Ад. Песнь первая

Автор: Катенин Павел Александрович

Данте Алигьери

Комедия

Ад

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

  

   Путь жизненный пройдя до половины,

   Опомнился я вдруг в лесу густом,

   Уже с прямой в нем сбившися тропины.

  

   Есть что сказать о диком лесе том:

   Как в нем трудна дорога и опасна;

   Робеет дух при помысле одном,

  

   И малым чем смерть более ужасна.

   Что к благу мне снискал я в нем, что зрел

   Все расскажу, и повесть не напрасна.

  

   Не знаю сам, как я войти сумел;

   Так сильно сон клонил меня глубокий,

   Что истого пути не усмотрел.

  

   Но у горы подножия высокой,

   Где бедственной юдоли сей конец,

   Томившей дух боязнию жестокой, —

  

   Взглянул я вверх: и на холме венец

   Сиял лучей бессмертного светила,

   Вожатая заблудшихся сердец.

  

   Тут начала слабеть испуга сила,

   Залегшего души во глубине,

   Доколе ночь ее глухая тмила;

  

   И как пловец чуть дышащий, но вне

   Опасности, взор с брега обращает

   К ярящейся пожрать его волне, —

  

   Так дух мой (он еще изнемогает)

   Озрелся вспять на поприще взглянуть,

   Которым жив никто не протекает.

  

   Усталому дав телу отдохнуть,

   Пошел я вновь, одной ноге другою

   Творя подпор и облегчая путь.

  

   И вот, почти в начале под горою,

   Проворный барс и скачет и кружит,

   Красуяся одежды пестротою;

  

   Прочь ни на миг от глаз не отбежит,

   И я не раз сбирался в путь обратный —

   Так зверь вперед мне двигаться претит.

  

   Час ранний был, час утренний, приятный,

   И солнце вверх в сопутстве звезд текло:

   Так в первый день по воле благодатной

  

   Прекрасное создание пошло.

   Кружился барс в пестреющей одежде:

   Погода, час — мою все душу жгло,

  

   И кожу взять в корысть я был в надежде;

   Но вдруг меня, явившись, напугал

   Огромный лев, каких не видел прежде;

  

   Он на меня, казалось, наступал,

   Подъяв главу, и яростный и гладный,

   И воздух весь от рыка трепетал.

  

   А вслед за ним волк ненасытно-жадный,

   Пугающий чрезмерной худобой,

   Губительный алчбою безотрадной.

  

   Толикий страх нанес он мне собой,

   Столь вид его родил во мне отврата,

   Что я взойти отчаялся душой.

  

   И каково тому, кто скопит злата,

   Как все терять придет ему чреда:

   Тут в мыслях плач и горькая утрата;

  

   Таким меня зверь сотворил тогда,

   Помалу вспять гоня к стремнине тесной,

   Где солнца луч не светит никогда.

  

   Уж падал я, спаситель вдруг чудесный

   Предстал; сперва ни слова он не рек,

   От долгого молчанья бессловесный.

  

   Узрев его в степи, пустой отвек,

   Я закричал: «Спаси своим приходом,

   Кто б ни был ты, хоть тень, хоть человек».

  

   Он мне: «Я жил давно, с другим народом:

   В Ломбардии был дом моих отцов,

   Из Мантуи происходящих родом.

  

   Рожден в исходе Юлия годов,

   Я в Риме жил при Августе державном,

   В лжеверии языческих богов.

  

   Я был поэт и пел о муже славном,

   В Авзонии воздвигшем новый град,

   Когда Пергам погиб в бою неравном.

  

   Но в муку ты зачем идешь назад?

   Что не взойдешь на холм превознесенный,

   К началу всех веселий и отрад?»

  

   «Вергилий ты! источник ты священный

   Высоких слов, лиющихся рекой! —

   Ответил я, стыдясь, челом склоненный. —

  

   О честь певцов, светильник их благой,

   Будь благ ко мне за долгий труд, ученье,

   Любовь к стихам, начертанным тобой.

  

   Ты — пестун мой, и я — твое творенье,

   Ты — вождь мой, ты мне щедро подарил

   Прекрасный слог и знающих хваленье.

  

   Зри: вот он, зверь, пред кем я отступил;

   Спаси меня, мудрец, в беде толикой —

   Я весь дрожу, и стынет кровь средь жил».

  

   «Ты должен в путь идти другой, великий, —

   Он отвечал, мой плач прискорбный зря,

   — Чтоб избежать из сей пустыни дикой.

  

   Сей лютый зверь, враждой ко всем горя,

   На сей стезе — идущему преграда;

   Ввек не отстал, души не уморя.

  

   Столь вреден он, искидок гнусный ада,

   Что никогда ничем не насыщен,

   И после яств еще в нем боле глада.

  

   Со многими зверьми он сопряжен,

   И будет впредь, доколе пес примчится,

   Кем тощий волк погибнет, загрызен, —

  

   Тот ни землей, ни златом не прельстится,

   Премудр и благ во всех своих делах:

   Между двух фельтр великий пес родится.

  

   Спасется им погрязшая в бедах

   Италия, из-за нее ж Камилла,

   Нис, Эвриал и Турн легли во прах.

  

   Из града в град его погонит сила,

   Чудовище, пока запрет в аду,

   Отколь его в свет зависть испустила.

  

   Тебе добра желаю я, и жду,

   Коль ты за мной пойдешь в стезю благую,

   И в вечные места тебя сведу,

  

   Услышишь скорбь отчаяния злую,

   Узришь всех век страдальцев мертвецов,

   Где тщетно смерть зовут они вторую;

  

   По сем и тех, кто, скверну смыть грехов

   Надеяся, в огне уж утешенье

   Нашли, и ждут со временем венцов;

  

   Но ко святым чтоб вознестись в селенье,

   Душа меня достойнейшая есть:

   Ей возвращу тебя во охраненье.

  

   Небесный царь, кому я должну честь

   Был слеп воздать, в град, славою венчанный,

   Претит войти или другого ввесть.

  

   Он царь везде; но там — предел избранный,

   Его чертог, держава и престол:

   Блажен туда им к вечности призванный!»

  

   А я: «Поэт, Бог слышал твой глагол;

   Веди ж, молю, сим богом заклиная,

   Да сих спасусь и впредь грозящих зол.

  

   Хочу узреть и дверь святого Рая,

   И грешников по слову твоему,

   Терпящих век вся горькая и злая».

  

   Тут он пошел, и я вослед ему.

  

   [Перевод П. А. Катенина]