От Петербурга до Колпина

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ОТЪ ПЕТЕРБУРГА ДО КОЛПИНА.

   Въ вагонъ третьяго класса, стоявшій на петербургской станціи Николаевской желѣзной дороги, загнали уже народъ. Тѣсно, душно, пахнетъ тулупомъ, сапогами; какою-то затхлою сыростью. Пассажиры самые разношерстные. Кого только тутъ нѣтъ. Монахъ съ сборной книжкой, мужики съ пилами въ чехлахъ, пьяный мастеровой въ синемъ кафтанѣ съ наваченнымъ задомъ и съ гармоніей въ рукахъ, баба съ груднымъ ребенкомъ, солдатъ, стриженая дѣвушка въ очкахъ и клеенчатой шляпѣ, и околоточный и пр. и пр. Ждутъ третьяго звонка. На одной изъ скамеекъ у окна пріютился молодой человѣкъ съ русой бородкой, въ конфедераткѣ, въ нарядной коротенькой дубленкѣ и въ высокихъ сапогахъ. Какъ разъ противъ него сидитъ чуйка съ клинистой бородкой. Шея его обвязана гаруснымъ шарфомъ и согнута на бокъ. По временамъ онъ держится за нее и стонетъ. Молодой человѣкъ въ дубленкѣ смотритъ на него въ упоръ.

   — Нездоровы?— спрашиваетъ онъ — Даже ужасти!— отвѣчаетъ чуйка.— Теперича шею вотъ въ этомъ самомъ хомутномъ мѣстѣ словно кто тюрпугомъ… Такъ и винтитъ. И въ голову какъ-бы кто полѣномъ… Распрямиться не могу. Ой!..

   — Это у васъ ревматизмъ.

   — Неумытый его знаетъ, что такое, а только деретъ. Справляли мы тутъ престолъ у земляковъ, ну, я и залегъ хмѣльной на окно спать; проснулся — страсти подобно. Охъ!

   — Надуло сильно. Надо холодомъ лѣчиться, льдомъ, снѣгомъ. Со мной на охотѣ тоже нѣсколько разъ бывало. Ночуешь какъ попало, ну, и схватишь ломоту,— разсказываетъ молодой человѣкъ. Да вотъ что,— прибавляетъ онъ:— возьмите сейчасъ мѣдный пятакъ, положите его къ холодному стеклу и какъ онъ сдѣлается холодный — прикладывайте къ больному мѣсту.

   — Поможетъ?

   — Сейчасъ облегченіе получите.

   Чуйка разматываетъ шарфъ, беретъ пятакъ, и нахолодивъ его на мерзломъ стеклѣ, прикладываетъ къ шеѣ. Молодой человѣкъ достаетъ книгу и начинаетъ читать. Прошло минуты двѣ.

   — Баринъ, господинъ,— говоритъ чуйка.— А, вѣдь, ломота-то прошла и по головѣ не бьетъ, и шея распрямляется! Во!

   — Ну, и отлично. Я по опыту…— отвѣчаетъ тотъ.

   — И какъ чудесно! Просто какъ рукой сняло!— продолжаетъ чуйка.— Ну, теперь и водочки дербалызнуть можно, а то, вѣрите-ли, и не тянетъ къ ней.

   Онъ достаетъ полштофъ изъ кармана, булькаетъ черезъ горлышко добрую порцію, и вставъ съ мѣста, начинаетъ ходить по вагону. Третій звонокъ. Поѣздъ трогается.

   Молодой человѣкъ продолжаетъ читать. А чуйка, слегка захмѣлѣвъ, разсказываетъ всѣмъ и каждому о своемъ избавленіи.

   — Докторъ, настоящій докторъ… И главное дѣло простой, примѣтами лѣчитъ! Въ одинъ мигъ!— доносятся до ушей молодаго человѣка возгласы чуйки.

   На него указываютъ пальцами. Мало-по-малу онъ дѣлается героемъ вагона. Къ нему подсаживается баба съ ребенкомъ.

   — Прости, родименькій. На, вотъ, бараночекъ связочку прежде всего,— говоритъ она.— Дитя у меня животомъ мается. Теперича какъ вдаритъ, инда взвизгнетъ, посинѣетъ весь и давай ревѣть…

   — Я, матушка, не докторъ, я не лѣчу,— въ недоумѣніи отвѣчаетъ молодой человѣкъ.— Возьми свои баранки.

   — А сосѣда-то сей-часъ вылѣчилъ. Помоги и намъ. Пробовала я и медомъ его передъ печкой мазать…

   — Сосѣду я такъ, къ слову… Общеизвѣстное средство…

   — Ну, и намъ къ слову это средство. Ребенокъ махонькій, долго-ли до грѣха? На вотъ еще двугривенничекъ.

   — Повторяю тебѣ, что я не лѣчу. Оставь меня, дай читать.

   Баба со вздохомъ поднимается съ мѣста.

   — Ну, что? Не принялъ?— встрѣчаетъ ее вопросомъ мастеровой съ гармоніей.— А все отъ того, что питерской снаровки не знаешь… А меня вотъ сейчасъ приметъ.

   — Ваше высокоблагородіе, будьте къ мастеровому человѣку въ благосклонномъ благоутробіи,— говоритъ онъ, подсаживаясь къ молодому человѣку.— У меня вотъ въ поясахъ ной происходитъ. Теперича, какъ вотъ одинъ глазъ прищурю и понатужусь — хуже, даже подчасъ смерти подобно… Только виномъ и спасаюсь. Но, помилуйте — раззоренье. Иной день на полштофъ не выработаешь… Явите божескую милость… Пользовалъ меня тутъ одинъ коновалъ лошадиной пѣной съ кирпичемъ…

   — Голубчикъ, я не докторъ, я не лѣчу,— отрывается отъ чтенія молодой человѣкъ.

   Мастеровой грозитъ ему пальцемъ.

   — Врешь, баринъ! Лѣчишь! А только ты свое благоутробіе на бѣднаго человѣка не хочешь показать.

   — Оставь меня, мой милый, дай мнѣ почитать. Иди и садись на свое мѣсто.

   — Что-жъ, я пойду,— обидчиво произноситъ мастеровой и встаетъ.— А только я къ тебѣ лаской, а ты брыкаешься. Погоди и самого скрючитъ. Вѣдь знахари-то сами себя лѣчить не могутъ.

   — Что взялъ?— дразнятъ садящагося на свое мѣсто мастероваго.— Протурили?

   — И вовсе не протурили! А просто я его уважать не хотѣлъ.

   Проходитъ минутъ пять. Противъ молодаго человѣка садится жирный купецъ въ енотовой шубѣ и начинаетъ тяжело вздыхать. Потомъ дышетъ на стекло вагона и выводитъ на немъ пальцемъ вавилоны, а самъ косится на молодаго человѣка.

   — Сна нѣтъ у меня,— произноситъ онъ, наконецъ, обращаясь къ нему.— Потомъ пужаюсь всего. Какъ заведу глаза — сейчасъ либо черти, либо вѣдьмы съ зелеными хвостами, а то такъ, просто, голыя мертвыя тѣла по горницѣ носятся и холодъ отъ нихъ.

   Молодой человѣкъ поднимаетъ голову отъ книги и улыбается.

   — Да мнѣ-то что-же, наконецъ, за дѣло?— восклицаетъ онъ.

   — Какъ что? Да вѣдь вы докторъ? Простыми средствами лѣчите.

   — Такой-же докторъ, какъ и вы сами…

   Купецъ задумывается.

   — Послушайте, господинъ: мы и зелененькую дать въ состояніи, ежели вы простыми средствами… У насъ домъ на Обводной канавѣ.

   — Оставьте вы меня въ покоѣ!

   — И записку насчетъ жильной крови дать не можете?

   — Уйдите пожалуйста.

   Купецъ поднимается съ мѣста.

   — И купца прогналъ,— толкуютъ въ вагонѣ.

   Черезъ десять минутъ передъ молодымъ человѣкомъ садится монахъ и начинаетъ разуваться.

   — Аще странному человѣку поможешь…— начинаетъ онъ.

   — Вамъ что?

   — Рана вотъ у меня, ваше боголюбіе, на ногѣ…

   — Это истинное наказаніе! оставьте меня въ покоѣ! Я не лѣчу! Я не докторъ! И дернуло меня!

   Еще черезъ нѣсколько минутъ на мѣстѣ монаха сидитъ уже женщина въ ковровомъ платкѣ на головѣ.

   — А заочно вы, господинъ докторъ, лѣчите? Мужъ у меня на прошлой недѣлѣ сверзился съ лѣстницы… Аккуратъ въ Михайловъ день. Съ имянинъ отъ кума хмѣльной шелъ!

   — Боже мой! Боже мой!— чуть не скрежещетъ зубами молодой человѣкъ.— Послушайте, долго вы всѣ здѣсь будете меня мучить?

   Глаза его сверкнули.

   — Уйду, уйду! Простите!.. Я думала, что для женскаго пола…— бормочетъ испугавшаяся женщина и отскакиваетъ прочь, но на ея мѣсто сейчасъ-же садится околоточный.

   — Билетъ отъ медицинскаго департамента на дозволеніе заниматься медицинской практикой имѣете?— прямо и безъ обиняковъ, спрашиваетъ онъ.

   — Ничего я не имѣю. Послушайте, вы неглупый человѣкъ…

   — А какъ-же сейчасъ тутъ пассажира вылѣчили? Знаете-ли, что по силѣ статьи…

   Раздается свистокъ. Поѣздъ останавливается. «Станція Колпино!» — возглашаетъ кондукторъ. Молодой человѣкъ хватаетъ свой багажъ и бѣжитъ въ другой вагонъ.

   — Баринъ! Господинъ! Господинъ докторъ!— кричатъ ему въ слѣдъ, но онъ не оборачивается.