Наставление влюбчивому приятелю

Автор: Долгорукий Иван Михайлович

  

Наставленіе влюбчивому пріятелю.

  

             Послушайся меня, — долой тоску съ двора;

             Съ подругою такой въ минуту посѣдѣешь.

             Живи, покамѣстъ жить не минула пора,

             А смерть придетъ съ серпомъ, — хоть дюжъ, не уцѣлѣешь.

  

             Ученые давно разсказываютъ намъ,

             Что всуе горевать о томъ, въ чемъ мы не властны;

             Что всякой долженъ быть покоренъ Небесамъ, —

             Твердятъ о томъ вѣковъ намъ опыты всечасны.

  

             Послѣдуй мудрецамъ и сердцу дай покой,

             Не мучь его, мой другъ, разборчивостью строгой;

             Разсудка не лишай чувствительной тоской,

             И къ вѣчности бреди естественной дорогой.

  

             Натурой созданы, въ натурѣ мы живемъ:

             Законами ея намъ должно управляться;

             По милости ея мы спимъ ѣдимъ и пьемъ,

             По милости ея мы можемъ наслаждаться;

  

             Тотъ бредомъ зараженъ обманчивыхъ страстей,

             Кто мнитъ, что жизни сей минуты драгоцѣнны,

             Такъ точно, какъ жемчугъ на днѣ густыхъ морей,

             Во внутреннихъ жильяхъ сердечныхъ сокровенны.

  

             Въ ошибкѣ тотъ, кто мнитъ, что счастіе сердецъ

             Въ обмѣнъ нѣжныхъ чувствъ, въ душевномъ восхищеньи,

             Что вздохъ, слеза и взоръ суть радостей вѣнецъ,

             Что вѣстники всѣхъ благъ сердечныя біеньи.

  

             О жалкія умовъ испорченныхъ мечты,

             Которымъ въ жертву мы несемъ союзъ природы,

             И жизни сей цѣнить не смысля красоты,

             Бѣжимъ въ оковы зла отъ прелестей свободы!

  

             Увы! я самъ искалъ такихъ же въ свѣтѣ благъ!

             Романами пути прокладывалъ ко счастью,

             И пагубнымъ считалъ тотъ каждый смѣлый шагъ,

             Которой велъ меня нечаянно къ безстрастью.

  

             Очнулся наконецъ.— Что радости? — прошло

             Прекрасныхъ лѣто дней? веснѣ не возвращаться;

             Снѣгъ старости напалъ на сморщенно чело,

             Кумиръ любви разшибъ — и полно заблуждаться.

  

             Натура! виноватъ твой сынъ передъ тобой;

             Но ты, какъ нѣжна мать меня благословила,

             Дала мнѣ поиграть въ мечтахъ моей судьбой,

             A здравіе мое и силы сохранила.

  

             Въ тебѣ одной я зрю источникъ всѣхъ отрадъ.

             Кто черпать изъ него умѣетъ осторожно,

             Того палящій зной не жжетъ въ тѣни прохладъ;

             Доволенъ, веселъ, бодръ и счастливъ тотъ неложно.

  

             Натура намъ не лжетъ и разуму не льститъ;

             Воспользуйся, мой другъ, щедротъ ея богатствомъ,

             Купидо журавля на небѣ намъ сулитъ;

             Натура насъ прямымъ довольствуетъ приятствомъ.

  

             Взгляни вокругъ себя на всѣ ея дары:

             Чего нѣтъ въ естествѣ вещественнаго міра?

             Чего намъ не дадутъ сырой земли пары,

             Согрѣтые лучемъ, ниспосланнымъ съ еѳира?

  

             Тамъ въ житницы поля скирдами платятъ дань,

             И грѣча твой сусѣкъ засыпала крупами;

             Тамъ ленъ для слугъ твоихъ готовитъ бѣлу ткань,

             A скотъ твой зритъ луга, уставленны стогами.

  

             Тамъ спѣетъ гибкой хмѣль вкругъ тоненькихъ жердей,

             И скоро бражной чанъ народу разольется:

             Съ занозой артишокъ, кудрявой кочень щей?

             И мѣлинькой горохъ — все для тебя ведется.

  

             Здѣсь множествомъ цвѣтовъ весь воздухъ накуренъ:

             Ты въ сладкой тишинѣ ласкаешь обонянье;

             Чудесной пестротой твой взоръ обвороженъ.

             О, сколько намъ утѣхъ даетъ благоуханье!

  

             Вотъ Шпанскихъ вишенъ лѣсъ, царь фруктовъ ананасъ,

             Лимоновъ сочныхъ рядъ и груша духовая:

             Какой для вкуса пиръ, для пресыщенья часъ!

             Владѣльцу ли сихъ мѣстъ прилично жить скучая!

  

             Тамъ дынь, арбузовъ тьма, тамъ сладкой виноградъ

             На рамахъ разложилъ свои тяжелы кисти;

             О радостная вѣтвь! — утѣшнѣе стократъ

             Сокъ лознаго плода Дамасскія корысти.

  

             Дай слуху,радость внять пѣснь ранню соловья;

             Войди въ дремучій лѣсъ, отечество пернатыхъ, —

             Тамъ соколъ, чижъ, снѣгирь, какъ общая семья,

             Вьютъ гнѣзда и птенцовъ выводятъ въ нихъ крылатыхъ.

  

             Рѣчетъ: — огромной домъ тотчасъ тебѣ готовъ,

             Умѣй лишь изобрѣсть вещамъ употребленье,

             Жги хлѣбъ, вари стекло, на все достанетъ дровъ, —

             И барку съ грузомъ вдаль несетъ воды стремленье.

  

             Что шагъ, то чудеса: изъ камня брызнулъ ключь,

             Ударился въ оврагъ и долу покатился;

             Чешуйчатую тварь пригрѣлъ тутъ солнца лучь,

             И въ неводѣ твоемъ сонмъ разныхъ рыбъ явился!

  

             Ужели на сію картину естества

             Въ окно свое смотрѣть ты можешь равнодушно,

             Природу пренебречь въ день свѣтла торжества,

             И лежа на софѣ твердишь нахмурясь: скучно!!

  

             Или еще тебѣ твой опытъ не сказалъ,

             Сколь суетно въ кругу любовниковъ толпится,

             Интригу прясть любви; какъ вертопрашный Галлъ,

             И зрѣнье искосить на то, чтобы слюбиться?

  

             Да будетъ проклятъ тотъ безмозглыхъ книгъ писецъ,

             Кто первой въ кровь пустилъ ядъ оспы лжеморальной,

             И разумъ помутя, направилъ путь сердецъ

             Къ той жизни, кою мы зовемъ сентиментальной.

  

             — Но прежде нежель я (готовъ ты мнѣ сказать)

             Воспользуюсь всѣмъ тѣмъ, что мнѣ дала природа,

             Недолженъ ли мужикъ нагнувъ хребетъ орашь,

             Не мучатъ ли его, то зной, то непогода ?

  

             Гдѣ чижъ поетъ въ верьху, тамъ змѣй шипитъ въ травѣ;

             Не все то хорошо; что взоръ прельщенный хвалитъ.

             Червь точитъ красной цвѣтъ на мягкой муравѣ,

             И прежде чѣмъ есть медъ пчела тебя ужалитъ. —

  

             Что нѣтъ добра безъ зла, согласенъ я съ тобой;

             Согласенъ въ томъ, что трудъ товарищъ наслажденья;

             Повѣрь же мнѣ и ты, что сладостной покой

             Намъ лѣнь одна не дастъ, — то плодъ есть упражненья.

  

             A если безъ труда нѣтъ въ свѣтѣ ничего,

             Не лучше ли, мой другъ, въ занятіяхъ полезныхъ,

             Основывать столпы блаженства своего,

             Чѣмъ туне тратить жизнь въ тенетахъ у любезныхъ?

  

             Страстей быстра стезя; объ ней ты не тужи:

             Натуры путь вѣрнѣй, съ него лишь не сбивайся;

             Ума по пустякамъ въ химерахъ не кружи;

             Земное все любя, лишь Небомъ восхищайся.

  

             Восторгъ есть твари дань единому Творцу;

             Ему принадлежитъ всѣхъ смертныхъ изумленье!

             Какъ чада, мы сему небесному Отцу

             Единому должны воздать благоговѣнье.

  

             За тѣмъ — весь міръ для насъ, для разума и чувствъ.

             Хорошее люби и дѣлай добродѣтель;

             Наукъ полезныхъ другъ, любитель будь искусствъ;

             Сосѣду доброхотъ и дворни благодѣтель.

  

             Умѣренность храня, за лишнимъ не гонись,

             Натура никогда насилій не прощаетъ;

             Дары ея во зло употребить страшись;

             Невоздержаніе болѣзни привлекаетъ.

  

             На что запасовъ намъ лѣтъ на сто хоронить?

             Кто жаждетъ лишь владѣть, тотъ жалкой рабъ разсчета,

             Всечасно въ страхѣ тотъ, для скорби долженъ жить;

             Владѣльцу нуженъ стражъ — гдѣ стражъ, тамъ и забота.

  

             А я насущнымъ сытъ, природѣ пѣснь пою:

             Физическимъ любя довольствомъ наслаждаться,

             Я сладострастіе изъ полной чаши пью,

             И чувственнымъ спѣшу весельямъ предаваться.

  

             Что можетъ лучше быть при силахъ естества,

             Какъ вдоволь пить и ѣсть и спать безъ возмущенья,

             Нѣтъ истиннѣй добра для смертныхъ существа,

             Все прочее мечты и бредъ воображенья.

  

             Доратъ оказалъ (*),. и я весьма согласенъ, съ нимъ:

             Насъ- можетъ острой умъ любезностью прославить;

             Но въ правду если мы счастливы быть хотимъ,

             Стомахъ намъ лишь одинъ удобенъ то доставить.

             Хозяйку я любилъ какъ друга, какъ жену,

             Но къ Богу я ее въ стихахъ, не примѣняю;

             Съ ней вмѣстѣ кое-какъ тягло свое тяну;

             Не строю лиры ей, a по просту лобзаю.

  

             Быть можетъ заключатъ, что я матерьялистъ,

             Пусть скажутъ — я молвы ужь не пугаюсь ;

             Поклепъ съ себя стряхну, какъ дубъ осенній листъ:

             Лишь съ совѣстью въ ладу вседневно быть стараюсь.

  

             Не мни, чтобъ для меня безъ радостей былъ свѣтъ,

             За тѣмъ что жизнь моя кругъ старости вертится;

             Предѣлъ утѣхамъ смерть, не номеръ нашихъ лѣтъ,

             И старецъ иногда всѣмъ сердцемъ веселится.

  

             Царица благъ земныхъ, роскошница забавъ,

             Натура! сохрани мои оставши силы;

             Блюди отъ новыхъ бурь еще мой пылкой нравъ,

             И дай спокойно мнѣ достигнуть до могилы!

  

   (*) L’esprit peut rendre un homme aimable; mais l’estomac le rend heureux.

Кн. И. Долгорукій

   Владиміръ

«Вѣстникъ Европы», No 24, 1811