Bibra > Произведения > Все > На святках

На святках

Автор: Лейкин Николай Александрович

Скачать

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

НЕУНЫВАЮЩІЕ РОССІЯНЕ

РАЗСКАЗЫ И КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2
1879

  

На святкахъ.

   Восемь часовъ вечера. Въ табачную лавку, стѣны и окна которой увѣшаны «уродскими» масками и костюмами, входятъ два апраксинскіе молодца — одинъ въ бараньей чуйкѣ, другой въ енотовой шубѣ. Дребежжитъ звонокъ, привѣшанный у двери. На звонокъ выходитъ содержатель табачной лавки — старикъ въ серебряныхъ очкахъ, закинутыхъ на лобъ. Молодцы озираются по сторонамъ.

   — Побаловаться задумали,— говоритъ одинъ изъ нихъ,— то есть, къ примѣру, ряжеными походить, такъ костюмчикъ-бы требовалось.

   — Можно-съ,— отвѣчаетъ табачникъ и начинаетъ тыкатъ пальцами въ развѣшенные костюмы.— Вотъ краковякъ, вотъ «фигаро».

   — Нѣтъ ужъ съ фигарой подальше! Тутъ въ чулкахъ, а это не по нынѣшнимъ холодамъ. У васъ прошлые святки сосѣдскій молодецъ рядился въ эту фигару, да съ нея и въ больницу слегъ.

   — Уже коли насчетъ тепла хлопочете, такъ вонъ медвѣдя возьмите — баню замѣнитъ. Только вы это напрасно холоду боитесь: ежели въ нутро поддавать будете, такъ оно даже лучше, весь хмѣль отъ головы оттягиваетъ.

   — А почемъ медвѣдь?— спрашиваетъ баранья чуйка.

   — Съ кого двѣнадцать, а съ васъ восемь рублей возьму.

   Енотовая шуба свиститъ.

   — Это за съѣденную-то молью шкуру?

   — Нѣтъ, не за съѣденную, а за медвѣдя.— Эхъ, господа, купцы! Иногда и у живаго медвѣдя молеѣдина заводится, а вѣдь это костюмъ. Ну, семь рублей, коли не восемь.

   — Нѣтъ, не рука! Намъ вѣдь такъ, побаловаться просто. Мы бы и изъ театра взяли, у насъ знакомые изъ театральныхъ, да вѣдь тѣхъ веди въ трактиръ поить и все эдакое… Ты, почтенный человѣкъ, говори цѣну настоящую.

   — Коли такъ, возьмите мельника; вчера только стиранъ. Коли кто умѣетъ, такъ можно страсть какъ чудить въ немъ. А то вотъ возьмите турку за три рубля; за ту-же цѣну и рыцарскія шпоры къ вашимъ каблукамъ прибьемъ.

   Молодцы шушукаются. «Мнѣ-бы сосѣдскую горничную Варвару попугать хотѣлось»,— слышится, у нихъ.

   — А чорта у васъ нѣтъ?— задаетъ вопросъ енотовая шуба.

   — Эхъ, насчетъ чорта и не говорите!— машетъ рукой табачникъ.— Былъ у меня чортъ, и важный чортъ, плисовый, съ краснымъ суконнымъ хвостомъ и на концѣ золотая стрѣла, даже рога настоящіе, да въ прошломъ году пропалъ. Взяли его вотъ такъ-же, какъ и вы, нарядиться, поѣхали на огонекъ, гостбища искать, надебоширили гдѣ-то, да въ часть и попали. Такъ я и поклонился чорту! Обезьяну возьмите: отличная, плюшевая, только маленько деревяннымъ масломъ залита. За два съ полтиной ее отпущу.

   Молодцы переминаются.

   — Намъ-бы что-нибудь за рубль, да чтобъ побрякивало. Ну шпоры, что-ли…— говоритъ чуйка.— Ты самъ посуди: мы вѣдь то же по огоньку пойдемъ. Богъ вѣсть еще впустятъ-ли куда…

   — Епанчи какой старенькой нѣтъ-ли? Казака, черкеса?

   — Да возьмите мельника и трубочиста… Три рубля за пару возьму.

   — Съ метлой?

   — Метлу у дворника возьмете.

   — Разбойника какого попроще нѣтъ-ли?

   — Такъ такъ-бы и говорили! Разбойниковъ у насъ гибель! Идите сюда въ комнату,— приглашаетъ табачникъ.

   Черезъ полчаса молодцы вырядились разбойниками. Табачникъ далъ имъ по красной курткѣ и по поярковой шляпѣ. Одному желтые испанскіе штаны, другому кучерскіе плисовые шаровары. На каблуки сапоговъ набилъ шпоры. Масокъ они изъ экономіи не покупали, а зашли въ мелочную лавку и вымазали себѣ лица сажей и давленной клюквой.

   — Куда теперь пойдемъ?— спрашивала на улицѣ баранья чуйка у енотовой шубы.— Ты говорилъ у твоего дяди гости сегодня?

   — Гости-то гости, только боюсь къ нему идти: человѣкъ онъ строгой жизни, какъ-бы насъ въ этой нечисти по шеямъ не спровадилъ.

   — А говорилъ, съ радостью примутъ. Куда-жъ теперь?

   — Да толкнемся прежде къ сосѣдямъ по нашей лѣстницѣ, попугаемъ горничную, а тамъ видно будетъ. Она сказывала, что хозяева въ театрѣ.

   Отправились къ сосѣдямъ. Постучались съ черной лѣстницы. Двери отворила горничная.

   — У—у! Смерти или живота?— зарычала на нее, отпахнувъ воротникъ, баранья шуба.

   Горничная взвизгнула. Ряженые ворвались въ кухню. На крикъ выбѣжалъ хозяинъ въ халатѣ.

   — Что это такое? Ряженые? Вонъ! Акулина, бѣги за дворникомъ!— кричалъ хозяинъ.

   Ряженые кой-какъ выбѣжали на лѣстницу, и опасаясь погони, засѣли въ чуланѣ. На лѣстницѣ минутъ пять слышались возгласы, въ родѣ слѣдующихъ: «бери полѣно! Не забѣжалили на чердакъ? пошарь-ко тамъ! Что полѣно, у меня кулакъ за десять фунтовъ отвѣтитъ!» Мало-по малу шумъ утихъ, и ряженые вышли изъ засады.

   — А говорилъ, что хозяевъ дома нѣтъ? Все-то ты врешь!— бормотала баранья шуба.

   — Да, вѣдь, кто-жъ ихъ зналъ! Горничная даве сказывала, что въ театрѣ. А все ты виноватъ! Зачѣмъ зарычалъ? Тутъ и не женщину испугать можно. Куда-жъ теперь?

   — А сунемся къ Ильѣ Семенычу Налимову, что по лицевой линіи галантерейщикъ. У него давеча большой свѣтъ въ окнахъ былъ. А допрежъ того зайдемъ въ трактиръ, дербалызнемъ.

   Зашли въ трактиръ и выпили. Буфетчикъ, «отпустивъ по стаканчику», не позволилъ даже и шубъ снимать, а просилъ поскорѣй отправляться «по добру, поздорову». Черезъ четверть часа они входили по лѣстницѣ къ галантерейщику Налимову. Ихъ остановилъ швейцаръ.

   — Вы куда?

   — Къ купцу Налимову! Ряженые!

   — Нельзя. Никово изъ ряженыхъ не велѣно пускать. У нихъ третьяго дня были ряженые да двѣ серебряныя ложки слимонили.

   — Да мы ихъ знакомые, изъ одного съ ними рынка…

   — Коли нельзя, такъ нельзя!— крикнулъ швейцаръ.

   Ряженые опять вышли на улицу.

   — Куда-же теперь? Вотъ незадача-то!— задавали они другъ другу вопросы и чесали затылки.

   — Вотъ что! Сунемся къ Скалкинскимъ молодцамъ. Ежели ихняго хозяина нѣтъ дома, такъ можетъ и впустятъ,— сказала, енотовая шуба.

   Наняли извощика и поѣхали. По дорогѣ рычали на переходившихъ улицу женщинъ и пугали ихъ. У Скалкиныхъ легонько постучались съ грязной лѣстницы и вызвали знакомаго молодца.

   — Можно войдти? Только ты не говори, что это мы,— говорили они ему.

   — Можно-то можно, потому самъ въ банѣ,— отвѣчалъ молодецъ.— Только вы, Бога ради, на скору-руку, а то вернется самъ, тогда бѣда.

   Ряженые вошли въ молодецкую и начали ходить по комнатѣ и рычать. Одинъ изъ нихъ кричалъ: «смерти или живота?» Другой ревѣлъ фразу: «я разбойникъ и тринадцать душъ загубилъ!» Въ отворенныя двери на нихъ смотрѣла кухарка, горничная, хозяйская жена и двѣ дочки.

   — Что-жъ, ряженыхъ-то угостить винцомъ надо,— заговорила хозяйка и полѣзла въ карманъ за ключами.

   — Это мы можемъ, потому мы разбойники! Только ужъ намъ и посуду разбойническую подавай, а не какую нибудь рюмку!— кричалъ одинъ изъ ряженыхъ и началъ плясать въ присядку.

   Въ это время вернулся изъ бани самъ хозяинъ, и вошелъ въ молодецкую.

   — Это что за кабакъ? Ни на минуту отлучиться нельзя! Вонъ!— заоралъ онъ.

   Ряженые схватили свои шубы и опрометью выбѣжали на лѣстницу.

   — Опять не впопадъ!— разводила руками баранья чуйка.— Даже и угоститься не успѣли. Куда жъ теперь?

   — Да ужъ самое лучшее, я полагаю, домой — отвѣчала енотовая шуба.— А то еще куда нибудь, сунешся, такъ еще, пожалуй, шею накостыляютъ! Вотъ незадача-то! Цѣлые два цѣлковыхъ прахомъ пошли! Лучше-бы эти деньги пропить. Цѣлыя двѣ бутылки коньяку на нихъ купить было можно.

   — Толкнемся хоть къ нашимъ дворникамъ въ дворницкую. Что-жъ костюмамъ то задарма пропадать!

   — А ну ихъ! Еще ихъ-же угощать придется!