Англичанин

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

АНГЛИЧАНИНЪ.

   Поѣздъ только-что отошелъ отъ петербургской станціи и летитъ по Николаевской желѣзной дорогѣ въ Москву. Въ одномъ изъ вагоновъ третьяго класса не особенно многолюдно: нагольный тулупъ съ пестрятинной котомкой и пилой въ чехлѣ, купецъ въ енотовой шубѣ съ тремя подушками и цѣлымъ узломъ провизіи, богомолка съ головой, окутанной чернымъ платкомъ, полупьяная чуйка въ красномъ гарусномъ шарфѣ на шеѣ, гимназистъ съ матерью и нѣкто въ верблюжьяго цвѣта пальто съ рысьимъ воротникомъ, англійской морской фуражкѣ и высокихъ сапогахъ американской тисненой кожи съ изумительно толстыми подошвами. Этотъ нѣкто, расправивъ свои длинныя рыжія бакенбарды, сидитъ отдѣльно отъ всѣхъ въ углу вагона, вытянулъ ноги на противоположную скамейку, и стиснувъ въ зубахъ сигару, внимательно читаетъ какую-то книгу. На него обращено всеобщее вниманіе. Всѣ киваютъ головами, указываютъ другъ другу и шепчутъ: «англичанинъ!» Каждый старается его задѣть чѣмъ-нибудь, но онъ невозмутимъ.

   Купецъ развернулъ газету, посмотрѣлъ въ нее, отбросилъ въ сторону и, прищурившись на англичанина, крикнулъ.

   — И читать-то противно! До того англичанинъ вредитъ! Кажется, вотъ взялъ-бы и задалъ ему сейчасъ здороваго тумака! Да что, и кулакъ марать не стоитъ!

   Тотъ и бровью не повелъ.

   — А коли такъ, то по нашему, возьми разложи, да и всыпь ему березовой…— откликнулся нагольный тулупъ.— Не бойсь — прочувствуется!

   — Нѣтъ, не прочувствуется! Не то сословіе!— возражаетъ во все горло купецъ.— Англичанинъ что жидъ, а про жида сказано: не бей жида дубиной, а бей полтиной. Эхъ, ежели-бы мои кредиторы не русскіе были, а изъ англичанъ свой составъ составляли — сейчасъ-бы я обанкрутился. И мнѣ бы было пользительно и ему чувствительно! Вотъ это-бы англичанина проняло.

   Всѣ устремили глаза въ уголъ вагона, но сидящій тамъ рыжій бакенбардистъ, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ читать книгу.

   — Видно, ни слова по-русски не понимаетъ,— послышался шопотъ.

   — Обругать хорошенько, такъ пойметъ!— визгливымъ голосомъ вскрикиваетъ чуйка.— Вонъ ихъ братъ на корабляхъ сюда приплываетъ по матрозной части, такъ ругается, что инда за ушами трещитъ! Хлѣба по-русски попросить не можетъ, а ругаться умѣетъ Видно, ругательство-то это на всѣхъ языкахъ единственный видъ имѣетъ.

   У купца мелькнула счастливая мысль.

   — Баринъ, а баринъ! манитъ, онъ гимназиста — Англійскую грамоту знаешь?

   — Учусь. И писать, и читать могу,— отвѣчаетъ гимназистъ.

   — Ну, и чудесно! А по-англійски ругаться умѣешь?

   — У насъ въ учебникахъ никакихъ ругательствъ не напечатано.

   — Врешь! Что-нибудь да знаешь. Поди и обругай по-англійски вонъ энтаго рыжаго пса, что въ углу сидитъ. На тебѣ за это пирожокъ съ брусничкой.

   Гимназистъ конфузится.

   — Не надо. Я и такъ…— бормочетъ онъ, и улыбнувшись, близится къ англичанину.

   — Петенька! Не подходи къ нему близко! Ругайся отсюда, а то убьетъ!— кричитъ ему мать..

   — Не убьетъ. Мы заступимся,— ободряютъ его хоромъ и купецъ, и тулупъ и чуйка.— Только пусть пальцемъ тронетъ, такъ самого распотрошимъ, что только мокро станетъ.

   Гимназистъ садится неподалеку отъ англичанина и начинаетъ на-распѣвъ твердить фразу:

   — Енглишъ бой — горшокъ съ дырой… енглишъ бой — горшокъ съ дырой! Ассъ, эссъ!— старается онъ выговорить по-англійски слово «оселъ», но англичанинъ даже и не пошевельнулся.

   — Вотъ остолопъ-то! Словно идолъ-истуканъ!— всплеснула руками богомолка.

   — Петенька, иди, Бога ради, сюда! Смотри, у него ужъ и глаза кровью налились!— надсаживается мать.

   Гимназистъ отходитъ. Въ вагонѣ составляется совѣтъ, какъ пронять англичанина.

   — А, можетъ, это и не англичанинъ, а нѣмецъ!— заявляетъ кто-то.

   — Англичанинъ!— настаиваетъ купецъ.— Англичанинъ, но только труситъ сцѣпиться; потому насъ много, а онъ одинъ. Я и книгу его видѣлъ — англійская.

   — Да ты нешто по-англійски знаешь?

   — Не знаю, но буквицу нѣмецкую отъ англійской завсегда отличу. У нѣмцевъ палочками печатаютъ, какъ-бы флюгера, ну, а у англичанъ калачиками, на манеръ растягая.— Знаешь что?— обращается онъ къ полупьяной чуйкѣ.— Подсядь къ нему ты и дай въ брюхо кулакомъ.

   Чуйка чешетъ затылокъ.

   — А ежели меня онъ по сусаламъ мазнетъ? Вѣдь зубаревыхъ-то дѣтей тогда во рту не досчитаешься. Эво какой, онъ длинный, а вѣдь я изъ мелкихъ, Макарьевскаго пригона.

   — Ну, полно! Что тебѣ за всякимъ тычкомъ гоняться! Заступимся!— утѣшаютъ его.

   — Ha-ко, выпей прежде для храбрости! Ну, благословись!

   Купецъ лѣзетъ въ узелъ и достаетъ бутылку съ стаканчикомъ. Чуйка пьетъ и съ наслажденіемъ сплевываетъ.

   — Ну-ко, чтобъ не хромать!

   Купецъ наливаетъ еще стаканчикъ. Чуйка плюетъ на руки.

   — Господи благослови!— произноситъ она, подходитъ къ англичанину, садится какъ разъ противъ него, около ногъ и начинаетъ ковырять пальцемъ его сапоги.

   Англичанинъ не обращаетъ на его дѣйствія никакого вниманія.

   — Не робѣй, землякъ, не робѣй!— кричитъ ему купецъ.

   Всѣ затаили дыханіе, но вдругъ свистокъ. Поѣздъ начинаетъ убавлять ходъ.

   — Хлестни его, хлестни! Сейчасъ остановимся!— подзадориваютъ чуйку со всѣхъ концовъ.

   Поѣздъ остановился.

   — Станція Колпино!— возглашаетъ кондукторъ.

   Въ вагонъ входитъ скунсовая шуба съ сакъ-вояжемъ въ рукахъ, всматривается въ англичанина и восклицаетъ:

   — Вакулъ Доримадонтычъ! Воздвиженскій! Другъ! Какими судьбами!

   — Очень просто: говѣть въ Новгородъ ѣду,— отвѣчаетъ чисто-русскимъ языкомъ англичанинъ и заключаетъ пріятеля въ свои объятія.

   Картина.