Стихотворения

Автор: Отрадин В.

В. Отрадин

  

Стихотворения

  

Из сборника «Стихотворения и драматические поэмы»

С.-Петербург: Типография Ф. Елеонского и Ко. Невский пр., No 134, 1890.

   Gaudeamus (Из Киндлебена)

   Липы

   Два утра

   Дуб

   В альбом другу

   Троечные песни

   Лучшее в жизни

   Людей губили убежденья…

   Почему ты глядишь так уныло…

   Редко случается в время невзгодное…

   Не страшно умереть, но умиранье…

   Волга

   Поминки

   Смолкните песни, смолкните звуки…

   Благовонная ночь снова дышит весной…

   Туда! Туда, куда несутся бури!..

   Я люблю соловьиное пенье…

   Грёзы

   Любовь

   Пуганый ворон куста сторонится…

   К…

   Что с вами, милое дитя мое?..

   Тимур

   Русалка (Левашевское предание)

   Блуждающий огонёк

   Из записной книжки

   Соната

   Chant sans paroles, Чайковского

   Легенда о А. Рубинштейне

   Можно ли сетовать, звёздочка ясная…

   Другу (М. А. О—ской)

   Не рвись туда, где южные красоты…

   Нимфа

   Новый миф

   Весна

   Тёмное место

   Чёрный кот (Из Поэ)

   Афоризмы (Из Шамбора)

   Из Уланда

   Лишь весною черемухи кисти…

   Довольные (Из Уланда)

   Из Гейне

   В монастырских торжественных залах…

   Любовь — цветок, весной расцветший в поле…

  

  

   GAUDEAMUS

  

   Будем веселиться вновь

   В молодости, братья!

   Вслед за юностью счастливой,

   Вслед за старостью тоскливой

   Смерть нас ждет в объятья.

  

   Где они, кто раньше нас

   Жили в этом свете?

   Кто лежит давно в могиле,

   Кто науку позабыли,

   Дни златые эти!

  

   Жизнь вся наша коротка,

   Смерти мы не рады!

   Всех жестокая сразит,

   Никому, кто хочет жить,

   Нет у ней пощады.

  

   Шлем привет от сердца мы

   Университету;

   Шлем привет профессорам,

   Всем ведущим в светлый храм

   По дороге к свету.

  

   Девам милым шлем привет —

   Нежным и прекрасным,

   Женам ласковым, всегда

   Всем поборницам труда

   И науки ясной.

  

   Нашей родине святой

   И царю, что правит!

   Покровителей науки,

   Взяв вина бокалы в руки,

   Всякий пусть прославит.

  

   Пропадет пускай тоска,

   Жгучие сомненья,

   Пусть любовь царить меж нами,

   Между братьями, друзьями

   Будет единенье!

  

  

   Липы

  

   Липы тенистые, липы душистые,

   Вы в позабытом саду расцветаете,

   В небо высокое, синее, чистое

   С горькой улыбкой сквозь слезы взираете!

  

   Время проходит и вялые падают

   Даром на землю цветы золотистые…

   Некому нравиться, некого радовать!..

   Липы тенистые, липы душистые!..

  

  

   Два утра

  

   Встал, веселый, я с зарею

   И гляжу, туманы

   Поднимают над лугами

   Белые завесы.

   И ручей веселый плещет,

   И цветы кивают,

   Волны поля аржаного

   Васильки купают.

   Сколько радости, веселья

   Чувствую сегодня!

   Если б крылья, я помчался

   Бабочкою в поле!…

  

   Встал печальный, я с зарею

   И гляжу, туманы

   Поднимают над лугами

   Белые завесы…

   И ручей уныло плещет,

   И цветы склонились,

   Волны поля аржаного

   Сильно расходились.

   Сколько горя и печали

   Чувствую сегодня!

   И улегся б на кладбище

   Под крестом навеки.

  

  

   Дуб

  

   Вот снова на небо всползают громадные тучи,

   И гром начинает вдали над землей грохотать…

   Стоит среди поля развесистый дуб и могучий,

   Стоит много лет без любви и желает страдать.

   И треплют свирепо его, налетев, непогоды,

   И стонет от боли порою лесной исполин;

   Но жаждет страданья иного и в мрачные своды

   Угрюмо глядит, как всю жизнь бесприютен, один.

   Влюбилася туча, над ним проходя, грозовая

   И свой поцелуй ниспослала огневой стрелой.

   По листьям, стволу и ветвям поцелуй, пробегая,

   Спалил великана… Он грохнулся наземь главой.

  

  

   В альбом другу

  

   Мой милый друг, поверь, что нет людей на свете

   С душою чистой, как весенняя роса, —

   У всех есть что-нибудь, что держится в секрете,

   Что в серебро порою красит волоса,

   Что тяжестью лежит, что в лучшее мгновенье

   Нам может и любовь, и радость отравить,

   Что часто нас поит губительным мученьем,

   Что не дает иным надеяться и жить.

  

  

   Троечные песни

  

   1

  

   В новые одежды

   Разоделся лес,

   Снова забелели

   Ландыши и кресс.

   И поет, и свищет

   В вешнюю свирель,

   Будит все живое

   Лучезарный Лель.

  

   И в водах глубо?ко

   Песня та звучит,

   Темная осока

   Ей, шурша, вторит…

   Ландыши трезвонят,

   Выползает хмель,

   Золотом сияет

   Лучезарный Лель.

  

   2

  

   Красавицы-русалки,

   Живущие на дне,

   Где искрятся каменья

   В прозрачной глубине,

   Бросаю я колечко

   В заветный Троицын день.

   Одна — явись пред мною

   И перстень мой надень.

  

   Когда зажжется месяц

   На синих небесах,

   Я буду ждать русалку

   В прибережных кустах.

   И суженой моею

   В день Тройцы обратись,

   Над светлою водою

   На миг мне покажись.

  

   3

  

   Я бросаю свой веночек из цветочков.

   В твои струйки, светлый ручеек!

   Как веночек поплывет по волнам тихим,

   Значит так и жизнь моя пройдет.

   Пусть крутит его струя в водовороте,

   Пусть о камни мой венок порвет.

   Не боюсь я бурь! Пусть только не потопит

   И в залив унылый не снесет…

  

  

   Лучшее в жизни

  

   Счастье таится в надежде…

   Ищешь, волнуешься долго,

   Хочется, мыслишь достигнуть…

   В этом исканье все счастье.

  

   Прелесть любви — неизвестность,

   Муки, томленья, желанья…

   Ждешь — и воздушные замки

   В чудных мечтах создаются.

  

   Все хорошо в ожиданье,

   Что нам надежда рисует

   Маревом зыбким, прозрачным,

   Дымкою легкой, жемчужной…

  

   Стоит достичь, что желаешь,

   Стоит найти — и мгновенно

   Рухнут волшебные замки,

   Счастье, любовь… все исчезнет.

  

  

   * * *

  

   Людей губили убежденья —

   И фанатизм, и предрассудки,

   И благородные стремленья,

   И недостойные их шутки.

  

   Любовь губила, увлеченья,

   Война и деспотизм тирана,

   Стакан воды, игра и пенье

   И жилка лепестка тюльпана.

  

  

   * * *

  

   Почему ты глядишь так уныло,

   Что желаешь мне взглядом сказать?

   Разве в жизни угрюмой, постылой

   Взгляд сочувствия хочешь сыскать?

  

   Или ищешь насмешки и злобы,

   Чтоб удвоить страданья свои,

   Или хочешь, чтоб горькие оба

   Мы забылись в объятьях любви?

  

  

   * * *

  

   Редко случается, в время невзгодное

   Выйдет герой из толпы, что в смятении,

   Делу отчизны своей благородному

   Силы и жизнь подарит для спасения.

  

   Если же подвиги грязные, черные,

   Ждут безобразных себе исполнителей,

   Много найдется людей за позорное

   Дело отчаянных, храбрых воителей.

  

  

   * * *

  

   Не страшно умереть, но умиранье

   Страшит меня, как гадкая змея,

   Страшит печаль при вечном расставанье,

   Страшит беспомощность и долгое страданье,

   Болезнею убитая семья.

  

   Я знаю, что при тела разрушеньи

   Лампада разума тусклей начнет мерцать.

   Что благородные былые увлеченья,

   Что мысли чистые, святые убежденья

   Успеешь извратить, убить и разорвать.

  

   Я знаю, полон желчи и бессилья,

   Я дни семье успею отравить,

   Решуся смять у молодости крылья

   И радость, и улыбки едкой пылью

   И подозрением и завистью убить.

  

   О, дайте яду мне, и я уйду из мира,

   Не истерзав себя, не истерзав друзей,

   Уйду без мук из жизненного пира,

   Не будучи эмблемой низкого кумира

   И палачом любимых мной людей.

  

  

   Волга

  

   Я знаю, что в воды родимые

   Глядеть любит солнце высокое,

   Что в волны реки светло-синие

   Лицо свое месяц широкое

   Купает в те ночи прозрачные,

   Что дымкой рядятся серебренной,

   Что тени под скалами мрачными

   Кладут полосой неуверенной.

   Я знаю, что с лямкой по берегу

   В поту по песку раскаленному

   Тянули в волнах баржи грузные

   Крестьяне, тоской удрученные.

   Я знаю, что волны холодные

   Глотали неправого, правого…

   Что прежде здесь песни свободные

   Звучали до морюшка самого.

   Я знаю, что бури прегрозные

   Над Волгой великой носилися.

   Что жалобы, горькие, слезные.

   Из келий на волю просилися.

   Я знаю, из чащи березовой

   Не выпорхнет птица чудесная,

   С зарею вечернею розовой

   Звезда не блеснет неизвестная,

   Но знаю, что вечно свободная

   Бежит она в море далекое,

   Что русскою вечно народною

   Останется Волга широкая…

  

  

   Поминки

  

   Звенят тарелки и бокалы,

   И за столами ряд гостей…

   Собрал их всех не ужин бала,

   Но праздник смерти и костей!..

  

   Течет вино большой рекою…

   Звенит посуда веселей…

   И громче речь звучит порою…

   И смех доносится ясней.

  

   Стыдитесь, вороны, из горя

   Пир недостойный создавать!

   Тонуть в вина шумливом море

   И горе близким растравлять!

  

   Нет часу, у сырой могилы

   Вы все стояли и в слезах

   Гроб с телом друга опустили

   И схоронили милый прах.

  

   Стыдитесь шумною ватагой

   И лицемерною тоской

   С шумящей пенистою брагой

   Желать душе его покой!

  

   Стыдитесь пиром безобразным

   Святую память оскорблять

   И разговором мелким, праздным,

   Минуты скорби осквернять!

  

  

   * * *

  

   Смолкните песни, смолкните звуки!

   Сердце сейчас разорвется мое!

   Кончатся думы, кончатся муки,

   Кончится это земное житье!

  

   Скройтеся мысли, скройтесь виденья!

   Очи потухнут, померкнут навек!

   Пламя исчезнет, пройдет вдохновенье!

   Станет землею опять человек.

  

  

   * * *

  

   Благовонная ночь снова дышит весной,

   Пробудилась от спячки земля,

   И с березой кудрявой, с густой бузиной,

   Нарядились опять тополя.

  

   Вся природа любви, обаянья полна…

   Призадумалась стройная ель:

   И ее оковала весны тишина,

   Соловьиная чистая трель.

  

  

   * * *

  

   Туда! Туда, куда несутся бури!

   Куда мелькает, падая, звезда!

   Туда, куда по блещущей лазури

   Несутся облака! Туда! Туда!..

  

  

   * * *

  

   Я люблю соловьиное пенье

   Над задумчивой розой весной…

   Много грусти, любви, упоенья —

   Он вливает в меня с тишиной,

   С тишиною задумчивой ночи…

   Но однажды я понял значенье,

   Понял трель и слезу соловья,

   Понял слово любви и мученье

   Ожиданья счастливаго я…

   Я был тоже влюблен безнадежно…

  

  

   Грезы

  

   Сидя в роще, где душистый

   Снежно-белый, чудный, чистый

   Веет ландыш над травой,

   Где, играя над кустами

   Золотистыми струями,

   Луч мигает золотой,

  

   Я забылся сном. Чертоги

   Мне привиделись, где боги

   Пировали, где алмаз

   Всюду светил, где сияли

   Золотым узором шали,

   Очаровывая глаз.

  

   Колыхая лист банана,

   Из священного фонтана

   В чашу падала струя;

   Алый свет зари востока

   Одевал весь дом пророка,

   Где богов была семья…

  

   Боги спорили, являя

   Много милостей для края,

   Много благостных чудес.

   Я услышал голос громкий,

   Голос бога — властный, звонкий,

   Голос чуждый мне небес…

  

   «В жизни смертных много яду,

   Лишь найдет себе отраду

   Человек в семье родной,

   Лишь семьей найдет дорогу,

   Путь далекий к счастью, к Богу,

   В край бессмертных золотой.

  

   Пред семьей бессильно злато,

   И, любя людей, как брата,

   Будешь сам любим семьей.

   Как грустна и одинока

   Человеческая тень,

   Что стоит и ночь и день

   Позабытая жестоко!

  

   Сами боги мы всесильны,

   Вечной милостью обильны —

   Силой любящей семьи!

   Кто расторг семьи объятья,

   Посылаю тем проклятья

   С неба грозные свои».

  

   Словно шум от урагана

   По дворцу, листам банана,

   В храме вдруг загрохотал.

   Боги с лож своих восстали,

   Светлой радостью сияли,

   Поднимая свой фиал.

  

   Я проснулся. Ландыш чистый,

   Снежно-белый и лучистый

   Продолжал в траве кивать.

   Храм богов с красой Востока,

   В душу мне запав глубоко,

   Продолжал еще сиять.

  

   Я пошел один, печальный,

   На кладбище в угол дальний,

   Где давно лежат мои…

   Над холмами рдели розы…

   И на них я пролил слезы,

   Слезы горя и любви…

  

  

   Любовь

  

   Отец ее — каприз, мать — каждое мгновенье,

   Из ничего рождается, шутя…

   А всякий легкий шум и ветра дуновенье,

   Все убивает чудное дитя.

  

  

   * * *

  

   Пуганый ворон куста сторонится;

   Пес многобитый на зов не приходит, —

   Сердце разбитое страсти боится,

   Мимо возможного счастья проходит.

  

  

   К…

  

  

   Когда-нибудь ты вспомнишь дни былые,

   Как отзвук дальний, стоны на струне,

   И на глаза твои небесно-голубые

   Тень набежит, — ты вспомнишь обо мне.

  

   Читая в книге: люди молодые

   Должны были расстаться навсегда,

   Ты вспомнишь, что и мы с тобой такие,

   Что счастье не видали никогда.

  

   Порой бывает так, что звук один ничтожный

   Былое время перед нами воскресит,

   Иль возглас громкий и неосторожный

   Нам раны сердца растравит.

  

   И средь веселья, словно как зарница,

   Таинственно былое промелькнет

   И прошлого забытая страница

   Перед очами снова восстает.

  

   И вспомнится, что больше не вернется,

   Что в вечность кануло без всякого следа,

   И из могилы старой шелохнется,

   Что прожито уж нами навсегда.

  

   И жутко станет вдруг, и слезы заструятся,

   И так захочется в прошедшее опять,

   Туда, где милые картины быстро мчатся,

   Где можно, вновь себя счастливым увидать.

  

  

   * * *

  

   Что с вами, милое дитя мое?

   Бледны вы и дрожите, словно в лихорадке.

   Вы плачете, вам личико свое

   Не жаль?!. Поверьте, наше горе очень кратко,

   Ведь так помочь не можете себе

   И даром тратите вы ближним обвиненья…

   Оставьте слезы, жалобы судьбе,

   Ко мне придите на брусничное варенье.

  

   Поверьте, что конец придет всему!

   К чему же омрачать те краткие минуты,

   Что нам даны на жизнь. Ведь мы в плену

   У времени и все всегда мы злобою раздуты.

   Поверьте, что мы портим жизнь себе

   И сами отравляем лучшие мгновенья…

   Оставьте слезы, жалобы судьбе

   И приходите пить чаек с вареньем.

  

   При первом же щелчке за пистолет,

   За яд, за петли мы хватаемся в отчаяньи,

   А прожили бы, может, много лет

   И пользу принесли б себе и всей окрайне,

   А, изнемогши в горестной борьбе,

   Мы жизнь не предали б постыдному гоненью;

   Оставьте слезы, жалобы судьбе

   И приходите на брусничное варенье.

  

   Поверьте, есть несчастней во сто крат,

   Которые глотают слезы молчаливо,

   Которых не утешит в горе брат,

   И в жизнь бредут они уныло и тоскливо,

   И духом ведь не падают в ходьбе

   По жизненным корягам и каменьям.

   Оставьте ж слезы, жалобы судьбе,

   Ко мне придите на брусничное варенье.

  

  

   Тимур

  

   Золотистый сумрак горные карнизы

   В покрывало к ночи тихо одевает,

   Снежные вершины гор Парапамиза

   Пурпуром в закате солнца отливают.

   И лепечут волны горного потока…

   На ночь засыпает перл красы Востока.

  

   Раздаются нежно звуки лютни, лиры

   Под кустом роскошным дремлющим мимозы.

   Властелин Герата и красавца мира

   Смотрит на долину, погруженный в грезы.

   В сумраке каштаны точно в броне, в латах

   Темные деревья в рдеющих гранатах.

  

   И Тимур взирает на места родные,

   Он в себя вдыхает воздух ароматный;

   Грозди винограда, точно золотые,

   Наклонились, веет ветер благодатный.

   Вспомнилось былое, дни побед кровавых…

   Пленных вереницы, время шумной славы.

  

   Он теперь сильнейший государь Ирана,

   Перед ним соседи все давно склонились,

   Перлы и богатство, блеск весь Хорасана

   Во дворце роскошном здесь соединились.

   Все его прекрасным солнцем величают,

   Лучшие красотки ласки ожидают.

  

   Хорасан уж назван раковиной мира,

   А Герат есть лучший жемчуг Хорасана,

   Воспевает всюду по Востоку лира

   Город, задремавший в голубом тумане,

   Где в шатрах дымятся мускуса куренья,

   Где рубины, жемчуг, яркие каменья.

  

   Сколько раз красоты и долин богатство

   Навлекало войны, — яблоком раздора

   Был Герат. В забвенье приходило братство

   И родство… и только созревали споры…

   И лежали трупы, мертвые верблюды,

   Сженые деревья и развалин груды.

  

   Но прекрасный город возникал там снова

   И сады дарили снова чудной тенью,

   Вновь там было много блеску золотого,

   Снова раздавалось лютни, лиры пенье,

   Снова винограды, как рубин, алели

   И гранаты в листьях, точно пурпур, рдели.

  

   И сидел владыко под акацьей темной,

   Думая о власти, безграничной силе…

   И спустилась змейка ленточкою скромной

   И тихонько в руку жало засадила.

   Закричал в отчайньи властелин всесильный,

   Заблистал огнями сад красой обильный.

  

   «Пусть же вечно будет спорным он владеньем,

   Пусть потоки крови за Герат прольются!»…

   Озарилось небо звездочки паденьем…

   Знать слова Тимура в вечность пронесутся…

   И упал он мертвый средь каштанов сада,

   А змея сокрылась в листьях винограда.

  

  

   Русалка

   (Левашевское предание)

  

   Спит мирно озеро тихое, чудное…

   Вкруг берега его спят изумрудные…

   Кашки головки стоят темно-розовой

   В роще старинной, прозрачной, березовой.

   Здесь из воды каждый год подымается

   Белая тень, словно дымка прозрачная,

   На берег спящий она озирается,

   На воды озера тихие, мрачные;

   Точно как облако пало единое

   В озеро, в свете луны серебристое..

   Песня из рощи звучит соловьиная…

   Веет расцветшею липой душистою.

   Много уж лет с того вечера минуло,

   Как ей открылися очи туманные,

   Как он стоял перед нею, как кинула

   В воду колечко когда-то им данное,

   Как он признался крестьянин у озера

   Ей, дочке важного барина, властного,

   Что он женат, как ее заморозило

   Это признанье, как стала несчастною,

   Как проносилися речи их страстные

   Здесь у берез на большом расстоянии,

   Как его очи горели прекрасные,

   Как отдалась вся его обаянию,

   Как здесь стояла несчастьем убитая,

   Думы терзали обоих жестокие,

   Громко стучали сердца их разбитые…

   Бросилась в озера воды глубокие,

   И из воды каждый год подымается

   Белая тень, словно дымка, прозрачная,

   На берег спящий она озирается,

   На воды озера тихие, мрачные..

   Ждет — не придет ли он к роще березовой,

   К берегу тихому и изумрудному,

   Вслед за погасшею зорькою розовой,

   К спящему озеру, тихому, чудному…

  

  

   Блуждающий огонек

  

   Не верь! Обманет огонек, мерцая

   В таинственной дали у темных, синих вод;

   Дрожит, трепещет он, игриво зазывая

   В трясину страшную, зыбучую болот.

  

   И мнится, точно дева молодая

   Зовет тебя к любви, что вестник-огонек

   Сулит отраду страсти и блаженство рая

   Среди недремлющих, трепещущих осок.

  

   Не верь! Шалун играет, чтоб в трясину

   Тебя ужасную завлечь. О, милый друг, уйди.

   За увлеченья миг короткий и единый,

   Заплатишь всем, что? будет впереди.

  

  

   Из записной книжки.

  

   а)

  

   Вот настала Пасха. Яиц вовсе нету.

   — Акулина, куриц я купила к лету!

   И неслись прекрасно! Что же с ними сталось? —

   Директриса-дева сильно волновалась.

   — «Да вы сами строго нам наказ давали,

   Чтоб в посту великом куриц отделяли.

   Петухов тогда мы заперли в чулане.

   Яиц вот и нету! Виноваты сами»!..

  

   в)

  

   Если полюбишь, люби со всей страстью,

   А в половину — лишь слезы, несчастье

   Если разлюбишь, то брось навсегда,

   А в половину — и смерть, и беда…

  

   д)

  

   Милый друг, не брани понапрасну,

   Что прошло, не вернется опять,

   Хоть деньки снова будут прекрасные,

   Но прошедших нам вновь не видать.

   Ведь все люди, как я бы, желали

   Воротить прожитые года,

   Все бы жизнь мы иную начали,

   Все бы стали умнее тогда.

  

  

   Соната

  

   Как хорошо кругом! Как солнце золотое

   Румянит яблоки! Над тихою рекою

   Несется ласточка. Туманной полосою

   На синеве барашки облаков…

   Жара… Несется аромат цветов…

   И крики птиц слилися в хор единый…

   И манит, и влечет дозревшая малина…

   Как хорошо кругом! Как на душе спокойно!

   Как грудь полна довольства… и весь свет

   Готов расцеловать! Ах, только в двадцать лет

   Бывает так! И вот вдруг задрожал

   Облитый пурпуром листок один малины,

   И я смотрю… не шелохнусь… как бабочки крыло,

   Забился он! Ах, хорошо! Тепло!

   И замер я! Бывает так, что ветка

   Висит на воздухе недвижно, или темный пруд

   Стоит безмолвный в слабом освещеньи

   Заката солнца, либо без движенья

   Глядишь в огонь и кажется весь тут,

   Весь в этом устремленном тихом взгляде…

   А! Вот песня зазвучала где-то в саде…

   Ласкает щеки, нежась ветерок…

   Кузнечик затрещал в тени густых осок…

   И мошка в воздухе стоит густой толпою…

   И грустно стало вдруг. Душа полна желанья

   Неведомого мне! Так грустно!… И шептанье

   Зеленых трав уныло отдается…

   И сердце так неровно, быстро бьется…

   И смутно хочется чего-то!… Я влюблен!..

   В кого? — Не знаю сам! Но в призрак незнакомый,

   В какую-то неведомую тень! И к призраку влекомый

   Стою недвижно все и слезы по щекам

   Бегут. О светлый, дивный сон!

   От счастья, от здоровья я влюблен

   И оттого, что кровь во мне кипит вся ныне,

   Что задрожал при ветерке листок малины…

  

  

   CHANT SANS PAROLES, ЧАЙКОВСКОГО

  

   К чему слова? Довольно звуков нежных!

   Они нам счастье прошлое поют,

   И те, кто пережил то счастье, все поймут

   Те звуки, что разносятся в волнах души безбрежных…

   А если сердце чье уж предало забвенью

   Прошедшие минуты. Лучше не понять!..

   Чтоб не будить напрасно сожаленья,

   Чтоб вновь за прошлое не плакать, не рыдать.

  

  

   Легенда о А. Рубинштейне

  

   Вероятно, как бывает это часто в сказках,

   Он еще ребенком старику помог

   Встать, когда упал тот и не мог

   Вновь подняться сам, и с детской лаской

   Вытер грязь с его одежды. — «Чтоб желал,

   Милый мальчик, чтоб тебе я в дар назначил?

   Все исполню!» — так ему старик сказал…

   И вопрос ребенка сильно озадачил…

   «Что ж ты любишь, милый мальчик мой?»

   — Музыку люблю! — «Так равного не будет

   На земле всей! И — потомство не забудет…

   Верь, исполню все! Не нищий… я… святой!»…

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Слова исполнились и на земле обширной

   Никто тех звуков неземных не извлекал,

   Тех нот воздушных, легких и эфирных,

   И чистых, как божественный кристалл.

   И он художник к нам с небес зовет

   Умерших, оживляя, если хочет…

   Рояль рыдает, плачет и хохочет,

   Печально стонет, весело поет…

   Блистают молнии, рокочут пушки, громы…

   Поют в сиренях нежно соловьи…

   Несутся звуки сладостной истомы

   И песни мощные и страстные любви. —

   Он покорил рояль… И звук порой бездушный

   В его руках рыдает и поет…

   Он может все. — Рояль ему послушный,

   Когда захочет он, у ног его умрет…

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

  

   * * *

  

   Можно ли сетовать, звездочка ясная,

   Что не сияешь лучами златистыми,

   Что позакрылися искры прекрасные

   С пламени струйками вечными, чистыми!

   Это лишь грозные, тучи ревнивые

   Спрятать хотят даль небес неоглядную.

   Чтоб наша жизнь, без того некрасивая,

   Стала еще тяжелей, безотраднее…

  

  

   Другу

   (М. А. О—ской)

  

   Наяву что увидишь, во сне ли,

   Не изменится жизненный путь…

   И приходится всем с колыбели

   Жизнь до гроба без света тянуть.

  

   И к чему нам расходовать силу,

   Узнавая, что ждет впереди…

   Не минуем, к несчастью, могилу

   И не скрасим всю жизнь позади.

  

   Спи спокойно в часы полуночи,

   Лучше дальше забвенье продлить!

   Не тумань ради призраков очи…

   И люби, если можешь любить.

  

   Красн. мыза, 1886 г., 10 ав.

  

  

   * * *

  

   Не рвись туда, где южные красоты,

   Где виноград пурпуровый повис,

   Где манят в глубь лазоревые гроты,

   Где в небеса глядит печальный кипарис.

   Ты и туда возьмешь с собою слезы,

   И там одна заплачешь над ручьем,

   А здесь, ловя и призрачные грезы,

   Мы плакали, хоть горько, но вдвоем.

  

  

   Нимфа

   (Nymphaca alba)

  

   Провинилась нимфа бедная

   Перед богом вседержителем…

   И назначил наказание

   Бог ей тяжкое и горькое.

   Лишь полюбит сильно юношу,

   Он умрет, как цвет подкошенный,

   И рыдает дева бедная…

   Где же счастье без взаимности!

   Где же радость в одиночестве!

   Что за жизнь в несчастье ближнего!

   И пришла на берег озера,

   В воды бросилась зеленые,

   Но всплыла цветком над волнами,

   Белой лилией задумчивой.

  

  

   Новый миф1

  

   Скучно стало Музам раз на Геликоне,

   Пьяными напиться все они решили: —

   Влаги чудотворной чаши и флаконы

   Принесли и долго влагу с смехом пили.

   В этот день весь эхо на горе священной,

   Крики вакханалий громко повторяло,

   Песни и мотивы, крик необыденный

   В облака далеко стоном посылало.

   Как менады с тирсом, с «Евое» по скалам

   Сестры проносились налетевшим шквалом.

  

   Чудная Евтерпа, что расскажет сагу,

   Лирику что любит и хранит поэтов,

   Выпила изрядно Диониса влагу,

   И теперь плясала танцы из балетов.

   Как менады-кантор флейту вверх бросая,

   По горе носилась, «Евое» кричала, —

   В темноте блистала флейта золотая

   И ее ловила Муза и бросала.

   Но сошла неслышно ночь с своим покровом,

   Осенила горы мраком все суровым.

  

   И решила Муза на землю спуститься,

   Целоваться с первым встречным человеком.

   И недолго думав в облаках носиться,

   Понеслась за ветром по воздушным рекам.

   На землю спустилась в городе далеком,

   Что стоит на Эльбе с плещущей волною.

   И Евтерпа встала на холме высоком

   И смотрела жадно дальше пред собою.

   Кудри разметались, огненные взгляды

   В даль глядят, спустились легкие наряды.

  

   И вот раздалася песня удалая…

   То студент домой шел беззаботный, славный,

   Покутив с друзьями громко распевая,

   Гейне возвращался, вечно неисправный.

   И в его объятья бросилась стрелою,

   Поцелуй свой в губы в миг напечатлела

   И исчезла быстро с ночи темнотою,

   На гору, в дубраву, к сестрам улетела.

   Гейне, поцелуем жарким обожженный,

   Двинулся вновь к дому, пеньем увлеченный.

  

   Но настало утро. Светлая Аврора

   Факелом небесным небо озарила

   И тогда Евтерпа вспомнила все: «скоро

   Быть беде! Я горе ночью натворила!

   Этот Гейне дурно пользоваться будет

   Милостью высокой и к чистейшим мыслям

   Дрязги мелкой жизни примешать рассудит,

   Чувствам благородным даст иного смысла,

   Все же гениальным будет он поэтом,

   Поцелуем Музы пламенным согретым».

  

   Эти мысли сильно Музу омрачили,

   Но внезапно солнцем светлым просияла

   И, поднявшись снова, в даль лететь решила

   И в Германьи южной перед домом стала.

   Средь долин красивых Вюртемберга листья

   Винограда домик зеленью укрыли.

   Над окном склонились рдеющие кисти,

   Розаны головки радостно открыли,

   И, оставив заступ, обративши взоры,

   Юноша в раздумье вдаль глядел на горы.

  

   И она тихонько подошла, и гибко

   Поцелуй свой мощный в лоб запечатлела,

   Уходя, взглянула раза два с улыбкой,

   Прежде чем на горы в рощи улетела.

   Он же молчаливо все смотрел на горы,

   Заступ наклонился и упал на травы,

   Пламенем горели, точно искры, взоры…

   И, шурша, шептались темные дубравы.

   О! великим, Уланд, будешь ты поэтом

   Музы поцелуем истинным согретым.

  

   1 Рассказанный Гердером. (Прим. авт.)

  

  

   Весна

   (Романс Шопена)

  

   С незабудкой в поле

   Ветерок бормочет,

   И роса играет,

   Ручеек рокочет.

   На лугах зеленых

   Из цветов запястья,

   Дышит полной грудью

   Молодое счастье.

   Слышен звон от стада

   В дальнем расстоянье

   И волынка будит

   Смутные желанья.

   И пою я тихо

   Песню про былое,

   Песню дней прошедших,

   Времени другого.

   Сохнут быстро слезы,

   Ручеек играет,

   Жаворонок с песней

   Надо мной порхает.

   Жаворонок легкий,

   Крылышки седые

   Распусти и мчися

   В страны голубые.

   Возвести, посланник,

   От земли невечной,

   Как весна прекрасна,

   Жизнь как быстротечна.

  

  

   Темное место

   (С немецкого)

  

   Цветы растут высоко,

   Но точно смерть бледны,

   Печальная осока

   Здесь страшной вышины.

  

   В долине той суровой

   Журчит в камнях поток,

   Цветет один багровый

   В средине всех цветок.

  

   Не солнце дало краски

   Блестящие цветку,

   Лучей отрадных ласки

   Неведомы ему.

  

   Поила здесь с любовью

   Земля и цвет дала,

   Она ж людскою кровью

   Напитана была.

  

  

   Черный кот

   (Из Поэ)

  

   1.

  

   Мой близок час. Свершится скоро

   Веленье грозное судьбы —

   Сойду в могилу без укора,

   Без страстной, пламенной мольбы.

   Но перед тем как крышка гроба

   Меня с живыми разлучит,

   Проклятья всех, пустая злоба

   Навеки память очернит,

   Хочу проститься я с друзьями,

   Хочу загладить их укор…

   А там — власть Божия над нами…

   Пусть снимет голову топор…

  

   2.

  

   Я помню, в детстве, с страстью нежной

   Животных гладил и любил…

   И наслажденье находил,

   Когда животное, робея,

   Ко мне ласкалось… Пламенея,

   Его я холил и кормил.

   Вы сами знаете, глубо?ка

   И бескорыстна дружба их!

   Людская верность невысо?ка,

   Нет бескорыстья в нас самих.

   В любви животных есть такое,

   Что проникает в глубь души,

   Что сердце нам мирит больное

   С неправдой жизненной в тиши.

  

   3.

  

   Женился рано я. Жена

   Животных, как и я, любила…

   И вот животных разных тьма

   Квартиру нашу наводнила.

   Но между ними кот Плутон,

   Как в бархат черный разодетый

   Любимцем сделался. Смышлен

   Необычайно был. Примета

   Живет в народе уж давно,

   Что черный кот несет одно

   Несчастье и беду для дома,

   Где он живет. Но я Плутона,

   Как друга верного, любил

   И верный кот, сгибая спину,

   Дремать к любимому камину

   Ко мне под вечер приходил.

  

   4.

  

   Я каюсь… Стыдно хоть признаться,

   Что страстью низкою томим,

   Я стал угрюмым, стал меняться,

   Пороком скверным одержим.

   В вине я стал искать усладу…

   Домой в тумане от вина

   Я приходил. Мою досаду

   Я изливал на всех. Жена

   Терпела много от меня…

   Я стал жестоким самодуром…

   Собакам, кроликам и курам

   Нигде проходу не давал…

   И, отуманенный парами,

   Я сознаюся перед вами,

   Я в стонах отдыха искал.

  

   5.

  

   Однажды ночью сильно пьяный

   Вернулся я к себе домой,

   Злой, бессердечный и упрямый

   И недовольный сам собой.

   Мне показалось: избегает

   Меня Плутон… и я схватил

   Его… Тяжелая рука

   Перепугала, и слегка

   Меня он в руку укусил.

   Себя не помня, уязвленный,

   Поступок дьявольский решил,

   Вином проклятым воспаленный

   Я перочинный нож открыл…

   И, ухватив Плутона сразу,

   Со злобой дикой, без стыда

   Лишил кота мгновенно глаза…

   Себя покоя навсегда!..

  

   6.

  

   Наутро все следы дурмана

   Исчезли. Я кота жалел…

   Меня пугала с кровью рана,

   Где прежде черный глаз смотрел.

   Но вскоре новые туманы

   Заволокли рассудок мой…

   Я приходил сердитый, пьяный

   С попоек дьявольских домой.

   Плутон при каждой нашей встрече

   Спасенья с ужасом искал

   То за спиной жены, за печью,

   Откуда глаз один сверкал.

  

   7.

  

   Во мне проснулся дух ужасный, —

   Дух злобы, что в единый миг

   Мне в сердце жалкое проник

   И беспокоил ежечасно.

   Кто сотни раз не совершал

   Поступков низких и преступных

   Лишь потому, что понимал

   Их низость! Много дней беспутных

   Провел я снова и себя

   Я мучил. Зло во мне шумело,

   Чтоб кончить муки мне велело

   Идти на низость. Зло любя,

   Я в эти страшные мгновенья

   Был до забвения жесток…

   С слезами горя, сожаленья

   Кота повесил на сучок…

   Я знал любовь ко мне Плутона,

   Я знал, что нет вины на нем,

   И вешал друга. Он без стона

   Повис… И плакал я о том.

  

   8.

  

   Ах, время быстрое не дремлет

   И в пропасть черную летит,

   Оно рыданиям не внемлет,

   Оно всех нас с собою мчит.

   Беда тому, кто жизнь бесславно

   Свою начнет, кто согрешит:

   Мы тяжесть на плечах исправно

   Должны до гроба волочить.

   С души не снять позора бремя,

   Убийце крови не стереть,

   Всех мчит вперед седое время

   И всем по жизни умереть.

   Немногим сильным только можно

   С кривой дороги повернуть

   И на кладби?ще нетревожно

   Под камнем тягостным уснуть.

  

   9.

  

   Счастливый тот, чья жизнь, журча

   Бежит чрез камни и пороги,

   Кто до могилы от ключа

   Не знал на совести тревоги,

   Кто не согнулся под ярмом,

   Ярмом позора и растленья,

   Кто не сдружился с вечным злом

   И не дарил душе мученья.

   Кто перед говором страстей

   Опустит голову стыдливо,

   Кто не поймет душой своей

   Всего, что низко и фальшиво.

  

   10.

  

   В одном вертепе, где с вином

   Бесстыдства песни раздавались

   И группы женщин нагишом

   Пред жадным оком извивались,

   Где я нередко за столом

   Над наглой песней потешался…

   Мой взор случайно повстречался

   С заснувшим бархатным котом.

   Такой же черный, как убитый,

   Но на груди пятно, и мне

   Хотелось взять его… К жене

   Снести… Хозяин между тем

   Мне объявил, что он впервые

   Его увидел… Здешним всем

   Кот неизвестен… А большие

   Глаза глядели мне в упор

   И я почувствовал волненье…

   Кот спрыгнул с бочки и спиной

   Тереться стал у ног, сиденья…

   Я вышел. Кот пошел за мной.

  

   11.

  

   Кот дома сразу стал своим.

   Жена кормила и ласкала.

   Мне ж было тяжко рядом с ним:

   Душа томилась, изнывала.

   Я вновь в вине искал забавы,

   Кота ужасного бежал,

   Бежал, как от чумы, отравы.

   По телу холод пробежал,

   Когда заметил я, не сразу

   Я сходство страшное открыл,

   Что этот кот лишился глаза.

   Его я вдвое невзлюбил.

  

   12.

  

   Бывало, в думу погруженный,

   Кота обдумывал конец…

   И мыслью черной удрученный,

   В душе я чувствовал свинец.

   А кот ласкался. В запоздалый,

   Бывало, час к ногам придет,

   Под стул забьется иль усталый

   В комок свернется и заснет.

   Я был готов одним ударом

   Покончить ласки и любовь,

   Но мысль о преступленье старом

   Не допускала кончить вновь.

  

   13.

  

   Не скрою, я кота боялся,

   Я трепетал порой пред ним,

   Порой часами оставался

   Окаменелым и немым.

   Я вам сказал, что от Плутона

   Пятном на бархатной груди

   Он отличался. О мученья!..

   Сначала все воображенью

   Я приписал, что лживый сон

   Меня туманит, что Плутон

   Меня смущает ежечасно,

   Но убедился я, несчастный,

   Чем мне ужасен черный кот:

   Пятно… о, кара преступленья

   И смерти страшной дуновенье!..

   Напоминало эшафот!..

  

   14.

  

   Увы! Лишился я покоя

   И поздней ночью, светлым днем

   Пятно я видел пред собою

   И глаз, блиставший торжеством.

   О, если б смел, достало б силы…

   Кота ужасного убить!

   О, если б смел его в стремнины

   С крутой обрывистой вершины

   Столкнуть ногою, утопить!

   Я знал, я дома стал тираном,

   Я стал жене невыносим;

   Я весь отдался страшным планам,

   Я посвятил все мысли им.

   Я позабыл, что есть на свете

   Честь, слава, ласки, доброта…

   Меня опутывали сети

   И планы гибели кота.

  

   15.

  

   Однажды в погреб мы спускались:

   Жена и я, за нами кот.

   Ступеньки ветхие качались,

   Тонул во мраке старый свод.

   Кот мне попал, играя, в ноги.

   Схватив топор, я задрожал…

   Решив покончить все тревоги,

   Я волю ярости подал.

   Жена к нам бросилась с мольбою…

   Я зверем сделался… и вдруг

   Спустил топор над головою…

   И только черепа лишь стук

   Раздался в погребе глубоком…

   Жена упала… Страшный взор!..

   Я бросил в страхе одинокий

   Весь окровавленный топор…

  

   16.

  

   Теперь меня никто не слышит,

   А погреб хладный и немой

   Не шелохнется и не дышит

   Своею каменной плитой.

   Что предпринять? Куда мне тело

   Жены девать? Как поступить?

   Разрезать? Сжечь куски? Добе?ла

   Печь смрадным углем затопить?

   В колодезь бросить или в стену

   Здесь замуравить под землей:

   Так прежде часто за измену

   Навеки исчезал живой.

   В стене осталось углубленье,

   Где прежде был очаг. «Туда

   Я погребу». Решил сомненья

   И тотчас вынул без труда

   Все кирпичи и в нишу сто?ймя

   К стене я тело приложил.

   Прижавши плотно кирпичами,

   Песком и известью, камнями

   Все заровнял и схоронил.

   Казалось, глаз в стене напрасно

   Начнет следы работ искать.

   Я все окончил так прекрасно,

   Что мог спокойно ночи спать.

  

   17.

  

   Теперь желанием томим

   С котом покончить по подвалу

   Напрасно я искал. За ним

   Напрасно бегал. Испугала

   Его жестокость. Он бежал

   И даже ночью не являлся,

   А я впервые сладко спал,

   Покоем тихим упивался.

   Прошел день новый, но в мой дом

   Кот не вернулся… Но пришли

   С дознаньем, следствием. Напрасно!

   Я был покоен ежечасно…

   Следов, намеков не нашли.

  

   18.

  

   Когда был обыск, то меня

   С собой полицья пригласила…

   Углы, каморки исходила…

   А между тем прошло три дня.

   Спустились в погреб. Не смущал

   Меня он сумраком суровым.

   Открыть нельзя. Я это знал

   И был спокоен. Одним словом,

   Все собирались уходить.

   Но я горел пустым желаньем

   Мою невинность подтвердить

   И осмеять их все старанья.

  

   19.

  

   Я сам не знал, что говорил,

   Развязней быть хотел, милее.

   Их подождать еще просил,

   Когда все шли — уйти.

                       «Светлее

   Моя невинность ясных дней

   И все вы убедились в этом!

   Не развязались вы с секретом!

   Мне очень жаль! Но я готов

   Сказать, что дом построен чудно,

   Что стоил много он трудов,

   Такие стены делать трудно

   И много долгих он годов»…

   Я не докончил. Из бахвальства

   Ударил палкой по стене,

   Где замуравлен труп был. Мне..

   Мне показалось недра ада

   Уже раскрылись. Страшный крик,

   Крик, точно жалоба, рыданье,

   Как визг, как горькое стенанье

   В подвал задумчивый проник.

   Визжали дьяволы! Едва

   Я устоял при крике страшном,

   При крике горьком и ужасном,

   При крике смеха, торжества.

  

   20.

  

   И вот разобрана стена…

   Все камни мигом развалились…

   И предо мной моя жена

   В крови и страшно изменилась.

   А над разбитой головой

   В крови… его узнал я разом…

   С блиставшим и единым глазом

   Сидел мучитель прежний мой.

   Его в стене я заточил,

   И, чтоб предать меня, он жил.

  

  

   Афоризмы

   (Из Шамбора)

  

   1

  

   Отгадает все женщина сразу.

   В цель, как выстрел, всегда попадет…

   А подумает… как по заказу

   Ошибется и все переврет.

  

   2.

  

   К чему, дитя, как лед зимой

   Твой взгляд мороз вещает,

   Ты вспомни, что всегда весной,

   Как лед ничто не тает.

  

   3.

  

   Мужчины друг к другу бывают всегда равнодушны…

   Это закон всемогущей правдивой природы.

   Женщины или враждебны и злобны друг к другу

   Или целуются, плачут и виснут на шеи.

  

  

   Из Уланда

  

   О нет! в холодную могилу

   Я не хочу склонить главу!

   О, если б время уложило

   Меня в душистую траву!

   В траве, в цветах бы на покое

   Волынки пенью я внимал

   И в небесах бы надо мною

   Рой светлых тучек пролетал.

  

  

   * * *

  

   Лишь весною черемухи кисти

   Ароматным дурманом полны,

   И склоняют головки и листья

   На уста подбежавшей волны.

  

   Лишь весною вздуваются воды

   И целуют, купая, листы.

   Ведь жары и ветра, и погоды

   Сгонят воды и сдуют цветы.

  

  

   Довольные

   (Из Уланда)

  

   Под липою душистой

   В день майский, золотистый

   Сидели вместе мы.

   Листок не шелохнется

   И солнышко смеется

   С небесной вышины.

  

   Забыли все страданья

   И билися в молчанье

   Два сердца, как одно.

   И чтоб еще сказали,

   Что б больше пожелали?

   Все сказано давно.

  

   Все горькое забыто,

   Все грустное прожито

   Средь жизни кутерьмы…

   И под душистой липкой

   С счастливою улыбкой

   Сидим в молчанье мы.

  

  

   Из Гейне

  

   Средь трав распустился на поле цветок

   Душистый, нарядный, красивый…

   Порхает над ним золотой мотылек

   Под грустной, плакучею ивой.

  

   Тот чудный цветок это ты, милый друг,

   Стоишь, красотою блестя,

   Златой мотылек — это он, твой супруг,

   А ива плакучая — я.

  

  

   * * *

  

   В монастырских торжественных залах

   Тишина гробовая царит,

   Словно жизнь жизнью быть перестала

   И ушла в кирпичи и гранит.

   Так и крикнул бы слово живое

   Легкокрылое слово «люблю»,

   Чтобы дрогнуло место святое

   И тоску разогнало свою.

  

  

   * * *

  

   Любовь — цветок, весной расцветший в поле,

   Румянец нежной зорьки молодой,

   Веселый звон ключей, луной осеребренных,

   И ангел из двух душ на счастье съединенных,

   Летящий к Богу с громкою хвалой.

  

   Не дай цветку завянуть среди поля,

   Не дай заре угаснуть молодой,

   Ключу умолкнуть под цепями ледяными,

   Умчаться ангелу путями голубыми

   К престолу Бога с горькою тоской.