Ледоход

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ЛЕДОХОДЪ.

   Ледоходъ на Невѣ. На Николаевскомъ мосту у перилъ столпилась публика и смотритъ, какъ налетѣвшія на каменные быки моста грамадныя льдины дробятся на мелкіе куски и исчезаютъ въ пролетѣ. На Богъ вѣсть откуда принесенныхъ льдинахъ виднѣется то полѣно, то стоптанный башмакъ, то обручъ отъ бочки. Публика о каждой вещи даетъ свое заключеніе; происходятъ даже споры. Вотъ проплыла застывшая собачка.

   — Эхъ, собачка-то хорошая! Одна шкура пятіалтынный стоитъ,— говоритъ кто-то.

   — Думала-ли она когда-нибудь…

   — Ну, ужъ и хорошая! Просто енотъ, что лаетъ у воротъ! Надо полагать, волки зарѣзали… Эки льдинищи громадныя!

   — Громадныя! Нѣтъ, ты посмотрѣлъ-бы въ нашихъ мѣстахъ. Вотъ льдины, такъ льдины!

   — А вы какіе будете?

   — Новгородскіе, съ Волхова. Соснинку знаешь? Такъ восемь верстъ оттелева. У насъ повзапрошлый годъ, такъ одна льдина трехъ бабъ несла. Что визгу-то было! Страсть! Спасали…

   — Ну, и эта льдина трехъ бабъ выдержитъ!

   — Надо прежде всего знать, какія бабы! Нешто у насъ такія бабы, какъ здѣсь? Здѣшнія одно слово — мразь. А у насъ баба крупная, мягкая… Нашу бабу, ежели на вѣсы прикинуть — любая семь пудовъ вытянетъ!

   Въ разговоръ вмѣшивается лакей съ шляпной кардонкой въ рукахъ и въ деньщицкой фурашкѣ.

   — Видали мы этихъ самыхъ новгородскихъ-то бабъ!— говоритъ онъ.— Много ихъ вонъ у Никольскаго рынка стоитъ. Ничего онѣ изъ себя не составляютъ.

   — Нѣтъ, это вы оставьте! Наша баба на любаго мужика выдетъ.

   — А запречъ-бы ее въ нашу работу, такъ посмотрѣлъ-бы я…

   — Вы по какой части?

   — Въ прислуженіи состоимъ.

   — У нѣмца?

   — Нѣтъ, у русскаго, только семерыхъ нѣмцевъ стоитъ. Покоя нѣтъ! Въ семь часовъ встань, вычисти три пары сапоговъ, поставь самоваръ, убери комнаты, а кормитъ щами — ложкой ударь пузырь не вскочитъ! Лошадиная работа! Вамъ голенищи выростковыя не надо-ли?

   — Нѣтъ, мы по малярной части.

   — Купца Бородулина изъ-подъ Невскаго не знаете?

   — Нѣтъ, а что?

   — Такъ, ничего. Теперича днемъ: накрой столъ, набей папиросы, заправь лампы,— смучилъ совсѣмъ!

   — Это Бородулинъ-то?

   — Нѣтъ, я про своего дьявола. Давеча послалъ на Невскій за шляпой… приду, ужъ навѣрно ругается!

   — Да и не мудрено, любезный! Давеча я къ обѣднѣ шла, ты тутъ стоялъ; теперь отъ обѣдни иду, а ты все еще стоишь,— вставляетъ свое слово какая-то старушка.

   — Вы чего вмѣшиваетесь? Вамъ-бы ужъ по вашей старости давно умирать пора!— огрызается лакей, и замѣтивъ молодую и румяную бабу въ синемъ кафтанѣ, подошедшую къ периламъ, тотчасъ подвигается къ ней.

   — Эхъ, баба-то какая важная!— цѣдитъ сквозь зубы купецъ.

   — Вамъ, умница, чего?— упираетъ руки въ боки маляръ и тоже подходитъ къ ней.— Вы не новгородскія-ли будете?

   Красивая баба обращаетъ всеобщее вниманіе. Стоящій около нея солдатъ крутитъ усъ и начинаетъ поводить бровями. Даже мальчишка изъ мясной лавки, съ корзинкой на головѣ, и тотъ, засунувъ себѣ палецъ въ ротъ, какъ-то глупо улыбается. Баба держитъ въ рукахъ записку и проситъ ее прочитать. Записку эту тотчасъ-же вырываетъ у нея лакей, вертитъ въ рукахъ, смотритъ въ нее и объявляетъ, что онъ неграмотный. Смѣхъ.

   — Давай сюда! Разберемъ,— говоритъ маляръ, беретъ записку, долго шевелитъ губами, что-то складывая про себя, и тотчасъ же отдаетъ ее обратно, прибавивъ:— По печатному-то мы ничего, а вотъ по писаному то плохо… Да вотъ купецъ разберетъ!

   Записка попадаетъ къ купцу. Тотъ прежде всего для чего-то нюхаетъ ее; потомъ оборачиваетъ, смотритъ на свѣтъ.

   — Вотъ что, чудесная!— отвѣчаетъ онъ.— Везъ очковъ-то я не очень… Были-бы очки, прочелъ… Пойдемъ со мной, по дорогѣ прочтутъ.

   — Зачѣмъ по дорогѣ?.. Вонъ мальченка прочтетъ! Паренекъ, прочти!

   — Давайте я прочту! Я всякую книгу разбираю!— раздается возгласъ.

   Но записка уже у мальчишки. Сзади заглядываютъ въ записку десятокъ головъ.

   — «У Покрова, у купцовъ, спросить Силантія»…— читаетъ онъ, но вдругъ роняетъ съ головы корзинку, разсыпавъ лежавшую въ ней говядину, какіе-то свертки, брусокъ мыла и бутылку съ масломъ. Бутылка разбивается въ дребезги.

   Дѣлается суматоха. Баба бѣжитъ. Народъ слѣдуетъ за ней. По всѣхъ сторонъ слышатся предложенія проводитъ ее-только одинъ солдатъ молчитъ и взглядываетъ на бабу.

   — Пойдемъ къ Покрову! Тамъ у меня братъ въ слесаряхъ живетъ!— зоветъ маляръ.

   — Давай я тебя доведу! Мнѣ какъ разъ до Большаго театра!— кричитъ лакей.

   — Умница! Садись въ пролетку! Я тебя къ самому мѣсту предоставлю — восклицаетъ купецъ.

   — Не слушай его! Заведетъ! Ахъ, ты старый грѣшникъ! Туда-же еще сѣдую бороду отростилъ!

   Дѣлается перебранка. Провожатые останавливаются и машутъ руками. Образуется толпа. Къ толпѣ бѣжитъ городовой. А между тѣмъ, вдали по другой сторонѣ моста статно выступаетъ красивая баба, камень раздора толпы, и самымъ уже любезнымъ образомъ разговариваетъ съ провожающимъ ее солдатомъ.