Bibra > Произведения > Все > Среди нищей братии

Среди нищей братии

Автор: Лейкин Николай Александрович

Скачать

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

СРЕДИ НИЩЕЙ БРАТІИ.

   Умеръ богатый купецъ-бакалейщикъ и перебудоражилъ всю нищую братію своего околодка,— да и не одного своего. Дѣло въ томъ, что купецъ завѣщалъ для раздачи бѣднымъ пятьсотъ рублей, вслѣдствіе чего въ подвалахъ, на чердакахъ и въ кабакахъ строчились слезныя прошенія на имя его старшаго сына, котораго именовали въ прошеніяхъ и «боголюбивымъ степенствомъ», и «священнымъ благоутробіемъ», и «имянитымъ высокородіемъ». Одинъ витій назвалъ его даже «благочестивой вѣтвью добродѣтельнаго древа».

   Купца хоронили съ большими причудами. Такъ какъ онъ былъ «по вѣрѣ», то и въ гробъ его положили въ саванѣ, а пріютскій мундиръ несли впереди гроба, на подушкѣ. На подушкахъ-же несли медали, шпагу и трехъуголку. Сзади гроба, за провожавшими родственниками, ѣхала фура, нагруженная пряниками и коврижками изъ собственнаго пряничнаго куреня покойнаго и въ народъ кидали тюрюки съ пряниками, мармеладомъ и пастилой. Это послѣднее распоряженіе родственниковъ покойнаго породило толки о какихъ-то несмѣтныхъ богатствахъ умершаго купца. Салопницы, путешествуя по благодѣтелямъ, разсказывали, что у него свои апельсинныя и лимонныя фабрики и мадерные заводы.

   Поутру въ первое воскресенье послѣ похоронъ, сынъ покойнаго, молодой человѣкъ — «изъ современныхъ» — одѣлялъ денежною милостью нищую братію, пришедшую къ нему въ контору, а подъ вечеръ поѣхалъ на квартиры къ той нищей братіи, которая, лежа «на одрахъ смерти», прислала ему по городской почтѣ слезныя прошенія съ обозначеніемъ своего мѣста жительства.

   Филантропическую поѣздку рѣшено было обратить въ увеселительную прогулку.

   — Это даже очень чудесно ради проминажу и, можетъ, большой спектакль для насъ выдти, обратился наслѣдникъ къ своимъ прихлѣбателямъ.— И то маменька съ могильными антифонами ужасно какъ надоѣла! Пуститъ это фонталъ слезъ и ноетъ на весь домъ. Слезами не воротишь! И чего рыдать о человѣкѣ, коли онъ въ горныхъ селеніяхъ? Погребли съ почетомъ, надѣли трауръ на шляпы и довольно! Какъ ты думаешь, прогорѣлый милліонеръ? задалъ онъ вопросъ представительному усачу съ сильно помятымъ лицомъ, но здоровыми кулаками.

   — Ну, вотъ еще, учить тебя! «Мертвый мирно въ гробѣ спи, жизнью пользуйся живущій»….

   — То-то. А мы вотъ что сдѣлаемъ: захватимъ кулекъ съ шато-маргой и шипучкой,— кучеру подъ ноги,— а потомъ среди нищей братіи и растопимъ. Съ французинками-то ужъ надоѣло пить; для разнообразія можно и съ нищей братіей попробовать. Здѣсь, покрайности, новый антресоль, а то французинки да цыгане, цыгане да французинки! Правильно ли, Моська!

   — Вѣрно, Митрофанъ Савельичъ, вѣрно!— откликнулся второй прихлѣбатель, тщедушный и бѣлобрысенькій, котораго звали «Моськой». Жги — и дѣлу конецъ!

   — Значитъ, я велю закладать въ коляску пару вороныхъ, рѣшилъ наслѣдникъ:— а тѣмъ временемъ мы выберемъ какое ни-на-есть прошеніе — почуднѣй и по оному поѣдемъ.

   — Да чего чуднѣй, вотъ, этого…

   Моська развернулъ бумагу и, ставъ посереди комнаты, началъ читать:

   «Ваше благолюбивое благоутробіе, господинъ именитый купеческій сынъ, Митрофанъ Савельичъ, украшенный добродѣтелями на подобіе звѣздъ голубаго небосклона!

   «Будучи обремененъ многочисленнымъ семействомъ, состоящимъ изъ семи младенцевъ и удрученъ неисцѣлимою женой, находящеюся на одрѣ смерти при беременности восьмымъ, припадаю къ стопамъ щедрой десницы вашей, моля удѣлить частицу крохъ на поминовенье души и тѣла богоспасаемаго родителя вашего въ загробной жизни. Щетроты кошницы благодѣяній вашихъ, преисполненныхъ славою по бѣлокаменной столицѣ, не оскудѣваютъ, а посему прострите руку помощи безвременному страдальцу, находящемуся по непріятностямъ судебъ въ отставкѣ и лишенному внѣшней одежды для явленія къ вамъ самолично. Три дщери мои въ дѣвственной застѣнчивости простираютъ изхудалыя длани свои къ вашему неизрѣченному степенству и молятъ не дать имъ впасть, ради корки хлѣба, въ когти ужаснаго разврата. Обратите вашъ лучезарный взоръ и излейте бальзамъ на сердечныя раны юницъ въ отчаяніи чувствъ»!!…

   — Довольно, довольно! перебилъ чтеніе наслѣдникъ. Вотъ по этому прошенію мы прежде всего и поѣдемъ… изливать бальзамъ на сердечныя раны юницъ.

   Часа черезъ полтора, коляска благодѣтеля остановилась около двухъ-этажнаго деревяннаго дома одного изъ захолустнѣйшихъ переулковъ. Изъ нея выскочилъ изрядно уже выпившій благодѣтель въ сопровожденіи прихлѣбателей. Тѣ тоже были съ «здоровой мухой». У дверей мелочной лавочки, помѣщающейся въ домѣ, стоялъ приказчикъ въ передникѣ. Благодѣтель вздѣлъ на носъ золотое пенсне и посоловѣлыми глазами смотрѣлъ по сторонамъ.

   — Послушайте, господинъ коммерсантъ!— обратился онъ къ приказчику.— Гдѣ бы намъ тутъ разъискать стрюцкаго, обремененнаго семью младенцами на одрѣ смерти?

   — Чего-съ?— переспросилъ приказчикъ.

   — Разъискиваемъ мы нищую братію, такъ нуженъ намъ отставной канцелярскій служитель Заборовъ…

   — Ахъ, это Сизопѣгой-то? Здѣсь, здѣсь. Мы его Сизопѣгимъ зовемъ. Только вамъ, господа купцы, придется оборачивать оглобли назадъ, потому съ тѣхъ поръ, какъ ему въ Куракиномъ трахтирѣ подсунули булавку, онъ ужъ больше живыхъ стерлядей зубами не рветъ. Губу-то насквозь тогда пропоролъ…

   — Какъ ты, братецъ, глупъ въ своемъ составѣ!— крикнулъ благодѣтель.— Я о чиновникѣ Заборовѣ спрашиваю, а ты о стерлядяхъ музыку заводишь.

   — Такъ что жъ изъ этого! Вы — извѣстно, какъ молодые купцы, для своей потѣхи чиновника разыскиваете, а я вамъ докладываю, что онъ нонѣ этой моделью, чтобъ живыхъ стерлядей и раковъ зубами рвать, не занимается… стоялъ на своемъ лавочникъ.

   — Ахъ, какой афронтъ чувствъ!— снова воскликнулъ благодѣтель.— Да мы вовсе не для потѣхи его и ищемъ, а чтобъ подаяніе ему насчетъ папенькиной умершй души вручить.

   — Въ такомъ разѣ — вонъ тамъ, на дворѣ, во флигель пожалуйте. На чердакѣ онъ существуетъ.

   — Въ такомъ разѣ — мерси, приподнялъ благодѣтель шляпу, икнулъ и покачнулся. Моська! Вынь изъ подъ кучера кулекъ и марширъ за мной!— скомандовалъ онъ.— Ахъ, да!… Почемъ ты знаешь, что мы купцы?— обратился онъ къ лавочнику.

   — Ахъ, ты Господи! Да нешто купеческую колодку скроешь? Ни въ жисть! Завсегда съ перваго раза замѣтно,— ухмыльнулся лавочникъ.

   Благодѣтель уперъ руки въ боки.

   — Въ такомъ разѣ — во фронтъ! Передъ тобой знаменитый бакалейщикъ и пряничникъ — Трынкинъ стоитъ!— произнесъ онъ, ласково взбилъ лавочнику волосы и направился во дворъ.

   Сзади его прихлѣбатели несли кулекъ съ виномъ. Черезъ дворъ шла баба съ ведромъ помоевъ.

   — Мадамъ! Послушайте! Гдѣ бы намъ господина отставнаго администратора Заборова отыскать?— задалъ ей вопросъ благодѣтель.

   — Заборова? А вотъ по этой лѣстницѣ въ самый верхъ, указала баба.— Только, господа! Ежели вы насчетъ пѣсень, такъ онъ свою скрипку на прошлой недѣлѣ еще пропилъ.

   — Вы, маркиза, совсѣмъ дура полосатая!

   Поднявшись по лѣстницѣ, компанія достигла цѣли своего путешествія. На дверяхъ, обитыхъ рваной клеенкой, изъ подъ которой мѣстами торчали войлокъ и солома, было написано мѣломъ: «Машка — шкура, а Танька — чортова перечница».

   — Вотъ такъ куплеты!— воскликнулъ благодѣтель, и взявшись за ручку, отворилъ дверь и вошелъ въ кухню.

   Компанія послѣдовала за нимъ. На нихъ пахнуло чѣмъ то прѣлымъ, водочнымъ и дымноугарнымъ. Въ кухнѣ стоялъ всего одинъ трехъ-ногій стулъ съ прорваннымъ сидѣньемъ, да на плитѣ, около тагана съ подтопками, на которомъ грѣлся жестяной кофейникъ, сушились стоптанные женскіе полусапожки. Въ слѣдующей комнатѣ съ ободранными обоями виднѣлась, сидѣвшая на клеенчатомъ диванѣ, молодая дѣвушка, въ юбкѣ, кофтѣ и папильоткахъ. Она курила папиросу.

   — Ахъ, какой пассажъ! Къ намъ хорошіе гости, а я въ такомъ видѣ!.. воскликнула она сиплымъ голосомъ, соскочила съ дивана и прикрыла рукой синякъ на лицѣ, около глаза.

   — Мы, штучка, не гости, а благодѣтели!— откликнулся купеческій сынъ, входя въ комнату.— А что насчетъ вашей одежи, то хоть въ адамовомъ костюмѣ — намъ и то наплевать! Здѣсь юристъ Заборовъ процвѣтаетъ?— спросилъ онъ.

   — Вамъ, значитъ, папеньку, а не меня. Здѣсь, но онъ сегодня не годится… отвѣчала дѣвица.

   — Какъ не годится, коли мы желаемъ ему вручить благодѣяніе на поминъ праха умершаго? Давайте намъ его сюда о натюрель, соусъ скипидаръ!— допытывался благодѣтель.

   — Коли такъ, получите! сказала дѣвушка и откинула грязную ситцевую занавѣску, закрывавшую уголъ.

   Тамъ на кровати сидѣла отекшая и небритая личность съ всклокоченными волосами и въ тиковомъ халатѣ. Личность эта, стиснувъ зубы, рычала:

   — Сокрушу выю и чресла!

   — Протри зеньки-то, замѣтилъ ей прихлѣбатель-«Моська».— Къ тебѣ благодѣтель пріѣхалъ, а ты драчливые каламбуры строишь. Мы братъ, и сами по затылку наградить умѣемъ!

   — Прогорѣлый милліонеръ! Поднеси ему кулакъ къ носу!— скомандовалъ благодѣтель.

   Рослый прихлѣбатель подошелъ къ личности и сдѣлалъ то, что отъ него требовали. Личность упала въ ноги.

   — Уповаю на милосердіе!— прохрипѣла она.

   — Брось его, милліонеръ! сказалъ благодѣтель, и вынувъ изъ кармана трехъ-рублевую бумажку, поднесъ ее къ лицу личности и сказалъ:

   — На, вотъ, закуси зелененькой травкой за упокой нашего папаши! Не намъ судить о его хмѣльномъ безобразіи. Папенька сами къ этой музыкѣ были причинны.

   — Благодѣтель!— завопила личность въ халатѣ и припала къ рукѣ купеческаго сына.

   — Не строй дурака-то! отвѣчалъ тотъ — Гдѣжъ у тебя, баранья башка, семь младенцевъ и неизцѣлимая жена, о которыхъ ты писалъ въ прошеніи?— задалъ онъ вопросъ и посмотрѣлъ по сторонамъ.

   — Это ужъ они такъ… отвѣчала за него дѣвушка.— У насъ папенька все въ забытьѣ, прибавила она.

   — Ахъ пардонъ! значитъ вы та самая дщерь, которая простираетъ длани, дабы не впасть въ когти ужаснаго разврата? спросилъ онъ.

   — Да-съ. Только мало-ли что они пишутъ! Они вотъ вторую недѣлю чертятъ и даже мой ватерпруфъ пропили.

   — Это, значитъ игра на стеклянныхъ инструментахъ? Хорошая музыка! А можно, мамзель, здѣсь у васъ пару бѣлоголовой шипучки растопить? У насъ и провіантъ съ собой.

   — Ахъ, сдѣлайте одолженіе и даже очень пріятно, отвѣчала дѣвушка.— Садитесь пожалуста. Только вотъ у насъ стульевъ нѣтъ. Но кто на диванъ, а то можно и на окошко… Сейчасъ я штопоръ подамъ.

   — Нашъ провіантъ штопора не требуетъ. Моська! Сбей съ бутылокъ смолу и отвороти струны! Это по твоей части, обратился купеческій сынъ къ прихлѣбателю.— Вы намъ мамзель, стаканчиковъ позвольте.

   — У насъ стаканъ всего одинъ, но я вамъ подамъ три чашки, засуетилась дѣвушка.

   — Хоть блюдечки, но только бы было можно выпить. Мы и изъ самоварной крышки пивали.

   Хлопнули пробки и началось хлебаніе. Вылѣзъ изъ своей берлоги и «администраторъ» Заборовъ. Ему, за неимѣніемъ посуды, поднесли въ деревянномъ уполовникѣ и спеціально для него вытащили изъ кулька бутылку хересу. Всѣ оживились. Дѣвушка залпомъ выпивъ три чайныхъ чашки шампанскаго и затягиваясь папироской, подсѣла къ прихлѣбателю Моськѣ и стала напирать на него плечомъ. Это не уклонилось отъ наблюдательности благодѣтеля.

   — Смотрите, не обожгитесь,— мамзель! замѣтилъ онъ съ усмѣшкой.— У него въ одномъ карманѣ пусто, а въ другомъ не густо! А вы намъ лучше скажите: чья это у васъ литература на дверяхъ? «Машка шкура, а Танька чертова перечница»… пояснилъ онъ.

   — Ахъ, это половые балуются. Ужасти какіе скоты! Они къ намъ изъ трактира то за папенькой, то зачѣмъ нибудь другимъ ходятъ, отвѣчала дѣвушка.— Не понимаю за что они сестру Танюшку ругаютъ.

   — У васъ еще сестра есть? А чѣмъ она занимается?

   — Щепки по постройкамъ сбираетъ. Ей всего пятнадцатый годъ.

   — Чтожъ, лѣта подходящія, но въ эти годы можно ужъ чѣмъ нибудь и поприбыльнѣе заняться.

   — Ахъ, что вы! Она еще совсѣмъ маленькая и ежели будетъ пріучаться къ художествамъ, то мы съ папенькой ее за вихоръ… пояснила дѣвушка.

   — На маленькихъ-то особенные охотники есть, сказалъ благодѣтель и крикнулъ:— Пей, мамзель! А сестренку мнѣ покажи. Я въ другой разъ заѣду.

   Вино достаточно уже ошеломило всѣхъ, Моська щипалъ дѣвушку, а та визжала. Совсѣмъ уже пьяный Заборовъ, пошатываясь, всталъ съ мѣста и разбитымъ голосомъ заоралъ:

   — Благоденственное и мирное житіе благодѣтелю нашему!..

   Но тотъ перебилъ его.

   — Ну, тѣ въ болото съ трубнымъ гласомъ-то! Ты, говорятъ, комикъ хорошій. Изобрази-ко мнѣ аспида и василиска, какъ они по землѣ ползаютъ, а мы тебѣ изъ папенькинаго поминовенія еще трешницу прожертвуемъ. Можешь, финансовый администраторъ?

   — Могу!— отвѣчалъ совсѣмъ уже пьяный Заборовъ, и рухнувшись на полъ, заползалъ и зарычалъ дикимъ голосомъ.

   Компанія хохотала на ползанье аспида. Благодѣтель моталъ передъ его носомъ зелененькой бумажкой и манилъ его ею по направленію къ дочери, приговаривая: «усь ее! усь!». Дѣвушка сторонилась и бормотала:

   — Ахъ, папенька, какіе вы страшные да поганые!

   — Вы, дѣвица, въ арфянкахъ въ Нижнемъ не были-ли?— Кажись, я васъ въ ресторантѣ на Откосѣ встрѣчалъ?— спросилъ ее прогорѣлый милліонеръ.

   — Это точно, что была… отвѣчала она.— Но тамъ маленькая непріятность вышла: случилась драка и одинъ купецъ мнѣ голову бутылкой пробилъ.

   — То-то, мнѣ вотъ ваша бородавка съ волосомъ на щекѣ знакома.

   — Изъ-за этой бородавки въ меня цыганъ одинъ влюбился до смерти и въ хоръ къ себѣ звалъ, но тутъ съ моей стороны интрига вышла, а онъ въ тюрьму попалъ. Кромѣ того, два купца и юнкерь въ эту бородавку влюбимшись были, разсказывала дѣвушка.— Ежели-бы я себя, господинъ, соблюдала, я давно бы въ каретахъ ѣздила, прибавила она.

   Дѣлалось все шумнѣе и шумнѣе.

   — Моська! Жги еще пару бѣлоголовокъ съ лиминаціей! кричалъ благодѣтель.

   Маленькій прихлѣбатель сломалъ проволоку на бутылкахъ и, поставивъ ихъ на столъ, зажегъ на нихъ смолу. Смола пылала и пробки хлопнули, выскочивъ изъ бутылокъ.

   Всѣ были въ восторгѣ. Вдругъ дверь съ лѣстницы отворилась и въ кухню вошла тщедушная дѣвочка въ линючемъ ситцевомъ платьѣ и съ пустой корзинкой въ рукахъ.

   — Ни одной щепочки недостала! крикнула она, сверкнувъ черненькими глазками, но увидавъ постороннихъ лицъ, потупила хорошенькое личико и прибавила тихо:— Сегодня на постройкахъ не работаютъ и всѣ дворы заперты.

   — Ахъ, вотъ она дѣвственная-го юница, избѣгающая когтей разврата!— воскликнулъ благодѣтель.— Подойди сюда маленькая чертова перечница!

   Дѣвочка остановилась въ дверяхъ и не двигалась.

   — Таня! Подойди, коли тебя господинъ зоветъ!— приказывала старшая сестра.— Ахъ, упрямая!

   — Татьяна! совсѣмъ пьянымъ голосомъ промычалъ отецъ, но покачнувшись на стулѣ, свалился на полъ.

   — Иди, миленькая! Я не волкъ и не кусаюсь. На вотъ, выпей пару чашечекъ забалуя купеческаго! Оно сладенькое и хоть ножные костыли портитъ, но веселитъ сердце человѣка!— продолжалъ благодѣтель и посоловѣлыми глазами щурился на дѣвочку, какъ коршунъ на добычу.

   Та не перемѣняла своего положенія.

   — Ну, коли такъ мы патретной бумажкой поманимъ. На вотъ синичку пятирублеваго достоинства!— Благодѣтель вынулъ изъ бумажника пятирублевку и сталъ помахивать ей, соблазняя дѣвочку.

   — Вотъ дура-то. Да иди, говорятъ тебѣ! Господинъ деньги даетъ. Вѣдь на сапоги и на платьишко годится!— топнула ногой старшая сестра, но тщетно.

   — А коли такъ, то мы и силою возьмемъ и поцѣлуемъ!— проговорилъ благодѣтель, и выпивъ залпомъ чашку вина, поднялся съ мѣста и направился къ дѣвочкѣ.

   На сцену эту внимательно смотрѣлъ рослый прихлѣбатель, именовавшійся «прогорѣлымъ милліонеромъ» и крутилъ усъ. При послѣднемъ движеніи благодѣтеля глаза его сверкнули.

   — Митрофашка! Не смѣть ее поганить!— заоралъ онъ, и схвативъ со стола порожнюю бутылку, замахнулся ею на купеческаго сына.

   Тотъ обернулся и подбоченился.

   — Это еще что?— ощетинился онъ.— На кого ты руку подымаешь? Да громъ-то, братъ, не изъ тучи, а изъ навозной кучи! Такъ я тебя и послушаю!

   Благодѣтель ринулся впередъ, но пара дюжихъ рукъ схватила его за плечи и посадила на полъ.

   — Васька! Оставь, не балуй!— началъ онъ сдаваться, и какъ только освободился изъ рукъ, сейчасъ-же началъ сбираться уѣзжать.

   — Моська! сбирайся въ Нѣмецкій клубъ стерлядей ловить! крикнулъ онъ маленькому прихлѣбателю, а ты прогорѣлый милліонеръ оставайся тутъ благороднымъ рыцаремъ при своемъ предметѣ; ну, а отселева можешь на своихъ двоихъ, потому я тебя больше не намѣренъ въ своей коляскѣ возить.

   — Плюю я на твою коляску!— отозвался рослый прихлѣбатель.

   — Прежде чѣмъ плевать-то — по векселю двѣсти рублей заплати! Прощайте, мамзель!— крикнулъ благодѣтель и началъ уходить.

   Сзади него шелъ Моська, а «прогорѣлый милліонеръ» презрительно смотрѣлъ въ слѣдъ и произнесъ: «мерзавецъ»!

   На лѣстницу къ благодѣтелю выскочила дѣвица и говорила:

   — Послушайте, господинъ! Вы въ другой разъ заѣзжайте къ намъ, а я къ тому времени, можетъ статься, сестренку сдѣлаю поласковѣе!

   — О, чтобъ васъ черти побрали и съ сестренкой-то! Этого добра для денежнаго человѣка вездѣ хоть прудъ пруди!— огрызнулся онъ и сталъ сходить съ лѣстницы, поддерживаемый Моськой.