На живорыбном садке

Автор: Лейкин Николай Александрович

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

НЕУНЫВАЮЩІЕ РОССІЯНЕ

РАЗСКАЗЫ И КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2
1879

  

На живорыбномъ садкѣ.

   Живорыбный садокъ. Утро. Въ рубкѣ, около прилавка съ вѣсами, сидитъ на скамейкѣ прилично одѣтый, полный мужчина съ гладкобритымъ подбородкомъ и пьетъ чай. Противъ него, тоже съ стаканомъ чаю въ рукахъ, стоитъ хозяинъ садка, въ наваченной сибиркѣ и передникѣ, и отгрызая маленькіе кусочки сахару, со звукомъ прихлебываетъ чай. Въ одномъ углу рубки, мальчишки перетряхиваютъ изъ корзинки въ корзину рыбу, въ другомъ прикащикъ продаетъ какой-то кухаркѣ соленую рыбью тешку.

   — Такъ это бѣлужья тешка, а не осетровая? спрашиваетъ та.

   — Бѣлужья.

   — То-то. У насъ барыня такъ и сказала: возьми говоритъ, бѣлужью. Какъ съѣздила лѣтомъ въ Зоологическій садъ, посмотрѣла на осетра, такъ и апетиту къ нему лишилась, совсѣмъ перестала осетрину ѣсть.

   — Это еще отчего? Что въ немъ такого постыднаго?

   — Да, говорятъ, на человѣка мертваго похожъ. Опять-же тутъ слухъ прошелъ, что онъ будто мужика съѣлъ. Она и раковъ изъ-за того не ѣстъ, что тѣ на мертвечину садятся.

   — Ври больше! Ну, ракъ туда сюда. А осетръ, гдѣ-жъ ему мужика съѣсть? У него ротъ такъ себѣ — махонькая дырка.

   — А, можетъ быть, по кускамъ съѣлъ. Спервоначалу одно мѣсто отгрызъ, потомъ другое. Такъ бѣлужья тешка-то?— снова задаетъ она вопросъ.

   — Бѣлужья, бѣлужья. Смѣло бери,

   — Дай-ко понюхать-то свѣжая-ли она?

   — Самая свѣжая; что ее нюхать? Мы нюхать не даемъ. Что за модель? Вѣдь это товаръ. Одинъ понюхаетъ, другой понюхаетъ и выйдетъ обнюханный кусокъ. Кому обнюханную тешку нужно? Вѣдь за нами тоже полиція смотритъ, чтобъ въ чистотѣ… Вотъ тутъ какъ-то бѣлорыбицу нюхали, нюхали, а она и провоняла! Бери такъ.

   — Ну, ладно, только смотри, коли не свѣжая будетъ, обратно принесемъ.

   Хозяинъ обращается къ сидящему покупателю.

   — Ну, а вамъ что пособрать, Ардаліонъ Никитичъ?— спрашиваетъ онъ.

   — Да сегодня «самъ» уху заказалъ, отвѣчаетъ покупатель. Шесть персонъ приглашено, и между ними какой-то англійскій попъ, такъ хочетъ его ухой кормить. «Смотри, говоритъ, Ардальонъ, не осрамись». «Помилуйте, говорю, ваше сіятельство, какой-же я, говорю, поваръ, коли осрамлюсь? Мы графовъ и князей кормимъ, а нетокма, что англійскаго попа». Такъ вотъ отпусти-ка ты мнѣ налимчика, продолжаетъ онъ, да ершей съ полсотни для навару, да стерлядку вершковъ десять-одиннадцать: ну, сижка…

   — Стерлядка-то не мала-ли будетъ?

   — Нѣтъ, что ихъ баловать! Раковаго масла подпущу, за тотъ же стерляжій наваръ уйдетъ.

   — Эй, молодцы!— кричитъ хозяинъ. Соберите Ардальону Никитичу, что они требоваютъ. Угря для маринаду не надо-ли?

   — Нѣтъ. Вотъ, братъ, рыба! что твой турокъ! произноситъ поваръ. Теперича изрѣжь его въ куски — живъ.

   — Ну, а что про турку у васъ слышно?

   — Да разное. Главное, окопался теперь; весь въ землѣ сидитъ и только головешку высовываетъ. Какъ въ него попасть? Только нацѣлишься, а онъ подъ землю и нырнетъ. Флигель-адъютантъ одинъ обѣдалъ, такъ сказывалъ. Лакей слышалъ.

   — А правда, что туда изъ Москвы царь пушку повезутъ?

   — Нѣтъ, про это разговору не было. Да и что въ ней? Теперича она совсѣмъ расхлябана. Вотъ ежели бы изъ Адмиралтейства пушку туда… Да не довести, тяжела очень.

   — Богъ знаетъ, что тамъ творится,— разводитъ руками хозяинъ. Теперича мы «Новое Время» покупаемъ. Читаешь — ничего понять невозможно. Такая газета, словно они ее ваксой смазываютъ. Черна и въ пятнахъ.

   — Нарочно такъ печатаютъ, отвѣчаетъ поваръ. Потому у нихъ корреспондентъ невѣроятный, вретъ много, ну они и замазываютъ, чтобъ не такъ замѣтно было. Потомъ станутъ ихъ уличать, а они отопрутся. «Вы, говоритъ, не такъ по замазанному прочли. Это совсѣмъ въ противоположномъ видѣ понимать должно». У нихъ одинъ корреспондентъ изъ трубочистовъ.

   — Зачѣмъ-же это?

   — Своя заводка торговая. Сегодня читатель ничего не понялъ, завтра опять покупаетъ. «Авось, говоритъ, теперь пойму». Ну, а газета модная. Неловко сказать, что «Новое Время» не читалъ. Я такъ ее приравниваю, что все равно, что итальянская опера. Иной и плачетъ, а идетъ, потому скука, каждый разъ одну и ту-же канитель панихидную поютъ, а модно. Я вотъ «Голосъ» читаю. Очень явственно пишутъ. Теперь насчетъ политики у господъ, вотъ какая мода завелась.

   Поваръ лѣзетъ въ карманъ и торжественно вытаскиваетъ набивной платокъ съ изображеніемъ карты Турціи.

   — Это что-же такое?— спрашиваетъ его хозяинъ, наклоняясь къ платку.

   — Сморкальный платокъ и въ тоже время карта Турціи съ городами. Вонъ Плевна, вотъ Константинополь, Рущукъ, Систово. — Какой Константинополь-то маленькій; ничего не видать, дивятся прикащики, заглядывая на платокъ.

   — Дурьи головы! это для примѣра только, обрываетъ ихъ хозяинъ. Тутъ и видѣть ничего не надо, а знаешь что въ этомъ самомъ мѣстѣ Константинополь долженъ быть, ну, и довольно съ тебя. На бумагѣ я эти самыя карты видалъ, а зачѣмъ-же онѣ на платкѣ?— обращается онъ къ повару.

   — А вотъ зачѣмъ. Теперича сижу я и читаю въ «Голосѣ», что турки на Шипкѣ звѣрства турецкія производятъ, разсердился я и сморкнулся прямо въ Шипку.

   — Такъ вѣдь отъ этого не легче будетъ.

   — Не легче-то не легче, это точно, да мода такая.

   — Ну, а ежели въ такое мѣсто попадешь, гдѣ русскія войска стоятъ? И непріятно, что на своихъ сморкнулся.

   — Зачѣмъ я буду на своихъ сморкаться? Я знаю, что русскіе на шипкинскомъ перевалѣ стоятъ, ну, я это мѣсто и берегу.

   — Ну, а Плевна? Тамъ теперь и русскіе, и турки? допытывается хозяинъ садка.

   — Ежели осторожно будешь сморкаться и съ разборомъ, завсегда можно въ турецкое войско попасть и свои позиціи уберечь,— продолжаетъ поваръ. Ты вотъ давеча говорилъ, что отъ этого не легче будетъ, ежели сморкнешься. Нѣтъ, не скажи… Теперича ежели человѣка, врага своего обругать, такъ вѣдь сердцу легче? Такъ и тутъ. Сморкнулся на какого-нибудь Осману-пашу, плюнулъ въ него, ну, какъ будто и отлегло, сорвалъ свой гнѣвъ.

   — Да, это дѣйствительно,— соглашается хозяинъ. И графы въ эти платки теперь сморкаются?

   — Вся аристократія. Однако, заболтался. Надо еще въ мясную лавку сходить, да на Щукинъ въ курятную… фазана поискать. Такъ пришлите рыбу-то.

   Поваръ встаетъ и протягиваетъ хозяину руку.

   — А молоковъ налимьихъ съ печенками, Ардальонъ Никитичъ, не прикажете на растегаи напотрошить?— предлагаетъ хозяинъ.

   — Нѣтъ, не стоитъ. Дороги печенки-то. Что баловать гостей-то. У хорошаго повара и пѣтушьи гребешки съ сладкимъ мясомъ за налимьи печенки съ молоками уйдутъ. Растегай, вѣдь, начинка нарублена,— разбери, что въ немъ, заканчиваетъ поваръ, и простившись, важно идетъ къ выходу.