Спутники Чехова.Под ред. В. Б. Катаева. М., Изд-во Моск. ун-та, 1982.
OCR Бычков М. Н.
Мелочная лавочка, как она быть должна, с ее обычной, всем известной обстановкой. За стойкой рыжебородый приказчик в серебряной часовой цепочке через шею и несколько подручных мальчишек в тулупах. Идет «отпущение» товаров. На деревянном ларе около выручки сидит лакей с папироской в зубах. В одном углу сморщенная старушонка в капоре и полинялом салопе тыкает пальцем в кадушку с маслом и лижет его, пробуя масло; в другом — мастеровой в тиковом халате и с ремешком на голове покупает вареную треску. Входит кухарка, озирается по сторонам и грызет подсолнухи.
— Отпустите полсальной свечки,— говорит она.
— Хорошо, извольте-с,— отвечает приказчик.— Куда вам такая большая партия этого самого товара потребовалась? — спрашивает он.— Петли у дверей смазывать, что ли?
— Нет, нос у хозяйки. Такое повреждение получила, что ужасти подобно! Даже хрящ с места сдвинул; ну а она сегодня вечером на именины сбирается, так думает, нельзя ли салом смазать, чтобы уж не очень были царапины-то заметны.
— От «самого»?
— Конечно, от мужа. Нешто посторонний человек станет женщину бить?
— Видно, вчера опять Карс брал? — допытывается приказчик.
— Не вчера, а сегодня. Вчера он в Киев на богомолье отправился, а сегодня по утру и избил ее.
— То есть как это: вчера на богомолье, а сегодня избил? Нешто с дороги можно? Ведь она дома.
— И она дома, и он дома. У нас нешто на богомолье ходят как у людей? У нас иначе, у нас дома ходят в Киев по комнатам.
Приказчик выражает полнейшее недоумение. К разговору начинают прислушиваться лакей и остальные покупатели.
— Была это у него, значит, в лавке неугасимая обещальная лампадка,— продолжает кухарка,— ну, он и совершил великий грех забыл ее затеплить, а теперь и кается. «На мне, говорит, родительская анафема сидит, так надо ее снять добродетелью» Вот теперь и снимает: узнал, сколько верст отсюда до Киева, да и отмеривает их, по горнице ходя. Дойдет до тысячи шагов и отметит их по костяшкам на счетах. Тут уж у него в гостиной на столе и счеты лавочные лежат. «Петербург, говорит, мне оставить нельзя, потому приказчики без меня лавку разворуют, а здесь я по десяти верст в день киевского богомолья отмериваю, значит сподвижничаю, да к тому же и лавку свою соблюдаю и людей в воровской грех не ввожу».
— Мудрено что-то! — разводит руками приказчик.
— Да уж так мудрено, что мы с диву- дивуемся, да поди ж ты говори с ним,— отвечает кухарка. — И в это время как только ему что поперек скажешь, сейчас он четки в сторону и за полено хватается. Вчера десять верст отмерил, а сегодня на пятой версте жена ему поперечила, он и давай ее таскать.
— Истинно премудрость! И слыхом не слыхали про такое хождение. Так как же он ее избил-то? Ведь странным есть предписано в кротости себя соблюдать? — снова задает вопрос приказчик.
— Известно, пьяный. А пьянству что?..
— Как, и пьет?
— Не то чтоб в лежку пил, а крепко зашибает, хотя и на ногах тверд. «В дороге, говорит, и монашествующим есть разрешение вина для подкрепления сил».
— Ай да сподвижник! — восклицает кто-то.
— Теперича ходит, ходит по комнатам, устанет и сделает привал. А привал в спальне, и тут у него водка поставлена. Да уж очень зачастил что-то сегодня приваливать-то — ну и вышла карусель: потому с утра, и главное он постится, не токма что рыбы, а даже с маслом и горячей пищи не вкушает. Известно, от этого он отощавши, ну на него и действует.
— Горячей пищи не вкушает, а водку трескает. Ай да странник! — дивится приказчик.
— Водка,— говорит,— постная, хлебная, она из ржаных зерен гонится.
— Чудно! Когда же он таким порядком дойдет до Киева?
— К рождеству дойдет. Пудовую свечку поставит,— поясняет кухарка. — Да еще что: по дороге хочет в Новгород свернуть. В Новгороде-то, по нашему расчету, он в будущую среду будет. Давай, Митрич, скорей сальную-то свечку, — обращается к приказчику кухарка.— Мы без него и помажемся. Он теперь в лавку уехал, там воюет.
— Сейчас, сейчас, только уж ты попроси у него, чтоб он мне из Киева ладонку привез.
— Привезет, как же… Держи карман! Нет он теперь алчнее Кащея бессмертного. Стала я вчера ему постель в столовой из сена стлать. Ну, у нас своего сена нет, я и купила у полковницкого кучера, так зачем на пятиалтынный купила, а не на пятачок. Ругательски изругал.
— Значит он у вас уж и спит по-походному?
— Совсем по-походному, как, значит, странники в пути. Даже и камни под сено подкладывает, ну, а под голову котомку. Ведь он с котомкой за плечами у нас по горницам-то шагает… И палка у него в руках дорожная.
— Ну, на камнях-то ему после двухспального пуховика небольно мягко спать… Поди ворочается, ворочается, — замечает сидящий около выручки лакей.
— Куда! Как в воду опущенный спал. Ведь пьяному-то все равно: он так и на каменной мостовой выспится, а тут все-таки сено. Так вчера всю ночь насвистывал и храпел, что на меня даже ужас напал. Думала, уж не домовые ли на чердаке возятся.
— Пожалуйте полсальной свечечки. Желаю вашей хозяйке от повреждений исправиться,— говорит приказчик, подавая кухарке сверток.— Вот, брат, Алексей Филатыч, дела-то какие бывают,— обращается он к лакею.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые — «Петербургская газета», 1877, No 214; подзаголовок «Сцена»; подпись: Лкн. Печатается по тексту сб. «Шуты гороховые».
…опять Карс брал? — Длительная осада и штурм крепости Карс во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов Широко освещались в газетах и были темой общих разговоров.
Скачать