Новый год

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

НЕУНЫВАЮЩІЕ РОССІЯНЕ

РАЗСКАЗЫ И КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2
1879

  

Новый годъ.

   Десять часовъ утра, а ужь въ квартирѣ у купца Пармена Захарыча Переносьева все прибрано, выметено. Въ углахъ у образовъ не горятъ, а просто пылаютъ лампадки. Въ залѣ накрытъ столъ съ двадцатью сортами закусокъ и двѣнадцатью сортами выпивокъ. На столъ выложено все имѣющееся серебро, какое только можно было выложить, не компрометируя себя. Самъ хозяинъ въ вышитомъ мундирѣ и при шпагѣ мѣрно ходитъ по навощенному до-нельзя паркетному полу и любуется своей осанкой, изрѣдка поглядывая на себя въ зеркала. То подойдетъ къ акваріуму съ золотыми рыбками и ящерицами, то къ самоигральнымъ фортепіанамъ, то попугая подразнитъ, сидящаго въ бронзовой клѣткѣ. «Ура! Ваше степенство!» — картавитъ попугай, а хозяину любо, и все его заплывшее жиромъ лицо сіяетъ, какъ мѣдный тазъ, тщательно вычищенный суконкой съ кирпичемъ. «Всѣмъ я благодѣтель! Полтыщи народу кормлю!» — мелькаетъ у него въ головѣ, и онъ важно поправляетъ висящій на шеѣ орденъ.

   Близъ закуски сидитъ разряженная жена Переносьева, еще не старая, но уже совсѣмъ дряблая отъ сидячей жизни женщина, и дочь Переносьева, курносенькая, но пикантная дѣвушка, пятьдесятъ тысячъ приданаго которой рѣшено приложить не менѣе, какъ къ двухъ-сотъ-тысячному капиталу. Онѣ вздыхаютъ и ждутъ гостей съ визитами.

   Звонокъ.

   — Анна Митрофановна! Приготовься! Можетъ быть это кто-нибудь изъ нашихъ пріютскихъ!— говоритъ Переносьевъ.

   Легкое смятеніе. Дочка складываетъ губы сердечкомъ.

   — Швейцаръ съ нашей лѣстницы!— докладываетъ лавочный мальчикъ.

   — Зови его сюда! Да пусть прежде ноги оботретъ. Не ловко-же мнѣ къ нему въ мундирѣ выходить въ прихожую!— произноситъ хозяинъ.

   Въ залу входитъ швейцаръ.

   — Съ новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ-съ имѣю честь поздравить, ваше высокоблагородіе! Первый разъ васъ приходится видѣть въ мундирѣ… Солидно, очень солидно! Дай вамъ Господи! Это, Парменъ Захарычъ, какъ-же, ежели на военный чинъ перевести?— По военному, я буду маіоромъ. Выпей вонъ, да только закуску не вороши, потому я жду къ себѣ генерала.

   Швейцаръ пьетъ. Переносьевъ лѣзетъ въ бумажникъ и подаетъ ему трехъ-рублевую бумажку.

   — Всѣхъ, Пименъ Захарычъ, я по нашей лѣстницѣ обошелъ, и, вѣрите-ли, какіе есть сквалыжники! Вотъ хоть-бы генеральша Бахмутова — полтинникъ дала… Ей Богу! Вотъ вами такъ ужъ у насъ всѣ довольны. Вѣрите-ли, извощики у подъѣзда не нахвалятся вами! Что это, говорятъ, у васъ за купецъ за пречудесный!

   — Анна Митрофановна! Дай ему отъ себя рубль!

   — Много вамъ благодарны, ваше высокородіе! Дай вамъ Богъ до самаго высшаго чина дожить, въ военную службу перейдти и полкомъ командовать!

   — Ну, ужъ это зачѣмъ-же? Мы вонъ и для сына рекрутскую квитанцію купили!— вставляетъ слово жена.

   — Анна Митрофановна, не вмѣшивайся.

   — Счастливо оставаться, ваше степенство! Пойду къ нѣмцу-доктору, авось тотъ два двугривенныхъ отвалитъ!

   Швейцаръ ушелъ.

   — Сторожа изъ пріюта!— докладываетъ мальчикъ.

   Хозяинъ вынимаетъ синюю бумажку и приказываетъ угостить водкой.

   — Счетчики изъ банка!

   Тоже самое.

   Попугай кричитъ «хозяину нашему слава!» Звонокъ.

   — Анна Митрофановна! Поправься! Можетъ быть, это кто нибудь изъ пріютскихъ чиновниковъ!

   Легкое смятеніе. Дочка складываетъ губы сердечкомъ.

   — Маша,— обращается хозяинъ къ дочери,— коли кто обратится къ тебѣ по французски, ты по-французски и отвѣчай.

   — Мнѣ стыдно, папенька!

   — Дура!

   Входитъ гость въ сюртукѣ и съ медалью на шеѣ.

   — Господи! Первый разъ вижу тебя въ мундирѣ. Генералъ, совсѣмъ генералъ!— раздаются восклицанія. Повернись-ка, повернись-ка, спиной то!

   — Да, братъ, полторы тысячи ежегодно обязался вносить!— мѣрно произноситъ хозяинъ.— Колоколъ у себя на родинѣ повѣсилъ. На часовнѣ куполъ позолотилъ и всѣ штукатурныя работы на свой счетъ принялъ. Балъ сиротамъ устроилъ… Елку на праздникахъ дѣлалъ. Образъ у Закхея въ кованную ризу вправилъ.

   Мальчикъ подаетъ письмо.

   — Какая-то женщина васъ поздравляетъ съ новымъ годомъ.

   Переносьевъ распечатываетъ и начинаетъ читать въ слухъ:

   «Ваше боголюбивое единоутробіе, господинъ именитый купецъ Пименъ Захарычъ, защитникъ сирыхъ и убогихъ, одѣленныхъ на общественномъ пирѣ жестокосердаго человѣчества! Служа тридцать пять лѣтъ, вѣрою и правдою престолу и отечеству, будучи обремененъ удрученною старостью и болѣзнью, женою съ девятью малыми младенцами и ожидая ниспосланія десятаго, находящагося еще въ утробѣ, и по волѣ неотразимаго рока, не имѣя силъ къ добыванію пропитанія ослабѣвшей отъ злостнаго паралича десницей, шлю тещу мою къ вамъ, въ полковницкомъ чинѣ состоящую, и молю ваше единоутробіе…»

   — На вотъ ей, вынеси трешпичекъ!— подаетъ Переносьевъ мальчику зелененькую бумажку — И что это, Ананій Кузмичъ, денегъ выходитъ, такъ просто страсти!— восклицаетъ онъ, обращаясь къ гостю.— Ну зато почетъ! Выпей водки-то, только закуску не очень вороши, потому я къ себѣ генерала жду! Настоящаго генерала. Къ сегодняшнему дню только пожаловали.

   Въ зало входитъ «ундеръ» въ отставномъ военномъ сюртукѣ съ нашивками, и ведетъ за руку мальчика лѣтъ десяти.

   — Съ новымъ годомъ, ваше высокородіе! Дай вамъ Богъ счастія, богатства, чтобъ куры не клювали и всего, всего хорошаго! Дождаться внуковъ, правнуковъ и еще далѣе,— говоритъ «ундеръ».— Ну, Петрунька, сади! Не бойся, читай, читай!— гладитъ онъ по головѣ мальчика.

   На глазахъ мальчика показываются слезы, нижняя губа дрожитъ, онъ подаетъ купцу Переносьеву листъ бумаги, свернутый въ трубочку, и начинаетъ читать стихи:

  

   Съ новымъ, годомъ поздравляю,

   Счастья радости желаю

   Папа крестный дорогой.

   Дай вамъ, Боже, многи лѣта,

   И чтобъ вашъ счастливый вѣкъ,

   Какъ прекрасная планета,

   Лучезарно-бы истекъ.

  

   — Довольно, довольно!— перебиваетъ его хозяинъ.— Это крестникъ мой,— обращается онъ къ гостю съ медалью.— Вотъ у него всѣ дѣти умирали, и онъ у насъ въ сторожахъ по церкви состоялъ. Ну, и упросилъ онъ меня сынишку окрестить. Что-жъ ты думаешь? Вѣдь задался и живъ. Вотъ у меня какая рука-то счастливая!

   — Ужъ вамъ это, ваше высокородіе, свыше, отъ Бога за ваши благодѣянія,— бормочетъ «ундеръ».

   — Да, я многимъ благодѣтель! Коли такъ, на синенькую! Пальтецо, либо спинжакъ себѣ новый купишь. Постой, экзаменъ сдѣлаю.

   Переносьевъ вынимаетъ изъ бумажника огромную пачку денегъ.

   — Много-ли здѣсь денегъ? Говори!

   — Не знаю-съ…— робко шепчетъ мальчикъ.

   — А это въ какую цѣну сѣренькая бумажка? Не знаешь? А эта радужная вотъ?. А какая изъ нихъ цѣннѣе? Ахъ ты, самаго-то настоящаго и не знаешь, а еще въ школѣ учишься!

   Звонокъ.

   — Ну, съ Богомъ! Идите на кухню! Тамъ васъ угостятъ. А я къ себѣ генерала жду! Анна Митрофановна! Маша!

   Переносьевъ бросаетъ на жену и на дочь значительный взглядъ. «Ундеръ» съ сыномъ уходятъ, а на ихъ мѣсто является молодой гость во фракѣ и въ бѣломъ галстухѣ. Голова его завита бараномъ, а отъ самаго несетъ пачулей.

   — Съ новымъ годомъ! Съ новымъ счастьемъ!

   Онъ подсаживается къ дамамъ. Тѣ съ разу оживляются.

   — Гдѣ новый годъ встрѣчать изволили?

   — Дома; у насъ никого не было. Сходили сначала ко всенощной, а потомъ и за ужинъ… Хотѣли въ театръ, да ложи не достали,— отвѣчаетъ дочка Переносьева.— Ряженые къ намъ пріѣзжали, да папенька выгналъ. Хотѣла было гадать, въ зеркало съ нашей горничной смотрѣть, да папенька свѣчки задулъ. Впрочемъ, мостокъ себѣ подъ кровать мостила. И видѣла суженаго.

   — Офицеръ?

   — Много будете знать — скоро состаритесь.

   — А именъ за воротами у прохожихъ не спрашивали?

   — Не позволяю я именъ-то спрашивать.— вставляетъ слово мать.— Прошлый годъ у насъ дѣвицы гостили и побѣжали имена спрашивать, да и натолкнулись на какого-то пьянаго, а онъ имъ такое имя сказалъ, что срамъ!

   — Ахъ, маменька, что вы!

   — Впрочемъ я гадала, брюнетъ или блондинъ… Брала снѣгъ и искала въ немъ волосъ.

   — Ну, что же?

   — Да длинный какой-то попался и жесткій такой.

   — Ну, значитъ женихъ будетъ попъ, либо дьяконъ.

   — Нѣтъ, кухарка наша говоритъ, что это лошадиный волосъ изъ хвоста.

   — А мы такъ вчера ряжеными ѣздили. Я былъ одѣтъ Мазепой…

   — Что же это за костюмъ?

   — Отличный. На головѣ треухъ, а самъ какъ-бы въ халатѣ… Сабля, шпоры…

   Опять звонокъ.

   — Анна Митрофановна, можетъ-быть это генералъ!— восклицаетъ Переносьевъ.

   Въ комнату входитъ гость въ отрепанномъ фракѣ и мятомъ бѣломъ галстухѣ. Лицо его одуто, глаза косятъ. Начинаются поздравленія. Переносьевъ подаетъ ему два пальца.

   — Ну, живая душа на костыляхъ, стрекоза въ серьгахъ! Выгребай сплетни-то,— говоритъ онъ ему,— сколько сегодня народу обѣгалъ?

   — Одинадцать визитовъ сдѣлалъ,— отвѣчаетъ слегка пришепетывая гость.— У балабаевскаго архіерея былъ… Звонковы свой домъ продали, Кузьма Данилычъ своего кучера прогналъ. Представьте, онъ на лѣстницѣ жену его цѣловалъ.

   Глаза дамъ заискрились и онѣ ближе подвинулись къ гостю — Федоръ Кузьмичъ съ синякомъ ходитъ. Во весь глазъ синякъ… На тройкѣ къ Дороту ѣздили, такъ вывалился изъ саней.

   — Павелъ Андреемъ, какъ-же это кучеръ-то? Разскажите — пристаютъ къ гостю дамы.

   — Послѣ, послѣ… Третьяго дня у Додонова сороковой день справляли, такъ гости разодрались. Сейчасъ сваху Лукерью встрѣтилъ, такъ разсказывала, что у Машенька Брындина замужъ выходитъ. Женихъ — мусорщикъ и съ двумя каменными домами. Приданое изъ батисту дѣлаютъ, и женихъ непремѣнно требуетъ золотую кровать.

   — А ужъ и побьютъ-же тебя, Павелъ, за твои сплетни!— восклицаетъ Переносьевъ.

   — Да и били-съ! Ахъ, самую-то главную новость и забылъ! Представьте, Теленкина-то сынъ, что въ уланскіе юнкера поступилъ, ужъ больше не служитъ. Отецъ взялъ его изъ полка обратно и купилъ ему рекрутскую квитанцію за четыре тысячи… «Пусть, говоритъ, лучше на глазахъ въ лавкѣ стоитъ, а то за глазами-то онъ такъ отъ рукъ отобьется, что еще, пожалуй, кутить начнетъ да долговъ надѣлаетъ». Теперь унтеръ-офицеръ въ отставкѣ…

   — Ахъ какая жалость, а ему такъ шелъ уланскій мундиръ!— вставляетъ слово дочка Пареносьева.

   — Выгодный женишекъ! Никакая купеческая дочка не побрезгуетъ, что онъ отставной солдатъ!— восклицаетъ Переносьевъ.

   — Да вѣдь можете вы думать, не ѣхалъ онъ изъ полка-то! Ему военная служба смерть какъ понравилась. Такъ за нимъ въ Польшу въ полкъ прикащика посылали и силою взяли. Ну, конечно, папенька — звѣрь. Пріятно-ли? Онъ радъ былъ, что на свободу-то отъ семейства вырвался. А тутъ вдругъ шабашъ! Будетъ тебѣ служить! Воюй въ лавкѣ аршиномъ!

   Звонокъ.

   — Анна Митрофановна! Можетъ быть это самъ генералъ! Ну, Павелъ, выпей водки, да убирайся вонъ, а то еще что-нибудь сболтнешь!

   — Курьеръ отъ его превосходительства!— докладываетъ мальчикъ и подаетъ конвертикъ.

   Лицо Переносьева омрачается. Онъ разрываетъ конвертъ, вынимаетъ оттуда карточку и читаетъ:

   — «Дѣйствительный статскій совѣтникъ Аристархъ Аристарховичъ Громоносовъ.» Нѣтъ, не осчастливилъ-таки своимъ посѣщеніемъ, а вѣдь какъ обѣщалъ!

   — Это кто-же, Пименъ Захарычъ?— подскакиваетъ къ нему гость — сплетникъ.

   — Пошелъ прочь, выжига! Анна Митрофановна! Вели закладывать лошадь! Я самъ къ генералу поѣду, даже, мало того, къ тремъ генераламъ поѣду!

   Черезъ полчаса Купецъ Переносьевъ, въ треуголкѣ и шубѣ, выходитъ изъ своей квартиры на лѣстницу. Его провожаетъ жена и говоритъ ему въ слѣдъ:

   — Пименъ Захарычъ, ты ужъ на счетъ вина-то сегодня поостерегись, а то въ мундирѣ, при шпагѣ и вдругъ…

   — Дура!