Рассыльный мирового судьи

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

Мѣдные лбы.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880

  

РАЗСЫЛЬНЫЙ МИРОВАГО СУДЬИ.

   Вечеръ. Слышится звонокъ. Кухарка отворяетъ дверь и впускаетъ въ кухню усатую физіономію, напоминающую своимъ типомъ отставнаго солдата.

   — Мѣщанину Антипу Егорову Политанову повѣстка отъ мироваго судьи, важно говоритъ онъ.— Вызови ка его для врученія, да пусть распишется.

   — Это-то хозяина-то? Ой? Да неужто его къ мировому? восклицаетъ кухарка, простая деревенская баба въ сарафанѣ.— Подрался, что ли, съ кѣмъ?

   — Ну, ты тутъ бобы-то не разводи, а вызови, потому на основаніи трехъ статей уголовнаго судопроизводства вручаемъ. Вѣрно ужъ руки длинны или языкъ съ трезвономъ, коли въ оскорбленіи словомъ и дѣйствіемъ обвиняется. Да коли спитъ, разбуди. Старшій, молъ, разсыльный отъ мироваго!!.

   Кухарка пріотворила дверь изъ кухни въ комнату и крикнула:

   — Хозяинъ, васъ отъ мироваго судьи требуютъ.

   «Наше мѣсто свято!» послышался въ комнатѣ женскій возгласъ, какой-то мужской голосъ крякнулъ и произнесъ: «вотъ уха-то!» Вслѣдъ за этимъ въ кухню вышелъ хозяинъ, маленькій пожилой человѣчекъ съ щипаной бородкой и въ рваномъ халатѣ, а въ двери выглядывала полная женщина въ капотѣ и двое ковыряющихъ въ носахъ ребятишекъ. Хозяинъ былъ испуганъ. Онъ растерялся и чесалъ затылокъ.

   — Вы мѣщанинъ Антипъ Егоровъ Политановъ? гордо спросила его усатая физіономія.

   — Я самый и есть-съ. А вы отъ мироваго судьи?

   — Отъ него самаго. Старшій разсыльный и даже можно сказать повѣренное лицо. Извольте получить повѣстку и потрудитесь быть здорову. Вотъ здѣсь росписаться слѣдуетъ.

   — Сейчасъ, сейчасъ… Ахъ ты Господи! Вотъ не было печали!.. Да что-жъ вы въ кухнѣ-то? Прошу покорно въ горницу. Аксинья Григорьевна, зажги тамъ лампу-то! обратился хозяинъ къ женѣ.

   Началась суетня. Искали перо и чернилицу. Разсыльный вошелъ въ комнату.

   — По уголовному обвиненію Четвертинской въ оскорбленіи словомъ и дѣйствіемъ васъ тянутъ, сказалъ онъ.

   — Догадываюсь въ смѣкалкѣ-то. Это вѣрно та полоумная, что старый спинжакъ у меня въ лавкѣ покупала? Да что-жъ вы стоите-то? Садитесь пожалуйста.

   — Сядемъ-съ, только вы насъ бафрой угостите, а то я, признаться, цигарокъ съ собой не захватилъ.

   — Сдѣлайте одолженіе. Мишанька! Вотъ тебѣ гривенникъ, порхай скорѣй въ лавочку за бафрой Миллера. Ахъ, она полоумная! И какое-же тутъ оскорбленіе дѣйствіемъ! Такъ, смазалъ слегка по спинѣ.

   — Вы насчетъ полоумства-то не очень… Вѣдь она полковница… Настоящая полковница, замѣтилъ разсыльный.— Конечно, мужъ у ней померши, но все-таки…

   — Что вы! Скажите на милость!.. Вотъ налетѣлъ! Покупала это она у меня спиньжакъ подержаный въ моей лавкѣ для парнишки. И парнишка съ ней — такъ себѣ дерево стоеросовое, году по девятнадцатому. Полюбовникъ онъ ейный или такъ сродственникъ — чортъ его знаетъ.

   — Вы старымъ платьемъ торгуете?

   — Точно такъ-съ, на Апраксиномъ. Окромя того, у меня и лоскутное производство есть. Ну-съ, чудесно. Стоитъ эта самая выжига — полковница въ лавкѣ и не шьетъ не поретъ. Цѣну за спиньжакъ прошу настоящую: шесть рублей. А она брякъ мнѣ: «въ немъ говоритъ, столько-же дыръ сколько въ твоей совѣсти». Каково это чувствовать? «Ахъ, ты, говорю, выжига!» Перевернулъ ее къ порогу, за плечи взялъ, да слегка и погладилъ по спинѣ. Какъ передъ Истиннымъ! Карандашемъ можно расписаться? Перо-то у насъ съ чернильницей куда-то позапропастилось.

   — По закону карандашемъ — дифанація выдетъ, ну, да для васъ можно сдѣлать послабленіе.

   Хозяинъ расписался по указанію разсыльнаго и вздохнулъ.

   — Отродясь не судились, а тутъ женщина, вниманія не стоющая!..

   Сзади его послышались всхлипыванья. Слезилась жена.

   — Куда-жъ тебя теперь порѣшатъ, голубчикъ Антипъ Егоровичъ? спросила она.

   — Это глядя, по руководству, сударыня. Тутъ вся штука, какой законъ подведемъ, отвѣчалъ разсыльный.

   — А маленькій законъ тоже подвести можно?

   — Это ужъ зависитъ отъ нашей камеры, какъ мы взглянемъ. Тутъ все въ внутреннемъ предубѣжденіи судьи.

   — А вы взгляните полегче. Ну, стоитъ-ли изъ-за шкуры! Вѣдь онъ человѣкъ семейный…

   — Тише ты, Аксинья! Держи языкъ за зубами! Слышала, что сказали? Настоящая полковница она.

   — Не совсѣмъ настоящая, но все-таки на линіи… поправилъ разсыльный.

   — На линіи полковницы, а полюбовнику подержанный спиньжакъ покупаетъ на Апраксиномъ!

   — Аксинья, уймись! Долго-ли до грѣха! Вотъ ихъ благородіе слушаетъ, слушаетъ, да и занесетъ въ протоколъ. Вы, господинъ довѣренный разсыльный, водочки не хотите-ли? Отличная рябиновая..

   Разсыльный замялся.

   — Какъ вамъ сказать?.. Ежели рябиновая, то пожалуй, на скору руку… Признаться сказать, у меня еще есть тутъ три уголовныхъ обвиненія, чтобы вручить… Ну да подождутъ! отвѣчалъ онъ.

   — Аксинья Григорьевна! чѣмъ рюмить-то, скомандуй-ка водочки да очисти селедку! приказалъ женѣ хозяинъ.

   — Тогда ужъ вы и огурчиковъ, прибавилъ разсыльный.— А мы тѣмъ временемъ вамъ юридическій совѣтъ дадимъ, обратился онъ къ хозяину.

   — Сдѣлайте одолженіе, потому, откровенно сказать, люди темные, да и не судились, а вы все-таки человѣкъ свѣдующій.

   — Да, второе трехлѣтіе при камерѣ. Иногда вѣдь и самъ со мной совѣтуется. По гражданской-то части онъ у насъ еще туда-сюда, а по уголовной слабъ… Только вы безъ утайки… Гдѣ вы ее смазали: въ лавкѣ, на порогѣ лавки или на линіи?

   — Да не смазалъ-съ, а только погладилъ…

   — Все равно, но это очень важно, потому въ публичномъ мѣстѣ оскорбленіе или не въ публичномъ…

   — Забылъ гдѣ, но визжала она на линіи и публики никакой, окромя лавочнаго мальчишки. Да и какое оскорбленіе? «Ахъ, ты, говорю, выжига!» А потомъ за плечи и смазалъ… Ну, помялъ слегка ей шляпку, каюсь. Пожалуйте водочки-то… указалъ хозяинъ на принесенный графинъ и закуску.

   Разсыльный чокнулся съ хозяиномъ, выпилъ и прожевалъ огурецъ.

   — Въ пьяномъ образѣ совершено дѣйствіе помятія шляпки? спросилъ онъ наконецъ.

   — Яко голубица былъ трезвъ. Въ тотъ день маковой росинки не было. Чай хлобысталъ, стакановъ шесть чаю выпилъ

   — Не сознавайтесь.

   — То-есть это вы въ трезвости-то?

   — Ни въ чемъ не сознавайтесь, а главное дѣло въ шляпкѣ. «Знать молъ не знаю, народу шляющагося къ намъ много ходитъ». Уперся на своемъ и стой.

   — По второй пожалуйте!

   — Выпью. Ваше здоровье! И такія слова, что дескать «первый разъ въ глаза вижу». «Плюнь, молъ, она мнѣ въ лицо и то не признаю». Вѣдь протокола не было?

   — Какой протоколъ! Завизжала, когда я ей хвостъ-то прищемилъ, убѣжала и ужъ не показывалась.

   — И въ ущемленіи хвоста не признавайтесь. А какъ въ камеру придете — сейчасъ прежде всего ко мнѣ. Я тутъ при вѣшалкахъ буду и научу какъ дѣйствовать. На всякій случай даже у настоящаго адвоката со значкомъ спрошу. Есть какое-то ловкое кассаціонное рѣшеніе, такъ его и припустимъ.

   — Премного вамъ благодаренъ. Еще по рюмочкѣ?..

   Хозяинъ обнялъ разсыльнаго и поцѣловалъ.

   — За ваше освобожденіе! Будьте здоровы! Мы еще супротивъ ее въ недобросовѣстномъ обвиненіи искъ начнемъ.

   Черезъ полъ-часа хозяинъ провожалъ разсыльнаго и свѣтилъ ему на лѣстницѣ.

   — Такъ не сознаваться? спросилъ онъ еще разъ.

   — Ни въ жизнь! Не сознавайтесь! отвѣчалъ заплетающимся языкомъ разсыльный.