Тиф

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ТИФЪ.

   Въ Ямской на извозчичьемъ дворѣ разболѣлся «хозяйскій братъ», ѣздившій въ «лихачской закладкѣ». Работники его и въ баню водили, и солью съ саломъ терли — все горитъ. Хозяинъ хотѣлъ за докторомъ послать въ часть, «братъ», узнавъ, застоналъ и просилъ не губить его. Пригласили старуху свѣдущую. Та спрыснула его съ угля, помяла ему животъ, отрѣзала у его рубашки клинъ, сожгла этотъ клинъ въ печи, взяла два двугривенныхъ и ушла, объявивъ, что у хозяйскаго брата «нутро попорчено». Хозяйскій братъ впалъ въ безпамятство, бредилъ. Позвали коновала. Про него ходила такая слава, что онъ хоть и коновалъ, а одного генерала отъ сухотки вылѣчилъ. Коновалъ пришелъ на извозчичью квартиру. Больной лежалъ на нарахъ и стоналъ.

   — Можешь?— спросилъ его хозяинъ.

   — Могу. И не такихъ пользовали,— важно отвѣчалъ коновалъ.

   — Сколько возьмешь?

   — Я только за скота беру, а за человѣка ни Боже милостивый! Мнѣ такое заклятіе дано, чтобъ денегъ не брать. Вотъ ежели хорошее угощеніе, то и квиты. Ставь на столъ-то… Вотъ мы потолкуемъ.

   — Да ты посмотри хвораго-то. Вѣдь горитъ весь.

   — Я не смотря лѣчу. Это только ученые доктора человѣка щупаютъ, а мы такъ… А что горитъ,— такъ просто разгасился.

   Коновалъ сѣлъ за столъ и задумался. Поставили полштофъ водки, соленыхъ огурцовъ; стряпуха начала вздувать самоваръ. Хозяинъ послалъ сынишку въ лавку за семгой. Въ комнатѣ стояли бабы и мужики, пришедшіе со двора, и смотрѣли на коновала. Тотъ выпилъ и началъ, обращаясь къ хозяину:

   — Ты говоришь горитъ — это, значитъ, онъ расгасился; бредъ — это семь сестеръ лихоманокъ его мучаютъ. Ужо я расщеплю полѣно и волосы его тамъ ущемлю. Потомъ полѣно сжечь. Три волоса мнѣ отъ него нужно.

   Находившійся тутъ-же какой-то парень тотчасъ-же вскочилъ на полати и вырвалъ у больного прядь волосъ. Больной застоналъ. Парень положилъ прядь волосъ передъ коноваломъ.

   Хозяинъ разводилъ руками.

   — Въ больницу-бы его свезти, да жалко. Вѣдь единоутробный братъ тоже,— говорилъ онъ.

   Коновалъ махнулъ рукой и опять выпилъ.

   — Кака больница! Тамъ сейчасъ испортятъ, потому какъ привезутъ — сейчасъ въ кипятокъ сажаютъ, чтобы суставы ослабить, а потомъ льдомъ трутъ. Надо вотъ что: надо три дуги вмѣстѣ связать и животъ ему тереть,— прибавилъ онъ.

   — Легковыя дуги, или отъ ломовыхъ?..— спросилъ хозяинъ.

   — Все равно хоть отъ легковыхъ, да тереть крѣпче. Стонать будетъ — не уважать ему и все тереть.

   — Не ѣстъ, вѣдь, ничего четвертый день. Совсѣмъ на ѣду не тянетъ,— заявилъ кто-то.

   — А вы силкомъ кормите. Натрите рѣдьки, перемѣшайте съ толокномъ и кормите рѣдькой.

   — Пьетъ — такъ ужасти подобно! Словно у него внутрѣ-то пожаръ.

   — Пусть пьетъ. Ежели четвертную въ день квасу выпьетъ и то давайте. Квасъ кишки промываетъ. Я въ одного купца такъ по двадцати бутылокъ кислыхъ щей всаживалъ, да еще ялапный корень примѣшивалъ.

   — Можетъ и ему кислыхъ-то щей лучше, чѣмъ квасу.

   — Нѣтъ, квасомъ поите. У купца была поперечная жила испорчена, а у вашего она цѣла.

   — Да, вѣдь, ты не видалъ, Терентій Сидорычъ. Можетъ, и хозяйскій братъ давно ужъ безъ поперечной жилы,— осмѣлился замѣтить какой-то скептикъ.

   Коновалъ нахмурилъ брови.

   — Не видалъ!— передразнилъ онъ.— Я и такъ знаю. Видавши-то лѣчить нѣтъ мудрости. Это и ученые доктора могутъ. А ты не видавши полѣчи..

   — Сыпь у него по тѣлу пошла, какъ-бы пятна…— разсказывалъ хозяинъ.

   — Это лучше, это значитъ — болѣзнь наружу выходитъ.

   — Снадобья никакого не дашь?

   — Нѣтъ, не дамъ. Вѣдь, ногами онъ дрыгаетъ?

   — Ужасти какъ дрыгаетъ. Ночью даже съ полатей спрыгнулъ.

   — Ну, значитъ, низы всѣ цѣлы, а только полъ-человѣка болѣзнь взяла. Вотъ ежели-бы ноги не дрыгали… Дай ему плошку чернаго масла и шабащъ!

   Кановалъ хватилъ уже стаканчика четыре, охмѣлѣлъ и совсѣмъ заврался.

   — Галку, либо ворону надо убить, да потомъ возьми и приколоти ее гвоздемъ за крылья на ворота,— совѣтовалъ онъ.

   — Это зачѣмъ-же?

   — Чтобъ болѣзнь пугать. Болѣзнь мертвой птицы смерть боится. Да вотъ что: не сидитъ-ли въ немъ анафема за родительское проклятіе? Можетъ, родители какъ-нибудь съ-горяча прокляли?

   — Нѣтъ, наши родители смирные были,— отвѣчалъ хозяинъ.— Да и онъ сынъ почтительный. Женили его въ деревнѣ, такъ тятенька какъ его за волосья таскалъ изъ-за тѣлогрѣйки, а онъ даже и не отбивался.

   — То-то. А ежели анафема въ немъ сидитъ, такъ ту можжевельникомъ выкуривать надо и на вино…

   Коновалъ всталъ и направился къ выходу.

   — А чайку-то?— предложилъ ему хозяинъ.

   — Нѣ… Что брюхо парить! Я водкой разогрѣлся. Вотъ семушки кусочекъ я съ собой возьму.

   — А кровь ему не пустишь? Можетъ, у него дрянь наружу просится?

   — Нѣтъ, что зря-то пускать! Еще притянутъ чего добраго. Нынче все строгости пошли.

   Коновалъ и хозяинъ вышли на дворъ.

   — Ну, прощай! Спасибо тебѣ!— говорилъ хозяинъ и началъ повторять на память рецептъ:— три дуги связать… галку… квасъ да рѣдьку съ толокномъ. Послушай, Терентій Сидорычъ, нынче все вотъ о какомъ-то тифѣ толкуютъ? Не тифъ-ли у него?

   — Тифъ и есть. А ты думалъ что?

   — Ой! А не опасно для насъ-то? Говорятъ, зараза эта и пристать можетъ?

   — Пустое! Это все ученые доктора толкуютъ. Да вотъ что… Ежели ужъ сумнѣніе вышло, то вотъ что дѣлайте…

   Коновалъ задумался и началъ чесать затылокъ. Извозчичій хозяинъ напрягъ вниманіе.

   — Вотъ что…— продолжалъ онъ.— Повѣсьте въ горницѣ чеснокъ и кринку съ дегтемъ, а носы свои отварной водой смачивайте. Вотъ и все. Прощай!

   Коновалъ заложилъ руки за спину и важно пошелъ по двору за ворота.