Сон в майскую ночь

Автор: Данилевский Григорий Петрович

Г. П. Данилевский

Сон в майскую ночь

  

   Источник текста: Г. П. Данилевский — Из Украйны. Сказки и повести (в трех частях). Том 1.

   Типография торгового дома С. Струговщикова, Г. Похитонова, Н. Водова и Ко, Санкт-Петербург, 1860 г.

   OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Оскар Уайльд

  

   Три брата, и они же три Кондрата,

   Задумали поехать в степь когда-то,

   Поехать в степь задумали затем,

   Чтоб над рекой, над тощей Балаклейкой,

   Засеять луг арбузною бахчей.

   Поехали, всего набрали вдоволь,

   Пшена, яиц, сметаны, пирогов,

   Капусты, масла, творогу и сердце-

   Беснующего зелья, то есть водки…

  

   Поехали за делом казаки,

   А запаслись еще и тем, что мысли

   В минуты слез и скуки услаждает.

   Один Кондрат взял трубку и кремень,

   Другой Кондрат взял связку табаку,

   А третий и задумал взять огниво,

   Да как-то второпях про то забыл…

   Вспахали казаки лужок до ночи,

   Засеяли арбузами бахчу,

   Сметаною и салом закусили,

   Хлебнули раз-другой по чарке водки

   И вздумали за этим покурить…

   Туда-сюда, табак и трубка есть,

   А вырубить огня для трубки нечем!

   Вот третьему Кондрату два Кондрата

   И говорят: — А что же, ваша милость,

   Вы, верно, позабыли взять огниво?

   Вон под горой бакшевник Пришибской,

   Подите, попросите огоньку!

   На ласковое слово не откажешь…

  

   Встает Кондрат, приходит к куреню

   И видит: на бревне сидит старик,

   Худой, седой, усатый и чубатый,

   Суровый, злой, нечесаный, горбатый,

   Оборванный и длинный, как верста;

   Сидит старик, насупил грозно брови,

   И молча курит глиняную трубку.

   — Дай, дядя, огня! — Дам: расскажи мне сказку!

   — Я не умею… — Присказку скажи!

   — Не смею! — Ну, так я с твоей спины,

   От головы до пят, на пояс сыну,

   За то тесьму ременную скрою!

   — Нет стой, почтенный! Так и быть! Я сказку

   Надумал. Только, слушай, — если ты

   Меня собьешь на слове или скажешь:

   «Соврал, неправда!» — я с твоей спины

   Уж не одну, а две тесьмы ременных

   Скрою себе на пояс… — Говори!

   — Изволь… На ярмарку, за бочкой дёгтю,

   Отец мой на твоем отце верхом

   Приехал!.. — Врешь, бездельник! — Вру? Постой же,

   Давай свою мне спину!.. Где мой нож?

   Старик вскочил, заткнул за пояс трубку,

   Надвинул шапку, полы подобрал

   И ну бежать… Кондрат бежит за ним,

   Кричит, ножом размахивает грозно,

   И палкой бьет по пятам старика…

   Как вдруг на всем бегу он поскользнулся,

   И по земле с размаха растянулся…

   Когда ж Кондрат вскочил, старик исчез,

   А нож его воткнулся в кожу дыни,

   Рассек ее с конца в конец, и тут же

   В ее среде янтарно-золотистой

   Невидимо и быстро утонул.

   Жаль казаку ножа. Он огляделся,

   Подумал, погадал, на кочку сел,

   Разулся, шаровары на колени

   Как надо завернул, достал тавлинку,

   Дорожкою насыпал табаку

   Вдоль пальца, к одному концу дорожки

   Приставил нос, раздвинул жадно ноздри

   И всю дорожку разом проглотил

   И ошалел, и крякнул, и отважно

   Полез на дно необозримой дыни…

  

   Полез Кондрат, ступил на дно, глядит,

   Куда засел досадный нож, — и видит,

   В потемках бродит старый человек.

   — А! кум Кондрат! — Здорово, кум Трисошный,

   Куда тебя нелегкая несет?…

   — Ищу волов; а ты? — Ищу ножа.

   — Напрасно, брат, смотри какая темень!

   Ни зги не видно… Подождем зари!

   — Пусть так! Но где мы ляжем спать с тобою?

   — А надо, кум, из дыни выйти вон…

   Для этого один из нас нагнется,

   Другой ему на плечи заберется

   И выскочит из дыни, а потом

   В Вербовку сбегает за топором

   И куму дверь прорубит… Мы приляжем,

   Друг другу по забавной сказке скажем,

   И кто сумеет лучше рассказать,

   Тому сперва и можно вылезать…

   — Согласен, кум, изволь! — Когда согласен,

   Так слушай же, я стану говорить.

  

                  (Сказка Трисошного)

  

   Жила-была красавица казачка,

   Высокая, степенная, прямая;

   Она смотрела черными глазами,

   Как вольный ястреб смотрит из-под туч.

   Она носила две густые косы,

   Как две тяжелых, вьющихся змеи;

   Она с зарей у печки пряла пряжу;

   В дремучий зной ложилася под тень,

   В кусты смородины, бузка и терна,

   И на ее малиновые губки,

   Как на цветки, жужжа спускались пчелы,

   Звенели и кружилися над ней,

   И улетали будто мед сбирая…

   А под вечер она, у двери хаты,

   На улице садилася и шила,

   И пела долго, долго и вздыхала…

   Допелася до женихов казачка;

   Меж всеми же, меж теми женихами,

   Два более других ей полюбились,

   А именно — сапожник, да кузнец.

   Кузнец еще и так и сяк, немного…

   Что ж до сапожника, так этот прямо

   Пленил ее, и свадьбу заварил.

   — Постой же, думает кузнец-бедняга:

   Я проучу тебя, ременный шов!

   Идет он раз с казачкою слободкой

   И видит: из избы в резные окна

   Сапожник пару новых сапогов

   На воздух выставил и салом смазал…

   — Вот диво, пан кузнец! — Да, точно, диво?!

   — А разве что? — Как что? Да наш сапожник

   Закоренелый турок и безбожник!

   Он по ночам летает из трубы,

   Кричит козлом, смирения не знает,

   Ложится на спину среди избы,

   Из окон обе ноги выставляет

   И так весь день-деньской лежит и спит,

   А на работу вовсе не глядит!

  

   Задумалась красавица-казачка,

   Решается с сапожником покончить,

   Прогнать его и в церковь с кузнецом

   Идти; глаза потупила стыдливо,

   И видит вдруг на ножках у себя

   Сафьянные сапожки с каблуками…

   — Нет, говорит, сапожник хоть лентяй,

   А все-таки сапожник; я ж не лошадь,

   И мне не нужно мужа кузнеца!

   Загоревал кузнец сильней и высох,

   И одичал, не стал ни есть ни пить,

   Косматым зверем по полям скитался

   И пропадал по суткам из села…

   Так он узнал о свадебном веселье

   Сапожника с казачкой молодой…

  

   Узнал и в кузницу тайком забрался,

   Раздул огонь, засовом запер двери,

   На угольях подкову раскалил,

   Щипцами взял ее, под полу спрятал

   И так пришел к сапожнику на свадьбу,

   И рядом сел с веселым женихом…

   — Здоровы будьте, сыты и богаты! —

   Сказал и опустил за голенище

   Сапожнику горячую подкову.

   Весь помертвел испуганный жених!

   Железо раскаленное до кости

   Прожгло его колено и ступню,

   До каблука сапог испепелило

   И, зашипев, еще впилося в поле…

   Но не моргнул, не сморщился сапожник!

   Он угадал проделку кузнеца,

   Закрыл полой прожженное колено

   И, стиснув зубы, крякнул, усмехнулся,

   Провел рукою тихо по усам,

   Поцеловал в уста свою невесту,

   Налил вина и стал желать злодею:

   Богатства, правды, счастья у людей,

   Жены красивой, тещи сановитой

   И полон двор веселья и детей;

   И осушил стакан, и до конца

   Веселой свадьбы славил кузнеца.

   И так ему красавица досталась…

   И слобода той свадьбе дивовалась!

  

   Вот, кум Кондрат, и сказка. — Хороша!

   — Теперь тебе рассказывать! Высоко

   Стоит на небе месяц; петухи

   Еще молчат, и спит пролетный ветер…

   Что ж ты глядишь?.. Не бойся: это филин

   Кричит в Вербовке! Говори ж? — Изволь!

  

                  (Сказка Кондрата)

  

   Шли в полдень, степью, двое казаков,

   Отец и сын, и видят: по дороге

   Идет барышник с парою волов

   Откормленных, породистых и сильных.

   — А хочешь, батюшка, я тех волов

   Украду у барышника? — Украдешь?

   Ну, где тебе, дурак! С твоим ли духом!

   Теперь не ночь! — Не ночь? Смотри ж, родимый!

   Скидает сын с одной ноги сапог,

   Оврагами и полем обгоняет

   Барышника, и на пути его

   Кладет сапог, а сам в траву ложится.

  

   Проходит мимо гордый человек

   И, как прямой барышник, смотрит в землю,

   Грызет чубук, едва передвигая

   Столбы своих тяжинных шаровар

   И поводя спесиво рыжим усом…

   Вот, видит он, как раз среди дороги,

   Лежит в пыли новешенький сапог.

   Идет купец своим степенным шагом

   И сапога не хочет он поднять…

  

   Встает опять казак, берет сапог,

   Другой же вновь с своей ноги скидает,

   Барышника полями обгоняет

   И так же на пути его кладет

   Сапог, а сам в траву тайком ложится.

  

   Проходит снова гордый человек,

   Грызет чубук, едва передвигая

   Столбы своих тяжинных шаровар

   И поводя спесиво рыжим усом…

   И видит он, как прежде, на дороге

   Лежит другой новешенький сапог…

   — Эх! говорит барышник: и другой!..

   Жаль, поленился! Надо воротиться!

   Как ни суди, а пары сапогов

   Не всем сыскать в степи среди дороги!

   И, бросив этот найденный сапог,

   Волов да ко всему еще и трубку,

   Идет назад барышник торопливо;

   И вот уж он за балкою исчез,

   И не слыхать его шагов тяжелых…

   А казаку того и было нужно!

   Не торопясь, берет он свой сапог,

   Берет волов и гонит их пролеском,

   Настиг отца — и оба казака

   Идут опять своим путем-дорогой;

   Барышник же остался без волов!

  

   — Вот и моя, товарищ, небылица!

   Теперь решай, кому из нас обоих

   Пришлось красивей сказку рассказать,

   Кому из дыни прежде вылезать?

   Ну, кум Трисошный, что ж ты замолчал?

   Гляди, уж день над степью заиграл…

   Иротру глаза… Я что-то вижу худо…

   Эге! да где же я?.. Вот, право, чудо!

   Ни кума, ни бахчи!.. Кругом кусты

   И солнце греет с горней высоты!..

  

   Глядит Кондрат — а он лежит под вишней,

   В своем саду. Его родные братья,

   Кондраты, если помните, лежат

   Вблизи его, под яблоней кудрявой;

   Никто из них совсем и не гадал

   О том, чтоб луг арбузами засеять…

   Все трое развалились на траве,

   А из земли встает горячий пар,

   Встает и наполняет казаков

   Отрадою, томленьем и восторгом,

   Любовью ко всему, что есть на свете,

   Молчаньем, ленью, неисходным сном,

   И страстною живительною дрожью…

  

   А солнце светит сквозь живую сеть

   Задумчивых акаций; ветер гонит

   Туман над садом, нега вежды клонит;

   Хотелось бы от счастья умереть!..

  

   Так поутру проснулися когда-то

   Три брата и они же три Кондрата.