У живорыбнаго садка

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

У ЖИВОРЫБНАГО САДКА.

   Майскій вечеръ. Плетутся на «фатеру» съ толстыми деревянными «шабашками» рабочіе съ построекъ; какъ угорѣлые бѣгутъ домой апраксинцы изъ лавокъ. Вотъ остановились на Семеновскомъ мосту; смотрятъ, какъ внизу на рѣкѣ рыбаки перекладываютъ рыбу изъ одного садка въ другой. Блещутъ серебристыми чешуями сиги, лещи, корюшка; какъ змѣи вьются черные налимы.

   — А самая грѣшная эта рыба налимъ!— со вздохомъ замѣчаетъ какой-то мастеровой въ отрепаномъ пальтишкѣ и съ прядью шелка, висящей съ уха.

   — Почему-же? откликается кто-то.

   — Своего брата глотаетъ, вотъ почему, а ужь это послѣднее дѣло! Теперича корюха, мелкая плотичка — къ налиму лучше ужъ и не подходи! Налимъ все равно что купецъ: кого хошь изъ мелкихъ съѣстъ.

   Въ разговоръ вмѣшивается купецъ.

   — Ты, любезный, врать ври да не завирайся!— говоритъ онъ.— Кого-же это, спрашивается, ѣстъ-то купецъ? Да что онъ акула, что-ли?

   — Извѣстно, акула. Ты разочти: ѣсть онъ своего приказчика, глотаетъ нашего брата мастероваго, мелкаго сосѣда по лавкѣ ѣстъ. Вотъ меня сейчасъ на шесть гривенъ обглодалъ. Мы портные-штушники будемъ и работаемъ въ лавку. Вынесъ это я ему въ лавку четыре жилетки и ужъ такое у насъ постановленіе, что при его прикладѣ по полтинѣ со штуки платить, а онъ меня разчелъ по три гривенника съ пятакомъ. Придрался къ тому, что поздно. «Ты-бы, говоритъ, еще ночью вынесъ. У меня днемъ покупатель на эти самыя жилетки наклевывался. Три раза одинъ генеральскій сынъ приходилъ». Такъ и не додалъ по пятіалтынному на штуку. Къ мировому тащить — прокламація начнется, а мнѣ деньги до зарѣзу нужны, ну и взялъ! Вотъ теперь пойду къ мелочному лавочнику за харчи платить и тотъ меня за жабры потреплетъ! Четвертакъ безпардонности смѣло урветъ, потому при нашей голости мы больше на книжку, ну а тамъ приписка! Нѣтъ, купецъ — рыба самоглотъ, а насчетъ своей шкуры скользкая, вывертливая. Возьми-ко ты, къ примѣру, купца Овсянникова. Сколькихъ онъ проглотилъ, а самъ все вывертывался.

   — Однако попался-же, и теперь соболей ловитъ!— возражаетъ купецъ.

   — На всякаго вора есть проруха!— отвѣчаетъ мастеровой.— Такъ и на налима; проглотятъ и его, только ужъ иная рыба, покрупнѣе.— Ну-ко, господинъ налимъ, что смотришь?— обращается онъ къ купцу.— Раскошеливайся да доставай мнѣ, мелкой плотичкѣ, на шкаликъ! Доставай, не стыдись, я за твою налимью душу выпью! Что жалко?

   Мастеровой подбоченивается и въ упоръ смотритъ на купца. Окружающіе смѣются.

   — А не дастъ купецъ, не дастъ! Не пошевелитъ потрохами!— слышится отовсюду.

   Купца ударяетъ въ краску.

   — Не дамъ? Анъ врете, любезные!— горячится онъ.— На, получай на полштофа!

   Онъ лѣзетъ въ карманъ за деньгами, поспѣшно суетъ мастеровому въ руку два пятіалтынныхъ, и окинувъ взоромъ присутствующихъ, торжественно трогается съ мѣста, важно поднявъ голову и заложа за спину руки.

   — Вотъ и корюшкѣ удалось попотрошить налима!— восклицаетъ мастеровой.— Чудно, братцы! Ей-ей чудно!— мотаетъ онъ головой.