Bibra > Произведения > Все > Я на летнего Николу, а не на зимнего

Я на летнего Николу, а не на зимнего

Автор: Лейкин Николай Александрович

Скачать

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

Я НА ЛѢТНЯГО НИКОЛУ, А НЕ НА ЗИМНЯГО.

   Въ Николинъ день, 6-го Декабря, купецъ Николай Вавилинъ Треуховъ всталъ поутру очень рано и отправился къ ранней обѣднѣ.

   — Хотя я на лѣтняго Николу имянинникъ, а не на зимняго; но все-таки слѣдуетъ… говорилъ онъ полусонной женѣ, все еще нѣжившейся въ постелѣ.— Нельзя, надо свѣчку хорошую поставить. Изъ житія его видно, что онъ, голубчикъ, помогалъ торговымъ людямъ.

   — Угу,— отвѣтила съ просонокъ жена и перевернулась на другой бокъ.

   Въ церкви Николай Вазилычъ всталъ въ укромный уголокъ и молился усердно.

   — Такъ-то лучше, покрайности не на виду, думалъ онъ: — а то знакомые, которые ежели — сейчасъ съ ангеломъ поздравлять начнутъ, и объясняй имъ потомъ, что я на лѣтняго Николу имянинникъ, а не на зимняго.

   Въ церкви его, однако, замѣтилъ сторожъ.

   — Съ ангеломъ, Николай Вавилычъ, честь имѣю поздравить. Желаю счастія, радостей!— забормоталъ онъ, извиваясь около него, и сложилъ правую руку пригоршней, разсчитывая получить дань.

   — Спасибо, голубчикъ; только я на лѣтняго, а не на зимняго…

   — Виноватъ-съ, простите великодушно! Впрочемъ, все-таки: онъ вашъ ангелъ. Лѣтній и зимній тутъ не причемъ. Передъ Господомъ Богомъ всѣ имянинники равны, а вы наши прихожане.

   Пригоршня церковнаго сторожа все еще не распрямилась. Николай Вавилычъ сунулъ ему въ нее двугривенный.

   Изъ церкви Треуховъ вышелъ раньше: опять таки, чтобы не встрѣчаться съ знакомыми, но на паперти его ударилъ слегка по плечу какой-то клинъ рыжей бороды въ енотовой шубѣ.

   — Съ ангеломъ!— сказалъ онъ.

   — Да я на лѣтняго, а не на зимняго.

   — Знаемъ мы это! А лѣтомъ на зимняго, а не на лѣтняго….. Зажилить хочешь имянины! Ну, да, я не приду, Христосъ съ тобой! Мы люди маленькіе, намъ нечего къ большимъ купцамъ на имянины ходить.

   — Ей-Богу, я не имянинникъ.

   — А зачѣмъ полъ-ведра рябиновой настаивалъ? Будто мы не знаемъ, что ты подъ Щукинымъ рябину покупалъ для водки?

   — Господи! Да для домашняго обихода. Я всегда къ Рождеству настаиваю, послѣ того какъ рябину морозомъ хватитъ.

   — Смотри, чтобы самого морозомъ не хватило! Гордыню-то пособьетъ! По чужимъ имянинамъ любишь шляться! А тутъ небось — «я на лѣтняго»…

   Клинъ рыжей бороды поднялъ воротникъ шубы кибиткой, плюнулъ и зашагалъ прочь.

   У воротъ дома Треухова встрѣтилъ дворникъ, снялъ шапку и поклонился.

   — Съ ангеломъ, Николай Вавилычъ! Дай Богъ вамъ сто лѣтъ!— сказалъ онъ.

   — Я на лѣтняго, голубчикъ, а не на зимняго…

   — А какъ-же лѣтомъ вы говорили, что на зимняго? Намъ и тогда ничего не очистилось. Все-таки вашъ ангелъ.

   Купецъ со вздохомъ полѣзъ въ карманъ и далъ дворнику нятіалтынный.

   Придя домой, онъ разсказалъ про недовѣріе къ нему насчетъ имянинъ женѣ и сѣлъ чай пить.

   — А хорошо, ей-Богу хорошо, что я лѣтній, а не зимній. Вѣдь вотъ, по крайности, теперь тебя не безпокоятъ, трезвъ цѣлый день и трезвымъ ко сну отойдешь, произнесъ онъ.

   — Ну, это еще буки!— откликнулась жена.

   — Отчего буки? Къ Николаю Кузьмичу я на имянины не пойду, а просижу дома, чтобъ честно и благородно… И въ самомъ дѣлѣ: вѣдь вотъ теперь эта полуведерная бутыль съ рябиной… Она простоитъ до Рождества и настоится какъ слѣдуетъ (тутъ онъ указалъ на бутыль съ водкой, стоявшую на окнѣ). А будь-ко я сегодня имянинникъ — къ вечеру-бы утекла.

   Раздался звонокъ въ прихожей. Оказался лавочный мальчикъ отъ сосѣда по рынку. Онъ держалъ въ рукахъ крендель.

   — Ардаліонъ Михѣичъ приказали кланяться и поздравить васъ, Николай Вавилычъ, съ ангеломъ-съ! заговорилъ онъ.

   Треуховъ развелъ руками, однако взялъ крендель.

   — Да я на лѣтняго, а не на зимняго;— отвѣчалъ онъ.— Впрочемъ, благодари.

   Мальчикъ переминался съ ноги на ногу.

   — Такъ-съ. Значитъ, они ошиблись, бормоталъ онъ.— Тогда пожалуйте крендель обратно, а то они ругаться будутъ.

   Треуховъ отдалъ крендель.

   — Коммиссія съ этими имянинами!— махнулъ онъ рукой и сѣлъ опять за чай. Все ужъ это до угощенія-то очень прытки: хоть кренделемъ, да назваться. Вѣдь вотъ, будь имянинникъ, такъ, спрашивается, во что-бы это вскочило?— прибавилъ онъ.

   Прошло четверть часа. Раздался опять звонокъ.

   — Дома?— раздался возгласъ въ прихожей и въ комнату вошелъ длиннополый сюртукъ съ головой, жирно смазанной помадой.— А я шелъ мимо васъ въ лавку: «дай думаю, зайду сосѣда поздравить». Съ ангеломъ! А васъ, сударыня, съ дорогимъ имянинникомъ,— началъ онъ.

   Длиннополый сюртукъ поклонился.

   — Да я лѣтній, а не зимній Николай,— отвѣчалъ Треуховъ.

   — Ой! А не врешь?— протянулъ гость и не довѣрчиво покосился на бутыль, стоявшую на окнѣ.

   — Зачѣмъ врать? Ты знаешь я люблю, когда ко мнѣ въ имянины…

   — Такъ, такъ… значитъ на лѣтняго Николу? А зачѣмъ-же полуведерную-то рябиной настоялъ?

   — Просто къ празднику. Въ семействѣ, самъ знаешь, живо разойдется.

   — Плохо вѣрится что-то. А ну-ко побожись, что не имянинникъ.

   — Ей Богу не имянинникъ. Я на лѣтняго Николу, а не на зимняго.

   — А ну-ко перекрестись.

   — Господи изъ-за такихъ пустяковъ да креститься. Изволь.

   Треуховъ перекрестился. Гость переминался.

   — Скажи на милость, а мнѣ помнится, что ты третьяго года на зимняго Николу былъ имянинникъ, цѣдилъ онъ сквозь зубы.— А я, признаться, съ той мыслію я шелъ, что, молъ, зайду, поздравлю и рюмку водки выпью. Извини коли такъ, прощай!

   — Въ чемъ тутъ извинять, помилуй, ободрялъ гостя хозяинъ.— Садись! Водки-то и такъ можно выпить. Не хотѣлъ я признаться, сегодня, ну да одну, ничего, можно. Матрена Кузьминишна, подай-ко сюда графинчикъ да селедочку, обратился онъ къ женѣ.

   — Ты братъ, прости. Ей Богу мнѣ совѣстно, извинялся гость и сѣлъ.

   — Ну! вотъ! Полно церемониться! Что тутъ! Выпьешь одну, да и ступай, потому я сегодня хочу честно и благообразно..

   Выпили, закусили. Подошли къ полуведерной и стали ее разсматривать на свѣтъ; даже заспорили, настоялась-ли водка — Да вѣдь можно попробовать, предложилъ гость. Отъ двухъ-то рюмокъ не велика будетъ убыль.

   — Конечно, не велика, только пей ты одинъ, а я не буду.. Хочется, какъ подобаетъ, себя соблюсти, а то натощакъ-то!..

   — Зачѣмъ на тощакъ? А ты поѣшь. Вотъ и не будетъ натощакъ, возразилъ гость.

   — А и то дѣло, согласился хозяинъ. Да и ѣсть, признаться, захотѣлось. Былъ у ранней обѣдни, простоялся, прошелся, Матрена Кузьминишна, тамъ у насъ окорокъ ветчины есть, такъ вели-ко подать сюда на столъ!— крикнулъ онъ женѣ.

   Откупорили бутыль, попробовали рябиновую. Хозяину показалось, что водка масломъ деревяннымъ пахнетъ.

   — Что ты, что ты! Самый чистый вкусъ!— замахалъ руками гость. Это тебѣ съ первой-то такъ показалось.

   — Не попалась-ли бутыль изъ-подъ деревяннаго масла? продолжалъ хозяинъ и налилъ еще по рюмкѣ. Съ ветчиной-то оно ничего, прибавилъ онъ.

   Опять выпили и согласились, что ничѣмъ не пахнетъ.

   — А хороша вещь, пояснялъ раскраснѣвшійся слегка хозяинъ и ударялъ ладонью по бутыли. Главное отъ живота хорошо.

   Еще звонокъ. Еще гость.

   — Съ ангеломъ!

   — Да я на лѣтняго Николу, а не на зимняго.

   — Шутникъ тоже! Матрена Кузьминишна съ имянинникомъ!. Желаю вамъ его покрѣпче въ рукахъ держать.

   — Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, я 9-го Мая бываю имянинникъ.

   — Толкуй тутъ! А полуведерная-то зачѣмъ? А окорокъ ветчины?.. Вишь какой скрытный! Вчера въ трактирѣ видѣлись и не сказалъ, что имянинникъ. Хорошо, что я самъ догадался. Ну-ко, надо мокренькимъ поздравить.

   — Вы, господа, пейте, а я не буду, отказывался хозяинъ, потому рѣшилъ, чтобы сегодня честь-честью и въ порядкѣ… И то на Варваринъ день, третьяго дня, яко еле можаху… Вчера насилу въ банѣ отпарился.

   — Такъ мы и станемъ безъ имянинника пить! Дожидайся!— крикнулъ новопришедшій гость. Соси!

   Хозяинъ не сталъ и разувѣрять больше на счетъ имянинъ и только отказывался насчетъ водки.

   — Да что ты жены боишься что ли?— дразнили его гости. Ахъ ты! А еще хвастался, что она у тебя по стрункѣ ходитъ. Сади.

   Дабы показать, что жена дѣйствительно по стрункѣ ходитъ, хозяинъ выпилъ, и вдругъ ни съ того, ни съ сего нашелъ, что рябиновая керосиномъ пахнетъ. Гости отрицали. Нужно было попробовать. Налили еще, и еще выпили.

   — Ей ей, керосиномъ, господа! развелъ руками уже полупьяный хозяинъ.

   — Просто рюмка тебѣ керосиновая попалась! Вели подать другую.

   Подали другую. Опять налили.

   — Теперь не пахнетъ. Дѣйствительно, вѣрно въ рюмкѣ что-нибудь было.

   — Парильщики изъ Туликовыхъ бань пришли!— доложила кухарка. Съ ангеломъ васъ поздравляютъ.

   — Скажи, что я на лѣтняго Николу, а не на зимняго! Дура, развѣ не знаешь? крикнулъ хозяинъ, но въ прихожей уже виднѣлись бороды и тулупы и заглядывали въ комнату.

   — Намъ, Николай Вавилычъ, все равно, мы васъ и такъ почитаемъ, бормотали они. А только сами посудите, какъ-же своего баннаго гостя не поздравить. Сами-бы обижаться начали.

   — Да я лѣтомъ имянинникъ бываю.

   — И, батюшка! У Бога всѣ имянинники равны! Ну, ошибка, ну, простите, а только холодно, далеко шли… Намъ вашихъ денегъ не надо, а вотъ по стаканчику…

   Хозяинъ почесалъ затылокъ.

   — Ну, войдите!— сказалъ онъ. Матрена Кузьминишна, дай сюда стаканъ! Что имъ рюмка. И мараться, не стоитъ.

   Подали стаканъ. Парильщики не хотѣли пить безъ хозяина. Выпилъ онъ и осатанѣлъ! Начались разспросы, какой купецъ любитъ, чтобъ его «въ поясахъ протирали», какой больше «насчетъ спины», кто до «пару лихъ», кого «въ три вѣника жарятъ». Парильщики отвѣчали на вопросы. Хозяинъ смѣялся.

   — Жгите, ребята! По второму стаканчику!— крикнулъ онъ и выпилъ вмѣстѣ.

   За вторымъ стаканомъ слѣдовалъ третій. Къ двѣнадцати часамъ дня хозяинъ былъ уже совсѣмъ пьянъ, сидѣлъ около окорока ветчины и икалъ. Гости ушли, ушли и парильщики, Вошла жена.

   — Ахъ ты, Іуда, Іуда клятвопреступникъ!— покачала она головой. А хотѣлъ честно, благородно! Гдѣ рябиновая-то, что къ празднику припасалъ?

   — Молчи, дура! Я на лѣтняго Николу, а не на зимняго, бормоталъ онъ. Брысь!