Волостной писарь, или Где хвост начало, там голова мочало

Автор: Кондратьев Иван Кузьмич

Иван Кондратьев.

ВОЛОСТНОЙ ПИСАРЬ,

или

 ГДЕ ХВОСТ НАЧАЛО, ТАМ ГОЛОВА МОЧАЛО.

 

Русский водевиль в одном действии.

 

Ив. Кондратьева.

  Дозволено цензурою. Ноября 22 дня 1869 г. Вильна.

Оригинал здесь — http://www.russianresources.lt/archive/Kondr/Kondr_2.html

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА:

  

   Сергей Сергеевич Горлинков, волостной писарь.

   Иван Васильевич Стружкин, его помощник.

   Маша, девушка, мещанка.

   Мелкий торговец.

   Мировой посредник.

   Волостной Старшина.

   Сборщик податей.

   Егорка, мальчик торговца.

Действие происходит в небольшом местечке.

Хорошая изба. На-лево стол покрытый черною клеенкой на нем книги, бумаги и счеты. Несколько табуретов. В углу сундук.

ЯВЛЕНИЕ I.

Горлинков и Торговец.

Горлинков.

  

            Это я, брат, получше тебя знаю. Меня нечего учить — выучен. Вашего-то брата, молодца, как пять своих пальцев понимаю. Небось, теплые ребята, хоть куда. Да нет, брат, шалишь: мы сами с усами, не обойдешь…

Торговец.

  

            Знамо, ваше благородие, что с усами; где нам обходить? мы только по своим делам смыслим, чтоб, значит, убытку не иметь; наше дело торговое.

Горлинков.

  

            То-то, брат торговое! Ты вот поэтому и крутишь, чтобы убытку не иметь. Да я-то не свой… дудки! Без билета ни шагу…

Торговец.

  

            Кожи-то у меня, ваше благородие, отменныя, стало и без билета можно-с; все же оно как-то тово… безобидно… Потому, значит…

Горлинков.

  

            Что-о?

Торговец.

  

            Я говорю, ваше благородие, все же оно можно как нибудь…

Горлинков.

  

            Нельзя, тебе говорит! Ты понимаешь?

Торговец.

  

            Понимаем-с.

Горлинков (с расстановкой).

  

            Каждый привозящий на ярмарку кожи, должен иметь о их доброкачественности от уезднаго ветеринарнаго врача билет. Так?

Торговец.

  

            Так-то так, ваше благородие, но ведь…

Горлинков.

  

            Молчать! Сейчас пишу к становому приставу рапорт: ты будешь арестован, а кожи, для освидетельствования, будут отправлены по принадлежности. Нет потачки! (садится за стол и начинает писать).

Торговец.

  

            Просим послабления, ваше благородие; в накладе не останетесь. Мы знаем ход этих делов, как они есть… привыкли… исходили свет… и не таких выдавали…

Горлинков (встает).

  

            Что ты сказал, а?

Торговец.

  

            Егорка! (Входит мальчик с бутылкой и куском сахару в руках).

    

ЯВЛЕНИЕ II.

Те же и Егорка.

Горлинков.

  

            Оно, конечно, почему и не сделать маленькаго послабления доброму человеку? Я, брат, сказать по правде, совсем не такой, как другие из наших: прямая душа. За человека пойду в огонь и в воду. Я, брат, уж не одного выручил из беда, да, не однаго; спроси об этом у кого хочешь: все скажут. Горлинков не был подлецом. Вот и тебя, брат, теперь выручу, а потому что ты добрый человек, а я добрых люблю: сам, брат, с малолетства в страхе Божием воспитан.

            (к Егорке) Это что?

Егорка

            Ром-с.

  

Торговец.

            Ромец, ваше благородие; ямайским зовется. Отменный-с! пивал, значит, сам: качество знаю. Не побрезгайте, ваше благородие: от души приношение.

  

Горлинков.

            Ну-да. Знаю, знаю, брат. Я вижу ты человек дельный. Таких мало найдется. Ныньче, брат, век такой, что и днем с огнем не найдешь добраго человека. Каждый о себе…

  

Торговец.

            Какже-с. Своя, значит, рубашка ближе к телу.

  

Горлинков.

            Ну-да.

Торговец.

            Уж не побрезгайте, ваше благородие: вот и сахарцу пять фунтиков. Отменный-с! По двадцати пяти копеек серебром платил. Все оно, значит, к чаю…

  

Горлинков.

            Конечно не мешает. Спасибо, брат, спасибо. И видно что русский человек: без благодарности и шагу не сделает. Я, брат, сам тоже русский, а ни какой нибудь немец; благодарность понимаю, и отказаться от нея значит: обидеть человека, а обидеть человека, в особенности в подобном случае, я никогда не способен, а потому, что иногда одолжение не стоит благодарности.

  

Торговец.

            Это так, ваше благородие. Я хотя, значит, и темный человек, а в этом деле смыслю.

  

   Выходит, русский наш, за лычко,

   Не лычко — ремушек дарит.

   По доброте и по привычки

   За все он всех благодарит:

   За добродетель, без изгба

   Речей заморских, гладких, — он

   Промолвит теплое спасибо,

   Отвесит до земли поклон;

   За дело злое, шутку злую, —

   Он, брат, не думая, сейчас,

   Даст благодарность, да такую,

   Что дождь посыплется из глаз,

   Не даром в славе наши плечи

   С руками, с буйной головой!

  

Горлинков

   Что так, то так! о том нет речи,

   И я прибавлю, братец мой.

   Сказать к примеру между нами:

   Доволен ты, доволен я;

   Хотя мы не были друзьями,

   Но разстаемся как друзья.

   Другой бы — просто растерялся,

   И чепуху пошел бы плесть,

   А ты, вот, с разу догадался

   Того, что надобно, принесть, —

   И дело! Мировыя сделки,

   Скажу я откровенно вам,

   В сто крат милее перестрелки

   Двух языков по пустякам.

  

Торговец.

            Это, выходит, ваше благородие, что я отделался как оно следует, по людски, значит; что ж? наше дело торговое: никому не перечь, чтоб, значит, торговле никакою препятствия не было.

  

Горлинков.

            Ну-да, ну-да, братец мой. (к Егорке) Бутылку эту поставь вон там. (указывает в угол).

  

Егорка.

            А сахар-с куда прикажите?

  

Горлинков.

            Плут! (треплет его по щеке) И сахар положи там же.

(Егорка оставляя бутылку и сахар уходит).

    

ЯВЛЕНИЕ II.

Те же без Егорки.

Горлинков.

            Итак, голубчик мой, с Богом. Только ты смотри, брат, начальству не попадись, чтоб за тебя мне никакого ответу не было. Ныньче у нас начальство строгое.

  

   Все, братец мой, народ другой…

   Безвинно делает нападки,

   И налягает, брат, на все,

   А всего более на взятки.

   Запал им в голову прогресс;

   А я из этаго прогресса

   Не вижу толку… хоть и сам

   Не понимаю ни бельмеса.

   Гуманность тоже в ход пошла:

   Гуманны ныньче все на свете —

   Едят и пьют везде гуманно,

   Гуманно носятся в карете…

  

            Да, брат, прогресс! Гуманность, брат! Все новое. Да. С Богом, милый человек, с Богом.

  

Торговец.

            Не взыщите, ваше благородье.

  

Горлинков.

            Нечего, брат, взыскивать. Ты человек добрый вот тебе и все. Смотри же с начальством… Берегись.

  

Торговец.

            Уж на счет этаво, ваше благородие, будте покойны-с. Мы сумеем… Не впервые…

  

Горлинков.

            Верю, брат, верю.

(Торговец кланяется и уходит).

    

ЯВЛЕНИЕ IV.

Горлинков (один).

            Чорт возьми! и не надеялся. Все равно что с неба свалилось. Мило! Недаром сегодня видел хороший сон. Что, бишь я видел? вот уж и забыл… Ах, да, видел я: что будто бы.., так и есть… что будто бы я этак сидел в волостном правлении… уж не помню когда… кажется что вечером… так и есть вечером… помню свечка горела… вдруг, вдруг, знаете ли, входит мировой: и я, признаться, немножко струсил, морозец этак, знаете ли, пробежал по телу… маленькия, вишь, запущения имел, или что-то в роде этого. Встал этак я, кланяюсь, а сам так и дрожу… думаю, что если спросит податную ведомость — беда: она у меня не готова, а срок назначен короткий… думаю этак я, а мировой-то все ко мне подходит, подходит и улыбается. Подошел. Здравствуйте, говорит, Сергей Сергеич. Я пуще струсил и глаза-то свои на него выпучил, думаю: шутит, чтоб поддеть нашего брата. Чтож ты, говорит он, не узнаешь меня Сережа? забыл знать. Стыдно, брат, стыдно! а ведь я твой старый друг. Присмотрись-ка, авось узнаешь Степку Бровкина. Гляжу я — и подлинно передо мной мой старый товарищ Степа: вместе когда-то учились; страх у меня прошел. Так это ты Степа? говорю я. Я, я, мой дружек, говорит он, и давай меня обнимать. Как же это ты, Степа, в мировые попал? спрашиваю я. Так, брат… судьба! хочешь и тебя сделаю мировым? У меня сердце так и екнуло. Что, думаю, ежели и подлинно сделает мировым — и царства не надо… оженюсь — и катайся, как сыр в масли… Ну и пошло! Пили, гуляли… Мадеры сколько было! Хересу! Эх! (задумывается) Что, разве выпить? А что ж? мое! даром досталось. Выпью! (берет бутылку) А какой славный! Чудо! (пьет прямо из бутылки) Ого! Забористо, нечего сказать! Надо дух перевести! Спасибо бородачу: удружил… (пьет) Ух! Нет уж, довольно будет… надо оставить к другому разу… Вот тут (показывает на лоб) уж тово… кружиться начинает. Довольно! (ставит бутылку) Весело! Провел бородача. Экая башка! Чубук — больше ничего! Да что ж? нашему брату и кстати таковские. Куражится еще. Эх вы купчишки, купчишки! Спрашиваю: так? он отвечает так, и вышло, что остался — дурак. Дело! Не фарси! Два рубля и фукнул на ром и сахар. Нет, брат, не вам нас проводить. Я уже четвертый год волостным и свое дело знаю.

  

   Знаю так, как надо знать,

            Говорю я смело,

   Подчеркнуть и подписать: —

            Мне плевое дело.

  

   Что мне рапорт, что отчет,

            Что мне ревизоры!?

   Неувидят недочет

            Мирового взоры.

  

   Пусть он ищет целый год

            По делам подлога —

   Ничего в них не найдет,

            Хоть подлогов много.

  

   Пусть он смотрит скрепы книг—

            Не заметит, знаю,

   Что при случае, из них

            Я листы таскаю.

  

   У меня все сушь и гладь,

            На своем все месте:

   Книги рядушком лежат,

            Все бумаги вместе.

  

   Никогда, ни перед кем

            С толку я не сбился:

   Где мне надо — глух и нем…

            Словом, навострился!

  

            И теперь меня никакой черт не проведет! А всетаки у меня зазноба есть: полюбил мещаночку… красотка первый сорт, ей-богу. Этакая гладенька, чистенькая; глазки, знаете ли, этакия черненькия; носик этакой хорошенький… Чудо! Гм! Только, черт возьми! брикается… Уж и не знаю, как подъехать: гоняет шельма… а всетаки я люблю! Нельзя! Засела вот здесь (показывает на грудь) и сидит. А Ванюшку, знаю, любит. А за что мошенника любить? Я ему дам! За то любить разве, что он Ванюшка, а я Сережка… Вздор! Ванюшка!!

    

ЯВЛЕНИЕ V.

Горлинков и Стружкин (входит).

Стружкин.

            Что прикажите, Сергий Сергеич?

  

Горлинков.

            Знало дело, приказываю. Ты, братец мой, с некотораго времени, как я замечаю, стал полениваться. Это почему? А?

  

   Ты забыл свое начальство,

   Что же это за нахальство,

            Отвечай мне живо?

   Уж не мала ль тебе плата?

   Что ж ты вылупил глаза-то

            Мерен, мерен сивый?

   Отвечай мне, слышишь, живо

   Отчего ты, брат, ленивый,

            Так зазнался много?

Стружкин.

  

   Я, Серий Сергеич, каюсь,

   Заниматься обещаюсь

            Ревностно, ей-богу.

Горлинков.

            Врешь, песья твоя морда! Вон подлеца выгоню! Разжирел, бестия: от мирского хлеба. Я те выжму сок! Ишь сало-то какое, свинья откормленная!

Стружкин.

            Не обидьте, Сергей Сергеич.

  

Горлинков.

            Вон, бестия!

(Стружкин уходит).

    

ЯВЛЕНИЕ VI.

Горлинков (один).

  

            Кормишь мерзавца, а он и делать тебе ничего не хочет. Резон-с! Ай-да Ванюшка! Мать, подлеца, привела ко мне почти что голаго: одел, обул, а он… ай-да Ванюша! Ну да я ему покажу где раки зимуют.

  

   Не одним на свете

   Личностям почтенным

   Суждено гнуть выи

   Мелким подчиненным!

   Не одним им только

   Обладать и словом:

   Делать нос покорный

   Синим и багровым.

   В грязь лицем мы сами

   Тоже не ударим!

   И порой такою

   Банею припарим

   Нам субъект не милый,

   Пошлый и канальский,

   Что получше будет

   Бани генеральской.

  

            Прижму, мошенника, прижму! Или нет… уйдет пожалуй, шельма… все статься может. А он мне нужен: пишет почти даром. Нельзя! надо помириться. Помирюсь. Ванюшка!!

    

ЯВЛЕНИЕ VII.

Горлинков и Стружкин (входит).

Стружкин.

            Что прикажите, Сергий Сергеич?

  

Горлинков.

            Я тебя обидел? как ты думаешь, а?

  

Стружкин.

            Что вы, Сергий Сергеич. Я от вас никогда никакой обиды не имел.

  

Горлинков.

            И ты не врешь, Ванюшка?

  

Стружкин.

            Сергей Сергееич.

  

Горлинков.

            Люблю, ей-богу люблю! Ты у меня первый человек, Ванюшка, то есть, моя правая рука, ей-богу правая рука. Ты помнишь, Ванюша, как я тебя одел, обул, причесал, а? помнишь?

  

Стружкин.

            Какъже-с, Сергей Сергеич, помню, и во век не забуду этого благодеяния.

  

Горлинков.

            Да, не забудь, потому что я тебя в люди вывел. Ведь таких людей, как я, очень мало. Что, правду я сказал? Ведь мало?

  

Стружкин.

            Точно так, Сергей Сергеич.

  

Горлинков.

            Ну-да; это и я знаю. А ведь ты, Ванюшка, милый человек, ей-богу милый. Дай я тебя поцелую, крепко поцелую. (целуются) Только ты, смотри у меня, не целуй так Маши… не целуй! (грозит пальцем) Потому что… ну да это я знаю, (задумывается) А скажи-ка мне, Ванюшка, ведомость готова?

  

Стружкин.

            Не успел, Сергей Сергеич.

  

Горлинков.

            Не успел! Это почему?

  

Стружкин.

            Сами изволите знать…

  

Горлинков.

            Знаю, знаю. Ступай. Чтоб была готова.

(Стружкин уходит).

    

ЯВЛЕНИЕ VIII.

Горлинков (один).

  

            Ах ты мошенник этакой! Полюбил мою голубку, мою ненаглядную. Да с твоим ли рылом, сермяжник ты этакой? я… я волостной писарь! а ты кто? ты — дрянь, каблук моего сапога. Раздавлю мошенника, как мошку! Вон, бестию выгоню! вон! Ишь ты его! Нет, подожди, брат! И чтоб я ему уступил? Никогда! Уступить ему ту, которую я

   Увидел —

   И безотчетно полюбил?

   Которой взор меня невольно,

   Как дух какой, заворожил?

            (Задумывается).

   Теперь, мечтаю ль пред луною,

   Пишу ли рапорта, сплю ли я,

   Ты все стоишь передо мною,

   Стоишь и смотришь на меня.

   О как прекрасны эти взоры!

   Поникнешь русой головой…

   То вдруг ты шепчешь мне укоры,

   Каких не шепчет мировой.

   То вдруг я вижу грудь белеет,

   Вся поднимается, дрожит,

   Во мне нутро все каменеет,

   То остывает, то горит…

            (Задумывается).

  

            Плохо дело! А что я разве не человек? Что мое рыло хуже нежели у этаго Ванюшки? И усики есть, ничего себе, хоть куда; вот тут тоже отростает… бородка, значит, будет. И все есть… Да вот на, поди же… Не везет, значит, и только! Эх—эх! даже тоска нападает. А надо как нибудь понравиться… жить не могу. Да и что в самом деле за жизнь, если тебя никто не любит! Я хотя, признаться, человек и не тово… то есть не так-то много знаю окромя своей части, а все же понимаю, что "жизнь без любви большая скверность" (задумывается) Что разве пойдти к ней… ведь не прогонит: она такая добрая. Пойду и просто скажу ей:

  

   Полюби меня, ненаглядная,

   Полюби меня, поцелуй меня,

   Поцелуй меня, обними меня,

   Обними меня, молви ласково:

   Я люблю тебя, добрый молодец.

   Не промолвишь так — загублю себя,

   Загублю себя: в воду кинуся.

   Пусть на дни реки раки красные,

   Черви черные сердце выгрызут,

   Тело белое разнесут везде.

   Сердце белое то, которое

   По тебе, краса, крепко билося,

   Тело белое, по которому

   Кровь горячая волновалося.

  

            Эх! что я говорю? Разве можно полюбить с разу того, котораго не любишь. Она к тому же другаго любит. Что делать — уж и не знаю. Разве подарками заманить? Да где там! А почему же и нет? (задумывается) Вот, черт возьми, хорошая мысль! Только денег нет. Ба! (бьет себя по лбу) Вот они! Есть! (вынимает из кармана ключи и побрязгивает ими) Можно позаимствовать. В сундуки четыреста рублей. Сегодня поверяли и ключи у меня оставили. Дело! Теперь мы знаем что делать. (пауза) Страшновато, черт возьми! попадешься и не выпутаешься… Да что я? Вздор! Что разве в первый раз. Новичек я в этих делах, что ли? Найдем выход. А теперь прямо пойду к ней. Посмотрим, как устоит против этого… Нет, шалишь… графини поддаются, а ты что? Ванюшке фигу… Да, Маша, теперь ты наша. Кутну, ей-богу кутну на радостях! И не пришло же в голову прежде. Ну-да, все равно! Наше не пропадет!

  

   Ух! отрадно ноет грудь,

   Здесь вот подкатило: (указывает на сердце).

   Сладко будет отдохнуть.

   Мне с подружкой милой.

   Как всегда мила она,

   Как всегда толкова!

   Смотрит — будто бы луна

   С неба голубова,

   А идет-то уж, идет

   Гордою такою,

   Ну, вот просто, Дон течет

   Тихою струею.

   Ох! ея мне ножки, грудь

   Непереносимы…

   Кончен, кончен дальний путь.

   Вижу край родимый.

(уходит приплясывая).

    

ЯВЛЕНИЕ IX.

Стружкин (входит).

  

            Кажется ушел. Так и есть ушел. Слава Тебе Господи. Хоть минутку отдохну, а то видь просто замучил. Пишешь, пишешь ему, почти что целый день на пролет, а придет первое число, только и жалованья, что полтора рубля; а еще ругается, говорит: я тебя обул, одел. Какое тут одеванье? дал одни поношенные сапоженки, которые и пяти копеек не стоят, да еще засаленный, рыжий картуз. Возвратил бы я тебе их с радостью, пускай бы в глаза не лез, да вот никак не собъюсь… Полтора рубля? что и говорить… мать только с них и живет. Эх горе, горе! Вот оно писарство-то!

  

   Бьется писарь целый век,

   Счастия не знает,

   И, как лишний человек,

   С горя пропадаете.

  

   Пусть бедняги белый свет,

   Мнет он свои силы,

   А отрады нет-как-нет,

   Нет и до могилы!

  

   Гол всегда он, как сокол,

   Нищим век, бедняга,

   Все богатство — перья, стол,

   Да еще бумага.

  

   И, безвинныя, не раз

   Сносит он обиды…

   Оттого-то он под час

   И не в трезвом виде.

  

   Как, скажите, не пропить

   Кровную копейку,

   Чтоб на миг хоть позабыть

   Долюшку-злодейку.

  

   По неволе тут убьешь

   Маленькую мушку,

   И последнюю пропьешь

   Медную полушку!

  

   Но напрасно я своей

   Песенки не сузил:

   Может быть я писарей

   Невзначай сконфузил.

  

            Вот и я бы теперь, братцы, выпил с горя, да нечего… И копейки нет за душой. А сорок копеек надо достать. Где достать? попросить у Сергея Сергеича: не даст, хоть на месте умри; а если и захочет дать в счет жалованья, то начнет распрашивать на что… сказать нельзя. Обещал Машке купить платочек. Скажи-ка ему это… Ого! глаза выдерет, мошенник… Я его знаю. Он и так уж нападаешь за нее… Тоже, вишь, примасливается к ней.

  

   Нет, Сергий Сергеич, врешь,

   Маслицем не лейся,

   Машу, брат, не проведешь,

   Значить — и побрейся.

  

            Шиш, братец мой! Мы сами на счет этого постоим. Да. (на дворе слышна песня: "три дороженьке стояла.") Голубчики мои! Это она, она, моя ненаглядная! (подбегает к окну) Ишь как нарядилась! (громко) Здравствуйте, Марья Петровна! (голос на дворе: здравствуйте, Иван Васильич!) Куда ж это вы изволите? (тихо) Как бы ее заманить сюда. (голос на дворе: куда? так себе. Сегодня праздник). Я и забыл. Что же вы не поете Марья Петровна? у вас голос такой хорошенький, что я слушал бы и не на слушался. (голос на дворе: Ишь вы какие, Иван Васильич!) Что ж, неправда? (тихо) Гм! не знаю как… Может и зайдет… И сама, вижу, хочет зайдти… (громко) А у меня картинки есть, Марья Петровна. (голос на дворе: красненькия?) Разныя. Хотите покажу. (голос на дворе: покажите). Вы войдите сюда: покажу. (голос на дворе: что это вы?) Через окно нельзя: высоко. Сергея… Сергея Сергеича нет; никто не увидит. Войдите. (голос на дворе: пожалуй; только на минутку). Не более, Марья Петровна. Идет. (отходит от окна) Вот тут так и бьется… Какия бы речи завести. Конфузно!

    

ЯВЛЕНИЕ X.

Стружкин и Маша.

Маша (входит).

            И впрямь никого нет.

  

Стружкин.

            Как есть никого, Марья Петровна. (некоторое время молчание) А я сегодня ведомость окончил, Марья Петровна.

  

Маша (в сторону).

            Что сказать? (к Стружкину) А я вчера кисет для вас сшила, Иван Васильич.

  

Стружкин.

            С кисточками?

  

Маша.

            Зелененькия. Пять копеек серебром за гарус заплатила.

  

Стружкин (в сторону).

            Ишь! (к Маше.) Ныньче гарус вздорожал. В прежнее время маменька моя по четыре копейки платила за лот, и гарус давали самый наилучший.

  

Маша.

            И мой не худ.

  

Стружкин.

            У маменьки был лучше. Хотите покажу.

  

Маша.

            Я видела.

(Небольшое молчание)

  

Стружкин.

            Сегодня середа, Марья Петровна?

  

Маша.

            Вторник.

  

Стружкин.

            Слава Богу.

  

Маша.

            А что?

Стружкин.

            Другую ведомость надо приготовить к пятнице. Не приготовлю: Сергий Сергеич загрызет; он такой сердитый! пожалуй и жалованья не отдаст за этот месяц.

  

Маша.

            Вы бы ушли от него, Иван Васильич.

  

Стружкин.

            Не могу, Марья Петровна. С чего тогда маменька будет жить. К тому ж, Марья Петровна… (потупляется) и другое есть препятствие…

  

Маша (краснеет).

            Какое ж это такое препятствие, Иван Васильич?

  

Стружкин (посматривая искоса на Машу).

            Разве вы не знаете, Марья Петровна?

  

Маша.

            А почему ж мне знать, Иван Васильич? может вы какия другия причины имеете…

  

Стружкин.

   Что ты, что, красавица,

   Молвила сейчас,

   Что ты, что задумалась,

   Не поднимешь глаз?

   Улыбнися ласково,

   Не крути себя!

   Ведь давно, красавица,

   Я люблю тебя.

   Или ты не выдаешь,

   Красная, о том,

   Или тебе молодца

   Слезы ни почем?

   Без тебя на свете мне

   Не прожить и дня…

   Не стыдись, красавица,

   Поцелуй меня!

  

Маша.

   Как же мне, Иванушку,

   Как не обнимать,

   Как же мне, красавчика,

   Как не целовать!

   Ты поверь мне, милый мой,

   Ненаглядный мой:

   Без тебя покажется

   Мне и свет-то тьмой.

  

Стружкин.

   Так на веки, Машенька,

   Будешь ты моя?

  

Маша.

  

   Да. И лучшей долюшки

   Не желаю я!

(обнимаются).

Стружкин (утирая рукавом губы).

            Эх! кабы не Сергей Сергеич, зажили бы мы с тобой, Марья Петровна, как бы зажили! Держись! Да вот стал он нам поперег дороги. Занесла его нелегкая!

Маша.

            Как же это так?

Стружкин.

            Так! Не будь его здесь: я непременно был бы писарем. Вот что! Держится крепко. В городе, вишь, покровительство имеет. Да. Трудно, проклятого, выжить: прилип к этому листу, как смола. Попадется когда нибудь, попадется. Я хотя и не вижу, а знаю, что он много тово… забирает, значит, под свое крылышко. Попадется. Не все вору воровать. Будет и на нашей улице масленица. Эх! заживем тогда, Марья Петровна! А покуда он… ничего нельзя…

  

   Да, моя красавица,

   Ровно ничего!

  

Оба.

   Мы из этой волости

   Выживем его.

    

ЯВЛЕНИЕ XI.

Те же и Горлинков.

Горлинков (входит).

            Дуды-с, голубчики мои! дуди-с!

  

Стружкин (испуганно).

            Сергий Сергеич!

  

Горлинков

            Он и есть: Сергей Сергеич Горлинков. Не узнал, что ли? Нет, брат, не с твоим носом меня выжить. Я уже четвертый год волостным. Ни одна шельма меня не выжила! Ты захотел! Глупая, брат, ты башка! Не хотишь ли на мое место? Шалишь! Далеко кулику до Петрова дня. А вот я тебя турну.

Стружкин

            Сергей Сергеич!… Я нисколько, значит, на счет этого…

  

Горлинков

            Что ты, брат, мне бобы разводишь! Кому ты говоришь? Я, брать, знаю!… Шалишь! (к Маше) Вы, сударыня, не безпокойтесь. Я только этого каналью за шиворота выведу… (подходит к Стружкину).

  

Маша

            Ах! Иван Васильич!

  

Стружкин (выступая вперед).

            Вы, Сергей Сергеич, драться не смеете, потому что закон на это есть… да я и сам сдачи дам…

Горлинков

            Стану я с тобой драться, дурак ты набитый! Чучело ты! Я тебя просто выгоню вон отсюда, чтоб твоя и нога здесь никогда не была. Вон, шельма! (топает ногою).

Стружкин

            Я уйду-с. Только вы, Сергей Сергеич, слишком не горячитесь. Я хотя и крестьянский сын, а все-таки защиту имею.

  

Горлинков.

            Вон! (топает ногою).

  

Стружкин.

            Уйдем, Марья Петровна. (идут).

  

Горлинков (удерживая Машу).

            Вы куда, сударыня? Я вас не выгоняю. Вы извольте остаться здесь; я должен вас спросить зачем вы зашли сюда.

  

Маша

  

            Ах, Боже мой!

Горлинков

  

            Не бойтесь, не бойтесь, сударыня. (делает ей жесты) Закон того требует. Я должен спросить. (к Стружкину) Вон!

Стружкин

            Это что же значит, Сергей Сергеич?

Горлинков

  

            Донесу мировому. Понимаешь?

  

Стружкин

  

            Э! доносите себе. (махает рукой) У нас ничего не было. Бумаг не трогали. (к Маше) Вы, Марья Петровна, говорите правду. Пускай доносит: ответу не будет.

Горлинков

  

            Посмотрим как не будет. (делает жест Маше).

Стружкин

  

            Не будет. Мы не виноваты. (уходит).

    

ЯВЛЕНИЕ XII.

Горлинков и Маша.

Горлинков (разшаркивается).

  

            Вы извините меня, Марья Петровна, что я изволил побезпокоить вас. Я не виноват. Сами изволили видеть. Сделайте одолжение, садитесь. (подставляет табурет) Вы, быть может, испугались ? Не безпокойтесь: допроса никакого не будет. Это я только так, чтоб напугать этого мошенника, Ванюшку. Извольте же садится.

Маша.

  

            Пустите меня: я пойду.

                     Все эти речи, любезность прекрасная —

                              Вас ведь не сблизят со мной.

Горлинков.

   Что затуманилась, зоренька ясная,

            Пала на землю росой?

   О, разлетайся вся тьма непроглядная,

            Надо сияние дня…

   Ох, полюби ты меня, ненаглядная!

            Ты ведь что день у меня

   Будешь ходить тогда золотом литая,

            Спать на лебяжьем пуху.

   Ну, отчего ж ты такая сердитая?

Маша.

                              Полно нести чепуху!

Горлинков.

            Какия вы не чувствительныя, Марья Петровна. Мы не какие нибудь сермяжники. Лицом в лужу не ударим-с. Получили, значить, некоторое образование. Обхождения с дамами знаем-с. Так-с! Это для нас сущие пустяки, не то что для какого нибудь Ванюшки. Вы понимаете меня, Марья Петровна? (небольшое молчание) Я говорю, Марья Петровна, на счет-с сердечных дел… Что, значит, лучше душу-с свою… то есть полюбовсто завести с человеком нежным-с… ей-богу! Позвольте вашу ручку, Марья Петровна. (Маша отворачивается) Вишь вы какия! и смотреть на меня не хотите. (заходит с другой стороны) Что ж ручку-то, Марья Петровна, и не дадите ? (Маша опять отворачивается) Вы хотя пожалейте меня, Марья Петровна. Ведь я вас люблю.

  

   Я вас люблю… и как люблю!

   Любить так могут лишь поэты!

   Свидетель в том вот этот стол

   И все вот эти табуреты.

   Как часто я один, вот здесь,

   Когда пишу или зеваю,

   О вас однех, о вас однех,

   Грущу, вздыхаю и мечтаю.

   А вы? смеетесь надо мной…

   Что разве вам меня не жалко!

   Ведь я, ей-богу, человек,

   А не какая-нибудь палка.

  

Маша.

   Мне все равно кто вы такой…

   Но вы мне, право, надоели.

   Пустите, я пойду домой!

Горлинков.

   Вы разсердились в самом деле

   Но жить без вас я не могу!

   Что делать мне теперь, скажите?

Маша.

   Что делать вам? вот мой совет:

   Меня вы просто не любите.

Горлинков.

            Не могу-с! Вы не знаете моей натуры, Марья Петровна: уж чего я захочу-с, подавай, да и только; хоть умри, а подавай. Да-с. А это оттого, видите-ли, что у меня сердце мягкое, к нежности склонное. Батюшка мой, бывало, тоже часто говаривал мне, что я буду чувствительный человек, а потому что я плакал, когда он меня за виски таскал. Он говорил, что другие при этом не плачут, а я плакал; значить, я был и тогда уже чувствительный , а теперь тем более-с, потому что с летами все развивается. Так-с! (плаксиво) Не погубите, Марья Петровна, грешного человека, не погубите. Позвольте хотя вас поцеловать. (Маша отворачивается) Эх, вот оно что! А с Ванюшкой целовались. Что, разве я хуже Ванюшки?

Маша.

            Я ни с кем не целовалась.

Горлинков.

            Полюбите только меня, Марья Петровна, всего будет вдоволь; Ванюшка что? — голь, только и живет с того, что я ему плачу полтора рубля. Я же получаю одного жалованья восемьнадцать рублей, а ссыпка… Другие доходы есть… К примеру, сегодня, я получил пять фунтов сахару. У меня все есть… Вот я вам и теперь на платочек дам.

Маша.

            Не хочу я. Не надо.

Горлинков.

            Нет-с, дам. Отказываться нельзя, потому что это так следует. (подходит к сундуку и отпирает его) Вот посмотрите, сколько денег. Это все мое; бери, когда надумается. Сколько мы сережек разных купим!… Сам к город пойду и выберу на платье самаго лучшаго ситцу. Посмотрите, Марья Петровна. (за дверями слышен голос: Что это у вас никого нет? где волостной писарь? Горлинков начинает суетится). Мировой! Мировой! Ведомость… Ванюшка! Мировой! Черт возьми! Как это так!

    

ЯВЛЕНИЕ XIII.

Те же, Мировой Посредник, Старшина и Сборщик.

Посредник (нюхая воздух).

  

            Ого! ромом пахнет. Вы верно, господа, в досужие часы попиваете? Хорошо, хорошо! Это тоже занятие своего рода. Очень хорошо! (увидав Машу) Это что?

Старшина.

            Машка! уйди.

Посредник.

            Зачем? оставайся. Кто она?

Старшина.

            Дочка Петра Курилы, мещанина; Машкой прозывается.

Посредник.

            А! (к Горлинкову) это ваша?

Горлинков.

            Нет-с… Это, ваше высокоблагородие, Марья Петровна…

Посредник.

            Марья Петровна! А у вас много их?

Горлинков.

            Одна-с.

Посредник.

            И то не худо. Молодцы! Так вы этим занимаетесь! Хорошо, очень хорошо! Я думаю, по этой части у вас исправно, а какая-то исправность окажется по бумагам. Когда вы общественную сумму поверяли?

Старшина.

            Сегодня, ваше высокоблагородие.

Посредник.

            Сегодня? хорошо! (взглянув на сундук вскрикивает) Это что?! Что это, старшина!? Писарь! Сборщик! Что это? Отвечайте.

Сборщик (протяжно).

            А батюшки! (качает головой).

Старшина.

            Пропали мы, пропали! Погубил ты нас, Сергей Сергеич. Бог тебе судья!

Посредник.

            Что это? что это? Такая у вас поверка! Кто отворил сундук? Писарь?

Горлинков (помолчав).

            Эх, завей горе веревочкой! Я, ваше высокоблагородие… я один отворил! Не обвиняйте их; они не виноваты. Я виноват! Вяжите меня, режьте меня: я этого достоин… Э! да что я?… Выпью хотя в последний раз. В остроге нечего будет пить. Выпью! (берет бутылку и пьет).

  

   Ведь вот выпало ж так скоро…

   Все мы мухи пред судьбой…

   Унеси ты мое горе,

   Быстра реченька, с собой!

   Не съумел я удержаться

   И погреться не съумел,

   Хоть на службе сей, признаться,

   Я бобра с собакой съел.

   Все мне Машка, Машка эта,

   Заамурился и вот…

   Не забыть мне это лето,

   Не забыть мне этот год.

   Оттого мне так приспело,

   Все открылось до чиста,

   Что я начал это дело

   Не с макушки, а с хвоста.

   Видь не даром Русь сказала

   Велемудрыя слова:

   Где лишь хвост один начало,

   Там мочало голова.

   Ведь вот выпало ж так скоро…

   Все мы мухи пред судьбой…

   Унеси ты мое горе,

   Быстра реченька, с собой!

Посредник.

            Комедия.

  

Горлинков.

            Довольно! Вот тут жмет, крепко жмет. Не все вору воровать, придется где нибудь и голову сложить. Деньги все целы. Четыреста рублей. Считайте! (ставит бутылку).

Старшина.

            Слава Тебе Господи!

Горлинков.

            Все… все… ни одной копейки не взял… Думал только… Попутала нечистая сила… Считайте!… все… ни одной копейки… Вяжите меня, братцы, вяжите! Я вор! Я хотел обокрасть, всех хотел обокрасть… Хотел украсть копейки добытые кровью… Прощайте, братцы! Прощай. Марья Петровна! Я за тебя… Эх! Вяжите меня, братцы, вяжите!

Посредник.

            Жаль, очень жаль! Где ключи?

Горлинков.

            Вот ключи! Я их украл… украл, как разбойник. (вынимает ключи, они у него выпадают из рук, а старшина поднимает их) Украл…

Посредник (к Старшине).

            Затвори сундук.

  

Горлинков.

            Затвори, брат, Данпло Игнатьич, затвори. Это твое дело. Ничего! Не бойся, я тебя оправдаю.

Старшина.

            Где там оправдаешь.

Горлинков

            Как? оправдаю. Ответу не будет… ей-богу нет. Ваше высокоблагородие! он не виневат, ей-богу не виноват! Я вам все разкажу как было… ей-богу! Это выходит я, ваше высокоблагородие… я… отворил и хотел взять… да… а не он… Он не виноват, ей-богу нет.

Посредник

            Знаю, знаю, брат. Хорошо!

Горлинков

            Данило Игнатьич! слышишь? Не пропадешь! Ей-богу нет! Я пропаду…

Старшина (затворяя сундук).

            Не мели, Сергей Сергеич по пустому. Погубил ты нас ни за что ни про что, да еще сердце надрываешь.

Сборщик.

            Погубил.

Старшина

            Уж коли немного тово… закинул… молчи… Не вводи в досаду других…

Горлинков

            Что я пьян, что ли? Вздор! Никогда! Ваше высокоблагородие! я пьян?

Посредник

  

            До безобразия. Вероятно на основании того, что семь бед — один ответ.

Горлинков

            Правда! Выпил бутылочку рому. Славный ром! ей-богу… Купчишка подсунул… Вот такая борода! Сахару дал… пять фунтов… Вон он… По двадцати пяти копеек платил…

Посредник

            Ну, да нечего долго разговаривать. Свечку! сургуч!

Горлинков

            Есть, все есть… Сколько угодно. Печатайте! Все целы… ни одной копейки не взял… ей-богу не взял… Считайте! четыреста рублей… все… ей-богу…

(Старшина зажигает свечку. Мировой Посредник запечатывает сундук).

Посредник

  

            Теперь мы с вами, господин писарь, должны отправиться в город.

Горлинков

            В острог… знаю… Стоить… я вор! я мошенник! ей-богу!

(Входит боязливо Стружкин).

    

ЯВЛЕНИЕ XIV.

Те же и Стружкин.

Посредник.

  

            А! кстати. Ты чем теперь занимаешься?

Стружкин.

  

            Служил-с, как вашему высокоблагородию известно, помощником у Сергея Сергеича. Теперь-с они изволили меня прогнать. Пришел к вашему высокоблагородию попросить какой-ни-на-есть службы. Мать, ваше высокоблагородие, старенькая. Не можем жить…

Посредник

  

            Оставайся, брат, здесь волостным писарем. Только, смотри у меня, не заходи далеко… Понимаешь? Не делай этого… (указывает на Горлинкова) Плохо будет! Сундук смотри. Он запечатан. Чтоб все было цело.

Старшина.

  

            Он, ваше высокоблагородие, хлопец примерный.

Горлинков

  

            Это Иван Васильич… знаю… Отличный малый… Только, шельма, Машку, Машку мою любит… Ну, да уж пропало! Пускай любить! Его счастье! Отжилил у меня… На здоровье! Ты прости меня, Ванюшка, прости, что я тебя обидел… Живи с Машкой, живи, Бог с тобой. Я не буду теперь мешать. В острог упрячут…

Посредник

            Возьмите его под руки и ведите за мной. Он сам, кажется, и до дверей не дойдет.

Горлинков

            Кто я? Вздор! Я сам… Сколько угодно пройду… ей-богу правда… Это наше дело! (идет и чуть не падает).

Посредник

            Возьмите! (к Стружкину) А ты спроси эту девку, зачем она здесь была. После донесешь мне. Понимаешь?

Стружкин

            Понимаю, ваше высокоблагородие. Это, значит, спросить эту девку, зачем она здесь была.

Посредник

            Ну-да.

Стружкин

  

            Слушаю-с.

Посредник

            За мной.

(Старшина и сборщик ведут под руки Горлинкова).

Горлинков

            Это все Машка, Машка, шельма… а всетаки люблю… ей-богу люблю… Девка — чудо… Жаль!

(Уходят. Горлинков затягивает: я в пустыню удаляюсь).

    

ЯВЛЕНИЕ XV.

Стружкин и Маша.

(Некоторое время смотрят друг на друга искоса).

Стружкин

  

            Вот оно, Марья Петровна! Счастье, значит… Я говорил попадется, так и есть: попался; теперь не выкрутится. Что ты скажешь на счет этого, Марья Петровна? Ведь ловко пришлось? А?

Маша

            Куда ж это его?

Стружкин

            В острог, Марья Петровна, в острог. Сгниет там.

Маша.

            Жалко.

Стружкин

            Что ж делать-то, Марья Петровна. Я и сам, жалею, ничего что хотел выжить его из этой волости. Какой он там ни на-есть человек, а все жалко. Да нам-то чего горевать, Марья Петровна!

Маша

            И впрямь чего нам горевать.

Стружкин

            Обнимемся, да поцелуемся на радостях, моя ненаглядная. (целуются) Что нам! Заведем хозяйство…

  

   Я куплю себе, сюртук,

   Сапоги с подковой,

   Шапку, брюки, разных штук…

Маша.

   Я платочек новый,

   Фартук, чепчик, башмаки;

   В огороди густо

   Сеять буду бураки,

   Редьку и капусту.

Стружкин.

            Всего насеем, Марья Петровна, всего: и редьки, и капусты, и кукурузы. Я кукурузу люблю: матушка приучила. Ты мне, всегда будет отваривать в горшочке. Да мы еще и не то заведем.

  

            Я куплю себе коня.

Маша.

            Я себе корову.

Стружкин.

   Конь — вся радость для меня…

   Подобью подковы…

   Заплачу я за него

   Пятьдесят целковых.

Маша.

   Не пущу я никого

   Ту доить корову:

   Буду я доить сама,

   Все сама.

Стружкин.

                     И дело!

   Развернися-тко! Эх ма!

   В пляс пустися смело!

(Начинает танцевать казачка.)

   Вот где долюшка моя!

   Писарем я буду!

   Волость — чудо, брат!

Маша.

                              А я

            Писаршею буду.

Стружкин.

   Тут уж нечего зевать,

   Только сам будь меток!

Оба.

   Будем жить мы, поживать,

   Дожидаться деток!

Стружкин.

   Я сынка хочу иметь.

Маша.

   А я себе дочку.

Стружкин.

   Но все дочки эти ведь…

   Им ищи дружечка…

   С ними горя полон рот:

   То, другое надо…

   Только дочка подрастет —

   Взгляды… взгляды… взгляды…

Маша.

   И с сынками ведь не мак.

Стружкин.

   Это Бог разсудит.

Оба.

   Что нам в споре? Будет так,

   Как случится, будет.

(Танцует. В сенях слышны шаги входящаго человека).

Стружкин (испуганно).

            Мировой! (быстро садится и делает вопросительную позу). Ну-с, сударыня, что вы скажете на счет этого?…

(Входит Старшина. Картина).

    

КОНЕЦ.

    

   Ив. Кондратьев. Волостной писарь, или Где хвост начало, там голова мочало. Русский водевиль в одном действии. Вильна, 1870.

    

   Подготовка текста Лариса и Павел Лавринец, 2006.

   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2006.