Выговор

 

 

 

Богатый купецъ — лабазникъ, мелочной лавочникъ, трактирщикъ и кабатчикъ Елизаръ Андреичъ Растопкинъ былъ мраченъ. Пріѣхавъ въ контору своего оптового склада, откуда разсылались по его торговымъ заведеніямъ всѣ товары, онъ помолился на образъ и сѣлъ въ уголъ, насупившись. Старшій сынъ его Павля, сидѣвшій за конторкой, началъ съ нимъ какой-то разговоръ объ овсѣ, но онъ махнулъ ему рукой и сказалъ:

— Молчи ужь лучше. Не овесъ у тебя теперь на умѣ.

Сынъ пригнулся къ торговой книгѣ и усердно защелкалъ на счетахъ. Два конторщика, писавшіе за столомъ накладныя, глубоко вздохнули и, ожидая и себѣ грозы, еще прилежнѣе заскрипѣли перьями.

Растопкинъ поднялся съ мѣста, подошелъ къ конторкѣ сына и сталъ пристально смотрѣть на него. Сынъ еще больше пригнулся къ книгѣ.

— Клюй, клюй носомъ-то, такъ, авось, и заснешь на книгѣ, сказалъ отецъ.

— Съ чего же мнѣ заснуть на книгѣ? Помилуйте-съ… возразилъ сынъ.

— А отчего же и не заснуть, коли кто ночь не спавши? Подушка хорошая.

— Я спалъ ночь, отлично спалъ.

— Толкуй слѣпой съ подлѣкаремъ! Будто я не знаю.

Произошла пауза. Отецъ началъ ходить изъ угла въ уголъ по конторѣ и все косился на сына. Наконецъ онъ подошелъ, похлопалъ сына по плечу и произнесъ:

— Поди-ка сюда, Павлушка… Обширный разговоръ до тебя есть.

Они удалились въ каморку, находящуюся при конторѣ. Здѣсь стояла кровать, на которой по ночамъ спалъ артельщикъ. Отецъ сѣлъ на кровать, сынъ стоялъ передъ нимъ.

— До свѣдѣнія моего дошло, что ты сегодняшнюю ночь былъ въ аркадскихъ палестинахъ, началъ отецъ.

Сынъ покраснѣлъ и смѣшался.

— Въ аркадскихъ палестинахъ? Это, то-есть, въ «Аркадіи»? Позвольте, какъ же мнѣ въ такихъ мѣстахъ ночью быть, если я вчера вечеромъ вмѣстѣ съ вами ужиналъ, принялъ отъ васъ родительское благословленіе на сонъ грядущій и…

— Былъ, говорю тебѣ. Тебя люди видѣли и мнѣ донесли! возвысилъ голосъ отецъ.

— Виноватъ… Былъ-съ… Бѣсъ попуталъ..

— Бѣсъ попуталъ! Тебя бѣсъ попуталъ! Да ты самъ всякаго бѣса спутаешь.

— Ахъ, папенька, папенька! вздохнулъ сынъ.— Строгости ваши велики, путемъ вы меня на гулянку не отпущаете, такъ долженъ же я… Я человѣкъ молодой… Мнѣ хочется всякой современности подражать.

— Молчи!

Произошла пауза.

— Ты это въ которомъ же часу въ путь-то пустился? Вѣдь въ двѣнадцатомъ часу я заглядывалъ къ тебѣ въ комнату, такъ ты, раздѣвшись, на постели лежалъ.

— Въ первомъ часу, надо полагать. Не стану ужь отъ васъ и скрывать. Какъ только вы изволили послѣ оной ревизіи моей комнаты уснуть съ мамашенькой, тутъ нелегкая меня и подняла съ постели, чтобы ѣхать.

— Ты какъ же изъ дома-то ушелъ? Въ форточку, что ли, вылѣзъ? допытывался отецъ.

— Зачѣмъ же въ форточку, коли у насъ двери есть.

— Дверь на парадную лѣстницу у меня была заперта.

— Я по черной лѣстницѣ, папенька.

— А кто жь за тобой на черной лѣстницѣ дверь запиралъ? Вѣдь кухаркѣ не приказано по ночамъ никого выпускать изъ дому, а ежили выпускала, то на утро докладывать.

— Полтина серебра ей ротъ замазала.

— А! Такъ ты уже и съ кухаркой въ стачку вошелъ! Ну, стало быть, надо кухарку по шеѣ гнать.

— Десять лѣтъ человѣкъ на мѣстѣ живетъ, да по шеѣ… Господи Іисусе!

— Молчи, не твое дѣло. Твое дѣло только каяться. Ну, кайся: въ которомъ часу вернулся обратно домой?

— Въ пятомъ-съ… А только вы не извольте подумать… Я въ самомъ трезвенномъ положеніи, чистъ, какъ голубица былъ и даже ни въ одномъ глазѣ.

— Повѣрю, какъ же! Отчего же отъ тебя и сегодня словно изъ кабака?..

— Отъ меня какъ изъ кабака?.. Позвольте, папенька, на васъ сейчасъ дыхнуть и прямо изъ пропасти, чтобъ вы чувствовали въ вашемъ предубѣжденіи, что отъ меня, окромя съѣдобнаго запаха, даже ни капельки…

— Молчи. Твое дѣло каяться. Ну… Откуда же ты деньги на гулянку взялъ?

— Помилуйте… Да какія же тутъ деньги? Входъ въ «Аркадію» безплатный, а извозчикъ взялъ всего на всего полтора рубля взадъ-назадъ.

— Врешь, ты на тройкѣ ѣздилъ, а изъ двадцати рублей, что тебѣ отъ меня на все мѣсячное баловство отпущается, тройки не наймешь.

— За тройку товарищи платили.

— А! Такъ ты съ товарищами ѣздилъ? Ѣздилъ съ товарищами, былъ у нихъ прихлебателемъ! Чудесно.

— Зачѣмъ же я буду прихлебателемъ? Мы сообща.

— Сколько же на твою долю за тройку отдать пришлось?

— За тройку-то? Да рубля два.

— Такъ. Ну, а за шампанское? Кто платилъ за шампанское?

— Шампанскаго я и не нюхалъ.

— Врешь! Пять бутылокъ у васъ на столѣ стояло.

— Это товарищи пили. Товарищи пили — они и платили.

— А ты сидѣлъ и глазами хлопалъ? Такъ… Ну, а кто же мамзельному сословію платилъ, которое васъ улыбками коварными забавляло?

— Мамзельное сословіе? Да мамзельнаго сословія вовсе и не было.

— Врешь. Три около васъ сидѣли.

— Виноватъ-съ. Дѣйствительно, сидѣли. А только ежели онѣ къ товарищамъ подсѣли, то зачѣмъ же я буду платить? Товарищи ихъ угощали хмельнымъ угощеніемъ и грушами съ виноградомъ — вотъ и все.

— А ты сидѣлъ и глазами хлопалъ?

— Сидѣлъ-съ и даже вниманія не обращалъ. Что мнѣ мамзельное сословіе? Да пропади оно пропадомъ! Вотъ ежели съ деликатными барышнями изъ купеческаго сословія разговоръ вести…

Отецъ посмотрѣлъ строго на сына и крикнулъ:

— Гдѣ деньги взялъ на кутежъ? Кайся! Видѣли, какъ ты даже татарину-лакею три рубля на чай далъ, видѣли, какъ ты…

— Виноватъ-съ… Сто рублей получки за овесъ я въ отчетѣ вамъ не показалъ.

— Врешь. Больше.

— Икону снять… Вотъ-съ… Отъ ста рублей двадцать два осталось. Извольте ихъ.

— Двадцать два рубля давай сюда, а за семьдесятъ восемь рублей я вотъ сейчасъ тебѣ твой капуль порасправлю въ лучшемъ видѣ…

— Папенька! Зачѣмъ же такія турецкія звѣрства при нашей цивилизаціи? воскликнулъ сынъ и отшатнулся, но отецъ схватилъ уже его за волосы и принялся раскачивать.

— Папашечка! Позвольте… Нешто это благородно? За семьдесятъ-то восемь рублей да вдругъ такое кораблекрушеніе? Помилуйте, что же это такое! На рекрутскую квитанцію для меня десять тысячъ не жалѣли, а тутъ вдругъ семьдесятъ восемь рублей жалѣете! кряхтѣлъ сынъ, вырываясь изъ родительскихъ рукъ.— Папашечка! Гдѣ же тутъ цивилизація? Позвольте, вѣдь я интеллигентный человѣкъ во всемъ своемъ составѣ! Помилуйте! Гдѣ же тутъ законъ? Развѣ законъ дозволяетъ такую касацію? Ни въ жизнь не дозволяетъ.

— Ну, на первый разъ довольно, сказалъ отецъ, оставивъ сына.— Заруби себѣ это на носу, какъ слѣдоваетъ, а теперь или и работай. Завтра надъ тобой ревизія будетъ.

Сынъ юркнулъ за дверь.