Bibra > Произведения > Все > Решение сената по мултанскому делу

Решение сената по мултанскому делу

Автор: Короленко Владимир Галактионович

Скачать

  

Рѣшеніе сената по мултанскому дѣлу.

  

   Читателямъ «Русскаго Богатства» извѣстна сущность мултанскаго дѣла, получившаго громкую огласку. Нѣсколько вотяковъ малмыжскаго уѣзда обвинялись въ принесеніи человѣческой жертвы языческимъ божествамъ; активное участіе въ самомъ убійствѣ приписывалось десяти подсудимымъ; въ пассивномъ участіи, укрывательствѣ и содѣйствіи обвинялось населеніе цѣлой мѣстности, въ интересахъ которой и для удовлетворенія общаго культа, существующаго будто-бы у всей вотской народности,— принесена самая жертва.

   Дознаніе и предварительное слѣдствіе тянулось 29 мѣсяцевъ. Зимой 1894 года десять вотяковъ были преданы суду сарапульскаго округа въ гор. Малмыжѣ, причемъ трое оправданы, а семи вынесенъ обвинительный приговоръ, отмѣненный сенатомъ по жалобѣ защиты. Мотивомъ кассаціи послужили существенныя нарушенія судопроизводства и признанная неравноправность сторонъ, допущенная судомъ. Первый отчетъ по этому дѣлу, напечатанный, къ сожалѣнію, въ малораспространенномъ «Казанскомъ Телеграфѣ»,— нарисовалъ поразительную картину произвола и нарушенія самыхъ элементарныхъ началъ правильнаго судебнаго процесса. Несмотря, однако, на эту поправку, внесенную сенатомъ, признавшимъ чрезвычайную неполноту и односторонность слѣдственнаго матеріала,— что обязывало судъ возстановить по возможности нарушенныя права защиты,— дѣло поступило для вторичнаго разбирательства (въ Елабугѣ) въ томъ-же, совершенно неисправленномъ и не возстановленномъ видѣ. Чрезвычайно характерна для прочно-установившихся судебныхъ пріемовъ въ этой отдаленной мѣстности та крайняя беззаботность, съ которой члены сарапульскаго суда отнеслись къ напоминанію объ элементарныхъ началахъ юридической справедливости, исходившему отъ высшей судебной инстанціи. Очевидно, сарапульскій окружный судъ посмотрѣлъ на кассацію лишь какъ на случайность, какъ на одну проигранную ставку въ обвинительной игрѣ, которую можно начать сначала при тѣхъ же условіяхъ. Распорядительное засѣданіе, подготовлявшее матеріалъ для новаго суда надъ вотяками,— происходило при участіи прежняго предсѣдателя г. Горицкаго, и опять всѣ просьбы защиты о вызовѣ свидѣтелей со стороны вотяковъ были отвергнуты огуломъ, по соображеніямъ частію слишкомъ формальнымъ, частію даже, какъ это признано сенатомъ,— совершенно незаконнымъ. 29 сентября 1895 года въ гор. Елабугѣ семь вотяковъ опять предстали передъ судомъ присяжныхъ, и опять противъ нихъ выступили два полицейскихъ пристава, три урядника, старшина, нѣсколько старостъ и сотскихъ, вообще 37 свидѣтелей, въ числѣ которыхъ не было опять ни одного, вызваннаго по спеціальному требованію защиты. Словомъ, судъ въ Елабугѣ лишь въ нѣсколько смягченномъ видѣ повторилъ судъ въ Малмыжѣ, причемъ вниманію 12 присяжныхъ былъ предложенъ все тотъ-же односторонній обвинительный матеріалъ, все тѣ-же слухи, неизвѣстно откуда исходящіе, все тѣ-же вотяки, невѣжественные и беззащитные. Виноваты-ли присяжные, что на основаніи односторонняго матеріала вынесли приговоръ, который опять не можетъ быть признанъ окончательнымъ?

   Защитникомъ была подана новая кассаціонная жалоба: 22-го декабря истекшаго года жалоба эта разсмотрѣна кассаціоннымъ департаментомъ сената, и вскорѣ же телеграммы разнесли вѣсть о новой отмѣнѣ приговора по мултанскому дѣлу. Уже вторичная отмѣна сенатомъ судебнаго вердикта представляетъ явленіе очень рѣдкое въ нашей практикѣ. Но въ данномъ случаѣ то, что стало извѣстно изъ газетъ о мотивахъ кассаціи, вскрываетъ попутно такую яркую бытовую картину, которая и сама по себѣ добавляетъ непослѣднюю черту въ этомъ вообще необыкновенно характерномъ дѣлѣ. Невольно рождается вопросъ: что-же это, наконецъ, за атмосфера въ этихъ инородческихъ отдаленныхъ окраинахъ, что это за ужасная атмосфера, въ которой даже представители суда доходятъ до такихъ удивительныхъ пріемовъ, до такихъ совершенно неожиданныхъ взглядовъ на самыя основы суда и состязательнаго процесса?

   Привожу изъ газетъ («Русскія Вѣдомости») содержаніе этого новаго сенатскаго Quos-ego, по адресу сарапульскаго окружнаго суда. Заключеніе по жалобѣ защиты давалъ А. Ѳ. Кони, который охарактеризовалъ настоящее дѣло одной существенной и главной его чертой: «судебнымъ разслѣдованіемъ устанавливается здѣсь не одна лишь виновность тѣхъ или иныхъ опредѣленныхъ лицъ, фигурирующихъ въ качествѣ подсудимыхъ, а констатируется извѣстное бытовое явленіе, произносится судъ далъ цѣлой народностью или цѣлымъ общественнымъ слоемъ и создается прецедентъ, могущій имѣть на будущее время значеніе судебнаго закрѣпленія виновности той или иной группы населенія. Результатомъ дѣятельности суда въ такихъ случаяхъ является не только res judicata, но историческое свидѣтельство за или противъ той или иной морально-бытовой оцѣнки даннаго уровня культуры — въ цѣлой народности или въ отдѣльныхъ ея классахъ; вотъ почему предѣлы изслѣдованія должны здѣсь раздвинуться, раздаться возможно шире, чтобы приблизиться по всесторонности, полнотѣ и безпристрастію къ изслѣдованію научному. Основанія приговора, изъ котораго вытекаетъ, что теперь, на порогѣ XX столѣтія, существуютъ человѣческія жертвоприношенія среда народа, который болѣе трехъ вѣковъ живетъ въ предѣлахъ и подъ цивилизующимъ воздѣйствіемъ христіанскаго государства, должны быть подвергнуты гораздо болѣе строгому испытанію, чѣмъ тѣ мотивы и данныя, по которымъ выносится обвиненіе въ заурядномъ убійствѣ. Между тѣмъ въ теченіе производства судъ не однажды погрѣшилъ противъ указанной основной особенности дѣла, несмотря на то, что эта особенность была рельефно подчеркнута, въ назиданіе суду, въ первомъ опредѣленіи сената по дѣлу, коимъ былъ кассированъ первый обвинительный приговоръ».

   Эти совершенно ясныя слова уважаемаго судебнаго дѣятеля не могутъ, конечно, подать повода ни къ какимъ недоразумѣніямъ. Судъ обязанъ во всѣхъ случаяхъ, важныхъ и неважныхъ одинаково, дать сторонамъ всѣ средства для выясненія дѣла, и требованіе безпристрастія, разумѣется, нимало не ослабляется тѣмъ соображеніемъ, что суду подлежитъ рѣшеніе одинокой судьбы никому неизвѣстнаго человѣка. Бываютъ, однако, случаи, которые въ практикѣ всѣхъ судовъ признаются особо-важными, когда кромѣ пассивнаго безпристрастія къ усиліямъ сторонъ, судъ долженъ сдѣлать и съ своей стороны все возможное для выясненія не одного лишь вопроса о виновности или невиновности данныхъ лицъ, но также и о бытовой подкладкѣ даннаго дѣла, имѣющей порой очень глубокое государственное и общественное значеніе. Таково именно мултанское дѣло, и еслибы простая истина, высказанная А. Ѳ. Кони, не была игнорирована сарапульскимъ судомъ съ самаго начала, то и это дѣло было-бы признано дѣломъ «особой важности» и тогда, безъ сомнѣнія, научно этнографическіе вопросы, возникшіе по этому поводу, рѣшались-бы не при помощи однихъ лишь Кобылиныхъ, урядниковъ Соковиковыхъ и «неизвѣстныхъ нищихъ», разсказывающихъ сказки на ночлегахъ,— не говоря уже о томъ, что трупъ Матюнина не лежалъ-бы до вскрытія въ теченіи мѣсяца (въ майскіе іюньскіе дни) и слѣдователь не выжидалъ-бы по 4 мѣсяца прежде, чѣмъ послать то или другое «кровяное пятно» для химическаго изслѣдованія.

   Между тѣмъ, по словамъ А. Ѳ. Кони,— «главный грѣхъ производства по настоящему дѣлу состоитъ въ забвеніи судомъ его основной черты — его широкаго бытоваго значенія — и въ разнообразныхъ помѣхахъ, которыя ставились поэтому его всестороннему изслѣдованію и освѣщенію. Судъ даже въ тѣхъ случаяхъ, когда онъ дѣйствуетъ въ предѣлахъ дискреціонной власти, не можетъ избрать девизомъ своей дѣятельности: sic volo, sic jubeo, sit pro ratione voluntas, и отношенія его къ сторонамъ и ихъ ходатайствамъ не могутъ опредѣляться произволомъ или капризомъ.

   «Ходатайство о вызовѣ новыхъ свидѣтелей можетъ быть отклонено судомъ — это его право, но подобный отказъ долженъ быть мотивированъ обстоятельнымъ разборомъ относимости къ дѣлу и важности обстоятельствъ, для подтвержденія коихъ сторона ссылается на свидѣтелей, а не однимъ лишь формальнымъ очистительнымъ заявленіемъ о томъ, что судъ считаетъ умѣстнымъ эти обстоятельства игнорировать. Но такъ именно поступилъ въ данномъ случаѣ судъ въ отвѣтъ на просьбу подсудимыхъ о вызовѣ на ихъ счетъ новыхъ свидѣтелей, заявленную одновременно съ просьбой о вызовѣ новыхъ экспертовъ. Или — далѣе — судъ отказываетъ въ вызовѣ въ качествѣ свидѣтелей тѣхъ изъ подсудимыхъ, кои были оправданы первымъ приговоромъ, приводя въ объясненіе то, что обязательный вызовъ такихъ свидѣтелей не установленъ никакимъ «основнымъ закономъ». Если основные законы Россійской имперіи и могутъ имѣть отношеніе къ разрѣшенію указаннаго частнаго процессуальнаго вопроса, то умѣстнѣе всего окажется тотъ основной законъ, который запрещаетъ судамъ «обманчивое непостоянство и самопроизвольныя толкованія». Ибо, если не въ основныхъ законахъ, то въ уставѣ уголовнаго судопроизводства ясно опредѣлено понятіе свидѣтеля по дѣлу: это — лицо, которое призывается показать передъ судомъ все, что оно видѣло, слышало и знаетъ по дѣлу. Если лица, привлеченныя къ дѣлу, два года продержанныя въ предварительномъ заключеніи, преданныя суду и посаженныя на скамью подсудимыхъ, должны а priori считаться ничего не видѣвшими, не слышавшими и не вѣдающими относительно событія, въ которомъ они играли главную роль, то послѣ этого свидѣтелей, въ легальномъ смыслѣ этого термина, не существуетъ вовсе. Или судъ отклоняетъ ходатайство защитника объ отсрочкѣ засѣданія въ виду вызова обвинительной властью новыхъ свидѣтелей и предъявленія новыхъ уликъ,— ссылаясь на соотвѣтствующее право прокуратуры, не подлежащее, будто бы, никакой повѣркѣ суда; а также на то, что защита имѣла возможность повторить свое ходатайство въ тотъ моментъ производства, когда новые свидѣтели и новыя улики вступили въ его теченіе и заняли въ немъ опредѣленное мѣсто. Но судъ ошибается: защита не исполнила бы своего долга, еслибъ упустила заявить просьбу объ отсрочкѣ засѣданія при первомъ появленіи въ дѣлѣ новыхъ и неожиданныхъ для нея фактовъ и лицъ, а предлагаемое ей судомъ повтореніе ходатайства — въ тотъ моментъ, когда оно оказывалось запоздалымъ и неподлежащимъ удовлетворенію — равносильно приглашенію къ совершенію акта ничтожнаго и незаконнаго. Или, наконецъ, судъ удерживаетъ защитника отъ допроса свидѣтеля, станового пристава Шмелева, о его оригинальныхъ дѣйствіяхъ по производству вторичнаго полицейскаго дознанія, находя, что свидѣтель не обязанъ отвѣчать на вопросы, могущіе привести къ уличенію его въ преступленіяхъ по должности. Но дѣятельность пристава Шмелева по производству дознанія есть дѣятельность должностная, публичная, и квалификація ея въ качествѣ преступной или неприступной принадлежитъ не самому должностному лицу, а его начальству. Поэтому судъ не вправѣ былъ устранить вопросы о грубыхъ, жестокихъ или самоуправныхъ дѣйствіяхъ, доставившихъ канву для всего послѣдующаго производства, на томъ только основаніи, что разоблаченіе этой грубости, жестокости или самоуправства можетъ открыть и составъ какого-нибудь уголовнаго дѣянія».

   Признавъ правильность соображеній, приведенныхъ оберъ-прокуроромъ, кассаціонный департаментъ постановилъ вторичный приговоръ по мултанскому дѣлу отмѣнить и кромѣ того членамъ суда, принимавшимъ участіе въ двухъ распорядительныхъ засѣданіяхъ по этому дѣлу — сдѣлать замѣчаніе.

   Таковъ этотъ новый эпизодъ мултанскаго процесса. Картина однако будетъ неполна, если мы не приведенъ еще одной замѣчательной черточки, совершенно неожиданно украсившей собою это характерное дѣло. Изъ той-же рѣчи г. оберъ-прокурора мы узнаемъ, что «кассаціонная жалоба защитника прибыла въ сенатъ въ сопровожденіи цѣлаго ряда «объясненій», присланныхъ какъ судомъ въ полномъ составѣ, такъ и отдѣльными членами. Между прочимъ, одинъ изъ товарищей предсѣдателя вятскаго окружнаго суда въ отдѣльномъ объясненіи излагаетъ свой взглядъ на дѣло, вынесенный имъ изъ разбирательства по существу,— взглядъ, безусловно неблагопріятный для подсудимыхъ,— и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлится съ сенатомъ драгоцѣнными свѣдѣніями о томъ, что кассаціонное обжалованіе есть затѣя не обвиненныхъ, людей темныхъ, готовыхъ дескать покориться своей участи, а ихъ защитника и нѣсколькихъ «газетныхъ корреспондентовъ», и не менѣе драгоцѣнной догадкой, что если названный защитникъ и корреспонденты добьются кассаціонной отмѣны приговора, то они впослѣдствіи добьются и оправданія подсудимыхъ, вырвутъ оправдательный приговоръ и у присяжныхъ засѣдателей. Оберъ-прокуроръ счелъ своей обязанностью отмѣтить и осудить это стремленіе насильно вовлечь сенатъ въ «существо дѣла», т. е. въ тину провинціальной сплетни, какъ не соотвѣтствующее «ни достоинству писавшаго, ни высотѣ того мѣста, куда онъ обращался».

   Ироническій эпитетъ, употребленный А. Ѳ. Кони по отношенію къ этой новой неожиданности, мнѣ лично кажется примѣнимымъ и въ самомъ прямомъ, самомъ серьезномъ смыслѣ. Развѣ не драгоцѣнна въ самомъ дѣлѣ эта удивительная, вполнѣ непосредственная довѣрчивость, съ которой «предсѣдательствовавшій» въ судебномъ засѣданіи обращается въ высшую инстанцію, дѣлясь съ ней, такъ сказать, на ушко,— не только своими личными выводами, но и провинціальными сплетнями. Развѣ не драгоцѣнна эта похвала смиреннымъ людямъ, которые, вслѣдствіе темноты, подчинились бы своей участи и пошли бы на каторгу, не безпокоя ни сарапульскихъ судей, ни сенатъ своими, какъ оказывается, совершенно основательными жалобами? Развѣ не столь же драгоцѣнна простодушная откровенность, съ которой усилія защиты, основанныя на такихъ очевидныхъ, на такихъ вопіющихъ нарушеніяхъ — приравниваются къ интригѣ?Что еще писалъ господинъ предсѣдательствовавшій членъ суда въ своемъ «отзывѣ» мы не знаемъ,— но сказаннаго достаточно. Вѣдь кто пишетъ не урядникъ Соковиковъ, не приставъ Шмелевъ и даже не товарищъ прокурора г. Раевскій, руководившій этимъ «блестящимъ» дознаніемъ и слѣдствіемъ,— это пишетъ опытный юристъ, давно «работающій на судебномъ поприщѣ». Да, эта черта драгоцѣнна, и именно тѣмъ, что дорисовываетъ картину этого яркаго, полнаго неожиданностями дѣла. Если такъ говорятъ члены суда, обращаясь въ высшую инстанцію, если даже въ этомъ случаѣ «опытные юристы», привыкшіе къ порядкамъ данной окраины, доходятъ до такого забвенія основныхъ началъ своей дѣятельности,— то какъ они разсуждаютъ, разговариваютъ, дѣйствуютъ у себя, «дома», имѣя дѣло дѣйствительно лишь съ «темными людьми», не знающими, гдѣ искать защиты, не имѣющими опоры ни въ «интригахъ защитника», ни въ гласности. Наконецъ, чего-же послѣ этого ждать отъ остальныхъ, начиная съ товарища прокурора г. Раевскаго (бывшаго врача, начавшаго лишь сравнительно недавно юридическую карьеру подъ просвѣщеннымъ руководствомъ гг. сарапульскихъ судей), до приставовъ и урядниковъ… Мудрено ли, что даже «Вятскія Губернскія Вѣдомости», не обинуясь признаютъ, что «къ раскрытію (мултанскаго) преступленія полиція употребляла всевозможныя мѣры,— не пренебрегла даже деревенскимъ знахарствомъ, въ которомъ замѣченъ какой-то медвѣжій культъ». (См. Вятскія Губ. Вѣд., No 91,— 1895 года). «Весь уѣздъ — пишетъ корреспондентъ изъ Малмыжа, ссылаясь на эту выдержку изъ оффиціальнаго органа,— знаетъ о дѣяніяхъ г-на Шмелева, только одинъ г. Раевскій составляетъ странное исключеніе, хотя, по словамъ самого пристава, онъ въ то время былъ въ Мултанѣ вмѣстѣ съ нимъ». («Нижегор. Листокъ» No 351, 1895).

   Вотъ на какіе факты закрываютъ глаза судебные дѣятели, которымъ за то угодно дѣлиться съ сенатомъ провинціальными сплетнями о защитѣ и корреспондентахъ. Всякому, кто слѣдитъ за провинціальными извѣстіями въ газетахъ, не могло не кинуться въ глаза обиліе за послѣднее время сообщеній объ истязаніяхъ при предварительномъ дознаніи. Дѣло Адамова среди латышей Псковской губерніи приводило въ ужасъ необыкновеннымъ драматизмомъ, почти сказочнымъ злодѣйствомъ истязателей. Но въ газетахъ Волжско-Камскаго края мы встрѣчаемся съ другимъ ужасомъ изъ этой же области. Нельзя сказать, чтобы чины слободской полиціи, практиковавшіе подвѣшиваніе и пытку, или яранскій урядникъ Лупповъ, превратившій заподозрѣннаго въ кражѣ Прохорова изъ здороваго человѣка — «въ совершеннаго калѣку съ костылями» (Вятскій Край, No 121) — во многомъ уступали псковскому Адамову. Есть, однако дѣла не столь вопіющаго драматизма, отъ которыхъ поистинѣ волосъ становится дыбомъ.

   Таково, напр., дѣло, изложенное въ корреспонденціи изъ Елабуги {«Нижегородскій Листокъ», 1895, No 342.}. По содержанію оно необыкновенно просто. Крестьянинъ Чернышевъ изъ дер. Яковлева, Елабужскаго уѣзда, отправился въ гости въ дер. Новую Мурзиху, къ крестьянину Фуженкову, на мельницу, арендуемую Денисовымъ. Дѣло было на святкахъ, въ праздникъ. Выпили и пошли съ ряжеными по деревнѣ, гдѣ зашли въ домъ къ мельнику Денисову. Отсюда компанія направилась дальше, а выпившій Чернышевъ отъ нея отсталъ и домой уже не являлся. Нѣсколько крестьянъ видѣло передъ вечеромъ человѣка, шедшаго безъ шапки и въ разстегнутомъ полушубкѣ по направленію къ дер. Яковлевой. А такъ какъ къ ночи поднялась метель, то рѣшили, что Чернышевъ вѣроятно замерзъ пьяный въ полѣ, и его занесло снѣгомъ.

   Но елабужская полиція не могла успокоиться на этой гипотезѣ. Это совершенно понятно, какъ и то, что «хорошій полицейскій» почти всегда найдетъ виновнаго въ Вятской губерніи. Поэтому елабужскій исправникъ Таширевъ отправился на мѣсто дѣйствія, арестовалъ мельника Денисова, засыпку Фуженкова, да еще сосѣда ихъ Борисова и привезъ всѣхъ въ Елабугу. Здѣсь, въ закрытомъ помѣщеніи, ихъ подвергли соотвѣтственнымъ «убѣжденіямъ», давшимъ блестящіе результаты,— всѣ трое сознались. Денисовъ признался въ томъ, что это онъ убилъ Чернышева, случайно принявъ его за вора. Фуженковъ же и Борисовъ подробнѣйшимъ образомъ описали, какъ они запрягли лошадь, увезли трупъ на рѣку Вятку, оставили лошадь на берегу, такъ какъ ледъ былъ тонокъ, несли трупъ на рукахъ до полыньи, потомъ положили его на закраину, потомъ столкнули въ воду длинною жердью. Вотъ видите, съ какими подробностями раскрыто это преступленіе «путемъ убѣжденія» преступниковъ въ закрытомъ помѣщеніи при елабужской полиціи! Правда у слѣдователя всѣ трое отказались отъ этихъ признаній, утверждая что сознаніе вынуждено у нихъ побоями и истязаніями, причемъ будто бы у Борисова во время очной ставки былъ «полонъ ротъ крови». Но, говоря словами обвинителя вотяковъ г. Раевскаго, «какой-же полицейскій позволитъ себѣ что-либо подобное, какой-же судебный дѣятель рѣшится скрыть такія дѣйствія?» «Преступникамъ» не повѣрили, составили обвинительный актъ и предали суду. Очень вѣроятно, что всѣ трое, «какъ люди темные, подчинились бы обвинительному приговору», который, въ виду сознанія, былъ болѣе чѣмъ вѣроятенъ, если бы на этотъ разъ не вмѣшалась своего рода «интрига» со стороны весенняго солнца. Прошло 97 дней, наступила весна, снѣгъ началъ таять и подъ нимъ, въ полѣ, у дороги нашли трупъ Чернышева, безъ признаковъ насильственной смерти, просто-напросто занесеннымъ снѣгомъ и замерзшимъ…

   Читатель можетъ быть полагаетъ, что послѣ этого прокуроръ отказался отъ обвиненія, а о дѣйствіяхъ полиціи начато дознаніе. Нѣтъ, товарищъ прокурора поддерживалъ обвиненіе, а полицейскіе повторяли съ чрезвычайной точностью всѣ показанія, клонившіяся къ доказательству того, что Чернышевъ не только замерзъ, но и убитъ, не только найденъ въ полѣ, но и утопленъ въ рѣкѣ. Нашлись даже и сторонніе свидѣтели, которымъ «убійцы» каялись («грѣхъ нашъ»). Но, разумѣется, добиться обвиненія при этихъ условіяхъ было трудно,— всѣ трое сознавшихся оправданы.

   А дальше? Дальше, разумѣется, ничего. Сарапульскій судъ нашелъ, что тутъ нѣтъ обстоятельствъ, способныхъ привлечь его особенное вниманіе на тѣ способы убѣжденія, которыми у мнимыхъ убійцъ исторгнуты такія удивительныя подробности несовершеннаго преступленія!.. И если мы говоримъ теперь объ этомъ дѣлѣ, если о немъ писали столичныя газеты, если оно обращаетъ еще чье либо вниманіе, то это уже интрига невѣдомаго корреспондента, огласившаго въ скромной провинціальной газетѣ удивительныя подробности этого дѣла…

   Я лично, какъ человѣкъ тоже причастный къ перу и къ провинціальной публицистикѣ,— прочиталъ съ особеннымъ удовлетвореніемъ то мѣсто, гдѣ г. сарапульскій судья счелъ нужнымъ сказать свое слово о дѣятельности корреспондентовъ. Полагаю, то же почувствуетъ и каждый работникъ печатнаго слова въ провинціи… Правда, членъ сарапульскаго суда квалифицируетъ дѣятельность корреспондентовъ довольно сурово. Но… мы желали бы, чтобы во всѣхъ случаяхъ нападокъ на прессу, было такъ же ясно, какъ въ данномъ случаѣ, на чьей сторонѣ правда: на сторонѣ-ли скромныхъ работниковъ печати, оглашающихъ эти удивительные порядки елабужскихъ, мултанскихъ и иныхъ дознаній — или же на сторонѣ ихъ строгихъ цѣнителей и судей, пытающихся самый сенатъ вовлечь въ тину провинціальной сплетни.

Вл. Кор.

«Русское Богатство», No 1, 1896

OCR Бычков М. Н.