Песнь об ополчении Игоря, сына Святославова, внука Олегова

Автор: Деларю Михаил Данилович

  Деларю М. Д. Песнь об ополчении Игоря, сына Святославова, внука Олегова // Слово о полку Игореве. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1967. — С. 137-147.

  http://feb-web.ru/feb/slovo/trans/s67/s67-137-.htm

  

   М. Д. Деларю

  

   5. ПЕСНЬ ОБ ОПОЛЧЕНИИ ИГОРЯ,

   СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА

  

   Или начать нам, друзья, старым складом сказаний воинских

   Песнь о походе Олегова внука, Игоря-князя?

   Песнь же ту нам начать по событиям дней настоящих,

   Но не по замыслам вещим Бояна, — Боян, замышляя

   Витязя славу воспеть, соловьем растекался по древу,

   Серым волком в полях, сизокрылым орлом в поднебесьи.

   Вспомнив сказанья лет прежних о брани, пускал он, бывало,

   Десять с_о_колов быстрых на стаю лебяжью: лишь только

   Сокол на лебедь падет, лебедь песнь запоет — Ярославу ль,

   Храброму ль князю Мстиславу, который пред ратью Касожской

   Смял их вождя, Святослава ли красному сыну Роману.

   Только Боян, о друзья! не десять с_о_колов быстрых

   На лебединую стаю пускал, но на струны живые

   Вещие персты взлагал — а те сами хвалу рокотали.

   Други! начнем же сказанье свое Владимиром древним

   До современного Игоря-князя, который, облекши

   Крепостью ум и мужеством сердца его поощривши,

   Ратного духа исполнился весь и за Русские грани

   Храбрые рати свои навел на Половцев землю.

   Тут князь Игорь на светлое солнце воззрел и, увидев

   Все дружины свои от затменья прикрытые мглою:

   «Братья, — сказал, — и дружина! под саблею смерть краше плена;

   Сядем же, братья, на борзых коней да на Дон синий взглянем!»

   Вспало князю на ум отведать великого Дону,

   И желанье ему заступило весть неба. «Хочу я,

   Молвил, копье притупить о конец Половецкого поля,

   С вами, русины! хочу свою голову здесь положить я

   Или шеломом моим испить великого Дону!»

  

   О Боян, соловей старины! если б эти дружины

   Ты нам воспел, скача соловьем по мысленну древу,

   В небе летая умом, свивая славу времен двух,

   Мчась по Трояна тропе через долы на горы! Воспеть бы

   Было песнь Игорю, внуку Олега: "Не буря загнала

   Со́колов стаю чрез степи широкие; галки стадами

   К Дону несутся великому…", или начать было б песнь ту

   Так, о Боян, соловей старины, внук Ве́лесов вещий:

   Кони ржут за Сулой; гремит слава в Киеве-граде;

   Трубы трубят в Новегороде; стяги взвевают в Путивле;

   Игорь ждет милого брата… И вот Буй-Тур Всеволод молвит:

   «Брат один, один свет светлый, Игорь родимый ты, оба

   Мы сыновья Святослава! Седлай, брат, коней своих борзых;

   Кони ж мои уж готовы, оседланы прежде под Курском.

   А куряне мои — надежный народ; каждый ратник

   П_о_вит под трубами, вск_о_рмлен копьем, взлелеян под шлемом;

   Путь им известен, овраги знакомы; их луки исправны,

   Тулы отворены, сабли нат_о_чены; сами как волки

   По́ полю скачут, ища себе чести, князьям своим — славы".

   Игорь в злат стремень вступил и поехал по чистому полю.

   Солнце ему тьмою путь заслоняло; ночь, застонавши

   Черной грозой, хищных птиц разбудила; в степи́ воют звери…

   Див с верху древа кричит, велит слушать земле неизвестной,

   Волге, Поморью, Сул_е_, Сурож_у_ и Корс_у_ню, а также,

   Тьмутороканский болван, и тебе!.. А меж тем половчане

   По непробитым путям побежали к великому Дону:

   Скрып от телег их в ночи словно крик лебедей распущенных.

   Игорь к Дону войско ведет: уже хищные птицы

   Князя беду сторожат; волки бури ждут по оврагам;

   Клект орлов созывает зверей на кровавые кости;

   Лай лисиц на червленые русских щиты раздается…

   О земля Русская, ты за холмами уж!.. Долго ночь меркнет,

   Свет денницы запал, еще мгла поля покрывает;

   Стих соловей, говор галок проснулся. Русины щитами

   Степь преградили, ища себе чести, князьям своим — славы.

   Утром в пяток потоптали они нечестивые рати

   И, рассыпавшись стрелами по́ полю, в стан свой помчали

   Красных дев половецких, и злато, и ткани, и бархат;

   А епанчами, а шубами, _о_ртмами, всяким нарядом —

   Стали мосты уж мостить по болотам и топким проходам.

   Стяг же червленый, с хоруговью белой, червленая чёлка

   И серебряный дрот — Святославича храброго доля…

   Дремлет в поле Олега гнездо… далек_о_ залетело!

   Не на обиду оно рождено было соколу, кречту,

   Не на обиду тебе, черный вран, половчанин поганый!

   Гзак серым волком бежит; Кончак правит к великому Дону…

   Вот, на другой день, денница кровавая свет возвещает;

   Черные тучи от моря идут, собираясь четыре

   Солнца собою прикрыть; а в них синие молньи трепещут.

   Быть великому грому, идти дождю стрелами с Дону!

   Копьям-то тут поломаться, саблям-то тут пощепаться

   О половчан, на Каяле-реке, у великого Дону!

   О земля Русская, ты за холмами!.. Вот Стрибога внуки,

   Ветры, веют стрелами с моря на Игоря рати!

   Стонет земля, реки мутно текут, пыль поля покрывает,

   Стяги лепечут: половцы идут от Дона, от моря

   И от всех стран… Отступили бесстрашные русские рати.

   Криком — нечистая сила, щитами червлеными — наши

   Степь преградили. Ты, Всеволод Яр-Тур, стоишь впереди всех,

   Прыщешь стрелами, саблей булатной гремишь о шеломы!

   Где только Тур проскакал, золотым своим шлемом блистая,

   Там уж лежат половецкие головы; страшно избиты

   Шлемы оварские, Яр-Тур, саблей каленой твоею!

   Чт_о_ ему раны, друзья, коль и по́честь и жизнь позабыл он,

   И град Чернигов родной, и отцовский престол позлащенный,

   И своей милой любви — красной Глебовны — нрав и обычай?

   Были Трояна века, миновали лет_а_ Ярослава;

   Были Олега полк_и_, Святославова сына Олега.

   Тот мечом распри ковал и стрелы п_о_ полю сеял,

   В стремя златое вступая во граде Тьмуторокани.

   Звук той же славы великий любил Ярослав; а Владимир,

   Сидя в Чернигове, слух от нее отклонял повседневно.

   А Вячеславова храброго юного сына Бориса

   Слава на суд привела и на злачное ложе повергла

   Не за свою, за Олегову честь. И с той же Каялы

   Князь Святополк повелел взять отца среди Угорских к_о_ней

   В Киев, к Софии святой. В этот век Горислава-Олега

   Сеялось всё и росло средь крамол, и жизнь погибала

   Даждь-Бога внука, и в распрях князей век людской сокращался.

   В век тот на Русских полях оратаи редко взывали;

   Но часто враны кричали, трупы деля меж собою;

   Галки свой хор подымали, сбираясь лететь на покормку.

   То было в те битвы, в тех ратях; битвы ж такой и не слышно.

   С _у_тра до вечера, с вечера д_о_ света стрелы летают;

   Сабли о шлемы гремят; трещат булатные копья

   В поле чужом, неизвестном, среди земли Половецкой.

   Черную почву под конским копытом засеяли кости;

   Кровь полил_а_ их: печалью взошли по земле они Русской…

   Что зашумело, что зазвенело пред ранней зарею?

   Игорь ворочает рать: ему жаль брата милого Тура!

   Билися день они, бились другой; на третий к полудню

   Пали знамена у Игоря. Тут, у быстрой Каялы,

   Братья расстались. Вина кровавого тут недостало;

   Тут пир докончили храбрые русы: сватов попоили,

   Сами навек полегли за родимую Русскую землю!

   Никнет от жалости злак; под печалию древо согнулось…

   Тяжкое время настало, друзья! Степи силу прикрыли.

   В силах Даждь-Богова внука восстала обида: вступивши

   Девой на землю Трояна, всплескала крылом лебединым;

   Плещучи н_а_ море синем, у Дону, грозу пробудила.

   Брань у князей на неверных исчезла; стал спорить брат с братом:

   То мое, и это мое! И начали князи

   Важным ничтожное звать и крамолу ковать друг на друга.

   Враг же отвсюду вторгался с победою в Русскую землю.

   О! далек_о_ зашел сокол, преследуя птиц к синю морю;

   Храбрым же Игоря ратям уже не воскреснуть! За ними

   Крикнули Карна и Жля и по Русской земле поскакали,

   В пламенном роге пожар разнося. И русские жены

   Всплакались, так вопия: «Уже нам друзей своих милых

   Мыслью не взмыслить, думой не вздумать, очами не взвидеть;

   Златом же, с_е_ребром тем и подавно уже не бренчать нам!»

   Как восстонал, братья, Киев с печали, Чернигов с напасти!

   Скорбь разлилася по Русской земле; течет средь отчизны

   Морем печаль; а князья друг на друга крамолу ковали!

   Враг, уже сам набегая с победой на Русскую землю,

   Дань брал по белке с двора: Святославовы храбрые дети,

   Игорь и Всеволод, зло разбудили, которое было

   Усыплено отцом их вторым, грозой Святославом,

   Киевским князем великим. Грозен тот был; погромил всё

   Воинством сильным своим и мечами булатными; ставши

   На Половецкую землю, холмы притоптал и овраги;

   Реки, озера взмутил; иссушил и потоки и блата;

   А Кобяка, нечестивого князя, из лукоморья,

   Из середины железных великих полков половецких,

   Вихрю подобно исторг: и пал Кобяк в Киеве-граде,

   В гриднице князя… Тут Немцы, Венедцы, тут Греки, Моравцы

   В честь Святослава поют, корят Игоря-князя, что благо

   Наше в Каяле погр_е_б, засыпав дно золотом русским;

   Тут Игорь-князь пересел из златого седла в седло пленных!

   Стены градские уныли, веселие долу поникло…

   А Святослав смутный сон видел: «Снилося мне, — говорит он, —

   Будто в ночь эту на киевских х_о_лмах меня одевали

   С вечера черным покровом на тисовом ложе, и будто

   Черпали мне вино синее с горечью, сыпля из тощих

   Недр мерзких раковин жемчуг великий на лоно и нежа.

   Будто уж д_о_ски без князя в моем терему златоверхом.

   Бесовы враны кричали всю ночь на болоньи у Пленска,

   Были в Кисановой дебри и не сошли к синю морю».

   — «Князь! — отвечали бояре: — то скорбь уж умом овладела.

   То два сокола с отчих злаченых престолов слетели

   Тьмутороканя искать или шлемом Дону напиться.

   Со́колам тем уже крылья подсекли сабли поганых,

   Их же самих опутали крепко железные путы.

   Было темно в третий день: померкли два солнца; погасли

   Оба багряных столпа; а с ними два месяца юных,

   Князь Святослав со Владимиром-князем, подернулись мглою.

   Тьма свет покрыла на бреге Каялы: по Руси простерлись

   Половцы, словно пардов гнездо, и в бездну напастей

   Ввергли ее и великую дерзость тем придали хану.

   Уж нанеслася хула на хвалу; нужда встала на волю;

   Див уж низвергся на землю! Вот готские красные девы

   На берегу синя моря воспели; звеня русским златом,

   Бусово время поют, лелеют месть Шарокана.

   Мы же, о князь! мы, дружина твоя, уже чужды веселья!»

   Князь Святослав изронил со слезами тут слово златое:

   «О сыновья мои, Игорь и Всеволод! рано вы стали

   Половцев землю мечами губить, а себе искать славы!

   С честью ли вы одолели? с честью ль кровь вражью прол_и_ли?

   Храбрые ваши сердца закалёны в огне и отваге.

   Что вы соделали, дети, моей седине серебристой!

   Власти не вижу уж я богатого, сильного брата;

   Войск Ярослава не зрю из черниговских воев, Могутов,

   Также Татранов, Шельбиров, Топчаков, Ревугов, Ольберов.

   Те, без щитов и оружия, криком полки побеждают,

   В славу предков звоня. Но вы гордо сказали друг другу:

   «Сами мужаемся, сами грядущую славу похитим,

   Сами поделимся прежней!» А диво ли, братья, и старцу

   Вновь поюнеть? Когда сокол, понявшися, перья роняет,

   То высок_о_ птиц взбивает, не даст гнезда он в обиду.

   Горе лишь то, что князья мне не в помочь: лета изменились».

   Чу! у Ромна кричат под саблями половцев наши,

   Стонет Владимир над ранами: скорбь и тоска сыну Глеба!

   Всеволод-князь! не мыслью тебе прилететь издалеча

   Отчий престол золотой поблюсти. Ты веслами можешь

   Волгу всю раскропить, а шлемами вычерпать Дон весь.

   Был бы ты здесь, была бы тогда раба по ногате,

   Раб по р_е_зани б был. Стрелять и на суше живыми

   Ты самострелами можешь — сынами уд_а_лыми Глеба!

   Вы, смелый Рюрик с Давидом! не ваши ли шлемы злаченые

   Плавали в вражьей кров_и_? Не ваши ли храбрые рати

   Турам подобно рыскают, пораненным саблей каленой

   В поле чужом? Вступ_и_те, князья, в стремена золотые

   За оскорбление наших времен, за Русскую землю,

   За Святославича смелого раны, за Игоря-князя!

   Галицкий князь, Осмомысл-Ярослав! высок_о_ восседаешь

   Ты на престоле своем златокованом; подпер хребет ты

   Угорских гор железною ратью своей, заступивши

   Путь королю, затворивши вор_о_та Дунаю, метая

   Тяжкие грузы чрез тучи, суды рядя до Дуная.

   Грозы твои по з_е_млям текут; ты врата отворяешь

   Киеву-граду; с престола отцов золотого стреляешь

   Ты салтанов далеких земель. Стреляй же, властитель!

   Бей Кончака, нечестивца Кощея, за Русскую землю,

   За Святославича смелого раны, за Игоря-князя!

   Ты, князь смелый Роман, со Мстиславом! отважная дума

   Носит на дело ваш ум. Выс_о_ко ты плаваешь в деле,

   Словно сокол на ветрах ширяясь, когда тот стремится

   Птицу в бою одолеть. У ваших под шлемом латинским

   Брони железные есть: от них-то земля потряслася,

   Многие хановы страны погибли. Литва, и Ятвяги,

   И Деремела, и Половцы копья свои побросали,

   Главы свои подклонили под ваши булатные сабли.

   Но уж, князь Игорь! свет солнца уб_ы_л; не добром уже древо

   Листья сронило. По Р_о_си, Сул_е_ города поделили;

   Храбрым же Игоря ратям уже не воскреснуть! Дон кличет,

   Князь правоверный, тебя и зовет всех князей на победу.

   Храброе племя Олега уже подоспело на битву…

   Всеволод, Ингварь и все три птенца из Мстиславова рода,

   Все не худого гнезда шестокрыльцы! Не жребьем ли битвы

   До́были власть вы себе? Начто ж ваши шлемы златые,

   Ляшские копья, щиты вам начто?.. Заградите своими

   Острыми стрелами полю ворота за Русскую землю,

   За Святославича смелого раны, за Игоря-князя!..

   Уж Сул_а_ серебром не струится к Переяславлю,

   И Двина болотом течет, под криком поганых,

   К грозным тем Полочанам… Один Изяслав Василькович

   Острым мечом позвенел о шеломы Литвы, заглушивши

   Славу деда Всеслава; а сам под щитами отчизны

   Лег на кровавой траве, пораженный мечами литовцев.

   Ложем избравши ее, он промолвил: «Твою, князь, дружину

   Птицы крылами одели, а звери кровь полизали».

   Не был тут брат Брячислав, ни Всеволод не был, — единый,

   Душу жемчужную он изронил из храброго тела

   Чрез ожерелье златое. Уныли победные гласы,

   Ратей веселье поникло; трубят городенские трубы…

   О Ярослав и все внуки Всеслава! склоните знамена,

   Скройте мечи вы свои поврежденные! Вы уже чужды

   Дедовской славы! Вы-то своими крамолами стали

   Кликать на Русскую землю, на жизнь Всеслава, поганых…

   Было ль какое насилье дотоль от земли Половецкой!

   В век седьмой от Трояна Всеслав бросил жребий о деве,

   Милой ему. О пределы подпершись клюками, скочил он

   К Киеву-граду и добыл копьем там златого престола.

   Лютым зверем оттоль поскакал из Бел_а_града в полночь,

   Синею мглой обернувшись; а к утру отбил стенобоем

   Новуграду врата, расшиб Ярославову славу,

   Волком помчался к Немиге с Дудуток… Там, на Немиге,

   Стелют снопы головами, молотят цепами стальными,

   Жизнь кладут на току, веют душу от тела. Немигский

   Брег не добром был засеян — засеян костьми сынов русских…

   Князь Всеслав суды людям судил, князьям рядил грады,

   Сам же волком рыскал в ночи; из Киева-града

   До петухов он дорыскивал Тмутороканских владений;

   Хорсу великому путь перерыскивал волком он серым.

   В Полоцке был он, когда позвонили ему рано утром

   В колокола у Софии, а он звон уж в Киеве слышал.

   Хоть и веща душа в ином теле, да часто страдала.

   Вещий Боян наш ему-то разумную молвил припевку,

   Так говоря: «Ни хитр_у_, ни горазду, — летал хоть бы птицей, —

   Не миновать суда божия!» — О, стонать земле Русской,

   Прежнее время и прежних князей поминая! Нельзя же

   Было древнего князя Владимира к киевским высям

   Нам навсегда приковать: ныне стяги его уже стали

   Рюрика-князя одни, а князя Давида — другие.

   Роги носящим хвосты чешут; копья поют на Дунае…

   Слышен глас Ярославны; пустынной кукушкою с _у_тра

   Кличет она: «Полечу, говорит, по Дунаю кукушкой,

   Мой бобровый рукав омочу в каяльские воды,

   Раны кровавые князю на страждущем теле отру им!»

   Плачет на ранней заре Ярославна в Путивле на стенах,

   Так говоря: "О ветр, ветр могучий! к чему, властелин, ты

   Веешь напротив? К чему на свободных крылах своих мчишь ты

   Ханские стрелы на воинов друга? Иль мало под небом

   Гор тебе веять, лелея судов стаи на море синем?

   Чт_о_ же, могучий, веселье мое по ковы́лю развеял?»

   Плачет на ранней заре Ярославна в Путивле на стенах,

   Так говоря: «О Днепр пресловутый! ты каменны горы

   Сквозь Половецкую землю пробил; ты суда Святослава

   До Кобякова войска лелеял; взлелей же, могучий,

   Друга ко мне, чтоб не слала я слез к нему н_а_ море с _у_тра!»

   Плачет на ранней заре Ярославна в Путивле на стенах,

   Так говоря: «Светлое солнце, тресветлое солнце!

   Всем тепл_о_ и красн_о_ ты! К чему ж, властелин, ты простерло

   Луч свой горячий на воинов друга? в поле безводном

   Жаждой им луки свело, печалью им тулы заткало?»

   Прыснуло в п_о_лночи море; идут смерчи синею мглою;

   Князю Игорю бог кажет путь из земли Половецкой

   В Русскую землю, к престолу отцов золотому. Погасли

   Зори вечерние. Игорь-князь спит… Игорь бдит, Игорь мыслью

   Мерит поля до мала Донца от великого Дона.

   Конь о полу́ночи. Свистнул верный Овлур за рекою,

   Князю велит разуметь… Князю Игорю боле не быть там!

   Вскликнуло, стукнуло поле; трава зашумела; подвиглись

   Половцев вежи… А Игорь в тростник поскакал горностаем,

   Н_а_ воду гоголем белым; взлетел на коня удалого,

   И, соскочивши проворно с него, босым волком помчался

   К лугу Донца, и с_о_колом взвился под мглой, избивая

   И лебедей и гусей на завтрак, обед и на ужин.

   Ежели Игорь с_о_колом несся, Овлур мчался волком,

   Труся студеную р_о_су; коней же они надорвали…

   Вот Донец говорит: «Немало тебе, князь, величья,

   А Кончаку, нечестивцу, досады, а Р_у_си веселья!»

   Игорь в ответ: «И тебе, о Донец! немало величья!

   Ты лелеял князя средь волн, расстилал ему зелень

   На серебристых своих берегах, одевал его теплой

   Мглою под сенью зеленого древа; стерег на воде ты

   Гоголем князя, чайкой средь волн, чернетями на ветрах.

   Не такова ль река Стугна? Своею недоброй волною

   Чуждые воды она пожрала и струги разбила!

   Днепр затворил Ростиславу младому темный свой берег:

   Плачется мать Ростислава по юноше князе. Уныли

   С грусти цветы, и древо с печалью к земле приклонилось».

   То не сороки стрекочут, а по следу Игоря ездит

   Гзак с Кончаком. В то время уже не каркали враны,

   Галки замолкли, сороки притихли; одни только дятлы,

   Тихо ползя по ветвям, к реке своим стуком путь кажут

   Да соловьи веселыми песнями свет повещают.

   Гзак говорит Кончаку: «Коли сокол к гнезду путь свой держит,

   Не расстрелять ли злачеными стрелами нам соколенка?»

   Гзаку Кончак говорит: «Коли сокол к гнезду путь свой держит,

   Мы соколенка опутаем лучше д_е_вицей красной».

   Гзак же в ответ Кончаку: «Коль опутаем девицей красной,

   То нам не будет ни соколенка, ни девицы красной

   И станут птицы нас бить посреди Половецкого поля!»

   Рек Боян, певец Ярослава, Олега, Когана,

   На Святослава походы: «Тяжко без плеч голове быть;

   Горе и телу без головы!» — Так без Игоря Руси.

   Солнце светится н_а_ небе; Игорь-князь в милой отчизне.

   Девы поют на Дунае; их песни до Киева вьются.

   Игорь едет через Боричев к деве святой Пирогощей.

   Стр_а_ны рады, грады веселы; пели князьям песнь:

   Прежде старым, потом молодым. Слава Игорю-князю!

   Слава Буй-Туру, слава Владимиру, Игоря сыну!

   Здравье князьям и дружине, нечистую силу разящим

   За христианство! Слава князьям, и дружине их слава!

  

   1839