Жаба

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ЖАБА.

   Вечеръ. За воротами одной изъ дачъ Лѣснаго сидитъ кучеръ съ окладистой бородой и куритъ махорочную папиросу, свернутую изъ трефоваго валета. Мимо по аллеѣ проходятъ двѣ горничныя съ вѣтками сирени въ рукахъ. Кучеръ скашиваетъ глаза и произноситъ:

   — Эхъ, кругленькія! Таперича ежели отдать за васъ все серебро и всѣ мѣдныя, такъ и то мало будетъ!

   — Пожалуйста безъ комплементовъ, отвѣчаютъ горничныя.

   — Тѣльце нагуливаете, миндальныя?— задаетъ онъ вопросъ.

   — Да, гуляемъ, только вотъ комары одолѣли.

   — Нѣжное на нѣжное и садится — порядокъ извѣстный! Милости прошу къ нашему шалашу!

   Горничныя садятся рядомъ съ нимъ на скамейку.

   — Что это у васъ, махорка? Фу, какую вы гадость курите! Курили-бы лучше цигарки,— говорятъ онѣ и морщатся.

   — Цигарки только першатъ, а махорка грудь отъ дряни очищаетъ.

   — А въ васъ нешто много дряни?

   — Какъ и во всякомъ человѣкѣ достаточно. Во мнѣ разъ даже жаба сидѣла.

   — Фу, какіе страшные куплеты вы про себя разсказываете! Даже слушать непріятно. Что-жъ вы испорчены были?

   — Нѣтъ, не испорченъ, а надо полагать лягушку невзначай проглотилъ, ну жаба и завелась внутри. Я въ больницѣ лежалъ. Лѣкаря смотрѣли, смотрѣли да и говорятъ: «у тебя, другъ любезный, жаба». А можно, я говорю, ее, ваше благородіе, согнать? «Попробуемъ», говорятъ. Да вмѣсто того, чтобы согнать-то, взяли ее да внутро и вогнали. Сначала она мнѣ горло душила, ну а потомъ внутро…

   — Ай, страсти какія!— всплескиваютъ руками горничныя.— Ну, и какъ-же вы?

   — Выписался я въ тѣ поры изъ больницы и такъ пить сталъ, что даже не удержимо… То-есть не я, а эта самая жаба, потому она внутри сидитъ и винища проситъ. Допрежь того я отъ махонькаго стаканчика морщился, а тутъ только подавай. По штофу въ день цѣдилъ.

   — Что-же, она пищала тамъ?

   — Нѣтъ, не пищала, а какъ-бы гоготаніе какое-то слышно было, а потомъ сосетъ подъ сердцемъ. Просто мочи нѣтъ! А какъ зальешь ее виномъ — и ничего. На мѣстахъ меня перестали держать. Въ одинъ годъ по шести мѣстамъ толкался. Купецъ Ахлебовъ даже къ запойному доктору меня возилъ, двѣ красненькіе ему пожертвовалъ — ничего не помогло; еще хуже пить сталъ, да простой мужичекъ, скорнякъ, меня за старыя голенищи выпользовалъ.

   — Что-же, эта самая жаба наружу вышла?— задаютъ вопросы горничныя.

   — Вылѣзла, подлая, но только во снѣ. Скорнякъ мнѣ и слѣдъ ейный на полу показывалъ. И какъ, дѣвушки, она меня только оставила, сейчасъ я и пить пересталъ, сходилъ въ баню и покончилъ. И съ той поры — ни-ни. Пивкомъ балуюсь, а насчетъ вина — Боже избави! заканчиваетъ кучеръ.

   Горничныя сидятъ молча и болтаютъ ногами.

   — А вы намъ лучше взамѣнъ жабы, что-нибудь про любовь разскажите!— кокетливо замѣчаетъ горничная.

   За ворота выходитъ молодой лакей.

   — Терентій! Ты это что здѣсь проклажаешься?— говоритъ онъ.— Иди закладывать. Самъ ѣхать надумалъ.

   — Врешь?!

   — Вотъ тѣ ель бокомъ. Лопни глаза у пня. Что мнешься-то? Иди.

   — Экъ его чортъ въ эту пору!.. Вотъ лѣшій-то!— ругается кучеръ.

   Лакей разражается хохотомъ.

   — Что? Испугался? Сиди, сиди, пѣтушья твоя голова! Это я такъ, пошутилъ на счетъ барина. Давай-ко лучше женское сословіе забавлять!

   Подымается визгъ. На балконъ выходитъ баринъ въ халатѣ.

   — Терентій! Никаноръ! Вы это чего развозились? Тише!— кричитъ онъ.

   За воротами все умолкаетъ.