Семик

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

СЕМИКЪ

   Четвергъ передъ Троицынымъ днемъ. Семикъ. Дѣвичій праздникъ. Въ этотъ день березки завиваютъ, вѣнками на рѣкѣ гадаютъ. Центру Петербурга семикъ и не извѣстенъ, но на нѣкоторыхъ окраинахъ — его и посейчасъ справляютъ. Вонъ въ Ямской часамъ къ четыремъ дня ужъ и работать покончили. Мастеровой народъ шныряетъ-по трактирамъ и кабакамъ. Пришли капорки-полольщицы съ сосѣднихъ огородовъ и ходятъ по улицамъ съ пѣснями на соблазнъ стоящимъ на постахъ городовымъ. Запѣвала несетъ въ рукахъ березку, убранную лентами и кусочками яркаго ситцу. Березки продаются въ возахъ чуть не на каждомъ перекресткѣ и усердно раскупаются народомъ. Квартиры, лавки, питейныя заведенія — все украшено березками. Даже городовой соблазнился и поставилъ парочку около входа своей будки. Ѣдутъ ломовики-извозчики на «фатеру» — и у тѣхъ дуги лошадей убраны березками! Хозяйствующій людъ празднуетъ семикъ многоѣденіемъ. Съ утра запечены окорока, зажарены ноги телятины. У купцовъ въ домахъ гости. У отворенныхъ оконъ сидятъ дѣвицы и грызутъ подсолнечныя зерна и кедровые орѣхи. Около оконъ останавливаются поющія бабы и дѣвушки. Имъ бросаютъ мелкія деньги, насыпаютъ въ передники угощеніе. Пришли разносчики, хорошо чующіе всякій праздникъ. На пустопорожнихъ мѣстахъ мастеровой народъ ломаетъ пряники, играетъ на конусо-образные гречневики. Пьяныхъ въ изобиліи; крѣпкое слово въ обыкновеніи. Ласковая ругань такъ и стоитъ въ воздухѣ.

   — Ну, что, Маша, завивала ты сегодня березку?— спрашиваетъ хозяйская дочка свою подругу.

   — Четыре раза завивала, да безо всякаго интереса! Работники наши не смѣютъ со мной возжаться, съ приказчиками я сама держу себя въ аккуратѣ, а окромя того, кого-же у насъ здѣсь встрѣтишь? Нѣтъ, дѣвушка, вотъ въ третьемъ году у насъ офицеры были на постоѣ, такъ тѣ совсѣмъ другой сюжетъ! Только-что это завила я березку около экипажнаго сарая, вдругъ одинъ изъ нихъ увидалъ изъ окошка и выбѣгаетъ на дворъ съ благородствомъ во взорѣ. Сейчасъ это рядышкомъ на той-же березкѣ вѣнокъ завилъ, а мнѣ ликерное сердце въ руки подаетъ и двѣ шеколадныя палки.

   — Ну и что-же, поцѣловалась ты съ нимъ чрезъ вѣнокъ?

   — Три раза. Что-жъ, ужъ это такое обнаковеніе. Тутъ стыда нѣтъ. Вотъ поди-жъ ты, и офицеръ такой-же человѣкъ, а насчетъ губъ совсѣмъ иная кассація супротивъ штацкаго! Во-первыхъ, усы духами смазаны, а отъ самого ни лукомъ, ни дегтемъ, ни какимъ извозчичьимъ запахомъ не отдаетъ.

   — А вотъ за эти слова взять-бы тебя за косу,— доносится изъ сосѣдней комнаты,— да завинтивши покруче карналинъ!..

   — Ахъ, Боже мой! Это тятенька!

   Дѣвушки взвизгиваютъ, и гремя юбками, бросаются вонъ изъ комнаты. Вотъ онѣ и на крыльцѣ, выходящемъ на дворъ. Къ нимъ подходитъ молодой хозяйскій сынъ въ укороченной сибиркѣ и съ поползновеніемъ на франтовство. Жилетка на немъ травками, золотая цѣпь черезъ шею, фуражка съ заломомъ и съ такимъ глянцевымъ козыремъ, что въ него хоть глядись.

   — Визгливой женской націи по куску почтенія!— раскланивается онъ.— Пойдемте на голубятню прокламацію разводить — тамъ чудо природы покажу. Такой турманъ есть, что умнѣе человѣка.

   — Это вамъ голуби интересны, а къ намъ они даже и въ составъ не входятъ!— отвѣчаютъ дѣвицы.— Потому по вашимъ извощичьимъ понятіямъ у васъ даже и благородныхъ чувствъ и не бывало…

   — Гдѣ-же намъ генеральскихъ понятіевъ набраться, коли мы около дышла да оглобли весь свой вѣкъ тремся, гужомъ закусываемъ, да шкворнемъ обтираемся! А только вы нашимъ братомъ напрасно гнушаться изволите; у насъ тридцать легковыхъ закладокъ да двадцать восемь лошадей въ дышлахъ ходятъ.

   — Это намъ все равно, что наплевать!

   — Ахъ, оставьте, какія нониче принцессы въ Ямской на дровяныхъ дворахъ развелись! Вы съ бутовой-то плитой да съ кирпичемъ не за графа-ли замужъ трафите? А вотъ у насъ съ тятенькой и рекрутская квитанція есть. Мы и къ солдатчинѣ неприступны.

   — Хорошее пусть при васъ и останется!

   — Окромя того, домъ каменный покупаемъ. Самоигральные фортепіаны въ гостинной заведемъ.

   — Сами ихъ и ѣшьте!

   — Зачѣмъ такой афронтъ, Лизавета Миколавна! Мы къ вамъ всей душей и даже еще сегодня съ вашимъ тятенькой въ трактирѣ китайскими травами баловались, а вы къ намъ задомъ. У насъ тоже и денежки гремятъ. Во они! Пойду сейчасъ на улицу и начну капоркамъ за пѣсни раздавать.

   — На это вашей глупости хватитъ!

   — Ахъ, Боже мой, какіе куплеты съ вашей стороны, а мы. къ вамъ фунтомъ конфетъ подольститься хотѣли.

  

   Лиза андилъ, какъ ни стыдно

   Сердце взять и не отдать?

  

   Хотите сейчасъ за ваше здоровье трехрублевую бумажку разорву и въ Лиговку кину? Во какъ мы васъ цѣнимъ!

   — Дуракъ!