На святках

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

НА СВЯТКАХЪ.

   Вечеръ въ купеческомъ домѣ. Звали «на чашку чаю». Въ углу неизбѣжный столъ съ закуской и съ выпивкой. Мужчины играютъ въ стуколку. Дамы изнываютъ въ гостинной на диванѣ, перебираютъ очередныхъ жениховъ и невѣстъ, коимъ пора принять «жизнь настоящую», щупаютъ другъ на дружкѣ платья и справляются о цѣнѣ матеріи. По временамъ идетъ дружная зѣвота. Дѣвицы, взявши другъ друга за руки, ходятъ по залѣ.

   — Ахъ! Боже мой, хоть-бы потанцовать, что-ли?— говоритъ одна изъ нихъ.— Машенька, вѣдь вы играете польку трамблянъ… Сыграйте намъ на фортепьянѣ, а мы потанцуемъ,— говоритъ одна изъ нихъ.

   — Душечка, я безъ нотъ не могу. Я только первое колѣно и помню, а потомъ сейчасъ на «ѣхалъ казакъ за Дунай» сбиваюсь.

   — У насъ и ноты есть для гостей. Папенька цѣлый ворогъ принесъ передъ праздникомъ. У нихъ въ трактирѣ какой-то пьяный музыкантъ забылъ.

   — Нельзя по этимъ нотамъ на фортепьянахъ играть, потому онѣ для трубы и контрабаса написаны.

   — Ну, вотъ, будто не все равно. Просто вы изъ обиды… потому вамъ самимъ танцовать хочется.

   У мужчинъ совсѣмъ другой разговоръ. Слышатся восклицанія: «супротивъ крестей ни одна христіанская душа не покусится! Ну-ко матушкѣ попадьѣ почтеніе!» Играющій выходитъ съ трефовой дамы. «Самъ попъ и попадью закону учитъ» — откликается другой и покрываетъ даму королемъ. «Браво, браво! Икрянаго купца на шесть зелененькихъ распотрошили!» — радостно гогочетъ весь столъ.

   Раздается звонокъ. Изъ прихожей прибѣгаетъ кухарка.

   — Ряженые, ряженые пріѣхали!— кричитъ она.— Пущать, что ли? Спросите хозяина.

   — Пущай! Пусть попляшутъ! Только главное серебряныя ложки берегите!— откликается изъ-за карточнаго стола хозяинъ.

   Дѣвицы начинаютъ обдергивать другъ на дружкѣ платья. Изъ гостинной, переваливаясь, какъ утки, съ ноги на ногу, выходятъ дамы. Входятъ ряженые. Одинъ во фракѣ, на которомъ нашиты бѣлыя заплаты, и въ мятой шляпѣ и въ дурацкой маскѣ съ краснымъ ракомъ на носу, другой въ халатѣ и чалмѣ, свитой изъ полотенецъ — очевидно изображаетъ турку. У него усы и борода изъ енотоваго мѣха. Третій ряженный въ красной фуфайкѣ, въ скунсовой шапкѣ, съ кухоннымъ ножомъ за поясомъ. Лицо его вымазано сажей и давленой клюквой. Онъ поперемѣнно подходитъ то къ одной дѣвицѣ, то къ другой и рычитъ на нихъ. Тѣ пятятся.

   — Послушайте, вы чорта изображаете, что-ли?— спрашиваетъ его одна изъ дѣвицъ побойчеѣ.

   — Я доброволецъ, изъ Доброволіи пріѣхалъ и плѣннаго турку съ собой господамъ купцамъ на потѣху привезъ!— кричитъ онъ.— Эй, турка! Изобрази, какъ вы подъ лафетами отъ страха лежали.

   Турокъ лѣзетъ подъ диванъ. Купцы встаютъ изъ за картъ и выходятъ въ залу.

   — Гдѣ турка, гдѣ?— спрашиваютъ они.— Давай-ка мы на его чалмѣ силу пробовать будемъ. Гдѣ онъ?

   — Подъ диваномъ, ваше степенство. Теперь его оттедева только водочнымъ поднесеніемъ и выманить можно. Прикажите ряженымъ вавилонскаго столпотворенія по стаканчику насыпать.

   — Мавра! Поднеси ряженымъ! Поднеси!— командуетъ хозяинъ.

   Приносятъ водку. Доброволецъ изъ Доброволіи пьетъ свою рюмку, а другой стаканъ ставитъ на полъ. Турокъ вылѣзаетъ изъ-подъ дивана, беретъ рюмку зубами и безъ помощи рукъ выпиваеть ее. Купцы приходятъ въ восторгъ и апплодируютъ.

   — Ай да турка! Вотъ такъ собака! Ловко!— раздаются восклицанія.

   — Ему ваше степенство, по ихъ мухоѣданскому закону только въ такомъ способѣ пить и дозволяется. А такъ, чтобъ въ руки взять — препона. У нихъ вѣра строгая, такъ они для себя въ ней размягченіе придумали. Поднесите, ваше степенство, ему букивротъ съ ветчиной, а онъ сейчасъ и въ обморокъ упадетъ, потому они даже свинячьяго запаха боятся.

   Туркѣ подносятъ кусокъ ветчины. Онъ взвизгиваетъ, падаетъ на спину и начинаетъ дрыгать ногами. У мужчинъ хохотъ. Дѣвицы отворачиваются.

   — Фу! мерзость какая!— говорятъ онѣ.— Мы думали, что это настоящіе кавалеры, а это просто сосѣдскіе приказчики изъ лабаза. И даже безъ всякаго образованія себя держутъ. Нешто можно при дѣвицахъ кверху ноги поднимать!

   — Мерзость! Надо вотъ папенькѣ сказать, чтобъ онъ ихъ по-шеямъ спровадилъ,— говоритъ хозяйская дочка.— Это, душечки, даже и не изъ лабаза, а наши собственные молодцы. Вотъ этотъ турокъ нашъ приказчикъ Иванъ. Когда онъ ноги изъ-подъ халата выставилъ, я его сейчасъ по брюкамъ узнала.

   — Ахъ Боже мой! Да какъ-же у васъ дозволяютъ приказчикамъ противъ хозяевъ маскарадную интригу дѣлать!— слышится ропотъ.— Ну, нарядись они шпанцами, рыцарями или Гамлетами — это другое дѣло, а то вдругъ эдакая мерзость!

   — Папенька! Папенька!

   Дочка подходитъ и шепчетъ что-то отцу. Тотъ срываетъ съ турки чалму, мѣховую бороду и гонитъ его вонъ.

   — Семенъ Игнатьичъ, за что-же? Помилуйте! Вѣдь и мы люди!— говоритъ турокъ и пятится въ прихожую.

   Хозяинъ показываетъ ему кулакъ. Остальные ряженые скрываются.