В уборной

 

 

 

Былъ антрактъ. Въ уборной опереточной пѣвицы Гамовой сидѣли антрепренеръ театра Евтихій Спиридоновичъ Конусовъ, плѣшивый стариченко съ краснымъ носомъ, и купецъ Густомѣсовъ, покровитель и другъ Гамовой. Они пили лафитъ. Сама Гамова, молодая женщина съ сильно развитой грудью, стояла передъ зеркаломъ, пудрилась и выводила рулады, пробуя голосъ. Она была въ костюмѣ пажа и красовалась пухлыми икрами и бедрами, облеченными въ голубое трико.

— Пейте-ка, батенька, пейте… говорилъ антрепренеру купецъ Густомѣсовъ, наливая въ стаканы вина, и при этомъ колыхалъ брюшкомъ.— Пейте… Лафитъ отличный… Да ужь на слѣдующій разъ дайте Катеринѣ Петровнѣ сыграть не пажа, а какую-нибудь роль пофигуристѣе,

— Помилуйте, Василій Карпычъ, какую еще фигуристѣе этой роли! Роль пажа самая фигуристая, отвѣчалъ антрепренеръ.— Ваше здоровье!.. Лафитъ, дѣйствительно, прелестный.

— Шесть рублей, мерзавцы, въ буфетѣ взяли. Такъ ужь пожалуйста пофигуристѣе.

— Трико у Катерины Петровны и такъ чуть не по поясъ, а вы просите пофигуристѣе.

— Ну, позамѣтнѣе…

— Да ужь чего замѣтнѣе… И такъ чуть пальцами не указываютъ.

— Все-таки, эта роль не вызывная. А я прошу васъ дать ей роль вызывную.

— Мнѣ Булоту хочется сыграть. Вотъ дайте Булоту, сказала Гамова.

— Это въ «Синей-то Бородѣ»? Благодѣтельница! Надо подождать, отвѣчалъ антрепренеръ.

— Химкиной дали Елену сыграть… А у ней голосъ кошачій.

— Химкина играла по болѣзни Викуловой.

— А отчего же вы мнѣ не дали по болѣзни Викуловой? Ежели насчетъ фигуры, насчетъ статности, то я Химкину-то за поясъ заткну. Посмотрите, какая у меня ножка.

Гамова выставила впередъ ногу и даже ударила себя ладонью повыше колѣна…

— Химкина ваша — кошка драная въ сравненіи со мной, прибавила она.

— Благодѣтельница моя, Химкина хоть и кошка драная, да она съ критикой ладитъ, а вы съ критикой ладить не умѣете. Ее расхваливаютъ, а васъ ругаютъ.

— А вы плюньте на критику. Мы не для критики играемъ, а для публики. Я знаю, отчего Химкину хвалятъ. Она вонъ этому одноглазому рецензенту портсигаръ подарила, а взъерошенному… косматый такой ходитъ… тому двадцать пять рублей взаймы дала. Кромѣ того, поитъ ихъ.

— Какъ ужь тамъ, хотите, а только ее хвалятъ въ газетахъ.

— Въ газетахъ хвалятъ, а въ публикѣ шикаютъ. Вы дайте мнѣ только Булоту-то сыграть, и меня похвалятъ. Даже старикъ Тетеркинъ похвалитъ. У меня противъ него есть талисманъ.

Гамова прищурилась и кокетливо улыбнулась. Густомѣсовъ встрепенулся и, погрозя ей: пальцемъ, сказалъ:

— Нѣтъ, ужь ты насчетъ этого талисмана-то оставь! За этотъ талисманъ я тебѣ такое награжденіе, что и своихъ не узнаешь!

— Скажите пожалуйста! Вѣдь не мужъ… Да вы про какой талисманъ думаете? Я просто дамъ ему ручку поцѣловать, буду съ нимъ кокетничать, подавать ему розовыя надежды. Онъ вѣдь ужасный дуракъ.

— И этого не смѣй… Оставь, говорятъ… крикнулъ купецъ.— Мы и безъ этого его на свою сторону перетянемъ. Велика ли ему цѣна! Двадцать пять рублей въ долгъ безъ отдачи, да хорошимъ ужиномъ угостить. Нѣтъ, ужь вы, Евтихій Спиридонычъ, дайте ей Булоту-то сыграть. Ручаюсь, что ее расхвалятъ въ газетахъ. Двѣсти рублей на пропой и на денежную милость рецензентамъ жертвую. Окромя того, на сто рублей мѣстовъ въ театрѣ возьму и хорошую подсадку для хлопанья сдѣлаю, обратился онъ къ антрепренеру.

— Дать Булоту можно-съ… Это что говорить… отвѣчалъ антрепренеръ, ежась.— Но надо прежде, чтобы объ Катеринѣ Петровнѣ хоть въ маленькой ролькѣ сказали нѣсколько теплыхъ, прочувствованныхъ словъ.

— А ежели она будетъ за сегодняшнюю роль тоже расхвалена, дадите ей роль Булоты? спросилъ Густомѣсовъ.

— Тогда съ превеликимъ удовольствіемъ. Мнѣ что!.. Викулова-то ужь надоѣла публикѣ.

— По рукамъ! Сдѣлайте одолженіе.

Густомѣсовъ и антрепренеръ ударили по рукамъ.

— Зовите сейчасъ сюда рецензентовъ. Я съ ними начну торгъ и переторжку… сказалъ Густомѣсовъ.

— Мерси, папка… Дай я тебя въ плѣшку поцѣлую… проговорила Гамова.

— Брысь! Прежде дѣло сдѣлаемъ. Зовите сюда, Евтихій Спиридонычъ, рецензентовъ.

— Въ слѣдующій антрактъ. Да вонъ одинъ изъ нихъ безсчастный мотается. Вонъ пробѣжалъ… указалъ антрепренеръ въ отворенную дверь уборной.

— Это кривой или косматый? спросила Гамова.

— Косматый.

Антрепренеръ поднялся съ мѣста, подошелъ къ двери и крикнулъ на сцену:

— Кирила Васильичъ! Господинъ Ладункинъ! Подите сюда.

Въ уборную вбѣжалъ дѣйствительно косматый человѣкъ въ синихъ очкахъ и съ биноклемъ въ чехлѣ черезъ плечо и остановился.

— Вотъ-съ, позвольте васъ представить господину Густомѣсову, сказалъ антрепренеръ.— Они вологодскій купецъ, лѣсникъ и принимаютъ живое участіе въ сценической судьбѣ Катерины Петровны.

— Очень пріятно. Прошу любить и жаловать.

— Вы насъ-то прежде жалуйте, господинъ рецензентъ, а потомъ и мы васъ пожалуемъ. Да-съ… Въ накладѣ не будете, отвѣчалъ купецъ.

Къ косматому рецензенту подскочила Гамова и топнула ножкой.

— Вы зачѣмъ меня ругаете въ газетѣ! крикнула она.

— Я?.. Когда же это я? Вѣрно, не я…

— Ну, не разговаривать! Цѣлуйте сейчасъ руку и просите прощенія.

Она поднесла къ его губамъ руку. Рецензентъ поцѣловалъ.

— Прошу садиться… пригласилъ его купецъ.— Дѣло до васъ есть… Лафиту не прикажете ли? Лафитъ отличный.

— Стаканчикъ можно.

— И бутылку будетъ можно, ежели Катерину Петровну въ своихъ газетныхъ молитвахъ не будете забывать. Пейте за ея здоровье! Вотъ такъ… Я еще налью. Вотъ видите ли, въ чемъ дѣло… Человѣкъ я русскій и прямой. Евтихій Спиридонычъ, уйди ты отсюда на сцену. Дѣло будетъ сдѣлано… подмигнулъ Густомѣсовъ антрепренеру.— Такъ вотъ-съ, господинъ рецензентъ и критикъ, мнѣ нужно, чтобы за сегодняшнюю роль Катерину Петровну расхвалить въ газетѣ…

— Роль-то у нихъ маловата.

— Вздоръ: Вы скажете, что изъ маленькой роли сдѣлала большую, выдвинула ее на первый планъ… Ну, да ужь мнѣ васъ учить нечего… Вы сами лучше меня знаете…

— Роль-то маловата…

— А ругать за маленькую роль можно?

— Да когда же я?..

— Старое прощается. Сколько это будетъ стоить, чтобъ за сегодняшнюю роль расхвалить?

— Да помилуйте…

— Сколько? Я человѣкъ прямой и хочу, чтобъ мнѣ правду говорили

— Пусть Катерина Петровна большую роль…

— Сколько за сегодняшнюю роль?

— Я взятокъ не беру съ актрисъ.

— Я и даю вамъ не взятку, а взаймы даю.

— Взаймы, пожалуй.

— Сколько стоитъ?

— Пятьдесятъ рублей мнѣ очень нужно.

— Фю-тю!.. просвистѣлъ купецъ.— Пятнадцать.

— Что вы! Помилуйте.

— Будете себя вести хорошо, еще получите.

— Дайте хоть тридцать…

— Двадцать…

— Да ужь хоть двадцать пять для ровнаго счета.

— Двадцать… Вотъ онѣ, бумажки-то… Новенькія.

Купецъ раскрылъ бумажникъ.

— Давайте… рѣшилъ рецензентъ.— Только я взаймы…

— Взаймы, взаймы.

— Катерина Петровна! Пожалуйте на сцену! Начинаемъ! раздался голосъ режиссера.

— Иду, иду! Только ужь вы, господинъ рецензентъ, получше… сказала Гамова на ходу и выбѣжала изъ уборной.

— Выпьемъ, рецензентъ, за критику! крикнулъ купецъ и хлопнулъ косматаго рецензента по плечу.