Два храбреца

Автор: Лейкин Николай Александрович

H. A. Лейкин

Два храбреца

   Спутники Чехова. Под ред. В. Б. Катаева. М., Изд-во Моск. ун-та, 1982.

   OCR Бычков М. Н.

  

   Глубокая ночь. С Петербургской стороны у Спасителя спускаются на лед Невы извозчичьи сани с седоком в енотовой шубе и в малороссийской бараньей шапке. Седок — жирный усач небольшого роста. Извозчик — молодой парень с еле пробивающейся русой бородкой.

   — Эх, пустынь-то какая! — говорит извозчик.— Не следовало бы ехать здесь. Лучше бы через мост. А то долго ли до греха…

   — Так зачем поехал? Четверть версты выгадаешь, а на беду нарвешься,— отвечает седок.— Вдруг кто-нибудь сбоку выскочит, схватит под уздцы лошадь, и выйдет неприятность.

   — Сбоку-то ничего, а вот седоки обижают. В прошлом году у одного у нашего парня таким манером угнали лошадь. Ехал, ехал, а седок как хватит его чем-то в затылок. Свету не взвидел парень, а седок…

   Извозчик спохватился и умолк.

   — Ну, а седок что? — допытывался седок.

   — Что седок! Седок ничего…— произнес, понизив голос, извозчик и, обернувшись, испуганно посмотрел на жирную, усатую фигуру седока.

   — Что же седок-то? Сбросил его с саней, а сам лошадь угнал?

   — Да что ты с одного пристал! Извозчик само собой хмельной был. У тверезого не угонишь, да тверезого и не звезданешь. Он сам сдачи сдаст. Вот, попробуй-ка меня звездануть. У меня ключ от линейки за пазухой лежит. Нарочно с собой ношу.

   — Ну, а у вашего парня седок все-таки угнал лошадь?

   — Я так в висок смажу, что в лучшем виде растянешься. Вот ключ-то фунтов шесть будет. Нет, у меня лошади не угонишь. Я сам енотовую шубу угоню,— не отвечает на вопрос и храбрится извозчик, а сам все оглядывается назад.

   Жестоко струсил и седок перед извозчиком.

   — Да что ты на меня оглядываешься-то! — дрожащим голосом воскликнул он.— Узоры на мне написаны, что ли? Знай, стегай лошадь, да и делу конец. Мы извозчиков не боимся. Нам и ключ их не страшен,— прибавил он.— Прежде чем извозчик меня ключом по головешке съездит, я ему глаза табаком ослеплю. Вот у меня табакерка… Выну щепотку табаку да в глаза… Что он слепой-то со мной поделает?

   Пауза. Седок действительно достал из кармана табакерку. Извозчик все продолжает оглядываться.

   — Я, барин, назад поверну. Едем, едем, и по всей дороге ни одного встречного. Уж лучше через мост,— решительно сказал он, останавливая лошадь.

   — Как назад? Теперь уж до того берега ближе осталось. Нет, брат, меня не надуешь. Не успел свой шкворень-то раньше в дело пустить, так теперь уж у меня табакерка в руках. Вот и щепоть приготовлена. Теперь только крикнуть, так и на Гагаринской набережной городовой услышит и сюда прибежит. Пошел, пошел!

   — Я поеду, а ты табакерку убери,— стал уговаривать извозчик.

   — Шалишь! А зачем ты руку около пазухи держишь? Отними тогда руку от пазухи.

   — Зачем же я отниму, коли у меня чешется там.

   — Чешется? Ну, и чеши, а я табак нюхать хочу. Да чего же ты стал?

   — Так, ничего. Как хочешь, а назад лучше. Пущай уж коня двумя верстами лишними замучаю, а через новый мост все-таки лучше. Я оберну лошадь.

   — А как обернешь, я тебе сейчас всю табакерку в глаза.

   — В глаза! У меня лошадь клейменая. Ее весь извозчичий двор знает. Все равно с ней ты попадешься.

   — Да неужто ты думаешь, я буду твою лошадь красть!

   — Толкуй! А зачем же табакерку вынул? Только ключ поздоровее табака будет! Я сам с усам. Я вот к тебе спиной сижу. Как ты мне в глаза-то кинешь? А я обернулся да, зажмурясь, хвать тебя по головешке!

   — Ежели ты будешь такие слова говорить, я караул кричать начну! — сказал седок.

   — Небось не закричишь. А закричишь, так самого и схватят.

   — Трогай, говорят тебе! Ну что ж ты посередине Невы остановился!

   Извозчик стегнул лошадь. Поехали.

   — Вишь, что придумал! Ключ от линейки! — продолжал седок.— Как ты смеешь со смертоубийственным оружием ездить!

   — Ничего. Супротив вашего брата это здорово. Коней угонять любите, так вам есть и закуска.

   — Ах, ты мерзавец! Да за кого ж ты меня считаешь?

   — Знамо за кого! Спрячь табакерку, так другой разговор с тобой будет. Полно притворяться-то! Видим мы, что ты за птица, хоть и в еноте щеголяешь,— пробормотал извозчик.

   — Ты разгильдяя-то из себя тоже не строй! — в свою очередь сказал ездок и перекрестился за спиной извозчика.— Зачем ты одной рукой вожжи держишь? Держи обеими руками. Ежели ты правую руку не отнимешь от запазухи, я буду держать тебя за руки.

   — Только тронь! Только тронь! Ну, вот, ей-богу, ключ выну! — заорал извозчик.

   — А как вынешь — сейчас я тебе щепоть в глаза…

   Опять едут молча.

   — Денег у меня, брат, нет. Немногим попользуешься. Всего только сорок копеек на проезд и есть. Часов тоже не бывало. А шуба — сунься-ка с шубой… У меня изнутри на каждом шнурке клеймо с моим именем и фамилией,— для чего-то рассказывает седок.

   В это время по дороге впереди кто-то шел, крякнул пьяным голосом и упал.

   — Барин, я не поеду вперед, как хошь,— сказал извозчик.— Думаешь, я не понимаю, что у тебя тут товарищ посажен! В лучшем виде понимаю. Вон он рухнулся. Нечего ему пьяного-то представлять. Мы это знаем чудесно. Один не сможешь, так вдвоем…

   — Поезжай, говорят тебе! — закричал седок.— Знаю я твои хитрости. Что дурака-то ломаешь! Да не на того напал, хочешь верно, чтобы твой сообщник у меня в тылу остался? Но не удастся. У меня и про него табак есть. Господи благослови!

   Седок выхватил из саней кнут и начал стегать лошадь. Та промчалась мимо тела упавшего человека и далеко оставила его позади. Приближались к Гагаринской пристани. Седок и извозчик вздохнули свободнее.

   — Так это не твой сообщник? — спросил извозчик.— А я думал, твоя подсадка.

   — Дубина! Я его сам за твоего товарища в засаде считал,— сознался седок.

   — Ну, вот, а я вас считал за мазурика, что лошадей угоняет.

   — Уж коли на то пошло, то и я тебя считал за мазурика. Ведь много среди вашей братии, извозчиков, мерзостей-то делают. То и дело слышишь.

   — Да ведь и среди седоков есть воров-то достаточно. Иной в таких бобрах и енотах щеголяет, чтобы глаза отвести, что думаешь, и в самом деле он барин, ан на деле мазура прожженная и тюрьма ему божий дар. Ведь конь-то, ваше благородие, тоже сто двадцать рублей стоит, так и еноту с бобром есть из-за нее на что польститься.

   — Моя-то шуба с шапкой дороже твоей лошади стоит. Да ежели часы золотые прибавить… Грабили уж, милый друг, меня, так вот я и напуган.

   — И я напуган, ваше благородие, через товарищев. Ведь вот у парня-то в прошлом году таким манером совсем как бы и барин лошадь угнал.

   Поднялись на Гагаринский спуск. Стоявший на посту городовой поклонился седоку.

   — Ну, уж теперь я вижу, что вы не мазурик,— сказал извозчик.— Барин, а ведь я вас смерть как боялся.

   — Да и я тебя то же самое. Тебе-то еще что — у тебя ключ от линейки есть.

   — Никакого у меня ключа, господин, нет, а это я так, чтоб вас напугать. А засыпали бы вы мне глаза табаком нюхательным — тут бы я и пропал.

   — Не пропал бы, дурья голова! У меня одна пустая табакерка. Весь табак, как на грех, в гостях вынюхал, так чем бы я тебя засыпал?

   — Вот так фокус! Поди ж какая механика! — расхохотался извозчик. Седок ему вторил смехом.

   — Подержи направо у ворот,— сказал он.— А за то, что мы с тобой оба много страха натерпелись, я уж так и быть, пятиалтынный тебе на чай прибавлю. Стой!

  

ДВА ХРАБРЕЦА

   Впервые — «Петербургская газета», 1879, No 243; подзаголовок «Сценка»; подпись: Н. Лейкин. Печатается по тексту сб. «Медные лбы».