Ричард III

Автор: Кетчер Николай Христофорович

  

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО НАЙДЕННОМУ ПЭНЪ КОЛЬЕРОМЪ, СТАРОМУ ЭКЗЕМПЛЯРУ IN FOLIO 1632 ГОДА.

  

ЧАСТЬ 3.

РИЧАРДЪ III.
ГЕНРИХЪ VIII.
КОМЕЛІЯ ОШИБОКЪ.
МЭКБЕТЪ.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1864.

OCR Бычков М. Н.

  

  

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
КОРОЛЯ
РИЧАPДА III.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

   Король Эдуардъ IV.

   Эдуардъ, принцъ Вэльсскій, потомъ король Эдуардъ V, Ричардъ, герцогъ Іоркскій, — сыновья его.

   Джорджъ, герцогъ Кларенсъ, Ричардъ, герцогъ Глостеръ, потомъ король Ричардъ III, — братья его.

   Маленькій сынъ Кларенса.

   Генрихъ, графъ Ричмондъ, потомъ король Генрихъ VII.

   Кардиналъ Борчеръ, архіепископъ кэнтербёрійскій.

   Томасъ Росрэмъ, архіепископъ іоркскій.

   Джонъ Мортонъ, епископъ элійскій.

   Герцогъ Бокингэмъ.

   Герцогъ Норфолькъ.

   Графъ Сёрри, сынъ его.

   Графъ Риверсъ, братъ королевы Елизаветы.

   Маркизъ Дорзетъ и лордъ Грей, сыновья ея.

   Графъ Оксфордъ.

   Лордъ Гастингсъ.

   Лордъ Стэнли.

   Лордъ Ловель.

   Сэръ Томасъ Вогэнъ.

   Сэръ Ричардъ Рэтклифъ.

   Сэръ Вильямъ Кэтзби.

   Сэръ Джемсъ Тиррль.

   Сэръ Джемсъ Блёнтъ.

   Сэръ Вальтеръ Герберитъ.

   Сэръ Робертъ Бракенбёри, комендантъ Товера.

   Христофоръ Орзвикъ, священникъ.

   Лордъ-меръ Лондона.

   Шерифъ Вильширскій.

   Елизавета, жена Эдуарда IV.

   Маргарита, вдовствующая королева.

   Герцогиня Іоркъ, мать короля Эдуарда IV, Глостера и Кларенса.

   Леди Анна, вдова Эдуарда, принца Вэльсскаго, сына Генриха VI.

   Маленькая дочь Кларенса.

Лорды, Свита, Джентльмены, Священники, Писарь, Граждане, Убійцы, Гонцы, Духи, Солдаты и т. д.

Дѣйствіе въ Англіи.

  

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Улица.

Входитъ Глостеръ.

  

   ГЛОСТ. Наконецъ солнце Іорка {Въ гербѣ Эдуарда IV было солнце, принятое имъ въ память трехъ солнцъ, явившихся передъ побѣдой, одержанной надъ войскомъ Лэнкэстера близь Мортимеръ-Кросса.} превратило зиму нашихъ бѣдствій въ свѣтлое лѣто; схоронило въ глубокія нѣдра океана всѣ тучи, тяготѣвшія надъ нашимъ домомъ. Головы наши увѣнчаны побѣдными лаврами, изсѣченное оружіе развѣшено трофеями, жестокія битвы смѣнились веселыми пиршествами, сладостная музыка танцевъ замѣнила грозные марши. Свирѣпая война разгладила сморщенное чело свое и, вмѣсто того, чтобъ, рыская на закованныхъ въ желѣзо коняхъ, запугивать боязливыя души враговъ, прыгаетъ себѣ въ комнатѣ леди, подъ сладострастные звуки лютни. Только я — я, не рожденный для веселыхъ продѣлокъ, не созданный для любезничанья съ обольстительнымъ зеркаломъ; я, сложенный слишкомъ топорно, слишкомъ чуждый всякой величавости любви, чтобъ красоваться передъ вертлявой, вѣтреной нимфой; я, такъ обдѣленный коварной природой и красотой и всякой соразмѣрностью {Въ прежнихъ изданіяхъ: I, that am curtail’d of this fair proportion… По Колльеру: І, that am curtail’d thus of fair proportion…}, изкалѣченный, недодѣланный, выкинутый въ этотъ міръ дыханія прежде времени едва ли и въ половину образованнымъ, да еще такъ уродливо и безобразно, что даже собаки лаютъ, когда мимо ихъ ковыляю, — только я не нахожу въ этомъ слабомъ, изнѣженномъ мирномъ времени никакого наслажденія, кромѣ развѣ созерцанія своей собственной тѣни на солнцѣ, подсмѣиванья надъ своимъ безобразіемъ. И потому, не могу сдѣлаться любовникомъ, обожателемъ этого пресловутаго времени — буду злодѣемъ, врагомъ его суетныхъ наслажденій. Гибельныя сѣти разставлены уже; безумныя пророчества, сны, письма возбудятъ смертельную вражду между королемъ и Кларенсомъ, и если Эдуардъ такъ же прямъ и справедливъ, какъ я хитръ, коваренъ и вѣроломенъ — Кларенсъ нынче же будетъ въ тюрьмѣ по милости предсказанія, что буква Д умертвитъ наслѣдниковъ Эдуарда. Но, вотъ и онъ; скорѣй, въ глубь души всѣ мысли мои.

Входятъ Кларенсъ со стражей и Бракенбери.

   Здравствуй, братъ! Что значитъ эта стража?

   КЛАР. Заботясь о моей безопасности, его величество приказалъ проводить меня въ Товеръ.

   ГЛОСТ. За что же?

   КЛАР. За то, что меня зовутъ Джорджемъ.

   ГЛОСТ. Да развѣ твоя это вина; пусть заключаетъ за это твоихъ крестныхъ отцовъ. Ужь не задумалъ ли онъ перекрестить тебя въ Товерѣ? Въ чемъ же, однакожь, дѣло, Кларенсъ? можно сказать мнѣ?

   КЛАР. Почему жъ бы и не сказать, еслибъ зналъ; во я, клянусь, до сихъ поръ и самъ не знаю. Говорятъ, что онъ вѣритъ снамъ и предсказаніямъ, вычеркиваетъ въ азбукахъ букву Д, потому что какой-то знахарь сказалъ, что Д обезнаслѣдитъ его потомство; мое имя начинается буквой Д, вотъ въ его мозгу я сложилось, что это Д — я. Это и подобные вздоры, какъ я слышалъ, заставили его величество отправить меня въ Товеръ.

   ГЛОСТ. Такъ всегда бываетъ, когда мущина подчиняется женщинѣ. Не король посылаетъ тебя, любезный Кларенсъ, въ Товеръ; леди Грей, жена его, доведотъ его до этихъ крайностей. Развѣ не она и не братъ ея, добренькой, набожный Антоній Вудвилль, заставили его отправить въ Товеръ и лорда Гастингса, только нынче освобожденнаго? Не безопасны мы здѣсь, Кларенсъ; не безопасны.

   КЛАР. Я думаю, что и никто не похвалится здѣсь безопасностью, кромѣ родственниковъ королевы, да гонцевъ, которые по ночамъ то и дѣло снуютъ между королемъ и мистрисѣ Шоръ {Любовница короля.}. Слышалъ, какъ униженно умолялъ ее лордъ Гастингсъ о своемъ освобожденіи?

   ГЛОСТ. И покорныя мольбы лорда камергера ея божественности добыли ему свободу. Знаешь ли что — я думаю и намъ, чтобъ не лишиться милости короля, одно средство: сдѣлаться ея рабами, надѣть ея ливрею. Она и ревнивая, износившаяся вдова {Королева.}, съ тѣхъ поръ, какъ нашъ братъ облагородилъ ихъ, сдѣлались могущественнѣйшими кумушками королевства.

   БРАК. Лорды, прошу васъ обоихъ извинить меня, воля его величества, чтобъ никто, какого бы онъ ни былъ званія, не имѣлъ тайныхъ совѣщаній съ вашимъ братомъ.

   ГЛОСТ. Въ такомъ случаѣ — угодно вамъ, и вы можете принять участіе въ нашемъ разговорѣ. Рѣчь не объ измѣнѣ; мы говоримъ, что король мудръ и добродѣтеленъ; что благородная королева по лѣтамъ вполнѣ достойна уваженія, прекрасна и не ревнива; мы говоримъ, что у жены Шора ножка прелесть, губки вишневыя, глазки свѣтленькіе, языкъ очаровательный; что родственники королевы возведены въ дворянское достоинство. Что скажете вы на это? скажете, что вce это неправда?

   БРАК. Лордъ, мнѣ никакого нѣтъ до этого дѣла.

   ГЛОСТ. Никакого дѣла до мистрисъ Шоръ? Да, конечно, и я посовѣтовалъ бы всякому, кто имѣетъ съ ней дѣло — исключая, разумѣется, одного — держать это въ тайнѣ, знать про себя.

   БРАК. Исключая кого же, лордъ?

   ГЛОСТ. Мужа, негодяй! Тебѣ хотѣлось поддѣть меня.

   БРАК. Прошу вашу свѣтлость извинить меня, и вмѣстѣ съ тѣмъ кончить вашъ разговоръ съ благороднымъ герцогомъ.

   КЛАР. Бракенбёри, мы знаемъ что тебѣ приказано, и повинуемся.

   ГЛОСТ. Вѣдь мы рабы королевы — должны повиноваться.— Прощай, братъ; я иду къ королю, и что бы ни поручилъ ты мнѣ, хоть даже назвать вдову короля Эдуарда сострой — я на все готовъ, только бы освободить тебя. Это совершеннѣйшее забвеніе братства огорчаетъ меня сильнѣй, чѣмъ ты воображаешь.

   КЛАР. Знаю, больно это намъ обоимъ.

   ГЛОСТ. Но твое заключеніе не будетъ продолжительно; я освобожу тебя, или самъ займу твое мѣсто. Потерпи немного.

   КЛАР. Долженъ по неволѣ; прощай. (Уходитъ съ Бракенбёри и стражей.)

   ГЛОСТ. Ступай, глупый, легкомысленный Кларенсъ, ступай туда, откуда нѣтъ уже тебѣ возврата. Я такъ люблю тебя, что не замедлю отправить твою душу на небо, если только небу будетъ угодно принять этотъ подарокъ изъ рукъ моихъ.— А! вотъ и освобожденный Гастингсъ.

Входить Гастингсъ.

   ГАСТ. Добраго утра, почтеннѣйшій лордъ.

   ГЛОСТ. Того же и любезнѣйшему камергеру; очень радъ видѣть васъ на свободѣ. Какъ переносили вы ваше заключеніе?

   ГАСТ. Терпѣливо, благородный лордъ, какъ слѣдуетъ узнику; впрочемъ, это нисколько не помѣшаетъ мнѣ отблагодарить виновникамъ моего заключенія.

   ГЛОСТ. Увѣренъ; тоже сдѣлаетъ и Кларенсъ. Вѣдь ваши же враги превозмогли и его.

   ГАСТ. Ни на что не похоже — запирать орловъ, тогда какъ ястреба и коршуны хищничаютъ себѣ на свободѣ!

   ГЛОСТ. Что на дворѣ новаго?

   ГАСТ. Ничего такъ сквернаго, какъ въ самомъ домѣ: король хвораетъ, слабъ, удрученъ; врачи сильно боятся за него.

   ГЛОСТ. Да, клянусь святымъ Павломъ, не хороша эта новость! Онъ слишкомъ долго не зналъ никакой діэты, черезъ чуръ ужь истощалъ свою царственную особу; грустно, какъ подумаешь! — Что онъ, въ постелѣ?

   ГАСТ. Въ постелѣ.

   ГЛОСТ. Идите же впередъ, я сейчасъ за вами. (Гастингсъ уходитъ.) Ему не жить — я это знаю; но и не умереть, пока Джорджъ, на почтовыхъ, не отправится въ горнія. Пойду, воспламеню еще сильнѣй ненависть его къ Кларенсу клеветой, закаленной достаточными доводами; удастся глубоко-обдуманный мой замыселъ — Кларенсу не дожить до завтра, и тогда — прими, Господи, душу Эдуарда, и оставь меня хлопотать въ этомъ мірѣ. Я женюсь на младшей дочери Варвика. Но вѣдь я убилъ и мужа и отца ея? Чтожь? замѣнить самимъ собой и мужа и отца — вѣрнѣйшее средство удовлетвероть эту бабенку; и мы замѣнимъ, разумѣется, не изъ любви, а ради другой, тайной, сокровенной цѣли, которой могу достигнуть только этимъ союзомъ. Однакожь, я являюсь на рынокъ прежде моей лошади. Кларенсъ дышетъ еще, Эдуардъ живъ еще и царствуетъ — подождемъ же считать барыши до ихъ отшествія.

  

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Другая улица.

Несутъ тѣло Генриха VI въ открытомъ гробѣ. Джентльмены съ алебардами охраняютъ его. За ними Леди Анна, какъ сѣтовальщица.

   АННА. Опустите, опустите вашу славную ношу, если только слава можетъ заключиться въ гробѣ; дайте мнѣ еще посѣтовать о безвременной кончинѣ добродѣтельнаго Ленкэстера.— О, бѣдный, какъ ключъ холодный {Poor key-cold figure. Ключемъ, по холодности его, прежде останавливали легкія кровотеченія. Этотъ эпитетъ встрѣчается у многихъ писателей того времени.}, ликъ святаго короля! блѣдный прахъ дома Лэнкэстеровъ! безкровный остатокъ царственной крови! да внемлетъ тѣнь твоя сѣтованіямъ бѣдной Анны, жены твоего Эдуарда, твоего умерщвленнаго сына, пронзеннаго той же самой рукой, которая нанесла и эти раны! Смотри, безпомощнымъ бальзамомъ глазъ моихъ орошаю я окна, въ которыя вылетѣла жизнь твоя.— О, проклятіе рукѣ отворившей ихъ! проклятіе духу, имѣвшему столько духа, чтобъ сдѣлать этой проклятіе крови источившей кровь эту! Да разразися надъ ненавистнымъ, сдѣлавшимъ насъ несчастными твоей смертью, несчастіе ужаснѣйшее всего, что могу пожелать ехиднамъ, паукамъ, жабамъ и всѣмъ ядовитымъ пресмыкающимся, какія только существуютъ! Сдѣлается онъ когда-нибудь отцомъ — пусть ребенокъ его родится прежде времени, уродомъ, чудищемъ! пусть страшный, неестественный видъ его приведетъ бѣдную мать въ ужасъ! пусть будетъ наслѣдникомъ всѣхъ его гнусностей! Будетъ у него жена — пусть она будетъ еще несчастнѣе его жизнію {Въ оригиналѣ: смертію. Но это вѣрно ошибка, потому что при повтореніи этой самой фразы въ первой сценѣ 4 акта, стоитъ: жизнію.}, чѣмъ я смертью моего юнаго супруга и твоей! — Теперь, поднимите вашу драгоцѣнную ношу, взятую нами изъ церкви святаго Павла, чтобъ похоронить въ Чертзи; несите ее туда, и всякій разъ, какъ, утомленные, остановитесь, я буду стенать надъ Трупомъ Генриха. (Носильщики поднимаютъ гробъ и несутъ его далѣе.}

Входитъ Глостеръ.

   ГЛОСТ. Стойте! опустите гробъ на землю.

   АННА. Какой черный чародѣй послалъ этого демона остановить священную погребальную процессію?

   ГЛОСТ. Опустите трупъ, негодяи, или — клянусь святымъ Павломъ — сдѣлаю трупомъ ослушника!

   1 дж. Посторонитесь, лордъ, пропустите гробъ.

   ГЛОСТ. Сторонись ты, дерзкая собака, когда я приказываю! Прочь алебарду отъ груди моей, или — клянусь святымъ Павломъ — повергну тебя, подлый нищій, къ ногамъ моимъ и растопчу за твою дерзость. (Носильщики опускаютъ гробъ.)

   АННА. Какъ! вы трепещете? испугались? Но нѣтъ, я не виню васъ; вы смертные, а взоры смертныхъ не выносятъ дьявола. Изчезни, страшный палачъ ада! вѣдь ты имѣлъ власть только надъ бреннымъ тѣломъ его, душой же не завладѣть тебѣ; удались же!

   ГЛОСТ. О, ради Бога, прелестная святая, не будь такъ жестокосерда.

   АННА. Именемъ Бога, заклинаю я тебя, гнусный демонъ, изчезни, не смущай насъ! ты и благословенную землю сдѣлалъ адомъ, наполнивъ ея воплями и криками проклятій. Можешь любоваться ненавистными своими дѣлами — гляди на этотъ образчикъ твоего мясничества!— О, посмотрите, посмотрите, джентльмены! раны мертваго Генриха отверзаютъ запекшіеся зѣвы и точатъ свѣжую кровь {Старое мнѣніе, что раны убитаго источаютъ кровь, когда къ нему приближается или прикасается убійца его.}. Краснѣй же, краснѣй, гнусный клубъ уродства! твое присутствіе вызываетъ эту кровь изъ пустыхъ, охладѣвшихъ жилъ — жилъ, въ которыхъ не живетъ уже кровь; твое безчеловѣчное, неестественное дѣло, родило сверхъестественный потокъ этотъ.— О, Боже, создавшій эту кровь, отомсти смерть его! земля упивающаяся этой кровью, отомсти смерть его! Уничтожь, о небо, убійцу твоей молніей! разверзни, земля, огромную пасть свою и поглоти его такъ же быстро, какъ поглощаешь кровь этого добраго короля, сраженнаго сатанинской рукой его!

   ГЛОСТ. Леди, вы забываете законъ милосердія, повелѣвающій платить за зло добромъ, за проклятія благословеніями.

   АННА. Извергъ, ты не знаешь ни божескихъ, ни человѣческихъ законовъ; и лютѣйшій звѣрь не чуждъ состраданія.

   ГЛОСТ. Но я чуждъ его, и потому не звѣрь.

   АННА. О, чудо! демонъ заговорилъ правду.

   ГЛОСТ. Еще большее чудо, что ангелъ сердится. Божественное совершенство женщины, позволь мнѣ, благо вышелъ случай, оправдаться въ предполагаемыхъ тобой злодѣяніяхъ.

   АННА. Гнусное несовершенство мущины, позволь мнѣ, благо вышелъ случай, проклинать тебя, проклятаго за твой несомнѣнныя злодѣянія.

   ГЛОСТ. Прекраснѣйшая, чѣмъ можно выразить языкомъ, дай же мнѣ возможность хоть извинить себя.

   АННА. Отвратительнѣйшій, чѣмъ можно вообразить сердцемъ, чѣмъ же можешь ты извинить себя? развѣ тѣмъ, что повѣсишься?

   ГЛОСТ. Такимъ отчаяніемъ я обвинилъ бы себя.

   АННА. Извинилъ бы, наказавъ себя, въ отчаяніи, достойно за недостойное убійство другихъ.

   ГЛОСТ. Не если я не убивалъ ихъ?

   АННА. Что жь, живы они? нѣтъ, они мертвы, и отъ тебя, палачъ сатаны.

   ГЛОСТ. Я не убивалъ твоего мужа.

   АННА. Такъ онъ живъ?

   ГЛОСТ. Нѣтъ, мертвъ; но отъ руки Эдуарда.

   АННА. Лжешь; королева Маргарита видѣла какъ кровь его дымилась на твоемъ убійственномъ мечѣ, который вонзилъ бы и въ ея грудь, еслибъ не остановили братья.

   ГЛОСТ. Она сама вынудила меня на это злорѣчивымъ языкомъ своимъ, слагая ихъ вину на меня.

   АННА. Тебя вынудила на это твоя кровожадность, никогда, ни о чемъ, кромѣ убійствъ, не помышлявшая. Не убилъ ты и короля?

   ГЛОСТ. Допускаю.

   АННА. Допускаешь, гадкой ежъ? карай же его, о, Господи, за это ужасное дѣло! Генрихъ былъ такъ кротокъ, такъ милосердъ, такъ добродѣтеленъ.

   ГЛОСТ. Тѣмъ пріятнѣе онъ для Господа.

   АННА. Да, онъ на небѣ, гдѣ никогда не бывать тебѣ.

   ГЛОСТ. Такъ онъ долженъ еще благодарить меня, что помогъ ему попасть туда; ему мѣсто тамъ, а не на землѣ.

   АННА. А тебѣ нигдѣ, кромѣ ада.

   ГЛОСТ. Нѣтъ, есть еще одно, если позволишь сказать.

   АННА. Въ тюрьмѣ?

   ГЛОСТ. Въ твоей спальнѣ.

   АННА. Покой да будетъ изгнанъ изъ комнаты, въ которой ты ляжешь!

   ГЛОСТ. Его и не будетъ, пока я буду съ тобой.

   АННА. Надѣюсь.

   ГЛОСТ. Увѣренъ.— Но, милая леди Анна, оставимъ эту сшибку остротъ, поговоримъ посерьёзнѣе. Скажи, то, что было настоящей причиной безвременной смерти:Генриха и Эдуарда Плантагенетовъ, не такъ же ли виновно, какъ и самый свершитель?

   АННА. Ты и причина и проклятое дѣйствіе.

   ГЛОСТ. Твоя красота причина этого дѣйствія; твоя красота, которая не даетъ мнѣ покоя даже и во снѣ, такъ что я готовъ перерѣзать цѣлый міръ, только бы прожить хоть одинъ часъ на дивной груди твоей.

   АННА. Повѣрь я этому, убійца, — этими самыми ногтями содрала бы я красоту съ лица моего.

   ГЛОСТ. Мои глаза не потерпѣли бы такого ужаснаго уничтоженія красоты твоей; при мнѣ ты не сдѣлала бы ей никакого вреда. Какъ цѣлый міръ радуется солнцемъ, такъ и я радуюсь ей; она мой день, моя жизнь.

   АННА. Черная ночь да омрачитъ твой день, смерть — твою жизнь!

   ГЛОСТ. Дивное созданіе, не проклинай самое себя; вѣдь ты и то и другое.

   АННА. Желала бъ быть и тѣмъ и другимъ, чтобъ отомстить тебѣ.

   ГЛОСТ. Я не знаю ничего противуестественнѣе мести тому, кто любитъ тебя,

   АННА. Нѣтъ ничего естественнѣе и справедливѣе мести убійцѣ моего мужа.

   ГЛОСТ. Тотъ кто лишилъ тебя супруга, сдѣлалъ это для того, чтобъ доставить тебѣ супруга достойнѣйшаго.

   АННА. Достойнѣйшаго нѣтъ на землѣ.

   ГЛОСТ. Тотъ кто любитъ тебя гораздо болѣе, чѣмъ онъ могъ любить тебя — живъ.

   АННА. Назови его.

   ГЛОСТ. Плантагенетъ.

   АННА. Это имя моего покойнаго мужа.

   ГЛОСТ. И его; но онъ достойнѣе.

   АННА. Гдѣ жь онъ?

   ГЛОСТ. Передъ тобой. (Она плюетъ ему въ лице.) За что же ты плюешь на меня?

   АННА. Желала бъ, чтобъ это былъ ядъ смертельный.

   ГЛОСТ. Никогда ядъ не вырывался изъ такого прекраснаго сосуда.

   АННА. Никогда ядъ не попадалъ на отвратительнѣйшую жабу. Прочь съ глазъ моихъ! ты заражаешь ихъ.

   ГЛОСТ. Твои глаза, прелестная леди, давно уже заразили мои.

   АННА. О, зачѣмъ они не василиски, чтобъ умертвить тебя!

   ГЛОСТ. Я самъ желалъ бы этого, чтобъ умереть разомъ; вѣдь теперь они мертвятъ меня живучей смертью. Смотри, твои взоры навернули соленую влагу на глаза мои, опозорили ихъ потокомъ дѣтскихъ слезъ. Глаза эти никогда еще не орошались кроткими слезами; ни даже въ то время, когда мой отецъ Іоркъ и Эдуардъ рыдали, внимая пронзительнымъ воплямъ Рютлэнда, стенавшаго подъ мечемъ чернорожаго Клиффорда; ни даже когда твой воинственный отецъ, разсказывая грустную повѣсть о кончинѣ моего отца, разъ двадцать принимался рыдать и всхлипывать какъ ребенокъ, и щеки всѣхъ присутствовавшихъ были орошены, какъ листья дождемъ; и въ это страшное время мужественные глаза мои не унизились ни одной слезинкой. И вотъ, чего не могли сдѣлать всѣ скорби, сдѣлала красота твоя; она ослѣпила ихъ слезами. Я никогда не просилъ ни друга, ни врага; сладкія, льстивыя рѣчи всегда были чужды языку моему; но теперь, когда красота твоя сдѣлалась вѣнцомъ всѣхъ моихъ желаній, мое сердце молитъ, движетъ языкомъ моимъ. (Она взглядываетъ на него съ презрѣніемъ.) О, не придавай устамъ своимъ этого гнѣвнаго выраженія; вѣдь они созданы для поцѣлуевъ, не для того, чтобъ выражать такое презрѣніе. Если твое мстительное сердце не можетъ простить — вотъ, возьми острый мечъ мой, вонзи его, если хочешь, въ эту вѣрную грудь, вырви изъ нея душу, тебя обижающую; (Она беретъ мечъ) вотъ, я обнажаю ее для смертнаго удара — на колѣняхъ молю смерти. (Она направляетъ мечъ на грудь ею.) Что медлишь? я убилъ короля Генриха, — но вѣдь твоя красота сдѣлала меня убійцей. Рази; я убилъ юнаго Эдуарда, — но вѣдь твое божественное лице побудило меня на это убійство. (Она роняетъ мечъ). Подними же или мечъ, или меня.

   АННА. Встань, лицемѣръ; хоть я и жажду твоей смерти, но не хочу быть палачемъ твоимъ.

   ГЛОСТ. Такъ скажи, чтобъ я самъ убилъ себя, и я убью.

   АННА. Я ужь сказала это,

   ГЛОСТ. Сказала въ ярости. Скажи теперь, и эта рука, изъ любви къ тебѣ, умертвившая твою любовь — умертвитъ въ тоже мгновеніе, изъ любви же къ тебѣ, и любовь еще сильнѣйшую. Ты будешь виновницей смерти обоихъ.

   АННА. Еслибъ я могла читать въ твоемъ сердцѣ —

   ГЛОСТ. Оно все на языкѣ.

   АННА. Такъ же лживомъ.

   ГЛОСТ. Тогда никто не говорилъ еще клятвы.

   АННА. Довольно, вложи мечъ въ ножны.

   ГЛОСТ. Ты прощаешь?

   АННА. Узнаешь послѣ.

   ГЛОСТ. (Влагая мечъ въ ножны.) И я могу надѣяться?

   АННА. Всѣ, я думаю, живутъ надеждой.

   ГЛОСТ. О, такъ прими же это кольцо.

   АННА. Взять — не дать еще. (Надѣваетъ кольцо).

   ГЛОСТ. Какъ это кольцо обнимаетъ твой палецъ, такъ точно обнимаетъ твоя грудь и мое бѣдное сердце; носи и то и другое: они оба твоя. Но если ты согласишься оказать еще одну милость бѣдному, покорному рабу твоему — ты навсегда упрочишь его счастіе.

   АННА. Что еще?

   ГЛОСТ. Оставь исполненіе этого печальнаго обряда тому, кто имѣетъ гораздо болѣе причинъ сѣтовать, и удались въ Кросби {Великолѣпное зданіе близь Бишофгэтской улицы въ Лондонѣ, сооруженное въ 1466 году и принадлежавшее Глостеру. Часть его цѣла еще и теперь.}. Торжественно похоронивъ благороднаго короля въ чертзійскомъ монастырѣ, оросивъ могилу его слезами раскаяніи — я явлюсь къ тебѣ тотчасъ же, какъ покорный рабъ твой. По многимъ, неизвѣстнымъ еще тебѣ причинамъ, молю — исполни мою просьбу.

   АННА. Съ удовольствіемъ; меня радуетъ твое раскаяніе. Трессель и Беркли, ступайте за мной.

   ГЛОСТ. И ты оставляешь меня, не простившись?

   АННА. Ты не заслужилъ еще этого. Но такъ какъ ты самъ научилъ меня какъ льстить тебѣ, вообрази, что и прости я ужь сказала тебѣ. (Уходитъ съ Тресселемъ и Беркли.)

   ГЛОСТ. Поднимите гробъ, сэры, и ступайте.

   1 дж. Въ Чертзи, благородный лордъ?

   ГЛОСТ. Нѣтъ, въ Вайтъ-фріэрсъ; тамъ и подождите меня. (Вся процессія съ гробомъ удаляется.) Кто жь добивался когда-нибудь любви женщины въ такомъ положеніи? кто жь пріобрѣталъ когда-нибудь любовь женщины въ такомъ положеніи? Она будетъ моей, будетъ, но не надолго.— Какъ! я, убійца мужа, отца, поддѣлываюсь къ ней въ самомъ разгарѣ ея ненависти, когда уста дышатъ проклятіями, глава полны слезъ, и подлѣ кровавая причина ненависти, — когда и Богъ, и совѣсть, и все противъ меня, — когда никто не поддерживаетъ моихъ исканій, кромѣ дьявола и лицемѣрныхъ взоровъ, — и я покоряю ее, цѣлый міръ — ничѣмъ! Неужели она успѣла ужь забыть прекраснаго принца Эдуарда, мужа своего, котораго, какіе-нибудь три мѣсяца назадъ, закололъ я въ дикомъ бѣшенствѣ, при Тьюксбёри? Болѣе красиваго и любезнаго джентльмена — созданнаго природой въ припадкѣ расточительности, храбраго, умнаго и такъ царственнаго, — пространный міръ этотъ не представитъ уже; и она унизила свои взоры до меня, подрѣзавшаго золотую весну этого дивнаго юноши, сдѣлавшаго ее жалкой вдовицей, — до меня, котораго все цѣлое не сравнится и съ половиной Эдуарда, — до меня, хромаго, такъ уродливаго! Закладую мое герцогство противъ нищенской полушки, до сихъ поръ я ошибался въ себѣ; клянусь жизнію, она непремѣнно видитъ во мнѣ — хоть самъ-то и не вижу — удивительнѣйшаго красавца. Похлопочу же о зеркалѣ, заставлю дюжину или двѣ портныхъ придумывать наряды для украшенія моего тѣла. Помирившись съ соей личностью, какъ не поиздержаться да себя. Но прежде упрячемъ этого молодца въ могилу, и за тѣмъ возвратимся, въ слезахъ, къ нашей голубкѣ.— Свѣти же, свѣтлое солнце, чтобы я могъ любоваться хоть моей тѣнью, пока не купилъ зеркала.

(Уходить.)

  

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

Входятъ Королева Елизавета, Лордъ Риверсъ и Лордъ Грей.

   РИВЕР. Успокойтесь, королева; повѣрьте, здоровье его величества возвратится въ самомъ скоромъ времени.

   ГРЕЙ. Ваше безпокойство только разстроиваетъ его; ради самаго Бога, не унывайте, ободрите его величество веселымъ лицомъ, радостной рѣчью.

   К. ЕЛ. Умретъ онъ — что со мной будетъ?

   ГРЕЙ. Я не предвижу ничего, кромѣ грусти o потерѣ такого супруга.

   К. ЕЛ. Въ потерѣ такого супруга совмѣщаются всѣ несчастія.

   ГРЕЙ. Въ утѣшеніе, небо даровало вамъ прекраснѣйшаго сына.

   К. ЕЛ. Но мой сынъ такъ еще молодъ; до совершеннолѣтія онъ будетъ подъ опекой Глостера, а Глостеръ не любитъ меня — да и никого изъ васъ.

   РИВЕР. Но развѣ рѣшено, что онъ будетъ протекторомъ?

   К. ЕЛ. Если и не рѣшено, такъ предположено; и онъ будетъ имъ непремѣнно, если король умретъ.

Входятъ Бокингэмъ и Стэнли.

   ГРЕЙ. Вотъ идутъ лорды Бокингэмъ и Стэнли.

   БОКИН. Добраго дня нашей царственной королевѣ.

   СТЭН. Господь да возвратитъ вашему величеству прежнюю радость.

   К. ЕЛ. Графиня Ричмондъ едва ли скажетъ аминь на вашу молитву, любезный лордъ Стэнли. Несмотря однакожъ на то, что она ваша жена и не любитъ меня, будьте увѣрены, добрый лордъ, я не питаю къ вамъ ни малѣйшей вражды за ея невыносимыя дерзости.

   СТЭН. Прошу ваше величество, не вѣрить наговорахъ ея лживыхъ обвинителей; если же нѣкоторыя изъ обвиненій и справедливы — быть снисходительной къ ея слабостямъ, источникъ которыхъ, полагаю, нисколько не закоснѣлая злоба, а болѣзненная раздражительность.

   К. ЕЛ. Видѣли вы нынче короля, лордъ Стэнли?

   СТЭН. Мы съ лордомъ Бокингамъ сейчасъ отъ его величества.

   К. ЕЛ. Подаетъ онъ какую надежду на выздоровленье?

   БОКИН. Большую, королева; онъ разговариваетъ такъ весело.

   К. ЕЛ. О, дай-то Боже, чтобъ онъ выздоровѣлъ! Вы имѣли съ нимъ совѣщаніе?

   БОКИН. Да; онъ желаетъ примирить герцога Глостеръ съ вашими братьями, а ихъ съ лордомъ камергеромъ — послалъ за ними.

   К. ЕЛ. Какъ бы я желала, чтобъ все уладилось! — Но не будетъ этого никогда. Боюсь — наше счастіе дошло ужь до крайней степени.

Входятъ Глостеръ, Гастингсъ и Дорзетъ.

   ГЛОСТ. Они оскорбляютъ меня, и я не намѣренъ сносить это.— Кто же безпрестанно жалуется королю на мою непріязненность, на мою нелюбовь? Клянусь святымъ Павломъ, не любитъ тотъ его величества, кто наполняетъ уши его такими возмутительными сплетнями. Не хочу льстить, сладкоглагольствовать, улыбаться всякому, лицемѣрить, надувать французской привѣтливостью и обезьянской вѣжливостью — ну и закоснѣлый врагъ всѣхъ и каждаго. Неужели прямой, безыскусственный человѣкъ не можетъ жить безъ злыхъ замысловъ, безъ того, чтобъ хитрые, льстивые, вкрадчивые Джэки {Презрительное названіе простолюдина, человѣка самаго низкаго происхожденія.} не перетолковали каждаго изъ его дѣйствій?

   ГРЕЙ. Къ кому же изъ присутствующихъ здѣсь относятся слова вашей свѣтлости?

   ГЛОСТ. Къ тебѣ, чуждому и чести и благородства. Когда оскорблялъ я тебя? когда притѣснялъ тебя? — или тебя? — или тебя? — или кого-нибудь изъ вашихъ? Проклятіе всѣмъ вамъ! Вашими вздорными жалобами вы не даете ни минуты покоя нашему королю, которому я желаю добра болѣе всѣхъ васъ.

   К. ЕЛ. Вы ошибаетесь, братъ Глостеръ. Замѣтивъ, вѣроятно, вашу ненависть къ моимъ дѣтямъ, братьямъ и ко мнѣ, — ненависть, которая, несмотря на все стараніе скрывать ее, обнаруживается во всѣхъ вашихъ дѣйствіяхъ, — король послалъ за вами не по чьей-нибудь просьбѣ, а по собственному царственному желанію, чтобъ узнать причину этой непріязненности.

   ГЛОСТ. Не знаю, — свѣтъ до того исказился, что даже крапивники хищничаютъ тамъ, гдѣ и орлы присѣсть не смѣютъ. Съ тѣхъ поръ, какъ каждый Джэкъ дѣлается благороднымъ, сколько благородныхъ сдѣлались Джэками?

   К. ЕЛ. Полноте, полноте, мы понимаемъ васъ, братъ Глостеръ; вы завидуете моему возвышенію, возвышенію друзей моихъ. Дай Богъ, чтобъ намъ никогда не привелось нуждаться въ васъ!

   ГЛОСТ. А между тѣмъ Богу угодно, чтобъ мы нуждались въ васъ. Вашими происками, братъ нашъ заключенъ, я самъ въ немилости, дворянствомъ пренебрегаютъ, тогда какъ почести и милости расточаются на облагороженіе людей, которые, дня два тому назадъ, не стоили и нобля.

   К. ЕЛ. Клянусь тѣмъ, кому было угодно вознести меня изъ моей счастливой доли на эту безпокойную высоту — никогда не возбуждала я его величества противъ герцога Кларенса; напротивъ, всегда была ревностной его заступницей. Вы жестоко оскорбляете меня такимъ гнуснымъ подозрѣніемъ.

   ГЛОСТ. Вы можете, пожалуй, отпереться и отъ того, что были причиной недавняго заключенія лорда Гастингса.

   РИВЕР. Можетъ лордъ; потому что —

   ГЛОСТ. Можетъ, лордъ Риверсъ, — кто жь не знаетъ этого? Она можетъ и болѣе, чѣмъ отпереться отъ этого — можетъ выхлопотать вамъ много милостей, и потомъ отпереться отъ своего ходатайства, приписавъ все это вашимъ чрезвычайнымъ заслугамъ. Чего не можетъ она? Можетъ даже — ну, конечно, можетъ —

   РИВЕР. Что же она еще можетъ?

   ГЛОСТ. Что она еще можетъ? Выйдти еще разъ за короля, и за молодаго, красиваго. Выборъ вашей бабушки, если не ошибаюсь, былъ не такъ удаченъ.

   К. ЕЛ. Лордъ Глостеръ, слишкомъ долго сносила я ваши грубые намеки, ваши колкія насмѣшки; клянусь небомъ, я передамъ его величеству дерзкія оскорбленія, которымъ подвергалась такъ часто. Лучше быть простой крестьянской работницей, чѣмъ королевой и жертвой такихъ укоровъ, обидъ, преслѣдованій. Не много радостей принесла мнѣ корона Англіи.

Входить Королева Маргарита и останавливается въ глубинѣ сцены.

   К. МАР. (Въ сторону). О, молю, Господи, уменьши еще и это немногое! Мнѣ принадлежатъ и величіе, и санъ, и престолъ ея!

   ГЛОСТ. И вы грозите мнѣ жалобами королю? Жалуйтесь, не щадите меня; все что я говорилъ, я скажу и королю. Я не испугаюсь Товера. Довольно молчалъ я; услуги мои забыты.

   К. МАР. (Въ сторону). Нѣтъ, демонъ! онѣ слишкомъ мнѣ памятны! Ты убилъ Генриха, моего супруга, въ Товерѣ; моего сына Эдуарда — при Тьюксбёри.

   ГЛОСТ. Прежде чѣмъ вы сдѣлались королевой, а вашъ мужъ королемъ, я былъ его вьючной лошадью, истребителемъ его надменныхъ враговъ, ревностнымъ ходатаемъ друзей его; чтобъ сдѣлать кровь его царственной, я проливалъ свою.

   К. МАР. (Въ сторону). И много еще лучшей, чѣмъ его и твоя.

   ГЛОСТ. Во все это время, вы и вашъ мужъ Грей были на сторонѣ Лэнкэстера, точно такъ же, какъ и Риверсъ. Развѣ вашъ мужъ убитъ не при Сентмальбанѣ, не въ рядахъ Маргариты? Забыли, такъ я напомню вамъ, что вы были прежде и что теперь, и то что я былъ и что теперь.

   К. МАР. (Въ сторону). Былъ убійцей, и теперь все тотъ же гнусный убійца.

   ГЛОСТ. Бѣдный Кларенсъ оставилъ своего тестя Варвика, измѣнилъ клятвѣ — да проститъ ему это Всевышній!

   К. МАР. (Въ сторону). Да покараетъ его за это Всевышній!

   ГЛОСТ. Принялъ сторону Эдуарда, чтобъ добыть ему корону — и вотъ, за все это, бѣдный заключенъ. Клянусь, желалъ бы, чтобъ мое сердце было кремнемъ, какъ Эдуардово, или, чтобъ Эдуардово было такъ нѣжно, такъ сострадательно, какъ мое; слишкомъ ребячески глупъ для этого міра.

   К. МАР. (Въ сторону). Такъ убирайся жь въ адъ, гнусный демонъ! тамъ твое царство.

   РИВЕР. Лордъ Глостеръ, въ то смутное время, о которомъ вы упомянули, чтобъ представить насъ врагами вамъ, мы были вѣрны нашему законному королю; мы будемъ такъ же вѣрны и вамъ, если будете королемъ нашимъ.

   ГЛОСТ. Если буду?— скорѣй соглашусь быть разнощикомъ. Мнѣ противна даже и мысль объ этомъ.

   К. ЕЛ. Вотъ видите ли, лордъ, какъ мало радостей предполагаете вы найти, сдѣлавшись королемъ этой страны, такъ мало нашла ихъ и я, бывши королевой этого государства.

   К. МАР. (Въ сторону). Да, мало нашла радостей королева этого государства, потому что эта королева я — а я безрадостна. Не могу долѣе выдерживать. (Выходя впередъ.) Выслушайте меня, пираты, враждующіе изъ-за добычи у меня же награбленной! Кто изъ васъ въ состояніи взглянуть на меня безъ трепета? Не преклоняясь предо мной, какъ подданные, вы, какъ бунтовщики, трепещете королевы, вами же низвергнутой. Не отворачивайся, благородный извергъ!

   ГЛОСТ. Что тебѣ надо, гнусная, сморщенная вѣдьма?

   К. МАР. Только вычислить тебѣ твои гнусности; и я не отстану отъ тебя, пока не перечту ихъ всѣ.

   ГЛОСТ. Ты изгнана подъ опасеніемъ смертной казни.

   К. МАР. Да; но изгнаніе для меня мучительнѣе смерти, которая ждетъ меня, если останусь здѣсь. Ты долженъ возвратить мнѣ мужа и сына; ты задолжала мнѣ королевствомъ, а вы всѣ — подданствомъ. Всѣ мои скорби слѣдуютъ вамъ, а всѣ ваши радости — мнѣ.

   ГЛОСТ. Проклятія моего благороднаго отца, когда ты увѣнчала его воинственное чело бумажной короной, когда ты выжала своими насмѣшками рѣки слезъ и, чтобъ осушить ихъ, подала тряпку, напоенную невинной кровью Рютлэнда, — всѣ проклятія, вырвавшіяся тогда изъ глубины его растерзанной души, отяготѣли теперь надъ головой твоей, и не мы, а Bceмогущій наказалъ тебя на твое безчеловѣчіе.

   К. ЕЛ. Правосудный, онъ караетъ за кровь неповинную.

   ГАСТ. Убить ребенка — ужасное, неслыханное дѣло!

   РИВЕР. Закоснѣлые злодѣи рыдали, слушая разсказъ объ этомъ.

   ДОРЗ. Всѣ пророчили тебѣ тогда страшную кару.

   БОКИН. Норсомберлэндъ, бывшій при этомъ, не могъ удержать слезъ.

   К. МАР. Что же это? когда я вошла, вы всѣ рычали, были готовы схватить другъ друга за горла, и вдругъ — вся ваша ненависть обращается на меня. Неужели страшное проклятіе Іорка такъ сильно, что смерть Генриха, смерть моего милаго Эдуарда, потеря королевства, мое горестное изгнаніе — все это только наказанія за дряннаго мальчишку? Неужели проклятія могутъ проникать сквозь облака на самое небо? О такъ дайте же, черныя тучи, дорогу и моимъ страшнымъ проклятіямъ!— Да умретъ вашъ король не на полѣ битвы, а отъ пресыщенія, какъ умеръ нашъ отъ руки убійцы, чтобъ сдѣлать его королемъ! Твой сынъ Эдуардъ, теперешній принцъ Вельсскій, да умретъ, какъ мой сынъ Эдуардъ, бывшій принцъ Вэльсскій, въ ранней юности и такъ же насильственно. Ты сама — королева, какъ я бывшая королева, — да переживешь свое величіе, какъ я бѣдная! да даруетъ тебѣ Всевышній долгіе дни оплакивать гибель дѣтей, видѣть другую, какъ я тебя, украшенной всѣми твоими правами, какъ ты моими! да умретъ твое счастіе задолго до твоей смерти, и послѣ долгихъ, безконечныхъ страданій умри ни матерью, ни женой, ни королевой Англіи! Риверсъ, Дорзетъ и ты, лордъ Гастингсъ, вы видѣли, какъ пронзали моего сына кровавыми мечами — молю Всевышняго, чтобъ онъ не далъ вамъ дожить до старости, чтобъ пресѣкъ ваши дни преждевременно, нежданно!

   ГЛОСТ. Кончи свои заклинанія, старая, ненавистная вѣдьма.

   К. МАР. Забывъ тебя? нѣтъ, слушай, собака! Если небо имѣетъ въ запасѣ кару ужаснѣе всѣхъ, какія я только могу пожелать тебѣ — о, пусть же побережетъ ее до тѣхъ поръ, пока созрѣютъ всѣ грѣхи твои, и да разразится тогда всей своей яростью надъ тобой, губителемъ счастія въ этомъ бѣдномъ мірѣ! червь совѣсти безпрестанно да грызетъ твою душу! всю жизнь свою почитай друзей своихъ врагами, а жесточайшихъ враговъ — вѣрнѣйшими друзьями! сонъ да не смыкаетъ убійственныхъ глазъ твоихъ, а сомкнетъ — такъ развѣ только для того, чтобъ терзать тебя мучительными сновидѣніями, цѣлымъ адомъ страшныхъ демоновъ! Отмѣченный духомъ ада, недоношенный, взрывающій землю боровъ! укоръ природѣ, насмѣшка ада {Въ прежнихъ изданіяхъ: The slave of nature and the son of hell… По Колльеру: The stain of nature and the scorn of hell.} отъ самого рожденія! позоръ плодоносной утробы твоей матери! гнусное изчадіе чреслъ твоего отца! отребіе чести! страшилище —

   ГЛОСТ. Маргарита.

   К. МАР. Ричардъ!

   ГЛОСТ. Что?

   К. МАР. Я не звала тебя.

   ГЛОСТ. Такъ извини; я думалъ, что всѣ эти ужасныя названія относились ко мнѣ.

   К. МАР. Конечно, къ тебѣ; но я не требовала отзыва. Дай мнѣ заключить мое проклятіе.

   ГЛОСТ. Да я заключилъ ужь его именемъ Маргариты.

   К. ЕЛ. Противъ самой себя произнесла ты проклятіе.

   К. МАР. Бѣдная, намалеванная королева, пустой отблескъ моего счастія, для чего сыплешь ты сахаръ на раздутаго паука этого — на паука, который опутываетъ тебя своей убійственной тканью. Глупая, ты точишь ножъ на самое себя. Придетъ время, и ты будешь молить, чтобъ я помогла тебѣ проклинать эту ядовитую, горбатую жабу.

   ГАСТ. Лживая пророчица, кончи безумныя проклятія; не истощай, на свою же бѣду, нашего терпѣнія.

   К. МАР. Позоръ вамъ всѣмъ; вы давно ужь истощили мое.

   РИВЕР. Еслибъ съ тобой поступили, какъ ты заслуживаешь, ты не забылась бы до такой степени.

   К. МАР. Еслибъ со мной поступали, какъ должно, никто изъ васъ не забылъ бы своего долга; я была бы вашей королевой, а вы моими подданными. О, поступайте же со мной какъ должно! вспомните долгъ вашъ!

   ДОРЗ. Что толковать съ безумной.

   К. МАР. Молчите, господинъ маркизъ, вы слишкомъ дерзки; вашъ нововычеканенный санъ въ ходу такъ еще недавно. О, еслибъ ваша юная знатность могла понять, что значитъ потерять его, быть несчастну! Стоящему высоко, приходится выдерживать столько страшныхъ порывовъ вѣтра; падетъ — разобьется въ прахъ.

   ГЛОСТ. Дѣльное замѣчаніе; не пренебрегайте имъ, маркизъ.

   ДОРЗ. Лордъ, оно относится и къ вамъ точно такъ же, какъ ко мнѣ.

   ГЛОСТ. Ко мнѣ еще болѣе; но вѣдь я рожденъ на этой высотѣ, мы вьемъ гнѣзда на вершинахъ кедровъ, играемъ съ вѣтрами, смѣемся надъ солнцемъ —

   К. МАР. И затемняете солнце, — о, горе! горе! — доказательство мой сынъ, затемненный теперь мракомъ смерти; тучи твоей ярости облекли его свѣтлые, ослѣпительные лучи въ вѣчную ночь. Вы свили себѣ гнѣздо въ нашемъ гнѣздѣ. О, Боже! ты видишь все — не попускай же этого; пріобрѣли кровью, пусть и лишится кровью!

   БОКИН. Замолчи, замолчи! если не изъ любви христіянской, такъ изъ стыда покрайней мѣрѣ.

   К. МАР. Не требуйте отъ меня ни стыда, ни любви христіянской; вы поступили со мной безчеловѣчно, вы безстыдно умертвили всѣ мои надежды. Моя любовь — неистовство, жизнь — позоръ, и пусть же все бѣшенство моей скорби живетъ этимъ позоромъ!

   БОКИН. Кончи, кончи!

   К. МАР. О, благородный Бокингэмъ, цѣлую твою рушу и знакъ дружбы и союза съ тобой; благо тебѣ и твоему дому! Одежда твоя не забрызгана нашей кровью, и мой проклятія не касаются тебя.

   БОКИН. И никого изъ присутствующихъ здѣсь; проклятія никогда не переходятъ за уста ихъ изрекающія.

   К. МАР. Нѣтъ, я увѣрена, что они возносятся на небо и пробуждаютъ тихо-дремлющій міръ Господа. О, Бокингэмъ, берегись этой собаки; она ласкается, чтобъ укусить, а ядовитые зубы ея кусаютъ смертельно. Не имѣй съ нимъ ничего общаго, берегись его; онъ заклейменъ грѣхомъ, смертью и адомъ, и ему покорны всѣ ихъ служители.

   ГЛОСТ. Что говоритъ она, лордъ Бокингемъ.

   БОКИН. Ничего такого, что бы я могъ принять въ уваженіе, благородный лордъ.

   К. МАР. Какъ! и ты, за добрый совѣтъ мой, насмѣхаешься надо мной? льстишь демону, отъ котораго предостерегала тебя? О, припомни же это, когда онъ растерзаетъ твое сердце скорбью, и сознайся тогда, что бѣдная Маргарита была пророчицей.— Да будетъ же каждый изъ васъ жертвой его ненависть, онъ — вашей, а всѣ вы — кары Господней! (Уходитъ.)

   ГАСТ. У меня волосы становятся дыбомъ отъ ея проклятій.

   РИВЕР. И у меня; удивляюсь, какъ позволяютъ ей ходить на свободѣ.

   ГЛОСТ. Я не виню ее; клянусь Богоматерью — она тамъ много испытала горя — каюсь во всемъ, которое съ своей стороны, причинилъ ей.

   К. ЕЛ. Я никакого зла ей не сдѣлала.

   ГЛОСТ. Да, но вы пользуетесь всѣми выгодами ея несчастье. Я слишкомъ пылко упрочивалъ счастіе человѣка, который вспоминаетъ теперь объ этомъ слишкомъ холодно. Вотъ Кларенсъ — онъ превосходно вознагражденъ: заперли, за его старанія, въ хлѣвъ, да и откармливаютъ; да проститъ, Господь виновниковъ этого!

   РИВЕР. Молить за сдѣланныхъ намъ зло — черта благородная, христіянская.

   ГЛОСТ. Одумавшись, я всегда это дѣлаю. (Про себя.) Проклинай я теперь — я проклиналъ бы самого себя.

Входитъ Кэтзби.

   КЭТЗБ. Королева, его величество требуетъ васъ къ себѣ; и васъ, герцогъ, — и васъ, благородные лорды.

   К. ЕЛ. Иду, Кзтзби.— Вы со мной, лорды?

   РИВЕР. Съ вами. (Уходятъ всѣ, кромѣ Глостера.)

   ГЛОСТ. Я дѣлаю зло, и первый вопію противъ него. Мной же скрытно придуманную пакость я сваливаю тяжкимъ бременемъ на другихъ. Передъ простаками, какъ Стэнли, Гастингсъ, Бокингэмъ, я плачу о Кларенсѣ, котораго самъ повергъ въ бездну мрака; увѣряю ихъ, что королева и ея родственники возстановили короля противъ герцога, брата моего; и они вѣрятъ, и побуждаютъ меня мстить Риверсу, Вогэну и Грею, а я, вздыхаю и говорю, что Богъ велитъ платить за зло добромъ. Такъ прикрываю я наготу моей злобы старыми обрывками, выкраденными изъ священнаго писанія, и кажусь имъ чуть не святымъ именно тогда, какъ разыгрываю черта.

Входятъ Два Убійцы.

   А! вотъ и палачи мои.— Ну что, храбрые, безстрашные друзья мои, готовы?

   1 УБ. Готовы, лордъ; мы зашли за пропускомъ, безъ котораго насъ не допустятъ къ нему.

   ГЛОСТ. Да, дѣйствительно; вотъ онъ. Кончите — явитесь въ Кросби. Кончайте только, господа, разомъ; будьте неумолимы, не слушайте его — вѣдь онъ краснорѣчивъ, можетъ растрогать васъ, если дадите волю говорить.

   1 УБ. Не заболтаемся, лордъ. Говоруны плохіе исполнители; будьте покойны, мы работаемъ не языкомъ, а руками.

   ГЛОСТ. Вѣрю, друзья. Тамъ, гдѣ глаза глупцовъ плачутъ слезами — ваши, я знаю, плачутъ жерновами. Скорѣй же за дѣло! Ступайте, ступайте.

   1 УБ. Не замедлимъ, благородный лордъ.

  

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Комната въ Товерѣ.

Входятъ Кларенсъ и Бракенбёри.

  

   БРАК. Что вы нынче такъ печальны, лордъ?

   КЛАР. Я провелъ мучительнѣйшую ночь, полную такихъ страшныхъ, чудовищныхъ сновидѣній, что, клянусь какъ христіянинъ, не согласился бы провести еще такую и за цѣлый міръ счастливыхъ дней; такъ она была ужасна.

   БРАК. Что же видѣлось вамъ, благородный лордъ? Разскажите.

   КЛАР. Мнѣ снилось, что я вырвался изъ Товера и бѣжалъ на кораблѣ въ Бургундію; со мной былъ братъ Глостеръ, и онъ выманилъ меня изъ каюты и палубу. Поглядывая на Англію, припоминая тысячи невзгодъ, испытанныхъ нами во время войнъ Іорка съ Лэнкэстеромъ, мы ходили по шаткимъ доскахъ палубы; вдругъ Глостеръ споткнулся, я хотѣлъ поддержать его, и онъ, падая, столкнулъ меня въ кипучія волны. О, Боже! какъ мучительно, казалось мнѣ, тонуть! какъ страшно шумѣла вода въ ушахъ моихъ! сколько страшныхъ картинъ смерти представилось глазамъ моимъ! Мнѣ видѣлись останки безчисленныхъ кораблекрушеній, тысячи труповъ пожираемыхъ рыбами, слитки золота, огромные якоря, кучи жемчуговъ, дорогихъ каменьевъ, безцѣнныхъ бриліянтовъ разбросанныхъ по дну. Нѣкоторые попали въ черепа и сверкали изъ очницъ, какъ бы смѣясь надъ глазами, нѣкогда тутъ бывшими, и любезничали съ тинистымъ дномъ, и издѣвались надъ костями вокругъ раскиданными.

   БРАК. И въ страшное предсмертное мгновеніе вы имѣли время разсмотрѣть всѣ эти тайны моря?

   КЛАР. Казалось имѣлъ, потому что много разъ душа рвалась изъ тѣла, а завистливая стихія все удерживала ее, ни позволяла ей вырваться, улетѣть въ свободныя пространства безпредѣльнаго воздуха, душила ее въ сдавленной груди, готовой разорваться отъ усилій изрыгнуть ее въ море.

   БРАК. И вы не проснулись отъ этой ужасной тоски?

   КЛАР. Нѣтъ, сонъ продолжался и за смертью. Тутъ-то и началась ужаснѣйшая буря души моей. Мрачный, описанный поэтами перевощикъ переправилъ меня черезъ черный потокъ, въ царство вѣчной ночи. Мой тесть, славный Варвикъ, первый привѣтствовалъ здѣсь мою странническую душу; громко воскликнулъ онъ: «Какую же еще муку выдумаетъ это черное царство, для лживаго Кларенса за его вѣроломство?» и изчезъ. За нимъ пронеслась тѣнь ангельская, со свѣтлыми, обагренными кровью волосами, и громко воскликнула: «Кларенсъ здѣсь, — здѣсь, лживый, перемѣнчивый, клявопреступный Кларенсъ, убившій меня на Тьюксберискомъ полѣ. Схватите ж, терзайтесь жь его, фуріи!» Тутъ, цѣлый легіонъ ярыхъ демоновъ окружилъ меня; невыносимый вой ихъ раздался близъ самыхъ ушей моихъ, и я проснулся, дрожа всѣми членами. И долго еще и затѣмъ мнѣ все казалось, что я въ аду; такъ ужасно было впечатлѣніе этого сна.

   БРАК. И не удивительно, лордъ; и мнѣ стало страшно отъ одного уже разсказа.

   КЛАР. Ахъ, Бракенбёри, все въ чемъ обвиняетъ меня теперь совѣсть, все это сдѣлано мной для Эдуарда, я видишь ли, нимъ онъ награждаетъ меня! — О, Боже! если пламенныя молитвы мои не могутъ укротить гнѣва твоего — карай меня за грѣхи мои, но одного; пощади невинную жену и бѣдныхъ дѣтей моихъ! — Добрый стражъ мой, прошу, посади со мной; тяжко мнѣ — хотѣлось бы заснуть. (Садится.)

   БРАК. Я останусь съ вами, лордъ. Даруй вамъ Боже отрадное успокоеніе.— (Кларенсъ засыпаетъ.) Скорбь измѣняетъ и время и часы отдохновенія; дѣлаетъ ночь утромъ, полдень ночью. Что жь у великихъ міра сего, кромѣ титлъ, внѣшнихъ почестей, за внутреннія страданія? За призракъ, за неосязаемую мечту воображенія, они подвергаются часто цѣлому міру существенныхъ заботъ, и кромѣ внѣшняго величія, ничѣмъ не отличаются отъ простолюдиновъ.

Входятъ Два Убійцы.

   1 УБ. Эй, кто здѣсь есть?

   БРАК. Что надо тебѣ? и какъ вошелъ ты сюда?

   1 УБ. Надо поговорить съ Кларенсомъ, а вошелъ ногами.

   БРАК. Слишкомъ ужь коротко.

   2 УБ. Чѣмъ короче, тѣмъ лучше. Что тутъ долго разговаривать; покажи ему бумагу.

   БРАК. (Просмотрѣвъ бумагу). Мнѣ предписываютъ передать вамъ благороднаго герцога Кларенса. Не хочу быть вашимъ соумышленникомъ, и потому не спрашиваю, что это значитъ. Вотъ ключи; вонъ и герцогъ спитъ на стулѣ. Пойду, доложу его величеству, что сдалъ мою должность вамъ.

   1 УБ. И хорошо сдѣлаете, сэръ. Прощайте. (Бракенбёри уходитъ.)

   2 УБ. Что жь, убьемъ его соннаго?

   1 УБ. Нѣтъ; проснувшись, онъ, пожалуй, скажетъ еще, что мы убили его, какъ трусы.

   2 УБ. Да онъ не проснется до страшнаго суда.

   1 УБ. Такъ тогда скажетъ, что мы убили его соннаго.

   2 УБ. Слово страшный судъ пробудило однакожь во мнѣ что-то въ родѣ совѣсти.

   1 УБ. Что жь, боишься?

   2 УБ. Не убійства — на это мы уполномочены; а осужденія за убійство на вѣчныя муки, отъ чего не избавитъ никакое полномочіе.

   1 УБ. Я думалъ, что ты рѣшился.

   2 УБ. Да я и рѣшился оставить его въ живыхъ.

   1 УБ. Такъ я пойду къ Глостеру, и скажу ему объ этомъ.

   2 УБ. Нѣтъ, погоди; можетъ это сострадательное расположеніе {Въ прежнихъ изданіяхъ: this passionate humour… По экземпляру Колльера: this compassionate humour…} пройдетъ еще — обыкновенно оно проходило у меня прежде, чѣмъ перечтешь двадцать.

   1 УБ. Ну что, какъ теперь?

   2 УБ. Все есть еще немного дрожжей совѣсти.

   1 УБ. Вспомни о наградѣ.

   2 УБ. Смерть, смерть ему. Я и забылъ о наградѣ.

   1 УБ. Гдѣ жь теперь твоя совѣсть?

   2 УБ. Въ кошелькѣ Глостера.

   1 УБ. Смотри, чтобъ она не вылетѣла, когда онъ развяжетъ его, чтобъ наградить насъ.

   2 УБ. Пусть вылетаетъ; кто жь станетъ ее удерживать?

   1 УБ. Но если она воротится къ тебѣ?

   2 УБ. Не свяжусь ужь съ ней. Она преопасная вещь, дѣлаетъ человѣка трусомъ: не украдешь безъ того, чтобъ не обвинила, и не поклянешься безъ того, чтобъ не упрекнула, и не прильнешь къ женѣ сосѣда безъ того, чтобъ не выдала. Это какой-то стыдливый, безпрестанно краснѣющій демонъ, который только и знаетъ, что смущать человѣка. Она вѣчная во всемъ помѣха; однажды заставила меня даже возвратить кошелекъ, случайно попавшійся подъ руку; она дѣлаетъ нищимъ всякаго, кто съ ней свяжется, и ее выгоняютъ изъ всѣхъ городовъ и деревень, какъ вещь весьма опасную. Кто хочетъ жить хорошо — живи безъ нея, полагаясь только на себя.

   1 УБ. Чертъ возьми, а она такъ и вертится около меня, да все уговариваетъ не убивать герцога.

   2 УБ. Не слушай ее; надуваетъ, чтобъ только раздуть тебя вздохами.

   1 УБ. Ну, нѣтъ; я не такъ слабъ, чтобъ ей поддаться.

   2 УБ. Вотъ это сказано, какъ слѣдуетъ человѣку, который дорожитъ своей репутаціей. Приступимъ же къ дѣлу.

   1 УБ. Хвати хорошенько рукояткой меча по башкѣ; за тѣмъ мы ввалимъ его въ бочку съ мальвазіей, что стоитъ въ той комнатѣ.

   2 УБ. Славная выдумка! это будетъ совершенно новаго рода настойка.

   1 УБ. Тише, онъ просыпается.

   2 УБ. Валяй!

   1 УБ. Нѣтъ, поговоримъ прежде съ нимъ.

   КЛАР. Гдѣ ты, стражъ мой? дай мнѣ стаканъ вина.

   1 УБ. Лордъ, вы сейчасъ и съ головой будете въ винѣ.

   КЛАР. Кто ты?

   1 УБ. Человѣкъ, какъ и вы.

   КЛАР. Но не царственной крови, какъ я.

   1 УБ. И вы не вѣрноподданный, какъ мы.

   КЛАР. Твой голосъ грозенъ, но взоръ кротокъ.

   1 УБ. Голосъ — короля; взоръ же — мой собственный.

   КЛАР. Какъ темно и какъ страшно говоришь ты. Глаза ваши не предвѣщаютъ добра; что поблѣднѣли? Кто послалъ васъ сюда? зачѣмъ пришли вы?

   УБІЙЦЫ, За — за —

   КЛАР. Чтобъ умертвить меня?

   УБІЙЦЫ. Да.

   КЛАР. У васъ едва достало духу и высказать это; у васъ не достанетъ духу исполнять. Что сдѣлалъ я какъ, друзья мои?

   1 УБ. Намъ ничего, но королю —

   КЛАР. Онъ опять примирится со мной.

   2 УБ. Никогда, лордъ, и потому приготовьтесь умереть.

   КЛАР. И вы изъ цѣлаго человѣчества избраны на убійство невиннаго? Въ чемъ вина моя? гдѣ доказательства моего преступленія? кто присяжные, передавшіе неумолимому судьѣ свое страшное: виновенъ? кто произнесъ жестокій смертный приговоръ бѣдному Кларенсу? Беззаконно грозить мнѣ смертью, не обвинивъ меня законнымъ порядкомъ. Надеждой на искупленіе, драгоцѣнной кровью Спасителя, которую онъ пролилъ за тяжкіе грѣхи наши, заклинаю васъ, удалитесь, не налагайте на меня рукъ вашихъ; вы замыслили дѣло проклятое.

   1 УБ. Мы исполняемъ, что намъ приказано.

   2 УБ. А тотъ кто приказалъ — король нашъ.

   КЛАР. Безумный вассалъ! всемогущій царь царей начерталъ на одной изъ скрижалей своихъ: «не убей!» и ты, въ угоду человѣку, хочешь возстать противъ его заповѣди? Берегись; въ его десницѣ страшная кара, и онъ разразится ею надъ главой нарушителя его закона.

   2 УБ. И надъ твоей, клятвопреступникъ и убійца! Ты причастился святыхъ тайнъ и поклялся стоять за домъ Лэнкестера.

   1 УБ. И какъ богоотступникъ нарушилъ клятву, распоролъ измѣнническимъ мечемъ грудь сына твоего государя.

   2 УБ. Котораго клялся любить и защищать.

   1 УБ. И ты говоришь намъ о грозныхъ заповѣдяхъ Господа, когда самъ нарушилъ ихъ такъ страшно?

   КЛАР. О, Боже! для кого же свершилъ я это преступленіе? для Эдуарда, для моего брата. Нѣтъ, за это онъ не пошлетъ васъ умертвить меня; въ этомъ онъ такъ же виновенъ, какъ и я. Если же самому Господу угодно наказать меня — развѣ вы не знаете, что онъ можетъ наказать меня открыто. Предоставьте месть всемогущей рукѣ его; ему не нужно никакихъ тайныхъ, беззаконныхъ путей, чтобъ карать своихъ преступниковъ.

   1 УБ. Кто жь сдѣлалъ тебя кровожаднымъ палачемъ прекрасной, царственной отрасли Плантагенета?

   КЛАР. Любовь къ брату, дьяволъ и мое бѣшенство.

   1 УБ. Любовь къ твоему брату, нашъ долгъ и твои преступленія привели насъ сюда, чтобъ умертвить тебя.

   КЛАР. Если вы любите моего брата, ненависть ко мнѣ невозможна, вѣдь я его братъ и люблю его. Если васъ обольстила награда, ступайте къ брату Глостеру — онъ заплатитъ вамъ за сохраненіе моей жизни болѣе, чѣмъ Эдуардъ за вѣсть о моей смерти.

   2 УБ. Ошибаетесь; вашъ братъ Глостеръ ненавидитъ васъ.

   КЛАР. О, нѣтъ; онъ любитъ меня, онъ дорожитъ мной. Подите къ нему отъ моего имени.

   УБІЙЦЫ. Да мы пойдемъ къ нему и безъ вашей просьбы.

   КЛАР. Скажите ему, что царственный Іоркъ, отецъ нашъ, благословляя побѣдоносной рукой трехъ сыновей своихъ, заклиная насъ любить другъ друга, никакъ не предполагалъ и возможности такого разрыва. Напомните это Глостеру, и онъ заплачетъ.

   1 УБ. Жерновами, какъ училъ насъ.

   КЛАР. О, не клевещите на него; онъ нѣженъ.

   1 УБ. Какъ снѣгъ въ жатвенное время. Вы ошбаетесь въ немъ; онъ самъ послалъ насъ сюда, чтобъ умертвить васъ.

   КЛАР. Не можетъ быть; онъ плакалъ о моемъ несчастіи, обнималъ меня; рыдая, клялся стараться о моемъ освобожденіи.

   1 УБ. Онъ и освобождаетъ васъ отъ земной неволи, переселяя на небо.

   2 УБ. Лордъ, примиритесь съ Богомъ; вы должны умереть.

   КЛАР. Ты понимаешь, что мнѣ необходимо примириться съ Богомъ; какъ же въ отношеніи себя ты слѣпъ до такой степени, что хочешь враждовать съ нимъ, умертвивъ меня? Друзья мои, пославшіе васъ на это дѣло возненавидятъ васъ за это дѣло.

   2 УБ. Что жь намъ дѣлать?

   КЛАР. Раскайтесь, и спасите ваши души.

   1 УБ. Раскаянье трусость, бабья слабость!

   КЛАР. А нераскаянность — звѣрская, сатанинская закоснѣлость. И кто же изъ васъ, родившись, какъ я, принцемъ, и какъ я, лишившись свободы — не сталъ бы молить о жизни, когда бъ къ нему пришли такіе же, какъ вы, убійцы?— Другъ мой, въ твоихъ глазахъ я замѣчаю что-то похожее на состраданіе — о, если твои глаза не обманываютъ, прими мою сторону, моля за меня, какъ молилъ бы, еслибъ находился въ моемъ положеніи! Какой же нищій не сжалится надъ принцемъ, когда онъ нищитъ?

   2 УБ. Берегитесь, лордъ.

   1 УБ. (Пронзая его.) Вотъ же тебѣ! вотъ и еще! а если и этого мало еще, такъ я утоплю тебя въ мальвазіи. (Выноситъ трупъ.)

   2 УБ. Кровавое, звѣрское дѣло! О, какъ охотно омылъ бы я руки, подобно Пилату, отъ этого жестокаго, безчеловѣчнаго убійства!

1 Убійца возвращается.

   1 УБ. Что жь это значитъ, что ты не помогаешь мнѣ? клянусь, герцогъ узнаетъ о твоей нерадивости.

   2 УБ. Лучше еслибъ ему пришлось узнать, что я спасъ его брата. Возьми ты себѣ награду, и скажи ему что сказалъ я; я каюсь въ убійствѣ герцога. (Уходитъ.)

   1 УБ. А я нисколько; убирайся, трусъ! — Трупъ-то надо, однакожь, пока герцогъ не прикажетъ похоронить его, куда-нибудь припрятать. Получу награду — скроюсь и самъ; что мнѣ здѣсь дѣлать, когда все откроется.

  

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

Входятъ Король Эдуардъ, больной, поддерживаемый прислужниками; Королева Елизавета, Дорзетъ, Риверсъ, Гастингсъ, Бокингэмъ, Грей и другіе.

  

   К. ЭД. Наконецъ удалось таки мнѣ доброе это дѣло.— Храните, перы, дружественный союзъ этотъ. Каждый день жду я, что вотъ явятся посолъ отъ моего Искупителя для искупленія меня отсюда; зная, что всѣ, кого любилъ я, примирены, душа моя оставятъ тѣло покойнѣе. Риверсъ и Гастингсъ, подайте другъ другу руки; ни затаивайте ненависти, клянитесь любить другъ друга.

   РИВЕР. Клянусь небомъ, душа моя очистилась отъ враждебной ненависти; этимъ пожатіемъ скрѣпляю я союзъ любви непритворной.

   ГАСТ. Моимъ спасеніемъ клянусь въ томъ же.

   К. ЭД. Смотрите, не обманывайте короля вашего, чтобы всемогущій царь царей не наказалъ васъ за притворство, погубивъ другъ другомъ.

   ГАСТ. Да погибну я, если любовь моя не искренна.

   РИВЕР. И я, если не люблю Гастингса отъ всей души.

   К. ЭД. Королева, просьба эта относится также и къ тебѣ, и къ тебѣ, сынъ Дорзетъ, и къ вамъ, Бокингэмъ; вы всѣ враждовали другъ противъ друга. Жена, люби лорда Гастингса, дозволь ему поцѣловать твою руку; примірись съ нимъ искренно, безъ всякаго притворства.

   К. ЕЛ. Вотъ рука моя, Гастингсъ — клянусь и собственнымъ своимъ счастіемъ и счастіемъ всѣхъ коихъ, навсегда забываю я прежнюю вражду нашу.

   К. ЭД. Дорзетъ, обними его; — Гастингсъ, люби маркиза.

   ДОРЗ. (Обнимая Гастингса). Клянусь никогда не измѣнять этому обмѣну любви.

   ГАСТ. Точно въ томъ же клянусь и я.

   К. ЭД. Благородный Бокингэмъ, запечатлѣй и ты союзъ этотъ, прижавъ къ груди родственниковъ жены моей; осчастливьте меня вашимъ согласіемъ.

   БОКИН. (Обращаясь къ королевѣ). Если Бокингэмъ когда-нибудь возненавидитъ ваше величество, измѣнитъ долгу любви къ вамъ и ко всѣмъ вашимъ, да накажетъ его Господь ненавистью тѣхъ, которыхъ любовь для него дороже всего; и лучшій изъ друзей его, когда другъ будетъ ему всего нужнѣе, да окажется подлѣйшимъ, гнуснѣйшимъ, отвратительнѣйшимъ измѣнникомъ. Такъ да накажетъ меня Господь, если когда-нибудь охладѣетъ любовь моя къ вамъ и къ вашимъ! (Обнимаетъ Риверса и прочихъ.)

   К. ЭД. Благородный Бокингэмъ, клятва твоя — отрадный бальзамъ для моего больнаго сердца. Теперь недостаетъ годы ко брата Глостера, чтобъ увѣнчать это благодатное примиреніе.

   БОКИН. Да вотъ и благородный герцогъ.

Входитъ Глостеръ.

   ГЛОСТ. Добраго утра и всякаго счастія моему королю, и вамъ, королева, и вамъ, благородные перы.

   К. ЭД. Мы и такъ необыкновенно нынче счастливы. Мы сдѣлали доброе дѣло, Глостеръ; обратили ненависть въ любовь, примирили нашихъ, такъ жестоко враждовавшихъ перовъ.

   ГЛОСТ. Благодатное это дѣло, мой повелитель. Я самъ — если въ этомъ благородномъ собраніи есть кто-нибудь, по лживымъ навѣтамъ, по несправедливому подозрѣнію, почитающій меня врагомъ своимъ, или даже и дѣйствительно какъ-нибудь, неумышленно, въ припадкѣ бѣшенства, оскорбленный много, — я самъ, душевно желалъ бы примириться съ нимъ. Вражда — смерть для меня; я ненавижу ее, жажду любви всѣхъ добрыхъ. И потому прошу объ этомъ во первыхъ васъ, королева, и любовь вашу я заслужу моей искреннею преданностью; васъ, мой благородный братъ Бокингэмъ, если между нами существовала хоть малѣйшая непріязненность; васъ, лорды Риверсъ и Дорзетъ, такъ несправедливо меня ненавидѣвшихъ; васъ, лорды Вудвиль и Скэльзъ {Стихъ: Of уоu, lord Woodville, and lord Seales of you; — въ прежнихъ изданіяхъ пропущенъ.}; васъ, герцоги, графы, лорды, джентльмены — всѣхъ, рѣшительно всѣхъ. Во всей Англіи, я не знаю человѣка, къ которому въ моемъ сердцѣ было бы хоть на волосокъ болѣе непріязненности, чѣмъ къ ребенку, который вчера только родился; и я благодарю Всевышняго за мое смиреніе.

   К. ЕЛ. Да будетъ этотъ день навсегда днемъ празднества, и да кончатся имъ всѣ раздоры. Возврати же, мой повелитель, твою милость къ брату Кларенсу.

   ГЛОСТ. Какъ, королева? неужели я предложилъ мою любовь для того, чтобъ надо мной издѣвались даже въ этомъ царственномъ собраніи? Кто же не знаетъ, что благородный герцогъ умеръ? {Всѣ изумляются.) Безбожно смѣяться надъ трупомъ его.

   К. ЭД. Кто же не знаетъ, что онъ умеръ! кто же знаетъ, что онъ умеръ?

   К. ЕЛ. О, Боже всевидящій, какъ ужасенъ міръ этотъ! ,

   БОКИН. Лордъ Дорзетъ, неужели и я такъ же блѣденъ, какъ всѣ?

   ДОРЗ. Такъ же, добрый лордъ; нѣтъ здѣсь лица, съ котораго не сбѣжала бы краска.

   К. ЭД. Кларенсъ умеръ? но я отмѣнилъ мое повелѣніе.

   ГЛОСТ. Бѣдный умеръ по вашему первому повелѣнію, отправленному съ крылатымъ Меркуріемъ; со вторымъ же тащился, вѣроятно, какой-нибудь калѣка, и притащился на погребеніе. Дай Богъ, чтобъ другіе менѣе благородные, менѣе вѣрные, ближайшіе по кровожадности, а не по крови — не заслуживали еще худшаго, чѣмъ бѣдный Кларенсъ, хоть и не возбуждаютъ теперь никакого подозрѣнія.

Входить Стэнли.

   СТЭНЛ. Милости, государь, милости за всю мою службу! (Становится на колѣни.)

   К. ЭД. Прошу, оставь меня въ покоѣ! сердце мое полно скорби.

   СТЭНЛ. Не встану, пока не выслушаете меня.

   К. ЭД. Такъ говори жь скорѣй въ чемъ просьба твоя.

   СТЭНЛ. Молю простить, даровать жизнь моему служителю, сейчасъ убившему одного буйнаго джентльмена изъ свиты герцога Норфолькъ.

   К. ЭД. Мой языкъ произнесъ смерть моему брату, и этотъ же языкъ произнесетъ прощеніе рабу? Мой братъ никого не убилъ, его преступленіе было мысленное, и онъ казненъ жестокой смертью. Просилъ ли кто за него? склонилъ ли колѣна передо мной, разъяреннымъ, умоляя одуматься? Говорилъ ли кто о братствѣ, о любви? намекнулъ ли, что бѣдный отрекся отъ могущественнаго Варвика и сражался за меня? напомнилъ ли, какъ при Тьюксбери, когда Оксфордъ повергъ меня на землю, онъ выручилъ меня, воскликнувъ: «живи братъ и будь королемъ»? Припомнилъ ли мнѣ кто, какъ онъ — когда мы оба лежали на полѣ полузамерзшіе — укрывалъ меня своей одеждой, подвергалъ себя, полуобнаженнаго, оцѣпеняющему холоду ночи? Скотское бѣшенство вырвало все это изъ моей безсовѣстной памяти, и никто изъ васъ не былъ такъ добръ, чтобъ все это напомнить мнѣ. Пьяный конюхъ, ничтожный служитель вашъ сдѣлалъ убійство, уничтожилъ подобіе Господа, и вы, на колѣняхъ, молите о прощеніи; и я долженъ исполнить неправедную вашу просьбу. За брата же моего никто не хотѣлъ говорить — ни даже я самъ, неблагодарный, не замолвилъ ни слова за него, бѣднаго! При жизни своей онъ обязывалъ даже я надменнѣйшаго изъ васъ, и ни одинъ изъ васъ на вступился за жизнь его! — О, Господи, боюсь, твое правосудіе накажетъ за это и меня и васъ, и моихъ я вашихъ! — Пойдемъ, Гастингсъ, проводи меня въ мой кабинетъ.— О, бѣдный, бѣдный, Кларенсъ! (Уходитъ; за нимъ Королева, Риверсъ, Дорзетъ и Грей.)

   ГЛОСТ. Вотъ плоды опрометчивости.— Видѣли, какъ поблѣднѣли преступные родственники королевы, когда услышали о смерти Клареиса? Вѣдь они-то постоянно и возстановляли короля противъ него. Господь накажетъ ихъ. Пойдемте, лорды; постараемся успокоить Эдуарда.

   БОКИН. Идемте, лордъ.

  

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Входятъ Герцогиня Іоркъ съ Сыномъ и Дочерью Кларенса.

   СЫНЪ. Скажи, бабушка, умеръ папенька?

   ГЕРЦ. Нѣтъ, дитя мое.

   ДОЧЬ. Зачѣмъ же ты все плачешь, бьешь себя въ грудь, кричишь: «О, Кларенсъ, несчастный сынъ мой!».

   СЫНЪ. Зачѣмъ же качаешь головой, когда глядишь на насъ? называешь сиротами, бѣдными, безпомощными — если папенька живъ?

   ГЕРЦ. Милыя дѣти, вы ошибаетесь; болѣзнь короля заставляетъ меня плакать, боязнь потерять его сокрушаетъ меня, а не смерть вашего отца. Скорбь объ утраченномъ безполезна.

   СЫНЪ. Вотъ ты, бабушка, и проговорилась что онъ умеръ. Это все дядя-король надѣлалъ. Богъ накажетъ его за это, и я буду молить Бога, чтобъ онъ наказалъ его.

   ДОЧЬ. И я.

   ГЕРЦ. Перестаньте, перестаньте, дѣти! король любитъ васъ. Вы такъ еще просты и невинны, что никакъ не можете догадаться, кто виновникъ смерти вашего отца.

   СЫНЪ. Нѣтъ, бабушка, можемъ; добрый дядя Глостеръ, говорилъ мнѣ, что королева научила короля посадить папеньку въ тюрьму. И когда онъ говорилъ это — онъ плакалъ и жалѣлъ обо мнѣ, и цѣловалъ меня, просилъ меня надѣяться на него, какъ на папеньку; говорилъ, что будетъ любить меня, какъ своего сына.

   ГЕРЦ. И коварство можетъ принимать такую прекрасную наружность, прикрывать свою гнусность маской добродѣтели? Онъ сынъ мой, и позоръ мой; но не изъ моей груди высосалъ онъ это коварство.

   СЫНЪ. Такъ ты, бабушка, думаешь, что дядя притворяется?

   ГЕРЦ. Да, дитя мое.

   СЫНЪ. Не можетъ быть.— Слышишь, какой шумъ?

Вбѣгаетъ Королева Елизавета въ отчаяніи. За ней Риверсъ и Дорзетъ.

   К. ЕЛ. О, кто же теперь осмѣлится сказать мнѣ, чтобъ я не плакала, не стенала, не проклинала моей участи, не мучила себя? Соединюсь противъ души моей съ чернымъ отчаяніемъ, сдѣлаюсь врагомъ самой себѣ!

   ГЕРЦ. Къ чему эта сцена непристойной горячности?

   К. ЕЛ. Для цѣлаго дѣйствія трагическаго горя. Эдуардъ, супругъ мой, твой сынъ, нашъ король — умеръ! Зачѣмъ же зеленѣютъ вѣтви, когда корень пропалъ? что жь не вянутъ листья, лишенные сока? — Хотите жить — стенайте; хотите умереть — не медлите жь, чтобъ ваши быстрокрылыя души могли догнать душу короля, могли слѣдовать за ней, какъ покорные подданные въ ея новое царство — въ царство вѣчнаго свѣта {Въ прежнихъ изданіяхъ: of ту’erchanging night… По Колльеру: of ne’erchanging light…}.

   ГЕРЦ. Ахъ! и въ твоей скорби я такая же дольщица, какой была въ правахъ на твоего благороднаго мужа. Оплакавъ смерть достойнаго супруга, я жила только созерцаніемъ его подобій; и вотъ, два зеркала его царственннаго образа разбиты злобной смертью, и въ утѣшеніе мнѣ осталось только одно лживое и оно терзаетъ меня, потому что вижу въ немъ позоръ мой. Ты вдова, но вмѣстѣ съ тѣмъ и мать, у тебя есть еще утѣшеніе въ дѣтяхъ; а я — смерть вырвала и супруга изъ моихъ объятій, вырвала изъ слабыхъ рукъ и оба костыля: и Кларенса, и Эдуарда. О, твоя скорбь, только половина моей; я имѣю причину плакать болѣе тебя, заглушать твои стенанія своими.

   СЫНЪ. Ты, тётя, не плакала о смерти папеньки, и мы не поможемъ тебѣ нашими слезами.

   ДОЧЬ. Ты не стенала о нашемъ сиротскомъ несчастіи, не оплачемъ и мы твоего вдовьяго горя.

   К. ЕЛ. На плачь и стоны не нужно мнѣ помощниковъ; я не такъ безплодна, чтобъ не могла разродиться стенаніями. Всѣ источники возвращаютъ воды свои къ моимъ глазамъ; управляемая дождливымъ мѣсяцемъ, я могу затопить цѣлый міръ рѣками слезъ о моемъ супругѣ, о моемъ безцѣнномъ Эдуардѣ!

   ДѢТИ. О нашемъ отцѣ, нашемъ безцѣнномъ Кларенсѣ!

   ГЕРЦ. И о томъ и о другомъ! они оба дѣти мои — и Эдуардъ, и Кларенсъ.

   К. ЕЛ. Кто жь, кромѣ Эдуарда, былъ мнѣ опорой? и я лишилась его!

   ДѢТИ. Кто жь, кромѣ Кларенса, былъ намъ опорой? и мы лишились его!

   ГЕРЦ. Кто жь, кромѣ ихъ, былъ мнѣ опорой? и я лишилась ихъ!

   К. ЕЛ. Никогда вдова не испытывала потери ужаснѣе!

   ДѢТИ. Никогда сироты не испытывали потери ужаснѣе!

   ГЕРЦ. Никогда мать не испытывала потери ужаснѣе! Увы! я мать всѣхъ этихъ скорбей. Ихъ скорби частныя, моя — общая. Она рыдаетъ объ Эдуардѣ, и я также; я рыдаю о Кларенсѣ, она — нѣтъ; малютки эти рыдаютъ о Кларенсѣ, и я также; и рыдаю объ Эдуардѣ, они — нѣтъ! — О, вы плачьте всѣ ваши слезы о мнѣ, трижды несчастной; я кормилица вашей грусти, я утолю ее моими стенаніями.

   ДОРЗ. Успокойтесь, любезная матушка! вы гнѣвите Господа, возставая съ такимъ ожесточеніемъ противъ его предопредѣленія. И въ обыкновенныхъ мірскихъ дѣлахъ неохотное, ропотное возвращеніе займа тому, кто обязалъ насъ имъ съ радушной готовностью — называется неблагодарностью; еще неблагодарнѣе возставать противъ неба, за то, что оно потребовало назадъ царственный заемъ, которымъ ссудило васъ.

   РИВЕР. Вспомните, королева, какъ заботливая мать, о молодомъ принцѣ, вашемъ сынѣ; пошлите сейчасъ же за нимъ, и пусть коронуютъ его. Въ немъ живетъ для васъ утѣшеніе. Схороните отчаянную скорбь въ могилу усопшаго Эдуарда, и возведите вашу радость на тронъ живаго.

Входятъ Глостеръ, Бокингэмъ, Стэнли, Гастингсъ, Рэтклифъ и другіе.

   ГЛОСТ. Успокойся, сестра, мы всѣ имѣемъ причину оплакивать затмѣніе свѣтлой звѣзды нашей; но стенаніями никто не излѣчивалъ еще скорби своей.— Ахъ, извините, матушка, я и не замѣтилъ вашего величества. Смиренно, на колѣняхъ, прошу вашего благословенія. (Становится на колѣни.)

   ГЕРЦ. Господь да благословитъ тебя, и да вдохнетъ въ грудь твою кротость, любовь, милосердіе, покорность и вѣрность долгу.

   ГЛОСТ. Аминь. (Про себя.) Странно, что ея высочество, опустила: «и да даруетъ смерть въ преклонныхъ лѣтахъ» — самое обыкновенное заключеніе всѣхъ материнскихъ благословеній.

   БОКИН. Глубоко огорченные принцы и перы, одно и тоже горе отяжелѣло надъ всѣми нами, утѣшимъ же другъ друга взаимной любовью. Смерть короля уничтожила нашу жатву; но въ его сынѣ зрѣетъ для насъ другая. Такъ еще недавно сложенный, соединенный и перевязанный переломъ застарѣлой ненависти вашихъ страшно враждовавшихъ сердецъ, вы должны беречь, щадить, заращивать теперь болѣе, чѣмъ когда-нибудь. Для этого, я думаю, всего лучше взять, нисколько не откладывая, юнаго короля изъ Людлова и перевезти сюда, въ Лондонъ, съ небольшой свитой для коронованія.

   РИВЕР. Зачѣмъ же съ небольшой, лордъ Бокингэмъ?

   БОКИН. За тѣмъ, лордъ, чтобъ многочисленной не разбередить только что залѣченную рану вражды — что такъ опасно, потому что государство юно еще и не устроено, что въ немъ каждый конь самъ управляетъ своими вожжами, можетъ бѣжать куда угодно. Я полагаю необходимымъ устранить и всякое опасеніе зла точно такъ же, какъ самое зло.

   ГЛОСТ. Но вѣдь король примирилъ насъ всѣхъ; я, по крайней мѣрѣ, мирился и искренно и навсегда.

   РИВЕР. Точно такъ и я, надѣюсь и всѣ; но такъ какъ союзъ этотъ, въ самомъ дѣлѣ, слишкомъ еще юнъ — зачѣмъ же подвергать его даже и кажущейся опасности разрыва, очень возможнаго при многочисленной свитѣ. Поэтому и я, согласно съ благороднымъ Бокингэмомъ, полагаю лучшимъ отправить за принцемъ немногихъ.

   ГАСТ. Это и мое мнѣніе.

   ГЛОСТ. Если такъ, я согласенъ; пойдемте же, назначимъ кто долженъ ѣхать въ Людловъ. Королева и вы, матушка, вѣрно не откажетесь подать ваше мнѣніе въ этомъ важномъ дѣлѣ? (Всѣ уходятъ, кромѣ Бокингэма и Глостера.)

   БОКИН. Кто бы ни поѣхалъ за принцемъ, мы, лордъ, все-таки не останемся дома. Дорогой я непремѣнно найду случай удалить отъ принца надменныхъ родственниковъ королевы, и это будетъ первымъ приступомъ къ тому, о чемъ недавно съ вами разговаривалъ.

   ГЛОСТ. Вы мое другое Я, мой совѣтъ, мой оракулъ, мой пророкъ! Любезный братъ, я, какъ дитя, подчиняюсь вашему руководству.— Да, въ Людловъ, мы здѣсь не останемся.

  

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Улица.

Два Гражданина встрѣчаются.

  

   1 гр. Здравствуй, сосѣдъ! Куда такъ поспѣшно?

   2 гр. Да и самъ не знаю. Слышалъ новость?

   1 гр. О смерти короля? слышалъ.

   2 гр. Гадкая новость, клянусь Богоматерью. Хорошія и безъ того такъ рѣдки; боюсь, все пойдетъ теперь вверхъ дномъ.

Входитъ Третій Гражданинъ.

   3 гр. Богъ въ помощь, сосѣди!

   1 гр. Добраго утра, сэръ.

   3 гр. Что, подтвердилась новость о смерти короля?

   2 гр. Вполнѣ; помоги намъ Господи!

   3 гр. Быть бѣдамъ.

   1 гр. Отчего же? — мѣсто его займетъ, Божіею милостію, сынъ его.

   3 гр. Горе странѣ управляемой ребенкомъ.

   2 гр. Почему жь не надѣяться на хорошее управленіе и совѣта во время его малолѣтства, и его самого, когда достигнетъ совершеннолѣтія?

   1 гр. Точно въ такомъ же положеніи было государство и въ то время, когда Генрихъ шестой, по девятому мѣсяцу, короновался въ Парижѣ.

   3 гр. Нѣтъ, друзья. Богъ свидѣтель, совсѣмъ не въ такомъ; тогда наше государство было богато славными и мудрыми совѣтниками, тогда у короля было нѣсколько добродѣтельныхъ дядей.

   1 гр. Что жь, и у этого ихъ нѣсколько, и съ отцовской и съ материнской стороны.

   3 гр. Лучше, еслибъ всѣ они были съ отцовской, или съ отцовской не было ни одного; соперничествомъ, кому быть ближе къ королю, они непремѣнно задѣнутъ, и насъ, если только Господь не предотвратитъ этого. Герцогъ Глостерь очень опасенъ; сыновья и братья королевы горды, высокомѣрны; управляйся они, а не управляй сами — наше хворое государство какъ разъ возвратило бы свое прежнее здоровье.

   1 гр. Полно, полно; ты все видишь въ черномъ; все пойдетъ какъ нельзя лучше.

   3 гр. Когда небо заволакивается тучами — умный человѣкъ надѣваетъ плащъ; начали падать большіе листья — зима близао; садится солнце — всякой ждетъ ночи. Безвременье предвѣщаетъ дороговизну. Можетъ-быть и въ самомъ дѣлѣ все еще уладится; но въ такомъ случаѣ Господь милостивѣе къ намъ, чѣмъ я ожидалъ и чѣмъ мы заслуживаемъ.

   2 гр. Въ самомъ дѣлѣ, всѣ чего-то боятся; вы не встрѣтите человѣка, лице котораго не выражало бы какой-то тоски, какого-то опасенія.

   3 гр. Такъ всегда бываетъ передъ переворотами. Человѣкъ инстинктивно предчувствуетъ наступающую опасность; такъ и воды сами собой вздымаются передъ грозной бурей. Но предоставимъ все по Богу. Куда вы?

   2 гр. Насъ требовали къ судьѣ.

   3 гр. И меня также; пойдемте вмѣстѣ.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

Входятъ Архіепископъ Іоркскій, Малолѣтный Герцогъ Іоркскій, Королева Елизавета и Герцогиня Іоркская.

   АРХІЕ. Прошедшую ночь, я слышалъ, они провели въ Стони-Стратфордѣ, а нынѣшнюю проведутъ въ Норсамптонѣ; завтра или послѣ-завтра они будутъ здѣсь.

   ГЕРЦ. Мнѣ такъ хочется видѣть принца. Я думаю, онъ много выросъ съ тѣхъ поръ, какъ я его въ послѣдній разъ видѣла?

   К. ЭД. Нѣтъ; говорятъ, мой сынъ Іоркъ переросъ его.

   ІОРКЪ. А мнѣ бы не хотѣлось этого, маменька.

   ГЕРЦ. Отчего жь, мой милый? рости вѣдь хорошо.

   ІОРКЪ. Да вотъ, видишь ли, бабушка, какъ-то разъ, за ужиномъ, дядя Риверсъ замѣтилъ что я переростаю моего брата, а дядя Глостеръ тутъ же и сказалъ: «хорошая трава не высока, а дурная ростетъ высоко». Съ этихъ поръ мнѣ ужь совсѣмъ не хочется рости; вѣдь хорошіе цвѣтки ростутъ тихо, а дурная трава поднимается скоро.

   ГЕРЦ. Не оправдалась, однакожъ, эта пословица на томъ, кто сказалъ ее. Въ дѣтствѣ онъ былъ такъ малъ, росъ такъ туго, такъ медленно, что будь она справедлива, онъ былъ бы добрѣйшимъ изъ смертныхъ.

   АРХІЕ. Да вѣдь онъ и добръ, герцогиня.

   ГЕРЦ. Можетъ-быть; позвольте, однакожь, матери немного усомниться.

   ІОРКЪ. Еслибъ я тогда вспомнилъ, я сказалъ бы дядѣ на счетъ его роста получше, чѣмъ онъ на счетъ моего.

   ГЕРЦ. Что жь такое?

   ІОРКЪ. Говорятъ, что дядинька росъ такъ скоро, что ужь черезъ два часа послѣ рожденія могъ грызть корки; у меня же первый зубъ показался только черезъ два года. Вѣдь это, бабушка, гораздо смѣшнѣе?

   ГЕРЦ. Кто жь сказалъ тебѣ это, милое дитя мое?

   ІОРКЪ. Его кормилица.

   ГЕРЦ. Его кормилица? да она умерла прежде, чѣмъ ты родился.

   ІОРКЪ. Ну, если не она, такъ я не знаю кто сказалъ мнѣ.

   К. ЕЛ. Ты слишкомъ дерзокъ, шалунъ.

   APХIE. Не сердитесь на ребенка, королева.

   К. ЕЛ. И стѣны имѣютъ уши {Въ подлинникѣ pitchers — кувшины.}.

Входитъ Гонецъ.

   APХIE. Вотъ гонецъ; что новаго?

   ГОНЕЦ. Ничего хорошаго.

   К. ЕЛ. Что принцъ?

   ГОНЕЦ. Здоровъ, ваше величество.

   ГЕРЦ. Высказывай же вѣсти свои.

   гонец. Лордъ Риверсъ, лордъ Грей, и сэръ Томасъ Вогэнъ арестованы и отправлены въ Помфретъ.

   ГЕРЦ. Кто же арестовалъ ихъ?

   ГОНЕЦ. Могущественные герцоги Глостеръ и Бокингэмъ.

   К. ЕЛ. За что?

   ГОНЕЦ. Ваше величество, я сказалъ все, что знаю. Зачѣмъ и за что арестовали ихъ, мнѣ совершенно неизвѣстно.

   К. ЕЛ. О, горе мнѣ! я вижу гибель моего рода. Тигръ овладѣлъ бѣдной ланью; наглое самовластіе напираетъ уже на невинный, беззащитный тронъ. Милости просимъ, опустошеніе, кровь, убійства! Какъ на картинѣ, вижу я конецъ всего.

   ГЕРЦ. Проклятое, гибельное время, междуусобій, сколько черныхъ дней твоихъ разразилось уже надо мною! Мой мужъ лишился жизни, домогаясь короны: сколько разъ сыновья то возвышались, то падали, то радовали побѣдами, то крушили потерями; наконецъ восторжествовали, враги уничтожены, и вотъ — начались войны между побѣдителями, возстали братъ на брата, кровь на кровь.— О, безумное, безсмысленное насиліе {Въ прежнихъ изданіяхъ: And frantic courage… По Колльеру: And frantic outrage…}, кончи же проклятое свое бѣснованіе, или умертви и меня, чтобъ я не видала болѣе смерти!

   К. ЕЛ. Пойдемъ, пойдемъ, сынъ мой; скроемся въ святилище. Прощайте, герцогиня.

   ГЕРЦ. Постойте, и я съ вами.

   К. ЕЛ. Зачѣмъ же? вамъ можно остаться.

   АРХіЕ. Скорѣй, королева; возьмите съ собой и всѣ ваши сокровища, все ваше достояніе. Я, съ своей стороны, передаю вамъ ввѣренную мнѣ печать, и дай мнѣ Боже такого же счастья, какого я желаю вамъ и всѣмъ вашимъ. Идемте; я провожу васъ.

(Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА I.

Тамъ же. Улица

Трубы. Входятъ Принцъ Вэльсскій, Глостеръ, Бокингэмъ, Кардиналъ Борчеръ и другіе.

  

   БОКИН. Принцъ, привѣтствую васъ въ Лондонѣ, въ вашей палатѣ {Въ древности Лондонъ назывался королевской палатой — Camera regis.}.

   ГЛОСТ. Привѣтствую васъ, любезный племянникъ, властелинъ всѣхъ моихъ помышленій! Вы что-то печальны — вѣроятно отъ трудностей дороги?

   ПРИНЦ. Нѣтъ, дядя, не отъ дороги, а отъ непріятностей, которыя сдѣлали ее скучной, утомительной, тягостной. Здѣсь должны бы привѣтствовать меня еще другіе дяди.

   ГЛОСТ. Любезный принцъ, ничѣмъ не помраченныя еще чистота и невинность вашего возраста лишаютъ васъ возможности понять всю лживость этого міра. Отъ того и о человѣкѣ судите вы только по внѣшности, которая, Богъ видитъ, рѣдко, или даже и никогда не соотвѣтствуетъ сердцу. Дяди, которыхъ вамъ недостаетъ здѣсь, были для васъ опасны; ваше высочество слушали только сладкія ихъ рѣчи, никакъ не замѣчая яда, который они скрывали въ сердцахъ своихъ. Да сохранитъ, васъ Богъ и отъ нихъ, и отъ всякаго лживаго друга.

   ПРИНЦ. Да сохранитъ меня Богъ отъ лживыхъ друзей; но они-то не были лживы.

   ГЛОСТ. Принцъ, меръ Лондона спѣшитъ сюда привѣтствовать ваше высочество.

Входить Лордъ-меръ со свитой.

   МЕРЪ. Всевышній да благословитъ и да даруетъ много, много счастливыхъ дней вашему высочеству!

   ПРИНЦ. Благодарю, добрый лордъ; благодарю и васъ всѣхъ. (Меръ удаляется съ своей свитой.) Я думалъ, что маменька и братъ Іоркъ встрѣтятъ меня еще на дорогѣ. Что это какъ Гастингсъ медленнъ; какъ до сихъ поръ не узнать, пріѣдетъ она къ намъ, или нѣтъ?

Входитъ Гастингсъ.

   БОКИН. Да вотъ и онъ, весь въ поту.

   ПРИНЦ. Здравствуйте лордъ. Что жь, пріѣдетъ маменька?

   ГАСТ. Королева, ваша родительница, Богъ знаетъ почему, удалилась съ вашимъ братомъ Іоркомъ въ святилище. Принцу очень хотѣлось отправиться къ вамъ вмѣстѣ со мной, но королева удержала его силой.

   БОКИН. Что за непростительный капризъ! Лордъ кардиналъ, не угодно ли вамъ будетъ убѣдить королеву, чтобъ она сейчасъ же отпустила герцога Іоркскаго къ его царственному брату. Если же она не согласится — лордъ Гастингсъ, ступайте съ нимъ, и вырвите его силой изъ ея ревнивыхъ рукъ.

   КАРД. Лордъ Бокингэмъ, если мое слабое краснорѣчіе можетъ вымолить герцога Іоркскаго у его матери — онъ будетъ здѣсь; но если она не тронется просьбами — Боже насъ избави нарушить священныя права святилища! ни за все это государство не соглашусь я быть причастнымъ такому страшному грѣху.

   БОКИН. Вы слишкомъ ужь точны и опасливы, лордъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: You are to senselesseobstinate… По Колльеру: You are to strict and abstinent…}, слишкомъ ужь слѣпо придерживаетесь старыхъ обычаевъ и преданій. Сообразите только невинный возрастъ герцога {Въ прежнихъ изданіяхъ: with tbe grossness of this age… По Колльеру: with the goodnest of his age…}, и вы поймете, что взятіемъ его нисколько не нарушаете правъ святилища. Для того, кто по дѣламъ своимъ нуждается въ немъ, кто ищетъ подъ его кровомъ защиты, оно остается въ полной силѣ. Герцогъ же не нуждается и не ищетъ въ немъ никакой защиты; для него оно, по моему мнѣнію, и не святилище, и взявъ его оттуда, вы не нарушаете никакого права, никакой привилегіи. Что мужи скрывались въ святилища слыхалъ я часто; про дѣтей — никогда.

   КАРД. На этотъ разъ вы убѣдили меня. Лордъ Гастингсъ, угодно вамъ отправиться со мной?

   ГАСТ. Идемте, лордъ.

   ПРИНЦ. Пожалуйста поторопитесь добрые лорды. (Кардиналъ и Гастингсъ уходятъ.) Скажи, дядя Глостеръ, когда придетъ братъ, гдѣ же мы будемъ жить до коронаціи?

   ГЛОСТ. Гдѣ будетъ угодно вашему высочеству. Впрочемъ, день или два я посовѣтовалъ бы отдохнуть въ Товерѣ; а тамъ, гдѣ найдете лучшимъ и пріятнѣйшимъ.

   ПРИНЦ. Товеръ для меня хуже всякаго другаго мѣста. Вѣдь его построилъ, кажется, Юлій Цезарь?

   ГЛОСТ. Только началъ; построивали послѣдующіе вѣка.

   ПРИНЦ. И это извѣстно по лѣтописямъ, или только по преданію?

   БОКИН. По лѣтописямъ.

   ПРИНЦ. А что, лордъ, еслибъ лѣтописи умолчали объ этомъ, я думаю истина все-таки перешла бы изъ вѣка въ вѣкъ, передавалась бы изъ устъ въ уста, до послѣдняго суднаго дня.

   ГЛОСТ. (Про себя.) Ранніе умники, говорятъ, недолговѣчны.

   ПРИЦ. Что ты говоришь, дядя?

   ГЛОСТ. Говорю, что слава и безъ письменъ долговѣчна. (Про себя.) Вотъ и я, какъ Порокъ въ старыхъ представленіяхъ, отыгрываюсь двусмысленностями {Порокъ въ старыхъ представленіяхъ (morallites) было шутливое лице, забавлявшее зрителей каламбурами и двусмысленностями. Въ этихъ представленіяхъ выводились часто Корыстолюбіе, Сластолюбіе, Подлость, Пронырство, Тщеславіе и т. д.}.

   ПРИНЦ. Юлій Цезарь былъ великой человѣкъ. То, что внушали его доблести уму — умъ его писалъ, давая новую жизнь, его доблестямъ. И смерть не завоевала этого завоевателя; онъ и теперь живетъ, если не жизнью, тамъ славой. Знаете ли, что я скажу вамъ, лордъ Бокингемъ?

   БОКИН. Что, принцъ?

   ПРИНЦ. Если я доживу до того, что сдѣлаюсь мужемъ, я возвращу всѣ нами прежнія завоеванія во Франціи, или умру воиномъ, какъ жилъ королемъ.

   ГЛОСТ. (Про себя). Раннія весны всегда укорачиваютъ лѣто.

Входятъ Іоркъ, Гастингсъ и Кардиналъ.

   БОКИН. Вотъ и герцогъ Іоркъ.

   ПРИНЦ. Какъ поживаетъ Ричардъ Іоркскій, милый братъ нашъ?

   ІОРКЪ. Хорошо, августѣйшій повелитель; вѣдь такъ долженъ я теперь называть тебя?

   ПРИНЦ. Да, братъ, къ немалому какъ нашему, такъ и твоему горю. Слишкомъ недавно умеръ тотъ, кому слѣдовало бы еще носить это титло, утратившее съ его смертью такъ много своего величія.

   ГЛОСТ. Какъ здоровье, нашего племянника, благороднаго лорда Іоркъ?

   ІОРКЪ. Благодарю, добрый дядя.— Да! ты какъ-то говорилъ, что дурная трава ростетъ скоро; посмотри же какъ переросъ меня принцъ, братъ мой.

   ГЛОСТ. Дѣйствительно.

   ІОРКЪ. Стало, онъ никуда не годится?

   ГЛОСТ. О, нѣтъ, любезный племянникъ, этого я никакъ не могу сказать.

   ІОРКЪ. Такъ онъ обязанъ тебѣ болѣе, чѣмъ я.

   ГЛОСТ. Онъ можетъ разполагать мною, какъ государь мой; ты же имѣешь на меня права, какъ родственникъ.

   ІОРКЪ. Сдѣлай милость, дядя, дай мнѣ этотъ кинжалъ.

   ГЛОСТ. Мой кинжалъ? изволь.

   ПРИНЦ. Ты нищишь, братъ.

   ІОРКЪ. Только у моего добраго дядя; вѣдь я знаю, что онъ не откажетъ мнѣ, не пожалѣетъ для меня такой бездѣлицы.

   ГЛОСТ. Не отказалъ бы и въ большемъ.

   ІОРКЪ. И въ большемъ? стало, подаришь мнѣ и мечъ?

   ГЛОСТ. Еслибъ онъ былъ поменьше.

   ІОРКЪ. Вотъ и вижу, что ты щедръ только на маленькіе подарки; попроси что-нибудь поменьше, и ты тотчасъ откажешь.

   ГЛОСТ. Онъ слишкомъ тяжелъ для тебя.

   ІОРКЪ. О, я справился бы съ нимъ, если бъ онъ былъ и еще тяжеле.

   ГЛОСТ. Такъ моему маленькому лорду хотѣлось бы имѣть мое оружіе?

   ІОРКЪ. Хотѣлось бы, чтобъ могъ отблагодарить тебѣ такъ же, какъ ты понялъ меня.

   ГЛОСТ. Какъ же?

   ІОРКЪ. Маленькимъ.

   ПРИНЦ. Лордъ Іоркъ всегда договорится до вздора; но вздоры его, добрый дядя нашъ умѣлъ всегда переносить снисходительно.

   ІОРКЪ. Ты хотѣлъ сказать носить, а не переносить. Дядя, братъ смѣется и надо мной и надъ тобой; потому что я не больше обезьяны, такъ онъ и думаетъ, что ты долженъ носить меня на спинѣ своей.

   БОКИН. Какъ колко остритъ онъ; какъ ловко смѣется надъ самимъ собой, чтобъ нѣсколько смягчить свои насмѣшки надъ дядей. Такъ молодъ, и такъ хитеръ — удивительно!

   ГЛОСТ. Не угодно ли вашему высочеству продолжать путь вашъ. Мы же съ добрымъ братомъ Бокингамомъ отправимся, между тѣмъ, къ вашей родительницѣ, просить ее, чтобъ она посѣтила васъ въ Товерѣ.

   ІОРКЪ. Какъ! вы идете въ Товеръ, лорды?

   ПРИНЦ. Лордъ протекторъ требуетъ этого непремѣнно.

   ІОРКЪ. Я не усну покойно въ Товерѣ.

   ГЛОСТ. Почему жь, чего жь бояться?

   ІОРКЪ. Чего? гнѣвной тѣни дяди Кларенса. Бабушка сказывала мнѣ, что его убили въ Товерѣ.

   ПРИНЦ. Я не боюсь мертвыхъ дядей.

   ГЛОСТ. Надѣюсь и живыхъ?

   ПРИНЦ. И если они живы, надѣюсь, мнѣ нечего бояться. Однакожь идемте, лорды; вспоминая о нихъ, съ грустью въ сердце, иду я въ Товеръ. (Принцъ, Іоркъ, Гастингсъ, Кардиналъ и свита уходятъ.)

   БОКИН. Какъ вы думаете, лордъ, вѣдь всѣ эти насмѣшки, которыми такъ немилосердо осыпалъ васъ этотъ маленькой болтунъ, уроки его хитрой матери?

   ГЛОСТ. Безъ сомнѣнія. О, это преопасный мальчишка! смѣлъ, уменъ, остеръ, хитеръ — весь въ матушку, отъ головы до пятокъ.

   БОКИН. Оставимъ ихъ.— Подойди, любезный Кэтзби. Ты поклялся исполнить все, что бы мы ни замыслили, такъ же вѣрно, какъ и хранить въ тайнѣ все, что бы и сообщили тебѣ. Дорогой, мы объяснили уже тебѣ побудительныя причины. Какъ ты думаешь, можно склонить Вильяма лорда Гастингса на нашу сторену, касательно возведенія этого благороднаго герцога на престолъ Англія?

   КЭТЗБ. Изъ любви къ покойному королю, онъ не согласися ни на что протминое выгодамъ его сына.

   БОКИН. Ну, а Стэнли? не подастся ли онъ?

   КЭТЗБ. Онъ ни въ чемъ не отстанетъ отъ Гастмигса.

   БОКИН. Такъ ограяичимся вотъ чѣмъ: ступай, любезный Кэтзби, къ лорду Гастингсу, скажи ему, чтобъ онъ прибылъ завтра въ Товеръ на совѣщаніе о коронаціи, и при этомъ намекни ему, такъ издали, о нашемъ намѣреніи. Замѣтишь, что онъ хоть нѣсколько расположенъ къ намъ — ободри его, объясни причины; будетъ холоденъ, ледянъ, обнаружитъ даже негодованіе — ты точно такъ же; кончи разговоръ и, сейчасъ же, дай намъ знать о всемъ, потому что завтра у насъ будетъ еще другой совѣтъ, въ которомъ и ты не останешься безъ дѣла.

   ГЛОСТ. Кэтзби, ты поклонишься отъ меня лорду Вильяму и скажешь ему, что завтра въ Помфретѣ пустятъ кровь старымъ, заклятымъ врагамъ его; пусть мой другъ, на радости отъ такой вѣсти, подаритъ мистрисъ Шоръ хоть однимъ лишнимъ поцѣлуемъ.

   БОКИН. Надѣюсь, любезный Кэтзби, что ты исполнишь это поруценіе съ должной осмотрительностью.

   КЭТЗБ. Со всевозможной, благородные лорды.

   ГЛОСТ. Увидимъ тебя прежде, чѣмъ ляжемъ спать?

   КЭТЗБ. Увидите, лордъ.

   ГЛОСТ. Ты найдешь насъ обоихъ въ Кросби. (Кэтзби уходитъ.)

   БОКИН. Что жь намъ дѣлать, любезный лордъ, если увѣримся, что лордъ Гастингсъ не приметъ нашей стороны?

   ГЛОСТ. Снесемъ ему голову; что-нибудь да сдѣлаемъ во всякомъ случаѣ.— Буду королемъ, графство Гирьфордское и все движимое короля, моего брата — твое.

   БОКИН. Я сошлюсь тогда на слово вашего высочества.

   ГЛОСТ. И я сдержу его. Пойдемъ, поужинаемъ пораньше, чтобъ переварить наши замыслы хорошенько.

  

СЦЕНА 2,

Передъ домомъ лорда Гасгингса.

Входить Гонецъ.

  

   ГОНЕЦ. (Стучитъ въ дверь) Лордъ! лордъ!

   ГАСТ. (За сценой). Кто тамъ стучится?

   ГОНЕЦ. Посланный отъ лорда Стэнли.

   ГАСТ. (За сценой). Который часъ?

   ГОНЕЦ. Скоро четыре.

Входитъ Гастингсъ.

   ГАСТ. Не спится, вѣрно, твоему господину въ эти длинныя ночи?

   ГОНЕЦ. Судя на тому, что мнѣ поручено сказать вамъ, кажется что такъ. Во первыхъ онъ кланяется вашей милости.

   ГАСТ. А за тѣмъ?

   ГОНЕЦ. А за тѣмъ, онъ велѣлъ сказать вамъ, что нынче ночью ему приснилосъ, будто вепрь сорвалъ съ него шлемъ. Кромѣ того, онъ говоритъ, что завтра будетъ не одинъ; а два совѣта, и что въ одномъ могутъ рѣшить то, что въ другомъ легко можетъ огорчить и васъ и его. Потому онъ поручилъ мнѣ узнать: не угодно ли вамъ, не теряя времени, сѣсть на коня и отправиться вмѣстѣ съ нимъ на сѣверъ, чтобъ избѣжать опасности, которую предчувствуетъ.

   ГАСТ. Воротись къ своему лорду и скажи, чтобъ онъ не боялся двойного совѣта, потому что въ одномъ будемъ мы оба, а въ другомъ мой добрый другъ Кэтзби, и что все, что бы ни задумали противъ насъ въ послѣднемъ, будетъ передано мнѣ тотчасъ же. Скажи ему, что его опасенія не имѣютъ никакого основанія. Что же касается до сновидѣнія — удивляюсь, какъ можно быть такъ безразсудну, чтобъ давать какое-нибудь значеніе проказамъ безпокойнаго сна. Бѣжать вепря, когда отъ и не думаетъ броситься на насъ — надоумить его, чтобъ онъ бросился; показать ему добычу тамъ, гдѣ онъ совсѣмъ и не предполагалъ ея. Ступай, попроси своего господина ко мнѣ; мы вмѣстѣ отправимся въ Товеръ, и онъ увидимъ, что ввѣрь приметъ насъ очень ласково.

   ГОНЕЦ. Передамъ ему все. (Уходитъ.)

Входитъ Кэтзби.

   КЭТЗБ. Добраго утра, благородный лордъ!

   ГАСТ. А, здравствуйте, Кэтзби! раненько поднялись вы нынче. Что новаго въ нашемъ шаткомъ королевствѣ?

   КЭТЗБ. Да, въ самомъ дѣлѣ, лордъ, въ немъ все идетъ какъ-то кругомъ; я думалъ; я думаю, что ему и не установиться, пока вѣнецъ правленія не очутится на головѣ Ричарда.

   ГАСТ. Какъ, вѣнецъ правленія? то есть корона?

   КЭТЗБ. Да, мой лордъ.

   ГАСТ. Пусть снесутъ мнѣ голову съ плечъ прежде, чѣмъ увижу такое беззаконное перемѣщеніе короны! Но неужели вы, .въ самомъ дѣлѣ, полагаете, что онъ мѣтитъ на нее?

   КЭТЗБ. Никакого нѣтъ сомнѣнія, надѣется и васъ склонить на свою сторону, и потому просилъ меня сообщить вамъ, что враги ваши, родственники королевы, нынче же умрутъ въ Помфретѣ.

   ГАСТ. Я, конечно, не огорчусь этой новостью, потому что они всегда были врагами мнѣ; но, чтобъ я подалъ голосъ въ пользу Ричарда, согласился обезнаслѣдить настоящаго наслѣдника моего бывшаго господина — никогда, хотя бы это стоило мнѣ и жизни!

   КЭТЗБ. Дай Богъ, чтобъ вы всегда были вѣрны такому благородному образу мыслей.

   ГАСТ. Но и черезъ годъ я вспомнилъ съ удовольствіемъ, что видѣлъ гибель людей, которые навлекли на меня немилость моего государя. Да, Кэтзби, прежде, чѣмъ я постарѣю какими-нибудь двумя недѣлями, я отправлю и еще нѣсколькихъ, которые теперь и же предчувствуютъ ничего такого.

   КЭТЗБ. Скверно, однакожь, добрый лордъ, умереть не приготовившись, совсѣмъ не думавъ о смерти.

   ГАСТ. Да, гадко, гадко! и такъ умрутъ Риверсъ, Вогэнъ и Грей; такъ умрутъ и еще нѣсколько человѣкъ, которые воображаютъ, что они такъ же безопасны, какъ ты и я — какъ мы, которые, какъ тебѣ извѣстно, пользуются особеннымъ расположеніемъ царственнаго Ричарда и Бокингэма.

   КЭТЗБ. Герцоги ставятъ васъ такъ высоко! (Про себя.) Рѣшили ужь, что стоять головѣ твоей на мосту.

   ГАСТ. Знаю; я и заслужилъ это.

Входитъ Стэнли.

   А, милости просимъ; гдѣ жь рогатина? Боитесь вепря, и вышли безъ всякаго оборонительнаго оружія?

   СТЭН. Добраго утра, лордъ.— Добраго утра, Кэтзби. Смѣйтесь, но, клянусь крестомъ Спасителя, не нравится мнѣ этотъ двойственный совѣтъ.

   ГАСТ. Лордъ, я дорожу своей жизнью, точно такъ же, какъ и вашей; мало этого, скажу вамъ, что она никогда не была для меня такъ драгоцѣнна, какъ теперь. И неужели ли думаете, что я былъ бы такъ веселъ, еслибъ не былъ совершенно увѣренъ въ нашей безопасности?

   КЭТЗБ. Лорды, что теперь въ Помфретѣ, выѣхали изъ Лондона веселехоньки, вполнѣ убѣжденные въ своей безопасности, и въ самомъ дѣлѣ не имѣли никакой причины опасаться; несмотря, однакожь, на то, вы знаете какъ скоро помрачился день ихъ. Меня страшатъ эти внезапные взрывы мщенія. Дай-то Богъ, чтобъ я оказался пустымъ трусомъ! Чтожь, идемъ въ Товеръ? солнце высоко ужь.

   ГАСТ. Полноте, полноте, успокойтесь. Знаете ли, лордъ? нынче казнятъ лордовъ, о которыхъ вы сейчасъ вспомнили.

   СТЭНЛ. По чести и вѣрности ихъ, имъ, право, скорѣй можно было бы носить свои головы, чѣмъ нѣкоторымъ изъ ихъ обвинителей шляпы. Но идемте же, лордъ.

Входить Разсыльный.

   ГАСТ. Ступайте впередъ; я только слова два скажу этому доброму человѣку. (Стэнли и Кэтзбій уходятъ.) Ну что, любезный, какъ твои дѣла?

   РАЗС. Какъ нельзя лучше, если ваша свѣтлость почтили меня этимъ вопросомъ.

   ГАСТ. Скажу тебѣ, что и мои гораздо лучше, чѣмъ тогда, какъ мы здѣсь же съ тобой встрѣтились. Тогда, благодаря навѣтамъ родственниковъ королевы, я шелъ въ Товеръ узникомъ; но нынче — не говори только этого никому — нынче день казни враговъ моихъ, и мое положеніе теперь лучше, чѣмъ когда-нибудь.

   РАЗС. Дай Богъ, чтобъ всегда и все шло по желанію вашей милости.

   ГАСТ. Спасибо, любезный. (Бросая ему кошелекъ.) Возьми, выпей за мое здоровье.

   РАЗС. Благодарю, благородный лордъ. (Уходитъ.)

Водитъ Священникъ.

   СВЯЩ. Пріятная встрѣча, лордъ; очень радъ видѣть вашу честь.

   ГАСТ. Отъ души благодарю васъ, добрый сэръ Джонъ. Я еще въ долгу у васъ за послѣднюю службу; приходите въ слѣдующую субботу, вы получите, что вамъ слѣдуетъ.

Входитъ Бокингэмъ.

   БОКИН. Что это, лордъ камергеръ, съ духовникомъ? Въ немъ нуждаются ваши друзья въ Помфретѣ; вамъ же еще рано хлопотать объ исповѣди.

   ГАСТ. Представьте, встрѣтившись съ святымъ отцомъ, я и самъ вспомнилъ о нихъ. Вы въ Товеръ?

   БОКИН. Да; но я пробуду тамъ не долго, уйду прежде васъ.

   ГАСТ. Весьма вѣроятно, потому что я останусь тамъ обѣдать.

   БОКИН. (Про себя). И ужинать. — Пойдемте вмѣстѣ.

   ГАСТ. Пойдемте.

  

СЦЕНА 3.

Помфретъ. Передъ замкомъ.

Входитъ Рэтклифъ со стражей, ведущей Риверса, Грея и Вогэна на казнь.

  

   РЭТКЛ. Выводите плѣнниковъ.

   РИВЕР. Сэръ Ричардъ Рэтклифъ, ты увидишь, какъ умираетъ подданный за вѣрность долгу и чести.

   ГРЭЙ. Всевышній да избавитъ принца отъ такой сволочи какъ вы! Вы всѣ проклятые кровопійцы!

   ВОГЭН. Придетъ время, и вы будете стенать, что остались въ живыхъ.

   РАТКЛ. Не задерживайте; участь ваша рѣшена.

   РИВЕР. О, Помфретъ, Помретъ! о, кровавая, зловѣщая, гибельная для благородныхъ перовъ темница! въ преступномъ заклепѣ твоихъ стѣнъ, изрубленъ Ричардъ второй, и мы напоимъ тебя нашей невинной кровью, чтобъ еще болѣе усилить твое позорное значеніе.

   ГРЭЙ. Исполняется проклятіе Маргариты мнѣ и вамъ за то, что стояли подлѣ, когда Ричардъ убивалъ ея сына.

   РИВЕР. Тогда она проклинала и Гастингса, проклинала и Бокингэма, проклинала и Ричарда! — О, не забудь же, Господи, исполнить страшныя молитвы ея о нихъ, какъ не забылъ молитвъ ея о насъ! Сестру же мою и ея царственнаго сына, пощади. Удовлетворись, о, Боже, нашей вѣрной кровью, которая — ты знаешь — прольется такъ несправедливо!

   РЭТКЛ. Кончайте; часъ вашей смерти пробилъ.

   РИВЕР. Грей, Вогэнъ, обнимемся же здѣсь! Прощайте до радостной встрѣчи не небесахъ!

  

СЦЕНА 4.

Лондонъ. Комната въ Товерѣ.

Бокингэмъ, Стэнли, Гастингсъ, Епископъ элійскій, Кэтзби, Ловель и другіе, сидятъ за столомъ. Разные чиновники стоятъ позади.

  

   ГАСТ. Итакъ, благородные пэры, мы собрались здѣсь для рѣшенія вопроса о коронаціи. Съ Богомъ, назначайте же день.

   БОКИН. Все ли, однакожь, готово для торжества этого?

   СТЭНЛ. Все, осталось только назначить день.

   Е. ЭЛ. Такъ завтра; завтра день счастливый.

   БОКИН. Кому извѣстно, что думаетъ объ этомъ лордъ протекторъ? Кто пользуется его особенной довѣренностью?

   Е. ЭЛ. Мы полагаемъ, что вамъ, лордъ, скорѣй, чѣмъ кому-нибудь изъ насъ, должно быть извѣстно его мнѣніе.

   БОКИН. Почему жь мнѣ? мы знаемъ другъ друга только по лицамъ; что жь до сердецъ — мое извѣстно ему столько же, сколько мнѣ ваши, и мнѣ его, какъ вамъ мое. Лордъ Гастингсъ, вы такъ дружны съ нимъ.

   ГАСТ. Я очень благодаренъ его свѣтлости за его расположеніе ко мнѣ, знаю, что онъ любитъ меня; но что касается до его предположеній на счетъ коронаціи — я не разспрашивалъ его; самъ же онъ ничего не соблаговолилъ сказать мнѣ. Впрочемъ, назначайте день, лорды; я подамъ голосъ за герцога, въ полной увѣренности, что онъ не оскорбится этимъ.

Входитъ Глостеръ.

   Е. ЭЛ. Да вотъ, кстати и самъ герцогъ.

   ГЛОСТ. Добраго утра, благородные лорды и братья. Я заспался; надѣюсь, однакожь, что не остановилъ никакого важнаго сужденія, которое требовало бы моего присутствія?

   БОКИН. Не войдите вы, лордъ, по репликѣ, Вильямъ лордъ Гастингсъ, прочелъ бы вашу тираду, разумѣю: подалъ бы за васъ мнѣніе на счетъ коронаціи.

   ГЛОСТ. Только лордъ Гастингсъ можетъ быть такъ смѣлъ; лордъ Гастингсъ знаетъ меня очень хорошо, любитъ меня. Лордъ Эли, когда я былъ въ послѣдній разъ въ Гольборнѣ, я видѣлъ въ вашемъ саду прекраснѣйшую клубнику; не угостите; ль вы меня, пославъ за ней сейчасъ же?

   Е. ЭЛ. Съ великимъ удовольствіемъ, благородный лордъ. (Уходитъ).

   ГЛОСТ. Братъ Бокингамъ, на одно слово. (Отходитъ съ нимъ къ сторонѣ.) Кэтзби говорилъ съ Гастингсомъ; упрямый этотъ джентльменъ такъ горячъ, что скорѣй готовъ лишиться головы, чѣмъ согласиться, чтобъ сынъ его господина — какъ онъ достойно величаетъ его — лишился царственнаго престола Англіи.

   БОКИН. Выдьте отсюда на минуту; я выду за вами. (Уходитъ съ Глостеромъ.)

   СТЭНЛ. А мы все-таки не назначили еще дня торжества. Завтра, мнѣ кажется, слишкомъ ужь скоро; я самъ не такъ еще приготовился, какъ могъ бы, еслибъ это торжество отложили на нѣсколько дней.

Входитъ Епископъ элійскій.

   Е. ЭЛ. Гдѣ жь лордъ протекторъ? я послалъ за клубникой.

   ГАСТ. Нынче его свѣтлость такъ веселъ и ласковъ. Вѣрно его занимаетъ что-нибудь очень пріятное, если пожелалъ намъ добраго утра такъ радушно. Я не знаю, сыщется ли въ цѣломъ христіянствѣ человѣкъ, менѣе его способный скрывать и любовь и ненависть. По лицу его, вы сейчасъ узнаете его расположеніе.

   СТЭНЛ. Что жь замѣтили вы по нынѣшнему выраженію лица его?

   ГАСТ. Что въ немъ нѣтъ ни малѣйшей непріязни ни къ кому изъ присутствующихъ здѣсь; непріязнь его тотчасъ же высказалась бы его взорами.

Глостеръ возвращается съ Бокингэмомъ.

   ГЛОСТ. Прошу васъ всѣхъ сказать, что заслуживаютъ тѣ, которые задумали извести меня дьявольскимъ колдовствомъ, и наконецъ, въ самомъ дѣлѣ, осилили мое тѣло своими адскими чарами?

   ГАСТ. Моя нѣжная любовь къ вамъ, лордъ, заставляетъ меня осудить виновниковъ, не дожидаясь мнѣній этого благороднаго собранія; кто бы они ни были, они заслужили смерть.

   ГЛОСТ. Пусть же вами собственные глаза будутъ свидѣтелями ихъ преступленія. Смотрите, вотъ дѣйствіе чаръ ихъ: видите ли, рука эта изсохла, какъ подрѣзанный сукъ, и это дѣло жены Эдуарда, этой чудовищной вѣдьмы, и распутной, непотребной Шоръ. Вотъ какъ заклеймили онѣ меня колдовствомъ своимъ.

   ГАСТ. Если онѣ сдѣлали это, благородный лордъ —

   ГЛОСТ. Если! и ты, гнусный покровитель проклятой потаскушки, говоришь еще: если? Ты измѣнникъ! — Долой ему голову!— клянусь святымъ Павломъ, я не сяду обѣдать, пока не увижу головы его.— Ловель и Рэтклифъ, поручаю это вамъ. Что жь касается до васъ, лорды, кто любитъ меня, тотъ встанетъ и пойдетъ за мной. (Всѣ встаютъ и уходятъ съ Глостеромъ и Бокингэмомъ.)

   ГАСТ. Горе, горе Англіи! но отнюдь не за меня; я, глупецъ, могъ бы предъотвратить это. Стэнли видѣлъ во снѣ, что вепрь сорвалъ съ него шлемъ; а я пренебрегъ его сномъ — не хотѣлъ бѣжать. Три раза спотыкалась нынче моя парадная лошадь; завидѣвъ Товеръ, встала даже на дыбы, какъ бы не желая ввезти меня въ эту бойню. О, теперь-то нуженъ мнѣ духовникъ, съ которымъ давича встрѣтился; теперь каюсь я, что, торжествуя, говорилъ разсыльному какъ нынче казнятъ враговъ моихъ въ Помфретѣ, и какъ я самъ въ любви и въ милости. О, Маргарита, Маргарита, разразилось наконецъ твое тяжелое проклятіе надъ бѣдной головой Гастингса!

   РЭТКЛ. Не задерживайте, лордъ; герцогу хочется сѣсть поскорѣй за столъ. Кайтесь короче; онъ ждетъ вашей головы съ нетерпѣніемъ.

   ГАСТ. О, тотъ, кто основываетъ свои надежды на льстивыхъ взорахъ милости смертныхъ — милости, которой мы домогаемся болѣе, чѣмъ милости Господней, — живетъ, какъ пьяный матросъ на мачтѣ, съ каждымъ толчкомъ готовый слетѣть въ гибельную глубь!

   ЛОВЕЛ. Идемте; всѣ ваши возгласы напрасны.

   ГАСТ. О, кровожадный Ричардъ!— бѣдная Англія! предвѣщаю тебѣ времена страшныя, времена, какихъ ты никогда не видала еще! — Идемъ, ведите меня на плаху; снесите ему мою голову. Не долго жить и тѣмъ, кто теперь радуется моей смерти!

  

СЦЕНА 5.

Тамъ же. Стѣны Товера.

Всходятъ на нихъ поспѣшно Глостеръ и Бокингэмъ въ ржавомъ, безпорядочно надѣтомъ вооруженіи.

  

   ГЛОСТ. Скажи, братъ, умѣешь ты дрожать и мѣняться въ лицѣ, умерщвлять дыханіе въ срединѣ рѣчи, начинать снова и снова останавливаться, какъ будто обезумѣлъ отъ ужаса?

   БОКИН. О, я превзойду и лучшаго трагика; говоря, я стану оглядываться назадъ, озираться вокругъ, дрожать и вздрагивать отъ шелеста малѣйшей соломенки, какъ будто нахожусь въ величайшей опасности. Выраженіе ужаса для меня такая жь бездѣлица, какъ и притворная улыбка; и то и другое къ моимъ услугамъ во всякое время, смотря по надобности. Послали вы Кэтзби?

   ГЛОСТ. Какъ же; да вотъ и онъ, и съ меромъ.

Входятъ Лордъ-меръ и Кэтзби.

   БОКИН. Предоставьте мнѣ весь разговоръ съ нимъ. Лордъ-меръ —

   ГЛОСТ. Взгляни на подъемный мостъ!

   БОКИН. Слышите? барабаны.

   ГЛОСТ. Кэтэби, посмотри, что за стѣнами.

   БОКИН. Почтенный лордъ-меръ, причина, почему мы послали за вами —

   ГЛОСТ. Обернись, защищайся; враги спѣшатъ сюда!

   БОКИН. Да защититъ и да сохранитъ васъ Господь и наша невинность!

Входятъ Ловель и Рэтклифъ съ головой Гастингса.

   ГЛОСТ. Успокойся, это друзья: Рэтклифъ и Ловель.

   ЛОВЕЛ. Вотъ голова подлаго измѣнника, опаснаго, никѣмъ не подозрѣваемаго Гастингса.

   ГЛОСТ. Я такъ любилъ этого человѣка, что не могу не плакать. Я почиталъ его честнѣйшимъ, благороднѣйшимъ существомъ, которое когда-либо дышало въ цѣломъ христіянствѣ; онъ былъ книгой, въ которую душа моя вносила всѣ сокровеннѣйшіе помыслы. Онъ такъ искусно умѣлъ прикрывать свой пороки внѣшностью добродѣтели, что кромѣ явной, открытой слабости — разумѣю его связь съ женой Шора — его ничѣмъ нельзя было упрекнуть.

   БОКИН. Это былъ хитрѣйшій изъ всѣхъ когда-либо существовавшихъ измѣнниковъ. Представьте, лордъ-меръ, не сохрани мы нашу жизнь особеннымъ чудомъ, никогда не пришло бы вамъ въ голову, никогда не повѣрили бы вы, что хитрый измѣнникъ замышлялъ умертвить меня и лорда Глостера нынче же въ совѣтѣ.

   МЕРЪ. Возможно ли?

   ГЛОСТ. Неужели жь вы думаете, что мы Турки, или язычники; что мы рѣшились бы пренебречь формами закона, поспѣшивъ смертью бездѣльника, еслибъ насъ не вынудили обстоятельства, спокойствіе Англіи и личная безопасность?

   МЕРЪ. Да хранитъ васъ Господь! Онъ заслужилъ смерть; вы прекрасно поступили: такимъ образомъ вы и другихъ измѣнниковъ предостерегли отъ подобныхъ замысловъ. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ связался съ женой Шора, я не ждалъ уже отъ него ничего хорошаго.

   БОКИН. Мы не хотѣли, однакожь, чтобъ онъ умеръ безъ васъ, лордъ. Торопливая ревность нашихъ друзей поступила въ этомъ случаѣ рѣшительно противъ нашего желанія; намъ хотѣлось, чтобъ вы сами, лордъ, выслушали боязливое признаніе измѣнника; сами узнали всѣ подробности его мятежа и потомъ, передали все это гражданамъ, которые, можетъ-былъ, перетолкуютъ это въ дурную сторону — станутъ жалѣть о немъ.

   МЕРЪ. Слово вашей свѣтлости для меня все равно, какъ бы я самъ видѣлъ и слышалъ. Будьте увѣрены, благородные лорды, я объясню вѣрнымъ гражданамъ, какъ справедливо поступили вы въ этомъ случаѣ.

   ГЛОСТ. Именно, чтобъ избѣжать обвиненій злорѣчиваго свѣта, мы и желали вашего присутствія.

   БОКИН. Но такъ какъ, къ сожалѣнію, вы опоздали, засвидѣтельствуйте же, по крайней мѣрѣ, что слышали отъ насъ. За симъ прощайте, благородный меръ. (Меръ уходитъ.)

   ГЛОСТ. Скорѣй за нимъ, за нимъ, любезный Бокингэмъ! Лордъ-меръ спѣшитъ въ гильдію {Guildhill — родъ думы или ратуши.}. Тамъ, если выйдетъ случай, намекни имъ о незаконнорожденности дѣтей Эдуарда; припомни, какъ Эдуардъ казнилъ одного изъ гражданъ только за то, что тотъ сказалъ, что сдѣлаетъ своего сына наслѣдникомъ короны, разумѣя свой домъ, который такъ называли по вывѣскѣ. Представь имъ, сверхъ того, его скотское, необузданное сладострастіе, не щадившее ни служанокъ, ни дочерей, ни женъ ихъ; неистовавшее всюду, гдѣ только представлялась добыча его похотливому взору, его буйному сердцу. Если понадобится, не щади и близкихъ мнѣ; скажи, что когда мать моя забеременѣла ненасытнымъ Эдуардомъ, благородный Іоркъ, мой царственный отецъ, воевалъ во Франціи, и что, разсчитавъ время, онъ нашелъ, что этотъ сынъ не его, что еще болѣе доказывалось совершенныхъ отсутствіемъ всякаго сходства съ благороднымъ герцогомъ, отцомъ моимъ. На это ты намекнешь, однакожь, слегка, издали; вѣдь матушка моя существуетъ еще.

   БОКИН. Повѣрьте, лордъ, я буду такъ краснорѣчивъ, какъ будто для самого себя хлопочу о золотой наградѣ. До свиданія.

   ГЛОСТ. Если тебѣ удастся, приведи ихъ въ замокъ Байнардъ {Этотъ замокъ находился въ самомъ Лондонѣ на берегу Темзы. При сильномъ пониженіи воды слѣды его основанія видны еще и теперь.}, гдѣ ты найдешь меня окруженнымъ преподобными отцами и учеными епископами.

   БОКИН. Часу къ третьему или четвертому ждите новостей изъ гильдіи. (Уходитъ.)

   ГЛОСТ. Ты же, Ловель, ступай скорѣй къ доктору Шо, а ты, Кэтзби, къ патеру Пенкеру {Докторъ Шо и августинскій монахъ Пенкеръ были любимыми проповѣдниками народа.} — скажите имъ, чтобъ черезъ часъ они были у меня въ замкѣ Байнардъ. (Ловелъ и Кэтзби уходятъ.) Теперь, остается только припрятать отродье Кларенса, распорядиться чтобъ никого не допускали къ принцамъ.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА 6.

Улица.

Входитъ Писецъ.

  

   ПИСЕЦ. Вотъ обвинительный актъ добраго лорда Гастингса, перебѣленный четко и красиво для прочтенія нынче же въ церкви святаго Павла. Какъ все это, однакожь, не вяжется. Кэтзби прислалъ мнѣ его вчера вечеромъ, и я просидѣлъ за перепиской цѣлыхъ одиннадцать часовъ; теперь, на составленіе черноваго надобно было употребить, по крайней мѣрѣ, столько же времени, а какія-нибудь пять часовъ тому навалъ Гастингсъ былъ живъ, чистъ отъ всякаго обвиненія, ходилъ на свободѣ.— Ну, свѣтъ! — кто же такъ глупъ, что не увидитъ тутъ явнаго обмана? и кто же такъ смѣлъ, что скажетъ; вижу?— Гадокъ этотъ свѣтъ; близокъ и конецъ его, если такія гнусности приходится видѣть и молчать.

  

СЦЕНА 7.

Тамъ же. Дворъ замка Байнардъ.

Входятъ Глостеръ и Бокингэмъ.

  

   ГЛОСТ. Ну что, что? что говорятъ граждане?

   БОКИН. Граждане, клянусь Богоматерью, онѣмѣли, ничего не говорятъ.

   ГЛОСТ. Намекнулъ ты имъ на незаконность дѣтей Эдуарда?

   БОКИН. Какъ же; упомянулъ и объ его брачномъ договорѣ съ леди Люси {Эдуардъ IV имѣлъ съ ней связь. Мать его, не желая, чтобъ онъ женился на Елизаветѣ, уговорила леди Люси объявить, что онъ помолвленъ на ней.}, и о томъ, который онъ заключилъ во Франціи черезъ своего полномочнаго посла; говорилъ о его ненасытномъ сладострастіи, объ изнасилованіяхъ гражданокъ, с жестокихъ казняхъ за вздоры, о его собственной незаконнорожденности, какъ онъ былъ зачатъ тогда, какъ вашъ отецъ былъ во Франціи, и какъ онъ совсѣмъ не похожъ на герцога. При этомъ я сослался на васъ, какъ на вѣрное подобіе вашего отца и по наружности и по благородству духа; вычислилъ всѣ ваши побѣды въ Шотландіи, превознесъ ваше знаніе воинскаго дѣла, вашу мудрость въ мирное время, вашу доброту, смиреніе, добродѣтель; не забылъ рѣшительно ничего, что бы могло послужить вамъ въ пользу. Кончивъ, я предложилъ всѣмъ, кто желаетъ добра своей родинѣ, воскликнуть: «да здравствуетъ Ричардъ, доблестный король Англіи!»

   ГЛОСТ. И они воскликнули?

   БОКИН. Ни одна душа, клянусь Богомъ; какъ нѣмыя статуи или бездыханные камни, блѣдные какъ смерть, вытаращили они глаза другъ на друга. Увидавъ это, я началъ упрекать ихъ и спросилъ мера, что значитъ это упрямое молчаніе? Онъ отвѣтилъ, что народъ привыкъ слушать только докладчика {Recorder.}. Я потребовалъ, чтобъ докладчикъ повторилъ все сказанное мной, и онъ принялся повторять, оговариваясь безпрестанно, что такъ говорилъ герцогъ, такъ полагалъ герцогъ, ни слова не прибавляя въ вашу пользу. Когда онъ кончилъ, нѣсколько человѣкъ нашихъ, въ самомъ концѣ залы, бросили вверхъ шляпы и какіе-нибудь десять голосовъ закричали: «да здравствуетъ король Ричардъ!» Я тотчасъ же воспользовался этимъ. «Благодарю, любезные граждане», сказалъ я, «благодарю, друзья мои; эти общіе радостные клики свидѣтельствуютъ ваше благоразуміе и вашу любовь къ Ричарду!» — раскланялся и вышелъ.

   ГЛОСТ. Безъязычныя колоды! Такъ и меръ не явится сюда съ альдерменами?

   БОКИН. Меръ сейчасъ будетъ здѣсь. Покажите имъ, что вы чего-то опасаетесь; согласитесь выслушать ихь только по убѣдительнѣйшой просьбѣ, выдьте съ молитвенникомъ въ рукахъ и съ двумя прелатами по сторонамъ — это дастъ мнѣ поводъ прочесть имъ пренаставительную проповѣдь; склоняйтесь не вдругъ на наши просьбы; разыгрывайте дѣвушку, говорите все нѣтъ, и не противьтесь.

   ГЛОСТ. Если ты будешь просить за нихъ такъ же искусно, какъ я буду отвѣчать за себя этимъ «нѣтъ» — успѣхъ несомнѣненъ.

   БОКИН. Ступайте жь, ступайте на верхъ; лордъ-меръ стучится. (Глостеръ уходитъ.)

Входитъ Лордъ-меръ съ Альдерменами гражданами.

   Здравствуйте, лордъ. A я все жду здѣсь допуску; кажется, герцогъ рѣшилъ не принимать никого.

Кэтзби выходитъ изъ комнатъ замка.

   Ну что, Кэтзби? что сказалъ Герцогъ на мою просьбу?

   КЭТЗБ. Лордъ, онъ просить васъ навѣстить его завтра или послѣ завтра. Теперь же онъ углубился въ духовное созерцаніе съ двумя почтенными отцами, и ничто мірское не въ силахъ отвлечь его отъ этого набожнаго занятія.

   БОКИН. Любезный Кэтзби, воротись къ доброму герцогу и скажи ему, что я, лордъ-меръ и альдермены пришли къ нему по дѣлу великой важности, по дѣлу, отъ котораго зависитъ наше общее благо.

   КЭТЗБ. Я доложу ему. (Уходитъ.)

   БОКИН. Да, лордъ, этотъ принцъ не Эдуардъ; онъ не нѣжится, растянувшись на сладострастной софѣ, но стоя на колѣняхъ относится къ Богу; не любезничаньемъ съ прелестницами занятъ онъ, а набожной бесѣдой съ святыми отцами; не утучняетъ онъ лѣниваго тѣла сномъ, но обогащаетъ свою бодрствующую душу молитвами. Счастлива была бы Англія, еслибъ этотъ добродѣтельный принцъ принялъ на себя тягостное бремя короны; но я не думаю, чтобъ онъ склонился на наши просьбы.

   МЕРЪ. Не дай Боже, чтобъ онъ отказалъ намъ.

   БОКИН. Боюсь, откажетъ. Кэтзби возвращается.—

Входитъ Кэтзби.

   Ну что, Кэтзби, что говоритъ герцогъ?

   КЭТЗБ. Онъ удивляется, къ чему привели вы къ нему толпу гражданъ, не предупредивъ его объ этомъ заблаговременно. Онъ опасается, лордъ, что вы замышляете противъ него что-нибудь недоброе.

   БОКИН. Мнѣ больно, что благородный братъ мой могъ подумать, что я замышляю противъ него недоброе. Клянусь небомъ, мы пришли единственно изъ любви къ нему; поди, скажи ему это. (Кэтзби уходить.) Когда человѣкъ набожный, богобоязненный примется за четки, не легко отвлечь его отъ нихъ; такъ увлекательна ревностная молитва.

Глостеръ показывается вверху на балконѣ, между двухъ епископовъ. Кэтзби возвращается.

   МЕРЪ. Вотъ его высочество, и съ нимъ два епископа.

   БОКИН. Двѣ почтенныя опоры христолюбиваго принца, чтобъ не пасть въ сѣти честолюбія; и въ рукѣ, видите ли, молитвенникъ — истинное украшеніе боголюбиваго человѣка.— Славный Плантагенетъ, доблестный принцъ, склони свое милостивое вниманіе на просьбы наши, и прости, что мы нарушили твое набожное, истинно христіянское занятіе.

   ГЛОСТ. Вамъ, лордъ, нечего извиняться; скорѣй я долженъ просить у васъ прощенія, что, занятый бесѣдой съ Богомъ, пренебрегъ моими друзьями. Но оставимъ это; скажите, что вамъ угодно?

   БОКИН. Угодное Господу и всѣмъ добрымъ людямъ нашего никѣмъ не управляемаго острова.

   ГЛОСТ. Вѣрю я провинился въ чемъ-нибудь передъ гражданами, и вы пришли побранить меня за мое неразуміе.

   БОКИН. Провинились, герцогъ; но еслибъ, внявъ нашимъ просьбамъ, вашему высочеству было угодно поправить вину вашу —

   ГЛОСТ. Готовъ съ радостью; для чего жь и дышу я въ мірѣ христіянскомъ.

   БОКИН. Такъ знайте же, что вы дѣлаете ужасное зло, предоставляя верховную власть, величественный тронъ, скиптръ вашихъ предковъ, санъ слѣдующій вамъ по рожденію, наслѣдственную славу вашего царственнаго дома, испорченному отпрыску обезчещенаго пня; что отъ сонливаго смиренія вашихъ помысловъ — которые мы теперь пробуждаемъ для блага общественнаго, — славный островъ этотъ лишается своихъ членовъ, лице его уродуется рубцами позора, къ царственному дереву его прививаются подлыя растенія, и оно почти погрузилось уже въ жадную бездну чернаго забвенія и ужаснаго ничтожества. Чтобъ спасти его, мы молимъ ваше высочество принять кормило правленія, не въ званіи протектора, намѣстника или повѣреннаго, подчиненнаго выгодамъ другаго; но какъ ваше наслѣдіе, ваше государство, вашу собственность по крови и по рожденію. Вотъ для чего пришелъ я, по убѣдительной просьбѣ добрыхъ, истинно преданныхъ вамъ гражданъ, умолять васъ, вмѣстѣ съ ними, чтобъ вы склонились на наше, совершенно справедливое предложеніе.

   ГЛОСТ. Не знаю, что соотвѣтственный моему сану и вашему расположеній, удалиться ли мнѣ, не сказавъ ни слова, или осыпать васъ жестокими упреками. Удалюсь безъ отвѣта — вы можете додумать, что онѣмѣвающее честолюбіе, молча, принимаетъ золотое ярмо царствованія, которое вамъ, такъ безразсудно, хочется возложить на меня; осыплю упреками за предложеніе, такъ хорошо выразившее вашу любовь ко мнѣ — оскорблю друзей моихъ. Чтобъ избѣжать и того и другаго, вотъ мой рѣшительный отвѣтъ: ваша любовь вполнѣ заслуживаетъ мою благодарность, но мои достоинства и доблести такъ ничтожны, что я долженъ уклониться отъ вашего лестнаго предложенія. Еслибъ даже не было никакихъ препятствій, еслибъ путь мой къ трону былъ такъ же чистъ и вѣренъ, какъ мои права по сану и по рожденію — то и тогда, я такъ нищъ духомъ, такъ велики и многочисленны мои недостатки, что я — какъ утлый челнъ, слишкомъ слабый, чтобъ выдержать волненіе моря, — бѣжалъ бы моего величія, чтобъ мое величіе не поглотило меня, не задушило чадомъ моей же собственной славы. До сихъ поръ во мнѣ нѣтъ еще никакой надобности, и благодарите за это Господа, потому что, случись эта надобность, какъ неспособенъ былъ бы я помочь вамъ! Царственное древо оставило царственный плодъ; вѣчно-бѣгущее время даетъ этому плоду должную зрѣлость, и онъ украситъ собой царственный тронъ и, нѣтъ никакого сомнѣнія, осчастливитъ васъ всѣхъ своимъ правленіемъ. На него-то возлагаю я то, что вамъ хотѣлось бы возложить на меня, что принадлежитъ ему по праву и по предопредѣленію его счастливой звѣзды, и чего, Боже избави, чтобъ я рѣшился лишить его.

   БОКИН. Лордъ, все это доказываетъ только вашу совѣстливость; но причины, возбуждающія ее, слишкомъ мелочны и ничтожны, если хорошенько сообразить всѣ обстоятельства. Вы говорите, что Эдуардъ сынъ вашего брата. Тоже самое скажемъ и мы; но не жены Эдуарда, потому что братъ вашъ сговорилъ сперва съ лэдя Люси — чему живой свидѣтель ваша родительница, — а потомъ, черезъ своего уполномоченнаго, съ лэди Боной, сестрой короля Франціи. И ту и другую отстранила бѣдная просительница, истощенная заботами мать мночисленнаго семейства, жалкая поблекшая вдова, переступившая за полдень своей жизни. Очаровавъ его сладострастные взоры, обольстивъ, поработавъ всѣ высокіе помыслы, она унизила его до подлой бигаміи {Бигаміей (Bigamy) называлась женитьба на вдовѣ или на двухъ дѣвушкахъ послѣдовательно. Однимъ изъ постановленій Ліонскаго собора 1274 г. она объявлена позорной и преступной.}, и съ ней-то прижилъ онъ, на беззаконномъ ложѣ, Эдуарда, котораго мы изъ вѣжливости называемъ принцемъ. Не сдерживай моего языка уваженіе къ нѣкоторымъ изъ живыхъ — я могъ бы сказать еще болѣе. Примите же, благородный лордъ, предлагаемую корону, если не для насъ, не для блага нашей родины, такъ, по крайней мѣрѣ, для того, чтобъ возстановить въ вашемъ родѣ надлежащій порядокъ наслѣдованія, нарушенный насмѣшливымъ временемъ.

   МЕРЪ. Согласитесь, лордъ; васъ молятъ всѣ граждане.

   БОКИН. Не отвергайте любви ихъ.

   КЭТЗБ. Обрадуйте, исполните справедливую ихъ просьбу.

   ГЛОСТ. О, Боже мой! что вамъ такъ хочется обременять меня безконечными заботами? Ни корона, ни величіе нейдутъ ко мнѣ. Нѣтъ — прошу васъ, не перетолковывайте только словъ моихъ въ дурную сторону, — я не могу и не хочу исполнить вашего желанія.

   БОКИН. Вы отказываетесь, не хотите отрѣшить отъ престола ребенка, потому только что онъ сынъ вашего брата; мы вѣдь знаемъ, какъ чувствительно ваше сердце, знаемъ вашу любовь, почти женственную нѣжность къ родственникамъ, и не только къ родственникамъ — ко всѣмъ. Такъ знайте же, примете ли вы, или отвергнете наше предложеніе, сынъ вашего брата никогда не будетъ королемъ нашимъ; на зло и гибель вашего дона, мы возведемъ на тронъ кого-нибудь другаго, и съ этой твердой рѣшимостью мы оставляемъ васъ. — Идемте, граждане, нечего просить болѣе. (Уходитъ.)

   КЭТЗБ. Воротите, его любезный, принцъ; склонитесь на просьбы ихъ. Откажете — все государство вознегодуетъ на васъ!

   ГЛОСТ. Вы непремѣнно хотите возложить на меня цѣлый міръ заботъ? Вороти его. Я не камень — (Кэтзби уходить) я не могу не тронуться вашими просьбами, какъ ни противно это и душѣ и совѣсти моей.

Бокингэмъ возвращается.

   Братъ Бокингэмъ и вы, почтенные граждане, такъ какъ вы рѣшились уже пристегнуть величіе къ спинѣ моей, не разбирая: желаю, или не желаю я его — я долженъ покориться необходимости, долженъ поневолѣ возложить на себя тягостное бремя это. Но если это вынужденное согласіе родитъ черную клевету и наглое порицаніе, ваше же принужденіе должно смыть съ меня всѣ пятна, все нечистое, потому что знаетъ Богъ, знаете отчасти и вы, какъ далекъ былъ я даже и мысли о коронѣ.

   МЕРЪ. Господь да благословитъ вашу свѣтлость! мы видѣли и засвидѣтельствуемъ это.

   ГЛОСТ. И вы засвидѣтельствуете святую истину.

   БОКИН. Итакъ привѣтствую васъ королемъ — да здравствуетъ Ричардъ, достойный король Англіи!

   ВСѢ. Аминь.

   БОКИН. Не угодно ли вамъ короноваться завтра же?

   ГЛОСТ. Когда хотите, если вы ужь такъ желаете этого.

   БОКИН. Завтра мы явимся къ вашему величеству; за тѣмъ, до радостнаго свиданія.

   ГЛОСТ. (Епископамъ). Возвратимся къ нашимъ священнымъ занятіямъ. (Бокингэму) Прощай, братъ; прощайте, добрые друзья моя.

  

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Передъ Товеромъ.

Входятъ съ одной стороны Королева Елизавета, Герцогиня Іоркъ и Маркизъ Дорзетъ; съ другой Анна съ маленькой Дочерью Кларенса, которую ведетъ за руку.

   ГЕРЦ. Это кто идетъ сюда же? внучка Плантагенетъ съ своей доброй теткой Глостеръ. Вѣрно и онѣ, изъ чистой любви, спѣшатъ въ Товеръ, поздравить молодаго принца.— Очень рада этой встрѣчѣ съ тобой, милая дочь моя.

   АННА. Дай вамъ Богъ всякаго счастія!

   К. ЕЛ. Того же и тебѣ, добрая сестра. Куда?

   АННА. Въ Товеръ, и, если не ошибаюсь, за тѣмъ же, за чѣмъ и вы: поздравить любезныхъ принцевъ.

   К. ЕЛ. Благодарю, любезная сестра; пойдемте жь вмѣстѣ. Да вотъ, кстати, и комендантъ.

Входитъ Бракенбери.

   Скажите, любезный комендантъ, здоровы ли принцъ и Іоркъ, меньшой сынъ мои?

   БРАК. Слава Богу. Но извините, я не могу допустить васъ къ нимъ; король запретилъ строжайше.

   К. ЕЛ. Король? какой же король?

   БРАК. Лордъ протекторъ, хотѣлъ я сказать.

   К. ЕЛ. Да сохранитъ его Господь отъ этого царственнаго титла. Такъ онъ-то ставитъ преграды между мной и ихъ любовью? Я мать ихъ, кто жь можетъ не допустить меня къ нимъ.

   ГЕРЦ. Я мать отца ихъ; я хочу ихъ видѣть.

   АННА. Я тетка ихъ по родству, мать по любви; веди меня къ нимъ. Я принимаю на себя всякую отвѣтственность; я слагаю съ тебя твою обязанность.

   БРАК. Нѣтъ, леди, не могу; я связанъ клятвою, и потому — извините. (Уходитъ.)

Входитъ Стэнли.

   СТЭН. Встрѣться я съ вами часомъ позже, я могъ бы привѣтствовать васъ, герцогиня Іоркъ, матерью и спутницей двухъ прекрасныхъ королевъ. (Аннѣ) Леди, пожалуйте сейчасъ же въ Вестминстеръ короноваться царственной супругой Ричарда.

   К. ЕЛ. О, разрѣжьте мой поясъ, дайте возможность моему сдавленному сердцу биться свободно, или эта убійственная новость лишитъ меня чувствъ!

   АННА. Нежеланная, ненавистная новость!

   ДОРЗ. Ободритесь, матушка; придите въ себя.

   К. ЕЛ. Не говори со мной, Дорзетъ, бѣги; гибель и смерть гонятся за тобой по пятамъ. Имя твоей матери — гибель для дѣтей ея. Хочешь сохранить жизнь свою — бѣги за море, къ Ричмонду, дальше отъ этого ада. Бѣги, бѣги этой бойни, не увеличивай собой числа мертвыхъ, чтобъ не исполнилось надо мной проклятіе Маргариты, чтобъ не пришлось мнѣ умереть ни матерью, ни женой, ни уважаемой королевой Англіи.

   CТЭН. Вашъ совѣтъ весьма благоразуменъ, королева. (Дорзету) Не теряйте ни минуты; на дорогѣ вы получите отъ меня письма къ моему сыну; не добивайтесь гибели безразсудной медленностью.

   ГЕРЦ. О все-разносящій вихрь несчастій! О, проклятая утроба моя, ложе смерти! василиска вывела ты въ міръ этотъ и неизбѣжный взглядъ его мертвитъ все!

   СТЭН. Идемте, леди, идемте; мнѣ приказано принести васъ какъ можно скорѣе.

   АННА. И какъ не охотно пойду я за вами.— О, еслибъ Богу было угодно, чтобъ золотой обручъ, который обниметъ чело мое, обратился въ раскаленное желѣзо и прожогъ его до мозгу {Намекъ на старое наказаніе за цареубійство и другія чрезвычайный преступленія. Въ этомъ случаѣ надѣвали на голову преступника желѣзную корону разожженную до красна.}! Пусть помажутъ меня смертоноснымъ ядомъ, чтобъ я умерла прежде, чѣмъ успѣютъ воскликнуть: да здравствуетъ королева!

   К. ЕЛ. Иди, или, бѣдная; я не завидую твоему величію, не пожелаю даже тебѣ никакого несчастія, чтобъ утолить мое горе.

   АННА. Не пожелаешь — отчего же?— Когда тотъ, кого я теперь называю супругомъ, подошелъ ко мнѣ въ то время, какъ я провожала трупъ Генриха — подошелъ ко мнѣ, хорошенько не смывъ еще съ рукъ своихъ крови моего ангелоподобнаго супруга и усопшаго святаго, за которымъ я шла, заливаясь слезами, — когда я увидала, говорю я, лице Ричарда, вотъ чего пожелала я: «будь проклятъ», воскликнула я, «за то, что сдѣлалъ меня, такъ еще юную, такой старой вдовицей! женишься — чтобъ горе никогда не оставляло твоего ложа! жена твоя — если только найдешь безумную, которая согласиться быть женой твоей — да будетъ еще несчастнѣе твое жизнью, чѣмъ я смертью моего супруга!» И что жь? черезъ минуту, скорѣй, чѣмъ можно повторить это проклятіе, льстивыя рѣчи его плѣнили мое глупое, женское сердце, и я сдѣлалась жертвой моего же собственнаго проклятія.— Съ тѣхъ поръ, глаза мои не знаютъ покоя; на ложѣ его ни на одинъ часъ не освѣжала еще ихъ золотая роса сна; его страшныя сновидѣнія пробуждаютъ меня ежеминутно. Кромѣ того, онъ ненавидитъ меня за то, что я дочь Варвика, и не замедлитъ, я знаю это, освободиться отъ меня.

   К. ЕЛ. Прощай, бѣдная; мнѣ жаль тебя.

   АННА. Не болѣе, чѣмъ мнѣ тебя.

   ДОРЗ. Прощай, бѣдная; какъ грустно привѣтствуешь ты величіе.

   АННА. Прощай, бѣдный; какъ грустно прощаешься ты съ нимъ.

   ГЕРЦ. (Дорзету). Спѣши къ Ричмонду, и да сопутствуетъ тебѣ счастіе! (Аннѣ) Спѣши къ Ричарду, и да хранятъ тебя добрые ангелы! (Елизаветѣ) Спѣши въ святилище, и да даруетъ оно тебѣ утѣшеніе! А я — я сойду въ могилу, и да найду я тамъ и миръ и спокойствіе! Восемьдесять тяжелыхъ лѣтъ печали видѣла я, и каждый часъ радости уничтожался недѣлей скорби!

   К. ЕЛ. Постойте; взглянемъ еще разъ на Товеръ.— Сжалься, старая твердыня, надъ бѣдными малютками, которыхъ зависть заложила въ твои стѣны! Колыбель слишкомъ жесткая для нѣжныхъ принцевъ, грубая, суровая нянька, старый, угрюмый товарищъ дѣтскихъ игръ ихъ, не угнетай, храни бѣдныхъ малютокъ моихъ! Такъ прощается съ вами, твердые камни, печаль безумная.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 2.

Тронная во дворцѣ.

Трубы. Ричардъ въ королевскомъ облаченіи на тронѣ, Бокингэмъ, Кэтзби, Ппжъ и другіе.

  

   РИЧАР. Отойдите всѣ въ сторону.— Братъ Бокингэмъ!

   БОКИН. Государь.

   РИЧАР. Руку! Твоимъ совѣтамъ, твоей помощи обязанъ король Ричардъ престоломъ; но облеклись ли мы въ это величіе только на одинъ день, или оно останется за нами, и намъ можно имъ радоваться?

   БОКИН. Да не поблекнетъ оно никогда, навсегда да останется оно за вами!

   РИЧАР. Теперь, Бокингэмъ, я сдѣлаюсь оселкомъ, на себѣ испытаю дѣйствительно ль ты чистое золото.— Юный Эдуардъ живъ.— Пойми, что хочу сказать я?

   БОКИН. Говорите, государь.

   РИЧАР. Говорю, хотѣлось бы мнѣ быть королемъ, Бокингэмъ.

   БОКИН. Да вѣдь вы король ужь, трижды славный властелинъ мой.

   РИЧАР. Король?— Да, дѣйствительно; но Эдуардъ живъ.

   БОКИН. Живъ, благородный повелитель.

   РИЧАР. Горькій выводъ, если изъ этого: «живъ, благородный повелитель», слѣдуетъ, что Эдуардъ будетъ живъ.— Братъ, ты никогда не бывалъ такъ безтолковъ.— Неужели я долженъ высказать все?— Изволь — я хочу смерти этихъ незаконнорожденныхъ, и хочу, какъ можно скорѣй. Что скажешь теперь? говори скорѣй и короче.

   БОКИН. Воля вашего величества.

   РИЧАР. Ты нынче совершенный ледъ, твоя преданность замерзаетъ. Говори, соглашаешься на смерть ихъ?

   БОКИН. Позвольте, государь, дайте хоть минуту подумать, сообразить. Я не замедлю отвѣтомъ. (Уходить.)

   КЭТЗБ. Король гнѣвается; посмотрите какъ онъ кусаетъ губу.

   РИЧАР. (Сходя съ трона). Вѣрнѣе имѣть дѣло съ глупыми, чугунными головами, или съ беззаботными мальчишками; кто вглядывается въ меня пытливымъ взоромъ — не годится мнѣ. Высокомѣрный Бокингэмъ становится слишкомъ ужь осмотрителенъ.— Пажъ!

   ПАЖЪ. Государь!

   РИЧАР. Не знаешь ли человѣка, котораго соблазнительное золото могло бы склонить на тайное убійство?

   ПАЖЪ. Я знаю одного джентльмена, высокомѣріе котораго въ вѣчномъ разладѣ съ ограниченностью состоянія. Золото подѣйствуетъ на него сильнѣй двадцати ораторовъ; я увѣренъ, что оно соблазнитъ его на что угодно.

   РИЧАР. Его имя?

   ПАЖЪ. Тиррль.

   РИЧАР. Я знаю его нѣсколько; ступай, приведи его ко мнѣ. (Пажъ уходитъ.) Слишкомъ проницательному, хитрому Бокингэму не быть болѣе сосѣдомъ моихъ замысловъ. До сихъ поръ, работая за одно со мной, онъ былъ неутомимъ; а теперь ему нужно подумать. Пусть думаетъ.

Входитъ Стэнли. .

   Что новаго, лордъ Стэнли?

   СТЭНЛ. Государь, говорятъ, что маркизъ Дорзеть бѣжалъ къ Ричмонду.

   РИЧАР. Поди сюда, Кэтзби. Распусти слухъ, что Анна, жена моя, больна отчаянно; я распоряжусь, чтобъ не не выпускали. Да отыщи мнѣ какого-нибудь ничтожнаго джентльмена, — я тотчасъ же выдамъ за него дочь Кларенса. Сынъ же глупъ; онъ не страшенъ.— Что жь сталъ? — Повторяю, распусти слухъ, что Анна, моя королева, больна при смерти. Дѣйствуй живѣе; для меня чрезвычайно важно уничтожить еще въ зародышахъ всѣ надежды, который въ послѣдствіи могли бы повредить мнѣ. (Кэтзби уходитъ.) Я долженъ жениться на дочери моего брата; безъ этого моя царственность основана на хрупкомъ стеклѣ.— Сперва убить ея братьевъ, а тамъ жениться на ней? невѣрный путь къ достиженію! Но я до того погрязъ уже въ крови, что одинъ грѣхъ неминуемо влечетъ за собою другой.— Слезливее состраданіе неизвѣстно глазамъ этимъ.

Входитъ Пажъ съ Тиррлемъ.

   Ты Тиррль?

   ТИРРЛ. Джемсъ Тиррль, покорнѣйшій подданный вашего величества.

   РИЧАР. Въ самомъ дѣлѣ?

   ТИРРЛ. Испытайте.

   РИЧАР. Рѣшишься ты умертвить одного изъ друзей моихъ?

   ТИРРЛ. Если будетъ угодно вашему величеству; но я охотнѣе убилъ бы двухъ враговъ вашихъ.

   РИЧАР. Такъ убей ихъ; у меня именно есть два жесточайшіе врага, два врага моего жизни, два гонителя сладостнаго сна, и я желалъ бы, чтобы ты занялся имя. Тиррлъ, я разумѣю двухъ незаконнорожденныхъ, что сидятъ въ Товерѣ.

   ТИРРЛ. Дайте мнѣ возможность пробраться къ нимъ, и я тотчасъ же уничтожу страхъ вашъ.

   РИЧАР. Твои слова сладостная музыка. Подойди ко мнѣ побляже. По этому знаку тебя пропустятъ. Теперь встань и слушай. (Шепчетъ ему на ухо.) Вотъ и все.— Скажи, кончено, и я дарую тебѣ любовь мою, возвеличу тебя.

   ТИРРЛ. Кончу все какъ разъ. (Уходитъ.)

Входитъ Бокингэмъ.

   БОКИН. Государь, я обдумалъ послѣдній вопросъ вашъ.

   РИЧАР. Хорошо; но оставимъ это. Дорзетъ бѣжалъ къ Ричмонду.

   БОКИН. Слышалъ, ваше величество.

   РИЧАР. Стэнли, Ричмондъ сынъ твоей жены, — берегись.

   БОКИН. Государь, осмѣлюсь просить у васъ — какъ должнаго — обѣщанной награды; вы клялись, ручались честью отдать мнѣ Гирфордское графство со всѣмъ движимымъ.

   РИЧАР. Стэнли, смотри за женой своей; ты отвѣтишь, если она вступитъ съ нимъ въ переписку.

   БОКИН. Чѣмъ же рѣшите вы мою справедливую просьбу, ваше величество?

   РИЧАР. Я помню, когда Ричмондъ былъ еще маленькимъ, избалованнымъ мальчишкой, Генрихъ шестой пророчилъ, что онъ будетъ королемъ. Королемъ! — Можетъ быть —

   БОКИН. Государь —

   РИЧАР. Но какъ же это случилось, что пророкъ не сказалъ мнѣ, тогда какъ я былъ тутъ же, что я убью его?

   БОКИН. Государь, обѣщанное вами графство —

   РИЧАР. Ричмондъ! — когда я былъ въ послѣдній разъ въ Экстерѣ, меръ вздумалъ, изъ угожденія, показывать мнѣ замокъ, и назвалъ его Ружмонтомъ. Это названіе заставило меня содрогнуться, потому что одинъ ирландскій бардъ предсказывалъ, что мнѣ не долго жить послѣ того, какъ увижу Ричмонда.

   БОКИН. Государь —

   РИЧАР. Который часъ?

   БОКИН. Ваше величество, осмѣлюсь напомнить о вашемъ обѣщаніи.

   РИЧАР. Хорошо; но который часъ?

   БОКИН. Сейчасъ пробьетъ десять.

   РИЧАР. Такъ бей же.

   БОКИН. Какъ бей же?

   РИЧАР. Такъ же, вѣдь ты, какъ часовой автоматъ, все стоишь съ молоткомъ между своими просьбами и моими думами. Я нынче совсѣмъ не въ дарственномъ расположеніи.

   БОКИН. Тамъ рѣшите жь, угодно или не угодно вамъ сдержать ваше слово.

   РИЧАР. Ты надоѣлъ мнѣ. Я не въ духѣ. (Уходитъ со свитой.)

   БОКИН. Такъ вотъ какъ? — Презрѣніемъ платитъ онъ мнѣ за всѣ мои услуги; для этого-то сдѣлалъ я его королемъ! О, вспомнимъ Гастингса, и скорѣй въ Брекнокъ, пока цѣла еще голова на плечахъ моихъ.

  

СЦЕНА 3.

Тамъ же.

Входитъ Тиррль.

  

   ТИРРЛ. Свершено дѣло кровавое, звѣрское; убійство ужаснѣйшее, какимъ никогда еще не обагрялась страна эта. Даже палачи мои, Дайтнъ и Форрестъ, два воплощенные негодяя, двѣ кровожадныя собаки, растаяли отъ состраданія, плакали, какъ дѣти, разсказывая печальную повѣсть ихъ смерти. «Вотъ такъ лежали прелестные малютки», говорилъ Дайтнъ. «Такъ лежали они», говорилъ Форрестъ, «обнявши другъ друга невинными, алебастровыми рученками; губы ихъ цѣловались во снѣ, какъ четыре красныя розы на одномъ стебелькѣ, во всей лѣтней красѣ ихъ. На подушкѣ лежалъ молитвенникъ, и это», говорилъ Форрестъ, «совсѣмъ было уничтожило мою рѣшимость; но дьяволъ» — бездѣльникъ остановился на этомъ словѣ.— «Мы задушили», продолжалъ Дайтнъ, «прекраснѣйшія, совершеннѣйшія произведенія природы, какихъ отъ самого сотворенія міра никогда она еще не создавала».— Совсѣмъ растерзанные совѣстью и жалостью, они не могли болѣе говорить, и я оставилъ ихъ, чтобъ увѣдомить объ этомъ кровожаднаго короля.

Входитъ Ричардъ.

   Но вотъ и онъ. Привѣтствую моего царственнаго повелителя.

   РИЧАР. Любезный Тиррль, осчастливитъ ли меня вѣсть твоя?

   ТИРРЛ. Если исполненіе вашего порученія можетъ осчастливить васъ — вы счастливы. Кончено.

   РИЧАР. Ты видѣлъ ихъ трупы?

   ТИРРЛ. Видѣлъ, государь.

   РИЧАР. И схоронилъ, любезный Тиррль?

   ТИРРЛ. Ихъ похоронилъ капеланъ Товера; но гдѣ, признаюсь, мнѣ неизвѣстно.

   РИЧАР. Приди ко мнѣ, сейчасъ же послѣ ужина, разсказать подробности ихъ смерти. Между тѣмъ, ты можешь придумать, что я могу для тебя сдѣлать, и твое желаніе будетъ тотчасъ же исполнено. До свиданія.

   ТИРРЛ. Поручаю себя въ ваши расположеніе. (Уходить.)

   РИЧАР. Сынъ Кларенса заключенъ, дочь выдана за ничтожнаго дворянина, сыновья Эдуарда покоятся на лонѣ Авраама, а жена мой Анна пожелала доброй ночи этому міру. Ричмондъ Бретаньской, я знаю, мѣтитъ на Елизавету, малолѣтную дочь моего брата, думая этимъ союзомъ добраться до короны — явимся же къ ней радостнымъ, счастливымъ женихомъ.

Входитъ Кэтзби.

   КЭТЗБ. Государь!

   РИЧАР. Хорошія или дурныя вѣсти втолкнули тебя сюда такъ дерзко?

   KЭT3Б. Дурныя, государь. Мортонъ бѣжалъ къ Ричмонду, а Бокингэмъ, подкрѣпленный храбрыми Вэльссцами, выступилъ въ поле, и силы его ростутъ.

   РИЧАР. Эли и Ричмондъ безпокоятъ меня гораздо болѣе, чѣмъ Бокингэмъ и его дерзкія толпы. Идемъ; я знаю, по опыту, что боязливое раздумье свинцовый рабъ сонливой медленности, что медленность ведетъ за собой безсильное нищенство съ походкой улитки; огненная быстрота будетъ моимъ крыломъ, Меркуріемъ Юпитера, герольдомъ короля.— Ступай, собери войско; мой умъ — мой щитъ; не до совѣтовъ, когда измѣнники храбруютъ уже въ полѣ.

  

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Передъ дворцомъ.

Входитъ Королева Маргарита.

  

   К. МАР. Счастье ихъ начинаетъ ужь перезрѣвать, валится ужь въ сгнившую пасть смерти. Хитро скрывалась я здѣсь, все поджидая паденія враговъ моихъ, и вотъ, дождалась наконецъ страшнаго введенія. Теперь во Францію, въ надеждѣ, что и послѣдующее будетъ такъ же горестно, черно и гибельно. Скроіся, бѣдная Маргарита! — Кто это идетъ сюда?

Входятъ Королева Елизавета и Герцогиня Іоркъ.

   К. ЕЛ. О, бѣдныя, бѣдныя дѣти мои! Цвѣтки еще не разцвѣтшіе, прелести только-что развернувшіяся, если прекрасныя души ваши все еще витаютъ въ воздухѣ, не проникли еще въ вѣчныя селенія — носитесь надо мной на вашихъ воздушныхъ крылушкахъ, внимайте стонамъ вашей матери!

   К. МАР. (Про себя). Носитесь надъ ней, шепчите ей, что право возмездія погасило утро вашего дѣтства старческой ночью.

   ГЕРЦ. Несчастія лишили меня голоса; изнуренный скорбями языкъ нѣмъ и безмолвенъ. О, зачѣмъ умеръ ты, Эдуардъ Плантагенетъ?

   К. МАР. (Про себя). Плантагенетъ за Плантагенета, Эдуардъ за Эдуарда заплатили долгъ свой смертью.

   К. ЕЛ. О, Господи, зачѣмъ же оставилъ ты невинныхъ агнцевъ? зачѣмъ же бросилъ ихъ въ пасть волка? Когда жь, во время совершенія такого дѣла, опочивалъ ты?

   К. МАР. (Про себя). Когда умирали святой Генрихъ и милый сынъ мой.

   ГЕРЦ. Мертвая жизнь, слѣпое зрѣніе, бѣдный живущій смертью призракъ, жилище горя, позоръ міра, собственность могилы похищенная жизнью, перечень, краткая лѣтопись бѣдственныхъ дней — успокой свое безпокойство на праведной землѣ Англіи, такъ неправедно упоенной невинной кровью! (Садится на землю.)

   К. ЕЛ. (Садясь подлѣ нея). О, еслибъ ты могла даровать мнѣ могилу такъ же скоро, какъ мѣсто для грустнаго отдохновенія — не покоила бы я здѣсь костей моихъ; скрыла бы ихъ въ твои нѣдра. Ахъ! у кого жь еще столько причинъ стенать, какъ у насъ?

   К. МАР. Если скорбь старѣйшая болѣе достойна уваженія, отдайте первенство моей, и пусть она царитъ надъ вашими. (Садится подлѣ нихъ.) Если скорбь можетъ выносить товарищество, высказывайте всѣ ваши несчастія, перебирая мои.— У меня былъ Эдуардъ, и Ричардъ умертвилъ его; у меня былъ супругъ, и Ричардъ умертвилъ его; (Елизаветѣ) у тебя былъ Эдуардъ, и Ричардъ умертвилъ его; у тебя былъ Ричардъ, и Ричардъ умертвилъ его.

   ГЕРЦ. И у меня былъ Ричардъ, и ты умертвила его; былъ у меня еще Рютлэндъ, и ты помогла умертвить его.

   К. МАР. У тебя былъ еще Кларенсъ, и Ричардъ умертвилъ его. Изъ кануры твоего чрева выползла адская собака, которая гонитъ всѣхъ насъ на смерть; у которой, прежде чѣмъ раскрылись глаза — прорѣзались зубы, чтобъ терзать ягнятъ и локать невинную кровь ихъ. Твоя утроба, чтобъ загнать насъ поскорѣй въ могилы, извергла этого гнуснаго губителя созданій Господа, этого величайшаго, ужаснѣйшаго изъ тирановъ вселенной, царящаго въ разъѣденныхъ глазахъ душъ рыдающихъ. О, какъ благодарю я тебя, Боже правосудный, что эта алчная собака не щадитъ и дѣтей своей собственной матери, дѣлаетъ и ее подругой другихъ страдалицъ!

   ГЕРЦ. Не радуйся моимъ несчастіямъ, жена Генриха! Богъ свидѣтель, я оплакивала твои.

   К. МАР. Будь снисходительна ко мнѣ; вѣдь, до сихъ поръ, я голодала местью, и только теперь начинаю насыщаться. Твой Эдуардъ, убившій моего Эдуарда — умеръ; и другой твой Эдуардъ умеръ за моего же Эдуарда; малютка же Іоркъ, просто привѣсокъ, потому что и двухъ твоихъ Эдуардовъ мало, чтобъ сравнять твою потерю съ моею. Твой Кларенсъ, пронзившій моего Эдуарда — умеръ; и всѣ свидѣтели этого страшнаго дѣла — прелюбодѣй Гастингсъ, Риверсъ, Вогэнъ, Грей — всѣ они задохлись безвременно въ пыльныхъ могилахъ. Только Ричардъ, этотъ черный поденщикъ ада — живъ еще, оставленъ маклеромъ закупать и отсылать въ него бѣдныя души; но близка, близка и его жалкая, никому не жалостная смерть. Земля зіяетъ, адъ пышетъ, демоны ревутъ, святые молятъ, чтобъ онъ скорѣй оставилъ міръ этотъ.— О, и я молю тебя, Боже милосердый, расторгни узы, привязывающіе его къ жизни, чтобъ, прежде чѣмъ умру, могла воскликнуть: «издохъ, собака!»

   К. ЕЛ. О, ты пророчила, что придетъ время, и я буду молить, чтобъ ты помогла мнѣ проклинать пузатаго паука этого, эту гадкую, горбатую жабу.

   К. МАР. Тогда я называла тебя пустымъ отблескомъ моего счастія; тогда я называла тебя жалкой тѣнью, намалеванной королевой, поддѣлкой подъ то, что я была, льстивой росписью страшнаго представленія {Pageants, были представленія безъ рѣчей, аллегорическаго содержанія; нѣчто въ родѣ нашихъ балетовъ. Для лучшаго уразумѣнія ихъ, зрителямъ раздавались росписи порядка выходовъ разныхъ дѣйствующихъ лицъ и краткое изложеніе содержанія, Маргарита намѣкаетъ тутъ на одну изъ таковыхъ росписей, обѣщавшую лучшій конецъ.}. Ты вознеслась такъ высоко только для того, чтобъ тѣмъ ужаснѣе было твое паденіе; тебя только дразнили матерью двухъ прекрасныхъ малютокъ; теперь ты сонъ того, что была; пестрое знамя, дѣлающее тебя цѣлью всѣхъ выстрѣловъ; вывѣска величія, водяной пузырь, дуновеніе; потѣшная королева, выведенная только для наполненія сцены. Гдѣ жь теперь мужъ твой? гдѣ братья? гдѣ дѣти? гдѣ всѣ радости твои? Кто преклоняется передъ тобой и молитъ и восклицаетъ: да здравствуетъ королева? гдѣ низкопоклонные перы, льстившіе тебѣ? гдѣ народъ, бѣгавшій за тобой толпами? Перебери все это, и представь себѣ, что ты теперь. Вмѣсто счастливой жены — несчастнѣйшая вдова; вмѣсто радующейся матери — стенающая, что мать; вмѣсто того, чтобъ тебя просили — ты сама униженная просительница; вмѣсто королевы — ты раба увѣнчанная горемъ; вмѣсто того, чтобъ тебѣ издѣваться надо мной — я издѣваюсь надъ тобой; вмѣсто того, чтобъ повелѣвать всѣми — нѣтъ человѣка, который бы повиновался тебѣ. Такъ повернуло праведное возмездіе колесо счастія и оставило тебя въ добычу времени, не оставивъ тебѣ ничего, кромѣ памяти этомъ, чѣмъ была — и то, лишь для того, чтобъ еще сильнѣе терзало тебя то, что ты теперь. Ты завладѣла моимъ мѣстомъ; вмѣстѣ съ нимъ ты должна была захватить и часть моихъ горестей. Гордая выя твоя несетъ теперь только еще половину моего бремени; но вотъ — я стряхаю и другую съ усталой головы моей, и слагаю его все на тебя одну. Прощай, жена Іорка, прощай, королева чернаго злополучія; бѣды Англіи утѣшатъ меня во франціи.

   К. ЕЛ. О, подожди немного; ты такъ искусна въ проклятіяхъ — научи меня проклинать враговъ моихъ!

   К. МАР. Не спи ночью, постись днемъ, сравнивай усопшее счастіе съ живымъ горемъ, представляй малютокъ своихъ прекраснѣе, чѣмъ они были, а убійцу ихъ гнуснѣе, чѣмъ онъ есть. Украшая то, чего ты лишилась, ты еще болѣе огадишь виновника потерь своихъ и научишься, какъ проклинать его.

   К. ЕЛ. Мои слова тупы; завостри ихъ своими.

   К. МАР. Твое горе завостритъ ихъ, и они будутъ пронзительны, какъ мои, (Уходитъ.)

   ГЕРЦ. Къ чему многословіе несчастію?

   К. ЕЛ. Нѣтъ, дайте волю этимъ внутреннимъ ходатаямъ горя, этимъ воздушнымъ преемникамъ незавѣщанныхъ радостей, этимъ бѣднымъ издыхаемымъ ораторамъ злополучія! Пусть то, что они высказываютъ, ничего не поправляетъ — оно облегчаетъ, по крайней мѣрѣ, сердце.

   ГЕРЦ. Если такъ — говори; пойдемъ, задушимъ моего проклятаго сына дыханіемъ горькихъ упрековъ, какъ онъ задушилъ двухъ прекрасныхъ сыновей твоихъ. (Барабапный бой.) Это его барабаны; не жалѣй же проклятій.

Входитъ Ричардъ и за ними войско.

   РИЧАР. Кто смѣетъ преграждать мнѣ путь?

   ГЕРЦ. Та, которая жалѣетъ, что не преградила тебѣ пути ко всѣмъ свершеннымъ тобой убійствамъ, задушивъ тебя, извергъ, еще въ проклятой утробѣ своей.

   К. ЕЛ. Золотой короной прикрылъ ты чело, на которомъ, еслибъ была справедливость, клеймилось бы убійство принца, которому принадлежала эта корона, убійства моихъ бѣдныхъ сыновей и братьевъ! Скажи, подлый рабъ, гдѣ дѣти мои?

   ГЕРЦ. Жаба, жаба, гдѣ братъ твой Кларенсъ? гдѣ сынъ его, крошка Недъ Плантагенетъ?

   К. ЕЛ. Гдѣ добрый Риверсъ, Вогэнъ, Грей?

   ГЕРЦ. Гдѣ честный Гастингсъ?

   РИЧАР. Трубы, барабаны, гремите тревогу, чтобъ небеса не слыхали, какъ эти вздорныя бабы ругаются надъ помазанникомъ Бога! Гремите, говорю я! (Трубы и барабаны.) Укротитесь, говорите не забывая приличій, или я заглушу всѣ ваши возгласы громкими воинственными звуками.

   ГЕРЦ. Сынъ ли ты мой?

   РИЧАР. Кажется; благодаря Бога, отца и васъ.

   ГЕРЦ. Такъ сноси же терпѣливо мою горячность {Въ прежнихъ изданіяхъ: hear my impatience… По экземпляру Коллера: bear my impatience.}.

   РИЧАР. Герцогиня, во мнѣ есть частичка вашего характера, который не можетъ выносить упрековъ.

   ГЕРЦ. О, дай же мнѣ высказать.

   РИЧАР. Говорите; но я не буду слушать.

   ГЕРЦ. Я обѣщаю говорить кротко, ласково.

   РИЧАР. И покороче, добрая матушка; мнѣ некогда.

   ГЕРЦ. И ты такъ нетерпѣливъ! Богу извѣстно, какъ долго ждала я тебя въ мукахъ, въ предсмертной тоскѣ.

   РИЧАР. И развѣ не родился я наконецъ, чтобъ успокоить васъ?

   ГЕРЦ. Нѣтъ, клянусь крестомъ Спасителя; ты самъ знаешь это; ты родился, чтобъ и этотъ міръ сдѣлать для меня адомъ. Болѣзненно, тягостно было твое рожденіе; младенцемъ ты былъ капризенъ, своенравенъ; отрокомъ — страшенъ, дикъ, золъ, бѣшенъ; юношей — дерзокъ, неукротимъ, буенъ; возмужавъ — сдѣлался гордъ, хитръ, коваренъ и кровожаденъ; сталъ еще опаснѣе, прикрывъ самую ненависть личиной кротости. Напомни мнѣ хоть одинъ счастливый часъ, проведенный съ тобою.

   РИЧАР. Ей-богу, кажется ни одного, кромѣ развѣ Гомфріева часа {Полагая, что старый герцогъ Гомфръ былъ погребенъ въ Лондонѣ, и именно въ церкви Св. Павла, ему воздвигли въ ней памятникъ, который ходили смотрѣть такъ много людей, что часть церкви, въ которой онъ стоялъ, прозвали Гомфріевымъ гульбищемъ. Сюда же приходили многіе искатели обѣдовъ, чтобъ получить приглашеніе, отчего и родилась поговорка Humphreys dinner; вѣроятно тоже значеніе имѣетъ и употребленный здѣсь Humphreys hour.}, когда васъ пригласили завтракать безъ меня. Впрочемъ, если я такъ противенъ вамъ — позвольте избавить васъ отъ моего присутствія.— Бейте барабаны!

   ГЕРЦ. Прошу, выслушай меня.

   РИЧАР. Вы говорите слишкомъ ужь оскорбительно.

   ГЕРЦ. Еще одно слово; вѣдь я говорю съ тобой въ послѣдній разъ.

   РИЧАР. Въ самомъ дѣлѣ?

   ГЕРЦ. Какъ знать, что судилъ Господь правосудный: ты можешь умереть, и меня могутъ умертвить горесть и преклонная старость прежде, чѣмъ ты воротишься побѣдителемъ, и я никогда уже не увижу тебя. Такъ возьми же съ собой мое жесточайшее проклятіе, чтобы въ день битвы оно утомило тебя сильнѣе, чѣмъ полное вооруженіе. Молитвы мои да сражаются на сторонѣ твоихъ противниковъ; души дѣтей Эдуарда да нашептываютъ врагамъ твоимъ мужество, предвѣщая имъ успѣхъ и побѣду. Ты жилъ кровью — кровава будетъ и смерть твоя; позоръ былъ всегдашнимъ спутникомъ твоей жизни — не оставитъ онъ тебя и въ минуту смерти. (Уходитъ.)

   К. ЕЛ. У меня еще болѣе причинъ проклинать тебя, но гораздо менѣе умѣнья, и потому скажу только аминь къ ея проклятіямъ. (Хочетъ идти.)

   РИЧАР. Постойте, королева; мнѣ нужно поговорить съ вами.

   К. ЕЛ. У меня нѣтъ уже болѣе сыновей царственной крови для удовлетворенія твоей кровожадности; дочерей же сдѣлаю богомольными инокинями — не быть имъ стенающими королевами. Тебѣ не для чего искать ихъ смерти, Ричардъ.

   РИЧАР. У васъ есть дочь Елизавета — прекрасная, добродѣтельная, царственная, кроткая.

   К. ЕЛ. И неужели она должна умереть за это? О, пощади ее! я испорчу нравъ ея, обезображу красоту, обезчещу самое себя, наклеветавъ на себя невѣрность ложу Эдуарда, накину на нее покрывало позора, скажу, что она не дочь Эдуарда — только бы избавить ее отъ кровавой, насильственной смерти.

   РИЧАР. Не безчестьте ея рожденія, — она царственной крови.

   К. ЕЛ. Чтобъ сохранить ей жизнь, я скажу, что это неправда.

   РИЧАР. Ея рожденіе вѣрнѣйшая охрана ея жизни.

   К. ЕЛ. Но эта сажая охрана умертвила ея братьевъ.

   РИЧАР. Не она, а созвѣздія, которымъ рожденіе ихъ было противно.

   К. ЕЛ. Не они, а злые люди, которымъ было противно ихъ рожденіе.

   РИЧАР. Никто не уклонится отъ предъопредѣленія судьбы.

   К. ЕЛ. Конечно, когда само уклоненіе отъ благодати дѣлается судьбою. Еслибъ жизнь твоя не была чужда всякой благодати — мои малютки не умерли бы такой ужасной смертью.

   РИЧАР. Вы говорите, какъ будто бы я убилъ моихъ племянниковъ?

   К. ЕЛ. Да, добрый дядюшка лишилъ ихъ счастія, королевства, родныхъ, свободы, жизни. Чья бы рука ни пронзила сердецъ ихъ, твоя голова направляла эту руку. Убійственный ножъ былъ и тупъ и бездѣйственъ, до тѣхъ поръ, пока ты не наточилъ его на своемъ каменномъ сердцѣ, не послалъ его пировать во внутренности моихъ бѣдныхъ ягнятокъ. О, если бы привычка къ горю не укрощала самаго бѣшенаго горя — языкъ мой не произнесъ бы при тебѣ именъ дѣтей моихъ, пока не впилась бы въ твои глаза этими ногтями, какъ якорями; пока не разбилась бы о твою скалистую грудь въ щепы, какъ бѣдная ладья, лишенная, въ этомъ гибельномъ заливѣ смерти, и парусовъ и снастей.

   РИЧАР. Королева, дай Богъ, чтобъ мои предпріятія, успѣхъ этой опасной, кровавой войны былъ такъ же вѣренъ, какъ вѣрно, что я намѣренъ сдѣлать для васъ и для вашихъ добро гораздо большее всего зла, которое я когда-либо вамъ сдѣлалъ.

   К. ЕЛ. Какое же еще счастіе можетъ скрываться для меня подъ покровомъ неба?

   РИЧАР. Возвышеніе дѣтей вашихъ, любезная леди.

   К. ЕЛ. На эшафотъ, чтобъ обезглавить ихъ?

   РИЧАР. Нѣтъ, на вершину счастія, на высшую ступень земнаго величія.

   К. ЕЛ. О, льсти моей горести этой сказкой; говори, какимъ же счастьемъ, какою жь почестью, какимъ величіемъ можешь ты надѣлять кого-нибудь изъ дѣтей моихъ?

   РИЧАР. Всѣмъ что имѣю; да, и самого себя и все готовъ я отдать одному изъ дѣтей вашихъ, если только утопите въ Летѣ своей раздраженной души печальное воспоминаніе того зла, которое, какъ вы полагаете, я сдѣлалъ вамъ.

   К. ЕЛ. Говори короче, чтобъ это доброе расположеніе не миновало прежде, чѣмъ успѣешь высказать его.

   РИЧАР. Такъ знайте же, что я всей душой моей люблю дочь вашу.

   К. ЕЛ. И мать моей дочери всей душой своей думаетъ тоже.

   РИЧАР. Что же?

   К. ЕЛ. Что ты любишь дочь мою всей душой своей. Вѣдь ты любилъ и братьевъ ея всей любовью души своей, и я благодарю тебя за это всей любовью моего сердца.

   РИЧАР. Не перетолковывайте словъ моихъ. Я говорю, что отъ всей души люблю дочь вашу, хочу сдѣлать ее королевой Англіи.

   К. ЕЛ. Прекрасно, но кто жь будетъ королемъ ея?

   РИЧАР. Тотъ, кто сдѣлаетъ ее королевой; кому жь и быть имъ?

   К. ЕЛ. Какъ! ты?

   РИЧАР. Именно; какъ выдумаете объ этомъ?

   К. ЕЛ. Чѣмъ же думаешь ты склонить ее на свое желаніе?

   РИЧАР. Вотъ объ этомъ-то и хотѣлъ я посовѣтоваться съ вами; вы знаете ее лучше, чѣмъ кто-нибудь.

   К. ЕЛ. И ты послушаешься моего совѣта?

   РИЧАР. Послушаюсь.

   К. ЕЛ. Пошли же къ ней — и именно съ тѣмъ самымъ человѣкомъ, который убилъ ея братьевъ — два окровавленныя сердца, вырѣзавъ на нихъ имена Эдуарда и Іорка. Увидавъ ихъ, она вѣроятно заплачетъ, — ты помнишь, какъ нѣкогда Маргарита предложила твоему отцу платокъ напитанный кровью Рютлэнда, — предложи и ты ей такой же; скажи, что онъ напитался пурпуровой влагой, вытекавшей изъ труповъ ея братьевъ, и попроси, чтобъ она обтерла имъ слезы свои. Если кто не возбудитъ еще въ ней любви, пошли ей письменный перечень твоихъ славныхъ дѣлъ; скажи ей, что ты умертвилъ ея дядю Кларенса, ея дядю Риверса, что — для ея же счастія — не замедлилъ отправить и ея добрую тетку Анну.

   РИЧАР. Королева, вы смѣетесь надо мной; такими средствами не пріобрѣтешь расположенія вашей дочери.

   К. ЕЛ. Другихъ нѣтъ, если не можешь сдѣлаться другимъ человѣкомъ — не быть Ричардомъ, который все это сдѣлалъ.

   РИЧАР. Скажите, что все это я сдѣлалъ изъ любви къ ней.

   К. ЕЛ. Дѣйствительно, когда она узнаетъ, какими кровавыми жертвами купила она любовь твою, ей ужь невозможно будетъ не избрать тебя.

   РИЧАР. Послушайте, что сдѣлано того ужь не воротишь. Человѣкъ дѣйствуетъ часто необдуманно, и потомъ жалѣетъ объ этомъ. Я лишилъ вашихъ сыновей королевства — чтобъ поправить это, я дарую его вашей дочери. Я уничтожилъ вашъ родъ — я воскрешу его моимъ потомствомъ отъ вашей дочери. Названіе бабушки почти такъ же пріятно, какъ и страстно любимое названіе матери. Внучата — тѣ же дѣти, только однимъ колѣномъ ниже; той же плоти, той же крови; тутъ все то же, только ночи страданій подвергнется та, для которой вы подвергались тому же. Ваши дѣти были мученіемъ вашей юносты — мои будутъ утѣшеніемъ вашей старости. Вы лишились сына, который былъ бы королемъ — но потеря эта дѣлаетъ вашу дочь королевой. Я не могу возвратить вамъ всего, какъ бы ни желалъ этого — примите же то, что могу. Грустно блуждаетъ вашъ сынъ, Дорзетъ, по стезямъ иноземнымъ — союзъ этотъ быстро возвратитъ его на родину, возвыситъ, осыпитъ почестями. Король, назвавшій вашу прекрасную дочь женой, назоветъ вашего Дорзета, за-просто, братомъ; вы опять будете матерью короля, и всѣ развалины бѣдственнаго времени исправятся двойнымъ преизбыткомъ довольства. И сколько еще радостныхъ дней таится дли насъ въ будущимъ! Слезы, пролитыя вами, появятся снова, но превращенныя въ драгоцѣнные перлы, счастіе, увеличенное процентами, возвратится къ вамъ удесятереннымъ. Ступайте же, любезная матушка, ступайте къ вашей дочери, ободрите ея застѣнчивую юность вашей опытностью, приготовьте слухъ ея къ страстному говору жениха, пробудите въ ея нѣжномъ сердцѣ высоковздымающееся пламя золотаго царствованія, откройте ей всю прелесть безмолвныхъ наслажденіи супружества. Наказавъ безумнаго Бокингэма — этого бунтовщика-пигмея, я возвращусь увѣнчанный лаврами, и дочь ваша раздѣлитъ ложе побѣдителя; ей передамъ я всѣ мои трофеи, и она будетъ единственной побѣдительницей — Цезаремъ Цезаря!

   К. ЕЛ. Но какъ же назову я ей того, кто хочетъ быть ея супругомъ? братомъ ли отца ея? или дядей? или убійцей и братьевъ ея и дядей? Скажи мнѣ хоть одно названіе, по которому и Господь, и законъ, и моя честь, и любовь ея, не сдѣлали бы твоего исканія противнымъ ея нѣжному возрасту?

   РИЧАР. Скажите ей, что отъ этого союза зависитъ миръ Англіи.

   К. ЕЛ. Который она должна купить, принесши себя въ жертву безконечной войнѣ?

   РИЧАР. Скажите ей, что король, который могъ бы повелѣвать — проситъ.

   К. ЕЛ. Того, что запрещаетъ царь царей.

   РИЧАР. Скажите, что она будетъ великой, могущественной королевой.

   К. ЕЛ. Чтобъ оплакивать свое величіе, какъ мать ея.

   РИЧАР. Скажите, что я буду любить ее вѣчно.

   К. ЕЛ. А долго ли продлится эта вѣчность?

   РИЧАР. До конца ея прекрасной жизни.

   К. ЕЛ. А долго ли продлится ея прекрасная жизнь?

   РИЧАР. Такъ долго, какъ будетъ угодно природѣ и небу.

   К. ЕЛ. Такъ долго, какъ будетъ угодно Ричарду и аду.

   РИЧАР. Скажите, что я, король ея — дѣлаюсь ея покорнымъ подданнымъ.

   К. ЕЛ. Но она, твоя подданная — гнушается такимъ царствованіемъ.

   РИЧАР. Употребите все ваше краснорѣчіе въ мою пользу.

   К. ЕЛ. Доброе предложеніе переданное просто — принимается скорѣе.

   РИЧАР. Такъ скажите ей просто о любви моей.

   К. ЕЛ. Безчестное предложеніе переданное просто — дѣлается еще отвратительнѣй.

   РИЧАР. Ваши возраженія слишкомъ ничтожны и поверхностны.

   К. ЕЛ. О, нѣтъ, слишкомъ дѣйствительны и глубоки; слишкомъ дѣйствительно и глубоко лежатъ мои бѣдныя дѣти въ могилахъ.

   РИЧАР. Королева, не касайтесь струны этой;— это прошедшее.

   К. ЕЛ. Буду касаться, пока не порвутся всѣ струны моего сердца.

   РИЧАР. Когда такъ! моимъ Георгомъ, моей Подвязкой {Ордена св. Георгія и Подвязки.}, моей короной —

   К. ЕЛ. Ты обезчестилъ первый, осрамилъ вторую, похитилъ послѣднюю.

   РИЧАР. Клянусь —

   К. ЕЛ. Нечѣмъ; потому что это не клятва. Твой обезчещенный Георгъ потерялъ свою святую силу; твоя осрамленная Подвязка утратила свое кавалерственное значеніе; твоя похищенная корона лишилась своего царственнаго величія. Если хочешь, чтобъ повѣрили твоей клятвѣ — поклянись чѣмъ-нибудь такимъ, чему бы ты ни сдѣлалъ никакого зла.

   РИЧАР. Клянусь этимъ міромъ —

   К. ЕЛ. Онъ полонъ твоихъ гнусныхъ злодѣяній.

   РИЧАР. Смертью отца моего —

   К. ЕЛ. Ты обезчестилъ ее твоей жизнью.

   РИЧАР. Самимъ собою —

   К. ЕЛ. Ты самъ опозоренъ собою.

   РИЧАР. Ну, такъ Богомъ —

   К. ЕЛ. Передъ Богомъ ты виновнѣе, чѣмъ передъ кѣмъ-нибудь. Еслибъ ты побоялся нарушить клятву, данную во имя его — ни дружественный союзъ, возстановленный моимъ супругомъ, не былъ бы расторгнутъ, ни мой братъ не былъ бы умерщвленъ. Еслибъ ты побоялся нарушить клятву, данную во имя его — этотъ царственный металлъ, объемлющій твою голову, украшалъ бы прекрасное чело моего милаго сына, и оба принца были бы и теперь живы; твое вѣроломство не уложило бы ихъ въ могилу двумя нѣжными ее постельниками, не сдѣлало бъ ихъ снѣдію червей. Чѣмъ же поклянешься еще?

   РИЧАР. Будущностью.

   К. ЕЛ. Ты наругался надъ ней въ прошедшемъ. У меня самой столько еще слезъ, чтобъ и въ будущемъ оплакивать зло, сдѣланное тобой въ прошедшемъ. Дѣти, родителей которыхъ ты умертвилъ — живутъ безпризорными сиротами, чтобъ плакаться на тебя и въ старости; родители, дѣтей которыхъ ты зарѣзалъ — живутъ старыми, безплодными растеніями, чтобъ стенать весь остатокъ жизни своей. Нѣтъ, не клянись будущимъ; ты и не пользовавшись имъ, исказилъ это злоупотребленіемъ прошедшаго.

   РИЧАР. Пусть успѣхъ мой въ этой опасной войнѣ будетъ такъ же вѣренъ, какъ вѣрно, что я каюсь и желаю благоденствія! да уничтожусь самъ самимъ собою! да лишатъ меня и небо и счастіе всякаго радостнаго мгновенія! да не дастъ мнѣ день свѣта, ночь покоя! да возстанутъ всѣ созвѣздія противъ всѣхъ моихъ начинаній, если я не люблю вашей прекрасной, царственной дочери любовью чистой, безпорочной, святой! Въ ней и ваше и мое счастіе; безъ нея — и меня, и васъ, и ее самое, и все государство, и много, много христіянскихъ душъ, ожидаетъ смерть, гибель, разореніе и опустошеніе. Ничто не можетъ отвратить и не отвратитъ того, кромѣ моего союза съ вашей дочерью. И потому, любезная матушка — я долженъ такъ называть васъ — будьте ходатаемъ моей любви. Говорите ей о томъ, чѣмъ я хочу быть, а не о томъ чѣмъ я былъ; не о томъ, чего я заслуживаю, а о томъ, что хочу заслужить; представьте ей необходимость этого, вынуждаемую и временемъ и обстоятельствами, не увлекаясь мелочной раздражительностью {Въ прежнихъ изданіяхъ: Urge the necessity and state of times, And be not peevish found… По Колльеру: Urge the necessity of state and times. And be not peevish fond...} въ такомъ важномъ дѣлѣ.

   К. ЕЛ. И я уступлю обольщеніямъ демона?

   РИЧАР. Уступите, если демонъ обольщаетъ на доброе.

   К. ЕЛ. И я должна забыть самое себя, чтобъ остаться самой собою?

   РИЧАР. Должны, если память о самихъ себѣ вредитъ вамъ самимъ.

   К. ЕЛ. Но ты убилъ дѣтей моихъ.

   РИЧАР. Я похороню ихъ въ нѣдрахъ вашей дочери, и въ этомъ гнѣздѣ феникса они возродятся сами изъ себя, вамъ на утѣшеніе.

   К. ЕЛ. И я должна склонить мою дочь на твое желаніе?

   РИЧАР. Это сдѣлаетъ васъ счастливой матерью.

   К. ЕЛ. Хорошо.— Пиши же ко мнѣ, какъ можно скорѣе, и я увѣдомлю тебя объ ея расположеніи.

   РИЧАР. (Цѣлуя ее). Передайте же ей отъ меня этотъ поцѣлуи любви, и за тѣмъ прощайте. (Елизавета уходитъ.) Дура переметная, легкомысленная баба!

Входить Рэтклифъ и за нимъ Кэтзби.

   Что новаго?

   РЭТКЛ. Могущественный повелитель, близь западныхъ береговъ показался многочисленный флотъ; на берегъ высыпаютъ толпы бездушныхъ, весьма сомнительныхъ друзей, безъ оружія и безъ рѣшимости отбить непріятеля. Полагаютъ, что этимъ флотомъ начальствуетъ Ричмондъ; они подобрали паруса въ ожиданіи, что Бокингэмъ поможетъ высадкѣ.

   РИЧАР. Скорѣй, вѣрнаго человѣка къ герцогу Норфолькъ, — скачи ты самъ, или Кэтзби, — гдѣ Кэтзби?

   КЭТЗБ. Здѣсь, государь.

   РИЧАР. Кэтзби, скорѣй къ герцогу.

   КЭТЗБ. Не пощажу ни себя, ни лошади.

   РИЧАР. Ты, Рэтклифъ, скачи въ Сольсбёря. Пріѣдешь туда — (Кэтзби) что жь ты стоишь, безпечный, лѣнивый бездѣльникъ! что не ѣдешь къ герцогу?

   КЭТЗБ. Ваше величество не сказали еще, что я долженъ передать ему.

   РИЧАР. Виноватъ мой добрый, мой вѣрный Кэтзби. Скажи ему и чтобъ онъ немедленно собралъ войско, какое только можетъ, и чтобы, тотчасъ же, спѣшилъ съ нимъ въ Сольсбери.

   КЭТЗБ. Лечу. (Уходить.)

   РЕТКТ. А мнѣ-то, что жь прикажете дѣлать въ Сольсбёри?

   РИЧАР. Въ Сольсбёри? что тебѣ тамъ дѣлать безъ меня?

   РЭТКЛ. Ваше величество сказали, чтобъ я ѣхалъ впередъ.

Входитъ Стэнли.

   РИЧАР. Я передумалъ.— Что новаго, Стэнли?

   СТЭНЛ. Ничего такъ хорошаго, чтобъ ваше величество выслушали съ удовольствіемъ, и ничего такъ дурнаго, чтобъ нельзя было пересказать вашему величеству.

   РИЧАР. Да это загадка; ни дурное, ни хорошее? Къ чему скачешь ты столько миль околицами, когда можешь передать свою новость ближайшимъ путемъ? Еще разъ, что новаго?

   СТЭНЛ. Ричмондъ на морѣ.

   РИЧАР. Чтобъ утопиться ему въ немъ, чтобы не онъ, оно было на немъ! Что надо тамъ бездушному ренегату?

   СТЭНЛ. Не знаю, государь. Полагаю —

   РИЧАР. Что жь полагаешь ты?

   СТЭНЛ. Полагаю, что возбужденный Дорзетомъ, Бокингэмомъ и Мортономъ, онъ плыветъ въ Англію за короной.

   РИЧАР. Но развѣ престолъ Англіи опустѣлъ? мечь лишился руки имъ владѣвшей? король умеръ? королевство безъ властителя? Кто же, кромѣ насъ, законный наслѣдникъ Іорка? и кто же, кромѣ законныхъ наслѣдниковъ великаго Іорка, можетъ быть королемъ Англіи?— Нѣтъ, не для этого пустился онъ въ море.

   СТЭНЛ. Если не для этого, ваше величество, такъ я не знаю никакой другой причины.

   РИЧАР. Если не для этого, такъ ты не знаешь никакой другой причины, для чего бы этому проклятому Вэльссцу спѣшить сюда? О, я знаю, и ты возмутишься, и ты бѣжишь къ нему!

   СТЭНЛ. Государь, избавьте меня отъ такого подозрѣнія.

   РИЧАР. Гдѣ же войска твои, чтобъ отбить его? гдѣ твои вассалы, друзья? не на западномъ ли берегу, чтобъ облегчить бунтовщикамъ высадку?

   СТЭНЛ. Ваше величество, всѣ друзья мои на сѣверѣ.

   РИЧАР. Холодные же они друзья мнѣ! Что дѣлаютъ они на сѣверѣ, когда государь ихъ нуждается въ нихъ на западѣ.

   СТЭНЛ. Государь, на этотъ счетъ имъ не дано никакого приказанія. Если вашему величеству будетъ угодно отпустить меня, я соберу моихъ друзей, и соединюсь съ вашимъ величествомъ, когда и гдѣ прикажете.

   РИЧАР. Понимаю; тебѣ хочется соединиться съ Ричмондоиъ. Нѣтъ, сэръ, я не довѣряю вамъ.

   СТЭНЛ. Ваше величество не имѣете никакой причины сомнѣваться въ моей вѣрности. Я не былъ, и никогда не буду измѣнникомъ.

   РИЧАР. Такъ отправляйся и собирай войска; но твой сынъ, Джорджъ Стэнли, останется здѣсь. Будь вѣренъ, если не хочешь, чтобъ голова его слетѣла съ плечь.

   СТЭНЛ. Онъ залогъ моей вѣрности. (Уходитъ.)

Входитъ Гонецъ.

   1 ГОН. Ваше величество, я получилъ вѣрное извѣстіе, что сэръ Эдуардъ Кортни, старшій братъ его, надменный епископъ Экстерскій, и множество другихъ подняли оружіе въ Девонширѣ.

Входитъ другой Гонецъ.

   2 ГОН. Государь, Гильфорды возстали въ Кентѣ; силы бунтовщиковъ растутъ съ каждымъ часомъ.

Входитъ третій Гонецъ.

   3 ГОН. Государь, войско Бокингэма —

   РИЧАР. Вонъ, зловѣщія совы! ничего, кромѣ пѣсней смерти! (Ударяя его.) Вотъ тебѣ до лучшей вѣсти.

   3 ГОН. Я хотѣлъ донести вашему величеству, что войско Бокингема разсѣяно разливомъ водъ отъ сильныхъ дождей, выпавшихъ совсѣмъ неожиданно, и что онъ бѣжалъ одинъ одинехонекъ; но куда — неизвѣстно.

   РИЧАР. Прости. Вотъ тебѣ кошелекъ, чтобъ залѣчить ударъ мой. Назначена ль награда за голову измѣнника?

   3 ГОН. Назначена и объявлена, государь.

Входитъ четвертый Гонецъ.

   4 ГОН. Государь, сэръ Томасъ Ловель и лордъ маркизъ Дорзетъ, подняли, какъ говорятъ, оружіе въ Іоркширѣ; но есть еще другая вѣсть, которая успокоитъ ваше величество — бретаньскій флотъ разсѣянъ бурей. Ричмондъ посылалъ къ дорзетширскому берегу шлюбку, чтобъ узнать, не его ли ждутъ отряды тамъ стоявшіе; ему отвѣтили, что они присланы ему въ помощь Бокигэмомъ, но онъ не повѣрилъ, поднялъ паруса и поворотилъ назадъ въ Бретань.

   РИЧАР. И все-таки выступимъ, выступимъ въ поле, такъ какъ приготовились ужь, если не для битвъ съ иноземнымъ врагомъ, такъ для уничтоженія домашнихъ бунтовщиковъ.

Входитъ Кэтзби.

   КЭТЗБ. Государь, герцогъ Бокингэмъ взятъ; это лучшая вѣсть, но есть и прескверная, которую надо однакожь высказать. Ричмондъ съ многочисленнымъ войскомъ вышелъ на берегъ въ Мильфордѣ.

   РИЧАР. Впередъ, въ Сольсбёри! пока мы здѣсь болтали, можно было выиграть или проиграть рѣшительное сраженіе. Одинъ изъ васъ проводитъ Бокингэма въ Сольсбёри; — прочіе за мной.

  

СЦЕНА 5.

Комната въ домѣ Стэнли.

Входятъ Стэнли и Сэръ Христофоръ Орзвикъ.

  

   СТЭН. Сэръ Христофоръ, передайте Ричмонду, что мой сынъ Джорджъ запертъ въ клевѣ кровожаднаго борова; возстану — мой Джорджъ лишится головы; что только это препятствуетъ мнѣ присоединиться къ нему. Но скажите, гдѣ же теперь царственный Ричмондъ?

   ХРИС. Около Пемброка, или Герфордъ-веста въ Вальсѣ.

   СТЭН. Кто жь съ нимъ изъ лицъ извѣстныхъ?

   ХРИС. Божественный сэръ Вальтеръ Гербертъ, сэръ Джильбертъ Тальботъ, сэръ Вильямъ Стэнли, Оксфордъ, могучій Пемброкъ, сэръ Джемсъ Блёнтъ, Рич-ап-Томасъ съ ватагой храбрыхъ, и множество другихъ, не менѣе знаменитыхъ сподвижниковъ. Они пойдутъ прямо на Лондонъ, если ихъ не вынудятъ сразиться еще на дорогѣ туда.

   СТЭН. Такъ спѣшите же къ вашему лорду, передайте ему мой привѣтъ, скажите, что королева съ радостью согласилась выдать за него дочь свою Елизавету. Изъ этого письма онъ узнаетъ все подробнѣе. Прощайте.

  

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Сольсбёри. Площадь

Входятъ Шерифъ со стражей, которая ведетъ Бокингэма на казнь.

  

   БОКИН. Такъ король рѣшительно не хочетъ меня видѣть?

   ШЕРИФ. Рѣшительно, любезный лордъ, и потому покоритесь судьбѣ вашей.

   БОКИН. Гастингсъ, дѣти Эдуарда, Риверсъ, Грей, добрый Генрихъ, прекрасный сынъ его Эдуардъ, Вогэнъ и всѣ погибшіе отъ гнусной, коварной несправедливости, если ваши гнѣвныя, негодующія души могутъ видѣть изъ-за облаковъ, что здѣсь дѣлается — смѣйтесь, въ отместку, надъ моей гибелью! Скажите, вѣдь нынче, кажется, день поминовенія усопшихъ?

   ШЕРИФ. Точно такъ, лордъ.

   БОКИН. И день поминовенія усопшихъ будетъ днемъ моей казни. При жизни короля Эдуарда, я звалъ этотъ день на мою голову, если измѣню его дѣтямъ или родственникамъ жены его; въ этотъ день желалъ я погибнуть отъ вѣроломства того, кому довѣрялъ болѣе всѣхъ, и этотъ, этотъ самый день кончаетъ всѣ грѣховные помыслы боязливой души моей. Великій всевидѣцъ, которымъ я думалъ играть, обратилъ на мою же голову всѣ мои притворныя молитвы; даровалъ въ самомъ дѣлѣ, чего я молилъ въ шутку. Такъ обращаетъ онъ мечи злыхъ противъ ихъ же собственной груди. Проклятіе Маргариты обрушилось на мою бѣдную голову всей своей тяжестью. «Когда онъ растерзаетъ твое сердце скорбію», восклицала она, «вспомни, что Маргарита была пророчицей».— Идемъ, ведите меня на позорную плаху; зло всегда награждается зломъ, вина — виной.

  

СЦЕНА 2.

Равнина близь Тэмворза.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами Ричмондъ, Оксфордъ, Блёнтъ, Гербертъ и другіе съ войскомъ.

  

   РИЧМ. Друзья я товарищи по оружію, удрученные гнетомъ тираніи точно такъ же, какъ и я, безпрепятственно проникли мы въ самую средину государства, и вотъ я получилъ отъ моего отца Стэнли письмо, которымъ онъ ободряетъ васъ. Хищный, кровожадный боровъ, опустошающій поля ваши и виноградники, упивающійся вашей теплой кровью, какъ помоями, дѣлающій ваши выпотрошенныя груди корытами, — гнусная свинья эта, находится теперь, какъ насъ увѣдомляютъ, въ самомъ центрѣ острова, близь Лестера. Отъ Тэмворза до Лестера одинъ только день пути. Двинемся жь смѣло, во имя Бога, впередъ, храбрые друзья моя; пожнемъ жатву вѣчнаго мира одной кровавой попыткой.

   ОКСФ. Въ сознаніи каждаго изъ насъ тысячи мечей, чтобъ сразиться съ этимъ кровожаднымъ извергомъ.

   ГЕРБ. Я увѣренъ, что и его друзья перейдутъ къ намъ.

   БЛЕН. Всѣ друзья его — друзья только изъ боязни; они оставятъ его при первомъ удобномъ случаѣ.

   РИЧМ. Тѣмъ лучше для васъ; итакъ, съ Богомъ, впередъ. Истинная надежда быстра, летаетъ какъ ласточка; царей она дѣлаетъ богами, простыхъ смертныхъ — царями.

  

СЦЕНА 3.

Босфорзское полѣ.

Входятъ Ричардъ съ войскомъ, Герцогъ Норфолькъ, Графъ Сёрри и другіе.

  

   РИЧАР. Здѣсь, на Босфорзскомъ полѣ, разобьемъ мы наши палатки. Что вы такъ мрачны, лордъ Сёрри?

   СЁРР. Только по наружности; зато на душѣ въ десять разъ свѣтлѣе.

   РИЧАР. Лордъ Норфолькъ, —

   НОРФ. Что угодно моему повелителю?

   РИЧАР. Не миновать намъ ударовъ; не правда ли?

   НОРФ. Достанетъ и на ихъ и на нашу долю.

   РИЧАР. Разбить здѣсь мою палатку; эту ночь я проведу здѣсь, а гдѣ завтра? — э, все равно! (Солдаты разбиваютъ палатку.) Узнали, какъ силенъ непріятель?

   НОР4. У него никакъ не болѣе шести или семи тысячь.

   РИЧАР. Такъ мы сильнѣй его втрое; кромѣ того имя короля — башня силы, а этого-то имени и недостаетъ имъ. Ставьте нашу палатку.— Пойдемте, благородные джентльмены, осмотримъ мѣстность, возмемъ съ собой людей знающихъ дѣло, сдѣлаемъ всѣ нужныя распоряженія. Откладывать нечего, потому-что завтра — вы знаете, лорды, — будетъ и безъ того довольно работы. (Уходитъ съ своей свитой.)

На другомъ концѣ поля показываются Ричмондъ, Сэръ Вильямъ Брандонъ, Оксфордъ и другіе лорды. Солдаты разбиваютъ палатку Ричмонда.

   РИЧМ. Величественно закатилось утомленное солнце, и блестящій слѣдъ его огненной колесницы предвѣщаетъ на завтра прекрасный день.— Сэръ Вильямъ Брандонъ, вамъ поручаю я мое знамя.— Принесите въ мою палатку чернилъ и бумаги; я начерчу планъ сраженія, назначу каждому должное мѣсто, придумаю какъ лучше расположить ваше малочисленное войско. Лордъ Оксфордъ, сэръ Вильямъ Бландонъ и вы, сэръ Гербертъ, останетесь со мной. Графъ Пемброкъ остался при своемъ отрядѣ; добрый капитанъ Блёнтъ, пожелайте ему отъ меня доброй ночи и скажите, что въ два часа утра я жду его въ моей палаткѣ. Еще одна просьба, добрый капитанъ: знаете вы, гдѣ лордъ Стэнли?

   БЛЁН. Если я не принялъ чужихъ знаменъ за его, чего никакъ не думаю, такъ онъ стоитъ, покрайнѣй мѣрѣ, въ полумилѣ на югъ отъ многочисленныхъ полковъ короля.

   РИЧМ. Постарайтесь, любезный Блёнтъ, если только это не сопряжено съ опасностью, повидаться съ нимъ и передать ему отъ меня эту чрезвычайно важную бумагу.

   БЛЁН. Передамъ, хоть бы это стоило мнѣ жизни. Покойной ночи, лордъ.

   РИЧМ. Доброй ночи, добрый капитанъ Блёнтъ.— Пойдемте же, поговоримъ о завтрешнемъ сраженіи въ моей палаткѣ; здѣсь слишкомъ сыро и холодно. (Уходитъ съ прочими лордами съ свою палатку.)

Въ палатку Ричарда входятъ Ричардъ, Норфолькъ, Рэтклифъ и Кэтзби.

   РИЧАР. Который часъ?

   КЭТЗБ. Часъ ужина, ваше величество; девятый.

   РИЧАР. Я не хочу ужинать.— Подайте чернилъ и бумаги.— Исправленъ ли мой шлемъ, внесены ли всѣ мои доспѣхи?

   КЭТЗБ. Внесены ваше величество; все готово.

   РИЧАР. Добрый Норфолькъ, ступай къ своему посту; будь бдителенъ, выбери часовыхъ понадежнѣе.

   НОРФ. Иду, государь.

   РИЧАР. Поднимись завтра съ ласточками, любезный Hopфолькъ.

   НОРФ. Будьте покойны, ваше величество. (Уходитъ.)

   РИЧАР. Рэтклифъ!

   РЭТКЛ. Государь.

   РИЧАР. Пошли гонца къ Стэнли, съ приказаніемъ чтобъ онъ явился съ своимъ отрядомъ еще до восхода солнца, если не хочетъ, чтобъ его сынъ, Джорджъ, попалъ въ темную бездну вѣчной ночи.— Подайте мнѣ кубокъ вина.— Принесите ночникъ. Къ завтрешнему дню осѣдлать мнѣ Сёрри, да смотрите, чтобъ древки моихъ копій были крѣпки и не слишкомъ тяжелы.— Рэтклифъ!

   РЭТКЛ. Государь.

   РИЧАР. Видѣлъ ты нынче угрюмаго Норсомберлэнда?

   РЭТКЛ. Видѣлъ, въ сумерки, какъ онъ переходилъ вмѣстѣ съ Томасомъ, графомъ Сёрри, отъ отряда къ отряду, ободряя солдатъ.

   РИЧАР. Прекрасно. Подай мнѣ кубокъ вина. Не знаю, я нынче что-то не такъ бодръ и свободенъ духомъ, какъ обыкновенно.— Поставь здѣсь. А чернила и бумага?

   РЭТКЛ. Здѣсь, ваше величество.

   РИЧАР. Накажи моей стражѣ не дремать. Теперь оставь меня. Часу въ двѣнадцатомъ ночи ты придешь и поможешь мнѣ вооружиться. Ступай. (Рэтклифъ и Кэтзби уходятъ; палатка Ричарда закрывается.)

Палатка Ричмонда открывается, и въ ней видны онъ и другіе лорды. Входитъ Стэнли.

   СТЭН. Счастіе и побѣда да увѣнчаютъ шлемъ твой!

   РИЧМ. Все хорошее, что можетъ принести эта темная ночь — тебѣ, благородный отецъ мой! Скажи, здорова ли моя добрая матушка?

   СТЭН. Передаю тебѣ ея благословеніе; она безпрестанно молитъ счастія своему Ричмонду. Но довольно объ этомъ. Безмолвные часы летятъ непримѣтно, слоистый мракъ рѣдѣетъ уже на востокѣ. Время не терпитъ, и потому въ короткихъ словахъ: выстрой войска только-что забрежжетъ день, и пусть кровавая сѣча смертоносной битвы рѣшитъ судьбу твою. Я же воспользуюсь, какъ только будетъ можно — потому что такъ, какъ хотѣлось бы, не могу — и временемъ и обстоятельствами, и помогу тебѣ въ рѣшительное мгновеніе. Обнаружь я прежде времени, что принимаю твою сторону — Джорджа, твоего юнаго брата, казнятъ передъ глазами отца. Прощай. Краткость времени и опасность дѣлаютъ всѣ торжественныя увѣренія въ любви неумѣстными, лишаютъ насъ сладостной бесѣды, столь пріятной для друзей такъ давно не видавшихся. Да даруетъ намъ Господь досугъ и для сладостныхъ изліяній любви! — Еще разъ, прощай. Будь храбръ и счастливъ!

   РИЧМ. Добрые лорды, потрудитесь проводить его; а я постараюсь, между тѣмъ, успокоить встревоженныя мысли легкой дремотой, чтобы завтра, когда надо будетъ летать на крылахъ побѣды, свинцовый сонъ не подавилъ меня. Еще разъ, доброй ночи, любезные лорды и джентльмены. (Лорды удаляются съ Стэнли.) О, Господи! какъ твой полководецъ, молю тебя, взгляни милостивымъ окомъ на моихъ воиновъ; вложи въ руки ихъ сокрушительное желѣзо гнѣва твоего, чтобъ они тяжелыми ударами его дробили хищническіе шлемы враговъ нашихъ! содѣлай насъ исполнителями твоей кары, чтобъ мы могли славить тебя твоей побѣдой! Тебѣ поручаю я мою душу прежде, чѣмъ сомкнутся мои вѣки! осѣни меня покровомъ своимъ и спящаго и бодрствующаго! (Ложится и засыпаетъ.)

Между открытыхъ палатокъ Ричарда и Ричмонда появляется Духъ Принца Эдуарда, сына Генриха шестаго.

   Д. ЭД. (Ричарду). Страшнымъ гнетомъ налягу я завтра на душу твою! Вспомни, какъ въ веснѣ моей жизни, при Тьюксбёри меня ты убилъ, и вспомнивъ, отчайся, умри! — (Ричмонду.) Ты же мужайся, Ричмондъ; гнѣвныя души принцевъ убитыхъ возстанутъ на помощь тебѣ; тебя ободряетъ юный Генриха сынъ.

Является Духъ Генриха VI.

   Д. ГЕН. (Ричарду). Когда я былъ смертенъ, смертельными ранами продырилъ ты помазанное тѣло мое. Вспомни же Товеръ, вспомни меня, и вспомнивъ — отчайся, умри; шестой Генрихъ взываетъ: отчайся, умри! — (Ричмонду.) Ты же, кроткій и добрый, побѣдителемъ будь! Генрихъ предрекшій что будешь царемъ, тебя ободряетъ во снѣ; живи, процвѣтай!

Является Духъ Кларенса.

   Д. КЛ. (Ричарду). Страшнымъ гнетомъ наляжетъ завтра на душу твою Кларенсъ бѣдный, замытый до смерти противнымъ виномъ, преданный смерти коварствомъ твоимъ! Завтра, въ битвѣ, ты вспомнишь его, и мечъ притупленный опуститъ рука. Отчайся жь, умри! — (Ричмонду.) За тебя же, Лэнкэстера отрасль, молитъ Іорка изведенное потомство; Бога ангелы святые да хранятъ твои ряды! Живи, процвѣтай!

Являются Духи Риверса, Грея и Вогэна.

   Д. РИВ. (Ричарду). Страшнымъ гнетомъ наляжетъ завтра на душу твою Риверсъ, умершій въ Помфретѣ. Отчайся, умри!

   Д. ГР. Вспомнишь Грея, и отчаянье сдавитъ душу твою.

   Д. ВОГ. Вспомнишь Вогэна, и ужасъ преступныхъ вырветъ копье. Отчайся, умри!

   ВСѢ ТРИ ДУХА ВМѢСТѢ (Ричмонду). Пробудися — память нашей смерти ужь впилася въ грудь Ричарда — пробудися для побѣды!

Является Духъ Гастингса.

   Д. ГАС. (Ричарду). Кровавый, преступный, такъ же преступнымъ проснись, и въ битвѣ кровавой жизнь кончи свою! Гастингса вспомни, и вспомнивъ — отчайся, умри!— (Ричмонду.) Душа чистая, безмятежная, пробудись же и ты! для блага Англіи сразись, побѣди!

Являются Духи двухъ сыновей Эдуарда.

   ДУХИ ИХЪ (Ричарду). Племянниковъ, задушевныхъ въ Товерѣ мрачномъ, ты вспомни, Ричардъ. Въ грудь твою, мы заляжемъ тяжелымъ свинцомъ. Племянниковъ души взываютъ: отчайся, умри! — (Ричмонду.) Ты же спи, Ричмондъ, покойно, и проснися ты на радость; Бога ангелы святые сохранятъ тебя отъ вепря; длинный рядъ царей твое потомство. Тебѣ жить, процвѣтать!

Является Духъ Королевы Анны.

   Д. АН. Твоя жена, о, Ричардъ, несчастная Анна твоя, не знавшая ни минуты покоя на ложѣ твоемъ, теперь возмущаетъ твой сонъ. Завтра, въ часъ битвы, ты вспомнишь меня, и мечъ притупленный опуститъ рука. Отчайся, умри! — (Ричмонду.) Ты же, добрый, спи покойно; успѣхъ и побѣда пусть снятся тебѣ; жена врага твоего молитъ счастья тебѣ!

Является Духъ Бокингэма.

   Д. БОК. Я первый помогъ добыть корону тебѣ; я послѣдній сраженъ злодѣйствомъ твоимъ. Въ битвѣ кровавой Бокингэма ты вспомнишь, и умрешь, ужаснувшись преступленій своихъ. Кровь и смерть да снятся тебѣ! Истомленный, отчаяньемъ мучься; въ отчаяньи да испустишь дыханье свое! — (Ричмонду.) Умеръ я прежде, чѣмъ могъ быть полезнымъ тебѣ; но мужайся, Ричмондъ, торжествуй. Богъ и ангеловъ ликъ на твоей сторонѣ, и Ричардъ надменный падетъ, на вершинѣ гордыня падетъ! (Духи исчезаютъ. Ричардъ пробуждается въ ужасѣ.)

   РИЧАР. Коня, другаго коня! — перевяжите мнѣ раны! — умилосердись, Боже! — Что жь это? — все это только сонъ. О, какъ мучишь ты меня, трусливая совѣсть! — Пламя ночника синѣетъ {Синій огонь почитался признакомъ присутствія духовъ.}.— Мертвая теперь полночь.— Дрожащее тѣло мое покрыто холоднымъ потомъ страха. Чего жь боюсь я? себя? вѣдь, кромѣ меня, здѣсь никого нѣтъ, а Ричардъ любитъ Ричарда; я — все еще я. Есть здѣсь убійца? нѣтъ; — да! — я убійца. Такъ бѣги же, — какъ! отъ самого себя? Какая надобность, для чего? Чтобъ не отомстилъ! — Кому — самому себѣ? Но я люблю себя. За что же? за что-нибудь доброе, что сдѣлалъ самому себѣ? О, нѣтъ! я скорѣй ненавижу себя за ненавистныя дѣла мои. Я злодѣй. Нѣтъ, лгу — не злодѣй я. Глупецъ, не черни же себя.— Глупецъ, не льсти же себѣ.— У моей совѣсти тысяча языковъ, и у каждаго своя повѣсть, и каждая клеймитъ меня злодѣемъ. Я клятвопреступникъ, гнусный клятвопреступникъ, въ высочайшей степени; я убійца, страшный убійца, въ жесточайшей степени; и всѣ грѣхи, свершенные во всевозможныхъ степеняхъ, тѣснятся къ столу судіи и вопятъ: виновенъ, виновенъ! — Какъ тутъ не придти въ отчаяніе? — нѣтъ существа, которое любило бы меня; умру — ни одна душа не пожалѣетъ. Да какъ же и жалѣть, когда и въ себѣ не нахожу никакого къ себѣ состраданія? — Мнѣ снилось, что души всѣхъ убитыхъ мной подходили къ моей палаткѣ, и каждая призывала мщеніе на голову Ричарда.

Входитъ Рэтклифъ.

   РЭТКЛ. Государь.

   РИЧАР. Кто тамъ?

   РЭТКЛ. Рэтклифъ, ваше величество. Ранній сельскій пѣтухъ два раза привѣтствовалъ у же утро. Друзья ваши поднялись и вооружаются.

   РИЧАР. О, Рэтклифъ, я видѣлъ ужасный сонъ.— Какъ ты думаешь, всѣ друзья наши будутъ намъ вѣрны?

   РЭТКЛ. Нѣтъ никакого сомнѣнія.

   РИЧАР. Боюсь, Ратклифъ, боюсь!

   РЭТКЛ. Можно ли бояться призраковъ, ваше величество?

   РИЧАР. Въ эту ночь — клянусь апостоломъ Павломъ — призраки ужаснули душу Ричарда, какъ не ужаснули бы и десять тысячь дѣйствительныхъ воиновъ, закованныхъ въ желѣзо, предводимыхъ пустоголовымъ Ричмондомъ. Не разсвѣло еще; обойдемъ палатки, подслушаемъ не задумываетъ ли кто измѣны. (Уходитъ съ Рэтклифомъ.)

Въ палатку Ричмонда входятъ Оксфордъ и другіе лорды. Онъ пробуждается.

   ЛОРДЫ. Добраго утра, Ричмондъ.

   РИЧМ. Ахъ, извините, неусыпные лорды и джентльмены; я заспался, какъ лѣнтяй.

   ЛОРДЫ. Какъ почивали, лордъ?

   РИЧМ. Сладостный сонъ и сновидѣнія, прекраснѣйшія всѣхъ когда-либо возникавшихъ въ усыпленной головѣ, не покидали меня съ самаго ухода вашего. Мнѣ снилось, что души тѣлъ, умерщвленныхъ Ричардомъ, подходили къ моей палаткѣ, и громко восклицали: «возстань, возстань на побѣду!» и это наполнило мое сердце, какой-то особенной радостью.— Который теперь часъ, лорды?

   ЛОРДЫ. Скоро четыре.

   РИЧМ. Такъ пора ужь и вооружаться, распорядиться битвой.— (Подходя къ войску.) Говорить еще о томъ, о чемъ говорилъ уже вамъ, любезные соотечественники, не позволяютъ ни время, ни обстоятельства; помните только то, что на нашей сторонѣ сражаются и Богъ и правота дѣла; что молитвы святыхъ и душъ угнетенныхъ служатъ намъ твердымъ оплотомъ. Изъ всѣхъ нашихъ противниковъ, кромѣ Ричарда, нѣтъ ни одного, кто бы не пожелалъ побѣды скорѣй намъ, чѣмъ своему предводителю. И въ самомъ дѣлѣ, джентльмены, кто предводитель ихъ? кровожадный тиранъ и убійца, кровью возвысившійся, кровью утвердившійся, не разбиравшій средствъ къ достиженію, убивавшій даже и то, что служило ему средствомъ; подлый, гадкій камень, кажущійся бриліянтомъ только потому, что ему служитъ фольгой престолъ Англіи, на который онъ взошелъ неправдою. Онъ всегда былъ врагомъ Господа, и если вы пойдете на врага Господа, естественно, что Господь защититъ васъ, какъ поборниковъ своихъ; вспотѣете, низвергая тирана — заснете мирно, низвергнувъ его; сразитесь съ врагомъ вашего отечества — благосостояніе вашего отечества вознаградитъ васъ за всѣ труды ваши; возстанете на защиту женъ вашихъ — ваши жены встрѣтятъ васъ дома какъ побѣдителей; избавите дѣтей вашихъ отъ меча — дѣти дѣтей вашихъ вознаградятъ васъ за это въ старости. Итакъ, во имя Бога и справедливости, распустите знамена, обнажите рьяные мечи ваши! Что жь касается до меня — если предпріятіе мое необдуманно, дерзко, пусть хладный трупъ мой, распростертый на хладномъ лицѣ земли этой, будетъ моимъ выкупомъ; если жь мнѣ посчастливится — я раздѣлю всѣ выгоды успѣха съ послѣднимъ изъ васъ.— Потрясите же воздухъ веселыми, смѣлыми звуками трубъ и барабановъ; Богъ и святый Георгъ! Ричмондъ и побѣда! (Уходятъ.)

Входятъ Ричардъ, Рэтклифъ, cвuma и войско.

   РИЧАР. Что говорилъ Норсомберлэндъ о Ричмондѣ?

   РAТКЛ. Что онъ совершенно неопытенъ въ военномъ дѣлѣ.

   РИЧАР. Справедливо; что жь сказалъ на это Сёрри?

   РЭТКЛ. Онъ улыбнулся и сказалъ: тѣмъ лучше для насъ.

   РИЧАР. И это справедливо. (Бьютъ часы.) Считай часы.— Подать календарь.— Кто видѣлъ нынче солнце?

   РЭТКЛ. Я не видалъ.

   РИЧАР. Нынче оно совсѣмъ не хочетъ свѣтить намъ; по этой книгѣ ему уже съ часъ слѣдовало бы блестѣть на востокѣ.— Черенъ будетъ этотъ день для кого-то.— Рэтклифъ, —

   РЭТКЛ. Государь?

   РИЧАР. Солнце рѣшительно не хочетъ нынче показываться; хмуро, пасмурно небо надъ нашимъ войскомъ. Мнѣ хотѣлось бы, чтобъ эти росистыя слезы изчезли съ земли.— Не хочетъ свѣтить нынче! — Впрочемъ, почему жь это должно безпокоить меня больше, чѣмъ Ричмонда? вѣдь тоже самое небо, которое хмурится на меня, смотритъ и на него тамъ же пасмурно.

Входитъ Норфолькъ.

   НОРФ. Къ оружію, къ оружію, государь! врагъ величается уже на полѣ.

   РИЧАР. Живо, живо, друзья.— Взнуздать мою лошадь!— Сказать Стэнли, чтобъ примкнулъ къ намъ съ своими. Я самъ выведу мое войско на поле, и въ такомъ порядкѣ: передовые отряды, изъ равнаго числа пѣшихъ и конныхъ, выступятъ подъ начальствомъ герцога Норфолькъ и графа Сёрри, и вытянутся въ линію, помѣстивъ стрѣлковъ въ середину. За ними двинусь и я съ главными силами, окрыливъ себя съ обѣихъ сторонъ отборнѣйшими конникамм. Это и святый Георгъ помогутъ.— Какъ ты думаешь, Норфолькъ?

   НОРФ. Распоряженіе прекрасно, государь, но вотъ что нашелъ я нынче поутру подлѣ моей палатки. (Подаетъ ему бумагу.)

   РИЧАР. (Читаетъ). «Джонъ Норфолькъ, не храбрись слишкомъ; Диконъ {Старое простонародное искаженіе имени Ричардъ.}, твой господинъ, проданъ и преданъ».— Это выдумка непріятеля.— По мѣстамъ, джентльмены. Не позволимъ болтливымъ грезамъ запугивать сердецъ нашихъ; совѣсть — слово трусовъ, выдуманное только для того, чтобъ держать въ уздѣ могучихъ. Да будутъ наши сильныя руки нашей совѣстью, мечи — закономъ. Смѣло, впередъ! прямо въ схватку! а изъ нея, если не на небо — такъ, рука въ руку, въ адъ! — Что говорить вамъ еще? Вспомните, съ кѣмъ вы идете сражаться; — съ толпой бродягъ, бѣглецовъ, бездѣльниковъ, съ накипью Бретани, съ подлыми рабами, которыхъ обремененная родина изрыгнула изъ себя искать отчаянныхъ приключеній и вѣрной гибели. Вы спади покойно — они пришли лишить васъ сна; у васъ есть земли, вы счастливы прекрасными женами — имъ хочется завладѣть первыми, опозорить послѣднихъ. И кто жь предводительствуетъ ими? ничтожный мальчишка, долго жившій на счетъ нашей матери въ Бретани; молокососъ, нога котораго, во всю его жизнь, никогда не уходила еще въ снѣгъ выше башмака. Отхлещемъ эту сволочь назадъ, за море; выбичуемъ отсюда этихъ дерзкихъ бродягъ Франціи, этихъ голодныхъ нищихъ, наскучившихъ жизнію; вѣдь безъ мечты объ этомъ безумномъ предпріятія — бѣдныя крысы повѣсились бы давно отъ недостатка средствъ къ существованію. Если ужь быть завоевану, такъ пусть же завоюютъ насъ мужи, а не выродки Бретанцевъ, которыхъ отцы наши били, колотили, тузили такъ часто въ ихъ собственной странѣ, и въ довершеніе наградили еще этими наслѣдниками позора. Неужели эта сволочь завладѣетъ нашими землями, ляжетъ спать съ нашими женами, опозоритъ дочерей нашихъ? (Вдали барабанный бой.) Слышите? это ихъ барабаны. Въ битву, джентльмены Англіи! въ битву храбрые тѣлохранители! оттягивайте, стрѣлки, оттягивайте ваши стрѣлы до самой головы! шпорьте рьяныхъ коней сильнѣе, рыскайте въ крови! ужасните самое небо обломками вашихъ копій! —

Входитъ Гонецъ.

   Что жь Стэнли? что нейдетъ съ своимъ отрядомъ?

   ГОНЕЦ. Государь, онъ отказывается.

   РИЧАР. Долой голову его сына Джорджа.

   НОРФ. Государь, непріятель перешелъ уже болото; отложите казнь Джорджа Стэнли до окончанія битвы.

   РИЧАР. О, я чувствую, тысяча сердецъ бьется въ груди моей.— Выдвигайте наши знамена! впередъ, на врага! Старый нашъ возгласъ «святый Георгъ», да вдохнетъ въ насъ ярость пламенныхъ драконовъ! Впередъ! Побѣда на шлемахъ вашихъ!

  

СЦЕНА 4.

Другая часть поля.

Шумъ битвы. Входятъ съ одной стороны Норфолькъ съ войскомъ, съ другой Кэтзби.

  

   КЭТЗБ. На помощь, лордъ Норфолкъ, на помощь! Король дѣлаетъ чудеса, бросаясь во всѣ опасности. Подъ нимъ убили лошадь, и онъ дерется теперь пѣшій, отыскивая Ричмонда въ самыхъ челюстяхъ смерти.— Спѣшите, лордъ, или день потерянъ.

Вбѣгаеть Ричардъ.

   РИЧАР. Коня! коня! все царство за коня!

   КЭТЗБ. Спасайтесь, государь; — я сейчасъ добуду вамъ лошадь.

   РИЧАР. Рабъ! я поставилъ на игру жизнь мою, и не испугаюсь смерти! Въ полѣ, кажется, шесть Ричмондовъ; пятерыхъ убилъ, а онъ все живъ еще! — Коня! коня! все царство за коня! (Уходятъ.)

Шумъ битвы. Входятъ и уходятъ, сражаясь, Ричардъ и Ричмондъ. Отступленіе. Трубы. Возвращаются Ричмоядъ, Стэнли cъ короной, другіе лорды и войска.

   РИЧМ. Слава Богу и вашему оружію, побѣдоносные друзья мои; день нашъ, кровожадная собака издохла.

   СТЭН. Храбрый Ричмондъ, этотъ день показалъ какъ ты доблестенъ. Вотъ корона, которой такъ долго владѣли хищники; я сорвалъ ее съ безжизненной головы изверга, чтобъ украсить чело твое. Носи же ее, владѣй и дорожи ею.

   РИЧМ. Господь Всемогущій, да скажетъ на это: аминь! Но скажите, живъ ли Джорджъ Стэнли?

   СТЭН. Живъ, государь; здравъ и невредимъ въ Лестерѣ, куда, если вамъ будетъ угодно, и мы отправимся сейчасъ же.

   РИЧМ. Кто жь изъ людей извѣстныхъ палъ съ той и съ другой стороны?

   СТЭН. Герцогъ Джонъ Норфолькъ, лордъ Вальтеръ Феррерсъ, сэръ Робертъ Бракенбёри и сэръ Вильямъ Брандонъ.

   РИЧМ. Предать тѣла ихъ землѣ съ почестью, соотвѣтствующей ихъ рожденію, и объявить полное прощеніе всѣмъ бѣжавшимъ воинамъ, если они возвратятся съ повинной. За симъ — какъ клялись, причастившись святыхъ тайнъ — мы соединимъ бѣлую розу съ красной, и да улыбнется на союзъ этотъ небо, такъ долго хмурившееся на вражду ихъ. Кто, слыша это, не скажетъ: аминь — тотъ измѣнникъ! Долго неистовствовала Англія, терзая самое себя; въ дикомъ ослѣпленіи братъ проливалъ кровь брата, отецъ умерщвлялъ сына, разъяренный сынъ дѣлался палачемъ отца. Да прекратятся же всѣ эти ужасы, порожденные страшнымъ раздоромъ Іорка и Лэнкэстера, законнымъ соединеніемъ Ричмонда и Елизаветы, законнымъ наслѣдникамъ царственныхъ домовъ этихъ; и потомство ихъ, если только Господь даруетъ имъ потомство, да осчастливитъ грядущія времена кроткимъ миромъ, улыбающимся изобиліемъ и прекрасными благодатными днями! Притупи, о Боже милосердый, мечъ измѣны {Въ прежнихъ изданіяхъ: Abate the edge of traitors… По Колльepy: Rebate the edge of traitors…}, если ей вздумается возвратить прежнее кровавое время, снова залить потоками крови бѣдную Англію! не дай злодѣямъ, которые задумаютъ нарушить благодатный миръ этого государства, дожить до наслажденія его благоденствіемъ! — Раны междоусобицы перевязаны, миръ ожилъ — о, даруй же ему, Господи, дни долгіе, безконечные!