В жаркие дни

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ВЪ ЖАРКІЕ ДНИ.

   Полдень. Жара несносная. 25 градусовъ въ тѣни. На улицахъ купеческаго Лѣснаго не видать ни одной дачной души: мужская половина уѣхала въ городъ, женская въ распашныхъ капотахъ и блузахъ изнываетъ, сидя на завѣшенныхъ полотномъ балконахъ и террасахъ, и отпивается чаемъ, квасомъ и молокомъ. Только разносчики, изнемогая подъ ношами, выкрикиваютъ на всѣ лады названіе товаровъ. Тутъ и тверскія бабы съ селедками, нитками и коленкоромъ, ярославскіе мужики со «щетками половыми и грабельками дѣтскими», «братья славяне» съ жестяной посудой, навязчивыя нѣмки съ деревянными метелками и искусственными цвѣтами, жиды, предлагающіе лудить кострюли и самовары, чухны съ масломъ и угольемъ, греки съ губками, татары съ халатами и въ довершеніе всего итальянцы съ шарманками, надоѣдающіе «прелестными звуками Травіаты» и вымогающіе пятаки и гривенники.

   — Фу, какая жара! Даже до одури! А тутъ еще эта шарманка несносная!— говоритъ, тяжело дыша, раскраснѣвшаяся купчиха — Машенька! Кинь ты этому тальянцу что-нибудь, а то онъ до вечера не отстанетъ,— говоритъ она дочери.— О, Господи! Вотъ уже который день ничего не ѣмъ, а только пью. Даже трехкопѣечной булочки не могла за чаемъ съѣсть. Глазами-бы, кажись, не вѣсть что съѣла, а въ нутро нейдетъ. Такая жалость! А вчера это наварили лососины, испекли пирогъ съ зеленымъ лукомъ, циплятъ зажарили. Да такъ все и осталось. Раковъ что-ли купить? Авось, хоть ихъ поѣшь. Кисленькаго-бы чего-нибудь, маринованнаго… Аннушка, не придумаешь-ли ты чего-бы теперь съѣсть?— задаетъ она вопросъ старшей дочери.

   — Ахъ, маменька, оставьте! И безъ васъ жарко! Какая теперь ѣда! Теперь спать надо въ эдакую жару. Ужъ коли вонъ даже интересный романъ читать не можешь — отвѣчаетъ дочка.

   — Спать… День спишь, ночь спишь, можно и до сумасшествія доспаться. Вотъ покупаться-бы хорошо, да вѣдь идти надо, а какъ тутъ пойдешь, коли къ тебѣ все прилипаетъ?

   — Ну и выходитъ, что надо ночью гулять, а у насъ въ десять часовъ вечера калитки на запорѣ и собаки на дворѣ спущены!

   — Ночь! Да кто-же это изъ хорошихъ купеческихъ домовъ по ночамъ гуляетъ?. Кто тебя за себя возьметъ послѣ этого? Ты совсѣмъ дура, ангелъ мой.

   — Молчите ужъ лучше. Вы умны очень.

   Пауза и вздохи.

   — Анета! Придумай что-бы такое къ обѣду…— снова начинаетъ мать.

   — Ахъ, какъ вы мнѣ надоѣли, маменька!

   — Смотри-ка, вонъ разносчикъ англійское печенье продаетъ. Крикни его! Хоть съ чайкомъ позоблить…

   — Мнѣ лѣнь, крикните сами.

   — Да видишь, у меня даже языкъ отъ жары плохо ворочается. Ну, неужто ты этихъ пустяковъ для матери не хочешь сдѣлать?

   — Мнѣ тоже жарко. Велите Прасковьѣ горничной крикнуть.

   — Ну, позови Прасковью.

   — Не могу, маменька. Я и такъ вся раскисла. Позовите сами.

   — Ну, ладно. Это я тебѣ припомню! Попросишь чего-нибудь и ты! Увидишь, какой афронтъ отъ меня получишь,— упрекаетъ мать.— Дѣлать нечего; я сама крикну. Прасковья! Прасковья!— кричитъ она.

   Дрябло и глухо звучитъ ея голосъ и походитъ какъ-бы на стонъ. Прибѣгаетъ горничная Прасковья.

   — Чего вамъ?

   — Позови разносчика съ англійскимъ печеньемъ.

   — Да гдѣ же онъ?

   — Сейчасъ тутъ былъ у калитки. Выбѣги-ка на улицу, да посмотри.

   А коли у калитки былъ, такъ отчего-жъ вы сами-то не крикнули?

   — Да намъ лѣнь. Видишь жара какая.

   Горничная бѣжитъ на улицу и черезъ нѣсколько времени возвращается.

   — Никакого разносчика тамъ и нѣтъ,— говоритъ она.— Вѣрно ушелъ.

   — Ну, вотъ и прозѣвали! А все черезъ васъ маменька!— замѣчаетъ дочь.— Я-бы и сама печенья-то погрызла.

   — Такъ отчего-жъ ты не крикнула его?

   — А отчего вы не крикнули?

   Начинается перебранка.