Bibra > Произведения > Все > Действие совести

Действие совести

Автор: Каченовский Михаил Трофимович

Скачать

  

Дѣйствіе совѣсти. Повѣсть А. Лафонтена

(Съ Нѣмецкаго.)

  

   Молодой Рассдорфъ возвращался изъ путешествія въ свои помѣстья. Въ Парижѣ и Лондонѣ онъ наслаждался жизнію, какъ самъ говорилъ, по-философски; но въ самомъ дѣлѣ, все его щастіе состояло въ томъ, что среди вихрей разсѣянной жизни ему удалось сберечь здоровье. Такъ, говорилъ онъ, я жилъ и веселился; но забавы мои не заставляли никого проливать слезы; а тотъ совершенной глупецъ, кто отказываетъ себѣ въ удовольствіяхъ, естьли онѣ призываютъ его къ наслажденію. Я былъ щастливъ, даже иногда дѣлалъ щастливыми другихъ; по крайней мѣрѣ, платилъ честнымъ образомъ за свои утѣхи. Непорочность дѣвушки есть сокровище: я согласeнъ въ томъ, и не хочу отнимать его; но eстьли дѣвушка эту ненадежную собственность захочетъ промѣнять на наличныя деньги, развѣ покупщикъ отъ того дѣлается преступникомъ?»

   ,,Онъ дѣлается обманщикомъ — такъ я думаю, сказалъ старой слуга, которой воспиталъ молодаго Рассдорфа, и которой, за неограниченную привязанность къ господину, за изпытанную вѣрность, и по праву старыхъ лѣтъ, иногда имѣлъ свободу объявлять свое мнѣніе. Для того, прибавилъ онъ — Когда господинъ кинулъ на него насмѣшливый взглядъ — для того, что онъ покупаeтъ такую вещь, отъ которой зависитъ спокойствіе души при жизни и при смерти, покупаетъ на такія деньги, которыя имѣютъ цѣну только въ здѣшнемъ свѣтѣ.»

   ,,Что ты бредишь, старой? Естьли она сама продать согласна?»

   ,,Гм! сказалъ старикъ печально: я не хотѣлъ бы купить драгоцѣнной камень у робенка за одинъ гульденъ, для того только, что продавецъ не знаетъ цѣны ему.» Рассдорфъ смѣялся, старикъ вздыхалъ. Яковъ, увидѣвъ верьхи Рандельнскаго Замка, въ которомъ жилъ Рассдорфъ, возвелъ на небо благодарный взоръ.

   Въ Англіи Рассдорфу полюбилась сельская жизнь и домоводство тамошняго Дворянства; почему онъ рѣшился большую часть года провождать въ деревнѣ, а на зиму ѣздить въ столицу. — Спустя два мѣсяца, старой Яковъ пришелъ къ господину своему съ молодымъ человѣкомъ. ,,Это сынъ мой, сказалъ cтарикъ. Онъ малой доброй, и для того я желалъ бы, по Вашей милости, поставить его на ноги, то есть, желалъ бы, чтобъ онъ завелъ свое хозяйство. Теперь ему двадцать шесть лѣтъ. Вамъ извѣстно, милостивый государь, его искуство въ звѣриной ловлѣ и въ лѣсоводствѣ у стараго лѣсничаго, Шаллера, есть дочь, которую мой Вильгельмъ полюбилъ страстно. Вы знаете, милостивый государь…..»

   ,,Ну! такъ Вильгельму твоему нужно мѣсто? не правда ли? потомъ и за свадьбу? а? Тебѣ хочется еще быть въ кумовьяхъ? не правда ли? Хорошо, Яковъ! Какъ только дряхлой Кейзеръ умретъ, то Вильгельмъ будетъ лѣсничимъ. Доволенъ ли ты?» — Яковъ пожалъ плечами. —,,Ну, Яковъ?» —,,Очень доволенъ, милостивый государь! я самъ ничего лучшаго не могъ придумать, и говорилъ уже объ этомъ Вильгельму; но…» ,,Но онъ не хочетъ ждать?» — Яковъ кивнулъ головою. ,,Вотъ видите ли, милостивый государь.» молодецъ мой опасается, чтобы не перехватили у него Маріи; а это дѣло очень сбыточное. Дѣвушка, милостивый государь! такъ хороша, какъ Ангелъ, и что еще лучше, такъ же смиренна, какъ Ангелъ; высока и стройна какъ тополь, хотя ей не болѣе семнадцати лѣтъ; притомъ отецъ ея имѣетъ изрядной достатокъ, а дочь трудолюбива. На двѣнадцатомъ году она была уже въ домѣ хозяйкою, и всѣ сундуки; всѣ ящики были полны, и все было въ порядкѣ. Посмотрите, посмотрите, сударь! она идетъ по мосту. У меня сердце хочетъ выскочить отъ радости, когда я, старикъ, смотрю на эту дѣвушку, что же должны чувствовать молодые люди?»

   Рассдорфъ взглянулъ въ окно на Марью, и его сердце затрепетало при видѣ милаго творенія. Пламенными взорами онъ проводилъ ее, и сказалъ: ,,Прекрасная дѣвушка! лишь Кейзеръ умретъ, какъ сказано — мѣсто ваше. Я не забуду о твоемъ сынѣ. Впрочемъ, управившись съ дѣлами, подумаемъ. Съ Богомъ!»

   Яковъ вышелъ, а Рассдорфъ, стоя у окна, дожидался возвращенія Марьи. Теперь имѣлъ онъ время разсмотрѣть ее съ большимъ примѣчаніемъ. Всѣ желанія возбудились въ немъ, когда онъ увидѣлъ прелесиную. Съ боязливымъ предчувствіемъ, быстро окинулъ онъ взоромъ весь дворъ, и примѣтивъ, что никого не было, повелительнымъ, но робкимъ голосомъ приказалъ Марьѣ идти къ нему въ комнату. Онъ велѣлъ ей нѣчто отъ себя сказать отцу ея, жившему въ одной деревнѣ не далеко отъ лѣсу; спрашивалъ о многихъ вещахъ; Марья отвѣчала съ кроткою, застѣнчивою вѣжливостію. Рассдорфъ, принявъ веселой видъ, началъ шутить: Марья краснѣла, молчала, и потомъ ушла, очень радуясь, что избавилась отъ такого разговора.

   Старикъ Шаллеръ былъ человѣкъ весьма честной и кроткой — какъ робенокъ, разумѣя выраженіе сіе въ самомъ лучшемъ знаменованіи. Его довѣренность къ Провидѣнію, при жизни тихой, беззаботной, отчасу возрастая, превратилась наконецъ въ пламенную вѣру; рановременная смерть страстно любимой жены не только не поколебала его надежды на Бога, но еще болѣе утвердила ее. Трогательное прощаніе, послѣднія слова умирающей — произнесенныя въ твердомъ упованіи на будущую жизнь, съ свѣтлымъ взоромъ, съ небесною улыбкою съ простертыми объятіями: ,,Я вижу Ангеловъ Божіихъ, любезный супругъ! будь щастливъ въ сей жизни; мы опять увидимся!» — поселили въ немъ тайное желаніе смерти. Онъ жилъ, не смотри на предчувствія своей близкой кончины; но духъ его уже обиталъ въ Вѣчности съ возлюбленною супругою. Онъ воспиталъ Марью въ утѣшительной непоколебимой увѣренности на благость Всемогущаго, предъ глазами, какъ онъ думалъ, покойной ея матери, которой голосъ часто слышался ему въ тихіе часы вечерніе, когда разговаривалъ съ дочерью.

   Уединеніе, въ которомъ жила Марья, и безмолвная мрачность лѣса, окружающаго ея жилище, споспѣшествовали глубоко напечатлѣть уроки родительскіе въ ея сердцѣ. Ощущенія темныя, ужасъ наводящія, подобно лѣсу, въ которомъ жила Марья, возвышали ея душу въ лѣта дѣтства. Разговоры съ цвѣтами, съ шумящими деревами, съ бѣгущими облаками, съ кроткимъ родителемъ, были любимыми ея занятіями, ея играми. Она не ходила въ училище. Въ долгіе зимніе вечера отецъ училъ ее читать, училъ Религіи по тѣмъ правиламъ, которыя внушало въ него собственное сердце, когда оставался наединѣ съ дочерью. Пришедъ въ возрастъ, она занималась домашнимъ хозяйствомъ. Ей никакіе грѣхи не были извѣстны, кромѣ грѣха первороднаго. Кроткое сердце ея, изполненное любви и довѣренности къ ближнему, готово было открыться предъ каждымъ человѣкомъ; одна застѣнчивая боязливость удерживала ее сказывать всякому, сколько она любитъ его.

   Такимъ образомъ она была единственною утѣхою отца своего, была предметомъ желанія каждаго юноши, которой видѣлъ ее; но сердце ея ничего не желало. Спокойно поднималась невинная грудь ея; она любила все, что ее ни окружало. Вильгельмъ часто видѣлъ ее, возвращаясь домой изъ лѣса съ старымъ отцемъ своимъ. Робкимъ взоромъ наблюдалъ онъ всѣ движенія Марьи. Зная, сколько Шаллеръ строгъ въ семъ случаѣ, онъ могъ только отважиться смотрѣть на нее. Но сердце его пламенѣло уже страстію. Онъ надѣялся, по прибытіи Рассдорфа, получитъ мѣсто лѣсничаго, надѣялся получить руку Марьи, потому что почти онъ одинъ изъ мущинъ посѣщалъ домъ Шаллеровъ, одинъ, съ которымъ Марья говорила нѣсколько словъ.

   Онъ осмѣлился слегка намѣкнуть старику о своемъ желаніи. Доброй Шаллеръ, благосклонною уклонкою головы давъ знать, что это не противно ему, примолвилъ: ,,Ты честной малой, Вильгельмъ! желаю тебѣ всякаго добра; но будь остороженъ до времени; увиваться около дѣвушки не похвально; и естьли бы я зналъ, что ты тайно отъ меня сказалъ Марьѣ хоть одно слово, то….. Ты знаешь меня, Вильгельмъ!» Вильгельмъ зналъ нравъ старика, и замолчалъ.

   Марья была нѣжно любима Господиномъ своимъ, не подозрѣвая ни мало того, и не имѣя ничего противупоставить страсти его, кромѣ кротости своей и невинности. Рассдорфу извѣстна была строгость лѣсничаго, и потому не смѣлъ онъ ни на что отважиться; а изъ словъ Якова, которой безпрестанно хвалилъ любезную Марью, имѣлъ причины заключать, что не легко одержать надъ нею побѣду. Что помѣщикъ, гуляя по своимъ рощамъ, заѣзжалъ иногда къ Шаллеру завтракать и подкрѣплять себя запасомъ, которой имѣлъ въ охотничей сумкѣ; что притомъ засматривался на Марью и ласкалъ ее съ дружелюбіемъ — все это казалось естественнымъ и не огорчало никого, ниже самаго Вильгельма. Что онъ два или три раза заставалъ Марью одну въ лѣсу не далеко отъ дому, и просилъ ее пришивать къ сумкѣ ремень, оторванный зацѣпившимися вѣтьвями; что, ожидая старика, онъ разговаривалъ съ Марьею по нѣскольку времени — все это также никому не могло быть противнымъ, потому что Марья всегда отвѣчала двумя словами. Что при такихъ разговорахъ помѣщикъ спросилъ Марью, въ самомъ ли дѣлѣ поденьщикъ Древесъ — которой недавно лишился коровы, составлявшей все его имущество — не имѣетъ никакихъ средствъ поправиться; что Марья съ слезящими глазами описала ему положеніе бѣднаго семейства; что разтроганный Рассдорфъ, вынувъ кошелекъ, всунулъ въ руку Марьи нѣсколько денегъ для нещастнаго — все это сама Марья съ радостною нетернѣливостію разсказала отцу своему, которой отвѣчалъ Евангельскимъ текстомъ: ,,Блаженны милостивые; они сами будутъ помилованы.» На другой день по утру, старой Шаллеръ самъ разсказалъ молодому своему господину о бѣдственномъ положеніи нещастнаго, и радовался, что ходатайство его было не тщетно. ,,Я постараюсь, говорилъ онъ Марьѣ, выпросишь что нибудь и для бѣднаго, стараго Шенка. Дай Боже въ доброй часъ поговорить о немъ съ господиномъ!» Этотъ доброй часъ наступилъ очень скоро. Шаллеръ просилъ помочь старику; помѣщикъ выслушалъ милостиво и, давъ денегъ, сказалъ: пошли къ Шенку съ сими деньгами дочь свою: она умѣетъ давать; я знаю это отъ самаго Древеса. Бѣдные съ радостію принимаютъ ея благодѣянія; ни ты, Шаллеръ! Ни я, не умѣемъ одолжать съ такимъ искуствомъ.

   На лицѣ отца сіяла радостная улыбка. ,,Богъ видитъ, милостивый государь! что вы говорите сущую правду. Хотя и у меня сердце не каменное, однакожъ моя Марья можетъ назваться истиннымъ другомъ нещастныхъ. Любезное дитя!» Старикъ разсказалъ Марьѣ разговоръ свой съ господиномъ. Спустя потомъ нѣсколько времени, Марья сама осмѣлилась просить Рассдорфа въ пользу одного бѣднаго. Господинъ согласился на ея прозьбу, и примолвилъ: ,,Послушай, милой другъ! я даю очень охотно, но мнѣ не нравится, когда люди приходятъ мучить меня своею благодарностію; сверьхъ того начинаютъ уже просить и такіе, которые ни въ чемъ не нуждаются. И такъ не объявляй никому, отъ чьей руки произходитъ помощь; не сказывай даже отцу твоему: онъ въ радостномъ изступленіи можетъ какъ нибудь проговориться. Есть-ли ты хочешь помогать, я съ удовольствіемъ соглашаюсь доставлять средства къ тому; только съ условіемъ, чтобы ни одинъ человѣкъ не зналъ, что я имѣю участіе въ семъ дѣлѣ. Я не рѣдко буду навѣщатъ васъ; однимъ взглядомъ можно сказать, естьли нужна для кого нибудь моя помощь.»

   Рассдорфъ совсѣмъ не думалъ о такомъ планѣ; случай указалъ дорогу къ его цѣли, и невинная, неосторожная Марья — которая видѣла только благороднѣйшія намѣренія человѣческаго сердца, радовалась въ душѣ своей, имѣя участіе въ такихъ благодѣтельныхъ поступкахъ, радовалась, заслуживъ довѣренность добраго господина — сама шла въ сѣти, разставленныя для нее порочнымъ вожделѣніемъ. Самая кротость ея содѣйствовала къ ея пагубѣ: Марья не хотѣла принимать благодарности за чужія благодѣянія. Она помогала бѣднымъ съ такою скрытностію, съ какою сама получала деньги на сіе употребленіе, и изумленіе нещастныхъ о нечаянномъ, неизвѣстномъ пособіи, горячія благодаренія незнакомому благодѣтелю — были возхитительнымъ зрѣлищемъ для нѣжнаго ея сердца.

   Часто имѣла она случай разговаривать съ благодѣтельнымъ господиномъ когда отецъ ея уходилъ въ рощу — и его снизходительность, которая примѣтнымъ образомъ перемѣнялась въ дружескую довѣренность, его уваженіе, которое оказывалъ онъ, обходясь съ нею, немедленное исполненіе каждой прозьбы — такъ подѣйствовали на сердце Марьи, такъ разположили ея душевныя движенія, что она почувствовала нѣкоторую склонность къ Рассдорфу. Душа ея прояснялась, когда она думала о немъ. Марья часто начала ходить въ долину на птицеловной токъ, куда Рассдорфъ каждой день ѣздилъ забавляться — хотя не имѣла до него никакой нужды.

   Благосклонность и довѣренность Рассдорфа возрастали отчасу болѣе. Марья ни въ своихъ чувствахъ, ни въ его поступкахъ не примѣчала никакой перемѣны; не имѣвъ случая видѣть его обхожденія съ другими, кромѣ какъ съ отцомъ ея, и то рѣдко, она не могла сравнивать, но въ самомъ дѣлѣ все очень перемѣнилось. Прежняя застѣнчивость передъ господиномъ совсѣмъ изчезла, когда онъ бралъ ея руку, она не примѣчала; когда назвалъ милою своею Марьею — казалось ей, что онъ всегда такъ называлъ ее. Ловчій Вильгельмъ давно уже былъ посланъ въ столицу, для заготовленія всего нужнаго къ пріѣзду господина на зиму. Шаллеръ часто отлучался въ лѣсъ, ничего не опасаясь, ничего не подозрѣвая. Дочь всякой разъ сказывала отцу, когда видѣла добраго барина, и это не удивительно: птицеловной токъ, на которомъ молодой господинъ обыкновенно забавлялся, находился въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дома. Марья была скромна, цѣломудренна, невинна — чего бояться?

   Рассдорфу все удавалось лучше, нежели онъ могъ надѣяться. Онъ съ возхищеніемъ видѣлъ возникающую страсть прелестной дѣвушки; видѣлъ, подъ какими дѣтскими предлогами она искала его; какая радость сіяла на лицѣ ея, когда встрѣчалась съ нимъ. Но сія-то дѣтская, безпечная невинность была главнымъ препятствіемъ къ удовлетворенію его вожделѣнія. Не смотря на склонность Марьи, онъ не могъ обѣщать себѣ желаемаго успѣха. Сколь легко было для него привести ее къ настоящему положенію, столь невозможнымъ казалось, даже однимъ шагомъ, приближиться съ своей цѣли. Соблазнитель хотѣлъ силу ея воображенія призвать къ себѣ на помощь; но ея воображеніе не способно было возпламеняться. Она была при немъ весело и довольна — болѣе ничего. Взоры — были скромны, сердце ея билось по прежнему; написанное на ея лицѣ спокойствіе ясно показывало ея цѣломудріе. Послѣ многихъ опытовъ онъ.зналъ, что одно нескромное слово могло бы навѣки разлучить его съ Марьею.

   Наконецъ увѣрясь, что не льзя соблазнить Марью, не употребивъ обмана, онъ рѣшился на такую хитрость, которою до сихъ поръ еще не была отягчена его совѣсть. Онъ сдѣлался искреннѣе, но гораздо печальнѣе, нежели прежде; говорилъ Марьѣ о будущемъ своемъ щастіи прибавлялъ со вздохомъ, что онъ не смѣетъ надѣяться достигнуть его. ,,Ахъ! сказалъ онъ, пожимая руку ея: естьлибъ я могъ выбрать по моей склонности!» Сначала Марья не разумѣла словъ его; но понявъ ихъ, очевидно сдѣлалась безпокойнѣе, боязливѣе, холоднѣе, и стала рѣже приходить на токъ. Онъ не примѣчалъ перемѣны, продолжалъ говорить по прежнему и иногда прибавлялъ: ,,Но для чегожъ не могу быть щастливымъ? для чего не могу выбрать по моей склонности?» — и въ глазахъ его сверкала радость. Онъ описывалъ Марьѣ плѣнительными красками блаженные дни, которые потекли бы для него… естьли бы….. Тутъ вздохъ перерывалъ слова его; онъ бралъ Марью за руку и умолкалъ.

   Марья, бѣдная Марья была въ крайнемъ безпокойствѣ и нерѣшимости. Теперь она узнала, что Рассдорфъ любитъ ее; при воображеніи о томъ, сердце ея билось въ сладостномъ уныніи. Видя передъ собою одну невозможность, Она не смѣла желать ничего; хотѣла открыться отцу своему — и боялась его выговоровъ. И о чемъ было сказывать ему? развѣ Рассдорфъ обѣщалъ жениться на ней? — — Она рѣшилась убѣгать свиданія съ нимъ, и ходила уже не въ долину, но на пригорокъ; прошла недѣля — и Рассдорфъ не встрѣчался съ Марьею. Наконецъ, нашедъ ее, онъ горестно жаловался на долговременную разлуку. Марья, съ сильнымъ біеніемъ сердца, слушала слова его, и слезы полились изъ глазъ ея. Никогда она не видѣла его столь нѣжнымъ, столь милымъ, столь страстнымъ. Идучи домой, въ первой разъ вспало ей на мысль, какъ была бы она щастлива, вышедъ за мужъ за Рассдорфа, вмѣстѣ съ сладкими мечтами прокралась надежда въ ея душу; потомъ опять мучительное сомнѣніе заняло ея мѣсто. Ахъ! думала она: Рассдорфъ жаловался мнѣ на печаль свою; а я съ кѣмъ раздѣлю горесть? — Въ густой рощѣ она бросилась на колѣна, взглянула на небо, поручила Провидѣнію судьбу свою, обтерла послѣднюю слезу и возвратилась домой спокойнѣе.

   Рассдорфъ внутренно обрадовался, примѣтивъ свѣтлый лучь веселости въ кроткихъ ея взорахъ; онъ почелъ это добрымъ для себя знакомъ, думая, что красавица рѣшилась отдаться на его волю. Но онъ ошибся Марья предала судьбу свою волѣ Провидѣнія — и успокоилась. ,,Подожду, говорила она сама себѣ: естьли онъ въ самомъ дѣлѣ любитъ меня такъ нѣжно, какъ я…. люблю его — примолвила дрожащимъ голосомъ — то онъ самъ скажетъ мнѣ; а когда скажетъ, я тотчасъ объявлю батюшкѣ; и ежели батюшка согласится, тогда….» Тутъ глаза и руки ея поднялись къ небу въ радостномъ возторгѣ.

   Но Рассдорфъ совсѣмъ не имѣлъ намѣренія предлагать объ этомъ. Самой злодѣй боится злодѣйства. Рассдорфъ хотѣлъ поселить въ душѣ Марьи надежду быть его женою, и такимъ образомъ заманя ее въ разставленныя сѣти, напослѣдокъ сказать своей совѣсти: ,,развѣ я обѣщалъ на ней жениться? развѣ я виноватъ, что она невозможное почитала возможнымъ?» Но простота и неопытность невинной Марьи могли изобличить его въ умышленномъ преступленіи. Рассдорфъ продолжалъ свой тонъ скрытности, и говорилъ загадками; Марья не переставала быть боязливою. Рассдорфъ видѣлъ, что его любятъ; но видѣлъ также, что, по мѣрѣ уменьшенія надежды соединиться съ нимъ союзомъ супружества, Марья становилась отчасу важнѣе, застѣнчивѣе.

   Надлежало оживить въ ней сію надежду; надлежало увѣрить ее въ событіи желаній ея, но такимъ образомъ, чтобы увѣренность сію получила онъ не прямо отъ него. Xитрость его нашла къ тому средство. Мнимая провѣщательница, одна изъ тѣхъ старухъ, которыя угадываютъ судьбу простодушныхъ поселянъ, и за нѣсколько копѣекъ обѣщаютъ блаженство и золотыя горы, предложила Рассдорфу свои услуги.

   Старуха искала случая повстрѣчаться съ Марьею безъ свидѣтелей; не нужно было долго ждать его. Въ одинъ день Марья возвращалась изъ лѣсу домой; старуха сидѣла за кустомъ, и увидѣвъ ее, начала играть свою ролю. Она подошла къ Марьѣ, устремила на нее пристальной взоръ, приложила палецъ ко лбу показывая глубокое размышленіе, улыбнулась, покачала головою, произнесла торжествующимъ голосомъ нѣсколько невразумительныхъ словъ, и обратила на себя вниманіе неопытной дѣвушки. Марья подала ей нѣсколько копѣекъ. ,,Ты дала бы болѣе, гораздо болѣе, сказала старуха, естьли бы знала то, что я знаю, естьли бы видѣла то, что я вижу.» Глаза ея сверкали, когда она говорила сіи значительныя слова. Посмотрѣвъ опять на Марью пристально и отодвинувъ отъ себя руку ея съ подаркомъ, она продолжала: ,,Мнѣ ничего не надобно, милое дитя, ничего; спрячь свои деньги. Будь снизходительна, когда Богъ пошлетъ тебѣ щастіе; будь щедра, когда разбогатѣешь! не забудь моего совѣта, любезная дѣвушка! онъ пригодится тебѣ; не забудь и меня въ то время, когда станешь ходить въ золотѣ и жить въ пышномъ замкѣ. Богъ съ тобою! мнѣ пора идти. Скоро узнаешь, что я не люблю лгать. Спрячь, говорю, свои деньги: мнѣ онѣ не надобны; ровно черезъ годъ ты опять увидишь меня, и тогда, ежели не возгордишься своею долею, заплатишь мнѣ щедрѣе.»

   Марья, покраснѣвъ, съ улыбкою застѣнчивости спросила старуху: ,,чтоже такое знаешь ты, добрая старушка? возьми это, пожалуй возьми!» и удвоила свой подарокъ.

   ,,Нѣтъ, не возьму, дочь моя! не возьму ничего. Ровно черезъ годъ ты будешь женою богатаго, молодаго, знатнаго барина; будешь жить въ пышномъ домѣ, имѣть много слугъ, ѣздить въ каретѣ. Ты смѣешься? не смѣйся, дочь моя! я бѣдна, очень бѣдна, и не имѣю ничего, кромѣ этого серебрянаго кольца и этого пфенинга на снуркѣ, которыми покойный мужъ подарилъ меня въ день обрученія; однакожъ возьми ихъ къ себѣ. Черезъ годъ, когда ты сдѣлаешься знатною госпожею, получу ихъ отъ тебя обратно. Будь добра, дочь моя! и не сомнѣвайся въ истиннѣ словъ моихъ. Тогда ты наградишь меня.»

   ,,По чему ты знаешь это, любезная старушка? можно ли тому статься?»

   ,,Нѣтъ ничего невозможнаго для Господа Бога, дочь моя! Ангелы небесные окружаютъ тебя. Ни грозная буря, ни ядовитая роса для тебя не страшны. Всѣ люди любятъ тебя; никто не можетъ оболгать тебя, хотя бы и хотѣлъ. Никакая болѣзнь не смѣетъ къ тебѣ прикоснуться. Богъ и Ангелы хранятъ тебя отъ всѣхъ золъ, милое дитя! Вспомни обо мнѣ! Хотя ты никого еще не видѣла, кромѣ поселянъ; но знай, что богатыхъ людей на свѣтѣ много. Вспомни обо мнѣ!

   Марья смѣшалась. Старуха ухватила руку ея, смотрѣла на нее долго сверкающими глазами, и наконецъ, качая головою, говорила: ,,Не знаю, что и подумать, дочь моя! Естьли бы не была ты такъ тиха, такъ невинна, я рада бы побожиться, что у тебя уже есть на примѣтѣ молодецъ, за котораго хочешь выдти за мужъ.» Лицо Марьино запылало. Она отняла руку, но старуха, взявъ другую, продолжала: ,,Что это! что я вижу! тебя любитъ господинъ… молодой…. прекрасной…. богатой. Тайна эта извѣстна только тебѣ одной!… ты также любишь его…. любишь отъ всего сердца; онъ скоро…. скоро на тебѣ женится. Однакожъ поплачешь прежде, нежели сдѣлаешься совершенно щастливою. Послушаешься ли моего совѣта? хочешь ли?»

   Марья пристально смотрѣла на старуху. ,,Естьли хочешь быть щастливою, дочь моя, то молчи; не сказывай ни одному человѣку того, что знаешь, чего надѣешься, чего желаешь; ни одному человѣку, ни отцу, ни машери; откройся тому, кого любишь. Тогда, какъ получишь желаемое, вспомнишь о бѣдной старухѣ, предсказавшей твое благополучіе.»

   Марья вынула изъ кармана всѣ свои деньги; но обманщица никакъ не хотѣла взять ихъ. ,,Нѣтъ, нѣтъ! закричала она: ровно черезъ годъ ты дать мнѣ болѣе, гораздо болѣе; тогда научу тебя, какъ поступать, чтобы мужъ твой любилъ тебя во всю жизнь свою.»

   ,,Для чего же, любезная старушка, не хочешь мнѣ теперь сказать этого?» спросила обольщенная дѣвушка.

   ,,Ты смиренна, дочь моя! Ангелъ хранитель отводилъ глаза твои отъ мущинъ. Однакожъ не правда ли, что взоры твои пылали, сердце билось, когда онъ приходилъ къ тебѣ? не сказывай же о томъ никому; притворяйся равнодушною ко всѣмъ мущинамъ, и показывай видъ, будто совсѣмъ не хочешь выходить за мужъ. Только отъ жениха не скрывай любви своей. Не правдали, что онъ смотритъ на тебя печально, что сердце болитъ у него. Будь къ нему ласковѣе, угождай ему, люби его болѣе всего на свѣтѣ. Богъ съ тобою, дочь моя! черезъ годъ….. увидимся.»

   Тутъ старуха, потрепавъ Марью по щекѣ, скрылась въ густой рощѣ. Марья осталась въ крайнемъ замѣшательствѣ. Сердце ея готово было вѣрить всему. Безкорыстіе старухи, извѣстность о любви ея со всѣми тайными подробностями, изтребили всѣ сомнѣнія. Она твердо положилась на слова старухи, увѣрилась, что Рассдорфъ конечно женится на ней — при сей мысли все существо ея наполнялось радостнымъ возторгомъ — и рѣшилась, слѣдуя данному совѣту, не объявлять никому, ниже отцу, своей тайны. Ея воображеніе возпламенялось отъ любви, не отъ суетности. Она мечтала не о золотѣ, не о шелкахъ, не о каретѣ; Нѣтъ! Она думала о блаженныхъ часахъ, которые проводишь будетъ въ прохладной тѣни деревъ вмѣстѣ съ Рассдорфомъ, въ его объятіяхъ; думала не о богатствѣ и пышности, но объ истинномъ щастіи, о любви. Съ сего времени она почитала Рассдорфа своимъ супругомъ, назначаемымъ для нее самымъ Провидѣніемъ.

   Спустя нѣсколько дней Рассдорфъ явился и увидѣлъ, какое дѣйствіе произвела его хитрость. Марья давно уже съ нетерпѣніемъ ожидала его въ долинѣ; розы разцвѣли на лилейныхъ щекахъ ея; радость и любовь сіяли въ ея взорахъ. никогда не казалась она такъ снизходительною, такъ довѣрчивою. Рассдорфъ ухватилъ руки ея — и получилъ въ награду улыбку искренности. Онъ прижалъ ее къ своему сердцу — Марья не противилась; напечатлѣлъ первой поцѣлуй на рдяныхъ губкахъ — Марья покраснѣла, уклонилась, но не старалась вырываться. Въ первой разъ говорилъ онъ о любви своей — Марья молчала и отъ времени до времени бросала на него страстные взгляды; говорилъ о будущемъ щастіи, о блаженныхъ дняхъ, которые ожидаютъ ее — и кроткая Марья плакала отъ любви и чувства благодарности.

   Она оставалась съ нимъ долѣе обыкновеннаго. Смягченная ласками, прельщенная собственною увѣренностію, принужденная любовію, склонилась на грудь милаго друга, и — со вздохами сердечными, со слезами на глазахъ, едва выговаривая — призналась ему въ своей страсти. Пламенные поцѣлуи довершили взаимное признаніе. Нѣсколько двузначительныхъ словъ, произнесенныхъ Рассдорфомъ, еще болѣе утвердили надежду Марьи. Наконецъ Марья возвратилась домой съ душею, изполненною любви и увѣренности и возхищенія.

   Бѣдная, невинная дѣвушка думала, что всѣ ея желанія уже изполнились. Пользуясь отсутствіемъ отца, она часто посѣщала долину, гдѣ ожидалъ милой другъ ея. Наконецъ ея пламенная страсть, увѣренность, страхъ оскорбить любезнаго, невинность, помогли обманщику получить то, чего онъ столь долго добивался. Преступленіе сдѣлано, и — увы! — бѣдная Марья по влеченію неизъяснимой любви, по внушенію пламенной страсти, теперь еще болѣе привязалась къ соблазнителю, которой гнуснымъ образомъ обманывалъ ее, и которой обманъ свой довершилъ поступкомъ, недостойнымъ имени человѣка. Въ невинныхъ, дрожащихъ отъ разкаянія, объятіяхъ милой дѣвушки сластолюбецъ не нашелъ желаемаго удовольствія. Ему нравилась не любовь, но сладострастіе. Въ самыхъ наслажденіяхъ онъ ощущалъ всю тяжесть преступленія; потому что жертва звѣрства его не раздѣляла съ нимъ онаго. Марья сдѣлала проступокъ, не сдѣлавшись преступницею. Ея ласки были для него тайными упреками въ злодѣйствѣ. Наконецъ Марья наскучила ему тѣмъ, что была добродѣтельна.

   Рассдорфъ собрался въ дорогу; онъ разлучился съ Марьею, оставивъ ей надежду быть нѣкогда его женою. Въ первой разъ въ жизни онъ почувствовалъ, что, получивъ желаемое, можно быть нещастливымъ. Съ безпокойствомъ выѣхалъ онъ изъ деревни; по прибытіи въ городъ, вдался во всѣ разсѣянности свѣтскія, чтобъ избавиться отъ мучительныхъ угрызеній совѣсти, и успѣлъ въ томъ. Опредѣливъ старому Кейзеру пенсію, мѣсто лѣсничаго отдалъ онъ Вильгельму — и Вильгельмъ на крыльяхъ любви полетѣлъ въ Рандельнъ. Теперь его желаніе совершилось. Онъ явился къ своему старому другу Шаллеру и безъ околичностей просилъ руки Марьиной. Старикъ далъ ему полное право искать ея согласія. ,,Позволяю тебѣ, Вильгельмъ, посѣщать домъ мой, хотя бы меня здѣсь и не было. Объяснись самъ съ Марьею; а тамъ — увидимъ. Только, кажется мнѣ, дѣвка съ нѣкотораго времени недомогаетъ. Ступай съ Богомъ!»

   Вильгельмъ, нашедъ Марью, не смѣлъ говоришь о своемъ дѣлѣ; потому что она была очень печальна. На другой денъ Марья была еще печальнѣе, однакожь обошлась съ нимъ довольно ласково; это подавало ему нѣкоторую надежду. Наконецъ, гуляя съ нею въ долинѣ, Вильгельмъ открылъ ей свое сердце и просилъ руки ея; Марья — вмѣсто отвѣта — залилась горькими слезами. Вильгельмъ продолжалъ просить неотступно, заклиналъ ее, по крайней мѣрѣ, не лишать его надежды. Марья ничего не отвѣчала, и слезы ея лились рѣкою. ,,Не спѣши, Вильгельмъ! дай ей подумать, говорилъ старикъ. Марья моя любитъ собирать плоды, когда они созрѣли.»

   Старикъ Шаллеръ рѣшился самъ говорить съ дочерью, и получилъ въ отвѣтъ — однѣ слезы. Ожидали перемѣны отъ времени. Наконецъ Марья рѣшительно сказала, что не можетъ разстаться съ отцемъ своимъ. Скоро потомъ пріѣхалъ изъ столицы старой Яковъ, отецъ Вильгельмовъ. Онъ былъ въ сильномъ движеніи; ухватилъ за руку своего сына, десять разъ начиналъ говорить: ,,слушай, Вильгельмъ! Марья….» и десять разъ слова останавливались на устахъ его. Вильгельмъ изпугался, не зная, что заключить изъ словъ его.

   ,,Пойду самъ къ Шаллеру, сказалъ Яковъ, съ досадою потирая себя по лбу: есть-ли Марья не любитъ тебя, Вильгельмъ…» Вильгельмъ остолбенѣлъ и не отвѣчалъ ни слова. Яковъ, терзаемый мучительнымъ безпокойствомъ, пошелъ къ Шаллеру. Надобно объявить читателю о причинѣ его печали.

   Яковъ разсказалъ своему господину о помолвкѣ Вильгельма съ Марьею. Рассдорфъ слушалъ, устремивъ на него пристальные взоры. ,,Да та бѣда, продолжалъ Яковъ, что Марья, кажется, не хочетъ выходить за него; плачетъ, да и все тутъ.» При сихъ словахъ Рассдорфъ перемѣнился въ лицѣ, на которомъ изображалось крайнее замѣшательство. Яковъ примѣтилъ это; оставшись на-единѣ, началъ думать о слезахъ Марьи, о замѣшательствѣ Рассдорфа, началъ сравнивать, доискиваться; вспомнилъ частыя посѣщенія птицеловнаго тока — и сердце его стало биться сильнѣе. Онъ зналъ пламенную страсть своего сына; выпросивъ себѣ увольненіе на два дни въ Рандельнъ, пошелъ прямо къ Шаллеру.»

   Заставъ Марью одну дома, онъ завелъ рѣчь о сынѣ и заклиналъ ее объявить свое намѣреніе. Марья залилась слезами и сказала, какъ прежде, что не можетъ разстаться съ отцемъ своимъ. Старой Яковъ, оборотясь къ окну, произнесъ со вздохомъ: ,,Боже! помоги мнѣ! надобно рѣшиться!» Потомъ, подошедъ опять къ Марьѣ, взялъ ея руку и продолжалъ дрожащимъ голосомъ: ,,Знаешь ли, любезная Марья! что нашъ милостивой господинъ сдѣлалъ его своимъ лѣсничимъ, съ тѣмъ только, чтобъ онъ на тебѣ женился? Доброй нашъ баринъ будетъ очень радъ.» Марья поблѣднѣла, затрепетала, не могла выговорить ни одного слова цѣлую минуту; потомъ, собравшись съ силами, сказала: ,,Нѣтъ! это неправда!»

   Старой Яковъ затрепеталъ въ свою очередь, увидя догадки свои оправданными. Онъ молчалъ долго. Наконецъ сказалъ съ робостію: ,,дай Богъ, Марья! чтобы ты не осталась обманутою.» —,,Кѣмъ? кѣмъ? » спросила бѣдная дѣвушка, какъ громомъ пораженная.

   ,,Нашимъ бариномъ,» тихо отвѣчалъ Яковъ. Марья съ ужасомъ вскричала, закрыла лицо свое руками, и рыдая, повторяла нѣсколько разъ: ,,обманутою!» Тщетно старикъ со слезами просилъ Марью удостоить его своею довѣренностію: она замолчала; надежда на любовь Рассдорфа опять оживила ее. Яковъ, примѣтивъ это — ,,повѣрь же мнѣ, сказалъ съ твердостію — ,,но вѣрь сѣдымъ волосамъ моимъ, что ты обманута: баринъ женится на Графинѣ Кленау. Хотя никто еще не знаетъ этого; но ты должна знать, бѣдная дѣвушка!»

   Тутъ силы нещастной ослабѣли. Съ томнымъ, пристальнымъ взоромъ подошла она къ старику и, положивъ одну руку на свое сердце, а другую на сердце Якова, спросила съ робостію: ,,правда ли это?» Яковъ, поднявъ руку ея вверьхъ вмѣстѣ съ своею, отвѣчалъ: ,,клянусь Богомъ, что это правда!» Тогда Марья медленно повернулась, едва переступая, пошла въ свою горницу и заперлась въ ней. Яковъ остался одинъ. Черезъ часъ пришелъ старой Шаллеръ. Яковъ былъ въ нерѣшимости, объявить ли ему о своемъ открытіи, или умолчать. Отворяется дверь: входитъ Марья, блѣдная, но довольно спокойная. Она вспомнила слова старухи: это тѣ слезы, думала она, которыя старуха предсказала, и твердо увѣрилась, что ее не обманули; дала знакъ Якову, чтобы не сказывалъ ея отцу, и Яковъ не сказалъ ничего.

   Скоро потомъ пронесся слухъ о женитьбѣ Рассдорфа на Графинѣ Кленау. Марья лишилась чувствъ, услышавъ отъ отца своего о семъ произшествіи. Опамятовавшись, дико посмотрѣла вокругъ себя и, какъ казалось, успокоилась. Отецъ ея, которому извѣстна была только страсть Вильгельмова, старался узнать этому причину. Марья не отвѣчала и ко всѣмъ прозьбамъ родительскимъ была нечувствительна. Но когда старикъ заводилъ рѣчь о Рассдорфѣ, тогда всѣ члены ея трепетали.

   Наконецъ самъ Рассдорфъ пріѣхалъ въ Рандельнъ. Марья съ нетерпѣніемъ ожидала его прибытія. Въ первое утро она полетѣла въ долину; но Рассдорфъ не являлся. Каждой день потомъ она ходила на токъ птицеловной; но Рассдорфа тамъ не было, и Марья каждой разъ возвращалась домой печальнѣе и задумчивѣе. Ея отецъ, Яковъ и Вильгельмъ тщетно искали тому причины. Они не знали, до какого степени простирается вина помѣщика; Яковъ только былъ увѣренъ, что вина его несомнительна. Марья становилась отчасу печальнѣе. Прогулка въ долинѣ была ея любимою, единственною прогулкою. Тамъ сидѣла она, устремивъ глаза на дорогу, ведущую въ Рандельнъ, до тѣхъ поръ, пока солнце поднималось выше высокихъ дубовъ. Тогда, вставъ, возвращалась она домой.

   Вильгельмъ воякой день посѣщалъ ее. Тоска Марьи усугубляла любовь его. Онъ садился подлѣ нее, просилъ ее быть веселою, раздѣлялъ съ нею грусть. Любовь видна была въ словахъ его, во взорахъ и поступкахъ. Марья была къ нему ласкова; можно было примѣтить, что она хотѣла отъ него скрыть свою печаль и слезы; говорила мало, но иногда дружески жала его руку; улыбалась, когда онъ появлялся; скучала, когда оставлялъ ее; но лишь только начинали ей предлагать о замужствѣ, всякой разъ Марья качала головою, показывая, что оно противно ей. Наконецъ рѣшились молчать и ожидать всего отъ времени.

   Графиня Кленау пріѣхала въ Рандельнъ торжествовать свою свадьбу. Марья горько вздохнула, когда ей сказали о томъ. Въ самое утро, въ которое надлежало совершиться вѣнчанью новобрачныхъ, она пошла въ долину; отецъ ея издали слѣдовалъ за нею. Когда раздался звонъ колоколовъ въ Рандельнѣ, Марья бросилась на колѣна, сложила руки надъ головою, потомъ вскочила; увидѣвъ же cтоящаго на пригоркѣ отца своего, подбѣжала къ нему, горестно пожала ему руку, и сказавъ: ,,теперь все кончилось! все!» быстро побѣжала домой.

   Она принялась за рукодѣлье. Лицо ея безпрестанно измѣнялось. Съ крайнимъ принужденіемъ старалась она преодолѣть себя; наконецъ силы ея ослабѣли, и бѣдная Марья повалилась со стула на землю. Отецъ перенесъ ее на постелю; скоро оказались въ ней всѣ признаки жестокой горячки.

   На другой день пришелъ Яковъ. Шаллеръ привелъ его къ постелѣ Марьиной. Слезы падали градомъ изъ глазъ старика. ,,Смотри, Яковъ! сказалъ онъ рыдая: смотри! вотъ она! злодѣй заплатитъ мнѣ за нее жизнію.» При сихъ словахъ, Марья, не много поднявшись, спросила тихимъ голосомъ: ,,кто батюшка?» — ,,Злодѣй, нашъ помѣщикъ,» отвѣчалъ старикъ. ,,Ахъ! онъ невиненъ, батюшка!» сказала Марья, опуская голову на подушку.

   Сіи слова погрузили Шаллера и Якова въ новое недоумѣніе. Они не знали, какое должно выводить изъ нихъ заключеніе; просили Марью объяснить это дѣло, но Марья ничего не отвѣчала, кромѣ того, что помѣщикъ невиненъ.

   Спустя два дни, Яковъ, одѣвая своего господина, сказалъ: ,,дочь Шаллерова очень больна.» —,,Право! отвѣчалъ Рассдорфъ съ великимъ безпокойствомъ, котораго при всемъ своемъ усиліи скрыть не могъ: чѣмъ она больна?». — ,,Никто не знаетъ этого. Лѣкарь говоритъ, что у нее какая-то болѣзнь душевная. Въ самой денъ вашей свадьбы Марья слегла въ постелю.» — Рассдорфъ поблѣднѣлъ. ,,Она каждое утро ходила въ долину; третьяго дня, услышавъ колокольной звонъ, бросилась на колѣна, и съ тѣхъ поръ….» Рассдорфъ становился отчасу блѣднѣе; отворотился отъ Якова, но не могъ скрыть отъ него дрожанія рукъ своихъ, и поспѣшно ушелъ изъ комнаты.

   ,,Теперь нѣтъ сомнѣнія!» яростно произнесъ Яковъ: ,,но ты дорого заплатишь за свое злодѣйство!» Въ слѣдующее утро Яковъ опять началъ говорить о Марьѣ. Рассдорфъ, жестоко терзаемый своею совѣстію и тайными укоризнами стараго Якова, желая отъ него избавиться, взялъ къ себѣ другаго слугу; не слыша ничего о Марьѣ, праздниками, посѣщеніями, звѣриною охотою и другими забавами успокоилъ свою совѣсть.

   Болѣзнь Марьи отчасу усиливалась. Вильгельмъ не отходилъ отъ ея постели. Такая вѣрность, такая любовь несказанно трогали Марью. Она чувствовала уже склонность къ нему, которая увеличивалась по мѣрѣ оказываемыхъ ей услугъ, и наконецъ превратилась въ настоящую любовь. Марья не скрыла отъ Вильгельма своихъ чувствъ, и бѣдной молодой человѣкъ опятъ началъ надѣяться — но тщетно. Она умерла на рукахъ Вильгельма, склонивъ голову на его вѣрное сердце, и роковую тайну понесла съ собою въ могилу.

   Отецъ ея былъ внѣ себя отъ отчаянія. Вильгельмъ, остолбенѣвъ, стоялъ подлѣ трупа любезной; онъ провожалъ его до могилы, не показывая ни малѣйшаго знака печали; потомъ побѣжалъ въ Рандельнъ. Пришедъ къ отцу своему, вскричалъ: ,,она умерла! злодѣй погубилъ ее! это вѣрно!…» Тутъ ухватилъ онъ висѣвшее на стѣнѣ ружье; но Яковъ вырвалъ оное изъ рукъ его. Онъ скрылъ отъ него Рассдорфово преступленіе, боясь пылкости молодаго человѣка. ,,Марья объявила, говорилъ старикъ, что баринъ невиненъ. Успокойся, сынъ мой!»

   Вильгельмъ, крѣпко прижавъ отца къ своему сердцу, вышелъ изъ комнаты. На другой день Яковъ получилъ записку отъ сына, въ которой увѣдомлялъ онъ, что не можетъ болѣе жить въ Рандельнѣ и рѣшился записаться въ солдаты въ войскѣ Короля Прускаго — и сдержалъ слово свое. Такимъ образомъ сластолюбецъ лишилъ старика единственнаго сына, утѣхи и подпоры его старости. Яковъ, терзаемый горестію, пошелъ къ Рассдорфу, объявилъ ему, что сынъ его отъ печали о смерти Марьи оставилъ домъ родительской и полетѣлъ сражаться. При семъ случаѣ не пропустилъ онъ сдѣлать такія примѣчанія, которыя разрывали на части сердце соблазнителя. Господинъ стоялъ передъ слугою какъ преступникъ и, чувствуя вину свою, не смѣлъ взглянуть на него.

   Рассдорфъ зналъ уже о Марьиной смерти. Первое извѣстіе сильно потрясло его душу; но въ то же время онъ увѣдомился, что Марья ужасную тайну скрыла съ собою во мракѣ гроба. Яковъ не переставалъ обременять совѣсти обольстителя и, съ видомъ огорченнаго отца, кинувъ на него значительной взглядъ, сказалъ: ,,горе тому, кто былъ причиною Марьиной смерти, отчаянія моего сына и горести двухъ сѣдыхъ старцевъ!» Рассдорфъ съ притворною бодростію, но голосомъ робкимъ, спросилъ его: ,,Яковъ! ты обо мнѣ говоришь, какъ кажется? чего ты хочешь? что значатъ слова твои? Совѣтую тебѣ, старикъ, не забываться!» — ,,Вижу, милостивый государь, что вамъ угодно шутить. Однакожъ я знаю, что Богъ есть общій Судія всѣхъ, а совѣсть свидѣтель дѣлъ нашихъ; знаю и то, что виновникъ смерти Марьиной теперь хотѣлъ бы лучше провести ночь между зараженными моровою язвою, нежели на току птицеловомъ.» — ,,Поди вонъ!» вскричалъ Рассдорфъ съ яростію.

   Напоминаніе о птицеловномъ токѣ раздражило его. Онъ не вѣрилъ дѣйствіе совѣсти, смѣялся надъ нею, называлъ ее предразсудкомъ, бреднями; но совѣсть изполняла свою должность и мучила преступника. Онъ не посѣщалъ болѣе долины, не ходилъ въ рощу, боясь повстрѣчаться съ старымъ Шаллеромъ; старался оправдать себя въ собственныхъ глазахъ, старался извинить свой проступокъ и думалъ: ,,Дѣвка была больна чахоткою, и мать ея также умерла отъ этой болѣзни. Ей не льзя было долго жить, хотя бы она совсѣмъ не видала меня.» Такъ онъ умствовалъ. Но скрытный червь угрызенія препятствовалъ ему совершенно успокоиться до тѣхъ поръ, пока новая разсѣянностъ не погасила въ душѣ его послѣдней искры напоминанія о его преступленіи. Онъ сдѣлался опять веселымъ, щастливымъ Рассдорфомъ, надо всѣмъ насмѣхался и ничему не вѣрилъ — и старой Яковъ часто имѣлъ причины удивляться долготерпѣнію Провидѣнія.

   Прошелъ годъ послѣ смерти Марьиой. Въ одинъ день Рассдорфова карета въѣхала на дворъ во всю конскую скачь, и остановилась у крыльца. Всѣ выбѣжали па встрѣчу. Рассдорфъ, блѣдный, какъ смерть, сидѣлъ въ каретѣ и не могъ подняться съ мѣста; жена его плакала, слуги суетились. Рассдорфа повели въ комнату, держа подъ руки; между тѣмъ послали за лѣкаремъ. ,,Что съ тобою сдѣлалось, другъ мой?» безпрестанно спрашивала Гжа. Рассдорфъ. — ,,Ничего! это пройдетъ!» отвѣчалъ онъ слабымъ голосомъ. Слуга, которой стоялъ за каретою, разсказалъ Якову, что господинъ ѣздилъ въ Шаллерову рощу; не далеко отъ дому лѣсничаго, вышелъ изъ кареты, вскричалъ: ,,Праведный Боже!» и упалъ на землю. — Вотъ все, что Яковъ узнать могъ!

   Рассдорфъ приказалъ ночью бытъ при себѣ Якову, котораго цѣлой годъ уже не употреблялъ въ услуги. Въ полночъ, подозвавъ старика къ постелѣ, горестно спросилъ у него: ,,скажи мнѣ, Яковъ, Въ самомъ ли дѣлѣ Марья умерла?» — Истинно такъ, милостивый государь! — ,,Видѣлъ ли ты ее мертвую?» — Видѣлъ собственными глазами, милостивый государь! — ,,Не правда! не можетъ быть!» — Какъ можно въ этомъ сомнѣваться? Вся деревня была на похоронахъ; Священникъ и Школьный мастеръ провожали тѣло покойницы. Всѣ видѣли, какъ гробъ опустили въ землю отъ того бѣдной мой Вильгельмъ пропалъ безъ вѣсти. — ,,Бога ради, перестань!… а старой Шаллеръ также умеръ?» — Нѣтъ; однакожъ онъ боленъ. — Рассдорфъ, помолчавъ нѣсколько, поднялъ голову и вскричалъ: ,,Яковъ!» потомъ тихо, дрожащимъ голосомъ, продолжалъ: ,,Сего дня я видѣлъ Марью! видѣлъ ее.» — Она умерла, милостивый государь, какъ православная христіанка.. — .,Я видѣлъ ее! я убійца ея!» Тутъ преступникъ разсказалъ старому слугѣ о всѣхъ подробностяхъ гнуснаго обмана, которой былъ причиною Марьиной смерти. Яковъ трепеталъ отъ ужаса.

   ,,И старикъ Шаллеръ во гробѣ! я умертвилъ и его!» говорилъ Рассдорфъ. Яковъ всячески старался увѣрить нещастнаго своего господина, что это неправда — но тщетно. Рассдорфъ страшными клятвами доказывалъ, что видѣлъ Марью. Яковъ не зналъ, что думать, что говорить.

   По утру Рассдорфъ заснулъ; ужасныя сновидѣнія нарушили покой его. Онъ не хотѣлъ принимать лѣкарствъ. Велѣвъ призвать Священника, онъ спросилъ у него, могутъ ли тѣни мертвыхъ являться живущимъ на семъ свѣтѣ? Благоразумный Священникъ доказывалъ невозможность такого дѣла; Рассдорфъ утверждалъ противное, ничего болѣе не объявляя. Получивъ прежнія силы и здоровье, онъ не могъ возвратить прежняго спокойствія, которое навсегда оставило его. По многихъ тщетныхъ опытахъ избавить себя отъ воспоминанія видѣнной тѣни умершей, онъ предался наконецъ грызенію совѣсти и мечтамъ разстроеннаго своего воображенія. Его ученіе продолжалось постоянно. Умъ его совершенно помѣшался; онъ иногда хотѣлъ сдѣлаться монахомъ, иногда желалъ вступить въ общество Герренгутерскаго Евангелическаго братства.

   Такимъ образомъ прошли два года. Наконецъ Яковъ открылъ обстоятельства привидѣнія. У брата Шаллерова была дочь, совершенно похожая на умершую Марью. Племянница часто посѣщала своего дядю, котораго по праву родства была наслѣдницею. Шаллеръ, не видѣвъ ее съ самаго младенчества ея, крайне удивился сходству ея съ милою своею Марьею, и сіе сходство въ лицѣ и станѣ заставило его просить племянницу иногда наряжаться въ платье покойной дочери. Дѣвушка повиновалась съ охотою. Старикъ любилъ разсказывать племянницѣ печальную исторію своей Марьи, любилъ ходить съ нею въ долину, которую Марья часто посѣщала. Въ одно время нещастный отецъ, взошедъ на пригорокъ, увидѣлъ предъ собою убійцу своей дочери. ,,Вотъ онъ! вотъ онъ! » тихо говорилъ старикъ племянницѣ, и съ симъ словомъ досталъ изъ-за плеча ружье свое. Дѣвушка, съ угрозою поднявъ въ верьхъ руки, вскричала: ,,проклятой человѣкъ!» Въ ту минуту Рассдорфъ оглянулся, увидѣлъ мнимую Марью въ красномъ платьѣ, которымъ такъ часто любовался, увидѣлъ угрожающій видъ ея, увидѣлъ отца — нацѣливающаго на него ружье, вскричалъ: ,,Праведный Боже!» и упалъ на землю. Шаллеръ съ племянницею, изпугавшись въ свою очередь, поспѣшно скрылись въ кустахъ рощи. Расс-дорфъ поднялъ голову — но привидѣніе изчезло.

   Старой лѣсничій подумалъ, что помѣщикъ изпугался, увидѣвъ прицѣленное ружье, узналъ послѣ о его болѣзни и не сбъявлялъ никому о семъ произшествіи. Дѣвушка также не могла разглашать о немъ, живучи въ отдаленіи и никого не видя изъ постороннихъ. Яковъ, который зналъ только, что Господину являлось привидѣніе, не говорилъ о томъ Шаллеру, боясь, чтобы старикъ не почелъ этого дурнымъ для себя предзнаменованіемъ. Такимъ образомъ подлинныя обстоятельства никому не были извѣстны.

   Наконецъ, во время послѣдней болѣзни Шаллера, Яковъ въ первой разъ увидѣвъ его племянницу, крайне удивился сходству ея съ покойною Марьею; узналъ, что она за два года передъ тѣмъ начала посѣщать своего дядю и была съ нимъ въ тотъ самой день, когда занемогъ господинъ его. — Этого довольно для объясненія тайны. Скоро потомъ Шаллеръ умеръ. Яковъ объявилъ помѣщику все, что зналъ, желая успокоить его. Рассдорфъ, чтобы удостовѣриться въ истиннѣ, захотѣлъ видѣть дѣвушку. Она разсказала ему всѣ подробности произшествія, и то, какъ лѣсничій прицѣлилъ въ него ружьемъ своимъ — чего онъ не открывалъ ниже самому Якову. Онъ увѣрился, что привидѣніе Марьи была ошибка — но слишкомъ уже поздно для своего щастія; выдалъ дѣвушку за Вильгельма, котораго постарался отыскать, издержавъ на то много денегъ; осыпалъ новобрачныхъ благодѣяніями, но это не примирило съ нимъ тѣни Марьиной. ,,Мщеніе вѣчнаго Судіи, говорилъ онъ часто, въ образѣ Марьи навсегда лишило меня спокойствія. Мое преступленіе сдѣлало меня злополучнымъ навѣки!» Онъ заключился въ монастырь; но и тамъ совѣсть преслѣдовала его до самаго гроба.

К — ій.

«Вѣстникъ Европы». Часть XVI, No 15, 1804