Наши государственные люди и новый гулльский инцидент

Автор: Короленко Владимир Галактионович

  

В. Г. Короленко

  

Наши «государственные люди» и новый гулльскій инцидентъ.

  

   Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко. Томъ шестой

   Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербургѣ. 1914

   OCR Бычков М. Н.

  

   Оффиціальная Россія поражаетъ теперь полнымъ отсутствіемъ государственныхъ умовъ. Да, правду сказать, откуда имъ и быть? Еще Чацкій въ нѣсколькихъ словахъ охарактеризовалъ основную черту нашего государственнаго строя: «Служить бы радъ, прислуживаться тошно». Уже въ тѣ времена, т. е. въ началѣ прошлаго столѣтія, когда служба была чуть не единственнымъ поприщемъ общественной дѣятельности для образованныхъ людей, — самодержавный строй гналъ Чацкихъ, которые готовы были «служить», и приближалъ Молчалиныхъ, готовыхъ «прислуживаться». Совершенно понятно, что долгая практика вытравляла въ бюрократической средѣ и независимость, и самостоятельную мысль, и воодушевленіе. Еще на низшихъ ступеняхъ служебной іерархіи могли встрѣчаться и Чацкіе, на которыхъ косились за «неблагонадежность», но цѣнили ихъ «слогъ» и «способности». Зато на высшихъ…

   Освободительная эпоха 60-хъ годовъ на время произвела переворотъ въ этой сферѣ: на верхахъ появились Ланскіе и Милютины, на мѣстахъ губернаторовъ всплыли «каторжники» декабристы, вродѣ Муравьева въ Нижнемъ. Но это скоро кончилось. Валуевы смѣнили Ланскихъ, Тимашевы, Маковы, Толстые смѣнили Валуевыхъ, а затѣмъ уже пошли гг. Деляновы, Дурново, Синягины, Плёве, вся мудрость которыхъ состояла въ короткой щедринской формулѣ: «не потерплю»…

   Положительно, это была на долгое время основная тема нашего «государственнаго краснорѣчія»… Министръ народнаго просвѣщенія не потерпитъ просвѣщенія, министръ земледѣлія затормозитъ сельско-хозяйственное образованіе, министръ юстиціи искоренитъ основныя начала всякаго правосудія, министръ внутреннихъ дѣлъ не потерпитъ всего вообще… Бѣдная русская жизнь вынуждена была выносить эти замѣчательныя программы и смиренно прислушиваться къ этимъ «не потерплю», властно раскатывавшимся на разные лады надъ угнетенной и раззоряемой страной…

   Но вѣдь, кромѣ Россіи, есть и Европа, кромѣ мнѣнія соотечественниковъ, на которое можно не обращать вниманія, есть европейское общественное мнѣніе, передъ которымъ тоже иной разъ приходится являть свои ораторскіе таланты. И Господи Боже, — въ какомъ видѣ являются наши «государственные умы» передъ этой непривычной для нихъ аудиторіей… Какъ еще недавно нашъ «выдающійся юристъ», бывшій министръ юстиціи и впослѣдствіи дипломатъ H. B. Муравьевъ увѣрялъ европейскую печать, что въ Россіи есть только двѣ партіи: одна стоитъ за самодержавіе и «реформы» на почвѣ. самодержанія. Это — правительство и съ нимъ вся Россія. Другая — только «кучка злодѣевъ» и анархистовъ, которымъ нужно одно разрушеніе, для которыхъ достаточно строгихъ каръ… Прошло, если не ошибаюсь, не болѣе полугода послѣ этого ораторскаго упражненія, и оказалось, что противъ самодержавія даже… и самодержавіе. Проницательный «государственный умъ» проглядѣлъ и это, и всю Россію… Немного!

   Дѣло, однако, не въ однѣхъ увеселительныхъ экскурсіяхъ въ область государственнаго краснорѣчія. Гораздо хуже, что эта «политическая безграмотность» нашихъ видныхъ дѣятелей нерѣдко компрометируетъ все наше отечество и даже грозитъ осложненіями во внѣшнихъ отношеніяхъ. Такъ, напримѣръ, министръ Плеве разыскалъ полу-уголовнаго проходимца Черепъ-Спиридовича и послалъ его въ качествѣ «оффиціоза» за границу на предметъ разысканія тамъ лжи, полезной для внутренняго употребленія. Проходимецъ, зная, чѣмъ угодить нашимъ «государственнымъ умамъ», придумалъ всемірно извѣстный шутовской инцидентъ на тему о томъ, что въ нашихъ внутреннихъ безпорядкахъ виновна «коварная англичанка». Появились памятныя сообщенія объ англо-японскихъ милліонахъ для подкупа нашихъ рабочихъ. Телеграмма разослана по городамъ, простодушные щедринскіе помпадуры приказали расклеить ее на стѣнахъ и заборахъ… И вдругъ — оказывается, что такія вещи не полагается врать безъ доказательствъ. Вмѣшалось англійское посольство, нашему министру иностранныхъ дѣлъ пришлось извиняться, а завѣдомая ложь обращена въ предметъ краснорѣчія уже не политическаго, а только церковнаго.

   Танимъ образомъ, за границей основные мотивы нашей государственной элоквенціи являются въ нѣсколько усложненномъ видѣ: сначала грозно: «не потерплю», а затѣмъ, непосредственно за окрикомъ, смиренное заявленіе: «Ахъ, извините, пожалуйста… Это нашъ многоуважаемый дѣятель ошибся»…

   Примѣровъ послѣдніе годы даютъ не мало, но старыя привычки сидятъ крѣпко, и послѣдніе дни вновь подарили намъ «печальное недоразумѣніе», съ грозными окриками въ началѣ и унизительными извиненіями въ концѣ… На этотъ разъ героемъ инцидента является адмиралъ Рожественскій, только что вернувшійся изъ плѣна. А темой — увы!— старая формула объ «англійскомъ коварствѣ»…

   Съ англійскимъ коварствомъ адмиралу Рожественскому пришлось уже разъ встрѣтиться въ водахъ Нѣмецкаго моря, гдѣ руководимая имъ эскадра принялась изступленно разстрѣливать рыбачью флотилію, сочтя ее за переодѣтыхъ англичанами японцевъ. Но японцы куда-то исчезли, точно сказочное воинство, съ которымъ сражался извѣстный донъ Кихотъ Ламанчскій, а на мѣстѣ остались поврежденныя рыбачьи лодки, русскій священникъ, убитый русскимъ ядромъ на русскомъ суднѣ, и… возможность грознаго международнаго осложненія, похуже еще японской войны.

   Дальнѣйшее извѣстно. Не смотря даже на то, что японскій миноносецъ «видѣлъ самъ» господинъ Кладо, международный судъ, подъ предсѣдательствомъ дружественнаго намъ француза, призналъ, что появленіе японца было чистой фантазіей. Правда, и послѣ этого адмиралъ Рожественскій и капитанъ Кладо увѣрены въ присутствіи японца такъ же твердо, какъ Галилей во вращеніи земли {Въ газетахъ было напечатано новое обстоятельство, окончательно увѣрившее адмир. Рожественскаго въ присутствіи японцевъ въ нѣмецкихъ водахъ: въ Японіи говорилъ ему объ этомъ одинъ очень откровенный… парикмахеръ, брившій ему бороду!}. Но другихъ въ этомъ увѣрить трудно, тѣмъ болѣе, что… гдѣ-то вдали, въ морскомъ туманѣ рисовался силуэтъ еще одного, на сей разъ уже нѣмецкаго корабля, разстрѣляннаго нашей эскадрой еще въ датскихъ водахъ съ такимъ же рвеніемъ и съ такой же торопливостью. Только на сей разъ хладнокровный нѣмецъ не подымалъ лишняго шума, а просто удовольствовался двойнымъ или тройнымъ вознагражденіемъ за убытки…

   За этимъ послѣдовали потрясающія событія Цусимы, небывалое пораженіе нашего флота, гибель и плѣнъ эскадры, рана и плѣнъ адмирала Рожественскаго. Сколько несчастій, какая трагедія, какой печальный опытъ! Россія не винила адмирала Рожественскаго, она только ждала, что онъ скажетъ правду о глубокихъ причинахъ нашихъ пораженій… Поэтому возвращенія его ждали съ понятнымъ нетерпѣніемъ и интересомъ.

   Теперь адмиралъ вернулся, и долго жданное слово сказано печатно… Дѣло началось съ газетной полемики о причинахъ цусимскаго пораженія.

   Всѣмъ еще памятно шумное выступленіе капитана Кладо въ періодъ отправленія балтійскихъ эскадръ. Въ бойкихъ статьяхъ его читающая публика встрѣтила нѣсколько обличительныхъ черточекъ, которыя сразу сдѣлали его имя популярнымъ. Но всѣ эти писанія сводились практически къ необходимости прибавить къ одной никуда негодной эскадрѣ другую, еще болѣе негодную, и вдогонку адм. Рожественскому послать адмирала Небогатова… Бойко, развязно, краснорѣчиво, съ нѣсколько вульгарнымъ маниловски-патріотическимъ лиризмомъ, капитанъ Кладо докладывалъ, что отъ посылки въ Желтое море этихъ «старыхъ калошъ» (теперь это ходячее выраженіе, своего рода морской терминъ) должны непремѣнно произойти побѣда и одолѣніе…

   Вмѣсто этого произошла… Цусима.

   Капитана Кладо нимало не сконфузила эта невиданная катастрофа, въ которой, конечно, достоинства прославленной имъ «эскадры» сыграли тоже свою и при томъ не малую роль. Такъ какъ бумага терпитъ все и въ томъ числѣ всевозможныя остроумныя диспозиціи газетныхъ стратеговъ, то капитанъ Кладо принялся излагать въ «Новомъ Времени» ходъ цусимскаго боя такъ искусно, что изъ этого изложенія выходило, будто виноваты въ печальномъ исходѣ не свойства нашихъ судовъ вообще и второй эскадры въ особенности, а ошибочная диспозиція Рожественскаго… Развязный «сухопутный морякъ» (выраженіе другого моряка — капитана Семенова) обвинялъ въ ошибкахъ людей, рисковавшихъ жизнью и проливавшихъ свою кровь въ искупленіе преступныхъ порядковъ русскаго флота…

   Газетная баталія между моряками завязалась не на шутку. Предстоитъ еще, кажется, товарищескій судъ, который можетъ стать очень интереснымъ, но уже и теперь можно сказать съ увѣренностью, что отъ недавней дутой репутаціи капитана Кладо осталось немногимъ больше, чѣмъ отъ небогатовской эскадры. Его оппонентъ (кап. Семеновъ, участникъ несчастной Цусимской битвы) доказывалъ на столбцахъ «Руси», что тѣхъ ошибокъ, о которыхъ говорилъ Кладо, сдѣлано не было. Но уже и безъ этого для всей Россіи было ясно, что тутъ была сдѣлана одна огромная, непростительная ошибка: въ Желтое море изъ Балтійскаго посланъ былъ совершенно негодный флотъ, старый, плохой, обокраденный, плохо снаряженный… И даже среди этого удивительнаго флота воспѣтая штабнымъ Маниловымъ, капитаномъ Кладо, небогатовская эскадра выдѣлялась своей ни съ чѣмъ уже несравнимой, вопіющей негодностью…

   Возникаетъ, конечно, вопросъ: отчего же господа морскіе спеціалисты молчали раньше, почему не слышно было честныхъ голосовъ, которые сказали бы правду въ то долгое время, когда этотъ флотъ строился, обкрадывался, дряхлѣлъ и приходилъ въ негодность? Почему никто изъ адмираловъ и старшихъ офицеровъ не имѣлъ мужества смѣло сказать родинѣ, что въ Россіи есть очень дорогіе корабли, но нѣтъ флота, способнаго защищать отечество въ бою, и что посылка балтійскихъ эскадръ есть безполезная жестокость, такъ какъ пораженіе неизбѣжно…

   Отвѣтъ ясенъ: помѣшала старая привычка къ молчалинству, которымъ сверху донизу проникнуты всѣ отрасли устарѣвшаго государственнаго строя, помѣшала привычка служить лицамъ, а не дѣлу, убивающая всякое гражданское мужество и профессіональную честность… Только на этотъ разъ наше россійское молчалинство повернулось своей оборотной стороной, трагической и роковой: нашимъ адмираламъ пришлось по молчалински-покорно, безропотно и скажемъ прямо — безсмысленно идти на вѣрное пораженіе, на гибель, — и вести за собой неповинную массу офицеровъ и матросовъ…

   Теперь уже ни для кого не тайна, что адмиралъ Рожественскій и другіе хорошо сознавали всю безнадежность своей экспедиціи, и что цусимская катастрофа была готова жо того рокового дня, когда передовые русскіе корабли вспѣнили своими килями зловѣщія цусимскія воды…

   И вотъ теперь адмиралъ Рожественскій по возвращеніи изъ плѣна принимаетъ участіе въ газетной полемикѣ по вопросу о цусимскомъ боѣ… Понятно, съ какимъ интересомъ всѣ отнеслись къ этой полемикѣ. Вѣдь это первое публичное выступленіе по возвращеніи адмирала Рожестисискаго на родину: какія скорбныя откровенія сдѣлаетъ человѣкъ, пережившій такую страшную трагедію, чему его научили, какія новыя мысли навѣяли пораженія, близость смерти, плѣнъ въ странѣ побѣдителей…

   И адмиралъ Рожественскій изрекъ свое слово… Какъ добрый «подчиненный», памятующій дисциплину, онъ испросилъ разрѣшенія у морского министра и отдалъ на его предварительный просмотръ свою замѣтку. Я не стану здѣсь приводить техническихъ возраженій адм. Рожественскаго капитану Кладо, такъ какъ весь этотъ споръ мало интересенъ. Причины пораженія очевидны, флотъ шелъ на вѣрную гибель. Гораздо интереснѣе та подкладка дѣла, которая приготовила эту вѣрную гибель, тѣ условія, которыя создали Цусиму гораздо ранѣе самого цусимскаго боя. Кто же, какъ не адмиралъ Рожественскій разскажетъ намъ объ этомъ, хотя бы… хотя бы даже это было непріятно его начальству?..

   Но вмѣсто всего этого мы услышали опять старую, заѣзженную вульгарную формулу… Разсказавъ о томъ, какъ тщательно и умѣло адмиралъ Того скрывалъ отъ противниковъ дислокацію своего флота, — адмиралъ Рожественскій изумляетъ міръ слѣдующимъ неожиданнымъ политическимъ разоблаченіемъ:

   «Этого (т. е. мѣста стоянки японской эскадры) не зналъ даже адмиралъ союзнаго японцамъ англійскаго флота, сосредоточившаго свои силы у Ней-хай-вея, въ ожиданіи приказа (!!) истребить русскій флотъ, если бы эта конечная цѣль Англіи оказалась не подъ силу японцамъ» {«Новое Вр.» — цитируемъ изъ «Спб. Вед.» No 281.}.

   Легко понять, какое ошеломляющее впечатлѣніе произвелъ этотъ неожиданный словесный выстрѣлъ на дипломатовъ всего міра. Что дипломатія, вообще говоря, коварна, это, конечно, старая истина. Но еще болѣе извѣстная истина состоитъ въ томъ, что опредѣленныя серьезныя обвиненія даже по адресу частныхъ лицъ нельзя высказывать наобумъ, безъ фактовъ и доказательствъ. Во сколько же разъ надо быть осторожнѣе, когда обвиненіе направлено противъ цѣлаго правительства великой націи, когда оно высказывается не развязнымъ фельетонистомъ уличной газетки, а «знаменитымъ» адмираломъ, да еще съ одобренія министра, когда, значитъ, оно принимаетъ характеръ обвиненія, направляемаго противъ правительства одной страны видными правительственными дѣятелями другой!..

   Мудрено ли, что эти нѣсколько строчекъ произвели на европейскую публику такое впечатлѣніе, какъ будто адмиралъ Рожественскій повторилъ «гулльскій инцидентъ». Печать всего міра процитировала эти нѣсколько строчекъ съ ироническимъ удивленіемъ. Англійская пресса ударила въ набатъ, и скоро выяснилось, что почтенный адмиралъ, освѣдомленный яко-бы даже о томъ, какого приказа ждалъ (еще только ждалъ!) начальникъ англійскаго флота, — повидимому, напуталъ самымъ легкомысленнымъ образомъ: англійскій флотъ, говорятъ англичане, — былъ не въ Ней-хай-веѣ, а въ Гонконгѣ… Положимъ, — это говорятъ англичане, но… вѣдь флотъ не иголка, даже не отдѣльный таинственный миноносецъ. Эскадра можетъ на время замаскировать и скрыть свои движенія, но стоянка цѣлой эскадры въ томъ или другомъ порту скоро становится извѣстной всему міру (кромѣ… россійскихъ адмираловъ) и скрыть этого факта, конечно, нельзя…

   Итакъ, — кто же говоритъ правду: адмиралъ Рожественскій въ хлесткой статейкѣ, или англичане въ оффиціальныхъ заявленіяхъ? Объ этомъ можно судить по тому, что… адмиралу Бирилеву, русскому морскому министру, приходится оправдываться и поправлять свою «ошибку» заявленіями, что, цензируя статью адмирала Рожественскаго, онъ… не замѣтилъ въ ней вылазки противъ Англіи… Необыкновенно почетное положеніе для министра великой страны, вынужденнаго къ оправданіямъ во вкусѣ провинившагося школьника!

   Да, вотъ какъ наши виднѣйшіе «государственные дѣятели» поддерживаютъ честь и достоинство Россіи.

   Привыкшіе попирать частные интересы на своей безотвѣтной родинѣ, наши воители такъ же легко разстрѣливаютъ чужія суда, а Россія изъ-за этого едва избѣгаетъ войны похуже японской!.. Привыкшіе къ отсутствію на родинѣ общественнаго мнѣнія, — они раздражаютъ безшабашными выходками общественное мнѣніе Европы, и — опять мы стоимъ передъ возможностью «внѣшнихъ усложненій»… И опять приходится «извиняться»…

   Стоитъ ли приводить мораль этого новаго «неожиданнаго реприманда».

   Самодержавіе — плохая школа и для внутренней, и для внѣшней политики. Только тогда, когда наши государственные люди будутъ проходить искусъ партійной критики, когда каждый изъ нихъ будетъ чувствовать себя подъ контролемъ всенароднаго мнѣнія, когда онъ будетъ обязанъ давать отчетъ въ каждомъ своемъ словѣ и дѣйствіи, когда всѣ его планы выдержатъ предварительно строгую, даже придирчивую критику, когда онъ научится защищать ихъ во всѣхъ частностяхъ и въ общемъ, — тогда лишь появятся у насъ истинные государственные люди, которые сумѣютъ взвѣшивать свои слова въ публичныхъ заявленіяхъ, не рискуя срамить Россію то хлесткими фельетонными выходками во вкусѣ расхожаго уличнаго патріотизма, то унизительными извиненіями.

   А до тѣхъ поръ — единственная услуга, какую могутъ оказать отечеству нынѣ дѣйствующіе еще государственные умы самодержавнаго режима, это воздержаніе отъ всякихъ экскурсій въ область международно-политическаго краснорѣчія… «Слово — серебро, молчаніе — золото»… «Слово не воробей, вылетитъ — не поймаешь». «Государственный человѣкъ» не фельетонистъ газетки «Свѣтъ», а «министру великой страны неприлично положеніе оправдывающагося школьника» — таковы превосходные афоризмы, которые нашимъ «государственнымъ умамъ» слѣдовало бы принять пока (хотя бы «въ видѣ временной мѣры») къ руководству и исполненію на мѣсто заѣзженной формулы о коварной «англичанкѣ». Пусть даже «англичанка» и дѣйствительно коварна. Какая страна не стремится нагадить другой при современномъ международномъ положеніи? Вопросъ совсѣмъ не въ томъ, а въ томъ, чтобы наши «дѣятели» не гадили собственному отечеству сами своимъ неустаннымъ и безцѣльнымъ хныканьемъ по поводу «англійскаго коварства» и своими безтактными вылазками, которыя тотчасъ же приходится брать назадъ и изворачиваться…

   Вѣдь теперь уже для всѣхъ очевидно, что вызвать войну разными легкомысленными затѣями гораздо легче, чѣмъ одерживать побѣды на сушѣ и на морѣ…

  

   1906 г.