Панна Эльжбета

Автор: Карнович Евгений Петрович

   Евгений Петрович Карнович

Панна Эльжбета

  

   В числе первых любимцев короля Станислава Августа Понятовского был великий гетман литовский Михаил Огинский. Давнишнее знакомство с королём, одинаковое воспитание, а главное, сходство характеров и блестящее положение Огинского сближали короля с магнатом. Несмотря на упадок королевского сана в Польше, дворянство льстилось вниманием, а тем более любовью короля, и поэтому при дворе завидовали Огинскому; все старались повредить ему в мнении короля; но все придворные интриги оставались безуспешны, дружба его к гетману была неразрывна до тех пор, пока, без всяких происков вельмож и царедворцев, вмешалась в это дело простая восемнадцатилетняя крестьянская девушка, по имени Эльжбета или Елизавета.

   Доныне в картинной галерее, принадлежащей одной знаменитой польской фамилии, сохранился портрет этой девушки, работы известного в своё время Бакчиарелли. Портрет лучше всего свидетельствует о необыкновенной красоте той, с которой он был снят, и которой суждено было расстроить дружбу Понятовского с Огинским и до некоторой степени подействовать на судьбу Польши.

   Однажды гетман поехал на охоту в одно из обширных своих поместий и на берегу реки Равки встретил девушку, которая поразила его своей красотой. Огинский был любитель женского пола и смотря на прелестное личико крестьянки не вытерпел, чтобы не заговорить с нею.

   Он спросил, кто она и зачем ходит одна по лесу, и получил в ответ, что она дочь лесного сторожа, который умер, оставив её на руках мачехи; что злая мачеха обижает её, и что она ушла в лес, желая избегнуть тех огорчений, которые она встречает дома.

   — Знаешь ли ты меня? — спросил Огинский.

   — Как же не знать вашей княжеской милости, — отвечала девушка.

   — И ты не боишься меня?

   — Что же? разве ясный пан какое-нибудь пугало? — напротив.

   Похвала крестьянки Огинскому, который был действительно красивый мужчина, была весьма приятна.

   — А могла бы ты полюбить меня? — спросил Огинский.

   Румянец вспыхнул на щеках девушки, она ничего не отвечала и потупила глаза; но когда подняла их, то взгляд её встретился с взглядом Огинского.

   — Скажи мне, — продолжал Огинский, — но скажи правду: никто ещё не любил тебя?

   — Кто же полюбит меня, бедную сироту!.. Правда, ухаживают за мной многие и пристают ко мне, да что в этом…

   — А как твоё имя?

   — Эльжбета.

   — Ну слушай, Эльжбета, — сказал Огинский, — я тебя избавлю от мачехи.

   Девушка в восторге бросилась обнимать ноги магната.

   — Я дам тебе, — продолжал Огинский, — такие уборы, каких нет у жены моего эконома, я сделаю тебя знатной пани, у тебя будут слуги в галунах и в ливреях, у тебя будут славные кони и золотые кареты, и всё это будет… сегодня вечером.

   Не успел гетман кончить последних слов, как на дороге показалась старая бричка, и в ней сидела грязная цыганка.

   — Подай мне хоть грош, пригожий панич, — сказала она Огинскому, — и поданная мне милостыня возвратится к тебе с избытком.

   — Не нужно мне этого, — сказал Огинский, подавая цыганке несколько золотых монет, — а вот лучше поворожи этой девушке.

   Цыганка взяла маленькую руку Эльжбеты, и внимательно смотря на линии ладони, шептала что-то, а потом сказала громко:

   — Ты будешь знатная госпожа!

   — Видишь, я говорил правду, — шепнул Огинский девушке.

   — Будешь жить в дворцах, ходить в шелку и золоте, за тобою будут ухаживать самые знатные паны.

   Эльжбета задрожала от радости, но вздрогнул и Огинский, когда цыганка сказала громче прежнего:

   — Мало этого — ты будешь женою короля!

   Несмотря на своё прекрасное образование, на дух времени и даже на переписку с Вольтером, Огинский был суеверен; притом мысль о короне была в голове каждого магната, и как же было не думать о ней Огинскому, прямому потомку Рюрика, одному из сильнейших и богатейших вельмож и в Литве, и в Польше? Ему показалось, что, имея в руках своих судьбу будущей королевы, он сам может легче сделаться королём.

   В тот же день вечером Эльжбета переехала в Наборово, имение Огинского; щедрый магнат окружил её неслыханною роскошью, толпы слуг и прислужниц, великолепно одетых, явились исполнять её малейшие прихоти. Учителя один за другим приходили развивать и обогащать природный ум молодой крестьянки, так неожиданно перешедшей от бедности и притеснений к богатству и роскоши.

   Хотя в то время вельможи, подобные Огинскому, и были избалованы мелкими победами над женщинами высшего круга, тем не менее Огинский всем сердцем привязался к Эльжбете, и уже ходила молва, что быть может королевой ей и не бывать, но зато гетманшей будет непременно.

   Последнее вероятно и сбылось бы, если бы о редкой красоте Эльжбеты не проведал задушевный друг Огинского, король Станислав Август, тоже страстный поклонник женщин, и чтоб убедиться во всём он приехал в Наборово.

   — Правда ли, пан Михаил, — сказал король гетману, — что ты влюблён без ума?

   — Быть может, ваше величество.

   — И ещё в крестьянку?

   — Красота женщины, государь, как говорит французская пословица, для неё важнее, чем родословная в четырнадцать дворянских поколений.

   — Шалишь, шалишь, мой друг, — говорил ласково король. — Ты набрался бредней Вольтера и Руссо; но они хороши только в теории.

   — Я убедился, ваше величество, что они в некоторых случаях так же хороши и на практике.

   — Да, — перебил король, — молва гласит и это.

   — И справедливо; вы бы сами, государь, разделили это мнение, если б знали ту женщину, которая осуществляет теорию.

   — Будто бы уж она так хороша? — спросил король, и восторженный Огинский в самых привлекательных красках описал прелести Эльжбеты, перед которой померкли бы все красавицы Варшавы.

   — Что же, — заметил король, — такая женщина и в самом деле достойна сделаться великой гетманшей Литовской.

   — И чем-нибудь побольше, — сказал загадочно Огинский, — и этим возбудил любопытство Станислава Августа и наконец по его настоянию должен был рассказать о предсказании цыганки.

   Король, надобно заметить, был так же суеверен, как вообще люди, жизнь которых отличалась каким-нибудь необыкновенным случаем.

   — Покажи мне будущую королеву, — сказал Понятовский.

   Огинский нахмурил брови, потому что знал, как король любил женщин, и как он умел искусно обольщать самых стойких из них, а потому и медлил исполнить желание короля.

   — Ага! — сказал Понятовский, — ты боишься и за неё, и за корону… Да правда, — добавил он насмешливо, — муж будущей королевы сам может быть королём, особенно если это предскажет бродячая цыганка. Смотри, я напишу об этом Вольтеру.

   Вольтер господствовал в то время над умами, и Огинский боялся его более, нежели набожные предки его боялись самого чёрта. Затронутый за живое насмешками короля, он решился показать Эльжбету.

   Король, как говорит предание, был поражён красотою Эльжбеты с первого разу, и, казалось, второе предсказание цыганки началось сбываться, потому что его величество, несмотря на важные государственные дела, призывавшие его в Варшаву, прогостил в Наборове три дня, а на четвёртый выехал из Наборова, пригласив ехать вместе с собою и своего осчастливленного хозяина.

   Но едва только король и гетман выехали из Наборова, как просёлочною дорогою, по направлению к Варшаве, покатилась красивая коляска, и в ней сидела прелестная Эльжбета; сопровождали её три казака и Конаржевский, главный исполнитель всех сердечных повелений его величества, короля польского Станислава Августа.

   В продолжение четырёх дней, почти постоянно проведённых с королём, в то время мужчиною весьма красивым и умевшим нравиться женщинам и умом и обхождением, Эльжбета успела полюбить его без памяти, и кроме того убедившись на деле в справедливости первой части предсказания, она уже грезила о королевской короне.

   Огинский вышел из себя, узнав о вероломстве своего друга; он проклинал высокую честь, ему сделанную, и грозил отплатить королю, как только представится случай. Тщетно король употреблял все усилия, чтобы снова сблизиться с раздражённым магнатом. Огинский не мог забыть, что король лишил его и сердечной привязанности, и надежды на корону, и в отмщение за это пристал к конфедерации, имевшей такое гибельное влияние и на участь короля, и на судьбу Польши.

   Но конечно вы читатель спросите: что же сталось с Эльжбетою, главною виновницею всего этого; скажу вам, что предсказание цыганки сбылось и она сделалась женою короля. Но вы на это возразите: Как же это было? ведь известно, что Понятовский не женился на Эльжбете. Случилось это очень просто:

   Пресыщенный любовью Эльжбеты, непостоянный Станислав Август выдал её замуж за одного бедного дворянина, фамилия которого была KrСl, что значит по-польски король, и таким образом Эльжбета была женою короля, но только не того, о котором она мечтала.