У мирового судьи

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

У МИРОВАГО СУДЬИ.

   Въ прихожей у мирового судьи толпится народъ. Тутъ и истцы, и отвѣтчики, и свидѣтели, и адвокаты. Все это вышло покурить и наскоро затягивается папироской. Бодро глядятъ истцы, приниженно отвѣтчики. Адвокаты торгуются. Слышны возгласы: «По силѣ 2342 статьи»… «На основаніи кассаціоннаго рѣшенія». Тутъ-же и женщина-адвокатша. Тутъ-же и «ундеръ», приставленный къ вѣшалкѣ для храненія платья. Онъ гордо посматриваетъ на посѣтителей и по временамъ тоже даетъ нѣкоторые юридическіе совѣты.

   Вотъ въ углу стоитъ совсѣмъ какъ-бы въ воду опущенный среднихъ лѣтъ купецъ въ лисьей шубѣ, отираетъ со лба крупный потъ цвѣтнымъ бумажнымъ платкомъ и глубоко вздыхаетъ. Отъ него сейчасъ только-что отошла адвокатша.

   — Защищать что-ли предлагала?— обращается къ купцу ундеръ.

   — Защищать… да что! Нашему брату это совсѣмъ несподручно,— отвѣчаетъ купецъ.— Женщина и вдругъ защищать мужчину! Кому какъ, а намъ такъ это совсѣмъ бѣда! Защити-ка она меня, такъ мнѣ тогда на Сѣнной отъ сосѣдей проходу не будетъ. Засмѣютъ. «Ты, скажутъ, надъ собой бабій верхъ допустилъ, къ адамову ребру подъ защиту прибѣгнулъ!» Нѣтъ; ужъ лучше въ части отсидѣть что слѣдоваетъ!

   — А вы по уголовному дѣлу?

   — По уголовному.

   — Что-же: оскорбленіе словомъ или дѣйствіемъ?

   Купецъ заминается.

   — То-есть какъ вамъ сказать… я на городовомъ верхомъ ѣхать покушался.

   — Гмъ… Это на городскомъ стражѣ значитъ? Какой номеръ бляхи?

   — Не знаю. До бляхи-ли тутъ было!

   — Что-же: и ногу уже заносилъ?

   — Хошь убей — не помню.

   — Въ хмѣльномъ образѣ?

   — Что грѣхъ таить, сильно были хвативши.

   — Гмъ! Вѣдь это нарушеніе общественной тишины и спокойствія съ оклеветаніемъ человѣка лошадью… У насъ на практикѣ былъ такой случай: оклеветаніе полѣномъ. Двѣ чиновницы судились. «Я, говоритъ, изъ тебя лучинъ нащеплю»… Такъ тутъ по силѣ статьи тридцать первой отводъ вышелъ. Конечно, лошадь животное малооскорбительное, потому въ Егорьевъ день ее даже святой водой кропятъ, но принимая въ соображеніе…

   — Помилуйте, да вѣдь онъ самъ первый началъ! Онъ насъ съ товарищемъ артистами назвалъ. Рыбакъ тутъ со мной одинъ былъ. Тотъ такъ кой-что помнитъ. «Ахъ вы, говоритъ, артисты!» За что, помилуйте?.. Какіе мы артисты? Я зеленщикъ, а товарищъ рыбакъ. Вѣдь это тоже обида. Мы артистами вѣкъ не были, да и не будемъ. Мы свой хлѣбъ ѣдимъ.

   — А вы ничѣмъ городоваго не обзывали?

   — Нѣтъ, кажется, обозвали фараоновой мышью… Вотъ тутъ-то, надо полагать, я и покусился… Ахъ, грѣхъ какой! Вотъ не было печали.

   Съ купца потъ льетъ градомъ.

   — Да вы-бы съ себя шубу-то сняли,— говоритъ ундеръ.

   — Я сниму, только посовѣтуйте, по какимъ поступкамъ поступать мнѣ слѣдоваетъ. Вѣдь вы ужъ къ этимъ дѣламъ-то приглядѣлись.

   Ундеръ оглядывается по сторонамъ, наклоняется къ уху купца и шепчетъ:

   — Штрафу три рубля заплатить будетъ не обидно?

   — Господи! Хоть десять, только-бы ослобонили.

   — Ну такъ первое дѣло — запирайся. «Знать, молъ, не знаю, вѣдать не вѣдаю». Гдѣ дѣло-то было? Кто свидѣтель? Разскажи по порядку.

   — Дѣло было на мосту. Идемъ мы. Трактиры уже заперты, а выпить хочется. А у насъ въ карманѣ сорокушка съ виномъ прихвачена была. Пить изъ горла неловко, потому публика… Подошли мы на мосту къ разносчику и купили себѣ яйцо въ смятку. Нутро изъ него вылили, потому по постамъ скоромнаго не потребляемъ, а скорлупу въ рюмку превратили да и давай изъ нея пить. А городовой тутъ былъ. Глядѣлъ, глядѣлъ, да какъ захохочетъ! «Ахъ, говоритъ, вы артисты эдакіе!» Ну, мы сейчасъ въ обиду… И началось…

   — Купецъ Трифонъ Мокроносовъ! Купца Трифона Мокроносова!— послышались выкрики изъ камеры…

   — Меня требуютъ. Господи спаси! Такъ, говоришь, запираться?

   — Запирайся.

   Купецъ перекрестился и, расталкивая народъ, ринулся въ камеру.