Новый фонтан

Автор: Лейкин Николай Александрович

  

Н. А. Лейкин

  

Новый фонтан

  

   Лейкин Н. А. Шуты гороховые: Повести. Рассказы

   М., «Русская книга», 1992.

  

   В Александровском саду открыт и пущен новый фонтан. Вода бьет из трубок и образует из себя затейливую фигуру. Проходящие по саду останавливаются и любуются на новинку. Образовалась толпа и, само собой, стоит не безмолвно. Идут толки, рассуждения.

   — Это значит, на манер как бы во святом Иерусалиме,— говорит старик сборщик на церковь с книжкой в руках и без шапки.— Там тоже большущий фонтан.

   — А ты бывал в Иерусалиме-то?— спрашивает его разжиревший синий кафтан, держа руки на выпялившемся животе,— не то барский кучер, не то десятник.

   — В настоящем Иерусалиме мы, голубчик, не бывали, но в Новом Иерусалиме, что за Москвой,— трафилось. Там тоже великое благолепие.

   — Так не доходили до настоящего-то Иерусалима?

   — Не доходили. Шестнадцать с половиной верст не доходили, и то потому, что песья муха на нас напала. А в Соловецкой обители были и в киевских пещерах сподобились… Там в Иерусалиме мерблюдов из такого фонтана поят, так как без мерблюда туда и попасть невозможно. Все путники на мерблюдах, и араб вожжами правит.

   — На гаде-то бы, кажись, не подобало въезжать православному человеку в такое место.

   — А чем же мерблюд гад? Такая же животность… Вот ежели бы он был чревом по земле ползущий, а то четвероногая тварь.

   — Ну, все-таки конь не настоящий. Лошадь — другое дело… Ее вон Егорьев день даже святой водой окропляют. А то вдруг мерблюд!..

   — Да ведь неверные турки к сему принуждают. Они вон нарочно и арапа кучером посадили.

   — Значит, там фонтал для мерблюда построен?

   — Для него. Мерблюд скот избалованный, и из ничего, кроме из источника или из фонтала, пить не может. У него шея к руке не сгибается.

   — Скажи на милость, какой барин!

   К разговору прислушивается полотер со щеткой под мышкой и ведром мастики.

   — И есть о чем разговаривать!— вставляет он свое слово.— Таперича какая же разница: там для мерблюда фонтал, а здесь для проходящих, чтоб украшение города…

   — Ну, и для удовлетворения публики,— поясняет новый полушубок, из-под которого выглядывает передник.

   — Какое же может быть в фонтале удовлетворение?

   — А вот сейчас замарал сапоги в грязи — подошел, зачерпнул горсткой воды и помыл. Опять, которые ежели желающие могут и попить. А то беги в мелочную лавку и на копейку квасу… Зачем такое подобострастие торговцу? Копейка на иное пригодится.

   — А затем, милый человек, что торговец подати городу платит. Семь шкур с него сходит. На его деньги фонтал-то построен, а ты ему копейку пожертвовать жалеешь,— замечает купец в длинном сюртуке.

   — Мы и не жалеем, а только к слову… Да что ты торговца-то защищаешь? Торговец свое завсегда возьмет. Квасу у него меньше брать будет, так он на треске на нас насядет.

   — Струве, поди, фонтал-то строил?— спрашивает кто-то.

   — Отчего же Струве? Может, кто и другой.

   — А оттого, что он сих дел мастер. Как вода — сейчас его и припускают. Он — мост, он и — фонтал… Так уж все и знают, что он водяной строитель и от воды кормится. Ну, а здесь кормежка была не малая,— говорит полушубок.— Мы по штукатурной части, так тоже по постройке кой-что смыслим.

   — Ну, вот! Станет Струве на фонтал срамиться, коли у него вся Нева была под рукой.

   — Срамиться тут нечего. Ведь ты вот и осетра ешь, а попадись тебе снеток — и его слопаешь, так какой же срам?

   — И зимой этот фонтал бить будет? — спрашивает какая-то старушка в полинялом салопе.

   — И зимой, тетенька. Уж ежели пустили, то каждый день будет играть.

   — А как же при морозах? Ведь вода будет замерзать?

   — Ничего не значит. Зимой он льдом будет бить, а то так, вместо воды снег пустят.

   — Ведь это снизу воду-то напирает?

   — Снизу. Там машина устроена, она и прет наружу. Теперь пока не все устроено, потому голые трубки, а вот тут на трубах-то будут нимфы карякой насажены, и начнут они изо рта фонталы испущать, потом змей припустят, чтоб они тоже воду из себя извергали.

   — Ну, тогда православные люди и пить не будут,— говорит полотер.

   — Отчего же? Ведь тут только патрет змеиный. Вот ежели бы живая змея воду испускала…— отвечает штукатур.

   — Все-таки неловко. Опять же нимфа… знаешь ли ты, что такое нимфа?

   — Как не знать. Нешто мало мы ейной-то сестры, по нашему штукатурному делу, на фронтоны-то сажали? Нимфа — это женское оголение во всем составе.

   — Верно. Только какой в ней механизм мы должны чувствовать?

   — Патретное украшение здания и больше ничего.

   — Нет, врешь. Нимфа — вавилонская блудница, из-за которой град в Мертвое море провалился. Она, подлая, столько христиан сгубила, а мы из ее гортани воду будем пить? Шалишь!

   — Так что ж из этого? На воду во всяком месте разрешение. В реках вон падаль плавает, однако мы из них воду пьем и поганства не чувствуем.

   — А утопиться в таком фонтале можно?— ни с того ни с сего спрашивает кто-то.

   — Мелко, не утопишься.

   — Однако в Молодцовском клубе фонтал еще того мельче, а там один купец утонул,— замечает сибирка.

   — Так ведь то купец. Купцу во всем счастье. Иной, пожалуй, и в ложке утонет.

   В толпе хохот. Сибирка обижается.

   — Зачем же такая мораль на купца?

   — Как зачем? Купец живет грешно и умрет смешно. Ведь вот в Молодцовском клубе в фонтале утонул не мастеровой человек, а купец же.

   — Дубина! Туда мастерового-то человека не впустят, так как же ему утонуть.

   — Уж и не впустят! Накинь на себя одежу хорошую да покажи рубль — вот те и впуск.

   — Орясина! Да где ты рубль-то возьмешь, коли ты, может, щи лаптем хлебаешь.

   — Тьфу! Ну, чего ты ругаешься? И разговаривать-то с тобой не стоит. И какой разговор завел! Об утоплении. Да мне-то что? Нравится тебе топиться в фонтале, ну и топись!

   Мастеровой еще раз плюнул и пошел своей дорогой.