Квартирная страда

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. Лейкинъ

Господа и слуги.
Рассказы.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Товарищество «Печатня С. П. Яковлева». 2-я Рождественская ул.
1903.

http://az.lib.ru/

OCR Бычков М. Н.

  

КВАРТИРНАЯ СТРАДА.

  

I.

   — Баринъ! Вставайте! Семь часовъ…— стучалась въ полуотворенную дверь кабинета горничная и будила спавшаго тамъ дачника.

   — М-м-мъ…— послышалось изъ кабинета.

   Произошла пауза. Горничная мела полъ въ столовой и умышленно стучала щеткой и громко передвигала стулья. Минутъ черезъ пять она снова подошла къ двери кабинета и заговорила:

   — Баринъ! А баринъ! На службу пора. Скоро семь часовъ.

   Изъ кабинета послышалось:

   — М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Покажи… Показывай!..

   — Что вамъ показать?— улыбнулась горничная.— Вотъ тоже странные-то… Какъ заспались! Вставайте.

   — А во сколько комнатъ?— раздалось изъ кабинета.

   — Ахъ, какъ заспались-то! Это просто удивительно. Неизвѣстно, что говорятъ. Вставайте, баринъ.

   — Покажи, покажи… У тебя съ дровами?

   — Ну, вотъ, еще того лучше! Баринъ, да вѣдь вы опоздаете на службу и потомъ сами будете сердиться,— проговорила горничная.— Вставайте!

   — М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Встаю.

   Горничная опять отошла отъ двери кабинета и начала прибирать комнаты. Въ кабинетѣ было попрежнему тихо.

   Изъ спальни выплыла барыня. Она была съ заспанными глазами, съ папильотками на лбу, въ юбкѣ и кофтѣ.

   — Самоваръ подала?— спросила она горничную.

   — Сейчасъ подамъ-съ. Кипитъ и слегка крышечкой прикрытъ, — засуетилась горничная, бросая щетку и тряпку.

   — Баринъ встаетъ?— задала вопросъ барыня.

   — Три раза будила. Говорятъ: «хорошо, хорошо», а сами не встаютъ.

   — Боже мой! Вѣдь онъ хотѣлъ сегодня до службы съѣздить на Пески и квартиру Ломатовыхъ посмотрѣть, а въ двѣнадцать часовъ у него докладъ,— воскликнула барыня и бросилась въ кабинетъ.— Максимъ Семенычъ! Что-же ты до сихъ поръ дрыхнешь.

   — Сейчасъ, сейчасъ… Ты говоришь, что швейцару надо отдѣльно платить?

   — Вставай! Какой тутъ швейцаръ!

   — Постой… Погоди… Вѣдь въ четвертомъ этажѣ?

   — Экъ, тебя! Вставай-же, Максимъ Семенычъ!

   Жена схватила его за руку и стала трясти.

   — Постой… Дай кухню посмотрѣть…— бормоталъ онъ.

   — Боже милостивый! Можно-же такъ заспаться! А все винтъ, проклятый винтъ! Зачѣмъ вчера до бѣлаго свѣта просидѣлъ у Колотушкина? Вставай!

   Супругъ поднялся, спустилъ ноги съ дивана, смотрѣлъ на жену посоловѣлыми отъ сна глазами и бормоталъ:

   — Кухня только мала. Кухаркѣ отгородиться будетъ негдѣ.

   — Вставай, вставай! Какая тутъ кухня! Очнись. Одѣвайся. Кухня какая-то…

   — А въ этомъ домѣ.

   — Въ какомъ домѣ? Вотъ тоже…

   — А въ угловомъ.

   — Да ты прежде очнись. Вотъ мокрое полотенце… Протри глаза.

   Жена шлепнула ему въ лицо намоченнымъ въ водѣ полотенцемъ.

   — Шестьдесятъ рублей съ дровами…— продолжалъ онъ бормотать.

   — Фу ты, пропасть! Утирайся, утирайся полотенцемъ-то. И много водки на ночь пьешь. Это тоже нехорошо.

   — Швейцару только отдѣльно платить, а полотеры хозяйскіе.

   — Трись, трись мокренькимъ-то, такъ полотеры грезиться и перестанутъ.

   Жена сама начала отирать ему лицо мокрымъ полотенцемъ.

   — Фу-у-у!— послышался протяжный вздохъ.— Въ четвертомъ этажѣ, но всего шестьдесятъ семь ступеней.

   — Ужъ и ступени сосчиталъ!— улыбнулась жена — Можно-же такъ спать!

   Мужъ пришелъ въ себя отъ сна и умолкъ, начавъ одѣваться. Жена вышла въ столовую заваривать чай. Онъ шлепалъ въ кабинетѣ стоптанными туфлями и говорилъ:

   — Вѣдь, вотъ, во снѣ сейчасъ найдешь подходящую квартиру, а наяву вторую недѣлю по Петербургу бѣгаю и ничего подходящаго найти не могу. Ахъ, Танечка! Если-бы ты видѣла, какой хорошенькій кабинетикъ съ каминомъ! И прямо изъ прихожей.

   — Да вѣдь во снѣ…— откликнулась жена.

   — Во снѣ, во снѣ. Гдѣ-же наяву такое удобство найти! Спальня тоже въ два окна, и изъ спальной…

   — Да будетъ тебѣ. Что тутъ разсказывать! Разсказываетъ, какъ будто онъ и въ самомъ дѣлѣ нашелъ подходящую квартиру!

   — Но, вѣдь, какъ я явственно все это видѣлъ во снѣ! Ахъ, кабы удалось сегодня что-нибудь наяву! Не смотрѣлъ я еще въ Чернышевомъ переулкѣ, не ходилъ по Лештукову…

   — Ты, вотъ, на Пески-то съѣзди, Ломатову квартиру посмотрѣть,— сказала жена.

   — Не поѣду я туда.

   — Отчего?

   — Да что-жъ зря ѣздить! Навѣрное квартира — дрянь. Вѣдь изъ-за чего-нибудь эти Ломатовы передаютъ ее другому.

   — Вотъ дуракъ-то! Понимаешь, Ломатова говоритъ, что они оттого ищутъ случая сдать ее, что она мала имъ. У нихъ приращеніе семейства, и имъ одной комнаты не хватаетъ.

   — Вздоръ!

   — Ломатова говоритъ: «я чуть не со слезами рѣшаюсь сдать эту квартиру».

   — Крокодиловы слезы. По нынѣшнимъ временамъ, матушка, у кого хороша квартира и недорога, тотъ ея держится и не ломаетъ мебель перевозкой.

   — Да вотъ мы, напримѣръ.

   — Экъ, хватила! На насъ набавили, двадцать рублей въ мѣсяцъ набавили. Кабинетъ мой угловой, и въ немъ зимой волковъ морозить. Надъ нами пѣвунья каждый вечеръ воетъ, рядомъ за стѣной собаки подпѣваютъ, снизу сквозь полы кислыми щами воняетъ.

   Послышался всплескъ воды. Супругъ умывался.

   Супруга продолжала:

   — Однако, не убудетъ тебя, если ты въ пятую улицу Песковъ съѣздишь.

   — Съ Песковъ-то мнѣ въ министерство, языкъ выставя, бѣгать придется. Ты разочти, даль-то какая!

   — Конки есть. Ломатова говоритъ, что у нихъ и при кухнѣ маленькая комнатка для кухарки имѣется. Съѣзди.

   — Да хорошо, хорошо.

   Супругъ вышелъ въ столовую одѣтый и сѣлъ къ чайному столу. Жена налила ему чаю. Онъ макнулъ въ него сухарь и проговорилъ:

   — Ахъ, какъ хороша эта квартира, которую я видѣлъ! Игрушечка…

   — Да вѣдь во снѣ…

   — Во снѣ, во снѣ… Вотъ это-то и обидно.— Строго говоря, ни одной комнаты нѣтъ проходной. Всѣ въ корридоръ. Кухня маловата, но…

   — Брось. Какая польза говорить о томъ, что видѣлъ во снѣ,— остановила его жена.— Вѣдь это пустословіе.

   — Пустословіе-то пустословіе, но такъ жалко, такъ жалко! Жалѣю даже, что ты меня разбудила. Ужъ я хотѣлъ и задатокъ дать.

   — Ахъ, какой глупый! Во снѣ видѣлъ, и разговариваетъ!

   — Да ужъ я радъ, что хоть во снѣ-то меня порадовало. А то, наяву ищемъ-ищемъ, и не можемъ ничего подходящаго найти.

   Черезъ десять минутъ онъ надѣлъ пальто, чмокнулъ жену, схватилъ портфель и сталъ уходить изъ дома. Жена вышла проводить его и остановилась на террасѣ.

   — Заѣзжай на Пески-то!— крикнула она ему еще разъ.

   — Хорошо, хорошо!— откликнулся онъ на ходу.

  

II.

   — Швейцаръ! Послушайте… Это не по этой лѣстницѣ квартира въ шесть комнатъ?— окликаетъ толстенькій, коротенькій господинъ широкоплечаго дѣтину въ фуражкѣ съ позументомъ, дѣтину, которому по справедливости слѣдовало-бы не лѣстницу караулить, а перетаскивать тяжести.

   Швейцаръ сидѣлъ въ подъѣздѣ и игралъ въ шашки съ хозяиномъ изъ сосѣдней табачной лавочки .

   — Здѣсь, здѣсь… Всякія квартиры у насъ покуда есть,— отвѣчаетъ швейцаръ, не глядя на господина, и говоритъ своему партнеру:— Ѣшь, ѣшь, что подставлено, а я трехъ съѣмъ, да и въ дамки…

   — Да мнѣ всякихъ не надо, а есть-ли вотъ въ шесть-то комнатъ?— снова повторяетъ вопросъ толстенькій господинъ, отдуваясь, снимаетъ съ головы шляпу и вытираетъ платкомъ потное лицо и крупную лысину.

   — И въ шесть комнатъ есть. Пожалуйте.

   — Ну, покажите. Въ которомъ этажѣ?

   А швейцаръ ужъ не обращаетъ вниманія на толстенькаго, коротенькаго господина. Онъ тыкаетъ пальцемъ въ шашечную доску и говоритъ своему партнеру:

   — Ѣшь, ѣшь… Опять ѣшь. Да нельзя назадъ нельзя… Сходилъ ужъ… Что схожено, то свято… Послѣ смерти нѣтъ покаянія. Съѣлъ? Ну, вотъ и сиди тутъ взаперти. Заперъ я тебя. И вотъ еще разъ запру.

   — Послушайте, швейцаръ! Покажете вы мнѣ квартиру, или нѣтъ? Вѣдь это чортъ знаетъ, что такое!— горячится толстенькій господинъ.

   — А какъ-же не показать-то? Въ лучшемъ видѣ… Аѳимья!.. Принеси сюда ключи отъ квартиръ!— кричитъ швейцаръ въ сторожку женѣ, а самъ все-таки не отрывается отъ игры.— Пожалуйте, господинъ, кверху по лѣстницѣ, а я за вами слѣдомъ…— говоритъ онъ толстенькому господину.

   — А ванная при квартирѣ имѣется?

   — Въ трехъ мѣстахъ теперича ужъ заперъ. Сдаешься?

   — Нѣтъ, ходи,— отвѣчаетъ партнеръ.

   — Да чего-жъ тутъ ходить-то, дура съ печи! Вѣдь ужъ кругомъ вода… Вынимай гривенникъ.

   — Нѣтъ, ходи еще.

   — А коли такъ, то садись еще въ четвертое мѣсто. Сѣлъ? А теперь самъ ходи. Ну, куда сходить? Ну, вылѣзай!

   — Швейцаръ! Будетъ-ли этому конецъ! Вѣдь вы здѣсь приставлены, чтобы квартиры показывать, а не въ шашки играть!— строго говоритъ толстенькій господинъ.

   — Ахъ, Боже мой! Да вѣдь нельзя-же безъ ключей въ квартиру попасть. Аѳимья! Вѣдьма! Скоро-ли ты тамъ?

   — Да вотъ не знаю, куда ты ихъ запропастилъ!— слышится изъ сторожки.

   — Ищи въ спиньжакѣ.

   — Да ужъ и то всѣ карманы обшарила.

   — Ну, въ сундукѣ ищи. Сію минуту, господинъ. Она найдетъ. Давеча я съ малярами по квартирамъ ходилъ и принесъ ихъ… Ключи, то-есть. Ну, съ тебя, Иванъ Евстратьичъ, тридцать копѣекъ,— произноситъ швейцаръ, обращаясь къ партнеру.

   — Это еще откуда? Откуда тридцать-то?

   — Давай, давай… Полно куражиться-то. Деньги не щепки.

   — Захаръ! Да не забылъ-ли ты ключи-то тамъ наверху въ дверяхъ?— выскакиваетъ изъ сторожки швейцариха.— Вѣдь, нигдѣ нѣтъ.

   — А что ты думаешь? Вѣдь, пожалуй, что и забылъ. Продвигайтесь, господинъ, наверхъ. Ключи отъ квартиры наверху. А ты, Иванъ Евстратьичъ, тридцать копѣекъ…

   — Будетъ съ тебя и двугривеннаго. На, подавись…

   Партнеръ швейцара кидаетъ на шашечную доску двугривенный.

   — Эхъ, жила! Вотъ жила-то!— произноситъ швейцаръ, взявъ деньги.

   — Послушай, швейцаръ! Да ты покажешь, наконецъ, мнѣ квартиру?— горячится толстенькій господинъ.

   — А то какъ-же… Вѣдь иду ужъ съ вами! Пожалуйте впередъ…

   — Какіе вы невѣжи! Олухи!— вырывается у толстенькаго человѣка.

   — Это чѣмъ-же, господинъ?.. Позвольте… Это что въ шашки-то?.. Такъ, вѣдь, сидишь-сидишь одинъ день-то деньской, такъ инда одурь возьметъ… Время теперь лѣтнее. Жильцы на дачѣ.

   — Съ ванной эта квартира?— задаетъ вопросъ толстенькій господинъ.

   — У насъ всѣ съ ванной. Домъ на отличку.

   — И съ хозяйскими дровами?

   — У насъ всѣ съ дровами.

   — Семьдесятъ рублей?

   — Нѣтъ, восемьдесятъ пять,— отвѣчаетъ швейцаръ.— И швейцару отдѣльно.

   — А какъ-же на воротахъ у васъ вывѣшено, что семьдесятъ рублей?

   — Да та ужъ сдана. И та не въ шесть комнатъ была.

   — Отчего же билетъ не снятъ? Вѣдь, вотъ мнѣ восемьдесятъ пять дорого

   — А кто-же ихъ вѣдаетъ, отчего дворники не сняли! Имъ-бы только по портернымъ…

   — Ну, да ужъ всѣ хороши. Послушайте… Да куда-жъ вы меня ведете? Который это этажъ?

   — Пятый.

   — А вѣдь сказано, что въ третьемъ.

   — Въ третьемъ маленькая. Всего четыре комнаты! А я вамъ въ семьдесятъ пять подсдобить хочу.

   — Сколько комнатъ?

   — Пять. Но за то съ балкономъ и съ каминомъ.

   — Да я съ моимъ семействомъ въ пяти комнатахъ не помѣщусь. Кромѣ того, для меня это высоко. Зачѣмъ-же вы меня привели? Ахъ, какой вы глупый! Тогда ужъ ведите меня въ квартиру, которая о шести комнатахъ, въ восемьдесятъ пять рублей.

   — Такъ та внизу, во второмъ этажѣ. Что-жъ вы раньше-то не сказали!

   — Да развѣ съ тобой можно разговаривать, если у тебя башка шашками занята.

   Толстенькій господинъ снова переходитъ на «ты».

   — Ужъ и шашками!— обидчиво отвѣчаетъ швейцаръ.— Я вотъ ключей не могу найти. Такъ и есть… Нѣтъ ихъ въ дверяхъ. Что за оказія! Ахъ, чтобъ тебѣ! Куда-же это ключи-то дѣлись? Словно чортъ ихъ взялъ,— разводитъ онъ руками и кричитъ въ пролетъ лѣстницы:— Аѳимья! Ключей здѣсь нѣтъ!.. Ищи въ сторожкѣ.

   — Да не отдалъ-ли ты ихъ старшему дворнику, когда въ трактиръ-то съ полотеромъ ходилъ?— слышится снизу женскій голосъ.

   — А и то, можетъ быть, отдалъ. Поди спроси у него.

   Толстенькій господинъ, взобравшись въ пятый этажъ, обливается потомъ. Онъ отираетъ платкомъ лысину и вопитъ:

   — Ну, зачѣмъ, спрашивается, ты меня въ пятый этажъ втащилъ!

   — Ахъ, господинъ! Да вѣдь кто-же зналъ, гдѣ эти самые ключи… Да вотъ баба сейчасъ принесетъ. Аѳимья! Ты пошла, что-ли?.. Пожалуйте, господинъ, внизъ.

   — Такъ восемьдесятъ пять рублей, шесть комнатъ, во второмъ этажѣ?— спрашиваетъ толстенькій господинъ, спускаясь по лѣстницѣ.

   — То-есть оно, будемъ такъ говорить, что комнатъ-то не шесть, а пять только, но онѣ большія! А за шестую мы корридоръ считаемъ. Теперича зала…

   — Ну, такъ мнѣ тогда и квартиры не надо. Мнѣ нужно ни больше, ни меньше шести комнатъ.

   — За то съ балкономъ. Вездѣ паркетъ… Въ паркетѣ звѣзда по срединѣ.

   — Все равно не годится.

   — А въ четыре не годится? Только та по другой лѣстницѣ.

   — Дуракъ!

   Толстенькій господинъ быстро сбѣгаетъ съ лѣстницы. Въ подъѣздъ вбѣгаетъ швейцариха.

   — Нѣтъ у старшаго дворника ключей!— восклицаетъ она, запыхавшись.

   — Какъ нѣтъ? Не можетъ быть! Гдѣ-же они?— задаетъ себѣ вопросъ швейцаръ, начинаетъ ощупывать свои карманы и восклицаетъ: — Вотъ они! Въ карманѣ! А я-то… Господинъ! Господинъ! Куда-же вы?.. Позвольте… Посмотрите квартирку-то! Ключи нашлись!— кричитъ онъ толстенькому господину.

   Но тотъ уже выскочилъ изъ подъѣзда.

  

III.

   — Вѣдь, вотъ, въ три дня мы двѣ улицы обѣгали, тысячъ десять ступеней измѣнили…

   — Ужъ и десять тысячъ! Скажешь тоже…

   — Ну, восемь. Да дѣло не въ этомъ…

   — И пяти тысячъ ступеней не измѣрили.

   — Ну, пять, пять… Пусть будетъ по-твоему.

   — Да нѣтъ пяти тысячъ…

   — Ну, четыре. Вѣчно ты любишь спорить. Ахъ, ужъ эти женщины!— вздохнулъ тучный, небольшого роста, мужчина, снялъ шляпу и сталъ вытирать платкомъ потное лицо и лобъ.

   Онъ только вышелъ въ сообществѣ жены изъ воротъ каменнаго дома на улицу.

   — Четыре тысячи ступеней измѣрили,— продолжалъ онъ.— Квартиръ тридцать осмотрѣли…

   — Да и четырехъ нѣтъ,— снова возразила она.— Если считать тридцать квартиръ по шестидесяти ступеней…

   — Фу, какъ ты любишь, Лизочка, спорить! Это чортъ знаетъ что такое!

   — Но зачѣмъ-же преувеличивать? Три тысячи… Да и того не будетъ.

   — Три, три тысячи. Пусть будетъ по твоему. Мнѣ все равно. Три тысячи ступеней измѣрили, разъ пять съ тобой поссорились, и все-таки не нашли даже мало-мальски подходящей для себя квартиры. Вотъ ужъ когда можно сказать, что Питеръ-то клиномъ сошелся!

   — А все оттого, что мы не такъ ищемъ. Ну, зачѣмъ намъ непремѣнно Владимірская, Пушкинская и Николаевская улицы!

   — Чтобы было мнѣ къ мѣсту службы поближе, къ мѣсту службы. Понимаешь?— старался пояснить мужъ.

   — Да вѣдь ты все равно на службу на извозчикахъ ѣздишь.

   — Ахъ, какъ трудно такъ разговаривать! Тебя, душечка, въ ступѣ не утолчешь!

   — Тебя не утолчешь. А меня-то всегда можно утолочь,— отвѣчала жена и спросила:— Ну, что-жъ, такъ ты и будешь битый часъ стоять за воротами на улицѣ и отираться платкомъ? Вѣдь, при такихъ порядкахъ, квартира не найдется.

   — Усталъ. Какъ ломовая лошадь усталъ. Ноги подламываются,— проговорилъ мужъ.— Вѣдь, я все-таки постарше тебя годковъ на шесть.

   — Ужъ и на шесть! Прямо на десять,— замѣтила жена.

   — Ну, на десять, на десять. Не хочу спорить. Господи, хоть-бы присѣсть гдѣ-нибудь и отдохнуть.

   — А вотъ, ваше высокоблагородіе, у насъ напротивъ портерная,— проговорилъ стоявшій у воротъ дворникъ, только что сейчасъ показывавшій супругамъ квартиры и слышавшій весь разговоръ.

   — Дуракъ! Видишь, я съ дамой…

   — У насъ и съ дамскимъ поломъ въ эту портерную ходятъ. Портерная чистая.

   Взглядъ презрѣнія былъ отвѣтомъ.

   — Ну, что-жъ, двигайтесь-же впередъ, а то и не то еще услышите,— сказала мужу жена.

   Онъ надѣлъ на голову шляпу и разбитыми ногами, переваливаясь съ ноги на ногу, пошелъ по тротуару, сильно опираясь на палку. Жена слѣдовала сзади.

   — Господинъ! А господинъ! Ваше высокоблагородіе! А что-же дворнику-то на чай? Все ужъ слѣдовало-бы дать что-нибудь…— послышалось имъ вслѣдъ.

   — За что? За какія блага?— обернулся къ нему тучный человѣкъ.

   — Да какъ-же… Квартиры я вамъ показывалъ, по тремъ лѣстницамъ вашу милость водилъ.

   — Да вѣдь мы квартиры у васъ не сняли. Даже подходящей квартиры у васъ въ домѣ намъ не нашлось.

   — Это ужъ не отъ нашей причины. А всегда дворникамъ даютъ. Помилуйте, мы этимъ живемъ. Давеча ужъ на что нѣмка смотрѣла квартиру — и та… А вы русскій человѣкъ.

   — Ну, дай… Ну, пусть его подавится. Дай ему пятіалтынный,— сказала ему жена.

   — Вотъ наказаніе!— вздохнулъ мужъ.— Это прямо за грѣхи какіе-нибудь. И ноги себѣ ломай, и за это еще на чай дворникамъ давай.

   Онъ полѣзъ въ карманъ и далъ дворнику мелкую монету.

   — Не нами, ваша милость, это заведено, не нами и кончится,— проговорилъ дворникъ, принимая монету.— Благодаримъ покорно. Вѣдь, и наша тоже должность… Эхъ!

   Онъ махнулъ рукой.

   — Ахъ, русскій мужикъ!— продолжалъ вздыхать мужъ, шествуя по тротуару.— Когда-то онъ сознаетъ!..

   — Поди ты… За границей то-же самое. Вѣдь ѣздили, видѣли. Тамъ безъ пуръ-буаръ тоже шагу не сдѣлаешь,— проговорила жена, смотря по сторонамъ и отыскивая объявленія о сдачѣ квартиръ.— Постой, постой. Вонъ въ домѣ черезъ улицу на окнахъ билетики налѣплены. Перейдемъ на ту сторону и посмотримъ эту квартиру.

   — Ни, ни, ни… Не могу больше… Домой. Не въ силахъ… Меня и то ноги еле носятъ!— замахалъ руками мужъ.— До завтра,— сказалъ онъ.— А теперь поѣдемъ на дачу.

   — Но ежели мы такъ будемъ искать, то мы никогда не найдемъ себѣ квартиры. И съ чего это ты усталъ такъ, я не понимаю!

   — Матушка! Да вѣдь это ежели верблюда двухгорбаго послать, а не только статскаго совѣтника, такъ и тотъ…

   — Какой вздоръ! Отчего-же я такъ не устала? Ну, устала я, а чтобы измучиться — нисколько.

   — Ты это говоришь для того, чтобы противорѣчить мнѣ. Но, съ другой стороны, твоя корпуленція или моя! А тутъ шесть тысячъ ступеней… Во мнѣ вѣсу вдвое больше, чѣмъ въ тебѣ.

   — Ѣшь много, пиво пьешь, водку пьешь… Я тебѣ сколько разъ говорила: «брось водку».

   — Довольно, довольно. Пошли наставленія. Такъ ужъ и быть, пойдемъ смотрѣть квартиру,— перебилъ жену мужъ и сталъ переходить черезъ улицу.— Но только, пожалуйста, чтобы на сегодня эта была ужъ послѣдняя квартира.

   — А насчетъ водки — сколько разъ я тебѣ говорила, что при твоей тучности пора тебѣ водку бросить,— снова начала жена.

   — Довольно, довольно! Пожалуйста, оставь.

   — Два раза ты пьешь водку дома передъ каждой ѣдой. А внѣ дома? Бѣгаете вы въ полдень со службы, закусывать пирожками — пьете. Пріѣдешь ты на станцію желѣзной дороги, чтобы ѣхать на дачу,— передъ поѣздомъ опять въ буфетъ… Это вы называете червячка заморить передъ обѣдомъ.

   — Да вѣдь ужъ я иду смотрѣть квартиру, послушался тебя, такъ чего-же точить-то меня! Измучился, жарко, дворники и швейцары раздражаютъ, да еще жена точитъ!.. Вѣдь это муки Тантала!

   Мужъ стоялъ около воротъ дома, гдѣ были прилѣплены билетики объ отдачѣ квартиръ, и остервенительно дернулъ за колокольчикъ, вызывая дворника.

   — Да и помимо того, тебѣ надо водку бросить,— не унималась жена.— Ты еще пенсіи не выслужилъ, а у тебя жена, трое дѣтей. Хватитъ тебя кондрашка, такъ что я съ ребятами буду дѣлать!

   Мужъ стиснулъ зубы и дернулъ еще разъ за звонокъ.

   — Еще если-бы у тебя капиталъ былъ,— продолжала жена.— А то съумѣлъ прикопить только три выигрышные билета трехъ займовъ, да и то заложены.

   — Лизавета Андревна, пощади!

   Мужъ въ третій разъ дернулъ изо всей силы за звонокъ, но дворникъ все еще не показывался. .Жена была неумолима и не прекращала словоизверженіе.

   — А эта игра въ кегли по вечерамъ на дачѣ,— не унималась она.— Сколько ты тамъ пивища-то выхлещешь!

   — Да вѣдь сама-же ты меня надоумила въ кегли играть, чтобы былъ моціонъ отъ толщины—… стоналъ мужъ, разсердился, крикнулъ:— «Куда-же это дворникъ запропастился!» и опять дернулъ за звонокъ.

   Выбѣжала за ворота босая баба съ растрепанными волосами, взглянула на звонившихъ и плюнула.

   — Фу, ты пропасть! А я думаю, что околоточный, и со всѣхъ ногъ бѣгу!— воскликнула она.— Чего-жъ это вы звонки-то рвете! По десяти разъ звонитесь. Чего надо?

   — Дворника намъ… Квартиру будемъ смотрѣть.

   — Нѣтути его. Старшій дворникъ въ портерной сидитъ, а младшіе дворники у насъ насчетъ квартиръ ничего не знаютъ, да и тѣ теперь по сѣноваламъ спятъ.

   — Такъ сбѣгай за старшимъ, голубушка,— проговорила дама.

   Мужъ замахалъ руками.

   — Знаю, знаю я, что значитъ дворника по портернымъ разыскивать! Это битыхъ полчаса пройдетъ, потомъ онъ явится пьяный… Нѣтъ, не желаю. Довольно! Поѣдемъ домой на дачу. Мочи моей нѣтъ!— завопилъ онъ и сталъ нанимать извозчика на желѣзную дорогу.

   — Останемся мы безъ квартиры… Зазимовать намъ на дачѣ…— плакалась жена.

  

IV.

   Около печатнаго ярлыка «Отдаются квартиры», вставленнаго въ деревянную рамку подъ стекломъ и вывѣшеннаго у воротъ дома, сталкиваются два субъекта: полный, въ шляпѣ котелкомъ, въ бакенбардахъ, въ пальто-крылаткѣ и въ пенснэ на носу, и тощій, въ свѣтломъ пиджакѣ, въ сѣрой шляпѣ, съ портфелемъ и съ сложенной клеенчатой накидкой, перекинутой черезъ плечо на ремнѣ, и съ бородкой травками. Оба пожилые.

   — Боже мой! Кого я вижу! Иванъ Иванычъ!— восклицаетъ субъектъ въ пальто-крылаткѣ.

   — Ахъ, Петръ Иванычъ!— откликается субъектъ съ портфелемъ и спрашиваетъ:— Квартиру?..

   — Квартиру, чортъ-бы ее побралъ! Пятый день ищу.

   — А я, такъ ужъ восьмой… И все безъ толку… Каждый день послѣ службы два часа времени употребляю. Да, кромѣ того, у меня жена черезъ день пріѣзжаетъ съ дачи и ходитъ по городу.

   — Ну, а моя жена въ послѣднемъ мѣсяцѣ гуляетъ, такъ ужъ ей не до квартиры.

   — Опять?!.

   — Что-жъ… Богъ благословляетъ. Пять лѣтъ ничего не было. Думали, что ужъ совсѣмъ покончили, анъ нѣтъ. Вотъ изъ-за этого обстоятельства и перемѣняю квартиру. Тѣсно. Мамка-кормилица понадобится. А вы знаете, что такое мамка? Вѣдь ее кой-куда не положишь.

   — Знаю, знаю. Самъ плясалъ подъ мамкину дудку. Захотѣла разъ, чтобы чай ей отъ стола подавали на серебряномъ подносѣ, и нарочно для этого мельхіоровый подносъ купилъ. «А то, говоритъ, уйду»…

   — Ну, вотъ видите. А у меня въ дѣтской и такъ три кровати, да четвертая нянькина, такъ ужъ будущаго новорожденнаго съ мамкой и некуда дѣвать. Комната большая, при нуждѣ можно-бы… Но мамка…

   — Знаю, знаю… Самъ собственноручно солдата ея въ казармахъ разыскивалъ и двѣ кумачевыя рубахи ему вручалъ, чтобъ у мамки молоко не пропало.

   — А жарища-то! И вдругъ, по этой жарищѣ квартиру искать!

   — Каторга. Я считаю, что отысканіе по этакой жарищѣ квартиры — это одна изъ казней египетскихъ.

   — Хуже-съ. Танталовы муки. Вотъ намъ жизнь-то! Служишь, получаешь чины, ордена, а тутъ квартира — и… Тьфу! Наказаніе… И если-бы у меня не кончался срокъ старой квартиры пятнадцатаго августа…

   — И у меня пятнадцатаго августа. Но вамъ что! Вамъ съ полагоря, вы человѣкъ тощій, но намъ, толстякамъ…

   — Батенька, я хоть и не толстъ, но у меня ревматизмы въ рукахъ и ногахъ, такъ каково мнѣ по лѣстницамъ-то! Да ежели съ портфелемъ…

   — Поручили-бы портфель-то курьеру привезти. Онъ и привезъ-бы вамъ къ поѣзду.

   — Отецъ родной, у насъ только два курьера, и оба ищутъ квартиру для его превосходительства.

   — Ахъ, и онъ перемѣщается?

   — Перемѣщается. Квартиры нѣтъ подходящей, и черезъ это золъ, какъ цѣпной песъ. Вѣдь изъ-за этого-то у меня и портфель. Потребовалъ, чтобъ къ завтра одно дѣло… А и дѣло-то не спѣшное. А меня сегодня вечеромъ, какъ на зло, на винтъ звали. Фу!— отдувается тощій субъектъ, выхватываетъ изъ кармана платокъ и, снявъ шляпу, отираетъ со лба и съ лица потоки пота.

   — Фу-у-у!— повторяетъ полный субъектъ и, вытащивъ платокъ, тоже отирается.

   Пауза.

   — Ну, что-жъ, звоните дворника,— говорить тощій субъектъ.

   — Да я ужъ и то два раза звонилъ, но никакого толку.

   — Звоните въ третій разъ. Надо-же дозвониться. Или, наконецъ, обратимся къ швейцару.

   — Да вамъ-то собственно что?— спрашиваетъ полный субъектъ.— Я хочу немножко поотдохнуть и поотдышаться. Я только что сейчасъ въ домѣ рядомъ три лѣстницы смѣрилъ.

   — Какъ, что мнѣ? Тоже квартиру. Будемъ вмѣстѣ смотрѣть.

   — Нѣтъ, Иванъ Иванычъ, это неудобно.

   — Отчего неудобно?

   — Да какъ-же, помилуйте. Я раньше васъ къ этому дому подошелъ. Здѣсь для меня окажется подходящая квартира, а вы у меня ее отобьете.

   — Вы раньше сюда подошли, а я нарочно къ этому дому пріѣхалъ, потому что мнѣ нашъ экзекуторъ еще сегодня утромъ на этотъ домъ указалъ. Онъ для своей тещи въ этомъ домѣ квартиру смотрѣлъ, но тещѣ его оказалась квартира въ пять комнатъ велика, а мнѣ именно въ пять-то и надо.

   — Да и мнѣ въ пять. Нѣтъ, Иванъ Иванычъ, я ужъ прошу васъ отойти и смотрѣть гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Помилуйте, что-жъ это такое! Мучился я, мучился, бродилъ, только набрелъ на подходящее — и вдругъ вы…

   — Позвольте… Да, вѣдь, это нашъ экзекуторъ набрелъ вчера, а вовсе не вы… Вы даже не нашего вѣдомства.

   — Плевать мнѣ на вашего экзекутора! Что мнѣ вѣдомство! Никакого я экзекутора не знаю и знать не хочу!

   Полный субъектъ уже начиналъ горячиться. Тощій субъектъ схватился за ручку колокольчика и изо всей силы сталъ звонить дворника, тоже раздраженно приговаривая:

   — Экзекутора можете и не знать, на экзекутора можете плевать, но ежели онъ указалъ на подходящую мнѣ съ дровами квартиру въ пять комнатъ, то я до тѣхъ поръ не успокоюсь, покуда не осмотрю ее! Да-съ…

   — Вы можете послѣ меня осмотрѣть.

   — Съ какой-же это стати? Лучше ужъ вы послѣ меня ее осмотрите, ежели ужъ на то пошло.

   — Но, вѣдь, это-же съ вашей стороны не благородно. Я ужъ стоялъ у дома, когда вы подъѣхали къ нему!— кричалъ полный субъектъ и въ] свою очередь сталъ звонить дворника.

   — Какое имѣете право, милостивый государь, говорить мнѣ, что я не благородно поступаю!— тоже возвысилъ голосъ тощій субъектъ.— Мнѣ указали квартиру, а вы сами набрели.

   — Скажу больше: свинство!

   — А вы нахалъ послѣ этого!

   — Что? Что? Повторите!

   — Нахалъ! Да-съ… Нахалъ! Я ему изъ учтивости предлагаю вмѣстѣ квартиру посмотрѣть, а онъ эту-же квартиру мнѣ и запрещаетъ смотрѣть! Нахалъ.

   — А вы? Вы… мерзавецъ, коли такъ…

   — Самъ мерзавецъ! Самъ съѣшь!

   — У воротъ стоялъ дворникъ безъ шапки, съ заспанной рожей и съ всклокоченной головой.

   — Чего-жъ вы это, господа, колокольчики-то рвете? Не стыдно вамъ? Колокольчикъ сейчасъ оборвали,— говорилъ онъ, почесываясь подъ мышками.— Надо чинно, благородно…

   — Квартира въ пять комнатъ есть?— быстро спросилъ его полный субъектъ.

   — Квартира въ пять комнатъ въ третьемъ этажѣ не сдана еще? Та, которая восемьсотъ сорокъ стоитъ?— въ свою очередь задалъ вопросъ тощій субъектъ.

   — Не сдана, не сдана еще. А все-таки проволоку y колокольчика рвать не слѣдъ,— наставительно произнесъ дворникъ.

   — Веди меня! Показывай!— крикнулъ полный субъектъ.

   — Пожалуйте, пожалуйте. Вотъ, только ключи у бабы возьму.

   Оба — и тощій, и полный субъекты ринулись за дворникомъ подъ ворота. Оттуда доносились ихъ возгласы:

   — Нѣтъ, я вамъ не позволю первому смотрѣть!

   — Нѣтъ, ошибаетесь. Это я вамъ не позволю первому смотрѣть!

   — А вотъ увидимъ, чья возьметъ!

   — А вотъ поглядимъ! Я себѣ на ногу никому не позволю становиться!

   — И я самъ съ усамъ! Будьте покойны!

  

V .

   Новый, только что отстроенный домъ съ балконами, башнями на шестомъ этажѣ, съ лѣпной работой на фасадѣ и каріатидами по сторонамъ воротъ и двухъ подъѣздовъ. На дворѣ дома еще работаютъ каменщики, штукатуры, плотники, столяры и водопроводчики. Чадно отъ растопленнаго въ котлахъ асфальта; въ нѣсколькихъ мѣстахъ ящики съ растворенной известкой. Вездѣ стружки, кучи песку, щебня.

   На дворъ дома заглядываютъ пожилые мужчина и дама и спрашиваютъ рабочихъ:

   — Квартиры о четырехъ комнатахъ есть?

   — Да мы тутъ поденно… Мы штукатуры. Вы у дворника спросите.

   — А гдѣ дворникъ?

   — Да гдѣ ему быть! Надо полагать, что въ портерной сидитъ. Да вотъ дворникъ.

   — Дворникъ! Квартиры о четырехъ комнатахъ есть.

   — Я подручный. Вы у старшаго спросите. Это его дѣло.

   — А гдѣ старшій?

   — Съ десятникомъ въ трактиръ ушелъ.

   — Такъ сбѣгай за нимъ.

   — Сбѣгай! Ругается тоже, что зря тревожишь.

   Подручный осмотрѣлъ съ ногъ до головы мужчину и женщину и спросилъ:

   — Вамъ во дворъ квартиру или на улицу?

   — Нѣтъ, нѣтъ, на улицу.

   — Ну, такъ это дѣло швейцара. Пожалуйте на парадную лѣстницу. Онъ покажетъ.

   Мужчина и дама вышли на улицу. На подъѣздѣ, около двери, сидѣлъ громаднаго роста швейцаръ въ фуражкѣ съ золотымъ позументомъ и читалъ газету.

   — Послушайте, любезный, квартира о четырехъ комнатахъ есть?— задаетъ вопросъ швейцару мужчина.

   — Всякія есть. Только на прошлой недѣлѣ отдѣлали и сдавать начали.

   — Покажите.

   — Спросите у управляющаго. Покуда еще онъ квартиры показываетъ.

   — А гдѣ управляющій?

   — Да тутъ мотался. А вы знаете, господинъ, вѣдь у насъ каждый жилецъ платитъ швейцару три рубля въ мѣсяцъ положенія. Большая-ли, малая-ли квартира — все единственно. Да вотъ управляющій.

   Къ подъѣзду не подошелъ, а подбѣжалъ юркій человѣкъ въ свѣтломъ пальто, въ фуражкѣ съ кокардой, въ очкахъ и съ портфелемъ подъ мышкой.

   — Честь имѣю отрекомендоваться. Управляющій здѣшнимъ домомъ и крестникъ его превосходительства. Ихъ превосходительство, здѣшній домовладѣлецъ, крестили меня, воспитали, женили на ихъ воспитанницѣ и образомъ благословляли. Прямо скажу: не отецъ крестный, а благодѣтель. Вамъ квартирку?— отнесся онъ къ мужчинѣ и дамѣ.

   — Да, о четырехъ комнатахъ.

   — О четырехъ, о пяти, о шести, о семи — всякія есть. Съ отдѣлкой дома, извольте видѣть, мы опоздали, а то щели-бы давно пустой не было. Генерала, по его безпримѣрной добротѣ, подрядчики прямо надули, затянули отдѣлку до половины августа — и вотъ черезъ это мы теперь принуждены сдавать квартиры дешевле пареной рѣпы.

   — Показывайте, показывайте.

   — Сейчасъ. Пожалуйте въ подъѣздъ. Имѣю, можетъ быть, удовольствіе говорить съ человѣкомъ, служащимъ въ томъ-же вѣдомствѣ, гдѣ я имѣю счастье находиться подъ просвѣщеннымъ покровительствомъ его превосходительства?

   — Нѣтъ-съ, я на частной службѣ. Въ какую цѣну у васъ квартиры о четырехъ комнатахъ?

   — Это зависитъ отъ этажа и отдѣлки. Но его превосходительство, по своей чрезмѣрной добротѣ, вообще не дорожатся въ цѣнѣ. Они въ устройство своего дома вложили послѣднее слово строительной науки по части удобствъ и сказали: «были-бы довольны жильцы, а мнѣ семь процентовъ отъ дома очистится — и я больше не желаю». Пожалуйте посмотрѣть. Всѣ удобства… Рѣшительно всѣ. Швейцаръ! Подъемную машину!

   — Не дѣйствуетъ, ваше благородіе. Валъ повредили,— отвѣчаетъ швейцаръ.

   — Въ такомъ случаѣ ужъ извините. Я васъ попрошу подняться по лѣстницѣ,— приглашалъ управляющій даму и мужчину.— У насъ во всѣ этажи подъемная машина. Всѣ квартиры съ швейцаромъ, съ полотеромъ, съ ваннами, съ паровымъ отопленіемъ. Плиты въ кухняхъ чугунныя особой конструкціи и комнаты съ вентиляціей по системѣ… этого самаго… Какъ его?.. Забылъ. Ну, да все равно. Такого содержанія дома, какъ у насъ, вы нигдѣ не встрѣтите. Одинъ фасадъ чего стоитъ! А все это рококо на домѣ? Вы знаете, во что обошлись намъ каріатиды? Его превосходительство говоритъ: «ничего не жалѣю, только-бы домъ могъ служить украшеніемъ для столицы, такъ какъ я здѣшній уроженецъ». Вѣдь въ бель-этажѣ цѣльныя зеркальныя стекла въ дубовыхъ переплетахъ. А лучше нашихъ парадныхъ лѣстницъ въ цѣломъ городѣ нѣтъ. Вы посмотрите нашу лѣстницу… Вездѣ помпей… А зеркала, а камины?

   — Это все, покуда, внѣшность. А вы вотъ покажите-ка, удобны-ли квартиры,— перебилъ управляющаго съемщикъ.

   — Отчего-же имъ быть неудобными? При каждой квартирѣ ванная. Вездѣ лѣпная работа. У насъ даже и въ шестомъ этажѣ лѣпные потолки и паркеты съ фризами. На лѣстницахъ электричество. Въ каждую квартиру электрическій звонокъ отъ швейцара. Пожалуйте. Вамъ въ которомъ этажѣ квартиру желательно?

   — Разумѣется, пониже было-бы лучше, но вѣдь ниже и дороже.

   — У насъ цѣны во всѣхъ этажахъ умѣренныя. Вамъ въ четыре комнаты? Прошу вотъ въ эту дверь. А швейцара вы изволили видѣть? Гигантъ. Въ тамбуръ-мажорахъ служилъ. Ихъ превосходительство сами его и выбирали. И все для жильцовъ. Обернитесь назадъ и посмотрите, какія ступени у лѣстницы. А перила? Чугунъ, бронза и палисандровое дерево. Зимой тутъ красный бархатный коверъ разстелимъ, тропическихъ растеній наставимъ, винегромъ-де-туалетъ душить начнемъ. Вотъ-съ квартирка въ третьемъ этажѣ о четырехъ комнатахъ за девятьсотъ рублей въ годъ.

   — Что? Какъ? Можетъ быть, я не дослышалъ. За сколько?— удивился съемщикъ.

   — За девятьсотъ рублей въ годъ.

   — Да вѣдь это-же разбой — за четыре комнаты!

   — Вы прежде посмотрите, какова отдѣлка. Лѣпные потолки, ванная, каминъ, паркетъ съ фризомъ. Паровое отопленіе… Въ гостиной бархатные обои, на окнахъ бронзовые шпингалеты. Судите сами: окна на улицу, швейцаръ въ сажень ростомъ. Вѣдь этакій дѣтина какъ хватитъ кулачищемъ…

   — Намъ драки не надо.

   — Да вѣдь не васъ, не васъ онъ будетъ бить.

   — Еще-бы насъ-то! Нѣтъ, мимо, мимо. Тогда не стоитъ и смотрѣть. Это ужасная цѣна.

   — Вы все-таки взгляните на внутреннюю отдѣлку квартиры. Генералъ, можетъ быть, и уступитъ шестьдесятъ рублей въ годъ. Деньги у насъ по полугодіямъ впередъ.

   — А ужъ въ такомъ случаѣ и совсѣмъ эта квартира намъ не годится. Мы люди служащіе, сами получаемъ жалованье помѣсячно.

   — Я походатайствую у генерала. Можетъ быть, онъ и рѣшится разсрочить вамъ деньги помѣсячно. Но вы все-таки взгляните квартиру. Вотъ, напримѣръ, прихоженькая. Вѣдь игрушечка.

   — Именно игрушечка. Для игры въ куклы. А людямъ здѣсь и повернуться негдѣ. Придутъ пять-шесть человѣкъ гостей и не будешь знать, куда дѣться съ платьемъ.

   — А ужъ гости пусть платье швейцару отдаютъ. Это его доходъ.

   — Боже мой! А какъ низки потолки!

   — Шестой этажъ выгоняли, такъ нельзя было сдѣлать. Но для третьяго этажа эта вышина все-таки достаточна.

   — Да неужто это третій? Кажется, четвертый.

   — Мы его считаемъ за третій, потому что подвальный полуэтажъ у насъ въ счетъ не идетъ. Но войдите въ гостиную.

   — Нѣтъ, эта квартира намъ не годится.

   — Да отчего-же? Что вы такіе за особенные! Помпейская лѣстница, подъемная машина, домовладѣлецъ генералъ.

   Съемщики не отвѣчаютъ, молча выходятъ изъ квартиры и начинаютъ спускаться съ лѣстницы.

  

VI.

   Звонокъ у наружныхъ дверей.

   Вертлявая горничная отворяетъ дверь. Показывается запыхавшійся полный господинъ съ большими портфелемъ.

   — Баринъ дома?— спрашиваетъ онъ.

   — Дома-съ… Но одѣваются и сейчасъ поѣдутъ на службу.

   — Я самъ передъ службой. Мнѣ его только на пять минутъ… Я подожду. Доложите, милая, что коллежскій совѣтникъ Захватовъ желаетъ его видѣть. Впрочемъ, чина можно и не упоминать.

   Полный господинъ сбрасываетъ съ себя пальто, снимаетъ шляпу и обнаруживаетъ лысину.

   — Слава Богу, засталъ,— бормочетъ онъ.— Гдѣ подождать?

   — А вотъ въ гостиную пожалуйте…— приглашаетъ его горничная.

   — Это гостиная? Прекрасно. О трехъ окнахъ…— говоритъ полный господинъ, входя въ комнату, и садится.— Послушайте, милая, не сыра у васъ квартира?— обращается онъ къ горничной.

   — Что вы, баринъ… Квартира отличная.

   — Ну, такъ доложите: Захватовъ.

   Минутъ черезъ пять изъ сосѣдней комнаты выходитъ тощій мужчина въ бакенбардахъ съ просѣдью и въ вицмундирѣ.

   — Чѣмъ могу служить?— спрашиваетъ онъ.

   — Позвольте отрекомендоваться: коллежскій совѣтникъ Захватовъ,— произноситъ полный господинъ.— А цѣль моего визита — вы сдаете квартиру…

   Хозяинъ всплескиваетъ руками и восклицаетъ:

   — Узнали ужъ? Ну, скажите на милость! А вѣдь, вчера только назначеніе состоялось. Видите-ли, я перевожусь на службу въ Пензу…

   — Знаю, все знаю!— киваетъ Захватовъ.

   — Отъ кого вы могли узнать, если директоръ мнѣ только третьяго дня…

   — Изволите видѣть… Вашъ курьеръ приходится двоюроднымъ братомъ нашей горничной…

   — Ну, теперь понимаю. Впрочемъ, что-жъ я? Прошу покорно садиться.

   — Тороплюсь на службу… Но для выясненія условій…

   Оба сѣли.

   — Курить не прикажете-ли?— предлагаетъ хозяинъ и открываетъ портсигаръ.

   — Позвольте… Господи, какъ я радъ, что, наконецъ, скитанія мои по улицамъ, дворамъ и лѣстницамъ кончатся!— вздыхаетъ Захватовъ.— А то нѣтъ квартиръ. Нѣтъ и нѣтъ. А если есть, то вдругъ комнаты одной не хватаетъ… А то велика квартира… А то цѣна неприступная. А то не отдѣлана и надо ожидать ее, живя на дачѣ до октября. А у меня дача, какъ и у многихъ, и съ протекціей, и съ утопіей, какъ говоритъ прислуга.

   — Позвольте, позвольте… Но вы, вѣдь, еще не знаете, пригодится-ли вамъ моя квартира,— останавливаетъ его хозяинъ.

   — Горничная все узнала отъ курьера. Вѣдь, ужъ разговоры о вашемъ переводѣ начались съ недѣлю, а то и больше.

   — Вотъ, вотъ…

   — Горничной прямой разсчетъ, чтобы скорѣе переѣхать съ дачи въ городъ: вашъ курьеръ. Чтобы чаще видѣться съ курьеромъ. А то вотъ тутъ были два дня неприсутственные и онъ пріѣзжалъ къ ней на дачу. Но, вѣдь, и въ присутственные дни…

   — Понимаю, понимаю. Только, изволите-ли видѣть, квартиру я разсчитываю передать одному родственнику. У меня квартира очень выгодная.

   — Голубчикъ, что вамъ родственникъ! Вы лучше облагодѣтельствуйте человѣка, который будетъ вамъ признателенъ по гробъ жизни. Родственники, обыкновенно, добра не помнятъ, это я по опыту знаю.

   — Разные родственники есть.

   — Всѣ, всѣ безъ исключенія! Такъ у васъ пять комнатъ. Вотъ это гостиная. Прекрасная гостиная! Столовая, я слышалъ, тоже о трехъ окнахъ. Спальня о двухъ, кабинетъ о двухъ… Затѣмъ дѣтская. Столовая у васъ на дворъ окнами…

   — Какъ это вы все знаете!

   — Изучилъ-съ. Подробно изучилъ. У меня даже горничная была командирована въ гости къ вашей кухаркѣ… Можно столовую посмотрѣть?

   И Захватовъ вскакиваетъ со стула.

   — Позвольте, позвольте… Тамъ у меня жена пьетъ кофей, и она не одѣта,— останавливаетъ его хозяинъ.

   — Ну, такъ кабинетъ… Кабинетъ-то ужъ можно?— спрашиваетъ Захватовъ.— Онъ, кажется, вотъ здѣсь, откуда вы вышли?

   И прежде чѣмъ хозяинъ успѣлъ что-либо сказать, Захватовъ уже отворилъ дверь, ведущую изъ гостиной въ другую комнату, и вошелъ въ нее.

   — Какой прекрасный кабинетъ!— проговорилъ Захватовъ.— За квартиру вы платите семьдесятъ пять въ мѣсяцъ съ дровами…

   — Это только оттого, что три года тому назадъ я заключилъ контрактъ на пять лѣтъ. Снимай кто-нибудь эту квартиру въ нынѣшнемъ году — цѣна была-бы навѣрное слишкомъ сто рублей,— сказалъ хозяинъ.

   — Знаю, знаю. Вотъ оттого-то мнѣ сегодня всю ночь и грезилась во снѣ ваша квартира, и какъ только я проснулся на дачѣ — сейчасъ-же на первомъ поѣздѣ сюда, къ вамъ… Такъ можно заключить съ вами условіе насчетъ передачи?

   Хозяинъ замялся.

   — Вотъ видите-ли…

   — Опять родственникъ? Бросьте вы этого родственника. И, наконецъ, вотъ что… Родственникъ вамъ не принесетъ никакого барыша, а я могу предложить вамъ… На два года еще срокъ найма квартиры остался?

   — На два года.

   — Прекрасно. Я вамъ по десяти рублей въ мѣсяцъ больше могу предложить за эту квартиру. Вы платите хозяину семьдесятъ пять въ мѣсяцъ, а я вамъ могу заплатить восемьдесятъ пять. Сто двадцать въ годъ, двѣсти сорокъ въ два года. При передачѣ контракта вы можете получить отъ меня сейчасъ-же сто двадцать и сто двадцать черезъ годъ. Я вамъ выдамъ росписку. Знаете, это очень и очень хорошо на переѣздку въ другой городъ, вдобавокъ къ подъемнымъ деньгамъ, которыя вы получите отъ казны. Желаете?

   И Захватовъ схватился даже за бумажникъ.

   Хозяинъ подумалъ и, какъ-бы конфузясь, отвѣчалъ:

   — Мало.

   — То-есть, какъ это мало?— удивился Захватовъ.— Я вамъ даю нажить за сдачу вашей квартиры по десяти рублей въ мѣсяцъ.

   — А я вамъ и отвѣчаю, что мало. Теперь коммиссіонерамъ по пяти-то рублей въ мѣсяцъ даютъ, только за то даютъ, что они укажутъ удобную квартиру.

   — ???

   — Что вы удивляетесь? Прямо по шестидесяти, семидесяти рублей даютъ… Коммиссіонерамъ даютъ. Да-съ… А отъ меня куда съ большей надбавкой возьмутъ эту квартиру даже родственники, не говоря уже о постороннихъ.

   — Такъ сколько-же вы хотите взять за передачу вашей квартиры постороннему человѣку?— спросилъ Захватовъ.

   Хозяинъ развелъ руками и отвѣчалъ:

   — Да ужъ по крайней мѣрѣ рублей триста шестьдесятъ въ годъ.

   — Ого!

   Захватовъ сдѣлалъ удивленную физіономію.

   — Дадутъ,— кивнулъ ему хозяинъ и прибавилъ:— Знаете, въ нашъ практическій вѣкъ надо пользоваться. Такъ желаете согласиться на мои условія?— быстро спросилъ онъ.

   — Позвольте мнѣ переговорить сегодня вечеромъ съ моей женой. Отвѣтъ вамъ сообщу завтра,— сказалъ Захватовъ и взялся за шляпу и портфель.

   — Будемъ ждать до завтра,— далъ отвѣтъ хозяинъ и поклонился.

   Они разстались.

  

VII.

   Поѣздъ, бѣгущій изъ Варшавы, останавливается на одномъ изъ полустанокъ подъ Петербургомъ. Въ вагонъ второго класса входитъ тощій мужчина среднихъ лѣтъ въ толстомъ пальто-крылаткѣ, въ очкахъ, мягкой шляпѣ и съ портфелемъ подъ мышкой. Такъ какъ ѣдущіе изъ далека по всѣмъ скамейкамъ разложили свои вещи, то онъ суется то туда, то сюда и спрашиваетъ:

   — Извините… Здѣсь не занято?

   Вдругъ изъ угла вагона раздается возгласъ:

   — Иванъ Петровичъ! Откуда это вы, батенька?

   Тощій мужчина взглядываетъ сквозь очки въ уголъ, и, видя толстенькаго мужчину въ охотничьей курткѣ на бѣличьемъ мѣху и въ высокихъ сапогахъ, говоритъ:

   — Боже мой! Кого я вижу! Петръ Иванычъ… И въ какомъ костюмѣ! Съ охоты?

   — Я-то съ охоты. А вы-то откуда? Съ портфелемъ на охоту не ѣздятъ. Присаживайтесь-ка, присаживайтесь противъ меня, да разсказывайте. Вотъ я сейчасъ сниму ящикъ съ ружьемъ и освобожу вамъ мѣсто.

   Тощій мужчина усаживается, протираетъ запотѣвшія очки и произноситъ:

   — Я съ дачи… Въ Петербургъ на службу.

   — Въ концѣ-то сентября, да все еще на дачѣ живете!— восклицаетъ толстякъ.— Ну, батенька, любитель-же вы природы.

   Тощій мужчина разводитъ руками.

   — Не по своей охотѣ. Что вы подѣлаете? Не по своей…— бормочетъ онъ.

   — Квартира все еще не готова, что-ли? Отдѣлываютъ?— задалъ вопросъ толстякъ.

   — Хуже-съ… Вовсе квартиры нѣтъ. Ищу, ищу ее и найти не могу.

   — Да не можетъ быть! Что-жъ вы опоздали? Поздно схватились?

   — Съ двадцатыхъ чиселъ іюля ищу, и вотъ теперь ужъ конецъ сентября. Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ подходящей квартиры!

   — Да что-жъ Питеръ-то клиномъ сошелся, что-ли?

   — Для меня клиномъ-съ. Каждый день по часу хожу. Больше я не имѣю времени, ибо службой занятъ, и вонъ какой чемоданъ съ дѣлами съ собой на дачу даже таскаю. Каждый день по часу въ какой-нибудь улицѣ брожу, зѣваю по окнамъ и доскамъ, висящимъ около воротъ, и ничего не нахожу. Прежде, недѣли четыре тому назадъ, еще попадались квартиры, но не по средствамъ. Такія цѣны, что все свое жалованье нужно за квартиру отдать, а ужъ питаться воздухомъ,— а теперь и эти не попадаются. И вѣдь не одинъ хожу. По праздникамъ я остаюсь на дачѣ съ ребятишками и вмѣсто меня въ городъ ѣздитъ жена искать.

   — И ничего?

   — И ничего. У меня была квартира, но 1 августа кончилось условіе и хозяинъ на меня двадцать рублей въ мѣсяцъ наложилъ. Платилъ я шестьдесятъ, онъ сдѣлалъ восемьдесятъ.

   — Сколько?

   — На шестьдесятъ двадцать, и дрова еще отнялъ!

   — Фю-фю-фю! Да вѣдь это тридцать три процента.

   — И представьте, съ руками у него квартиру отхватили. Нѣтъ квартиръ, нѣтъ и нѣтъ. Вотъ я теперь готовъ-бы ужъ и восемьдесятъ дать за точно такую, но и приблизительно такой нѣтъ. И вотъ каждый день, каждый день граню мостовую,— разсказывалъ тощій мужчина.

   — Да вы-бы въ квартирное бюро, въ справочную контору обратились,— посовѣтовалъ толстякъ.

   — Батенька! Да я ужъ и молебенъ служилъ, а вы говорите о справочной конторѣ. Все перепробовалъ. По всѣмъ справочнымъ конторамъ рубли свои разбросалъ. Получишь адреса, извозчика берешь, ѣдешь, а квартира ужъ сдана. Ѣдешь по другому адресу — опять сдана. А извозчики, подлецы, благодаря благоустройству извозчичьяго промысла, по которому добрую половину ихъ изъяли въ тиражъ, дерутъ втридорога. Даютъ вамъ два адреса. Одинъ на Пескахъ, другой въ Коломнѣ. Ну-ка, отъ Смольнаго да къ Михаилу Архангелу? Были дни, когда по три рубля на извозчикахъ приходилось въ день проѣзжать. А ужъ теперь бросилъ и хожу пѣшкомъ. Систематически каждый день по часу хожу. Вчера началъ обходъ по Лиговкѣ отъ Кузнечнаго моста къ Волкову кладбищу.

   — Ахъ, такъ вы и этой мѣстностью не гнушаетесь?

   — Помилуйте, да развѣ теперь такое время, чтобъ выбирать! Только-бы теплый кровъ былъ, подъ которымъ можно было-бы размѣститься съ семьей. И что вы думаете! Вчера нашелъ подходящее. Жилъ, говорятъ, переплетчикъ, но на прошлой недѣлѣ перебрался на другую квартиру въ тотъ-же домъ на дворъ. Дай, думаю, схожу къ нему и узнаю, отчего онъ оставилъ квартиру: не холодна-ли очень, не сыра-ли? Иду на дворъ, узнаю отъ переплетчика, что квартира ему оказалась дорога, такъ какъ хозяинъ на него наложилъ. Возвращаюсь въ квартиру, чтобы задатокъ дать, а она ужъ оказывается сдана. Офицеръ какой-то снялъ.

   — Боже мой! Вотъ незадача-то!— покачалъ головой толстякъ.

   — Именно незадача. Въ теченіе десяти минутъ сдали. Больше десяти минутъ я не ходилъ къ переплетчику, потому, это въ томъ-же домѣ,— сказалъ тощій мужчина.— И два раза мнѣ пришлось испытать такіе удары судьбы. Недѣли двѣ тому назадъ подобный-же случай. Бродили вмѣстѣ съ женой… но были раздѣлившись. Жена бродила по Кирочной, а я по Фурштадтской. Въ пять часовъ дня рѣшили сойтиться въ кондитерской на Литейной и сообщить другъ другу о результатахъ. Прекрасно. Шлялся, шлялся — ничего не нашелъ. Прихожу въ кондитерскую — жена сіяетъ. Что, говорю, нашла что-нибудь? «Есть, говоритъ, хотя комнаты очень мелки и низки; ну да, можетъ быть, говоритъ, какъ-нибудь размѣстимся. Пойдемъ, посмотримъ. Я просила подождать полчаса, не сдавать, и мнѣ обѣщали». Цѣной? спрашиваю. «Шестьдесятъ рублей безъ дровъ». Бѣгу съ женой, даже не напившись чаю въ кондитерской. Прибѣгаемъ, а дворникъ ужъ сдалъ и пишетъ росписку въ полученіи задатка. Жена къ нему… «Послушайте, говоритъ, вѣдь я-же просила васъ подождать полчаса». «Помилуйте, говоритъ, сударыня! съ какой стати ждать! Вамъ я сказалъ цѣну шестьдесятъ рублей, а мнѣ за нее дали на пять рублей дороже». А то былъ третій случай…

   — Господи! Да вы какой-то обездоленный,— замѣтилъ толстякъ.

   — И представьте, много такихъ обездоленныхъ теперь въ Петербургѣ,— отвѣчалъ тощій мужчина, закуривая папиросу.— Еще хорошо, что у насъ дача теплая, зимній домъ, а то чистая бѣда была-бы. Жена плачетъ, Богу молится, свѣчки ставитъ, но по всему видно, что намъ придется зазимовать на дачѣ.

   — Но вѣдь у васъ, я помню, сынъ гимназистъ. Какъ-же онъ-то?..

   — Живетъ въ Петербургѣ у тетки и ходитъ въ гимназію, но вѣдь у тетки своихъ пятеро дѣтей.

   — А ваша мебель? Куда-же вы дѣли вашу мебель изъ зимней квартиры?

   — Въ склады… Въ складахъ… Вѣдь прежній хозяинъ черезъ мирового согналъ меня съ квартиры. Или заключай контрактъ по возвышенной цѣнѣ или пошелъ вонъ. Принужденъ былъ вывезти мебель, принужденъ былъ заплатить за лишнее прожитіе штрафъ, да еще судебныя издержки на меня возложили. Срамъ!

   Тощій мужнина покрутилъ головой и тяжело вздохнулъ.

   — Но нѣтъ зимней квартиры — полъ-бѣды. А вотъ бѣда: живемъ безъ прислуги,— сказалъ онъ.

   — Отчего?

   — Не хочетъ жить до такой поры на дачѣ. Соскучились по солдатахъ и сбѣжали въ Петербургъ. Нянька еще живетъ, хотя тоже грозится уйти, а кухарка и горничная сбѣжали. Жена теперь сама и комнаты убираетъ, и кушанье стряпаетъ.

   И тощій мужчина еще тяжче вздохнулъ.