ГДЕ ХВОСТ НАЧАЛО, ТАМ ГОЛОВА МОЧАЛО.
Русский водевиль в одном действии.
Дозволено цензурою. Ноября 22 дня 1869 г. Вильна.
Оригинал здесь — http://www.russianresources.lt/archive/Kondr/Kondr_2.html
Сергей Сергеевич Горлинков, волостной писарь.
Иван Васильевич Стружкин, его помощник.
Маша, девушка, мещанка.
Мелкий торговец.
Мировой посредник.
Волостной Старшина.
Сборщик податей.
Егорка, мальчик торговца.
Действие происходит в небольшом местечке.
Хорошая изба. На-лево стол покрытый черною клеенкой на нем книги, бумаги и счеты. Несколько табуретов. В углу сундук.
Это я, брат, получше тебя знаю. Меня нечего учить — выучен. Вашего-то брата, молодца, как пять своих пальцев понимаю. Небось, теплые ребята, хоть куда. Да нет, брат, шалишь: мы сами с усами, не обойдешь…
Знамо, ваше благородие, что с усами; где нам обходить? мы только по своим делам смыслим, чтоб, значит, убытку не иметь; наше дело торговое.
То-то, брат торговое! Ты вот поэтому и крутишь, чтобы убытку не иметь. Да я-то не свой… дудки! Без билета ни шагу…
Кожи-то у меня, ваше благородие, отменныя, стало и без билета можно-с; все же оно как-то тово… безобидно… Потому, значит…
Что-о?
Я говорю, ваше благородие, все же оно можно как нибудь…
Нельзя, тебе говорит! Ты понимаешь?
Понимаем-с.
Горлинков (с расстановкой).
Каждый привозящий на ярмарку кожи, должен иметь о их доброкачественности от уезднаго ветеринарнаго врача билет. Так?
Так-то так, ваше благородие, но ведь…
Молчать! Сейчас пишу к становому приставу рапорт: ты будешь арестован, а кожи, для освидетельствования, будут отправлены по принадлежности. Нет потачки! (садится за стол и начинает писать).
Просим послабления, ваше благородие; в накладе не останетесь. Мы знаем ход этих делов, как они есть… привыкли… исходили свет… и не таких выдавали…
Что ты сказал, а?
Егорка! (Входит мальчик с бутылкой и куском сахару в руках).
Оно, конечно, почему и не сделать маленькаго послабления доброму человеку? Я, брат, сказать по правде, совсем не такой, как другие из наших: прямая душа. За человека пойду в огонь и в воду. Я, брат, уж не одного выручил из беда, да, не однаго; спроси об этом у кого хочешь: все скажут. Горлинков не был подлецом. Вот и тебя, брат, теперь выручу, а потому что ты добрый человек, а я добрых люблю: сам, брат, с малолетства в страхе Божием воспитан.
(к Егорке) Это что?
Ром-с.
Ромец, ваше благородие; ямайским зовется. Отменный-с! пивал, значит, сам: качество знаю. Не побрезгайте, ваше благородие: от души приношение.
Ну-да. Знаю, знаю, брат. Я вижу ты человек дельный. Таких мало найдется. Ныньче, брат, век такой, что и днем с огнем не найдешь добраго человека. Каждый о себе…
Какже-с. Своя, значит, рубашка ближе к телу.
Ну-да.
Уж не побрезгайте, ваше благородие: вот и сахарцу пять фунтиков. Отменный-с! По двадцати пяти копеек серебром платил. Все оно, значит, к чаю…
Конечно не мешает. Спасибо, брат, спасибо. И видно что русский человек: без благодарности и шагу не сделает. Я, брат, сам тоже русский, а ни какой нибудь немец; благодарность понимаю, и отказаться от нея значит: обидеть человека, а обидеть человека, в особенности в подобном случае, я никогда не способен, а потому, что иногда одолжение не стоит благодарности.
Это так, ваше благородие. Я хотя, значит, и темный человек, а в этом деле смыслю.
Выходит, русский наш, за лычко,
Не лычко — ремушек дарит.
По доброте и по привычки
За все он всех благодарит:
За добродетель, без изгба
Речей заморских, гладких, — он
Промолвит теплое спасибо,
Отвесит до земли поклон;
За дело злое, шутку злую, —
Он, брат, не думая, сейчас,
Даст благодарность, да такую,
Что дождь посыплется из глаз,
Не даром в славе наши плечи
С руками, с буйной головой!
Что так, то так! о том нет речи,
И я прибавлю, братец мой.
Сказать к примеру между нами:
Доволен ты, доволен я;
Хотя мы не были друзьями,
Но разстаемся как друзья.
Другой бы — просто растерялся,
И чепуху пошел бы плесть,
А ты, вот, с разу догадался
Того, что надобно, принесть, —
И дело! Мировыя сделки,
Скажу я откровенно вам,
В сто крат милее перестрелки
Двух языков по пустякам.
Это, выходит, ваше благородие, что я отделался как оно следует, по людски, значит; что ж? наше дело торговое: никому не перечь, чтоб, значит, торговле никакою препятствия не было.
Ну-да, ну-да, братец мой. (к Егорке) Бутылку эту поставь вон там. (указывает в угол).
А сахар-с куда прикажите?
Плут! (треплет его по щеке) И сахар положи там же.
(Егорка оставляя бутылку и сахар уходит).
Итак, голубчик мой, с Богом. Только ты смотри, брат, начальству не попадись, чтоб за тебя мне никакого ответу не было. Ныньче у нас начальство строгое.
Все, братец мой, народ другой…
Безвинно делает нападки,
И налягает, брат, на все,
А всего более на взятки.
Запал им в голову прогресс;
А я из этаго прогресса
Не вижу толку… хоть и сам
Не понимаю ни бельмеса.
Гуманность тоже в ход пошла:
Гуманны ныньче все на свете —
Едят и пьют везде гуманно,
Гуманно носятся в карете…
Да, брат, прогресс! Гуманность, брат! Все новое. Да. С Богом, милый человек, с Богом.
Не взыщите, ваше благородье.
Нечего, брат, взыскивать. Ты человек добрый вот тебе и все. Смотри же с начальством… Берегись.
Уж на счет этаво, ваше благородие, будте покойны-с. Мы сумеем… Не впервые…
Верю, брат, верю.
(Торговец кланяется и уходит).
Чорт возьми! и не надеялся. Все равно что с неба свалилось. Мило! Недаром сегодня видел хороший сон. Что, бишь я видел? вот уж и забыл… Ах, да, видел я: что будто бы.., так и есть… что будто бы я этак сидел в волостном правлении… уж не помню когда… кажется что вечером… так и есть вечером… помню свечка горела… вдруг, вдруг, знаете ли, входит мировой: и я, признаться, немножко струсил, морозец этак, знаете ли, пробежал по телу… маленькия, вишь, запущения имел, или что-то в роде этого. Встал этак я, кланяюсь, а сам так и дрожу… думаю, что если спросит податную ведомость — беда: она у меня не готова, а срок назначен короткий… думаю этак я, а мировой-то все ко мне подходит, подходит и улыбается. Подошел. Здравствуйте, говорит, Сергей Сергеич. Я пуще струсил и глаза-то свои на него выпучил, думаю: шутит, чтоб поддеть нашего брата. Чтож ты, говорит он, не узнаешь меня Сережа? забыл знать. Стыдно, брат, стыдно! а ведь я твой старый друг. Присмотрись-ка, авось узнаешь Степку Бровкина. Гляжу я — и подлинно передо мной мой старый товарищ Степа: вместе когда-то учились; страх у меня прошел. Так это ты Степа? говорю я. Я, я, мой дружек, говорит он, и давай меня обнимать. Как же это ты, Степа, в мировые попал? спрашиваю я. Так, брат… судьба! хочешь и тебя сделаю мировым? У меня сердце так и екнуло. Что, думаю, ежели и подлинно сделает мировым — и царства не надо… оженюсь — и катайся, как сыр в масли… Ну и пошло! Пили, гуляли… Мадеры сколько было! Хересу! Эх! (задумывается) Что, разве выпить? А что ж? мое! даром досталось. Выпью! (берет бутылку) А какой славный! Чудо! (пьет прямо из бутылки) Ого! Забористо, нечего сказать! Надо дух перевести! Спасибо бородачу: удружил… (пьет) Ух! Нет уж, довольно будет… надо оставить к другому разу… Вот тут (показывает на лоб) уж тово… кружиться начинает. Довольно! (ставит бутылку) Весело! Провел бородача. Экая башка! Чубук — больше ничего! Да что ж? нашему брату и кстати таковские. Куражится еще. Эх вы купчишки, купчишки! Спрашиваю: так? он отвечает так, и вышло, что остался — дурак. Дело! Не фарси! Два рубля и фукнул на ром и сахар. Нет, брат, не вам нас проводить. Я уже четвертый год волостным и свое дело знаю.
Знаю так, как надо знать,
Говорю я смело,
Подчеркнуть и подписать: —
Мне плевое дело.
Что мне рапорт, что отчет,
Что мне ревизоры!?
Неувидят недочет
Мирового взоры.
Пусть он ищет целый год
По делам подлога —
Ничего в них не найдет,
Хоть подлогов много.
Пусть он смотрит скрепы книг—
Не заметит, знаю,
Что при случае, из них
Я листы таскаю.
У меня все сушь и гладь,
На своем все месте:
Книги рядушком лежат,
Все бумаги вместе.
Никогда, ни перед кем
С толку я не сбился:
Где мне надо — глух и нем…
Словом, навострился!
И теперь меня никакой черт не проведет! А всетаки у меня зазноба есть: полюбил мещаночку… красотка первый сорт, ей-богу. Этакая гладенька, чистенькая; глазки, знаете ли, этакия черненькия; носик этакой хорошенький… Чудо! Гм! Только, черт возьми! брикается… Уж и не знаю, как подъехать: гоняет шельма… а всетаки я люблю! Нельзя! Засела вот здесь (показывает на грудь) и сидит. А Ванюшку, знаю, любит. А за что мошенника любить? Я ему дам! За то любить разве, что он Ванюшка, а я Сережка… Вздор! Ванюшка!!
Горлинков и Стружкин (входит).
Что прикажите, Сергий Сергеич?
Знало дело, приказываю. Ты, братец мой, с некотораго времени, как я замечаю, стал полениваться. Это почему? А?
Ты забыл свое начальство,
Что же это за нахальство,
Отвечай мне живо?
Уж не мала ль тебе плата?
Что ж ты вылупил глаза-то
Мерен, мерен сивый?
Отвечай мне, слышишь, живо
Отчего ты, брат, ленивый,
Так зазнался много?
Я, Серий Сергеич, каюсь,
Заниматься обещаюсь
Ревностно, ей-богу.
Врешь, песья твоя морда! Вон подлеца выгоню! Разжирел, бестия: от мирского хлеба. Я те выжму сок! Ишь сало-то какое, свинья откормленная!
Не обидьте, Сергей Сергеич.
Вон, бестия!
Кормишь мерзавца, а он и делать тебе ничего не хочет. Резон-с! Ай-да Ванюшка! Мать, подлеца, привела ко мне почти что голаго: одел, обул, а он… ай-да Ванюша! Ну да я ему покажу где раки зимуют.
Не одним на свете
Личностям почтенным
Суждено гнуть выи
Мелким подчиненным!
Не одним им только
Обладать и словом:
Делать нос покорный
Синим и багровым.
В грязь лицем мы сами
Тоже не ударим!
И порой такою
Банею припарим
Нам субъект не милый,
Пошлый и канальский,
Что получше будет
Бани генеральской.
Прижму, мошенника, прижму! Или нет… уйдет пожалуй, шельма… все статься может. А он мне нужен: пишет почти даром. Нельзя! надо помириться. Помирюсь. Ванюшка!!
Горлинков и Стружкин (входит).
Что прикажите, Сергий Сергеич?
Я тебя обидел? как ты думаешь, а?
Что вы, Сергий Сергеич. Я от вас никогда никакой обиды не имел.
И ты не врешь, Ванюшка?
Сергей Сергееич.
Люблю, ей-богу люблю! Ты у меня первый человек, Ванюшка, то есть, моя правая рука, ей-богу правая рука. Ты помнишь, Ванюша, как я тебя одел, обул, причесал, а? помнишь?
Какъже-с, Сергей Сергеич, помню, и во век не забуду этого благодеяния.
Да, не забудь, потому что я тебя в люди вывел. Ведь таких людей, как я, очень мало. Что, правду я сказал? Ведь мало?
Точно так, Сергей Сергеич.
Ну-да; это и я знаю. А ведь ты, Ванюшка, милый человек, ей-богу милый. Дай я тебя поцелую, крепко поцелую. (целуются) Только ты, смотри у меня, не целуй так Маши… не целуй! (грозит пальцем) Потому что… ну да это я знаю, (задумывается) А скажи-ка мне, Ванюшка, ведомость готова?
Не успел, Сергей Сергеич.
Не успел! Это почему?
Сами изволите знать…
Знаю, знаю. Ступай. Чтоб была готова.
Ах ты мошенник этакой! Полюбил мою голубку, мою ненаглядную. Да с твоим ли рылом, сермяжник ты этакой? я… я волостной писарь! а ты кто? ты — дрянь, каблук моего сапога. Раздавлю мошенника, как мошку! Вон, бестию выгоню! вон! Ишь ты его! Нет, подожди, брат! И чтоб я ему уступил? Никогда! Уступить ему ту, которую я
Увидел —
И безотчетно полюбил?
Которой взор меня невольно,
Как дух какой, заворожил?
(Задумывается).
Теперь, мечтаю ль пред луною,
Пишу ли рапорта, сплю ли я,
Ты все стоишь передо мною,
Стоишь и смотришь на меня.
О как прекрасны эти взоры!
Поникнешь русой головой…
То вдруг ты шепчешь мне укоры,
Каких не шепчет мировой.
То вдруг я вижу грудь белеет,
Вся поднимается, дрожит,
Во мне нутро все каменеет,
То остывает, то горит…
(Задумывается).
Плохо дело! А что я разве не человек? Что мое рыло хуже нежели у этаго Ванюшки? И усики есть, ничего себе, хоть куда; вот тут тоже отростает… бородка, значит, будет. И все есть… Да вот на, поди же… Не везет, значит, и только! Эх—эх! даже тоска нападает. А надо как нибудь понравиться… жить не могу. Да и что в самом деле за жизнь, если тебя никто не любит! Я хотя, признаться, человек и не тово… то есть не так-то много знаю окромя своей части, а все же понимаю, что "жизнь без любви большая скверность" (задумывается) Что разве пойдти к ней… ведь не прогонит: она такая добрая. Пойду и просто скажу ей:
Полюби меня, ненаглядная,
Полюби меня, поцелуй меня,