихотворениях" псалом "Глас"
датируется 1829 г. В погодинское издание эта и многие другие ошибки были
механически перенесены из "Рукописного собрания стихотворений" {"Рукописное
собрание стихотворений" долгое время хранилось в калининском областном
архиве. В настоящее время оно находится в Центральном государственном
литературном архиве (Москва).} Глинки. В "Рукописном собрании" стихотворение
"Глас" значится с пометой: "В Петрозаводске, 1829 г." Стихотворение "Глас"
действительно написано в Петрозаводске, но, как об этом свидетельствует
публикация в "Литературном музеуме", не позже начала 1827 г. Готовя к
изданию "Собрание сочинений", Е. П. Голенищева-Кутузова, жена Ф. Н. Глинки,
переписывала стихотворение с журнального текста, так как автографы ранних
стихотворений в большинстве случаев были утрачены. В результате такой
переписки возникали курьезные ошибки и явная путаница. "Глас" был обозначен
1827 г., и под этой датой он появился в первом томе "Собрания сочинений".
Ясно, что "Рукописное собрание стихотворений" мы не можем считать
авторитетным источником текста, хотя в некоторых случаях здесь имеется
собственноручная правка поэта. Стихотворения эпохи суда и ссылки легко
угадываются по их содержанию. Они образуют в нашем сборнике второй раздел
(Стихотворения 1826-1830 гг.). Этот раздел начинается со стихотворений,
написанных в 1826 г. в Петропавловской крепости. Автографы этих
стихотворений входят в особую "тетрадь". Тюремная "тетрадь" дает возможность
безошибочно датировать целый цикл стихотворений мартом - маем 1826 г.
Стихотворения, написанные в период олонецкой ссылки, следуют за тюремными
стихами. Датировка этих стихотворений остается точной в пределах одного-двух
лет. Все они написаны в Петрозаводске (вторая половина 1826 - первая
половина 1830 гг.) и тогда же, в годы ссылки, были опубликованы в журналах и
альманахах. В ряде случаев датировка стихотворений данного раздела
уточняется на основе отдельных реалий, проливающих свет на время написания
(сразу же после следствия и суда, по приезде в Олонецкую губернию, в первый
год ссылки или несколько позже, когда поэт изучил край, его историю и
культуру; наконец, отмечаются стихи, написанные перед отъездом из
Петрозаводска, а возможно, что и в пути из Петрозаводска в Тверь). Это же
относится и к тем "духовным" стихотворениям, которые были опубликованы в
погодинском издании 1869 г. в разделе "Без означения годов".
Печатая в первом томе "Собрания сочинений" свои "духовные"
стихотворения, Глинка вслед за "Опытами священной поэзии" (1826) поместил
стихотворения, написанные до 1й2о г., но не вошедшие в "Опыты". В следующем
разделе он разместил стихотворения, написанные после 1825 г., причем этот
раздел снабдил довольно туманной справкой: "Стихотворения, написанные в
разные времена, без означения годов". В раздел "Без означения годов" были
запрятаны "духовные" стихотворения ("Я пред тобою...", "Из псалма 43-го",
"Илия - богу", "Бог - Илие", "Я видел их...", "Покорность", "Ты наградил..."
и многие другие), содержащие скрытый намек на декабрьские события и годы
гонений. {На декабристские стихотворения Глинки, напечатанные в "Духовных
стихотворениях", в разделе "Без означения годов", впервые указал Ю. Г.
Оксман. См. "Временник Пушкинской комиссии", т. 2, М-Л., 1936, стр.
325-328.} Ключ к разгадке хронологии этих стихотворений содержится в самом
оглавлении к сборнику. Стихотворения, написанные после 1830 г., то есть
после возвращения из ссылки, как правило, обозначены датой их написания.
Стихотворения, написанные в период сотрудничества Глинки в "Москвитянине"
(1841-1848), выделены в особый раздел. "Опыты священной поэзии" и все
остальные "духовные" стихотворения, написанные до 1026 г., входят в первую
часть книги. Остается предполагать, что большинство стихотворений,
скрывшихся под неясным заголовком "Без означения годов", написаны в пору
следствия и в годы ссылки (1826-1830). Об этом же свидетельствует частичная
датировка отдельных Стихотворений в разделе "Без означения годов" и
Проникновение отдельных текстов в печать сразу же после окончания следствия
и суда над декабристами. В раздел "Без означения годов" Глинка запрятал
"духовные" стихотворения, содержащие скрытые намеки на личные переживания во
время следствия ("Обеты", "Упование", "Утреннее чувство", "Молитва",
"Поклоны") и на суровую расправу над декабристами ("Несмысленность", "Илия -
богу", "Бог - Илие", "Призвание", "Из псалма 43-го", "Глас" и др.).
Карельские поэмы - описательные стихотворения "Дева карельских лесов" (1828)
и "Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой" (1830) - включены в
раздел олонецких стихотворений, как органически связанные с лирикой
ссыльного. Авторские примечания и подзаголовки, как элемент авторского
текста, сохраняются. В отличие от журнального текста, правописание таких
слов, как "он", "бог", "ангел" и т. д., дается с маленькой буквы.
Даты первой публикации, то есть год, не позднее которого написано
данное произведение, обозначаются в тексте ломаными скобками. Даты
предположительные сопровождаются вопросительным знаком.
1808-1825
Мечтания на берегах Волги (стр. 111). Впервые - "Русский вестник",
1812, No 12, стр. 134, без подписи. Печ. по "Соревнователю просвещения и
благотворения", 1820, No 12, стр. 308. После окончания кадетского корпуса
Глинка принял непосредственное участие в войне 1805-1806 гг. Выйдя в
отставку по состоянию здоровья, он совершил путешествие по Смоленской и
Тверской губерниям, побывал в Киеве и плавал по Волге. "Мечтания" написаны в
1810 г. во время путешествия по Волге. См. "Письма к другу, содержащие в
себе замечания, мысли и рассуждения о разных предметах" (СПб., 1816). К тому
времени Глинка уже имел "много случаев познать жизнь и людей", он имел
возможность познакомиться с чужими землями и обогатить свои впечатления
путешествием по России. В "Мечтаниях" объединены воспоминания о военных
походах и дидактические рассуждения путешественника. Они содержат мотивы,
характерные для ранней элегической Поэзии Глинки, близкие нарождавшейся
лирике карамзинистов. Княжнин Яков Борисович (1742-1791) - поэт и драматург.
Ваг - большая сердитая река в Карпатских горах (прим. Ф. Глинки в "Русском
вестнике"). Текелли молнией летал. Текели Эмерик (Имое Тёкёй) - венгерский
политический деятель, один из руководителей борьбы за независимость Венгрии.
Авзония - Италия.
СТИХОТВОРЕНИЯ ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА
Этот раздел состоит из стихотворений о 1812 г., опубликованных главным
образом в сб. "Подарок русскому солдату" (1818) и в "Сыне отечества" в
1818-1819 гг. Федор Глинка, непосредственный участник войны 1812 г.,
постоянно ратовал за создание специальной литературы для "классов народа"
(солдат и крестьян). После сближения с воинами он пришел к выводу, что
русский солдат с большим уважением относится к народным песням и сказкам. В
послесловии к книжке "Подарок русскому солдату" (СПб., 1818) он писал об
"охотниках до сказок": "Солдаты наши большие охотники до сказок! Как теперь
помню студеные, темные, дождливые осенние ночи, когда (в 1805 г.) отступали
мы от крепости Браунау к Дунаю. Холод, голод, слякоть и непогода - все
забывалось, когда ротный сказочник, смышленый краснобай, начинал сказку про
храбрых витязей и могучих богатырей. Ружье становилось легко, как перышко,
солдаты не слыхали ни трудного перехода, ни вязкой дороги. Сказка
очаровывала их". Здесь же он ссылается на слова известного донского атамана,
героя 1812 г. М. И. Платова: "Русский солдат любит петь! И радость и горе
изливает он в песнях веселых или жалобных. "На Дону песня - история". - так
сказал мне однажды знаменитый вождь донской, покойный граф М. И. Платов. И у
нас в старину военные песни заключали в себе весьма любопытные предания
исторические. Впрочем, сильное влияние песен на дух войска и народа везде и
повсюду неоспоримо". Наконец, автор послесловия "Цель сей книги" сообщает о
своих опытах в стихах и в прозе: "Я старался сколько мог придерживаться
говорки солдатской которой наслышался в походах и в лагерях от самих же
солдат. Сказку про Луку да Марью старался я писать слогом народным, а эту
книжку солдатским слогом. А кто первый сотворил у нас быстрый (как скорый
марш), легкий, живой и ситный солдатский слог? - Суворов, великий Суворов.
Его тактика написана истинно солдатским слогом, зато солдаты знали и
твердили ее наизусть, как любимую сказку или песню". Сама идея создать книги
для народа - "Сказка про Луку да Марью" (СПб., 1818) и "Подарок русскому
солдату" (СПб., 1818) - возникла в годы Отечественной войны, под
впечатлением национальной героики. Одновременно Глинка отвечал на требование
Союза Благоденствия, устав которого предусматривал распространение "грамоты
в народе" и издание соответствующих книг. Среди многочисленных официальных
од и посланий, романсов и песен, вошедших в "Собрание стихотворений,
относящихся к незабвенному 1812 году", ч. 1-2 (М., 1814), военные песни
Глинки отличаются не только своим "солдатским слогом", но и трактовкой
Отечественной войны и той характерной гражданственностью, которая через
несколько лет будет восприниматься под иным углом зрения в духе
декабристского свободолюбия. Народность военных песен Глинки условна, они не
идут прямым образом от фольклора. Рассчитанные в конечном итоге не столько
на песенное исполнение, сколько на декламационное произношение, военные
песни звучат местами необыкновенно торжественно, как гражданские оды и
"думы". Из отдельных песен. вернее говоря, стиховых повестей, складывается
поэтическая летопись Отечественной войны 1812 г.: нападение наполеоновских
полчищ на русскую землю ("Военная песнь"), русский народ поднимается на
защиту своего отечества ("Солдатская песнь"), бой под стенами Смоленска
("Прощальная песнь русского воина") подготовка к Бородинскому сражению
("Песнь сторожевого воина"), отступление русской армии и вторжение врага в
Москву ("Песнь русского воина при виде горящей Москвы"), переход русской
армии в наступление ("Авангардная песнь"), освобождение родной земли ("Песнь
русских воинов"). Слова Глинки о значении песен в солдатском быту
заслуживают особого внимания. В период наивысшего подъема декабристского
движения Рылеев и А. Бестужев использовали народно-песенный жанр в целях
политической агитации. Влияние песен, созданных Рылеевым и А. Бестужевым, на
дух войска и народа оказалось настолько существенным, что правительству
пришлось "всеми мерами" истреблять песни, подобные "Ах, тошно мне и в родной
стороне..."
Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской
губернии (стр. 117). Впервые - сб. "Подарок русскому солдату". СПб., 1818,
стр. 60.
Песнь сторожевого воина пред Бородинскою битвою (стр. 123). Впервые -
сб. "Подарок русскому солдату". СПб., 1818, стр. 80.
Сетования русской девы (стр. 128). Впервые - "Сын отечества", 1818. No
17, стр. 186, под названием "Романс", с подписью "Ф. Г." Печ. по сб.
"Подарок русскому солдату". СПб., 1818, стр. .125.
Прощание ("Покажись. Луна златая...") (стр. 129). Впервые -
"Благонамеренный", 1818, No 7, стр. 10, под названием "Романс". Печ. по сб.
"Подарок русскому солдату". СПб., 1818, стр. 91.
Авангардная песнь ("Друзья! Враги грозят нам боем..."") (стр. 131).
Впервые - сб. "Подарок русскому солдату". СПб., 1818, стр. 98. Милорадович
Михаил Андреевич (1771-1825") - генерал русской армии; во время
Отечественной войны 1812 г. Глинка был его адъютантом. С 1818 г. -
петербургский военный генерал-губернатор. 14 декабря 1825 года был
смертельно ранен выстрелом Каховского.
Тост в память донского героя (стр. 132). Впервые - "Сын отечества",
1819, No 2, стр. 78, с подписью "Ф. Г."
ОПЫТЫ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ
Опыты двух трагических явлений в стихах без рифмы (стр. 140). Впервые -
"Сын отечества", 1817, No 44, стр. 223, с подписью "Ф. Г."
Отрывки из "Фарсалии" (стр. 143). Впервые - "Сын отечества", 1818, No
40, стр. 74. Катон младший - римский государственный деятель и убежденный
республиканец, противник Юлия Цезаря. Кесарь - римский полководец и
политический деятель Юлий Цезарь. Амман (Амон) - бог солнца в древнем
Египте. Юба - нумидийский царь.
ОПЫТЫ СВЯЩЕННОЙ ПОЭЗИИ
За несколько дней до декабрьского восстания 1825 г. Глинка заходил к
Рылееву и показывал ему корректуру сборника "Опыты священной поэзии". "Опыты
священной поэзии" были подписаны к печати духовным цензором, священником
Казанского собора Герасимом Павским, 12 октября 1825 г. В самом начале 1826
г. этот сборник вышел из печати. В неопубликованном предисловии к "Опытам
священной поэзии" Глинка указывал, что его "стихотворения не следует считать
ни буквальным переложением, ни близким подражанием священным псалмам".
"Справедливо, что я, - писал Глинка в этом предисловии, - брал иногда общий
смысл, иногда же только некоторые стихи из целого псалма, и, сообразуясь с
новейшим способом стихосложения, выражал так, как было прилично вдохновению,
двигаемому тогда моею душою". {Это предисловие находится среди бумаг В. В.
Григорьева в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде.}
Глинка брал из псалмов отдельные мысли и образы и, путем художественного и
идейного переосмысления, подчинял их задачам политической и филантропической
агитации. Часто "священные" стихотворения являлись отзвуками настроений
поэта и содержали в себе намеки на события общественной и личной жизни
поэта. Обращение к священному писанию как к одному из источников
политической пропаганды предусматривалось Глинкой, одним из руководящих
деятелей Союза Благоденствия. Посвящая в тайны общества Григория Перетца.
Глинка советовал "обращать внимание к политическим наукам", читать
"конституции разных государств" и приводить из библии законы Моисея,
доказывая, что сам "бог покровительствует конституционному правлению". Его
"Опыты священной поэзии" и тематически и конструктивно восходят то к
величавым песням ветхозаветных пророков, то к поэзии Ломоносова и Державина.
При этом Глинка руководствовался уставом Союза Благоденствия, где
говорилось, что "человек не иначе, как с помощью веры, может преодолеть свои
страсти, противостоять неприязненным обстоятельствам и, таким образом,
шествовать по пути добродетели". Иногда Глинка так трактовал библейские
сюжеты и образы, что "высокое" становилось низким, а небесное слишком земным
и даже обыкновенным. На пародийно-каламбурный характер библейских мотивов в
поэзии Глинки неоднократно указывал Пушкин. Познакомившись с "Псалмом"
Сверкай, мой меч! Играй, мой меч!
Лети, губи, как змей крылатый,
Пируй, гуляй в раздолье сеч!
Щиты их в прах! В осколки латы!
Ступай, моя нетленна сталь!
Дроби их грудь, сердца их жаль:
Они пред богом виноваты... -
Пушкин очень удачно отметил в своем "Дневнике" его своеобразие: "После
его ухарского псалма, где он (Глинка. - В. Б.) заставил бога говорить языком
Дениса Давыдова, ценсор подумал, что он пустился во все тяжкое... Псалом
Глинки уморительно смешон" (А. С. Пушкин, т. 8. М.-Л., 1949, стр. 64).
Псалмы Глинки можно подразделить на три жанровых разряда: оды-псалмы,
элегические псалмы и "ухарские" псалмы. Оды-псалмы наиболее близки
витийственному классицизму. Элегический псалом представляет собой
комбинированный жанр: архаические принципы стиля здесь соединились с
мелодическими достижениями элегической поэзии, а церковнославянская
фразеология хорошо уживается с просторечием. "Ухарские" же псалмы явились в
результате парадоксального столкновения разных жанровых и стилистических
канонов, создающего семантическую какофонию. Все стихотворения сборника
"Опыты священной поэзии" вошли в Собр. соч., т. 1.
К богу правды (стр. 149). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1822, No 3, стр. 327. Читалось 23 января 1822 г. на
заседании Вольного общества любителей российской словесности,
Призвание Исайи (стр. 150). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1822, No 12, стр. 317, с эпиграфом "Кого пошлю - и тот
пойдет к людям". Читалось 6 ноября 1822 г. в Вольном обществе любителей
российской словесности. Написано на один из мотивов библейской "Книги
пророка Исайи". Егова - одно из древнееврейских наименований бога.
Плач плененных иудеев (стр. 153). Впервые - "Полярная звезда" на 1823
г., стр. 355. Сион - гора в Иерусалиме, на которой была расположена крепость
иудейских царей. Тимпан - древний музыкальный ударный инструмент.
Горе и благодать (стр. 158). Впервые - "Полярная звезда" на 1824 г.,
стр. 228. Давид, царь древнего Израиля, в позднейшей легендарной традиции
известен как автор псалмов. На титульном листе "Опытов священной поэзии"
была изображена арфа Давида. Вертоград (церковнослав.) - сад.
Тоска (стр. 160). Впервые - "Новости литературы", 1823, No 21, сто.
127. С пометой: "17-го февраля, 1823", под названием "Вопль души".
Глас бога избранному его (стр. 163). Впервые - "Соревнователь
просвещения и благотворения", 1824, No 5, стр. 208. Овны (церковнослав.) -
бараны. Тук (церковнослав.) - жир.
Блаженство праведного (стр. 165). Впервые - "Литературные листки",
1824, NoNo 9-10, стр. 368, под названием "Праведный муж".
Сетование ("Услыши, господи! я стражду!..") (стр. 166). Впервые -
"Новости литературы", 1824. No 8, стр. 126, под названием "Подражание
псалму": "Внуши, боже, молитву мою".
Тщета суемудрия (стр. 167). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1824, No 8, стр. 141.
Минута счастия (стр. 168). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1824, No 3, стр. 258.
Победа (стр. 169). Впервые - "Опыты священной поэзии". СПб., 1826, стр.
98.
ОПЫТЫ ИНОСКАЗАТЕЛЬНЫХ ОПИСАНИЙ В СТИХАХ
"Опыты аллегорий, или иносказательных описаний, в стихах и в прозе"
(СПб., 1826) были разрешены к. печати цензором Александром Бируковым в
сентябре 1825 г. Сборник состоит из двух разделов: "Опыты иносказательных
описаний в прозе" и "Опыты иносказательных описаний в стихах". В предисловии
к "Опытам аллегорий" Глинка признавался, что его внимание всегда привлекал
человек "со стороны его положения в обществе и особенно со стороны его
природы нравственной, в которой, собственно, заключается великая тайна
нашего счастья", что он всегда считал необходимым останавливать внимание
людей на "высоких истинах веры и нравственности".
Как показывают "беспечным зрителям посредством оптического стекла ряд
красивых явлений, не осязаемых, но видимых и понятных", так через стих
становится для читателя понятной истина. Этим определяется основная идея
"Опытов иносказательных описаний в стихах". А. Бестужев во "Взгляде на
стаоую и новую словесность в России" указывал, что "в сочинениях Глинки
отсвечивается ясно его душа. Стихотворения сего поэта благоухают
нравственностью; что-то невещественно-прекрасное чудится сквозь
полупрозрачный покров его поэзии и, сливаясь с собственной нашей мечтой,
невольно к себе привлекает. Он владеет языком чувств, как Вяземский языком
мыслей... В заключение скажем, что он принадлежит к числу писателей, которых
биография служила бы предисловием и комментарием для его творений"
("Полярная звезда" на 1825 г., стр. 27). Справедливо указывая на прямую
связь глинковской нравоучительной поэзии с биографией поэта и тем самым как
бы подчеркивая, что поэзия Глинки всегда была выражением тех идеалов, за
которые боролся умеренный член Союза Благоденствия, А. Бестужев не
раскрывает смысла своих определений: "поэт благоухает нравственностью",
"владеет языком чувств". Недовольный отзывом Бестужева, Пушкин недоумевал:
"Глинка владеет языком чувств... Это что такое?" Пушкин иронически относился
к глинковскому морализму и не считал, что автор туманных иносказаний владеет
"языком чувств". Бестужев просто пощадил Глинку в журнальной рецензии, хотя
для нападок у критика "Полярной звезды" имелись все основания. В аллегориях
и иносказаниях более всего сказались недостатки глинковской дидактической
поэзии: утомительное резонерство, романтические шаблоны, жеманно-изысканная
лексика и т. д. Очевидно, что иносказательно-дидактическая поэзия Глинки не
могла удовлетворить декабристов, перешедших от слов к делу, как не могла
удовлетворить их прежняя деятельность Союза Благоденствия. Соединив
"заманчивость загадка" с "поэзией поучительности", Глинка пришел к
нравоучительному доктринерству, к умозрительному разрешению социальных
вопросов, к отвлеченному противопоставлению "добра" и "зла".
Нездешняя гостья (стр. 172). Впервые - "Невский зритель", 1820, No 4,
стр. 65, с подписью Ф. ... Г.....
Перелетная птичка (стр. 173). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения". 1820, No 6, стр. 307, с посвящением "Б-ну А, А. Д. л. в. г."
- Барону Антону Антоновичу Дельвигу. Читалось в Вольном обществе любителей
российской словесности 7 июня 1820 г.
Гений (стр. 174). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1820, No 6, стр. 310, под названием "К Г. Т."
Усладова лира (стр. 176). Впервые - "Благонамеренный", 1821, No 17-18,
стр. 261.
Пруд и капля (стр. 177). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1822, No 4, стр. 111.
Гостья ненадолго (стр. 178). Впервые - "Полярная звезда" на 1823 г.,
стр. 185, под названием "К Дориде".
Возвращение невозвратимой (стр. 180). Впервые- "Новости литературы",
1823, No 25, стр. 189.
Заветная книга (стр. 181). Впервые - "Новости литературы", 1824, No 19,
стр. 109.
Видение в луне (стр. 183). Впервые - "Северные цветы" на 1825 г., стр.
338.
Море (стр. 184). Впервые - "Опыты аллегорий, или иносказательных
описаний, в стихах и в прозе". СПб., 1826, стр. 184.
К ночи (стр. 185). Впервые - "Северная пчела", 1825, No 102, 25
августа, под названием "Ночь".
Перемена (стр. 186). Впервые - "Полярная звезда" на 1825 г., стр. 187.
Под названием "К Глицерин".
Минутное посещение (стр. 187). Впервые - "Полярная звезда" на 1825 г.,
стр. 113. Читалось в Вольном обществе любителей российской словесности 7
января 1824 г.
Темное воспоминание (стр. 188). Впервые - "Полярная звезда" на 1825 г.,
стр. 272.
Старец (стр. 191). Впервые - "Новости литературы", 1825, No 6, стр.
191.
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Мотылек (стр. 192). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1818, No 5, стр. 221. Читалось 30 октября 1817 г. в Вольном
обществе любителей российской словесности.
Блеск очей (стр. 193). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1818, No 6, стр. 380; в сокращенной редакции, датированной
1822 г., в "Славянине", 1830, No 2, стр. 141. Список стихотворения в первой
редакции с подзаголовком "с польского" обнаружен Б. Л. Модзалевским среди
бумаг "Зеленой лампы" (см. "Декабристы и их время", т. 1, [б. г.], стр. 14).
Фиалка и дубы (стр. 194). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1818, No 7, стр. 100.
К снегирю (стр. 195). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1818, No 9, стр. 359.
Дитя и птичка (стр. 196). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1819, No 7, стр. 89.
К соловью в клетке (стр. 197). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1819, No 7, стр. 83. Хлоя - условное имя в идиллической,
"пастушеской" поэзии.
Шарада ("На тучных пажитях Авзонии цветущей...") (стр. 199). Впервые -
"Соревнователь просвещения и благотворения", 1819, No 9, стр. 328. Отгадка
шарады - "Порок". Авзония - Италия. Оргон - один из героев комедии Мольера
"Тартюф".
Призывание сна (стр. 200). Впервые - "Сын отечества", 1819, No 50, стр.
178, с подписью "Ф. Г." Филомела (греч. миф.) - афинская царевна,
превращенная в соловья; здесь - соловей.
Весна ("Уж ласточка к гнезду послышала влеченье...") (стр. 202).
Впервые - "Соревнователь просвещения и благотворения", 1820, No 7, стр. 93.
Читалось в Вольном обществе любителей российской словесности 7 июня 1820 г.
Шарада ("Слог первый мой везде есть признак превосходства...") (стр.
203). Впервые - "Соревнователь просвещения и благотворения", 1820, No 1,
стр. 75, с подписью "Ф. Г.". (Автограф обнаружен Б. Л. Модзалевским среди
бумаг "Зеленой лампы".) Отгадка шарады - "Престол".
Греческие девицы к юношам (стр. 203). Впервые - "Соревнователь
просвещения и благотворения", 1621, No 11, стр. 206. Критик "Соревнователя
просвещения и благотворения" П. Плетнев в статье "Антологические
стихотворения" писал, что "посредством антологии мы становимся
современниками древних". "Как уцелевшие от разрушительной руки времени
памятники, они (антологические стихотворения. - В. Б.) вернее сказаний
исторических изображают нам характер собственно называемого народа"
("Соревнователь просвещения и благотворения", 1822, No 7, стр. 20).
К недостойному бессмертия (стр. 204). Впервые - "Соревнователь
просвещения и благотворения", 1821, No 2, стр. 267.
Прощание с жизнию (стр. 204). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1821, No 9, стр. 337. Жильбер Николя (1751-1780) -
французский поэт-сатирик.
Сельский сон (стр. 207). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1822, No 4, стр. 109. Читалось в Вольном обществе любителей
российской словесности 5 декабря 1821 г.
Клятва (стр. 208). Впервые - "Русский инвалид", 1822, No 12, 14 января,
под названием "Изменница". Печ. по сб. "Весенние цветы". М., 1835, стр. 30.
Отыскание "древнейших памятников", переводы "песен разных славянских
наречий" - все это входило в программу Вольного общества. На заседаниях
общества слушались сообщения о "древних песнях богемских", изданных Ганкой
под названием "Краледворская рукопись", о "Собрании песен разных славянских
наречий" Челаковского, о переводах Востоковым сербских песен, взятых из
"собрания" Вука Стефановича. Приветствуя "Северные цветы" за помещение на
страницах альманаха "простонародных песен", "Соревнователь просвещения и
благотворения" писал: "В "Северных цветах" помещено несколько простонародных
песен: одни греческие, другие сербские, а третьи подражание русским.
Переводом простонародных новогреческих песен публика наша обязана Н. И.
Гнедичу. Разбирая их поэтические красоты, можно чувствовать, что вдохновение
не покинуло еще этой некогда цветущей и счастливой страны, а ныне искупающей
последними своими силами долговременное и позорное невольничество"
("Соревнователь просвещения и благотворения", 1825, No 1, стр. 107-108). В
творчестве Глинки мы Находим образцы "простонародных песен": русских,
новогреческих и богемских. Стихотворения "Подоконье", "Разлука",
"Сетование", "Подглядчик", "Песня" помечены: "С богемского", или "Подражание
богемскому".
К Эльмире (стр. 210). Впервые - "Невский альманах" на 1825 г., стр.
184.
Разлука (стр. 211). Впервые - "Новости литературы", 1825, No 6, стр.
181.
Сетование (стр. 211). Впервые - "Новости литературы", 1825, No 7, стр.
55.
Подглядчик (стр. 212). Впервые - "Северная пчела", 1825, No 59, 16 мая.
Картины (стр. 214). Впервые - "Северная пчела", 1825, No 91, 30 июля.
Берд - шотландская фамилия, известная в промышленном мире России. Здесь -
владельцы пароходства на Неве (1815).
Новый год (стр. 216). Впервые - "Соревнователь просвещения и
благотворения", 1825, No 4, стр. 105.
Чиновник (стр. 217). Впервые - "Невский альманах" на 1626 г., стр. 179.
Посвящено Андрею Афанасьевичу Никитину (1794-1858), секретарю Вольного
общества любителей российской словесности.
Мое занятие (стр. 217). Впервые - "Невский альманах" на 1826 г., стр.
283. Кесарь - римский полководец, политический деятель и писатель Юлий
Цезарь (102-44 до н. э.)
Хата, песни, вечерница (стр. 218). Впервые - "Федор Глинка. Избранное".
Петрозаводск, 1949, стр. 101. Тарабаны - барабаны. Хмельницкий - см. стр.
465. Наливайко Северин (ум. 1597) - руководитель крестьянско-казацкого
восстания на Украине в 1594-1596 гг. против польских и украинских
магнатов-землевладельцев и шляхты.
Хозяйка (стр. 220). Впервые - "Северная пчела", 1826, No 25, 27
февраля. Это и следующие стихотворения данного цикла написаны несомненно до
1826 г.; многие стихотворения, появившиеся в печати в 1826-1828 гг., были
написаны Глинкой до декабрьских событий 1825 г. и проникали в журналы и
альманахи с некоторым опозданием.
Много ли надобно? (стр. 221). Впервые - "Новости литературы", 1826, No
1, стр. 46.
Вздох трубадура (стр. 222). Впервые - "Новости литературы", 1826, No 2,
стр. 94.
Подрыватель (стр. 223). Впервые - "Сириус" на 1826 г., кн. 1, стр. 185.
Услада (стр. 223). Впервые - "Московский телеграф", 1826, No 8, стр.
129.
К звезде (стр. 224). Впервые - "Московский телеграф", 1826, No 2, стр.
55.
Утро вечера мудренее (стр. 225). Впервые - "Невский альманах" на 1826
г., стр. 72.
Мечта (стр. 226). Впервые - "Московский телеграф", 1826, No 1, стр. 8.
Грекам, просящим подаяния (стр. 226). Впервые - "Сириус" на 1826 г.,
кн. 1, стр. 188. Иония - одно из государств древней Греции.
Завеянные следы. К Алине. Сказки (стр. 22/228). Впервые - "Невский
альманах" на 1827 г., стр. 188, стр. 220, стр. 238. Предназначались для
"Звездочки" Рылеева и Бестужева, Издатель "Невского альманаха" Е. Аладин
показал в специальном объяснении Дубельту, что стихотворения Глинки
"получены еще в начале 1826 года от самого автора, приславшего их из
Петрозаводска, куда он был выслан на службу" ("Русский архив", 1901, No 11,
стр. 265-266).
Черты осени (стр. 228). Впервые - "Северные цветы" на 1826 г., стр. 27.
Достопамятное сватовство (стр. 230). Впервые - "Северная пчела", 1827,
No 51, 28 апреля, с подписью "Ф. Г."
Переговоры в Белой Церкви (стр. 231). Впервые - "Северные цветы" на
1828 г., стр. 80. Имеются в виду переговоры между Богданом Хмельницким и
польско-литовскими предводителями, проходившие под Белой Церковью (1651).
Приключение (стр. 233). Впервые - "Северные цветы" на 1827 г., стр.
289.
Песня ("Есть край, где желтеют...") (стр. 233). Впервые - "Галатея",
1830, No 1, стр. 48. Относится к циклу "Подражание богемскому"; не могло
появиться в печати в 1825 г. в связи с ссылкой автора.
1826-1830
30 декабря 1825 г. Глинку потребовали в Зимний дворец, но он был
отпущен "по высочайшей воле". В этот же день, то есть 30 декабря, он получил
от Ф. В. Булгарина любезное письмо с просьбой написать для "Северной пчелы"
стихотворение в честь восшествия на престол Николая I. "Сюжет: новый год и
новый царь и его качества, - писал Булгарин. - Ради бога, сделайте это.
Такой царь стоит вдохновения поэта добродетельного" ("Литературный вестник",
1902, No 8, стр. 344). Возможно, что Булгарин действовал и как издатель
"Северной пчелы" и как агент тайной полиции, которому было поручено
разузнать настроение Глинки. Заказ был выполнен. В новогоднем номере газеты
появилось стихотворение "Чувства русского при наступлении 1826 года". Мы не
думаем, что это стихотворение было искренним, но иначе писать было нельзя.
Глинка намекнул на "глас смиренных" и на необходимость "щедрот
благословенных". Через десять дней после появления оды "Чувства русского при
наступлении 1826 года" в той же "Северной пчеле" (No 19) появились "Правила"
Глинки:
Собой других не заслонять,
В делах других не поперечить,
В словах своих не пусторечить
И никого не осуждать...
О слабостях людей молчи!
О добродетелях - кричи.
Прежние обязанности члена Союза Благоденствия, в которых говорилось о
необходимости "порицать" (Аракчеева, военные поселения, рабство и палки и т.
д.), были заменены новыми правилами: "не поперечить", "не пусторечить", "не
осуждать". Этих правил Глинка строго придерживался в своих показаниях
Следственному комитету, он никого не осуждал, был скуп на слова и с
достоинством защищал себя, когда Григорий Перетц, принятый им в свое время в
один из филиалов Союза Благоденствия, начинал "пусторечить". Глинка
использовал страницы "Северной пчелы" и для того, чтобы предупредить своих
сообщников, оставшихся на воле, как следует вести себя во время следствия в
случае ареста. Стихотворения "Псалом 62", "Буря", "Гром", "Стихии (к богу)",
"Всемогущество", "Приближение господа любви", "Восстановителю", "Создателю",
"Весна", "Луна", "Повсеместный свет", "Голубице", "Теперь и будет",
"Соразмерность", "Возрасты", "Правила", "Правило", "Из шелку и мочал шнур
нашей жизни вьется...", "Наука", "Зачем?", "Причины", "Мечты", "К луне",
"Два счастья", "Дожди", "К солнцу", "Надежда" - входят в "тюремную тетрадь",
состоящую из стихотворений, написанных в Петропавловской крепости. Все 26
стихотворений значатся в списке, озаглавленном "Число и поименование пьес,
сложенных с 9 марта". Сверху первого листа "тетради" поставлена дата: "31
мая 1326 г.". Ясно, что 31 мая Глинка составил список стихотворений,
сочиненных им "с 9 марта". В это время, то есть в марте-мае, он находился в
Петропавловской крепости. Некоторые стихотворения из "тюремной тетради" были
опубликованы при жизни Глинки. Одни, без подписи автора или под инициалами
"Ф. Г." в 1827 г. попали на страницы "Северной пчелы"; другие появились
позже в альманахах "Альбом северных муз" на 1828 г., "Денница" на 1831 г.;
некоторые "духовные" стихотворения из "тюремной тетради" попали почти через
45 лет в 1-й том погодинского издания (см. ниже). Но значительная часть
тюремных стихотворений так и не увидела тогда света. Полностью "тюремная
тетрадь" была напечатана только после революции (Федор Глннка. Избранное.
Петрозаводск, 1949). В "тюремную тетрадь" входит "Псалом 62". Полагаем, что
этот полемический псалом направлен против Григория Перетца: Глинка встретил
показания Перетца с явным озлоблением и раздражением, он категорически
отрицал свою вину, просил произвести повальный обыск, говорил, что "за слово
не судят", третировал как сочинителя "злоумышленной клеветы", считал себя
жертвой извета и проч. В списке стихотворений, "сложенных с 9 марта",
поименованы отсутствующие в "тетради" "Желание простоты", "Нетленные глаза",
"Вера", "Любовь", "На склоне дня, опершись на карниз...", "Я вижу, на небе
обнова...", "Я искушен премудростью твоей...". С другой стороны в "тетрадь"
входят отсутствующие в списке стихотворения ("Узник к мотыльку", "Обеты",
"Упование" и др.). Полагаем, что стихотворения, не вошедшие в число пьес,
сложенных с 9 марта, написаны также в Петропавловской крепости или сразу же
после освобождения Глинки из заключения, то есть в мае 1826 г.
Гром (стр. 238). Впервые - "Денница" на 1831 г., стр. 122.
Стихии (стр. 239). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 53, 3 мая, без
подписи. Вошло в Собр. соч., т. 1.
Всемогущество (стр. 239). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 53, 3
мая, без подписи. Вошло в Собр. соч., т. 1.
Приближение господа любви (стр. 240). Впервые - Собр. соч., т. 1, стр.
305.
Восстановителю (стр. 240). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 70,
стр. 3. Вошло в Собр. соч., т. 1.
Создателю (стр. 240). Впервые - Собр. соч., т. 1, стр. 303.
Голубице (стр. 242). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 87, 21 июля,
с подписью "Ф. Г.". Вошло в Собр. соч., т. 1.
Возрасты (стр. 243). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 90, 22 июля,
с подписью "Ф. Г.".
Наука (стр. 244). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 90, 22 июля, с
подписью "Ф. Г.".
Мечты (стр. 245). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 89. 26 июля.
Вера. Надежда. Любовь (стр. 246-247). Впервые - "Альбом северных муз"
на 1828 г., стр. 322-324. Значатся в списке стихотворений, "сложенных с 9
марта", но (кроме "Надежды") отсутствуют в "тюремной тетради".
Молитва (стр. 247). Впервые - Собр. соч., т. 1, стр. 418. В погодинском
издании датируется 1826 г. Полагаем, что стихотворение было написано в самом
начале 1826 г., сразу же после первого вызова Глинки в Зимний дворец (30
декабря 1825 г.), окончившегося тем, что его отпустили по "высочайшей воле"
домой. Глинковский "челн" еще мало пострадал на "пенном лоне вод"; "И я и
челн мой цел". Такова заключительная строка молитвы. Тот же мотив о
благополучном "челне" содержится в стихотворении "Поклоны".
Обеты. Упование (стр. 248-249). Впервые - "Северная пчела", 1827, No
89, 26 июля. Вошли в Собр. соч., т. 1, с подписью "Ф. Г.".
Узник к мотыльку (стр. 249). Впервые - "Русский зритель", 1828, No 5-6,
стр. 52. Печ. по "Славянину", 1830, No 2, стр. 148.
Сравнение (стр. 250). Впервые - "Северная пчела", 1827, No 53, 3 мая,
без подписи. Скучна страна, куда меня замчали бури. Речь идет об Олонии,
куда Глинка прибыл с фельдъегерем на поселение 30 июля 1826 г. Ср. с
описанием Олонецкой губернии в поэме "Карелия".
Вздох (стр. 251). Впервые - "Литературный музеум" на 1827 г., стр. 270.
Подобные же мотивы содержатся в письме к Н. И. Гнедичу от 24 марта 1829 г.:
"С тех пор несчастия схватили и бросили меня в страну, отброшенную от
сообщений с живым гражданским миром, которая, как некая страшная тайна,
скрыта, погружена в глубине дремучих лесов Карелии, наводнена бесчисленными
озерами, загромождена безобразными обломками разрушенных первобытных гор. В
сих то местах, в Петрозаводске, который разве по самозванству считается
городом (да еще и губернским!), провождаю я, не смею сказать жизнь, но бытие
томительное, теряя силы и лета" ("Отчет имп. Публичной библиотеки на 1895
год". СПб., 1898, приложения, стр. 37).
Поклоны (стр. 252). Впервые - Собр. соч., т. 1, стр. 354. В разделе
"Без означения годов". Написано в начале следственного дела; образ "челна"
осмыслен в плане личной судьбы: "А я цел в своем углу". 11 марта 1826 г.
Глинка был снова взят под арест в конфетной лавке, где он пил чай, и посажен
в особый арестантский покой. В стихотворении "Два счастья", входящем в
"тюремную тетрадь", мотив благополучия исчезает и вместо него появляется
сознание собственного драматического положения: "Еще в пути моя ладья, Еще
кругом туман и волны, И будет что? - Не знаю я!".
Илия - богу. Бог - Илие. Из псалма 43-го (стр. 253). Впервые - Собр.
соч., т. 1, стр. 241, стр. 242, стр. 247, в разделе "Без означения годов".
К богу (стр. 254). Впервые - "Славянин", 1827, No 26, стр. 467.
Утреннее чувство (стр. 255). Впервые - "Альбом северных муз" на 1828
г., стр. 112. Вошло в Собр. соч., т. 1.
Кто он? (стр. 256). Впервые - "Московский вестник", 1827, No 24, стр.
383.
А ветер выл (стр. 257). Впервые - "Невский альманах" на 1828 г., стр.
17.
Канарейка (стр. 258). Впервые - "Альбом северных муз" на 1828 г., стр.
171.
Тоска больной Нины (стр. 258). Впервые - "Невский альманах" на 1828 г.,
стр. 341.
Глас (стр. 259). Впервые - "Литературный музеум" на 1827 г., стр. 47. О
датировке см. вступительную заметку к примечаниям. Вошло в Собр. соч., т. 1.
Стихотворение "Глас" написано в связи с годовщиной пребывания декабристов на
каторге и ссылке и выражало надежду на амнистию и новую встречу с друзьями:
"Уж годы скорби пронеслись", "Уже грехов истерлись цепи", "Расклепались
кандалы", "Повеет сладкое прощенье", "И люди встретятся как братья", "Друг
другу кинутся в объятья".
Призвание (стр. 260). Впервые - "Одесский альманах" на 1840 г., стр.
509. Вошло в Собр. соч., т. 1. В "Рукописном собрании, стихотворений"
следует сразу же после стихотворений, написанных в Петропавловской крепости.
Тема о пловцах не является только автобиографической. Она вырастает из
ранней публицистики Глинки, из его речей на заседаниях Вольного общества
любителей российской словесности. 19 июля 1822 г., вскоре после официального
рескрипта о запрещении в России масонских лож и тайных обществ, когда над
головой петербургских республиканцев сгустились тучи реакции, Глинка
обратился к членам Вольного общества любителей российской словесности с
речью, в которой предупреждал, что "сегодня пловцы наслаждаются
безопасностью в пристани надежной, а завтра свирепая буря мещет рассеянные
челны их по зыбям моря кипящего" ("Соревнователь просвещения и
благотворения", 1822, No 8, стр. 226). В "Призвании" на первом плане тема
гибели декабристов, один из мотивов пушкинского "Ариона", - "Погиб и кормщик
и пловец".
Ночная весенняя картина (стр. 261). Впервые - "Славянин", 1828, No 36,
стр. 380.
Вейнамена и Юковайна (стр. 264). Впервые - "Славянин", 1828, No 21,
стр. 308. Соответствует 3-й руне "Калевалы", в которой изображается
состязание в пении. Вейнамена (Вейнемейнен) и Юковайна (Юкохайне) - герои
карело-финского эпоса.
Услуга от медведей (стр. 265). Впервые - "Невский альманах" на 1829 г.,
стр. 38.
Звуки (стр. 269). Впервые - "Галатея", 1829, No 2, стр. 88.
Листок и человек (стр. 270). Впервые - "Сын отечества", 1829, No 9,
стр. 103.
Степь (стр. 271). Впервые - "Галатея", 1829, No 28, стр. 99.
Романс ("Восток краснеет за горою...") (стр. 271). Впервые -
"Славянин", 1829, No 1-2, стр. 68.
Летний северный вечер (стр. 273). Впервые - "Царское село" на 1830 г.,
стр. 165.
Мать-убийца (стр. 274). Впервые - "Денница" на 1830 г., стр. 154.
К лугу (стр. 277). Впервые - "Невский альманах" на 1830 г.. стр. 265.
Псалом 136 (стр. 279). Впервые - Собр. соч., т. 1, стр. 255, в разделе
"Без означения годов". Ср. с "Плачем плененных иудеев", появившемся в
"Полярной звезде" на 1823 г. В "Плаче" Глинка трактовал псалом 136 в духе
высокой гражданской патетики; "тираны", "глас свободы", "злодеев слух",
"неволи дни суровы", "рабы, влачащие оковы". В год ссылки псалом 136
воспринимается поэтом как грустная повесть о "переселенцах", гонимых с
родной земли. Вавилон - столица древнехалдейского царства, один из самых
больших и богатых городов древнего Востока.
Несмысленность (стр. 280). Впервые - Собр. соч., т. 1, стр. 415, где
датировано 1826 г. Очевидно, написано после произнесения приговора над
декабристами.
Грусть в тишине (стр. 280). Впервые - "Комета Белы на 1833 г., стр. 24.
Глас к богу (стр. 282). Впервые - "Карманная книжка...", 1830, No 4,
стр. 494. Вошло в Собр. соч., т. 1, под названием "Гимн богу" и с
незначительными изменениями.
От супруга супруге (стр. 283). Впервые - "Подснежник" на 1830 г., стр.
32.
Отрадное чувство (стр. 284). Впервые - "Северные цветы" на 1831 г.,
стр. 24.
К почтовому колокольчику (стр. 284). Впервые - Литературные прибавления
к "Русскому инвалиду", 1831, No 97, 5 декабря. Обычная грусть "сиротины на
чужбине" заменяется яркой описательной картиной. Вместо расплывчатых эмоций
и отчаяния - своеобразный путевой очерк в стихах, изображение народного
быта: почтовый тракт, "колесистый дом" и "синие русские сарафаны". Звучит в
тон и лад "ямщицкого романса", как бы являясь продолжением знаменитой
"Тройки".
Романс ("Желанный гость, мой друг младой...") (стр. 285). Впервые -
"Венок граций" на 1838 г., стр. 34. Относится к периоду олонецкой ссылки. По
всей вероятности, написан в 1830 г. перед отъездом в Тверскую губернию.
Глинка неоднократно обращался к Николаю I и Бенкендорфу с просьбой перевести
его в другую губернию. "Три тяжких томительных года прошли с тех пор, как я,
- писал Глинка в своем прошении, - нахожусь в великом несчастии, испытывая
все тягости униженной судьбы и пребывания в стороне чужой и пустынной". За
него хлопотали Жуковский, Гнедич, Пушкин. В 1830 г. Глинка по высочайшему
повелению был переведен в чине штатского советника в тверское губернское
правление. В Твери он женился на Евдокии Павловне Голенищевой-Кутузовой.
1830-1875
Ранняя весна на родине (стр. 407). Впервые - "Альциона" на 1831 г.,
стр. 39. Написано в связи с посещением в 1831 г. села Сутоки Смоленской
губернии, где родился поэт.
К милому дитяти (стр. 408). Впервые - "Альциона" на 1831 г., стр. 3.
Бедность и утешение (стр. 408). Впервые - "Северные цветы" на 1831 г.,
стр. 72. Прочитав в "Северных цветах" стихотворение, представлявшее интимное
обращение поэта к жене, Пушкин в письме к Плетневу от 7 января 1831 г.
иронизировал: "Бедный Глинка работает как батрак, а проку все нет. Кажется
мне, он с горя рехнулся. Кого вздумал просить к себе в кумовья!"
К N*** (стр. 409). Впервые - "Сиротка" на 1831 г., стр. 117.
Воспоминание (стр. 410). Впервые - Литературные прибавления к "Русскому
инвалиду", 1831, No 43, 30 мая, стр. 334.
Сельская вечеря (стр. 410). Впервые - "Одесский альманах" на 1831 г.,
стр. 259.
К деве, подательнице сновидений (стр. 411). Впервые - "Телескоп", 1831,
No 3, стр. 310.
Псалом 103 (стр. 412). Впервые - "Северные цветы" на 1832 г., стр. 158.
Это стихотворение Глинка послал Пушкину из Твери в 1831 г. вместе с двумя
отрывками из "Девы карельских лесов" в ответ на его приглашение принять
участие в издании альманаха, посвященного памяти Дельвига.
Первый снег (стр. 415). Впервые - Литературные прибавления к "Русскому
инвалиду", 1832, No 74, 14 сентября, стр. 591.
Неизвестность (стр. 415). Впервые - Литературные прибавления к
"Русскому инвалиду", 1832, No 43, 28 мая, стр. 342.
Звезда (стр. 429). Впервые - "Утренняя заря" на 1840 г., стр. 247.
Заздравный кубок А. П. Ермолову (стр. 437). Печ. по тексту,
опубликованному в книге Александра Ермолова "Алексей Петрович Ермолов.
Биографический очерк". СПб., 1912, стр. 190. Ермолов Алексей Петрович
(1772-1861) - ученик Суворова, герой Отечественной войны 1812 г., после
смерти Кутузова популярнейший генерал русской армии. Его ненависть к
крепостничеству, политическое вольномыслие, независимость в отношениях с
царем снискали ему популярность в декабристских кругах. Александр I,
опасаясь этой популярности, удалил его на Кавказ (1816-1827). В качестве
командира кавказского корпуса русского войска одержал ряд побед,
определивших исход покорения Кавказа, его историческую судьбу вместе с
Россией, а не со странами Ближнего Востока. После разгрома декабристов
Ермолов, связанный с ними, был отстранен Николаем I от дел и жил несколько
десятилетий в опале. Именно как к опальному генералу, к Ермолову обращались
Пушкин и Лермонтов. В этом же ряду стоит и обращение Глинки.
Элегия (стр. 442). Впервые - "Русский архив", 1886, No 2, стр. 228, с
пометой: "Тверь, 16 ноября 1869 г." Представляет собой добавление к элегии
И. М. Муравьева-Апостола, сочиненной на греческом языке по случаю событий 14
декабря 1825 г. Глинка сделал свое добавление в связи с возвращением М. И.
Муравьева-Апостола из ссылки. Три лавровых дерева олицетворяют трех
сыновей-декабристов И. М. Муравьева: Матвея Ивановича (17931886), Сергея
Ивановича (1796-1826) и Ипполита Ивановича (1806-1826). Приводим перевод
текста элегии И. М. Муравьева-Апостола, опубликованный в "Русском архиве":
"Три лавровые дерева, предмет гордости посадившего их, полны силы и прелести
юной красы, росли, сплетаясь ветвями и устремя верхи свои к небу, стояли
крепко, прямо и были славой отчизны. Но Зевс грянул Перуном - неслыханное
дело! - в дерева, посвященные Фебу, и поразил их до корня! Они потеряли
красу свою и теперь повержены на той земле, которую должны были любить и
защищать. Какая же участь того, кто их посадил?.. Осиротевшая глава его
лежит под их пеплом!.."
Невысказанная тайна. Две дороги (стр. 443-444). Впервые - по
рукописному собранию стихотворений Глинки - Федор Глинка. Избранное.
Петрозаводск, 1949, стр. 151, 154. Написаны после олонецкой ссылки. Точная
дата написания неизвестна.
Дополнение 6
СОЗЕРЦАНИЕ
Затихнет ли кругом меня тревога,
Оставшись, без сует, одна,
Чудесной сладостью полна
Моя душа; - Ей кажется - Она
Как будто чувствует, как будто видит бога!
В таинственной тиши его святынь;
Там все устройство и порядок;
И, в той безбрежности лазоревых пустынь,
Живителен, как жизнь, как мысль о рае, сладок
Неосязаемый эфир!
То вечное Царство святой благодати
И вечный почиет там мир!
Лишь весело идут небесные рати,
Как гости на брачный, торжественный пир,
Звуча мусикийно златыми крылами,
Исткав из зари знамена;
Гармонией струн их и уст их хвалами,
Как чаша елеем, полна вышина.
И мужи святые, облитые кровью
В мученьях за веру, с венцом на челе,
Завидевши бога, как в ясном стекле,
Трепещут в восторге; но тайной любовью
Невольно влекутся к туманной земле.
Там грустны, унылы
Питомцы страстей,
Там смерть и могилы:
В тревоге затей,
Безумствуют, губят,
Не верят, не любят,
Земные сыны.
И дни их пустые
Тоскою полны;
Напрасно святые
На них с вышины
Заботно взирают
И их вразумляют
В виденьях и снах:
"Покайтесь! придите: у нас в вышинах,
Так весело! чудно!" -
Как тяжко, как трудно
К добру обратить!..
Запутавшись в сети,
Злонравные дети,
Они расшибают целебный сосуд,
Который подносит им врач-посетитель.
Так спите ж! покуда земную обитель
Подземные громы в куски расшибут
И явится грозный владыка на суд!
Тоска о Нем
Где я? - Себя не узнаю!
Кругом, сдается мне, все тоже;
Но я один впотьмах стою
И без Тебя тоскую, Боже! -
Узри, прими тоску мою!..
Как изгнанник, как преселенец,
В стране безводной и пустой,
Я вопию, как отнятой
От груди матери младенец. -
Так в предреченный грустный век
Несчастлив будет человек,
Когда любовь утратит Бога:
Завянет все в его садах,
Затихнет на больших дорогах
И запустеет в городах...
Скачать