Bibra > Произведения > Все > Праздники дают себя знать…

Праздники дают себя знать…

Автор: Лейкин Николай Александрович

Скачать

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

Мѣдные лбы.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880

  

ПРАЗДНИКИ ДАЮТЪ СЕБЯ ЗНАТЬ…

   Въ простомъ купеческомъ домѣ вечеринка наканунѣ крещенскаго сочельника. Гости играютъ въ стуколку, но, какъ-то вяло. Не слышно восторженныхъ возгласовъ, сопровождаемыхъ обычными остротами у выигрывающихъ купцовъ. Купеческія дамы сидятъ нахохлившись и не грызутъ поставленные на столъ миндальные орѣхи, не жуютъ изюмъ и пастилу. Разговоръ какъ-то плохо клеится. Лишь изрѣдка какая-нибудь дама вздохнетъ и скажетъ:

   — Сижу, а сама о домѣ думаю. Что-то у насъ тамъ теперича? Уходила, такъ у Васеньки животъ какъ болѣлъ! Въ крикъ кричалъ. Надо полагать, на святкахъ гусемъ объѣлся. Охъ, ужъ эти святки!

   — Да вы-бы мятныхъ…

   — И мятныхъ давали, и утюги грѣли.

   — У насъ такъ лучше, у насъ всѣ прикащики объѣлись, потому тутъ на праздникахъ съ одного зарядили гусь да поросенокъ, поросенокъ да гусь. Гусей-то съ поросятами Федоръ Никитичъ дешево купилъ передъ Рождествомъ, такъ вотъ мы и истребляли. На ѣду глядѣть тошно.

   Не щебетали веселыми голосами и дѣвицы, а то и дѣло ѣли мятныя лепешки отъ тошноты, вслѣдствіе жирной ѣды.

   — Не знаю какъ у кого… А меня прямо мутитъ отъ разсольника съ гусиными потрохами, разсказывала какая-то поблѣднѣвшая дѣвица.— Не заболѣть-бы грѣхомъ… Тогда въ Крещеньевъ день и на парадъ не попадешь, а мы хотѣли идти на Іордань солдатъ смотрѣть.

   «Учительша» хозяйскихъ дѣтей, исполнявшая роль тапера, нѣсколько разъ садилась за фортепьяно и наигрывала ритурнель кадрили, но кавалеры не шли приглашать дѣвицъ на танцы. Попробовала она заиграть вальсъ, какой-то купеческій сынокъ съ «капулемъ» на лбу подскочилъ было къ хозяйской дочкѣ, но та отказала.

   — Ахъ нѣтъ, у меня что-то подъ сердцемъ колетъ. Мерси васъ.

   — Гусемъ вѣрно изволили ошибиться?

   — Ахъ, нѣтъ. Ѣздили мы это вчерашній день ряжеными къ Трубинымъ, и я была тиролькой въ коротенькомъ платьицѣ одѣта, такъ думаю, что ноги черезъ ажурные чулки простудила.

   — Но развѣ возможно, чтобъ отъ ногъ и подъ сердце?

   — Отчего-же, тамъ всѣ жилы сходятся. Ноги-то я потомъ натерла водкой, а ужъ сердца не могла натереть. Ну, кромѣ того, была съ открытымъ лифомъ, декольте.

   — Сердце дѣйствительно нельзя натереть, но его можно согрѣть пылкой любовью.

   — Это только одна насмѣшка съ вашей стороны. Ахъ, оставьте пожалуста!

   — И танцами въ Италіи лѣчатъ. Это я недавно читалъ въ одной книжкѣ, продолжалъ кавалеръ.— Тамъ танцами лѣчатъ, которые ежели бѣсноватые…

   — Но развѣ я бѣсноватая? обидѣлась дѣвушка.

   — Теперь на святкахъ всѣ бѣсами одержаны. Кто маску надѣвалъ или гадалъ — тотъ и бѣсу празднуетъ. Вотъ послѣ Крещеньева дня крестовъ на дверяхъ наставимъ и водой окропимся, тогда чисты будемъ. Окромя того, вы сегодня бѣсомъ злобы супротивъ меня одержимы.

   — Ну, и пущай.

   — Иванъ Павловичъ, да оставьте ее. Видите, она больна и надулась какъ мышь на крупу, останавливали кавалера другія дѣвицы.

   — Тогда позвольте васъ просить, обратился онъ къ пухленькой блондинкѣ.

   — Я тоже больна, но у меня болѣзнь душевная, отвѣчала та.

   — Тогда позвольте вашу душу комплиментами разогрѣть.

   — Этаго никакъ невозможно, потому что я теперь отъ мнительности какъ-бы не въ себѣ и ни на что вниманія не обращаю…

   — Она гадала наканунѣ новаго года, лила воскъ, а ей вышелъ гробъ на тѣни, прибавила другая дѣвица.— Вотъ она теперь и пужается черезъ свое сумнѣніе.

   — А почемъ вы знаете, что гробъ? Можетъ быть вы не хорошо разглядѣли. Вышелъ свадебный ларецъ, а вы его за гробъ приняли.

   — Кромѣ того, я выходила за ворота спрашивать имя. Спрашиваю какого-то мужчину: какъ васъ зовутъ; а онъ отвѣчаетъ: «покойникъ».

   — И чтожъ, вы думаете, что это былъ настоящій покойникъ?

   — Нѣтъ, онъ даже папироску курилъ, и я очень хорошо знаю, что покойники такимъ баловствомъ не занимаются, а только ужъ одно къ одному: на тѣни — гробъ, а имя — покойникъ.

   — Но вѣдь за покойника вы не можете выдти замужъ.

   — Почемъ знать, можетъ на томъ свѣтѣ и выходятъ замужъ, а ужъ тамъ за живаго выдти нельзя. И наконецъ я тотъ сюжетъ держу, что онъ мнѣ смерть пророчествовалъ.

   — Само собой, когда-нибудь да умрете. Везъ этаго нельзя.

   — Ахъ, какіе вы пронзительные! Гаданье должно въ тотъ-же годъ и сбыться, а онъ мнѣ сказалъ «покойникъ».

   — Опять таки покойникъ, такъ вы покойника и ждите. Но ежели вы умрете, то будете покойница, а не покойникъ. Значитъ, всѣ его слова одна пустая словесность и больше ничего.

   Кавалеръ отошелъ отъ дѣвицъ.

   — Что взялъ? встрѣтили его товарищи.

   У нихъ тоже было мрачно и велся невеселый разговоръ.

   — Каждый день трясусь словно осиновый листъ, разсказывалъ завитой бараномъ франтикъ.

   — Жуки съ перепою казаться стали, что-ли? спрашивали его.

   — Что жуки! Жуки наплевать. У насъ вонъ дяденька Анисимъ Федоровичъ кажиный мѣсяцъ доходитъ, то до жуковъ, то до чертей, а нынче вонъ даже такое видѣніе, что слоны у него изо рта идутъ. Жуки что! Жуковъ можно съ хлѣбомъ ѣсть. А у меня дѣла хуже. Повѣстки отъ мироваго судьи жду.

   — Съ кѣмъ и гдѣ междометіе вышло?

   — Въ «Ливадіи» и съ бариномъ. Баринъ-то рвань, а на отступное не поддался.

   — Чѣмъ оскорбленіе-то?.. Словомъ или дѣйствіемъ?

   — И тѣмъ и другимъ, по моему, но адвокатъ говоритъ, что носъ не дѣйствіе.

   — Какъ носъ? У ты такое городишь? Ну, братъ, у тебя жуки!

   — Никакихъ жуковъ нѣтъ. Я барина за носъ схватилъ и артистомъ его обозвалъ.

   — При свидѣтеляхъ?

   — При свидѣтеляхъ. Ахъ, ты, говорю, артистъ! А потомъ цапъ его за носъ да и потрясъ. А изъ чего дѣло-то вышло? Изъ-за пустяковъ. Поютъ это на амвонѣ тирольки. Я сказалъ, что онѣ поютъ на тирольскомъ языкѣ, а баринъ говоритъ, что на нѣмецкомъ діалектѣ, потому тирольскаго языка нѣтъ. «Какъ, говорю, нѣтъ? Коли тирольская нація есть, значитъ и тирольскій языкъ долженъ быть». Слово за слово, да и заспорили; онъ меня лавочникомъ, а я его артистомъ, онъ меня за рукавъ, а я его за носъ, да и давай раскачивать.

   — За носъ штрафъ, отозвался кто-то.

   — Штрафъ наплевать, но я боюсь какъ-бы въ газету не попасть. Засмѣютъ. Кромѣ того и отецъ о моихъ блудняхъ узнаетъ.

   Звонокъ. Вошелъ еще гость.

   — А что-же супруга? встрѣтила его хозяйка.

   — Животомъ страдаетъ, да и самъ я еле ноги двигаю. Такъ ужъ, что обѣщалъ только придти къ вамъ.

   — Видно гусемъ объѣлась?

   — Нѣтъ, она поросенкомъ, а гусемъ я повредился.

   — Винца съ дорожки-то…

   — Ни Боже мой? И глядѣть-то на него проклятое не могу, до того опротивѣло на праздникахъ.

   Гость зажмурился, потрясъ головой и отвернулся.