Путешествие с нигилистом

Автор: Лесков Николай Семенович


Н. С. Лесков. Путешествие с нигилистом

———————————
Лесков Н.С. Собрание сочинений в 12 т.
М., Правда, 1989;
Том 7, с. 169-175.
OCR: sad369 (г. Омск)
———————————

Кто скачет, кто мчится
в таинственной мгле?

Гёте

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

Случилось провести мне рождественскую ночь в вагоне, и не без
приключений.
Дело было на одной из маленьких железнодорожных ветвей, так сказать,
совсем в стороне от «большого света». Линия была ещё не совсем окончена,
поезда ходили неаккуратно, и публику помещали как попало. Какой класс ни
возьми, всё выходит одно и то же — все являются вместе.
Буфетов ещё нет; многие, чувствуя холод, греются из дорожных фляжек.
Согревающие напитки развивают общение и разговоры. Больше всего толкуют
о дороге и судят о ней снисходительно, что бывает у нас не часто,
— Да, плохо нас везут, — сказал какой-то военный, — а всё спасибо им, —
лучше, чем на конях. На конях в сутки бы не доехали, а тут завтра к утру
будем и завтра назад можно. Должностным людям то удобство, что завтра с
родными повидаешься, а послезавтра и опять к службе.
— Вот и я то же самое, — поддержал, встав на ноги и держась за спинку
скамьи, большой сухощавый духовный. — Вот у них в городе дьякон гласом
подупавши, многолетие вроде как петух выводит. Пригласили меня за десятку
позднюю обедню сделать. Многолетие проворчу и опять в ночь в своё село.
Одно находили на лошадях лучше, что можно ехать в своей компании и где
угодно остановиться.
— Ну, да ведь здесь компания-то не навек, а на час, — молвил купец.
— Однако иной если и на час навяжется, то можно его всю жизнь помнить,
— отозвался дьякон.
— Чего же это так?
— А если, например, нигилист, да в полном своём облачении, со всеми
составами и револьвер-барбосом.
— Это сужект полицейский.
— Всякого это касается, потому, вы знаете ли, что от одного даже
трясения… паф — и готово.
— Оставьте, пожалуйста… К чему вы это к ночи завели. У нас этого
звания ещё нет.
— Может с поля взяться.
— Лучше спать давайте.
Все послушались купца и заснули, и не могу уже вам сказать, сколько мы
проспали, как вдруг нас так сильно встряхнуло, что все мы проснулись, а в
вагоне с нами уже был нигилист.

    ГЛАВА ВТОРАЯ

Откуда он взялся? Никто не заметил, где этот неприятный гость мог
взойти, но не было ни малейшего сомнения, что это настоящий, чистокровный
нигилист, и потому сон у всех пропал сразу. Рассмотреть его ещё было
невозможно, потому что он сидел в потёмочках в углу у окна, но и смотреть не
надо — это так уже чувствовалось.
Впрочем, дьякон попробовал произвести обозрение личности: он прошёлся к
выходной двери вагона, мимо самого нигилиста, и, возвратясь, объявил
потихоньку, что весьма ясно приметил «рукава с фибрами», за которыми
непременно спрятан револьвер-барбос или бинамид.
Дьякон оказывался человеком очень живым и, для своего сельского звания,
весьма просвещённым и любознательным, а к тому же и находчивым. Он
немедленно стал подбивать военного, чтобы тот вынул папироску и пошёл к
нигилисту попросить огня от его сигары.
— Вы, — говорит, — не цивильные, а вы со шпорою — вы можете на него так
топнуть, что он как биллиардный шар выкатится. Военному всё смелее.
К поездовому начальству напрасно было обращаться, потому что оно нас
заперло на ключ и само отсутствовало.
Военный согласился: он встал, постоял у одного окна, потом у другого и,
наконец, подошёл к нигилисту и попросил закурить от его сигары.
Мы зорко наблюдали за этим маневром и видели, как нигилист схитрил: он
не дал сигары, а зажег спичку и молча подал её офицеру.
Всё это холодно, кратко, отчётисто, но безучастливо и в совершенном
молчании. Ткнул в руки зажжённую спичку и отворотился.
Но, однако, для нашего напряжённого внимания было довольно и одного
этого светового момента, пока сверкнула спичка. Мы разглядели, что это
человек совершенно сомнительный, даже неопределённого возраста. Точно
донской рыбец, которого не отличишь — нынешний он или прошлогодний. Но
подозрительного много: грефовские круглые очки, неблагонамеренная фуражка,
не православным блином, а с еретическим надзатыльником, и на плечах
типический плед, составляющий в нигилистическом сословии своего рода
«мундирную пару», но что всего более нам не понравилось, — это его лицо. Не
патлатое и воеводственнное, как бывало у ортодоксальных нигилистов
шестидесятых годов, а нынешнее — щуковатое, так сказать фальсифицированное и
представляющее как бы некую невозможную помесь нигилистки с жандармом. В
общем, это являет собою подобие геральдического козерога.
Я не говорю геральдического льва, а именно геральдического козерога.
Помните, как их обыкновенно изображают по бокам аристократических гербов:
посредине пустой шлем и забрало, а на него щерятся лев и козерог. У
последнего вся фигура беспокойная и острая, как будто «счастья он не ищет и
не от счастия бежит». Вдобавок и колера, в которые был окрашен наш
неприятный сопутник, не обещали ничего доброго: волосёнки цвета гаванна,
лицо зеленоватое, а глаза серые и бегают как метроном, поставленный на
скорый темп «allegro udiratto». (Такого темпа в музыке, разумеется, нет, но
он есть в нигилистическом жаргоне.)
Чёрт его знает: не то его кто-то догоняет, или он за кем-то гонится, —
никак не разберёшь.

    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Военный, возвратясь на своё место, сказал, что на его взгляд нигилист
немножко чисто одет, и что у него на руках есть перчатки, а перед ним на
противоположной лавочке стоит бельевая корзинка.
Дьякон, впрочем, сейчас же доказал, что всё это ничего не значит, и
привёл к тому несколько любопытных историй, которые он знал от своего брата,
служащего где-то при таможне.
— Через них, — говорил он, — раз проезжал даже не в простых перчатках,
а филь-де-пом, а как стали его обыскивать — обозначился шульер. Думали,
смирный — посадили его в подводную тюрьму, а он из-под воды ушёл.
Все заинтересовались: как шульер ушёл из-под воды?
— А очень просто, — разъяснил дьякон, — он начал притворяться, что его
занапрасно посадили, и начал просить свечку. «Мне, говорит, в темноте очень
скучно, прошу дозволить свечечку, я хочу в поверхностную комиссию графу
Лорис-Мелихову объявление написать, кто я таков, и в каких упованиях прошу
прощады и хорошее место». Но комендант был старый, мушкетного пороху, — знал
все их хитрости и не позволил. «Кто к нам, говорит, залучен, тому нет
прощады», и так всё его впотьмах и томил; а как этот помер, а нового
назначили, шульер видит, что этот из неопытных, — навзрыд перед ним зарыдал
и начал просить, чтобы ему хоть самый маленький сальный огарочек дали и
какую-нибудь божественную книгу: «для того, говорит, что я хочу
благочестивые мысли читать и в раскаяние прийти». Новый комендант и дал ему
свечной огарок и духовный журнал «Православное воображение», а тот и ушёл.
— Как же он ушёл?
— С огарком и ушёл.
Военный посмотрел на дьякона и сказал:
— Вы какой-то вздор рассказываете!
— Нимало не вздор, а следствие было.
— Да что же ему огарок значил?
— А чёрт его знает, что значил! Только после стали везде по каморке
смотреть — ни дыры никакой, ни щёлочки — ничего нет, и огарка нет, а из
листов из «Православного воображения» остались одни корневильские корешки.
— Ну, вы совсем чёрт знает что говорите! — нетерпеливо молвил военный.
— Ничего не вздор, а я вам говорю — и следствие было, и узнали потом,
кто он такой, да уже поздно.
— А кто же он такой был?
— Нахалкиканец из-за Ташкенту. Генерал Черняев его верхом на битюке
послал, чтобы он болгарам от Кокорева пятьсот рублей отвёз, а он, по театрам
да по балам, все деньги в карты проиграл и убежал. Свечным салом смазался, а
с светилём ушел.
Военный только рукою махнул и отвернулся.
Но другим пассажирам словоохотливый дьякон нимало не наскучил: они
любовно слушали, как он от коварного нахалкиканца с корневильскими корешками
перешёл к настоящему нашему собственному положению с подозрительным
нигилистом. Дьякон говорил:
— Я на его чистоту не льщусь, а как вот придёт сейчас первая станция —
здесь одна сторожиха из керосиновой бутылочки водку продаёт, — я поднесу
кондуктору бутершафт, и мы его встряхнём и что в бельевой корзине есть,
посмотрим… какие там у него составы…
— Только надо осторожнее.
— Будьте покойны — мы с молитвою. Помилуй мя, Боже…
Тут нас вдруг и толкнуло, и завизжало. Многие вздрогнули и
перекрестились.
— Вот оно и есть, — воскликнул дьякон, — наехали на станцию!
Он вышел и побежал, а на его место пришёл кондуктор.

    ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Кондуктор стал прямо перед нигилистом и ласково молвил:
— Не желаете ли, господин, корзиночку в багаж сдать?
Нигилист на него посмотрел и не ответил.
Кондуктор повторил предложение.
Тогда мы в первый раз услыхали звук голоса нашего ненавистного
попутчика. Он дерзко отвечал:
— Не желаю.
Кондуктор ему представил резоны, что «таких больших вещей не дозволено
с собой в вагоны вносить».
Он процедил сквозь зубы:
— И прекрасно, что не дозволено.
— Так желаете, я корзиночку сдам в багаж?
— Не желаю.
— Как же, сами правильно рассуждаете, что это не дозволяется, и сами не
желаете?
— Не желаю.
Взошедший на эту историю дьякон не утерпел и воскликнул: «Разве так
можно!» — но, услыхав, что кондуктор пригрозил «обером» и протоколом,
успокоился и согласился ждать следующей станции.
— Там город, — сказал он нам, — там его и скрутят.
И что в самом деле за упрямый человек: ничего от него не добьются,
кроме одного — «не желаю».
Неужто тут и взаправду замешаны корневильские корешки?
Стало очень интересно, и мы ждали следующей станции с нетерпением.
Дьякон объявил, что тут у него жандарм даже кум и человек старого
мушкетного пороху.
— Он, — говорит, — ему такую завинтушку под ребро ткнет, что из него
все это рояльное воспитание выскочит.
Обер явился ещё на ходу поезда и настойчиво сказал:
— Как приедем на станцию, извольте эту корзину взять.
А тот опять тем же тоном отвечает:
— Не желаю.
— Да вы прочитайте правила!
— Не желаю.
— Так пожалуйте со мною объясниться к начальнику станции. Сейчас
остановка.

    ГЛАВА ПЯТАЯ

Приехали.
Станционное здание побольше других и поотделаннее: видны огни, самовар,
на платформе и за стеклянными дверями буфет и жандармы. Словом, всё, что
нужно. И вообразите себе: наш нигилист, который оказывал столько грубого
сопротивления во всю дорогу, вдруг обнаружил намерение сделать движение,
известное у них под именем allegro udiratto. Он взял в руки свой маленький
саквояжик и направился к двери, но дьякон заметил это и очень ловким манером
загородил ему выход. В эту же самую минуту появился обер-кондуктор,
начальник станции и жандарм.
— Это ваша корзина? — спросил начальник.
— Нет, — отвечал нигилист.
— Как нет?!
— Нет.
— Всё равно, пожалуйте.
— Не уйдешь, брат, не уйдешь, — говорил дьякон.
Нигилиста и всех нас, в качестве свидетелей, попросили в комнату
начальника станции и сюда же внесли корзину.
— Какие здесь вещи? — спросил строго начальник.
— Не знаю, — отвечал нигилист.
Но с ним больше не церемонились: корзинку мгновенно раскрыли и увидали
новенькое голубое дамское платье, а в это же самое мгновение в контору с
отчаянным воплем ворвался еврей и закричал, что это его корзинка и что
платье, которое в ней, он везёт одной знатной даме, а что корзину
действительно поставил он, а не кто другой, в том он сослался на нигилиста.
Тот подтвердил, что они взошли вместе и еврей действительно внёс
корзинку и поставил её на лавочку, а сам лёг под сиденье.
— А билет? — спросили у еврея.
— Ну, что билет… — отвечал он. — Я не знал, где брать билет…
Еврея велено придержать, а от нигилиста потребовали удостоверения его
личности. Он молча подал листок, взглянув на который начальник станции резко
переменил тон и попросил его в кабинет, добавив при этом.
— Ваше превосходительство здесь ожидают.
А когда тот скрылся за дверью, начальник станции приложил ладони рук
рупором ко рту и отчётливо объявил нам:
— Это прокурор судебной палаты!
Все ощутили полное удовольствие и перенесли его в молчании; только один
военный вскрикнул:
— А всё это наделал этот болтун дьякон! Ну-ка — где он… куда он
делся?
Но все напрасно оглядывались: «куда он делся», — дьякона уже не было;
он исчез, как нахалкиканец, даже и без свечки. Она, впрочем, была и не
нужна, потому что на небе уже светало и в городе звонили к рождественской
заутрене.

    ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые, под заглавием: «Рождественская ночь в вагоне (Путешествие с
нигилистом)», — газета «Новое время», 1882, от 25 декабря. С измененным
заглавием вошло в сборник «Святочные рассказы» (1886).
По указанию А. Н. Лескова, в основе произведения лежит случай,
рассказанный в присутствии писателя в 1879 г. институтской подругой его
дочери, женой полковника Сарандинаки. (См.: А. Лесков. Жизнь Николая
Лескова, стр. 382).
Атмосфера страха перед террористическими актами, данная в рассказе,
связана с покушениями народовольцев на Александра II (убит в 1881 г.).

Стр. 169. «Кто скачет, кто мчится в таинственной мгле?» — первая строка
стихотворения Гёте «Erlkonig» («Лесной царь») в неточно цитированном
переводе В. А. Жуковского.

Стр. 170. Револьвер-барбос. — Барбос вместо: бульдог (короткоствольный
револьвер особой системы).
Сужект — соединение слов: сюжет и субъект.
Бинамид — вместо: динамит.

Стр. 171. Геральдический козерог — горный козел, изображаемый на
гербах.
…цвета гаванна… — табачного цвета.

Стр. 172. Шульер — вместо: шулер.
…в поверхностную комиссию графу Лорис-Мелихову… — Граф
Лорис-Меликов, Михаил Тариелович (1825 — 1888) — генерал и видный
администратор либерального направления. В 1880 г. — главный начальник
организованной для борьбы с террористами «Верховной распорядительной
комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия»,
которой были временно подчинены все органы политической полиции.
…мушкетного пороху… — Мушкет — старинное тяжёлое ружьё крупного
калибра.
«Православное воображение» — вместо: «Православное обозрение»
(религиозный журнал, издававшийся в Москве с 1860 по 1891 г.).
Черняев, Михаил Григорьевич (1828 — 1898) — генерал, участник
завоевания Средней Азии. Под его командованием был взят в 1865 г. Ташкент. В
1876 г. — главнокомандующий сербской армией в войне с Турцией.
…чтобы он болгарам от Кокорева пятьсот рублей отвёз… — Кокорев,
Василий Александрович (1817 — 1889) — купец и промышленник, миллионер,
либеральный публицист и оратор. В 1876 г., сочувствуя борьбе болгар за
национальную независимость, послал восставшим через генерала Черняева
пятьсот рублей.
Светиль — соединение слов фитиль и светить.
Стр. 173. Бутершафт — вместо: брудершафт.

Стр. 174. Рояльное воспитание — вместо: реальное воспитание.
Материалисты и демократы защищали систему реального образования, основанного
преимущественно на изучении естественных наук, в противоположность
господствовавшей системе классического образования.