Приехал!!!

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ПРІѢХАЛЪ!!!

   Маленькая квартирка дѣвицы, проживающей, по выраженію старшаго дворника, «на отдѣльномъ положеніи у одного обстоятельнаго купца какъ-бы въ племянницахъ или въ гувернанкахъ». Вечеръ. Небольшая спальная, раздѣленная пополамъ драппировкой и уставленная дешевой мягкой мебелью, крытой пестрымъ ситцемъ. На столѣ среди полудюжины пустыхъ пивныхъ бутылокъ горитъ лампа подъ абажуромъ и освѣщаетъ полную дѣвицу въ ситцевомъ распашномъ капотѣ, сидящую на диванѣ, поджавъ подъ себя ноги и съ папироской въ рукахъ. Глаза ея заплыли жиромъ отъ сна и пива, объемистая грудь колышется какъ кузнечный мѣхъ, полныя руки съ трещиной на пульсѣ въ браслетахъ и кольцахъ. Невдалекѣ отъ дѣвицы на стулѣ тщедушный мужчина съ небольшими усиками. Онъ въ мундирѣ телеграфиста, надѣтомъ въ одинъ рукавъ и съ гитарой. Тутъ же на стулѣ старуха-тетенька въ темномъ платьѣ и ситцевомъ платкѣ. Тетенька хмѣльна и поклевываетъ носомъ, телеграфистъ пьянъ и пощипываетъ струны гитары, сама дѣвица тоже на «второмъ взводѣ», и зажмуривъ глаза подпѣваетъ подъ гитару визгливымъ голоскомъ:

  

   Ахъ, какъ сердце бьется сильно!

   Съ глазъ текутъ слезы обильно!

   Лучше-бъ я млада дѣвица

   При своей маменькѣ жила.

  

   — Ну, опять канитель затянула,— прерываетъ ее тетенька.— Такъ словно когтями кто за сердце… И что это тебѣ за пѣсня жалостная далась! Съ чего ты ноешь?

   — Понятно, что съ своей собственной грусти отъ страшной тоски,— отвѣчаетъ дѣвица.— Такъ какъ я теперь на подобіе какъ-бы канарейка въ клѣткѣ.

   — И полно, матка! Ѣшь ты сладко, живешь за купцомъ, словно принцесса, самоваръ съ пивомъ и кедровыми орѣхами со стола не сходитъ.

   — А коварства эти самыя, что онъ подъ меня подпущаетъ, вы не считаете? Теперича я просила пальто, а онъ тальму прислалъ. Опять-же говоритъ: «коли по нѣмецкому клубу будешь шляться, я тебѣ душу выворочу!»

   — Да, вѣдь, не выворотилъ-же.

   — Потому и не выворотилъ, что полѣно это самое вмѣсто меня въ стѣну попало, а кулаками все-таки по лицу два раза прошелся и за косу по комнатѣ променажъ сдѣлалъ. Лобъ-то мой на виду; извольте посмотрѣть…

   — Да что тебѣ съ лица-то портреты рисовать, что-ли? Онъ тебя съ синяками-то еще больше любить будетъ. Взглянетъ и вспомнитъ, какой ты мученическій вѣнецъ отъ него пріяла.

   — Петьку вонъ гонитъ. Приду, говоритъ, увижу и перечницу изъ носа сдѣлаю.

   Дѣвица кивнула на телеграфиста.

   — Еще-бы его-то вонъ не гнать, когда онъ видитъ въ немъ своего интригана.

   — Мы его тоже хотимъ пистолетной идеей попугать. Нынче это въ модѣ,— отликается телеграфистъ.— Что онъ куражится? Сейчасъ дуло приставилъ и бери съ него сто цѣлковыхъ.

   — А вотъ за эти слова тебя по шапкѣ!— снова говоритъ тетка.— Купецъ ей кормитель, а ты пьявка.

   — Пожалуйста! Ужъ и пьявка. Всего только и взялъ я съ нея шесть рублей на брюки да два съ полтиной на гитару.

   Дѣвица потягивается.

   — Ахъ, тетенька, да бросьте эти самые ругательные комплементы! И что это, право, кухарка пиво не несетъ! Долго-ли полдюжины взять!

   Пауза. Съ разныхъ сторонъ вздохи. Телеграфистъ плюетъ въ колки гитары. Дѣвица звонко разгрызла орѣхъ. Въ комнату вбѣгаетъ запыхавшаяся кухарка съ пивомъ.

   — Спасайтесь! Спасайтесь! Пріѣхалъ!— кричитъ она.— Самъ пріѣхалъ! Иванъ Федосѣичъ.

   Всѣ вскакиваютъ съ мѣстъ. Дѣлается смятеніе. Порожнія бутылки падаютъ со стола. Телеграфистъ напяливаетъ на себя мундиръ и суетъ гитару подъ диванъ.

   — Гдѣ онъ?— спрашиваетъ дѣвица кухарку.

   — На дворѣ съ какими-то мастеровыми ругается.

   — Пьянъ?

   — Ужасти подобно! Дворникамъ далъ рубль на чай и тѣ съ фонарями около него. Шелъ мимо полѣницы дровъ — разрушилъ, отъ чулана дровяного дверь выворотилъ, купилъ въ мелочной лавочкѣ семь фунтовъ патоки и тебѣ въ подарокъ несетъ!— разсказываетъ кухарка.

   Всѣ суетятся.

   — Куда мнѣ?..— спрашиваетъ оторопѣвшій телеграфистъ.— По чистой лѣстницѣ или по грязной?

   — Иди по чистой. Онъ хочетъ по грязной идти, чтобъ тебя изловить.

   — Вотъ онъ пистолетъ то-бы теперь!.. А ежели онъ вдругъ и самъ по чистой?— снова задаетъ вопросъ телеграфистъ.

   — Тогда убьетъ. Завидишь его,— прямо бѣги на верхъ и спасайся въ чужую квартиру.

   — А мнѣ, Катенька, здѣсь можно остаться? Вѣдь я тебѣ все-таки тетка,— мечется старуха.

   — Уйдите, уйдите! Онъ даже сказалъ мнѣ: «Какъ только увижу твою тетку — сейчасъ ей все лицо горчицей вымажу!»

   — Катя! Дай хоть двугривенный на извощика! Шутка на Васильевскій островъ пѣшкомъ!— вопитъ телеграфистъ.

   — Нѣтъ у меня двугривеннаго! Вотъ тебѣ цѣлковый.

   — По грязной, по грязной лѣстницѣ идетъ!— кричитъ кухарка изъ кухни.— Спасайтесь по чистой! Батюшки, замокъ у чьего-то ларя сорвалъ!

   Телеграфистъ и тетка спасаются по чистой лѣстницѣ. Пауза. Въ кухнѣ слышны шаги, падаетъ кострюлька съ полки и раздается пьяный возгласъ:

   — Дома-ли моя беззаконная Катерина Палагѣвна на каменномъ фундаментѣ?