Человек и скот

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

Мѣдные лбы.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880

  

ЧЕЛОВѢКЪ И СКОТЪ.

   На Невѣ открытіе рысистаго бѣга. Спортсмены ликуютъ. Собрались близъ иподрома и просто желающіе посмотрѣть, какъ будутъ рысаки гоняться. Публика разная. Очень много, мужиковъ въ нагольныхъ тулупахъ; остановились извозчики; виднѣется рыжая борода купца въ енотовой шубѣ и мѣховая шапка священника. Разговоры обширные: каждый молодецъ толкуетъ на свой образецъ. Бѣгъ еще не начинался.

   — Да будетъ-ли? Можетъ изъ-за сырости отмѣнятъ, слышатся догадки у мужиковъ.— Смотри какая погода сумнительная. Такъ таетъ, что упаси Господи! Ждали афанасьевскихъ морозовъ, анъ Афанасій оттепель послалъ.

   — Нѣтъ, надо полагать, что будетъ. Вонъ рысачка подъ ковромъ ведутъ. Вишь ноги-то — совсѣмъ точеныя, а шея какъ у лебедя. Рублевъ тысячу стоитъ.

   — Да и коверъ-то дороже трехъ нашихъ полушубковъ.

   — Прикинь еще три пары валенокъ. Въ коврѣ-то Персія сидитъ, персидскій онъ. Помнишь Герасима Ермолаева? Такъ вотъ онъ у нѣмца, у Зефтюгина въ конюхахъ жилъ; ну, и украли у нихъ изъ конюшни такой коверъ, такъ нѣмецъ пятьдесятъ цѣлковыхъ съ него съ кучера и вычелъ. Вотъ чего коверъ-то стоитъ! Будь русскій хозяинъ — простилъ-бы, а нѣмецъ человѣкъ акуратный, онъ не спуститъ.

   — А можетъ, быть онъ съ барышомъ этотъ самый нѣмецъ… Каки-таки ковры за пятьдесятъ цѣлковыхъ!

   — Говорю тебѣ — Персія. Ладили тогда Герасимъ съ кучеромъ на Невскій къ черкесамъ ходить, такъ съ нихъ въ магазинѣ за такой коверъ шестьдесятъ просили.

   — Къ скоту и какая нѣжность! восклицаетъ кто-то

   — Еще-бы! Рысакъ-то околѣетъ — тысяча рублевъ убытка,— а человѣкъ — плевать? Рысака-то вдвое супротивъ человѣка и прокормить стоитъ. Человѣкъ пожевалъ хлѣбца да трески и сытъ, а рысаку овесъ да сѣно… А сѣно-то нонѣ почемъ! Пса господскаго продержать дороже человѣка стоитъ. Человѣкъ-то самъ и подчиститъ себя, самъ и въ баню сходитъ, а рысаку камардина подай. Онъ безъ камардина пропащій скотъ. Нашего брата напои въ какое хочешь время, съ горяча-то еще лучше, а рысака съ горяча напоишь — онъ на ноги сядетъ и будетъ ему цѣна грошъ. Ежели-бы нашему брату не вино, да не подати — мы-бы еще дешевле стоили, а вотъ вино съ податями въ насъ страдаетъ, это точно.

   — Да вѣдь нынче и скоты будутъ подати платить. И со скота подай.

   — Скоту что! За скота господинъ заплатитъ. А за насъ нешто господинъ заплатитъ? Ни въ жизнь! Скотская-то жизнь въ господскомъ домѣ не въ примѣръ лучше. Скотъ какъ захвораетъ — сейчасъ ветеринаръ или коновалъ лѣчить его идетъ, а нашъ братъ захвораетъ, господинъ говоритъ: «ничего, отлежится».

   — Да вѣдь скотъ-то въ неволѣ и господину принадлежитъ, а ты самъ свой, пробуетъ возражать кто-то.

   — Что-жъ, и я пойду въ неволю. Плати за меня подати, корми, пои, на баню дай, подноси водочки и я въ рысаки пойду. Въ стойлѣ-то лучше спать, нежели чѣмъ на артельной квартирѣ въ повалку.

   — А въ трактиръ какъ тогда пойдешь? Вѣдь ужъ тогда въ трактиръ не пустятъ.

   — Развѣ только что изъ-за трактира… А то бери меня сейчасъ въ рысаки — въ лучшемъ видѣ согласенъ.

   — Безумецъ, что ты толкуешь! Опомнись, какія ты слова сказалъ, обращается къ мужику священникъ.— Сподобилъ тебя Господь Богъ разумнымъ человѣкомъ родиться, а ты скоту позавидовалъ!

   Мужикъ сконфузился и снялъ шапку.

   — Виноватъ, ваше преподобіе! сказалъ онъ.

   — То-то виноватъ! Придешь домой, встань передъ образомъ, сотвори крестное знаменіе и положи три земныхъ поклона за эти слова.

   — Слушаю, ваше преподобіе. А только зачѣмъ-же ихнему брату, господамъ то есть, насъ соблазнять? И имъ грѣхъ великій. Теперича пришелъ я разъ къ нашему земляку на кухню, у графини Отребьевой онъ живетъ, такъ тамъ вдругъ господскаго пса сухарями со сливками приказано кормить и подушка ему пуховая сдѣлана, чтобъ спать. Нешто это скоту подобаетъ.

   — Набавьте-ка, батюшка, ему еще за эти слова свѣчку… Пусть свѣчку поставитъ, вмѣшивается въ разговоръ другой мужикъ.— Ты, кажется, почтенный, глаза съ утра залилъ, вотъ что.

   — Ни въ жисть! Откуда мнѣ ихъ залить, коли у меня одна симитка въ карманѣ.

   — Цивилизаціи въ нихъ, ваше высокопреподобіе, настоящей нѣтъ, оттого и такіе разговоры, обращается къ священнику купецъ.— Кабы сидѣла въ нихъ цивилизація, содержали-бы себя на благородной ногѣ и въ скоты не захотѣли-бы…

   — Кланяйся, батюшкѣ въ ноги, проси у него отпущеніе грѣхамъ!, толкали мужика въ спину.

   — Не надо. Оставьте его, дурака! сказалъ священникъ.

   Мужикъ началъ пятиться и удалился.

   — Прогнѣвался, говорю, ваше преподобіе, на насъ угодникъ божій Афанасій-то! А то бывало въ старину какъ завинтитъ морозомъ — страсти подобно! началъ купецъ.— А нынче вдругъ распутица.

   — Стихія перемѣнчива. Подулъ южный вѣтеръ — вотъ и перемѣна погоды, отвѣчалъ священникъ.

   — На обсерваторіи, говорятъ, погоду-то эту портятъ. Поставятъ астрономы астролябію, да вѣтры и перемѣняютъ. Наука наукой, а черезъ это ущербъ торговли. За дичину-то мороженую теперь-бы безъ астрономіи-то хорошія деньги брать, а тутъ только сбывай почемъ дадутъ. Судакъ тоже нонѣ былъ въ цѣнѣ, а теперь подтаянный-то копѣйки на четыре въ фунтѣ опустился. Правду я?..

   — Пустое! Развѣ можетъ наука погоду измѣнить. До этого мы еще не дошли.

   — Мы-то еще не дошли, а ученые нѣмцы съ англичанами можетъ быть уже давно дошли, да держутъ въ секретѣ. Вы то возьмите. Какъ только расторгуешься мороженнымъ товаромъ — сейчасъ оттепель. Отчего это? Я тоже, ваше преподобіе, читаю, много читаю, чтобъ за цивилизаціей мнѣ успѣть.

   — Что-же вы читаете?

   — Да все читаю. Придешь въ трактиръ — «Сынъ Отечества», «Петербургскія Вѣдомости», «Голосъ» и «Новое Время».

   — И прочли, что нѣмцы погоду измѣняютъ? Сомнительно.

   — Этого я не прочелъ. А только ежели теперича этотъ самый телефонъ за тысячу верстъ съ человѣкомъ разговариваетъ, то отчего-же погоду не измѣнить? И то ужъ я читалъ, что гдѣ-то по телеграфу публику пересылаютъ. Должно быть въ Америкѣ, потому всѣ эти вещи въ Америкѣ дѣлаются. Возьмемъ газъ. Конечно, кислота, но развѣ прежде кислота горѣла? Но въ газѣ все-таки кислота, а въ электричествѣ совсѣмъ пустышка горитъ. Можетъ быть когда нибудь и такой огонь придумаютъ, что свѣтить и грѣть онъ будетъ, а зажечь имъ ничего нельзя, то есть безопасный отъ пожаровъ.

   — Ой, ой! Въ какую философію вы пустились!..

   — Нельзя безъ этого, ваше преподобіе; потому я за цивилизаціей гоняюсь. Нынче время такое. У меня дома всѣ календари куплены и я каждый день ихъ читаю. Только я такъ полагаю, что черезъ это вѣра слабнетъ. Правильно я?

   — Вонъ еще рысакъ въ бѣговыхъ санкахъ! кивнулъ головой священникъ, стараясь перемѣнить разговоръ.

   — Пущай его! А мы лучше къ кумѣ на Петербургскую сторону чайку попить пойдемъ, сказалъ купецъ.— Прощенья просимъ, ваше преподобіе!