Bibra > Произведения > Все > На молочной выставке

На молочной выставке

Автор: Лейкин Николай Александрович

Скачать

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

Мѣдные лбы.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880

  

НА МОЛОЧНОЙ ВЫСТАВКѢ.

   Гремитъ военный оркестръ. Разставлены кадки съ масломъ, лежитъ сыръ, въ витринахъ за стеклами виднѣются также въ формѣ отшлифованныхъ кубиковъ куски масла, но ни молока, ни творогу со сметаной не видать. На выставленныхъ предметахъ картонки съ нѣмецкими фамиліями.

   Проходитъ мать съ наряднымъ мальчикомъ.

   — Мама, какая-же это молочная выставка, ежели на ней молока нѣтъ!

   — Откуда-же его взять, душенька? Вотъ ежели-бы здѣсь были коровы выставлены, тогда было-бы и молоко. А то вѣдь это не коровья выставка.

   Двѣ пожилыя женщины, очень просто одѣтыя. На головахъ — ковровые платки, въ рукахъ — носовые платочки, свернутые въ трубочку:

   — Вотъ говорили: «сходи, сходи посмотри по своему рукомеслу выставку», а что тутъ смотрѣть? Шутка-ли тоже съ Охты перли семь верстъ киселя ѣсть! бормочетъ одна изъ нихъ.

   — Я говорила, что не стоитъ. Вотъ теперь, за входъ-то зря заплативши, все равно, что по фунту кофію въ собаку и кинули, откликается другая.

   — А вы думали, что здѣсь медвѣдя ученаго водить будутъ? ввязывается въ разговоръ купецъ.— Вѣдь тутъ выставка не для простонародья, а для господъ. Ваше какое рукомесло?

   — Молочницы мы, коровъ на Охтѣ держимъ.

   — А, охтянки! Ну, здѣсь для вашей сестры блезиру не будетъ. Коли хотите еще по двугривенному растопить, то вонъ въ томъ отдѣленіи сыръ и масло пробовать можете. Молодецъ вамъ отворотитъ по кусочку и цѣну скажетъ.

   — И этого вонъ можно масла попробовать, что въ кадкѣ?

   — Ни Боже мой! Нешто можно красу ворошить! Тамъ для пробы особенно есть, а это только для посмотрѣнія.

   — Такъ какое-же тутъ посмотрѣніе, коли я даже разрѣза масла не вижу. Почемъ знать, что тамъ внутри-то. Сверху-то тоже можно замазать и хорошимъ масломъ, а въ нутро всякую дрянь положить. Механику-то мы знаемъ.

   — Дрянь! Тутъ даже можетъ статься внутри кадки и дряни-то нѣтъ, а одна пустота и только сверху на доску намазанъ здоровый букивротъ пальца въ два — вотъ и вся музыка. Вѣдь тутъ не лавка, а выставка. Ходи себѣ да любуйся.

   — Больно ужъ жирно за одно любованіе деньги платить.

   — Не за одно любованье. Музыку слушать, за тѣ-же деньги вонъ на тѣхъ вѣсахъ себя свѣсить можешь, а домой придешь и похвастайся мужу: вотъ, молъ, у тебя какая жена-то — пятипудовая!

   — Да во мнѣ пяти пудовъ нѣтъ.

   — Шали больше! Съ привѣскомъ будетъ. Идетъ парей на три гривенника, что съ привѣскомъ? Ну, пойдемъ, я тебя прикину. Выиграешь, такъ вѣдь окупишь, что сюда за входъ заплатила.

   — Такъ вѣдь вѣшаться-то въ одежѣ надо, а на мнѣ шуба съ ватной юбкой полъ-пуда потянетъ.

   — А ты нешто хотѣла-бы, чтобъ тебя нагишомъ вѣшали? Здѣсь не баня. Здѣсь за этотъ манеръ сейчасъ за ушко да и на солнышко. «Комензи, молъ, мадамъ, въ желтый домъ»

   — Фу ты, срамникъ, что выдумаетъ! плюетъ охтянка.— Да я на сто рублей вниманія не обращу, чтобъ безъ одежи… У меня тоже мужъ есть и единоутробныя дѣти. Дочку вотъ нонѣ за столяра выдала.

   — Твое при твоемъ и останется. Ну, пойдемъ къ вѣсамъ-то. Такъ ужъ и быть, десять фунтовъ тебѣ на одежу скину! Гдѣ наше не пропадало! машетъ рукой купецъ,— Мнѣ главное, чтобъ женѣ дома загадку загадать: «что, молъ, я на выставкѣ дѣлалъ?» Она это сейчасъ начнетъ мозгами шевелить, и то и се придумывать, а ей въ отвѣтъ: «бабу на вѣсахъ вѣшалъ». Довольно ужъ намъ по нашему лабазному дѣлу около вѣсовъ возиться, пора и за человѣчину приняться. И удивлю-же я свою законную на каменномъ фундаментѣ! весело крутитъ головой купонъ и хохочетъ,

   — Да ты можетъ быть съ насмѣшкой? спрашиваетъ она.— Свѣсишь, а потомъ съ меня за провѣсъ и велишь деньги требовать.

   — Ну, вотъ! Здѣсь вѣшаютъ всѣхъ даромъ. А коли въ тебѣ меньше пяти пудовъ тянетъ, еще тебѣ-же три гривенника на кофій пожертвую. Купеческое слово — не вру.

   — Да какая-же тебѣ-то корысть?

   — Просто благороднымъ манеромъ побезобразничать хочу. Все-таки развлеченіе. А то вотъ часъ битый по выставкѣ хожу въ тоскѣ и инда скулы разорвалъ, зѣвавши. Накачивалъ въ себя эту самую веселость въ буфетѣ вливать — съ семи рюмокъ рябиновой даже не разобрало.

   — Мавра Тимофѣевна, да свѣситься мнѣ что-ли ужъ?.. спрашиваетъ свою товарку охтянка.

   — Конечно, свѣшайся!— подзадориваетъ ее купецъ.— Три гривенника вѣдь тебѣ ни пито, ни ѣдено наваливаю, а отъ навала люди разживаются.

   — Постой, пускай вонъ лучше Марфа Тимофѣвна порѣшитъ.

   — Да свѣсься, потѣшь купца. Ну, что тебѣ? Вѣдь убытка не будетъ.

   — Какой убытокъ! Съ барышомъ домой вернешься. Ну пойдемъ!

   Охтянки и купецъ подходятъ къ вѣсамъ, надъ которыми гласитъ надпись: «Здѣсь каждый желающій можетъ получить свой собственный вѣсъ безплатно».

   — Ну, вотъ видишь, твой собственный вѣсъ при тебѣ и останется, указываетъ купецъ на надпись, и обратясь къ стоящему у вѣсовъ нѣмцу, спрашиваетъ:— Можно, господинъ нѣмецъ, бабу свѣсить? Занятно мнѣ, сколько въ ней вѣсу будетъ.

   — Сдѣлайте одолженіе,— отвѣчаетъ тотъ.

   — Ну, мадамъ, становись на платформу.

   Охтянка пятится.

   — Да, говорятъ, черезъ это люди сохнутъ. Свѣсишься, пожалуй, да и начнешь изводиться.

   — Полно, усышки большой не будетъ. Да и куда тебѣ тѣло-то? Вѣдь не на продажу.

   — Мавра Тимофѣвна, ужъ вѣшаться-ли мнѣ?— снова колеблется охтянка.

   — Что? Теперь на попятный? Нѣтъ, ужъ назвалась груздемъ, такъ полѣзай въ кузовъ!— тащитъ ее за руку купецъ.— Шалишь! Ужъ коли я сторговалъ, то отъ своего не отступлюсь.

   — Да ну тебя! Что присталъ словно банный листъ!— отбивается охтянка.— Отродясь не вѣшалась, а тутъ вдругъ вѣшайся для него. Свѣсишься, да и умрешь еще, пожалуй…

   — А ты думаешь аридовы вѣки прожить? Ахъ, ты мякина, мякина! Ну, ладно, я самъ свѣшаюсь. Я вотъ смерти не боюсь. Вѣшай меня, господинъ нѣмецъ!

   Купецъ вскочилъ на платформу.

   — Само собою, коли ежели кто наливши глаза, то не страшно… говоритъ охтянка.

   — Наливши глаза! А нешто ты мнѣ ихъ наливала? Видалъ-ли я отъ тебя поднесенье-то? Выдержутъ-ли только меня вѣсы-то, господинъ нѣмецъ?

   — Возъ сѣна выдержутъ! Шесть пудовъ и три фунта!— возглашаетъ нѣмецъ.

   — Постой, я духъ запру. Можетъ еще больше-будетъ! Ну?

   Шесть пудовъ три фунта!

   Въ собравшейся уже около вѣсовъ толпѣ хохотъ.