Bibra > Произведения > Все > Венецианский купец

Венецианский купец

Автор: Павлов Николай Филиппович

Скачать

  

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ,
Драма въ пяти дѣйствіяхъ, Шекспира*.

  

   * Представляя публикѣ переводъ «Венеціанскаго Купца», котораго до-сихъ-поръ не имѣла еще русская литература, и который сдѣланъ однимъ изъ первоклассныхъ литераторовъ нашихъ, Н. Ф. Павловымъ, нужнымъ считаемъ замѣтитъ, что сколько мы знаемъ, подобнаго перевода Шекспира у насъ еще не было, и убѣждены, что этотъ переводъ можетъ служить образцомъ того, какъ должно переводятъ у насъ великаго поэта. Вотъ на чемъ основаны наши убѣжденія. Во-первыхъ: этотъ переводъ сдѣланъ точно съ англійскаго, при пособіи всѣхъ извѣстнѣйшихъ комментаторовъ Шекспира. Во-вторыхъ «Венеціанскій Купецъ» переведенъ прозою, а по нашему мнѣнію, проза — единственная форма, въ которой Шекспиръ долженъ быть передаваемъ русскимъ читателямъ, если хотимъ познакомить ихъ какъ-можно-ближе съ его твореніями: въ стихахъ самый добросовѣстный переводчикъ иногда по-необходимости прибавить къ словамъ Шекспира нѣсколько своего духа — и тѣмъ, разумѣется, увлечетъ читателя изъ этого обаянія, въ которомъ Шекспиръ неослабно держитъ васъ отъ начала до конца своей драмы; попробуйте же хоть на минуту ослабить это обаяніе — и переводъ вашъ не достигнетъ своей цѣли, онъ испортитъ подлинникъ. Въ-третьихъ: обороты Шекспира иногда неестественны, выисканы; иногда мысль у него такъ-сказать насилуетъ языкъ, а между-тѣмъ выраженіе всегда оригинально, сильно, полно поэзіи; это насиліе, даже самый порядокъ словъ въ переводѣ г. Павлова сохранены вполнѣ, по-крайней-мѣрѣ столько, сколько позволялъ русскій языкъ, и при всемъ томъ такая точность ни мало не вредитъ изяществу, чистотѣ и правильности русской рѣчи. Конечно, въ переродѣ «Венеціанскаго Купца» могутъ быть найдены фразы, которыя легко было бы сдѣлать красивѣе, глаже, лучше и, безъ-сомнѣнія, переводчикъ съумѣлъ бы сдѣлать эти учительскія поправки, когда ужъ теперь всякій, даже безталантный писака, пишетъ гладкимъ до плоскости слогомъ; но онъ не хотѣлъ этого, не хотѣлъ не потому, чтобы лѣнился — переводъ его сдѣланъ уже давно, свѣрялся и пересматривался нѣсколько разъ, но потому-что хотѣлъ передать русскимъ читателямъ духъ и силу шекспирова творенія вполнѣ, безъ малѣйшаго измѣненія, безъ малѣйшей прикрасы, и въ этомъ оправдаетъ его всякій, кто хоть немного можетъ постигать изящное въ глубокихъ, исполинскихъ созданіяхъ британскаго поэта.

   О достоинствѣ самой драмы, здѣсь помѣщаемой, надобно или говорить много, или ничего не говорить; на сей разъ избираемъ послѣднее, въ полной увѣренности, что образованный читатель, и безъ нашихъ указаній, отъищетъ всѣ красоты этого чуднаго творенія, а отъискать ихъ такъ легко въ этомъ близкомъ, вѣрномъ, въ-полной-мѣрѣ изящномъ переводѣ г. Павлова. Ред.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ:

   Дожъ Венеціи.

   Принцъ Мароккскій, Принцъ Аррагопскій, женихи Порціи.

   Бассаніо, другъ Антоніо.

   Антоніо, Венеціанскій купецъ.

   Саларіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Басаніо.

   Лоренцо, влюбленный въ Джессику.

   Шейлокъ, Жидъ.

   Тюбалъ, Жидъ, другъ его.

   Ланселотъ Гоббо въ услуженія у Шейлока.

   Старикъ Гоббо, овецъ Ланселота.

   Порціа, богатая наслѣдница.

   Нерисса, горничная ея.

   Джессика, дочь Шейлока.

   Салеріо, старый Венеціанецъ.

   Писаръ дожа.

Вельможи Венеціи, чиновники суда, тюремщикъ, слуги и прочіе.

Дѣйствіе происходятъ частію въ Венеціи, а частію въ Бельмонтѣ, гдѣ живетъ Порціа, на твердой землѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Улица въ Венеціи.

АНТОНІО, САЛАРИНО иСАЛАНІО.

   Антоніо. Право, не знаю, отъ-чего мнѣ такъ грустно; это мучитъ меня; вы говорите: мучитъ и васъ; но гдѣ я взялъ свою тоску, гдѣ нашелъ или досталъ, изъ какого вещества она составлена, откуда родилась,— не могу еще понять. И такъ поглупѣлъ я отъ нея, что едва узнаю себя.

   Саларино. Твой умъ носится по океану, тамъ, гдѣ корабли твои съ гордыми парусами, точно вельможи и богатые граждане водъ, или пышныя украшенья моря, смотрятъ свысока на мелочныхъ торгашей, которые привѣтствуютъ ихъ, кланяются имъ, когда они пролетаютъ мимо на своихъ тканыхъ крыльяхъ.

   Саланіо. Повѣрь, еслибъ я пустилъ на счастье столько товара, то большая часть моихъ думъ была бъ съ моими надеждами въ чужой сторонѣ. Я все бы рвалъ траву, чтобъ узнать: откуда дуетъ вѣтеръ, да высматривалъ бы на картѣ пристани, мосты и морскіе пути; и отъ всего, что могло бъ заставилъ меня бояться за мой товаръ, конечно, сдѣлалось бы мнѣ грустно.

   Саларино. Дуя на горячій бульйонъ, чтобъ остудить его, я надулъ бы себѣ лихорадку, когда бъ подумалъ, какая бѣда можетъ произойдти на морѣ отъ слишкомъ-сильнаго вѣтра; я не могъ бы видѣть песочныхъ часовъ безъ того, чтобъ не пришли мнѣ въ голову мели да отмели; я увидалъ бы, что мой богатый корабль засѣлъ въ пескѣ и кланяется грот-мачтой ниже своихъ реберъ, чтобъ поцаловать свою могилу. Могъ ли бы я пойдти въ церковь, увидѣть священное зданіе изъ камня и не вспомнить опасныхъ скаль, которыя только дотронутся до борта моего милаго корабля, то и раскидаютъ по волнамъ всѣ душистые коренья его и въ мои шелки одѣнутъ ревущія воды? Словомъ, можно ли бъ мнѣ забыть, что — сію минуту богачъ, я сію же минуту и нищій. Имѣя эти мысли, какъ же бы не имѣть мнѣ и той, что, случись такая бѣда, отъ нея стало бъ мнѣ грустно? Да, полно-те, я знаю, Антоніо груститъ отъ-того, что думаетъ о своемъ товарѣ.

   Антоніо. Повѣрь,что нѣтъ. Я благодарю судьбу. У меня не весь товаръ ввѣренъ одному кораблю и отправленъ не въ одно мѣсто, да и не цѣлое мое состоянье зависитъ отъ счастія текущаго года. По-этому я не грущу отъ своей торговли.

   Саланіо. Ну, стало, ты влюбленъ?

   Антоніо. Вотъ еще!

   Саланіо. И не влюбленъ! Такъ скажемъ просто: тебѣ грустно отъ-того, что невесело, и для тебя было бъ также легко смѣяться, прыгать и говорить,что тебѣ весело, отъ-того, что негрустно. Божусь двуличнымъ Янусомъ, природа творитъ подъ часъ великихъ чудаковъ: иные цѣлый вѣкъ щурятъ глаза и хохочатъ какъ попугаи, когда слушаютъ волынку; а у другихъ такое кислое лицо, что они ни подъ какимъ видомъ не покажутъ зубовъ съ намѣреньемъ улыбнуться, хотя бы самъ Несторъ поклялся, что шутка смѣшна.

  

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же, БАССАНІО, ЛОРЕНЦО и ГРАЦІАНО.

   Саланіо. Вотъ идетъ Бассаніо, твой почтенный родственникъ, Граціано и Лоренцо. До свиданія. Мы оставляемъ теперь тебя въ обществѣ пріятнѣй нашего.

   Саларино. Я пробылъ бы здѣсь до-тѣхъ-поръ, покуда бъ не развеселилъ тебя, еслибъ друзья, которые тебѣ дороже, не помѣшали мнѣ.

   Антоніо. Для меня и ты очень-дорогъ. Я вижу, твои собственныя дѣла призываютъ тебя, и ты пользуешься случаемъ уйдти.

   Саларино. Прощайте, господа..

   Бассаніо. Да, господа, когда же мы сойдемся, чтобъ повеселиться? Скажите, когда? Вы дѣлаетесь чрезвычайно-рѣдки. Не ужъ ли это такъ должно?

   Саларино. Наше свободное время будетъ къ услугамъ вашимъ. (Саларино и Саланіо уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ же, кромѣ САЛАРИНО и САЛАНІО.

   Лоренцо. Такъ, какъ ты, Бассаніо, нашелъ Антоніо, то мы оба оставимъ васъ; но въ обѣденное время вспомни, пожалуйста, гдѣ намъ должно встрѣтиться.

   Бассаніо. Я непремѣнно явлюсь.

   Граціано. Ты дурно смотришь, Антоніо; ты ужъ слишкомъ занимаешься дѣлами міра. Тотъ въ потерѣ, кому онъ стоитъ такихъ заботъ. Повѣрь мнѣ, ты удивительно измѣнился.

   Антоніо. Я смотрю на міръ, какъ на міръ, Граціано; это сцена, гдѣ каждый играетъ роль,— а моя роль грустна.

   Граціано. Такъ дай же мнѣ роль шута. Пусть съ весельемъ и смѣхомъ прійдутъ старыя морщины, и пусть лучше у меня печенка согрѣвается отъ вина, чѣмъ сердце холодѣетъ отъ мертвящихъ стоновъ. Не ужъ ли долженъ человѣкъ, у кого кровь тепла внутри, глядѣть, какъ его дѣдушка, слѣпленный изъ алебастра, спать на-яву и нажить желтуху отъ хандры? Я скажу тебѣ что, Антоніо… Я люблю тебя, и это говоритъ моя дружба… Есть родъ людей, у нихъ лица дуются и подернуты какъ стоячій прудъ; они хранятъ твердое молчаніе, чтобъ нарядить себя въ общее мнѣніе о ихъ мудрости, важности, глубокихъ соображеньяхъ; они такъ смотрятъ, какъ-будто хотятъ сказать: я господинъ-оракулъ, и когда открываю ротъ, чтобъ и собака не смѣла лаять. О, мой Антоніо, я знаю такихъ, которые только отъ-того слывутъ мудрецами, что не говорятъ, а, если заговорятъ, то, я совершенно увѣренъ, введутъ въ грѣхъ уши у всякаго: всякій, послушая ихъ, назоветъ своихъ братій дураками! Я наскажу тебѣ поболѣе въ другое время, только не пускайся удить на притраву задумчивости этого дурацкаго пискаря, это мнѣніе. Пойдемъ, Лоренцо; прощайте покуда. Я докончу мою проповѣдь послѣ обѣда.

   Лоренцо. Итакъ мы разстаемся съ вами до обѣда. Я принужденъ быть именно однимъ изъ этихъ нѣмыхъ мудрецовъ, потому-что Граціано никогда не даетъ мнѣ говорить.

   Граціано. Да, поводись со мною только еще года два, ты не будешь знать звуковъ своего собственнаго языка.

   Антоніо. Прощайте; онъ сдѣлаетъ и меня говоруномъ.

   Граціано. Хорошо бы, право! Мотаніе пристало только копченому языку быка, да женщинѣ, которая не идетъ съ рукъ. (Граціано и Лоренцо уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

АНТОНІО и БАССАНІО.

   Антоніо. Ну, что это такое?

   Бассаніо. Граціано говорить необыкновенно-много вздора, больше, чѣмъ кто другой въ цѣлой Венеціи. У него мысли, какъ два пшеничныя зерна, спрятанныя въ двухъ четверикахъ мякины: ты проищешь цѣлый день прежде, чѣмъ найдешь ихъ, а какъ наймешь, то увидишь, что не стоило искать.

   Антоніо. Ну, да. Скажи же мнѣ теперь, кто это такая дама, къ которой обѣщался ты идти на поклоненіе и о которой хотѣлъ мнѣ говорить сегодня.

   Бассаню. Тебѣ небезъизвѣстно, Антоніо, какъ я разстроилъ свое состояніе отъ-того, что иногда выставлялъ на показъ больше пышности, чѣмъ мои слабыя средства позволяли мнѣ. И теперь я не жалуюсь, что принужденъ отказаться отъ такого благороднаго образа жизни. Главная моя забота: раздѣлаться честно съ большими долгами, въ какіе ввела меня слишкомъ расточительная молодость. Тебѣ, Антоніо, я больше всего долженъ и деньгами и дружбой, и дружба твоя мнѣ порукой, что я могу снять съ себя бремя моихъ замысловъ и намѣреній и открыть, какимъ-образомъ думаю очиститься отъ всѣхъ моихъ долговъ.

   Антоніо. Сдѣлай милость, другъ Бассаніо, скажи, и если это, какъ всѣ твои поступки, не выходитъ изъ границъ чести,— будь увѣренъ, что мой кошелекъ, я самъ, мои послѣднія средства, все готово для тебя при первой надобности.

   Бассаніо. Бывало, какъ я ходилъ еще въ школу, когда случалось мнѣ въ игрѣ потерять одну стрѣлу, я пускалъ ея подругу съ такой же силой, потому же направленію, только пристальнѣй смотрѣлъ за нею, чтобъ отъискать другую и, пустивъ на-удачу обѣ, часто я обѣ находилъ. Привожу этотъ примѣръ моего дѣтства отъ-того, что у меня въ слѣдующихъ словахъ будетъ такое же дѣтское простодушіе. Я долженъ тебѣ много и, какъ вѣтренный юноша, что долженъ, не могу отдать; но если ты захочешь пустить другую стрѣлу по тому же направленію, какъ пустилъ первую, то я не сомнѣваюсь, что, слѣдя ее глазами, или найду обѣ, или принесу тебѣ назадъ послѣднюю и съ благодарностью останусь долженъ за первую.

   Антоніо. Ты знаешь меня хорошо и теряешь только время, приступая къ моей дружбѣ съ такимъ предисловіемъ, и, право, своимъ сомнѣніемъ въ моей готовности ко всевозможнымъ пожертвованіямъ, ты теперь, обижаешь меня больше, чѣмъ обидѣлъ бы, когда бъ промоталъ все, что я имѣю. Итакъ скажи только мнѣ, что я долженъ дѣлать, что, по твоему мнѣнію, можетъ быть мною сдѣлано, и я сей-часъ же готовъ на это. Говори.

   Бассаніо. Въ Бельмонтѣ есть невѣста съ богатымъ приданымъ, и она прекрасна, и, что прекраснѣй этого слова — чудныхъ добродѣтелей! Нѣкогда изъ ея глазъ я получалъ милыя, безмолвныя посланія. Ея имя Порціа. Она ничѣмъ нехуже дочери Катона, Порціи Брута, и широкій міръ знаетъ ей цѣну: четыре вѣтра со всѣхъ береговъ приносятъ къ ней знаменитыхъ искателей, и ея лучезарныя кудри вьются у ней по вискамъ, какъ золотое руно, что дѣлаетъ ея жилище въ Бельмонтѣ берегомъ Колхиды, и много Язоновъ является для завоеванія. О, мой Антоніо! имѣй я только средства занять между ими мѣсто соперника, то у меня въ душѣ есть такое предчувствіе успѣха, что я непремѣнно буду счастливцемъ.

   Антоніо. Ты знаешь, все мое состояніе на морѣ, и я не имѣю ни денегъ, ни случая собрать наличную сумму. Итакъ отправляйся, попробуй, что мой кредитъ можетъ въ Венеціи сдѣлать; пріймемся пытать его до нельзя, чтобъ снарядитъ тебя въ Бельмонтъ, къ прекрасной Порціи. Ступай же, развѣдай сей-часъ, а я тоже развѣдаю, у кого есть деньги, и не сомнѣваюсь, что получу ихъ или изъ довѣрія ко мнѣ, или изъ пріязни. (Оба уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Дѣйствіе въ Бельмонтѣ. Комната въ домѣ Порціи.

ПОРЦІА и НЕРИССА.

   Порціа. Право, Нерисса, я, маленькое существо, устала отъ этого великаго міра.

   Нерисса. Это было бы понятно, еслибъ у васъ горе было въ такомъ же изобиліи, какъ удовольствія; но видно тѣ, которые черезъ-чуръ наѣдаются, бываютъ такъ же больны, какъ и тѣ, которые мрутъ отъ пустоты въ желудкѣ. Стало это не послѣднее счастіе получить на долю средственное состояніе; излишество скорѣе доживаетъ до бѣлыхъ волосъ, а довольство долговѣчнѣе.

   Порціа. Хорошія нравоученья и хорошо сказаны.

   Нерисса. Они были бы лучше, еслибъ имъ лучше слѣдовали.

   Порціа. Когда бы дѣлать было бы такъ же легко, какъ знать, что надобно дѣлать, то часовни стали бы церквами и хижины бѣдныхъ людей царскими палатами. Хорошъ тотъ проповѣдникъ, кто слѣдуетъ собственнымъ наставленьямъ: я скорѣе научу двадцать человѣкъ что должно дѣлать, чѣмъ буду одною изъ двадцати, которая послушаетъ моего собственнаго ученья. Пускай мозгъ выдумываетъ законы для крови,— горячій нравъ перескакиваетъ черезъ холодныя правила. Безумецъ-молодость такой заяцъ, что перепрыгиваетъ черезъ сѣти добраго калѣки-совѣта. Но это разсужденіе не поможетъ мнѣ выбрать мужа… Ахъ, слово «выбрать»! я не могу ни выбрать кого бы хотѣла, ни отказать тому, кто мнѣ противенъ. Такъ воля живой дочери обуздана волею мертваго отца. Не жестоко ли, Нерисса, что я не могу никого выбрать и никому отказать?

   Нерисса. Вашъ батюшка былъ цѣлый вѣкъ добродѣтеленъ, а людямъ набожнымъ при смерти бываютъ внушенія свыше: такъ въ лотереѣ, которую онъ придумалъ, изъ этихъ трехъ ящиковъ, золотаго, серебрянаго и свинцоваго (кто выберетъ изъ нихъ по его мысли, выберетъ васъ), вѣрно истинный достанется тому, кто истинно васъ полюбитъ.— Только чувствуете ли вы склонность къ кому-нибудь изъ блестящихъ жениховъ, какіе уже пріѣхали?

   Порціа. Пожалуйста, называй ихъ по-очереди, а я, какъ ты станешь называть, стану ихъ описывать, и по моимъ описаньямъ отгадывай мои чувства.

   Нерисса. Во-первыхъ, здѣсь неаполитанскій принцъ.

   Порціа. Этотъ недоросль!.. Онъ только и знаетъ, что говорить о своей лошади, и, въ числѣ своихъ отличныхъ способностей, всего больше удивляется тому, что умѣетъ ковать ее самъ; я, право, боюсь не была ли мать его влюблена тайно въ кузнеца.

   Нерисса. Потомъ здѣсь графъ Палатинъ.

   Порціа. Онъ только и дѣлаетъ, что хмурится, какъ-будто намѣренъ сказать: если вы не хотите меня — какъ угодно; Онъ слышитъ веселый разсказѣ и не улыбается; я боюсь, чтобъ онъ не сдѣлался плаксивымъ философомъ, когда состарѣется, а то въ молодости онъ ужъ черезъ-чуръ невѣжливо печаленъ. Я лучше выйду за адамову голову, чѣмъ за котораго-нибудь изъ нихъ. Боже сохрани меня отъ обоихъ!

   Нерисса. Что вы скажете о знатномъ Французѣ?

   Порціа. Богъ сотворилъ его, такъ пусть онъ слыветъ за человѣка. Право, я знаю, что грѣхъ быть насмѣшницей. Да онъ… Ну, у него лошадь лучше, чѣмъ у Неаполитанца, и скверная привычка хмуриться лучше, чѣмъ у графа: Онъ похожъ на всякаго и ни на что непохожъ. Затрещитъ ли дроздъ — онъ пускается тотчасъ прыгать. Онъ пойдетъ сражаться съ своей собственной тѣнью. Выйдти мнѣ за него, значитъ выйдти за двадцать мужей; если онъ пренебрежетъ мной, прощу, потому-что если влюбится въ меня до безумія, я никогда не буду отвѣчать ему тѣмъ же.

   Нерисса. Ну, а что скажете вы барону Фалконбриджу, молодому Англичанину?

   Порціа. Ты знаешь, ничего не могу сказать: ни я его не понимаю, ни онъ меня. Онъ не знаетъ ни по-латинѣ, ни по-французски, ни по-итальянски; а ты можешь поклясться передъ судомъ, что я не знаю, ни слова по-англійски. Онъ картина прекраснаго мужчины, да Боже мой, кто же можетъ разговаривать съ нѣмою куклой?… Какъ странно онъ одѣвается! мнѣ кажется, свой колетъ купилъ онѣ въ Италіи, круглыя штаны во Франціи, токъ въ Германіи, а ухватки во всѣхъ земляхъ.

   Нерисса. А что вы думаете о шотландскомъ лордѣ, сосѣдѣ его?

   Порціа. Что въ немъ есть христіанская доброта сосѣда: онъ взялъ у Англичанина въ-займы пощечину и поклялся заплатить ее, когда будетъ въ состояніи; кажется, Французъ былъ порукой, и впередъ поручился за другую.

   Нерисса. Какъ вамъ кажется молодой Нѣмецъ, племянникъ саксонскаго герцога?

   Порціа. Очень-гадокъ по-утру, когда трезвъ; а еще гаже послѣ-обѣда, когда пьянъ; въ свои лучшія минуты онъ немного-хуже человѣка, а въ худшія немного-лучше скота: какая бѣда ни случилась бы со мной, я надѣюсь, что все отдѣлаюсь отъ него.

   Нерисса. Если онъ явится выбирать и выберетъ настоящій ящикъ, то вы откажетесь исполнить волю родителя, если откажете ему.

   Порціа. Такъ отъ страха этой бѣды я прошу тебя поставить хорошій стаканъ рейнскаго на другой ящикъ; если бъ самъ дьяволъ былъ въ немъ, да на немъ это искушеніе, то я знаю, что Нѣмецъ выберетъ его. Я рѣшусь на все, Нерисса, прежде, чѣмъ выйду за губку.

   Нерисса. Вамъ нечего бояться, сударыня, никого изъ этихъ господъ: они объявили мнѣ, что хотятъ воротиться домой и не безпокоить васъ больше искательствами, развѣ представится другое какое средство получить васъ, а не то, которое предписалъ вашъ родитель и которое зависитъ отъ выбора ящика.

   Порціа. Я проживу столько же, какъ Сибилла и умру такъ же цѣломудренна, какъ Діана, когда никто не пріобрѣтетъ права на мою руку тѣмъ путемъ, какимъ угодно было батюшкѣ. Я рада, что эта часть моихъ жениховъ такъ разсудительна: между ими нѣтъ ни одного, о чьемъ отъѣздѣ я не мечтала бы съ восхищеніемъ, и я прошу Бога даровать имъ счастливую дорогу.

   Нерисса. Не помните ли, вы, сударыня, что при жизни вашего родителя одинъ Венеціанецъ, ученый и военный, пріѣзжалъ сюда съ маркизомъ Монтератомъ?

   Порціа. Да, да, Бассаніо; кажется, такъ его звали.

   Нерисса. Точно-такъ. Онъ изъ всѣхъ, кого видѣли мои глупые глаза, больше всѣхъ достоинъ прекрасной невѣсты.

   Порціа. Я хорошо его помню, и помню, что онъ заслуживаетъ твою похвалу. Что такое, что новаго?

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТѢ же и СЛУГА.

   Слуга. Четыре чужестранца ищутъ васъ, сударыня, чтобъ откланяться вамъ, и еще пріѣхалъ передовой отъ пятаго, принца мароккскаго; онъ привезъ извѣстіе, что принцъ, государь его, будетъ сюда вечеромъ.

   Порціа. Когда бъ я могла сказать пятому «здравствуйте» съ такимъ же удовольствіемъ, съ какимъ четверымъ скажу «прощайте», я бы рада была его пріѣзду. Если у него душа святаго, а цвѣтъ дьявола, то я желала бы, чтобъ онъ лучше былъ моимъ исповѣдникомъ, чѣмъ мужемъ. Пойдемъ, Нерисса (слугѣ), а ты ступай впередъ. Между-тѣмъ, какъ мы запираемъ ворота за однимъ женихомъ, другой стучится у дверей.

(Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Площадь въ Венеціи.

БАССАНІО и ШЕЙЛОКЪ.

   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ,— такъ.

   Бассаніо. Точно такъ, на три мѣсяца.

   Шейлокъ. На три мѣсяца,— такъ.

   Бассаніо. Въ чемъ, какъ я говорилъ вамъ, Антоніо будетъ порукой.

   Шейлокъ. Антоніо будетъ порукой,— такъ.

   Бассаніо. Можете ли вы оказать мнѣ эту услугу? хотите ли одолжить меня?… Получу ли я отъ васъ отвѣтъ?

   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ на три мѣсяца и Антоніо порукой!

   Бассаніо. Вашъ отвѣтъ на это?

   Шейлокъ. Антоніо человѣкъ хорошій.

   Бассаніо. Развѣ вы слышали какое-нибудь обвиненіе въ противномъ?

   Шейлокъ. О, нѣтъ, ни, ни, ни; я хотѣлъ, говоря «онъ хорошій человѣкъ», дать вамъ разумѣть, что онъ человѣкъ вѣрный; впрочемъ его капиталы еще ненадежны: онъ отправилъ одинъ корабль въ Триполь, другой въ Индію, да еще я слышалъ на Ріальто, что третій у него въ Мексикѣ, четвертый въ Англіи, и есть у него другія дѣла, разсѣянныя по свѣту; но корабли вѣдь доски, матросы вѣдь люди: есть земляныя крысы и крысы водяныя, водяные воры и воры сухопутные — я разумѣю морскихъ разбойниковъ,— и потомъ, бываютъ несчастія отъ воды, отъ вѣтровъ, отъ подводныхъ камней. Но все-таки человѣкъ онъ вѣрный. Три тысячи червонцевъ!… Кажется, можно взять его въ поруки.

   Бассаніо. Будьте увѣрены, что можно.

   Шейлокъ. Я увѣрюсь, можно ли и, чтобъ увѣриться — подумаю. Нельзя ли поговорить съ самимъ Антоніо?

   Бассаніо. Да не угодно ли вамъ обѣдать съ нами?

   Шейлянъ. Да, чтобъ нюхать свинину, чтобъ ѣсть отъ этого сосуда, въ который вашъ пророкъ Назарянинъ вогналъ дьявола! Я готовъ, покупать съ вами, продавать съ вами, разговаривать съ вами, гулять съ вами и такъ-далѣе; но не стану съ вами ни ѣсть, ни пить, ни молиться. Что новаго на Ріалто? Кто это идетъ сюда?

  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

БАССАНІО, ШЕЙЛОКЪ и АНТОНІО.

   Бассаніо. Это синьйоръ Антоніо.

   Шейлокъ (въ сторону). Какимъ льстивымъ мытаремъ смотритъ онъ! Я ненавижу его за то, что онѣ христіанинъ, а еще болѣе за то, что онъ отъ подлой простоты даетъ деньга въ-займы даромъ, и этимъ понижаетъ у насъ въ Венеціи проценты. Если онъ попадется мнѣ въ когти, я упитаю до-сыта мою давнишнюю вражду къ нему. Онъ ненавидитъ священный народъ нашъ и ругается. Даже въ самыхъ многолюдныхъ собраніяхъ купцовъ надо мною, надъ моей торговлей; надъ моими праведными барышами, называя ихъ лихвенными процентами. Да будетъ проклято мое колѣно, если я прощу ему!

   Бассаніо. Шейлокъ, послушайте.

   Шейлокъ. Я разсуждалъ, много ли у меня теперь наличными, и, по приблизительному счету моей памяти не могу вдругъ выложить полной суммы трехъ тысячъ червонцевъ: да что до этого? Тюбалъ, богатый Еврей моего колѣна, снабдитъ меня; но, постойте, на сколько мѣсяцевъ желаете вы? (къ Антоніо) Здравствуйте, синьйоръ Антоціо! Мы только-что о вашей милости говорили сію-минуту.

   Антоніо. Шейлокъ, хотя я и не даю въ-займы и не занимаю съ условіемъ платить или брать проценты, но чтобъ помочь моему другу въ крайней нуждѣ, нарушаю обычай. Знаетъ ли онъ, сколько тебѣ надобно?

   Шейлокъ. Знаю, знаю: три тысячи червонцевъ.

   Антоніо. И на три мѣсяца.

   Шейлокъ. Я было-позабылъ. На три мѣсяца, вы мнѣ именно говорили,— такъ, хорошо. Напишите бумагу и посмотримъ. Но, постойте,— мнѣ кажется, вы сказали, что не берете и не платите процентовъ?

   Антоніо. Никогда этого не дѣлаю.

   Шейлокъ. Когда Іаковъ пасъ овецъ своего дяди, Лавана, этотъ Іаковъ, потому-что его мудрая матерь дѣйствовала въ его пользу, былъ третій владѣлецъ послѣ нашего святаго Авраама. Да, онъ быль третій.

   Антоніо. Да что до него? Развѣ онъ бралъ проценты?

   Шейлокъ. Нѣтъ, не то, что бралъ проценты…, не прямо, какъ вы говорите, проценты; замѣтьте, что Іаковъ дѣлалъ: когда Лаванъ и онъ условились, что всѣ ягнята, которые родятся пестрыми и двухцвѣтными, будутъ мздою Іакову, овцы въ концѣ осени обратились къ баранамъ, и когда для всякой четы, несущей руно, наступало время оплодотворенія, искусный пастырь счищалъ кору съ иныхъ прутьевъ и втыкалъ ихъ передъ сладострастными овцами, которыя, зачиная тогда, производили потомъ двухцвѣтныхъ ягнятъ, и сіи были іаковли. Это было средствомъ къ приобрѣтенію, и онъ благословенъ, и благословенно всякое пріобрѣтеніе, если не накрадено людьми.

   Антоніо. Іаковъ, государь мой, служилъ за невѣрную плату, за такую вещь, которая зависѣла не отъ его воли, а была управляема и устроена рукою неба. Но развѣ это написано въ-защиту процентовъ? да твое золото и серебро развѣ овцы и бараны?

   Шейлокъ. Не умѣю сказать; они у меня также скоро размножаются. Но подумайте объ этомъ, синьйоръ.

   Антоніо. Видишь, Бассаніо — дьяволъ можетъ толковать писаніе въ свою пользу; злая душа, когда ссылается на святое свидѣтельство — то же, что разбойникъ съ улыбкой на лицѣ, хорошее яблоко съ гнилой сердцевиной. О, какая добрая наружность у лицемѣрія!

   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ — довольно круглый счетъ. Три мѣсяца изъ двѣнадцати, что жъ это прійдется процентовъ?

   Антоніо. Ну, Шейлокъ, хочешь ли ты насъ одолжить?

   Шейлокъ. Синьйоръ Антоніо, въ разныя времена и часто вы укоряли меня на Ріальто въ томъ, что даю деньги и беру проценты. Я переносилъ все, терпѣливо пожимая плечами: вѣдь терпѣніе есть отличительная черта всего нашего племени. Вы называли меня невѣрнымъ, цѣпной собакой, и плевали на мою еврейскую одежду, и все за то, что я располагаю своей собственностью. Ну, а теперь, какъ кажется, вамъ нужна моя помощь,— прекрасно,— теперь вы приходите ко маѣ и говорите: Шейлокъ, надо денегъ. Вы говорите это, вы, который извергалъ свою слюну на мою бороду и пихалъ меня ногой, какъ-будто гналъ пинками чужую собаку съ своего порога. Денегъ просите вы. Что жъ скажу я вамъ? не долженъ ли я сказать: какія у собаки деньги? Какъ можетъ быть, чтобъ собака дала въ-займы три тысячи червонцевъ? Или не слѣдуетъ ли мнѣ низко согнуться передъ вами — и, на-подобіе раба, едва переводя дыханіе, смиреннымъ шопотомъ проговоритъ: милосердый синьйоръ, вы плевали на меня въ прошедшій вторникъ, вы толкали меня пиньками въ такой-то день, въ другой разъ вы называли меня собакой: итакъ, за эти учтивости я даю вамъ въ-займы столько-то денегъ.

   Антоніо. Я, пожалуй, и опять также назову тебя, опять плюну на тебя и оттолкну ногой. Если ты хочешь датъ эти деньги, дай ихъ не какъ друзьямъ — когда дружба брала отъ своего друга приращеніе безплоднаго металла?— нѣтъ, дай ихъ какъ своему врагу, чтобъ послѣ, если онъ нарушитъ условіе, ты могъ съ открытымъ лицомъ требовать взъисканіе.

   Шейлокъ. Ну, посмотрите, какъ вы горячитесь; я хочу сдѣлаться вашимъ другомъ, пріобрѣсть вашу любовь, забыть ругательства, которыми вы пятнали меня, пособить вамъ въ теперешнихъ нуждахъ и не взять ни копейки процентовъ за мои деньги,— а вы не хотите меня слушать! Это дружеское предложеніе…

   Антоніо. Въ-самомъ-дѣлѣ, дружеское!

   Шейлокъ. Да, я докажу мою дружбу. Пойдемте къ Нотаріусу, подпишите мнѣ обязательство отъ одного вашего лица, и просто въ-шутку, если вы не заплатите мнѣ въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ, такую-то сумму или суммы, какъ будетъ значиться въ условіи, положимте неустойку: ровно фунтъ вашего прекраснаго мяса, который имѣетъ быть отрѣзанъ и взять мною отъ той часть васъ, отъ какой мнѣ вздумается.

   Антоніо. Согласенъ отъ всей души; я подпишу такое условіе и скажу, что въ Жидѣ много добраго.

   Бассаніо. Ты не подпишешь за меня такого условія! Я лучше останусь въ нуждѣ.

   Антоніо. Что ты, другъ? не бойся, я не просрочу! Въ эти два мѣсяца, то-есть за мѣсяцъ до срока, я ожидаю полученія въ-десятеро больше займа.

   Шенлокъ. О, отче Авраамъ, каковы эти христіане! Собственные жестокіе поступки научаютъ ихъ подозрѣвать мысли другихъ. Пожалуйста, скажите мнѣ, если онъ не заплатятъ въ срокъ, что я выиграю, отъискивая неустойку? Фунтъ человѣческаго мяса, взятый у человѣка, не такъ цѣнится и не приноситъ барыша, какъ мясо барановъ, быковъ или козъ. Говорю вамъ, чтобъ снискать его благосклонность, я поступаю такъ дружески; если онъ согласенъ, хорошо, если нѣтъ, прощайте,— и прошу васъ не обвинять меня за мою пріязнь..

   Антоніо. Да, Шейлокъ, я подпишу обязательство.

   Шейлокъ. Такъ вы тотъчасъ найдете меня у нотаріуса. Объясните ему содержаніе этой забавной бумаги, а я пойду теперь же возьму червонцы, да взгляну у себя на домъ, который оставилъ я подъ опаснымъ присмотромъ безпутнаго шалуна, и сію же минуту буду къ вамъ. (Уходить.)

   Антоніо. Поторопись, любезный Жидъ. Этотъ Еврей обратится въ христіанина: онъ становится добръ.

   Бассаніо. Я боюсь сладкихъ словъ съ негодной душой.

   Антоніо. Пойдемъ; тутъ бояться нечего: мои корабли воротятся за мѣсяцъ до срока (Уходить.)

  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Бельмонтъ. Комната въ дома Порціи.

Звукъ трубъ. Входитъ ПРИНЦЪ МАРОККСКІЙ со свитою; ПОРЦІА, НЕРИССА и служители.

   Мароккскій Принцъ. Не гнушайся моего цвѣта. Это мрачная ливрея жгучаго солнца: я сосѣдъ ему и близь него выросъ. Приведите мнѣ самое прекрасное существо, рожденное на сѣверѣ, гдѣ огонь Феба едва растапливаетъ льдины, и пусть намъ обоимъ откроютъ жилы, чтобъ узнать чья кровь краснѣе, его или моя. Я говорю тебѣ, этого лица пугались храбрецы, а прелестныя дѣвы нашего края, клянусь моей любовью, любили его. Перемѣнить мою краску я согласился бъ только за тѣмъ, чтобъ уловить всѣ твои мысли, милая царица моя.

   Порціа. Мой выборъ зависитъ не отъ нѣжной разборчивости дѣвичьихъ глазъ. Лоттерея рѣшить мою судьбу и заграждаетъ мнѣ право выбирать по произволу. Но еслибъ отецъ мой не ограничилъ меня, и своею волею не обязалъ отдаться тому, кто пріобрѣтетъ мою руку тѣмъ самымъ способомъ, какимъ я вамъ сказала, то сердце мое, знаменитый принцъ, не предпочло бы вамъ ни одного изъ всѣхъ жениховъ, которыхъ я видѣла до-сихъ-поръ.

   Марокскій Принцъ. Благодарю васъ и за это. Такъ прошу же, ведите меня къ ящикамъ испытать счастье. Клянусь этимъ мечомъ, который убилъ шаха и персидскаго принца; который выигралъ три сраженья султану Солиману,— мой взглядъ заставилъ бы потупиться самые грозные глаза; я пересилилъ бы сердце самое смѣлое на землѣ; я оторвалъ бы молодыхъ медвѣжатъ отъ сосковъ медвѣдицы; да, я пошелъ бы на ревъ голоднаго льва, чтобъ заслужить тебя, прекрасная. Но, увы! еслибъ Геркулесъ и Ликазъ стали играть въ кости, чтобъ рѣшить кто изъ нихъ лучше, то на счастье слабая рука моглабъ выбросить больше, и Алкидъ былъ бы побѣжденъ своимъ пажемъ. Такъ могу я, ведомый слѣпой судьбою, лишиться того, что потомъ достанется недостойному, и умереть съ тоски.

   Порціа. Вы должны ввѣриться случаю и наконецъ или совсѣмъ не приступать къ выбору, или прежде выбора поклясться, что если выберете неудачно, то никогда уже не предложите женщинѣ быть вашей женой.— Подумайте же объ этомъ.

   Мароккскій Принцъ. Я не хочу думать. Пойдемте, ведите меня къ моей судьбѣ.

   Порціа. Нѣтъ, прежде въ храмъ. Послѣ обѣда вы испытаете счастье.

   Мароккскій Принцъ. Ну такъ на счастье. (Трубы.) Я буду или благословенъ или отверженъ, между людьми. (Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ II.

Венеція. Улица.

   Ланселотъ-Гоббо (одинъ). Конечно, совѣсть моя поможетъ мнѣ бѣжать отъ этого Жида, хозяина моего. Дьяволъ толкаетъ меня подъ бокъ и вводитъ во искушеніе: «Гоббо, Ланселотъ-Гоббо, добрый Ланселотъ, или добрый Гоббо, или добрый Ланселотъ-Гоббо, дай тягу, дай ногамъ волю, бѣги»; совѣсть говорить: «нѣтъ, берегись, честный Ланселотъ, берегись, честный Гоббо, или, какъ сказано выше, честный Ланселотъ-Гоббо, не бѣги, отпихни ногой твою охоту бѣжать»; такъ!.. а смѣльчакъ-дьяволъ кричитъ мнѣ: «убирайся, въ дорогу» говоритъ дьяволъ,— «пошелъ» говоритъ дьяволъ, «ради Бога, пребодрись», говоритъ дьяволъ «и бѣги»; такъ, а совѣсть вѣшается на шею къ моему сердцу, говоритъ мнѣ весьма-разумно: «мой честный другъ Ланселотъ, сынъ честнаго отца, или лучше сказать сынъ честной матери — батюшка-то вѣдь заглядывался по сторонамъ, билъ на всѣ руки; да, совѣсть говоритъ: «Ланселотъ, не трогайся съ мѣста»; — трогайся, говорить дьяволъ;— «ни шага» говорить совѣсть;— совѣсть, говорю я, ты совѣтуешь дѣло, и ты, дьяволъ, говорю я, совѣтуешь дѣло; послушаться совѣсти, такъ я останусь съ Жидомъ, моимъ хозяиномъ, это (прости, Господи, мое согрѣшеніе) родъ чорта; бѣжать отъ Жида, такъ будетъ послушаться дьявола, а этотъ, съ позволенія вашего, самъ настоящій чортъ: конечно, вѣдь и Жидъ сущій дьяволъ во-плоти,— и по-совѣсти, моя совѣсть выходитъ родъ закоснѣлой совѣсти, что совѣтуетъ, мнѣ оставаться съ Жидомъ; вотъ, дьяволъ говоритъ, какъ истинный другъ: бѣгу, дьяволъ, мои ноги въ твоемъ распоряженіи, бѣгу!

  

ЯВЛЕНІЕ III.

ЛАНСЕЛОТЪ и СТАРИКЪ ГОББО съ корзиной.

   Гоббо. Баринъ! скажите; сударь, пожалуйста, гдѣ пройдти въ домъ къ господину-Жиду?

   Ланселотъ (въ сторону). Господи Боже мой, да это мой законный батюшка! да онъ не то, что слѣпенекъ, а слѣпёхонекъ! И меня не узналъ!.. Давай-ка дѣлать, опыты надъ нимъ.

   Гоббо. Послушайте, сударь, скажите, сдѣлайте милость, гдѣ пройдти въ домъ къ господину-Еврею?

   Ланселотъ. Поверни на-право при первомъ поворотѣ, а при самомъ первомъ повороти на-лѣво, потомъ при первомъ поворотѣ, который ближе всѣхъ, не поворачивай ни направо, ни налѣво, а не совсѣмъ прямо ступай прямо въ домъ Жида.

   Гоббо. Съ нами крестная сила! Этакую дорогу трудно будетъ найдти. Не можете ли мнѣ сказать — одинъ Ланселотъ, что живетъ у него, живетъ у него или нѣтъ?

   Ланселотъ. Ты говоришь о молодомъ баринѣ Ланселотѣ. Смотри жь теперь — (въ сторону) теперь я его заставлю расхныкаться; ты говоришь о господинѣ-Ланселотѣ?

   Гоббо. Не о господинѣ, сударь, а о сынѣ бѣднаго человѣка; его отецъ, хоть это говорю и я, честный, крайне бѣдный человѣкъ и, благодаренье Богу, у него есть еще кусокъ хлѣба.

   Ланселотъ. Хорошо; будь его отецъ чѣмъ хочетъ,— мы говоримъ о молодомъ г-нѣ Ланселотѣ?

   Гоббо. О вашемъ другѣ, сударь, и о Ланселотѣ,

   Ланселотъ. Да, въ силу этого, скажи, сдѣлай милость, старикъ — въ-силу этого ты говоришь о молодомъ г-нѣ Ланселотѣ?

   Гоббо. О Ланселотѣ, если позволите, сударь.,

   Ланселотъ. Слѣдовательно, о г-нѣ Ланселотѣ; не говори о г-нѣ Ланселотѣ, старикъ; благородный юноша, по волѣ судьбы, какъ говорится, или судебъ,— у по волѣ трехъ сестеръ и прочихъ ученыхъ премудростей,— въ-заправду скончался, или, но просту сказать, на-отрѣзъ, отправился на тотъ свѣтъ.

   Гоббо. Боже упаси! малой былъ истинная подпора моей старости!

   Ланселотъ. Да я развѣ похожъ на дубину, или на подпорку у сарая, на трость или на костыль? Узнаёте ли вы меня, батюшка?

   Гоббо. Ахъ, глаза! я не узнаю васъ: но пожалуйста, скажите мнѣ, мои сынъ (упокой Боже его душу!) живъ или умеръ?

   Ланселотъ. Да развѣ вы не знаете меня,батюшка?

   Гоббо. Ахъ, сударь, я слѣпъ, я не знаю васъ.

   Ланселотъ. О, да еслибъ у васъ и хороши были глаза, то и тутъ вы могли бъ не узнать меня: мудрецъ тотъ отецъ, который знаетъ своихъ дѣтей! Ну, почтенный старикъ, я дамъ вамъ извѣстіе о вашемъ сынѣ: благословите меня; правда выйдетъ на свѣтъ; убійство узнается, хотя не узнается сынъ,— истину не спрячешь въ карманъ.

   Гоббо. Пожалуйста, сударь, встаньте; я увѣренъ, что вы не Ланселотъ, мой малой.

   Ланселотъ. Полноте жъ, пожалуйста, дурачиться, а дайте мнѣ ваше благословеніе; я Ланселотъ, вашъ бывшій малой, вашъ теперешній сынъ, ваше будущее дитя.

   Гоббо. Не могу представить, чтобъ вы были мой сынъ.

   Ланселотъ. Не знаю, что мнѣ думать объ этомъ; но я Ланселотъ, слуга Жида, и увѣренъ, что Маргерита, ваша жена, мнѣ мать.

   Гоббо. Ее зовутъ Маргерита — точно: я побожусь, если ты Ланселотъ, то ты моя плоть и моя кровь Господи, Боже мой! какая у тебя борода выросла! на подбородкѣ больше волосъ, чѣмъ у моей коренной лошади на хвостѣ.

   Ланселотъ. Такъ видно у нея хвостъ ростетъ внутрь; я знаю, что онъ былъ длиннѣй моей бороды, какъ мы разстались съ ней.

   Гоббо. Господи, какъ ты перемѣнятся! Ну, что? какъ ладишь съ своимъ хозяиномъ? я принесъ ему гостинецъ. Каковы вы теперь съ нимъ?

   Ланселотъ. Ладно живемъ; только что до меня — такъ, какъ я положилъ бѣжать, то не стану стоять до-тѣхъ-поръ, пока не пробѣгу сколько-нибудь. Мой хозяинъ сущій Жидъ. Гостинецъ ему!.. ему веревку,— я мру съ голоду у него въ службѣ. Вы можете перечесть мои пальцы {Должно замѣтить, что въ подлинникѣ Ланселотъ и отецъ его говорятъ иногда одно слово вмѣсто другаго.} по ребрамъ! Батюшка, я радъ, что вы пришли. Отдайте вашъ гостинецъ одному г-ну Бассаніо: онъ славно одѣваетъ своихъ слугъ. Если я не опредѣлюсь къ нему, то побѣгу такъ далеко, какъ у Бога станетъ земли.— О, неслыханное счастье! Онъ идетъ сюда; батюшка къ нему; будь я Жидъ, если прослужу долѣе Жиду.

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же, БАССАНІО, ЛЕОНАРДО и другіе слуги.

   Бассаніо. Сдѣлайте такъ, только похлопочите, чтобы ужинъ былъ готовъ не позже пяти часовъ. Смотри, разнеси эти письма; отдай ливреи въ работу и попроси Граціано, чтобъ онъ пришелъ ко мнѣ сей часъ на домъ.

   Ланселотъ. Батюшка, ступай!

   Гоббо. Богъ помощь вашей милости.

   Бассаніо. Спасибо; что тебѣ надо?

   Гоббо. Вотъ мой сынъ, сударь, бѣдный малой.

   Ланселотъ. Не бѣдный малой, сударь, а богатаго Жида слуга; ему бы хотѣлось сударь, какъ мой батюшка растолкуетъ…

   Гоббо. Онъ чувствуетъ, сударь, какъ бы сказать, большое предположеніе служатъ…

   Ланселотъ. Точно, коротко и ясно: я служу Жиду и имѣю желаніе, какъ мой батюшка растолкуетъ…

   Гоббо. Его хозяинъ и онъ (съ позволенія вашей милости) какъ кошка съ Собакой.

   Ланселотъ. Ну да, дѣло въ томъ, что Жидъ обидѣлъ меня; отъ-того я принужденъ — какъ мой батюшка, человѣкъ, надѣюсь, старый, растолкуетъ вамъ…

   Гоббо. У меня есть здѣсь пара голубей, я хотѣлъ бы предложить вашей милости,— а моя просьба въ томъ…

   Ланселотъ. Ну, да словомъ, просьба доносится до меня самого, какъ ваша милость узнаетъ отъ этого честнаго старика, и хотя я говорю это, хоть человѣкъ старый, а бѣдный человѣкъ, мой батюшка…

   Бассаніо. Говори кто-нибудь одинъ; чего хотите вы?

   Ланселотъ. Вамъ служить, сударь.

   Гоббо. Въ этомъ-то, сударь, все задержаніе дѣла.

   Бассаніо. Я тебя очень знаю; твоя просьба исполнена. Шейлокъ, господинъ твой, говорилъ сегодня со мною, и онъ причиной твоей удачи,— если оставитъ службу богатаго Жида, чтобъ сдѣлаться слугою бѣднаго дворянина, можно назвать удачей.

   Ланселотъ. Вы, сударь, съ моимъ хозяиномъ Шейлокомъ раздѣляли по-поламъ старую пословицу: у васъ божья благодать, а у него благостыня.

   Бассаніо. Умно сказано. Ступайте жь, отецъ съ сыномъ. Разочтись съ прежнимъ господиномъ и являйся ко мнѣ въ домъ. (Слугамъ) Дайте ему ливрею богаче другихъ. Смотрите, чтобъ это было сдѣлано.

   Ланселотъ. Батюшка, пойдемте. Что, не умѣю я найдти мѣста? Нѣтъ у меня языка во рту? Пойдемте жъ. (Смотря на ладонь) Да, изъ всѣхъ людей въ Италіи, которымъ случалось протягивать руку въ знакъ клятвы, ну есть ли хоть у одного человѣка ладонь лучше моей? Я непремѣнно буду счастливъ; вотъ, посмотрите, просто линія жизни! Вотъ черта,— это такъ пустяки, это женщина: пятнадцать женъ, великое дѣло! одиннадцать вдовъ и девять дѣвицъ, это только почти-необходимое человѣку. А вотъ три раза тонуть и спастись; вотъ чуть-чуть не отправиться на тотъ свѣтъ по милости законной супруги,— ну, сухъ же выйду изъ воды! Если Фортуна женщина, то на этотъ разъ она, право, славная баба. Батюшка, пойдемте; вы не успѣете мигнуть, какъ я распрощаюсь съ Жидомъ.

(Ланселотъ и Гоббо уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Тѣ же, кромѣ ГОББО и ЛАНСЕЛОТА.

   Бассаніо. Пожалуйста, добрый Леонардо, подумай обо всемъ. Когда закупишь что нужно и распредѣлишь какъ слѣдуетъ, то воротись поскорѣй; вечеромъ я угощаю моихъ искреннихъ пріятелей. Поторопись, ступай.

   Леонардо. Буду стараться изо всѣхъ силъ.

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ ЖЕ и ГРАЦІАНО.

   Граціано. Гдѣ твой господинъ?

   Леонардо. Вотъ идетъ, сударь. (Уходятъ.)

   Граціано. Синьйоръ Бассаніо!

   Бассаніо. Граціано!

   Граціано. У меня до васъ просьба.

   Бассаніо. Считай, что она исполнена.

   Граціано. Вы не должны отказать: мнѣ надобно ѣхать съ вами въ Бельмонтъ.

   Бассаніо. Стало-быть, поѣдешь. Но, послушай, Граціано, ты ужь много даешь себѣ воли, ты слишкомъ грубъ и дерзокъ на языкъ. Это довольно идетъ къ тебѣ, и въ нашихъ глазахъ не считается недостаткомъ; но гдѣ тебя не знаютъ, какъ быть! твое обращеніе покажется слишкомъ свободно. Пожалуйста, постарайся подлить нѣсколько прохладительныхъ капель скромности въ кипятокъ своего нрава; а то, по милости твоихъ дерзкихъ выходокъ, могутъ тамъ, куда я ѣду, перетолковать меня дурно, и я не успѣю въ своихъ надеждахъ.

   Граціано. Синьйоръ Бассаніо, послушайте: если я не возьму на себя скромнаго вида, не стану говорить почтительно и призывать чорта только изрѣдка; если не стану носить въ карманѣ молитвенника, смотрѣть богобоязливо; если за молитвой послѣ обѣда не буду закрывать шляпою глазъ, вотъ такъ, и вздыхать и произносить «аминь», исполнять всѣ правила благочинія, какъ человѣкъ, который хорошо изучилъ пріемы угрюмой наружности, чтобъ понравиться своей бабушкѣ, о, тогда рѣшительно не вѣрьте мнѣ больше!

   Бассаніо. Ну, хорошо, увидимъ.

   Граціано. Только я выключаю сегодняшній вечеръ. По нынѣшнему вечеру не судите меня.

   Бассаніо. Нѣтъ, это было бъ жалко; напротивъ, сегодня ужь, пожалуйста, развернись передъ нами; друзья наши намѣрены повеселиться. Но прощай; у меня есть еще дѣло.

   Граціано. А я пойду отъищу Лоренцо и прочихъ, и къ ужину мы явимся къ вамъ (Уходить.)

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Комната въ домъ Шейлока.

ДЖЕССИКА и ЛАНСЕЛОТЪ.

   Джессика. Мнѣ больно, что ты такъ оставляешь отца моего; нашъ домъ — адъ, а ты, веселый домовой, заглушалъ въ немъ иногда запахъ скуки. Но иди съ Богомъ, вотъ тебѣ червонецъ. Да, Ланселотъ, ты ныньче увидишь за ужиномъ Лоренцо; онъ будетъ въ-гостяхъ, у твоего новаго господина: отдай ему это письмо, только тихонько. Итакъ прощай. Я не хотѣла бъ, чтобъ батюшка видѣлъ, что я разговариваю съ тобой.

   Ланселотъ. Прощайте. Слезы показываютъ мой языкъ. О, прекрасная язычница! премилая Жидовка! Если христіанинъ не поднимется на плутни и не получитъ тебя, то я очень ошибаюсь. Прощайте.

(Уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

   Джессика (одна). Прощай, добрый Ланселотъ. Ахъ, какой ненавистный грѣхъ лежитъ на мнѣ, что я стыжусь быть дочерью своего отца! Но хотя я дочь ему по крови, я не дочь по чувствамъ. О, Лоренцо! если ты сдержишь обѣщаніе, во мнѣ кончится эта борьба, я сдѣлаюсь христіанкой и твоей нѣжной женой. (Уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ. IX.

Улица въ Венеціи.

ГРАЦІАНО, ЛОРЕНЦО, САЛАРИНО и САЛАНІО, потомъ ЛАНСЕЛОТЪ.

   Лоренцо. Нѣтъ, мы ускользнемъ изъ-за ужина, переодѣнемся у меня на квартирѣ и воротимся меньше, чѣмъ черезъ часъ.

   Граціано. Да мы почти-ничего не приготовили.

   Саларино. Не сказали ни слова о томъ, кто понесетъ факелы.

   Саланіо. Если этого не устроить щегольски, то это будетъ скверно; лучше, по-моему, не начинать.

   Лоренцо. Теперь четыре часа; намъ еще остается два, чтобы достать все, что нужно.

(Ланселотъ входитъ съ письмомъ.)

   Лоренцо. Ну, что, братъ-Ланселотъ, новаго?

   Ланселотъ. Не угодно ли вамъ будетъ разломить эту печать? тутъ вѣрно обозначено что-нибудь.

   Лоренцо. Я знаю руку… О, прелестная рука! и бѣлѣе чѣмъ бумага, на которой писано, та прелестная рука, которая писала!

   Граціано. Любовныя вѣсти, видно?

   Ланселотъ. Съ вашего позволенія, сударь…

   Лоренцо. Куда же ты идешь?

   Ланселотъ. Куда, сударь? Звать моего прежняго господина, Жида, ужинать сегодня вечеромъ къ моему новому господину, христіанину.

   Лоренцо. Постой, вотъ возьми себѣ. Скажи милой Джессикѣ, что я сдержу слово. Скажи это потихоньку (Ланселотъ уходитъ). Ну, господа, что жь, хотите ли приготовиться къ вечернему маскараду? У меня теперь будетъ кому нести факелъ!

   Саларино, Такъ я отправлюсь сію-минуту хлопотать.

   Саланіо. И я также.

   Лоренцо. Черезъ часъ вы меня и Граціано найдете у него въ квартирѣ.

   Саларино. Хорошо, мы явимся.

(Саларино и Саланіо уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ X.

ГРАЦІАНО и ЛОРЕНЦО.

   Граціано. Это письмо отъ прекрасной Джессики?

   Лоренцо. Надобно сказать тебѣ все. Она пишетъ мнѣ, какимъ-образомъ я-долженъ похитить ее изъ отцовскаго дома, сколько золота и каменьевъ она возьметъ съ собою, и что у ней готово уже платье пажа. Если Жидъ, отецъ ея, будетъ когда-нибудь на небѣ, то ужь конечно по милости своей дочери, и несчастіе никогда не осмѣлится перейдти ей дорогу, развѣ только подъ тѣмъ предлогомъ, что она отъ племени невѣрнаго Жида. Ну, пойдемъ со мною. Прочти это письмо, пока ты будешь идти: прекрасная Джессика понесетъ возлѣ меня факелъ. (Уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ XI.

Улица предъ домомъ Шейлока.

ШЕЙЛОКЪ и ЛАНСЕЛОТЪ, потомъ ДЖЕССИКА.

   Шейлокъ. Хорошо; ты узнаешь, ты собственными глазами увидишь разницу между старымъ Шейлокомъ и Бассаніо. Эй, Джессика!… Ты перестанешь объѣдаться,— не то, какъ бывало у меня… Эй, Джессика!.. И спать, и храпѣть, и драть на себѣ одежду. Эй, Джессика, слышишь ли?

   Ланселотъ. Эй, Джессика!

   Шейлокъ. Кто велитъ тебѣ кликать? я не приказывалъ тебѣ кликать.

   Ланселотъ. У васъ, сударь, былъ обычай говорить мнѣ, что я ничего не умѣю сдѣлать безъ приказанія. (Джессика входить.)

   Джессика. Вы кликали? что вамъ угодно?

   Шейлокъ. Я званъ ужинать, Джессика; вотъ ключъ… Да за-чѣмъ мнѣ идти? вѣдь меня позвали не изъ дружбы, они льстятъ мнѣ; однако я пойду изъ ненависти, чтобъ наѣсться на-счетъ мота-христіанина. Джессика, дочь моя, посмотри за домомъ… истинно, мнѣ что-то не хочется идти; какая-нибудь бѣда заготовляется противъ моего спокойствія: недаромъ мнѣ снились ночью мѣшки съ деньгами.

   Ланселотъ. Сдѣлайте милость, сударь, ступайте; вы узнаете, каковъ мой молодой баринъ…

   Шейлокъ. И онъ узнаетъ меня!

   Ланселотъ. А они тамъ сдѣлали заговоръ; я не говорю, что вы увидите маскарадъ; но если увидите, такъ не даромъ же у меня шла кровь изъ носа въ прошлый чистый понедѣльникъ, въ шесть часовъ утра, чему въ середу на масляницѣ въ нынѣшнемъ году, послѣ обѣда, было ровно четыре года.

   Шейлокъ. Что? будутъ маски?— Послушай, Джессика, запри двери, и когда услышишь барабанъ и отвратительное визжанье кривошейной дудки, не лазяй къ окнамъ и не показывай, головы на улицу, чтобъ смотрѣть на безумныхъ христіанъ съ намазанными лицами; но заткни уши моего дома,— я разумѣю ставни,— да и одинъ звукъ дурацкой суеты не внидеть въ мой благонравный домъ. Клянусь жезломъ Іакова, что у меня нѣтъ никакой охоты идти пировать сегодня вечеромъ, но я пойду. Ступай впередъ, скажи, что я буду.

   Ланселотъ. Я пойду, сударь, впередъ. Сударыня, что онъ ни говори, а вы все-таки посмотрите въ окно — мимо пройдетъ христіанинъ, достойный взгляда Жидовки. (Ланселотъ уходить).

   Шейлокъ. Что сказалъ тебѣ этотъ дуракъ отъ племени агарянскаго? а?

   Джессика. Онъ сказалъ «будьте здоровы» и больше ничего.

   Шейлокъ. Дуракъ довольно-добрый, да ужасный обжора; на прибыль неповоротливъ, какъ черепаха, а спитъ во дню больше, чѣмъ дикая кошка; трутни не водятся у меня въ ульѣ; отъ этого я разстаюсь съ нимъ и уступаю другому, чтобъ онъ помогъ ему опорожнить кошелекъ съ занятыми деньгами. Ну, Джессика, ступай въ домъ; можетъ-быть, я тотчасъ ворочусь. Сдѣлай, какъ я велѣлъ, запри за собой двери: береженаго и Богъ бережетъ; эта пословица не устарѣетъ никогда для человѣка разсчетливаго. (Уходить.)

   Джессика. Прощайте; и если счастіе не вздумаетъ мнѣ поперечить, то я лишилась отца, а вы дочери.

(Уходитъ).

  

ЯВЛЕНІЕ XII.

ГРАЦІАНО и САЛАРИНО замаскированные.

   Граціано. Вотъ навѣсъ, подъ которымъ Лоренцо просилъ дожидаться.

   Саларино. Его часъ прошелъ почти.

   Граціано. Странно, что онъ опаздываетъ: влюбленные всегда бѣгутъ впередъ противъ часовъ.

   Саларино. О, голуби Венеры летятъ въ-десятеро скорѣе, когда надо заключить новый союзъ любви, нежели тогда, какъ надо исполнить обязанность обѣщанной вѣрности.

   Граціано. Это во всемъ такъ. Кто встаетъ изъ-за стола съ такимъ же апетитомъ, съ какимъ сѣлъ? Гдѣ конь, который побѣжитъ назадъ по утомительной дорогѣ съ тѣмъ же неукротимымъ огнемъ, съ какимъ съ-начала бѣжалъ по ней?— Гоняться за вещью пріятнѣй, чѣмъ наслаждаться ею. Какимъ рѣзвымъ юношей, какимъ блуднымъ сыномъ выходить нарядный корабль изъ роднаго залива! его ласкаетъ и обнимаетъ распутный вѣтеръ. Какимъ блуднымъ сыномъ возвращается онъ! ребра избиты непогодой, паруса въ лохмотьяхъ, изнуренный, оборванный и нищій по милости распутнаго вѣтра…

  

ЯВЛЕНІЕ XIII.

ТѢ ЖЕ и ЛОРЕНЦО.

   Саларино. Вотъ и Лоренцо; объ этомъ послѣ.

   Лоренцо. Любезные друзья, простите, что опоздалъ: не я, но дѣла мои заставили васъ дожидаться. Когда вамъ прійдетъ охота воровать себѣ женъ, я для васъ стану караулить также долго. Подойдите, здѣсь живетъ мой тесть Жидъ. Эй! кто тамъ?

   Джессика (у окна въ мужскомъ платьѣ). Джессика. Кто вы? скажите, чтобъ мнѣ больше увѣриться, хотя я побожусь, что узнала васъ по голосу.

   Лоренцо. Лоренцо и любовь твоя.

   Джессика. Лоренцо — такъ; и любовь моя, правда. Въ-самомъ-дѣлѣ, кого я столько люблю? И кромѣ тебя, Лоренцо, кто можетъ знать, я также ли твоя любовь?

   Лоренцо. Небо и твое сердце свидѣтели тому.

   Джессика. Вотъ, лови этотъ ящикъ: онъ стоить труда. Я рада, что теперь вечеръ, и ты не видишь меня, а то мнѣ было бъ очень-стыдно, что я такъ переодѣлась; впрочемъ любовь слѣпа и влюбленные не могутъ видѣть милыхъ шалостей, которыя сами дѣлаютъ; а если бъ могли, то и Купидонъ покраснѣлъ бы, увидавъ, что я переряжена въ мальчика.

   Лоренцо. Сойди, ты понесешь возлѣ меня факелъ.

   Джессика. Какъ, я должна освѣтить мой собственный стыдъ? Онъ мнѣ и безъ того слишкомъ слишкомъ-ясенъ. Это должность видная, а мнѣ надо скрываться.

   Лоренцо. Да ты, милый другъ мой, скрыта уже прелестнымъ нарядомъ мальчика. Сойди поскорѣй; вечеръ бѣжитъ, а насъ ждутъ у Бассаніо на праздникѣ.

   Джессика. Я только запру двери, озолочу себя еще червонцами и сейчасъ буду съ тобой, (Отходить отъ окна).

   Граціано. Клянусь, она не Жидовка.

   Лоренцо. Будь я проклятъ, если не люблю ее всѣмъ сердцемъ! Она умна, сколько я могу судить о ней; она прекрасна, если мои глаза не обманываютъ меня; она искрення, какъ то уже доказала, а — потому такая женщина, какъ она, умная, прекрасная и искренняя, должна занять навсегда мѣсто въ моемъ постоянномъ сердцѣ.

  

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Тѣ ЖЕ, ДЖЕССИКА, потокъ АНТОНІО.

   Лоренцо. А, ты здѣсь? Пойдемте, господа. Наши замаскированные товарищи вѣрно ждутъ насъ.

(Уходитъ съ Джессикой и Саларино).

   Антоніо (входя). Кто тутъ?

   Граціано. Синьйоръ Антоніо.

   Антоніо. Помилуй, Граціано, гдѣ же другіе? Ужь девять часовъ. Друзья наши всѣ ждутъ васъ. Теперь не до маскарада. Поднимается вѣтеръ — и Бассаніо садится сей-часъ на корабль. Я послалъ человѣкъ двадцать отъискивать васъ.

   Граціано. Я очень-радъ; я не желаю другаго удовольствія, какъ пуститься по-морю и ѣхать въ нынѣшнюю же ночь. (Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ XV.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

ПОРЦІА съ МАРОККСКИМЪ ПРИНЦЕМЪ и ихъ свита.

Звукъ трубъ.

   Порціа. Отдерните занавѣски и откройте ящика передъ благороднымъ принцемъ. Теперь выбирайте.

   Принцъ мароккскій. Первый золотой, на немъ надпись: Кто выберетъ меня, получитъ, чего многіе желаютъ. Второй серебряный, на немъ обѣщанье: Кто выберетъ меня, получитъ чего достоинъ. Этотъ третій, тусклый свинецъ съ такимъ же темнымъ объявленіемъ: Кто выберетъ меня, долженъ отдать и ввѣрить случаю все, что имѣтъ. Какъ же я узнаю, что выбралъ настоящій?

   Порція. Въ одномъ изъ нихъ мой портретъ, принцъ: если вы выберете его, тогда съ нимъ и я ваша.

   Принцъ мароккскій. Благодѣтельное божество да направитъ мой разумъ! Посмотримъ. Еще разъ перегляжу надписи. Что говоритъ свинцовый ящикъ? Кто выберетъ меня, долженъ отдать и ввѣритъ случаю все, что имѣетъ. Долженъ отдать — изъ чего? изъ свинца? ввѣрить все случаю изъ свинца? Этотъ ящикъ пугаетъ. Люди, которые ввѣряются случаю, дѣлаютъ это въ надеждѣ большихъ выгодъ. Золотое сердце не прельстится блестками грязнаго металла.— Такъ я не отдамъ и не ввѣрю случаю ничего изъ свинца. Что говорить серебряный, съ своимъ дѣвственнымъ цвѣтомъ? Кто выберетъ меня, получитъ, чего достоинъ. Остановись, принцъ мароккскій, и взвѣсь вѣрною рукою свои достоинства. Если ты станешь цѣнить себя по мнѣнію, какое о себѣ имѣешь, ты достоинъ многаго, но этого многаго, можетъ-быть, еще недовольно, чтобъ достигнуть до прекрасной Порціи. Однако сомнѣваться въ своихъ достоинствахъ значило бы малодушно унижать самого-себя. Получу чего достоинъ! Ну, да это — невѣсту. Я достоинъ ея по рожденію и по богатству, по моей ловкости и моему воспитанію, а еще больше достоинъ по моей любви. Что, если я не стану долго теряться въ догадкахъ и выберу этотъ. Посмотримъ еще разъ надпись, вырѣзанную на золотѣ: Кто выберетъ меня, получить чего многіе желаютъ. Ну, да это она. Весь міръ желаетъ ее. Съ четырехъ концовъ земли идутъ къ этой святынѣ, къ этому смертному божеству. Гирканскія степи и обширныя пустыни пространной Аравіи стали теперь большими дорогами: столько принцевъ ѣдутъ взглянуть на прекрасную Порцію. Водяное царство, котораго надменная голова плюетъ въ лицо небу уже не преграда отважнымъ чужестранцамъ, и они переплываютъ черезъ него, какъ черезъ ручей, чтобъ видѣть прекрасную Порцію. Одинъ изъ этихъ трехъ ящиковъ вмѣщаетъ ея небесный портретъ. Вѣроятно ли, чтобъ свинецъ вмѣщалъ его? Проклятіе на такую низкую мысль! Грубый свинецъ не стоитъ и того, чтобъ сокрытъ ея саванъ въ мрачной могилѣ. Но не уже ли она заключена въ серебрѣ и оцѣнена въ-десятеро дешевле чистаго золота? О, грѣшная мысль! никогда такая жемчужная не была въ другой оправѣ, кромѣ золотой. У Англичанъ есть монета съ изображеніемъ ангела, вырѣзанномъ на золотѣ; но тамъ онъ тиснуть снаружи, а здѣсь ангелъ лежитъ внутри золотой постели. Выдайте мнѣ ключъ. Что бъ ни случилось, я выбираю этоть.

   Порціа. Вотъ, возьмите, принцъ, и если мой портретъ лежитъ здѣсь, то я ваша.

   Приццъ мароккскій (открывъ золотой ящикъ). О адъ! что мы находимъ тутъ? человѣческій черепъ! Въ его пустомъ глазѣ исписанный свитокъ… Прочту, что написано: «Не все то золото, что блеститъ; часто ты слыхалъ про это; многіе изъ людей продали свою жизнь, чтобъ Только посмотрѣть на мою наружность; золотые гробы скрываютъ червей! Если бы ты былъ такъ же благоразуменъ, какъ смѣлъ, молодъ тыломъ, старъ разсудкомъ, отвѣтъ тебѣ не былъ бы въ этомъ свиткѣ. Прощай, мертвый холодъ за твою любовь…» Да, мертвый холодъ, и трудъ потерянъ! Итакъ прости, жаръ, и здравствуй, холодъ!— Порціа, прости! Мое сердце такъ уязвлено, что не вынесетъ томительныхъ прощаній: кто все проигралъ, уходитъ, какъ я.

(Уходить.)

   Порціа. Дѣло кончилось благополучно! Задерни занавѣски. Ахъ, если бъ всѣмъ такого цвѣта, какъ онъ, также удалось выбрать меня! (Уходить.)

  

ЯВЛЕНІЕ XVI.

Улица въ Венеціи.

САЛАРИНО и САЛАНІО.

   Саларино. Да, братъ, я видѣлъ, какъ поѣхалъ Бассаніо; съ нимъ отправился Граціано, а Лоренцо нѣтъ у нихъ на кораблѣ, я въ этомъ увѣренъ.

   Саланіо. Мерзавецъ-Жидъ встревожилъ криками дожа, который дошелъ съ нимъ объискивать корабль Бассаніо.

   Саларино. Да пришелъ поздно: корабль былъ уже въ морѣ. Но дожу дали знать, что въ одной гондолѣ видѣли Лоренцо вмѣстѣ съ его влюбленной Джессикой. Сверхъ-того, и Антоніо поручился дожу, что ихъ нѣтъ на кораблѣ у Бассаніо.

   Саланіо. Я никогда не слыхивалъ такой путаницы, такого неистовства и сумасбродства, съ какимъ собака-Жидъ кричитъ по улицамъ: «моя дочь! мои червонцы! о моя дочь! убѣжала съ христіаниномъ! о мои христіанскіе червонцы! правосудіе, законъ! мои червонцы и моя дочь! запечатанный мѣшокъ! два запечатанные мѣшка съ червонцами, съ двойными червонцами, украденными моей, дочерью! а вещи: два камня, два богатые, драгоцѣнные камня — украдены моей дочерью! правосудіе! найдите мою дочь, на ней мои камни и червонцы!»

   Саларино. Всѣ мальчишки въ Венеціи бѣгаютъ за нимъ и кричатъ: «его камни, его дочь, его червонцы!»

   Саланіо. Какъ бы добрый Антоніо не пропустилъ срока, а то онъ поплатится за это!

   Саларино. Ты къ-стати вспомнилъ. Я разговаривалъ вчера съ однимъ Французомъ; онъ сказывалъ мнѣ, что въ проливѣ, который отдѣляетъ Францію отъ Англіи, погибъ какой-то изъ нашихъ кораблей съ богатымъ грузомъ. Я думалъ объ Антоніо, когда онъ говорилъ, и въ-тайнѣ желалъ, чтобъ это былъ не его.

   Саланіо. Ты лучше сказалъ бы Антоніо, что слышалъ; только не скажи этого вдругъ, а то можешь огорчить его.

   Саларино. Нѣтъ человѣка на землѣ такого добраго. Я видѣлъ, какъ разставались Бассаніо и Антоніо: Бассаніо говорилъ ему, что поспѣшитъ воротиться. «Не спѣши» отвѣчалъ онъ: «изъ меня не порти опрометчивостью своего дѣла, Бассаніо; но терпѣливо выжди время. Что жь касается до моего условія съ Жидомъ, пожалуйста, не давай ему мѣста между мыслями твоей влюбленной души. Будь веселъ, обрати главное вниманіе на то, чтобъ понравиться, и на прекрасныя доказательства любви, какія тамъ покажутся тебѣ приличны»… При этомъ словѣ глаза у него налились слезами; онъ отвернулся, протянулъ руку назадъ съ нѣжностію, удивительно-трогательной, сжалъ руку Бассаніо; такъ они разстались.

   Саланіо. Мнѣ кажется, онъ любитъ міръ только ради Бассаніо. Пожалуйста, пойдемъ, отыщемъ его и постараемся какимъ-либо удовольствіемъ разсѣять тяжелыя думы, которымъ онъ предается.

   Саларино. Да, пойдетъ. (Уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ XVII.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

НЕРИССА и СЛУГИ.

   Нерисса. Живѣй, живѣй, отдерните поскорѣе занавѣсъ; принцъ аррагонскій произнесъ клятву и идетъ теперь выбирать. (Слышенъ звукъ трубъ).

  

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

Тѣ же, ПОРЦІА, ПРИНЦЪ АРРАГОНСКІЙ и ихъ свита.

   Порціа. Вотъ стоятъ ящики, благородный принцъ; если выберете вы тотъ, въ которомъ я, мы тотъ-часъ же приступимъ къ торжеству нашего брачнаго обряда; но если ошибетесь, то должны, не возражая ни слова, немедленно ѣхать отсюда.

   Принцъ. Я обязался клятвою выполнить три условія: во-первыхъ, никогда не открывать, кому бы то ни было, какой ящикъ я выберу; потомъ, если не отгадаю настоящаго ящика, никогда въ цѣлую жизнь не предлагать женщинѣ быть моей женою; наконецъ, если буду несчастливъ въ своемъ выборѣ, тотъ-часъ оставить васъ и ѣхать.

   Порціа. Эти условія сохранить долженъ поклясться каждый, кто изъ моихъ ничтожныхъ достоинствъ захочетъ испытать свою судьбу.

   Принцъ. Я то и сдѣлалъ. Теперь, счастіе, помоги надеждѣ моего сердца! Золото, серебро и низкій свинецъ. «Кто выберетъ меня, долженъ отдать и ввѣрить случаю все, что имѣетъ». Сдѣлайся покрасивѣе, прежде, чѣмъ я отдамъ все и ввѣрюсь случаю. Что говоритъ золотой ящикъ? А, посмотримъ. «Кто выберетъ меня, получитъ, чего многіе желаютъ». Чего многіе желаютъ! Что значитъ многіе? глупая толпа, которая выбираетъ по виду, знаетъ только то, чему ее учатъ обольщенные глаза; которая не проникаетъ во внутренность, но, какъ ласточка, вьетъ гнѣздо подъ непогодой, на наружной стѣнѣ, на пути и подъ ударами гибельныхъ случаевъ. Я не выберу, чего многіе желаютъ, не хочу слѣдовать примѣру пошлыхъ умовъ и стать на-ряду съ дикой толпою. Итакъ къ тебѣ, серебряная сокровищница: скажи мнѣ еще разъ, какое титло ты носишь. «Кто выберетъ меня получитъ, чего достоинъ». Хорошо сказано; въ-самомъ-дѣлѣ, кто пойдетъ обманывать счастіе и добиваться почестей, не имѣя клейма заслуги? Да не дерзнетъ никто присвоивать себѣ незаслуженной чести! О, если бъ богатства, отличія и высокій санъ не приходились даромъ, и если бъ свѣтлыя почести покупались всегда достоинствами человѣка! сколько бъ людей съ непокрытой головой надѣло шляпу, сколько бъ слушалось, которые приказываютъ! сколько зеренъ низости отдѣлилось бы отъ истиннаго сѣмени чести! и сколько бъ чести отъискали въ соломѣ и въ развалинахъ временъ, чтобъ придать ей опять ея прежній блескъ! Но обратимся къ выбору. «Кто выберетъ меня, получитъ, чего достоинъ». Я хочу взять заслуженное. Дайте мнѣ ключъ отъ этого и скорѣе отоприте,— тутъ мое счастіе.

   Порціа. Вы слишкомъ-долго медлили изъ того, что находите здѣсь.

   Принцъ. Что это здѣсь? Портретъ какого-то болвана съ дурацкой улыбкой; онъ подаетъ мнѣ бумагу. Прочтемъ. О, какъ ты непохожъ на Порцію; какъ ты непохожъ на мои надежды и на мои достоинства! «Кто выберетъ меня,получить, чего достоинъ.» Не ужь ли я ничего не стою, кромѣ головы дурака? Эта ли мнѣ награда? Не ужь ли я не заслужилъ ничего лучше?

   Порціа. Ошибаться и разсуждать два разныя дѣла и различныхъ свойствъ.

   Принцъ. Что тутъ есть? «Семь разъ огонь искушалъ это серебро, семь, разъ былъ искушаемъ тотъ разумъ, который не выбиралъ никогда не въ-попадъ. Есть многіе, они обнимаютъ тѣнь, но за то имъ дастся только тѣнь счастія; есть дураки на землѣ, я знаю, всѣ въ серебрѣ: таковъ и я; на какой женѣ ты ни женись, моя голова все будетъ у тебя на плечахъ. Такъ отправляйся, тебѣ отставка.» — Чѣмъ долѣе я останусь здѣсь, тѣмъ глупѣе покажусь.. Пріѣхалъ свататься съ одной дурацкой головой, а возвращаюсь съ двумя.— Прекрасная, прости, я сдержу клятву терпѣливо перенесть несчастіе. (Уходитъ со всею свитой.)

  

ЯВЛЕНІЕ XIX.

Тѣ же, кромѣ ПРИНЦА и его свиты.

   Порціа. Такъ мотылекъ обжегся на свѣчѣ! Охъ, эти разсуждающіе глупцы! когда они выбираютъ, то дѣлаются такъ умны, что, благодаря уму, лишаются меня.

   Нерисса. Въ старинной пословицѣ нѣтъ нисколько суевѣрія: «вѣшаетъ и женить судьба».

   Порціа. Поди, задерни занавѣсъ, Нерисса.

  

ЯВЛЕНІЕ XX.

ТѢ ЖЕ и СЛУГА.

   Слуга. Гдѣ госпожа?

   Порціа. Здѣсь. Что тебѣ надо?

   Слуга. Сударыня, у воротъ остановился сей-часъ молодой Венеціанецъ; онъ пріѣхалъ впередъ, чтобъ объявить о прибытіи своего господина, отъ котораго привезъ чувствительный поклонъ, т. е., кромѣ учтивостей и ласковыхъ словъ, подарки высокой цѣны. Я еще не видывалъ такого пріятнаго посланника любви; никогда апрѣльскій день не появлялся такъ мило,чтобъ показать намъ какое богатое лѣто слѣдуетъ за нимъ, какъ этотъ передовой явился передъ своимъ господиномъ.

   Порціа. Ну, полно жь, пожалуйста. Я ужь боюсь, ты мнѣ сейчасъ скажешь, что онъ тебѣ родня, потому-что тратишь свой праздничный умъ на похвалы ему. Пойдемъ, пойдемъ, Нерисса, я нетерпѣливо желаю видѣть эту почту любви, которая пришла такъ вѣжливо.

   Нерисса. О, госпожа любовь! если бъ это былъ Бассаніо! (Уходятъ).

  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Площадь въ Венеціи.

САЛАНІО и САЛАРИНО.

   Саланіо. Ну, что новаго на Ріальто?

   Саларино. Тамъ еще все увѣряютъ, что у Антоніо корабль съ богатымъ грузомъ претерпѣлъ кораблекрушеніе въ проливѣ, который отдѣляетъ Францію отъ Англіи. Не помню, какъ называютъ мѣсто, но это, сказываютъ, самая опасная и гибельная мель. На ней погребены обломки многихъ огромныхъ кораблей, если только сплетница-молва честная женщина.

   Саланіо. Я хотѣлъ бы, чтобъ на этотъ разъ она лгала хуже всякой сплетницы, какой случалось жевать пряники или увѣрять сосѣдей, что оплакиваетъ смерть третьяго мужа. Но безъ дальняго болтовства обратимся прямо къ дѣлу. Это правда, что добрый Антоніо, честный Антоніо — ахъ, если бъ я могъ дать ему такой хорошій титулъ, который былъ бы подъ-масть къ его имени!.

   Саларино. Ну, да наконецъ, что же?

   Саланіо. Ну, что ты говоришь? конецъ тотъ, что онъ лишился корабля!

   Саларино. Дай Богъ, чтобъ этимъ кончились его потери!

   Саланіо. Поскорѣй сказать «аминь», а то дьяволъ помѣшаетъ моей молитвѣ; видишь, онъ идетъ къ намъ въ образѣ Жида.

  

ЯВЛЕНІЕ II.

ТѢ же и Шейлокъ

   Саланіо. Ну что, Шейлокъ? Что новаго у купцовъ?

   Шейлокъ. Вы знаете лучше другаго, лучше всякаго другаго о побѣгѣ моей дочери.

   Саларино. Это правда. Что до меня, то я знаю, какой портной сшилъ ей крылья, на которыхъ она улетѣла.

   Саланіо. И Шейлокъ съ своей стороны зналъ, что птица уже оперилась, а въ это время у нихъ у всѣхъ обычай покидать свою мать.

   Шейлокъ.Она будетъ покинута Богомъ за то!

   Саларино. Да, если дьяволъ сдѣлается ея судьею.

   Шейлокъ. Моей собственной плоти и крови взбунтоваться противъ меня!

   Саланіо. Пошелъ, старый! гдѣ имъ взбунтоваться въ твои лѣта!

   Шейлокъ. Я называю мою дочь моей плотью и кровью.

   Саларино. Да между твоей и ея плотью больше разницы, чѣмъ между сажей и слоновой костью; а между вашей кровью больше, чѣмъ у краснаго вина съ краснымъ уксусомъ.— Скажи-ка намъ, слышалъ ты, правда, что у Антоніо погибло что-то на морѣ, или нѣтъ?

   Шейлокъ. Вотъ еще мнѣ убытокъ! Банкрутъ, мотъ, который едва смѣетъ показывать глаза на Ріальто, нищій, который всегда прихаживалъ на биржу такимъ чопорнымъ… Помнитъ ли онъ условіе? Онъ, бывало, называлъ меня ростовщикомъ; помнитъ ли онъ условіе? Онъ, бывало, давалъ деньги въ-займы изъ христіанскаго добродушія… Помнитъ ли онъ условіе?

   Саларино. Ну, да я увѣренъ, еcли онъ просрочитъ, ты не захочешь его мяса, на что тебѣ оно?

   Шейлокъ. Чтобъ прикармливать на него рыбу, если оно не годится на пищу моему мщенію. Онъ позорилъ меня и помѣшалъ въ дѣлѣ полумильйонномъ, хохоталъ надъ моими потерями, насмѣхался надъ моими пріобрѣтеніями, безчестилъ мой народъ, портилъ мои торги, охлаждалъ моихъ друзей, поджигалъ враговъ — и за что? Я Жидъ. Да развѣ у Жида нѣтъ глазъ, развѣ у Жида нѣтъ рукъ, органовъ, соразмѣрности въ частяхъ, чувствъ, привязанностей, страстей? Насъ питаетъ та же пища, то же оружіе ранитъ насъ; мы подвержены тѣмъ же болѣзнямъ, лечимся тѣми же средствами, грѣемся и зябнемъ отъ той же зимы и отъ того же лѣта, какъ христіане. Если вы защекочете насъ, развѣ мы не засмѣемся? Если вы отравите насъ, развѣ мы не умремъ? и если вы обидите насъ, развѣ мы не отомстимъ? Когда мы похожи на васъ во всемъ другомъ, мы хотимъ походить и въ этомъ. Если Жидъ обидитъ христіанина, что дѣлаетъ онъ съ своимъ смиреніемъ? Мститъ. Если христіанинъ обидитъ Жида, что должно этому дѣлать, по примѣру христіанина? а? мститъ. Мерзости, которымъ вы меня учите, я употреблю въ дѣло, и мудрено будетъ, коли не превзойду учителей.

  

ЯВЛЕНІЕ III.

ТѢ же и СЛУГА, потомъ ТЮБАЛЬ.

   Слуга. Господа, синьйоръ Антоніо у себя дома и желаетъ говорить съ вами обоими.

   Саларино. Мы его вездѣ искали.

(Въ это время входить Тюбаль.)

   Саланіо. Вотъ и другой того же племени; третьяго не найдешь имъ подъ-масть, развѣ самъ чортъ пойдетъ въ Жиды. (Саларино, Саланіо и слуга уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

ТЮБАЛЬ и ШЕЙЛОКЪ.

   Шейлокъ. Ну, что Тюбаль? что новаго изъ Генуи? нашелъ ли ты мою дочь?

   Тюбаль. Во многихъ мѣстахъ я слышалъ о ней, но найдти ее не могъ.

   Шейлокъ. Ну, такъ, такъ, такъ! погибъ алмазъ, что стоилъ мнѣ во Франкфуртѣ 2000 червонцевъ! Проклятія до-сихъ-поръ не было никогда на нашемъ народѣ! я до-сихъ-поръ никогда не чувствовалъ его! Двѣ тысячи червонцевъ тутъ!.. А другіе драгоцѣнные, драгоцѣнные камни! О, пусть бы дочь умерла у моихъ ногъ, да съ этими камнями въ ушахъ! Пусть бы ввалили ее въ гробъ у моихъ ногъ, да съ червонцами въ гробѣ!— Нѣтъ извѣстія о нихъ? Ну, да! И я не знаю еще, что истрачено въ поискахъ… О, потери за потерей! Воръ столько унесъ и столько надо, чтобъ отъискать вора, и нѣтъ удовлетворенія, нѣтъ средства отмстить, и нѣтъ несчастія ни съ кѣмъ!.. Есть несчастіе; да давитъ только меня, есть вздохи, да только изъ моей груди; есть слезы, да только изъ моихъ глазъ…

   Тюбаль. О, нѣтъ, и другіе могутъ жаловаться на несчастіе! Антоніо, какъ мнѣ сказывали въ Генуѣ.

   Шейлокъ. Что, что, что?.. несчастіе, несчастіе?..

   Тюбаль. Лишился корабля, что шелъ изъ Триполя.

   Шейлокъ. Слава Богу, слава Богу!— Да правда ли? правда ли?

   Тюбаль. Я говорилъ кое-съ-кѣмъ изъ матросовъ, которые спаслись отъ кораблекрушенія.

   Шейлокъ. Спасибо, добрый Тюбаль. Добрыя вѣсти добрыя вѣсти! Ха! ха! ха! Гдѣ? въ Генуѣ?

   Тюбаль. Твоя дочь истратила въ Генуѣ, какъ мнѣ сказывали, въ одинъ вечеръ 80 червонцевъ..

   Шейлокъ. Ты вонзаешь въ меня кинжалъ! Стало, я никогда больше не увижу своего золота? Восемьдесятъ червонцевъ за одинъ разъ! восемьдесятъ червонцевъ!

   Тюбаль. Разные заимодавцы Антоніо пріѣхали со мной въ Венецію; они божатся, что ему нечего другаго дѣлать, какъ объявить себя банкрутомъ.

   Шейлокъ. Очень-радъ: я стану мучить его, стану пытать его,— очень-радъ.

   Тюбаль. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ кольцо, которое получилъ отъ твоей дочери за обезьяну.

   Шейлокъ. Провались съ нею! Ты терзаешь меня, Тюбаль: это моя бирюза, мнѣ досталась отъ Лига, когда еще я былъ холостымъ. Я не отдалъ бы ея за цѣлую степь обезьянъ.

   Тюбаль. А Антоніо, видно, правда, что разорился?

   Шейлокъ. О, правда, сущая правда! Ступай, Тюбаль, купи мнѣ какого-нибудь исполнителя правосудія, приговори его за двѣ недѣли впередъ. Я хочу взять у него сердце, если онъ просрочитъ. Не будь только его въ Венеціи; я могу вести торгъ, какой мнѣ угодно… Ступай, ступай, Тюбаль, ты найдешь меня потомъ у насъ въ синагогѣ. Ступай, добрый Тюбаль; у насъ въ синагогу Тюбаль. (Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Дѣйствіе въ Бельмоитѣ. Комната въ домѣ Порціи; ящики выставлены.

БАССАНІО, ПОРЦІА, ГРАЦІАНО, НЕРИССА и СВИТА.

   Порціа. Прошу васъ, остановитесь; подождите день или два, прежде чѣмъ отважитесь. Если вы ошибетесь въ выборѣ, я лишусь вашего общества; такъ помедлите сколько-нибудь: что-то говоритъ мнѣ (однако это не любовь), что я не хотѣла бы лишиться васъ, а вы сами знаете, ненависть не даетъ совѣтовъ такого рода… Только изъ страха, что вы не поймете меня совершенно (а у дѣвицы нѣтъ другаго языка, кромѣ ея мысли), я желала бы удержать васъ здѣсь мѣсяцъ или два, прежде чѣмъ вы ввѣритесь случаю ради меня. Я могла бы научить васъ, какъ выбрать безъ ошибки, но тогда я клятвопреступница; такою никогда не буду — стало вы можете потерять меня, а если потеряете, то заставите пожелать грѣха, каяться, что я не была клятвопреступницей; — Горе вашимъ глазамъ! Они осѣтили меня и раздѣлили на двѣ части: одна половина принадлежитъ вамъ, другая половина — вамъ… мнѣ самой, хотѣла я сказать; но если мнѣ, стало вамъ, и стало обѣ вамъ..— О, развращенный вѣкъ кладетъ преграды между владѣльцами и ихъ правами, и хотя я принадлежу вамъ, я не ваша. Если такъ будетъ, пускай счастіе идетъ за это въ адъ, а не я. Я говорю слишкомъ-долго, но за тѣмъ, чтобъ остановить время, расширить и протянуть его,— чтобъ удержать васъ отъ выбора.

   Бассаніо. Позвольте мнѣ выбирать; въ моемъ положеніи — я на пыткѣ.

   Порціа. На пыткѣ, Бассаніо?.. Такъ признайтесь, какая измѣна таится подъ вашей любовью.

   Бассаніо. Никакой; подъ моей любовью таится ужасное сомнѣніе; оно заставляетъ меня бояться за нее. Дружба и союзъ скорѣе могутъ быть между снѣгомъ и огнемъ, чѣмъ между измѣной и моей любовью.

   Порціа. А! Только я боюсь… вы говорите на пыткѣ, когда всякій принужденъ сказать что-нибудь.

   Бассаніо. Обѣщайте мнѣ жизнь, и я открою истину.

   Порціа. Ну, хорошо, откройте — и живите.

   Бассаніо. Открыться и любить, вотъ былъ бы весь итогъ моего признанья. О, сладкія муки! самъ мучитель учитъ меня отвѣтамъ для моего спасенія! Но пустите меня къ моей судьбѣ и ящикамъ.

   Порціа. Ступайте же: я заперта въ одномъ изъ нихъ; если вы меня любите, то вы найдете меня. Нерисса и всѣ прочіе, станьте поодаль. Пусть раздается музыка во время выбора, и тогда, если онъ не отгадаетъ, конецъ его будетъ конецъ лебедя, угасающаго подъ пѣсню; а чтобъ сравненіе было точнѣе, то глаза мои станутъ ручьемъ и водянымъ ложемъ смерти для него. Онъ можетъ отгадать!.. Какую жъ надо музыку тогда?.. Тогда надо музыку, какъ радостныя трубы въ день преклоненія вѣрноподданныхъ, передъ ново-вѣнчаннымъ монархомъ; надо музыку, какъ эти сладостные звуки, которые на-разсвѣтѣ шепчутъ дремлющему жениху на-ухо и зовутъ его къ алтарю. Вотъ онъ идетъ съ-такой же благородной осанкой, но только съ большей любовью, чѣмъ шелъ молодой Алкидъ спасать рыдающую Трою отъ дѣвичьей дани, платимой морскому чудовищу. Я стою для жертвоприношенія, всѣ другіе — это дарданскія жены съ мрачными лицами — пришли видѣть окончаніе подвига. Иди Геркулесъ! Живъ ты — я жива. Съ большимъ волненьемъ смотрю я на битву, чѣмъ ты идешь на нее.

Между-тѣмъ, какъ Бассаніо разсматриваетъ ящики, музыка и поютъ пѣсню:

  

                       1.

  

             У любви гдѣ колыбель?

             Въ сердцѣ ль нѣжномъ, въ головѣ ль?

             Какъ внезапно рождена,

             Чѣмъ питается она?

  

                       3.

  

             Чудное дитя очей!

             Созерцанье пища ей,

             Гдѣ ей жизнь была дана

             Жизнь окончитъ тамъ она;

             Ей напѣвъ нашъ гробовой

             Вѣчный ей за-упокой.

  

                       Хоръ.

  

             Вѣчный ей за-упокой.

  

   Бассаніо. Такъ, видная вещь можетъ всего менѣе отвѣчать своей наружности! Свѣтъ безпрестанно вводится въ обманъ украшеніями. Въ правосудіи есть ли такіе продажные и беззаконные доводы, которые, будучи приправлены сладкимъ голосомъ, не затемнили бы признаковъ зла? Нѣтъ порока такого простодушнаго, чтобъ не присвоивалъ себѣ какихъ-нибудь примѣть добродѣтели. Сколько трусовъ, у которыхъ сердца такъ-же ненадежны, какъ песочныя лѣстницы, а носятъ на подбородкахъ бороды Геркулеса и нахмуреннаго Марса. У нихъ, если порыться внутри, печенки бѣлы, какъ молоко. Посмотрите на красоту, и вы увидите, что она покупается на-вѣсъ. Эти волнообразные, змѣистые, золотые локоны, которые рѣзвятся съ вѣтромъ на мнимой красавицѣ, про ихъ мы часто знаемъ, что они приданое другой головы, и черепъ, гдѣ родились, въ могилѣ. Итакъ украшеніе не что иное, какъ обманчивый берегъ самаго опаснаго моря, прекрасное покрывало на индійской красотѣ, видъ истины, которымъ одѣвается коварный вѣкъ, чтобъ ловить въ сѣти мудрѣйшихъ. Такъ ты, ослѣпительное золото, жестокая пища Мидаса, и не хочу тебя; ни тебя также, ты блѣдный и пошлый переметчикъ у людей! Но ты, ты, тощій свинецъ, скорѣе грозишь, чѣмъ обѣщаешь что-нибудь; твоя простота трогаетъ меня больше, чѣмъ краснорѣчіе, и тебя выбираю я. О, еслибъ радость была послѣдствіемъ выбора!

   Порціа. Какъ всѣ другія страсти улетаютъ на воздухъ, и мысли, полныя сомнѣній, и поспѣшно-обнятое отчаянье, и дрожащій страхъ, и ревность съ зелеными глазами! О, любовь! воздержись, умѣрь свой восторгъ, постепенно изливай свои радости; ограничь ихъ необъятность; я слишкомъ-сильно чувствую твое счастіе; сдѣлай его меньше, не то — я паду подъ его бременемъ.

   Бассаніо. Что я найду здѣсь? (открываетъ свинцовый ящикъ) Портретъ прекрасной Порціи! какой полубогъ такъ близко подошелъ къ творенію? Не двигаются ли эти глаза? или, прильнувъ къ моимъ зрачкамъ, они кажутся мнѣ въ движеніе? Вотъ полураскрытыя губы, отдѣленныя одна отъ другой сахарнымъ дыханіемъ. Только такая нѣжная преграда должна раздѣлять такихъ нѣжныхъ друзей. Вотъ живописецъ, подражая пауку, сплелъ изъ ея волосъ золотую сѣть, чтобъ ловить сердца людей, вѣрнѣе чѣмъ мухъ въ паутину. Но ея глаза… какъ могъ онъ смотрѣть на нихъ и писать! Одинъ изъ нихъ, начатый имъ, долженъ бы похитить у него оба и не дать докончить себя. Но посмотрите, какъ оскорбительно моя похвала унижаетъ достоинство этой тѣни,— такъ, эта тѣнь ниже дѣйствительности. Вотъ свитокъ, содержаніе моей судьбы: «ты, который не выбиралъ по наружности, ты отгадалъ славно и выбралъ вѣрно; если это счастіе достается тебѣ, будь доволенъ и не ищи новаго. Если ты радъ ему, и въ своемъ жребіи видишь свое блаженство, обернись къ невѣстѣ и потребуй ее поцалуемъ любви.» — Драгоцѣнный свитокъ; прекрасная Порціа, съ вашего позволенія. (Цалуеть ее). Я пришелъ исполнить надпись: «дать и получить», похожій на одного изъ двухъ соперниковъ, который оспориваетъ у другаго награду и думаетъ, что заслужилъ ее въ глазахъ народа; но вдругъ слышитъ рукоплесканія, всеобщій крикъ — и голова у него кружится, глаза неподвижны, онъ въ сомнѣнія: для него эти громы похвалъ или нѣтъ? Такъ, прекрасная Порціа, стою я теперь; такъ я не знаю, правда ли то, что вижу, и не повѣрю счастію, покуда оно не будетъ скрѣплено, подписано, утверждено вами.

   Порціа. Вы видите, синьйоръ Бассаніо, гдѣ я и что я: хотя, для себя-самой, я не была бъ честолюбива въ моихъ желаніяхъ, не захотѣла бъ быть лучше, но для васъ я желала бъ въ двадцать разъ быть тѣмъ, что я теперь въ тысячу разъ прекраснѣе, въ десять тысячъ разъ богаче; чтобъ только стать высоко въ вашемъ мнѣніи, я желала бъ въ добродѣтеляхъ, красотѣ, богатствахъ, друзьяхъ превзойдти всякую мѣру; но всѣ мои свойства, взятыя вмѣстѣ, не что иное, какъ простосердечная дѣвушка, неученая, неопытная. Она счастлива, что еще не такъ стара, чтобъ не могла учиться, еще счастливѣе отъ-того, что родилась не такъ тупа, чтобъ не могла выучиться; а всего счастливѣй отъ-того, что ея покорный умъ ввѣряетъ себя вамъ для руководства, вамъ, ея повелителю, наставнику, королю. Я и что мое — принадлежитъ вамъ и стало теперь вашимъ. Сію-минуту я была владѣлица этихъ прекрасныхъ палатъ; госпожа моихъ слугъ, королева себѣ-самой; и сію же минуту, этотъ домъ, эти слуги, эта сама я — все ваше, мой властелинъ. И даю ихъ съ этимъ кольцомъ. Когда вы разлучитесь съ нимъ, потеряете его или отдадите, это будетъ предсказаніемъ погибели вашей любви и дастъ мнѣ право жаловаться на васъ.

   Бассаніо. Вы лишили меня словъ; только кровь моя отвѣчаетъ вамъ въ моихъ жилахъ. Я чувствую такой безпорядокъ въ мысляхъ, какой, послѣ прекрасной рѣчи любимаго государя, бываетъ въ говорѣ очарованной толпы, когда каждое слово перемѣшивается съ другими и сливается въ дикій звукъ, гдѣ ничего нельзя разобрать, кромѣ радости, выраженной, но не сказанной: если это кольцо разстанется съ этимъ пальцемъ, тогда разстанется жизнь съ этимъ сердцемъ — о, тогда смѣло скажите: Бассаніо умеръ.,

   Нерисса. Синьйоръ и синьйора, теперь нашъ чередъ радоваться вмѣстѣ съ вами. Мы были при этомъ и видѣли, какъ совершились наши желанія. Честь имѣемъ поздравить васъ.

   Граціано. Синьйоръ Бассаніо; и вы, прекрасная синьйора; желаю вамъ такого счастія, какого вы сами себѣ желаете, потому-что вы вѣрно не захотите отнять его у меня. А когда вы будете торжествовать взаимное обѣщанье вашей вѣрности, позвольте и мнѣ также жениться въ это время.

   Бассаніо. Отъ всего сердца; только найди жену.

   Граціано. Покорно благодарю васъ. Вы нашли мнѣ ее. Мои глаза, синьйоръ, смотрятъ такъ же быстро, какъ ваши. Вы видѣли госпожу, я глядѣлъ на служанку; вы влюбились, я влюбился, а до проволочекъ я такой же неохотникъ, какъ и вы. Ваше счастіе заключалось въ ящикахъ: случилось такъ, что и мое въ нихъ было. Я волочился здѣсь за нею до пота лица и до-того клялся въ любви, что отъ этихъ клятвъ у меня въ горлѣ пересохло. Наконецъ, если обѣщанія исполняется, то я добился, что вотъ эта красавица обѣщала мнѣ свою любовь въ томъ только случаѣ, когда вы завладѣете госпожею.

   Порціа. Правда ли, Нерисса?

   Нерисса. Правда, сударыня, если это не противно вамъ.

   Бассаніо. А ты, Граціано, говоришь не шутя?

   Граціано. Божусь, не шутя.

   Бассаніо. Мы сочтемъ за честь, что наша свадьба будетъ вмѣстѣ съ вашей.

   Граціано. Кто это идетъ сюда? Лоренцо и его невѣрная? какъ, да и старый другъ, Венеціанецъ Салеріо!

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТѢ же, ЛОРЕНЦО, ДЖЕССИКА и САЛЕРІО.

   Бассаніо. Лоренцо и Салеріо, милости просимъ, если новость моего положенія здѣсь даетъ мнѣ право приглашать васъ. Съ вашего позволенія, милая Порціа, я приглашаю моихъ истинныхъ друзей и соотечественниковъ.

   Порціа. Я то же дѣлаю — и отъ души имъ рада.

   Лоренцо. Благодарю васъ покорно. Впрочемъ, синьйоръ Бассаніо, я съ своей стороны не думалъ видѣться здѣсь съ вами, но встрѣтился на дорогѣ съ Салеріо и онъ уговорилъ меня, не принимая никакихъ возраженій, отправиться съ нимъ сюда.

   Салеріо. Да, я уговорилъ его и имѣлъ на это причину. Синьйоръ Антоніо кланяется вамъ. (Подаетъ письмо Бассаніо).

   Бассаніо. Прежде, чѣмъ открою это письмо, прошу васъ, скажите мнѣ, здоровъ ли мой добрый другъ.

   Салеріо. Не боленъ, развѣ только душа больна; ни здоровъ, развѣ только здорова душа: это письмо покажетъ вамъ его состояніе.

   Граціано. Нерисса, приласкай эту чужестранку, поразговори ее. Твою руку, Салеріо! Что новаго въ Венеціи? что подѣлываетъ король-купецъ, добрый Антоніо? я увѣренъ, онъ будетъ радъ нашему успѣху; мы, Язоны, пріобрѣли золотое руно.

   Салеріо, Ахъ, еслибъ вы нашли руно, которое онъ потерялъ!

   Порціа. Вѣрно страшное извѣстіе содержится въ этой бумагѣ; оно сгоняетъ краску съ бассаніевыхъ щекъ: вѣрно умеръ какой-нибудь нѣжный другъ! Ничто другое въ мірѣ не могло бы такъ сильно измѣнить лицо твердаго мужчины. Но что? все блѣднѣе и бѣднѣе? Позвольте, Бассаніо, я половина васъ и безспорно должна раздѣлить съ вами по-поламъ содержаніе этой бумаги.

   Бассаніо. О, прекрасная Порціа, тутъ немного словъ, но они непріятнѣе всѣхъ, которыя до-сихъ-поръ чернили бумагу! Милая женщина, когда въ первый разъ я повѣрилъ вамъ свою любовь, я смѣло сказалъ, что все мое богатство текло въ моихъ жилахъ, что я былъ благородный человѣкъ — и я сказалъ вамъ тогда правду; я оцѣнилъ себя дешево, но со всѣмъ тѣмъ, милая женщина, вы узнаете, какимъ низкимъ хвастуномъ я былъ, когда я сказалъ, что у меня не было ничего; я долженъ былъ сказать: хуже, чѣмъ ничего; потому-что я заложилъ себя нѣжному другу и заложилъ своего друга его истинному врагу, чтобъ имѣть деньги. Вотъ письмо; эта бумага — это тѣло моего друга; каждое слово на ней — это зѣвъ раны, которая истекаетъ кровью жизни.— Но правда ли, Салеріо? не ужь ли всѣ его предпріятія не удались? не ужъ ли ни одно? изъ Триполи, изъ Мексики и Англіи, изъ Лиссабона, Варваріи и Индіи — не ужь ли ни одинъ корабль не избѣгъ страшнаго прикосновенія скалъ, этихъ разорителей купцовъ?

   Салеріо. Ни одинъ. Да, кажется, еслибъ у него и были деньги, чтобъ заплатить Жиду, Жидъ не взялъ бы ихъ. Никогда я не знавалъ твари съ человѣческимъ образомъ такой ядовитой и такой жадной къ погибели человѣка. Онъ пристаетъ къ дожу и утромъ и вечеромъ, грозятъ уничтоженіемъ свободы республики, если откажутъ ему въ правосудіи; двадцать купцовъ, самъ дожъ и значительнѣйшіе сенаторы,— всѣ убѣждали его, но никто не успѣлъ выбить у него изъ головы злобнаго иска; онъ говоритъ свое: неустойка, правосудіе, условіе.

   Джессика. Когда я была съ нимъ, то слышала, какъ онъ клялся Тюбалю и Чосу, двоимъ соотечественникамъ, что лучше бъ хотѣлъ взять мясо Антоніо, чѣмъ сумму въ двадцать разъ больше той, которую далъ въ-займы. И я увѣрена, синьйоръ, если законъ и правительство не откажутъ ему, то худо будетъ, бѣдному Антоніо.

   Порціа. Эта вашъ нѣжный другъ въ такой бѣдѣ?

   Бассаніо. Нѣжнѣйшій мой другъ, лучшій изъ людей, душа самая чистая и неутомимая на одолженія,— тотъ, въ комъ древняя римская честность видна болѣе, чѣмъ во всѣхъ другихъ, которые дышатъ воздухомъ Италіи.

   Порціа. Много ли же онъ долженъ Жиду?

   Бассаніо За меня три тысячи червонцевъ.

   Порціа. Какъ? небольше? заплатите ему шесть тысячъ и уничтожьте условіе; удвойте шесть тысячъ и потомъ утроите, прежде чѣмъ другъ, такъ вами описанный, потеряетъ хоть одинъ волосъ за вину Бассаніо. Сперва, пойдемте со мной въ церковь, назовите меня женой, а тамъ вы тотъ-часъ въ Венецію, къ своему другу; потому-что никогда не будете въ объятіяхъ Порціи съ безпокойной душой. У васъ явится золота довольно, чтобъ заплатить въ двадцать разъ больше такого ничтожнаго долга,— а когда заплатите, привезите вашего вѣрнаго друга съ собой. Между тѣмъ Нерисса и я, мы станемъ жить дѣвицами и вдовами. Пойдемте; вамъ должно отправиться отсюда въ самый день свадьбы; пригласите вашихъ друзей, смотрите повеселѣе. Такъ-какъ вы дорого куплены, вы будете дороги моему сердцу. Но прочтите мнѣ письмо вашего друга.

   Бассаніо (читаетъ). «Любезный Бассаніо, мои корабли погибли, мои заимодавцы становятся жестоки, мое состояніе въ совершенномъ упадкѣ, мое условіе съ Жидомъ просрочено; и такъ-какъ, заплатя по немъ, я не могу остаться въ живыхъ, то всѣ долги между тобой и мною покончены, лишь бы только я могъ предъ смертью увидѣть тебя. Впрочемъ, поступи, какъ тебѣ вздумается. Если дружба твоя не уговоритъ тебя пріѣхать, я не хочу, чтобъ уговаривало мое письмо.»

   Порціа. О, милый другъ, отправь поскорѣе всѣ дѣла и поѣзжай!

   Бассаніо. Если я имѣю отъ васъ благосклонное позволеніе ѣхать, то стану торопиться; но прежде чѣмъ ворочусь назадъ, нигдѣ преступный сонъ не сомкнетъ моихъ глазъ и никакое успокоеніе не помѣстится между мной и вами. (Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Улица въ Венеціи.

ШЕЙЛОКЪ, САЛАНІО, АНТОНІО и ТЮРЕМЩИКЪ.

   Шейлокъ. Тюремщикъ, смотри за нимъ. Не говори мнѣ о помилованьи; это тотъ безумный, что-даетъ деньги въ-займы безъ процентовъ.— Тюремщикъ, смотри за нимъ!

   Антоніо. Да послушай меня, добрый Шейлокъ!…

   Шейлокъ. Я получу по условію; не говори ничего противъ условія: я произнесъ клятву, что получу по условію; ты называлъ меня собакой, прежде чѣмъ имѣлъ причину,— ну, такъ если я собака, берегись моихъ клыковъ! Дожъ окажетъ мнѣ правосудіе. Удивляюсь тебѣ, негодный тюремщикъ, что ты такъ жалостливъ: вышелъ съ нимъ, по его просьбѣ, на улицу.

   Антоніо. Прошу тебя, дай мнѣ сказать слово.

   Шейлокъ. Я хочу получить по условію; я не хочу слушать твоихъ словъ. Я хочу получить по условію: итакъ не разговаривай больше. Изъ меня не сдѣлаютъ мягкаго и тупоглазаго дурака, который покачалъ бы головой, растаялъ и вздохнулъ, и поддался бы христіанскимъ убѣжденіямъ. Не ходи за мной, я не хочу разговаривать,— я хочу получитъ по условію.

   Саланіо. Да это самая непреклонная собака, какая только водилась между людьми.

   Антоніо. Оставь его, я не пойду больше за нимъ съ безполезными просьбами; онъ хочетъ моей жизни, я хорошо знаю его причины: часто я спасалъ отъ его взысканій многихъ, которые еще во-время приходили рыдать ко мнѣ; за это онъ ненавидитъ меня.

   Салаліо. Я увѣренъ, что дожъ никогда не допуститъ его получить такую неустойку.

   Антоніо. Дожъ не можетъ остановить дѣйствія закона; если будетъ отказано иностранцамъ въ обезпеченіяхъ, которыми они пользуются у насъ въ Венеціи, то это заставить сильно жаловаться на правосудіе республики, а ея торговля и выгоды нашего города основаны на всѣхъ народахъ. Такъ пойдемъ. Эти горести и потери до того убили меня, что едва-ли къ завтраму сохраню я фунтъ мяса для моего кровожаднаго заимодавца. Ну, тюремщикъ, пойдемъ. Дай Богъ, чтобъ Бассаніо пріѣхалъ взглянуть, какъ я заплачу его долгъ; а тамъ мнѣ все равно! (Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

ПОРЦІА, НЕРИССА, ЛОРЕНЦО, ДЖЕССИКА и БАЛЬТАЗАРЪ.

   Лоренцо. Синьйора, хотя я говорю въ вашемъ присутствіи, но вы имѣете благородное и вѣрное понятіе о богоподобной дружбѣ; это поразительно обнаруживается въ томъ, что вы рѣшаетесь такъ переносить разлуку съ вашимъ будущимъ супругомъ. Только, если бъ вы знали, кому оказываете эту честь, что за истинно-благородный человѣкъ, кому посылаете вы помощь, какой это нѣжный другъ вашего супруга,— вы бы гордились своимъ дѣломъ больше, чѣмъ обыкновенная доброта можетъ васъ заставить гордиться.

   Порціа. Я никогда не раскаявалась, что поступила хорошо, не буду и теперь. У двухъ товарищей, которые живутъ и проводятъ время вмѣстѣ, у которыхъ души несутъ на себѣ ровное ярмо дружбы, необходимо должно быть сходство въ выраженіи лица, въ осанкѣ и въ чувствахъ. Это заставляетъ меня думать, что Антоніо, другъ жениха моего, долженъ непремѣнно походить на моего жениха: если это такъ, то какъ же мала цѣна, которую я дала, чтобъ выкупить подобіе моей души изъ рукъ адской жестокости? это очень-похоже на самохвальство. Итакъ ни слова больше объ этомъ, послушайте другое. Лоренцо, я поручаю вамъ все хозяйство и управленіе моимъ домомъ до пріѣзда моего мужа; что до меня, то я произнесла небу тайный обѣтъ жить въ молитвѣ и созерцанія, имѣя только при себѣ Нериссу, до возвращенія нашихъ мужей. Въ двухъ миляхъ отсюда есть монастырь, и мы пробудемъ тамъ. Я желаю, чтобъ вы не отказались отъ этой должности, которую моя дружба и отъ-части необходимость налагаютъ теперь на васъ.

   Лоренцо. Синьйора, отъ всего сердца я готовъ повиноваться во всемъ вашимъ милостивымъ приказаніямъ.

   Порціа. Моимъ людямъ извѣстна уже моя воля, и они васъ и Джессику будутъ считать вмѣсто Бассаніо и меня. Итакъ прощайте до будущаго свиданія.

   Лоренцо. Да сопутствуютъ вамъ пріятныя мысли и счастливые часы!

   Джессика. Я желаю вамъ всякаго душевнаго удовольствія.

   Порціа. Благодарю васъ за желаніе и я рада пожелать вамъ того же. Прощайте, Джессика.

(Джессика и Лоренцо уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ же, кромѣ ДЖЕССИКИ и ЛОРЕНЦО.

   Порціа. Теперь послушай, Бальтазаръ; я всегда знавала тебя за честнаго и вѣрнаго слугу: покажи мнѣ, что ты все еще таковъ. Вотъ, возьми письмо. Употреби усилія, возможныя человѣку, чтобъ поспѣть поскорѣе въ Падую. Отдай это въ руки самому доктору Белларіо, моему двоюродному брату, и смотри, какіе онъ тебѣ дастъ бумаги и платье, привези все, прошу тебя, съ воображаемой скоростью къ извѣстному перевозу на дорогѣ въ Венецію. Не трать времени въ разговорахъ, а поѣзжай; я буду тамъ прежде тебя.

   Бальтазаръ. Сударыня, я сей-часъ ѣду.

   Порціа. Пойдемъ, Нерисса; я затѣяла дѣло, о которомъ ты еще не знаешь: мы увидимъ нашихъ мужей, прежде чѣмъ они воображаютъ.

   Нерисса. А они увидятъ насъ?

   Порціа. Увидятъ, Нерисса, но въ такомъ платьѣ, что имъ не пріидетъ въ голову вспомнить о насъ. Я бьюсь съ тобой о чемъ хочешь, если бъ мы нарядились молодыми людьми, я изъ насъ двухъ была бы самый милый юноша, я умѣла бы носить кинжалъ храбро и ловко, говорить этимъ пискливымъ голосомъ, который означаетъ переходъ изъ мальчика въ мужчину; умѣла бы изъ двухъ крошечныхъ шаговъ сдѣлать мужественный шагъ, толковать о сраженіяхъ, какъ хвастливый юноша, и премило лгать, что такія-то женщины лучшаго круга искали моей любви, что я отказалъ имъ, а онѣ слегли да умерли, что мнѣ нельзя же было отвѣчать всѣмъ; потомъ я сталъ бы каяться, жалѣть, что былъ ихъ убійцей; словомъ, я насказалъ бы двадцать этихъ мелочныхъ нелѣпостей, и всякій бы у меня побожился, что я вышелъ изъ школы ужь болѣе двѣнадцати мѣсяцевъ. У меня въ головѣ тысяча ребяческихъ затѣй, которыя переняла я отъ этихъ малолѣтнихъ хвастуновъ, и которыя приведу въ исполненіе…

   Нерисса. Что развѣ мы превратимся въ мужчинъ?

   Порціа. Фи! что за вопросъ! если бъ твои слова перетолковалъ какой-нибудь негодяй!… Но пойдемъ, я разскажу тебѣ мою выдумку, когда будемъ въ коляскѣ: она дожидается насъ у воротъ парка. Поспѣшимъ, мы должны проѣхать сегодня двадцать миль.

  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Зала суда въ Венеціи.

ДОЖЪ, СЕНАТОРЫ, БАССАНІО, АНТОНІО, ГРАЦІАНО, САЛАРИНО, САЛАНІО и другіе.

   Дожъ. Ну, что, здѣсь ли Антоніо?

   Антоніо. Здѣсь; что прикажете, ваша свѣтлость?

   Дожъ. Жаль мнѣ тебя: ты пришелъ отвѣчать передъ противникомъ, у котораго сердце каменное; безчеловѣчная тварь неспособна къ состраданію, не проникнута ни каплей милосердія.

   Антоніо. Я слышалъ, что ваша свѣтлость приняли много безпокойства, стараясь смягчить жестокость его поступковъ; но такъ какъ онъ настаиваетъ на своемъ и если никакія законныя средства не могутъ освободить меня отъ его ненависти,— я вооружаюсь терпѣніемъ противъ ярости и готовъ съ спокойствіемъ духа вынести его варварство и изступленіе.

   Дожъ. Поди кто-нибудь и позови Жида въ судъ.

   Саланіо. Онъ ждетъ у дверей — вотъ онъ, ваша свѣтлость.

  

ЯВЛЕНІЕ II.

Tѣ же и ШЕЙЛОКЪ.

   Дожъ. Дайте мѣсто, и пусть онъ представитъ предъ наше лицо. Шейлокъ, свѣтъ думаетъ и я думаю также, что ты подъ личиною злобы хочешь только довести дѣло до самаго конца, а тогда, такъ полагаютъ, окажешь милосердіе и состраданіе, еще болѣе необыкновенныя, чѣмъ необыкновенна твоя притворная жестокость,— и тамъ, гдѣ теперь требуешь пѣни, т. е. фунтъ мяса этого бѣднаго купца, ты согласишься не только лишиться неустойки, но, тронутый человѣческой кротостью и любовью, простишь половину капитала, бросая взглядъ жалости на потери, которыя недавно обрушились на его голову; ихъ достаточно, чтобъ задавить короля-купца {Въ XIII-мъ вѣкѣ многіе венеціанскіе купцы владѣли островами Архипелажскаго Моря самовластно. Шекспиръ употребляетъ тутъ выраженіе royal merchant въ точномъ значенія слова. Тогда въ цѣлой Европѣ давали имъ этотъ титулъ.} и вырвать участіе къ его положенію изъ мѣдной груди, изъ грубыхъ, каменныхъ сердецъ упрямыхъ Турковъ и Татаръ, вовсе необученныхъ обязанностямъ нѣжнаго общежитія. Мы всѣ ожидаемъ добраго отвѣта, Жидъ.

   Шейлокъ. Я доложилъ вашей свѣтлости о моемъ намѣреніи и нашею святою субботой поклялся получить слѣдующее мнѣ по условію,— неустойку. Если вы отказываете въ ней, пожалуй: за-то пострадаетъ ваша хартія и свобода вашего города. Вы спросите у меня, для-чего я лучше хочу имѣть кусокъ падали, чѣмъ получить три тысячи червонцевъ? На это я не стану отвѣчать: скажу только: такъ мнѣ хочется. Отвѣтъ ли это? что, еслибь мой домъ безпокоила крыса и мнѣ понравилось бы заплатить, три тысячи червонцевъ, чтобъ отравили ее? Ну, еще ли это не отвѣтъ вамъ? Есть люди, которые не любятъ на столѣ поросенка съ разинутымъ ртомъ; есть люди, которые приходятъ въ бѣшенство, когда увидятъ кошку. Воображеніе, повелитель страстей, направляетъ ихъ, смотря по тому, что ему пріятно или противно. Обратимся жь опять къ отвѣту: такъ-какъ нѣтъ никакой основательной причины, почему одинъ не терпитъ поросенка съ разинутымъ ртомъ, другой безвредной, необходимой кошки, такъ я не могу да и не хочу представить никакой причины, кромѣ-развѣ закоренѣлой ненависти и какого-то отвращенія, которыя чувствую къ Антоніо, почему я веду нимъ такую убыточную для меня тяжбу. Отвѣтъ ли это вамъ?

   Бассаніо. Это не отвѣтъ, безчувственный человѣкъ; онъ не извиняетъ твоей жестокости.

   Шейлокъ. Я не обязанъ нравиться тебѣ моими отвѣтами.

   Бассаніо. Развѣ люди убиваютъ тѣхъ, кого ненавидятъ?

   Шейлокъ. Развѣ человѣкъ ненавидитъ, не желая убить?

   Бассаніо. Не всякая жь обида должна тотъ-часъ возбудить ненависть.

   Шейлокъ. Да, ты дашь себя змѣѣ ужалить два раза!

   Антоніо. Прошу васъ, подумайте, вы говорите съ Жидомъ: вы бы стали на морскомъ берегу и велѣли бы морскому приливу опуститься ниже его обыкновенной высоты; вы бы начали допрашивать волка, для-него онъ заставилъ овцу блѣять по ягненкѣ; вы бы запретили нагорнымъ соснамъ качать высокими вершинами и шумѣть, когда ихъ обдираютъ вихри неба; вы скорѣе сдѣлаете самое несбыточное дѣло, чѣмъ успѣете смягчить то, тверже чего есть ли что-нибудь? Его жидовское сердце: итакъ, прошу васъ, не дѣлайте еще никакимъ предложеній, не употребляйте больше никакихъ средствъ, а короче, какъ слѣдуетъ, скажите мнѣ приговоръ и дайте Жиду волю.

   Бассанію. За твои три тысячи червонцевъ вотъ шесть.

   Шейлокъ. Если бъ каждый червонецъ въ шести тысячахъ червонцахъ раздѣлился на шесть частей и каждая часть обратилась бы въ червонецъ, не взялъ бы ихъ, я захотѣлъ бы неустойки.

   Дожъ. Какой же ты долженъ ждать милости, если самъ такъ немилостивъ?

   Шкйлокъ. Какого суда бояться мнѣ, когда я не дѣлаю зла? У васъ есть много купленныхъ невольниковъ, которыхъ вы, какъ своихъ ословъ, и собакъ, и лошаковъ, употребляете въ отвратительныя невольничьи должности, потому-что купили ихъ. Ну, я сказалъ бы вамъ: дайте имъ свободу, выдайте за нихъ своихъ наслѣдницъ! Для-чего потѣютъ они подъ ношами? Велите, чтобъ у нихъ постели были такія же мягкія, какъ у васъ, и велите лакомить ихъ вкусъ такими же сладкими кушаньями. Вы станете отвѣчать: невольники наши! Такъ и я отвѣчаю вамъ: фунтъ мяса, что требую отъ него — купленъ дорого,— мой, и я хочу имѣть его: если вы отказываете мнѣ, плевать на вашъ законъ,— нѣтъ, стало, силы въ уставахъ Венеціи. Я жду суда: отвѣчайте, дадутъ ли мнѣ судъ?

   Дожъ. По моей власти я могу закрыть засѣданіе, если Белларіо, ученый докторъ, за которымъ я послалъ, чтобъ разрѣшитъ насъ, не пріѣдетъ сюда сегодня.

   Саларіо. Ваша свѣтлость, тамъ у дверей дожидается посланный отъ доктора съ письмомъ, сейчасъ изъ Падуи.

   Дожъ. Принесите намъ письмо и позовите посланнаго.

   Бассаніо. Не робѣй, Антоніо! Что, другъ? будь же смѣлѣе! Жидъ возьметъ мое тѣло, кровь, кости и все, прежде, нѣмъ ты лишишься за меня одной капли крови.

   Антоніо. Я больная овца въ стадѣ; ей скорѣе другихъ слѣдуетъ умереть; слабѣйшій плодъ падаетъ ранѣе на землю, позволь и мнѣ то же. Ты не можешь, Бассанто, ничего сдѣлать лучше, какъ жить еще и написать мнѣ надгробную надпись.

  

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ же и НЕРИССА, одѣтая адвокатскимъ писаремъ.

   Дожъ. Ты изъ Падуи, отъ Велларіо?

   Нерисса. Отъ него и оттуда; онъ кланяется вашей свѣтлости. (Подаетъ письмо.)

   Бассаніо. Для-чего ты такъ усердно точишь свой ножъ?

   Шейлокъ. Чтобъ отрѣзать неустойку отъ того банкрута.

   Граціано. Не на подошвѣ, а на душѣ своей, жестокій Жидъ, ты остришь свой ножъ; только ни одинъ металлъ — нѣтъ, и топоръ палача въ-половину не такъ остръ, какъ твоя язвительная ненависть. Ужели никакія просьбы не могутъ тебя тронуть?

   Шейлокъ. Нѣтъ, никакія, на которыя у тебя станетъ ума.

   Граціано. О, будь же проклятъ, неумолимая собака! И въ томъ, что ты существуешь, пусть отвѣчаетъ правосудіе. Ты почти заставляешь меня колебаться въ моей вѣрѣ, принять мнѣніе Пиѳагора, что души животныхъ вселяются въ тѣла людей: твои собачій духъ управлялъ волкомъ, который, будучи повѣшенъ за человѣкоубійство, на самой висѣлицѣ испустилъ свою свирѣпую душу, и, въ то время, какъ ты лежалъ въ своей окаянной матери, вдохнулъ ее въ тебя желанья твои волчьи, кровавыя, голодныя и плотоядныя.

   Шейлокъ. Покуда твое ругательство не сломить печати съ моего условія, до-тѣхъ-поръ ты только надсаживаешь легкія, что говоришь такъ громко; полечи свой умъ, добрый юноша, а то онъ пріидетъ въ неизлечимое разстройство. Я жду здѣсь правосудія.

   Дожъ. Это письмо отъ Белларіо предлагаетъ нашему судилищу молодаго и ученаго доктора. Гдѣ онъ?

   Нерисса. Онъ дожидается въ-близи, чтобъ узнать вашъ отвѣтъ: захотите ли вы принять его.

   Дожъ (съ радостью). Трое или четверо изъ васъ ступайте, проводите его вѣжливо до этого мѣста. Между-тѣмъ судъ прослушаетъ письмо Белларіо.

   Писарь (читаетъ). «Ваша свѣтлость! да будетъ извѣстно, что, при полученіи вашего письма, я очень-боленъ; но въ ту минуту, какъ пріѣхалъ вашъ посланный, у меня въ гостяхъ былъ молодой докторъ изъ Рима: имя его Бальтазаръ. Я разсказалъ ему спорное дѣло у Жида съ Антоніо купцомъ. Мы рылись во многихъ книгахъ; онъ снабженъ моимъ мнѣніемъ, которое, будучи усовершенствовано его собственной ученостью (огромность оной я не могу достаточно выхвалить), явится съ нимъ по моему настоянію, чтобъ исполнить вмѣсто меня требованіе вашей свѣтлости. Прошу васъ, чтобъ недостатокъ лѣтъ не былъ ему помѣхой къ полученію достойной оцѣнки; я никогда не видалъ такого молодаго человѣка съ такой старой головой. Поручаю его, вашему милостивому пріему. Опытъ покажетъ лучше его достоинства.»

   Дожъ. Вы слышите, что пишетъ ученый Белларіо, и вотъ, мнѣ кажется, пришелъ докторъ.

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же и ПОРЦІА въ одеждѣ доктора правъ.

   Дожъ. Дайте мнѣ руку. Вы отъ стараго Бглдаріо?

   Порціа. Отъ него, ваша свѣтлость.

   Дожъ. Милости просимъ: садитесь на свое мѣсто. Извѣстна ли вамъ тяжба, которой вопросъ занимаетъ теперь этотъ судъ?

   Порціа. Я извѣщенъ подробно о дѣлѣ. Кто здѣсь купецъ и кто Жидъ?

   Дожъ. Антоніо и старикъ Шейлокъ, выступите сюда.

   Порціа. Твое имя Шейлокъ?

   Шейлокъ. Шейлокъ мое имя.

   Порціа. Страннаго свойства тяжба, которую ты завелъ, впрочемъ такъ правильна, что венеціанскіе законы не могутъ воспрепятствовать тебѣ продолжать ее. (Антоніо) Ты должникъ, не правда ли?

   Антоніо. Да, онъ говоритъ это.

   Порціа. Признаешь ли ты условіе?

   Антоніо. Признаю.

   Порціа. Ну, такъ Жидъ долженъ явить милосердіе.

   Шейлокъ. А изъ какой неволи долженъ? Скажи мнѣ это.

   Порціа. Для милосердія нѣтъ неволи: оно, какъ благотворный дождь, ниспадаетъ съ неба на землю. У него два благословенія: благословеніе тому, кто даетъ, и тому, кто принимаетъ. Оно сила сильнаго. Монарху на престолѣ оно болѣе къ-лицу, чѣмъ его корона. Скипетръ показываетъ крѣпость временнаго могущества, принадлежность грознаго величія, въ немъ обитаетъ благоговѣніе и страхъ къ царямъ; но милосердіе выше этой державной силы: его престолъ въ сердцахъ царей; оно принадлежность самого Бога, и земная власть только тогда уподобляется божіей, когда милосердіе смягчаетъ правосудіе. Поэтому, Жидъ, хотя ты требуешь правосудія, подумай о томъ, что, если мы прибѣгнемъ къ одному правосудію, никто изъ насъ не увидитъ отпущенія: мы просимъ о милосердіи, и та же самая молитва поучаетъ насъ самихъ милосердію. Я такъ много говорилъ затѣмъ, чтобъ смягчить спраѣедливость твоего иска; но если ты продолжаешь его, то строгій судъ Венеціи необходимо долженъ произнести приговоръ противъ этого купца.

   Шейлокъ. Дѣла мои на мою голову! Я требую закона, просрочки и неустойки по моему условію.

   Порціа. Развѣ онъ не можетъ заплатить денегъ?

   Бассаніо. Можетъ. Вотъ я предлагаю ихъ за него суду; здѣсь двойная сумма; если этого недовольно, я обязываюсь заплатить въ-деслтеро подъ отвѣтственностію моихъ рукъ, головы, сердца; если и этого будетъ недовольно, тогда явно; что злоба хочетъ задавить честность. И я умоляю васъ, перетолкуйте однажды законъ по своей волѣ: допустите маленькую несправедливость для великой справедливости и смирите желаніе этого жестокаго дьявола.

   Порціа. Это не должно быть. Никакая власть въ Венеціи не можетъ измѣнить установленнаго порядка. Это послужило бы предлогомъ для будущаго, и черезъ этотъ примѣръ много злоупотребленій вторглось бы въ республику: это не можетъ быть.

   Шейлокъ. Даніилъ пришелъ судить, да, Даніилъ! О, мудрый юноша! какъ, я уважаю тебя!

   Порціа. Сдѣлай одолженіе, дай мнѣ взглянуть на условіе.

   Шейлокъ. Вотъ оно, достойный докторъ, вотъ оно.

   Порціа. Шейлокъ, здѣсь предлагаютъ тебѣ твои деньги въ-трое.

   Шейлокъ. Клятва, клятва, моя клятва есть на небѣ; не уже ли я долженъ погубить свою душу клятвопреступленіемъ? Нѣтъ, ни за цѣлую Венецію!

   Порціа. Ну, условіе просрочено: и посему Жидъ можетъ законно требовать фунтъ мяса, который долженъ быть отрѣзанъ имъ у купца возлѣ самаго сердца. Будь милостивъ, возьми свои деньги въ-трое; вели мнѣ разорвать условіе

   Шейлокъ. Когда по немъ заплатятъ согласно договору. Кажется, вы достойный судья; вы знаете законы, ваше изложеніе было совершенно-здраво; я призываю васъ именамъ закона, котораго вы надежнѣйшій столбъ,— произнести приговоръ. Клянусь моей душою, нѣтъ такой силы у человѣческаго языка, чтобъ поколебала меня: я держусь моего условія.

   Антоніо. Отъ всего сердца умоляю судъ произнести приговоръ.

   Порціа. Стало, такъ тому и быть. Ты долженъ приготовить свою грудь для его ножа.

   Шейлокъ. О, благородный судья! о, превосходный молодой человѣкъ!

   Порціа. Ибо намѣреніе и цѣль закона непротивны неустойкѣ, которая состоитъ въ долгѣ по условію.

   Шейлокъ. Сущая правда! О, мудрый и прямой судья! какъ ты старѣе того, чѣмъ кажешься!

   Порціа. Итакъ обнажи свою грудь.

   Шейлокъ. Да, грудь: такъ сказано въ условіи,— не правда ли, благородный судья? Возлѣ самаго сердца его — именно эти слова.

   Порціа. Да, такъ. Есть ли здѣсь вѣсы, чтобъ свѣсить кусокъ тѣла?

   Шейлокъ. У меня они готовы.

   Порціа. Приготовь также хирурга, Шейлокъ, на свой счетъ, чтобъ перевязать ему рану, а то онъ изойдетъ кровью.

   Шейлокъ. Развѣ это означено въ условіи?

   Порціа. Не означено прямо, да что жь за дѣло Это будетъ хорошо,— ты долженъ это сдѣлать изъ человѣколюбія.

   Шейлокъ. Я не могу этого найдти: этого нѣтъ въ условіи.

   Порціа. Подойди, купецъ; не имѣешь ли ты чего сказать?

   Антоніо. Немного. Я скрѣпился и совершенно готовъ. Дай мнѣ руку, Бассаніо. Прощай! не грусти, что я дошелъ до этого за тебя; въ моемъ дѣлѣ судьба является милостивѣе, чѣмъ бываетъ обыкновенно: у нея всегда есть привычка оставлять несчастнаго, чтобъ онъ пережилъ свое богатство, чтобъ онъ съ впалыми глазами и съ морщинами на лбу видѣлъ старость нищеты. Отъ этого томительнаго покаянія въ такомъ униженіи она, отрываетъ меня. Поговори обо мнѣ своей достойной супругѣ: разскажи ей всѣ обстоятельства антоніева конца, скажи, какъ я любилъ тебя, похвали во мнѣ минуту моей смерти, и, когда доскажешь разсказъ, сдѣлай ее судьею, былъ ли Бассаніо нѣкогда еще кѣмъ-то любимъ. Не раскаивайся, что ты теряешь своего друга, а онъ не раскаявается, что платитъ твой долгъ; если только Жидъ станетъ рѣзать довольно-глубоко, я сей-часъ же всѣмъ сердцемъ заплачу его.

   Бассаніо. Антоніо, я женатъ на женщинѣ, которая мнѣ милѣе самой жизни; но жизнь свою, жену и весь міръ я не цѣню выше твоей жизни; я лишился бы всего, ахъ! я ихъ всѣхъ принесъ бы на жертву этому дьяволу, чтобъ освободить тебя.

   Порціа. Ваша жена не очень бы поблагодарила васъ за это, еслибъ была здѣсь и могла слышать такое предложеніе.

   Граціано. У меня есть жена, которую, божусь, я люблю. Я желалъ бы, чтобъ она была на небѣ и умолила тамъ вышнія силы передѣлать этого собаку-Жида.

   Нерисса. Хорошо, что ты это говоришь въ-дали отъ нея; а то такое желаніе могло бъ быть причиной домашнихъ несогласій.

   Шейлокъ (въ сторону). Вотъ мужья христіане! У меня есть дочь: лучше бъ какой-нибудь отъ племени Варравы былъ ея мужемъ, чѣмъ христіанинъ. Мы тратимъ время. Прошу тебя, сдѣлай рѣшенье.

   Порціа. Фунтъ мяса этого купца принадлежитъ тебѣ; судъ присуждаетъ и законъ даруетъ.

   Шейлокъ. Справедливѣйшій изъ судей!

   Порціа. И ты долженъ отрѣзать это мясо отъ его груди: законъ дозволяетъ и судъ присуждаетъ.

   Шейлокъ. Ученѣйшій изъ судей! Ну, къ дѣлу, давай, приготовься!

   Порціа. Подожди немного; это еще не все! Условіе не даетъ тебѣ ни капли крови; тутъ ясно означено: фунтъ мяса;— такъ возьми же по условію, возьми же свой фунтъ мяса; но когда будешь рѣзать, если прольешь одну каплю христіанской крови, твоя земли и все имѣніе будутъ, по законамъ Венеціи, описаны въ пользу республики!

   Граціано. О, прямой судья!— замѣть, Жидъ. О, ученый судья!

   Шейлокъ. Такъ по закону?

   Порціа. Самъ посмотри бумагу: ты требовалъ правосудія; будь увѣренъ, тебѣ окажутъ правосудіе болѣе, чѣмъ ты желаешь.

   Грчціано. О, ученый судья!— замѣть Жидъ. О ученый судья!

   Шейлокъ. Такъ я соглашаюсь на предложеніе; заплатите по условію въ-трое, и пускай христіанинъ идетъ куда хочетъ.

   Бассаніо. Вотъ деньги.

   Порціа. Постойте, Жиду нужно одно правосудіе; постойте, не спѣшите; ему ничего не нужно, кромѣ неустойки.

   Граціано. Ну, Жидъ! Вотъ прямой судья! вотъ ученый судья!

   Порціа. Итакъ, приготовься же рѣзать мясо; только не пролей крови и не отрѣжь ни больше, ни меньше, но точь-въ-точь фунтъ мяса; если отрѣжешь больше или меньше, чѣмъ именно фунтъ, хотя бы на столько, что кусокъ сдѣлался бъ легче или тяжеле въ одну двадцатую долю едва-примѣтнаго скрупула, если вѣсы перетянутъ хоть на волосъ,— тебѣ смерть, а твое имѣніе опишется.

   Граціано. Это второй Даніилъ, это Даніилъ, Жидъ. Ну, невѣрный, теперь попался ты мнѣ!

   Порціа. Что ты стоишь, Жидъ? бери неустойку.

   Шейлокъ. Отдайте мнѣ капиталъ и пустите меня.

   Бассаніо. Онъ готовъ у меня,— вотъ, возьми.

   Порціа. Онъ отказался отъ него въ полномъ присутствіи. Онъ хочетъ одного правосудія и неустойки.

   Граціано. Это Даніилъ, повторяю я, второй Даніилъ!— Спасибо, Жидъ, что ты выучилъ меня этому слову.

   Шейлокъ. Не уже ли я не получу даже просто и капитала?

   Порціа. Ничего не получишь, кромѣ неустойки, Жидъ, которую, долженъ ты взять подъ страхомъ собственной отвѣтственности.

   Шейлокъ. Ну, такъ пусть дьяволъ разсчитается съ нимъ! Мнѣ нечего здѣсь больше толковать.

   Порціа. Постой, Жидъ, законъ имѣетъ на тебя еще другое притязаніе. Въ законахъ Венеціи изображено: «если будетъ доказано на чужестранца, что онъ прямымъ или косвеннымъ покушеніемъ посягалъ на жизнь кого-либо изъ гражданъ, тотъ, противъ котораго замышлялъ онъ, долженъ воспользоваться половиной его имѣнія, а другая половина поступаетъ въ особенную казну республики; жизнь виновнаго зависитъ только отъ милосердія дожа и ни отъ кого другаго»; въ каковомъ обстоятельствѣ, я утверждаю, находишься ты; ибо изъ всего производства очевидно явствуетъ, что косвеннымъ, а также и прямымъ образомъ, ты замышлялъ на самую жизнь отвѣтчика, и потому подходишь подъ наказаніе, прежде мною изъясненное. Такъ на колѣни, и проси у дожа помилованія!

   Граціано. Проси, чтобъ позволили тебѣ самому повѣситься. Да, правда, твое богатство пошло въ казну республикѣ, такъ у тебя не осталось на что купить веревку; стало повѣсить тебя должно на-счетъ республики.

   Дожъ. Чтобъ ты видѣлъ разницу въ нашихъ чувствахъ, я дарую тебѣ жизнь прежде, чѣмъ ты просишь о ней. Что касается до половины твоего богатства, она принадлежитъ Антоніо, другая половина идетъ въ казну республики; но твоя покорность можетъ заставить насъ довольствоваться простою пеней.

   Порціа. Да, вы можете взять пеню за половину, которая поступаетъ республикѣ, а не Антоніо.

   Шейлокъ. Нѣтъ, возьмите мою жизнь и все, не прощайте ничего; вы берете мой домъ, когда берете столбъ, который поддерживаетъ мой домъ; вы берете мою жизнь, когда берете средства, которыми я живу.

   Порціа. Какую милость хочешь ты оказать ему, Антоніо?

   Граціано. Веревку даромъ; ради Бога ничего больше.

   Антоніо. Я прошу его свѣтлость дожа и всѣхъ судей не взъискивать съ него пѣни за половину имѣнія; я доволенъ буду, если онъ позволитъ мнѣ располагать другою половиною, чтобъ передать ее, по смерти его, молодому человѣку, который недавно похитилъ у него дочь. Но это съ двумя условіями: чтобъ за такое снисхожденіе онъ тотъ-часъ же принялъ христіанскую вѣру; во-вторыхъ, чтобъ здѣсь въ судѣ завѣщалъ, что все свое имѣніе отдастъ по смерти своему сыну Лоренцо и своей дочери.

   Дожъ. Онъ долженъ это сдѣлать, иначе я отмѣняю прощеніе, которое сей-часъ произнесъ.

   Порціа. Доволенъ ли ты, Жидъ? Что ты скажешь?

   Шейлокъ. Доволенъ.

   Порціа. Писарь, напиши завѣщаніе.

   Шейлокъ. Прошу васъ, пустите меня отсюда; мнѣ дурно; пришлите бумагу ко мнѣ, и я подпишу ее.

   Дожъ. Ступай, но подпиши.

   Граціано. При крещеньи тебѣ надо двухъ крестныхъ отцовъ, а если бъ я былъ судья, то назначилъ бы къ нимъ еще десять {Итого двѣнадцать, число присяжныхъ.}, чтобъ ты попалъ на висѣлицу, а не въ купель.

(Шейлокъ уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Тѣ же, кромѣ ШЕЙЛОКЪ.

   Дожъ. Я зову васъ ко мнѣ обѣдать.

   Порціа. Я испрашиваю у вашей свѣтлости милостиваго извиненія. Мнѣ должно сего-дня вечеромъ отправиться въ Падую, и нужно бы теперь же ѣхать.

   Дожъ. Жаль, что вы не имѣете свободнаго времени. Антоніо, вознагради его; мнѣ кажется, ты многимъ ему обязанъ.

(Дожъ, сенаторы и свита уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

БАССАНІО, АНТОНІО, ПОРІЦА, НЕРИССА и ГРАЦІАНО.

   Бассаніо. Благороднѣйшій судья! Я и мой другъ, по вашей мудрости, избавились сегодня отъ жестокаго взъисканія, въ-слѣдствіе чего три тысячи червонцевъ, должные Жиду, мы отъ всего сердца платимъ вамъ за вашъ обязательный грудъ.

   Антоніо. И сверхъ-того, на-счетъ дружбы и услугъ, остаемся у васъ навсегда въ неоплатномъ долгу.

   Порціа. Тотъ совершенно заплаченъ, кто совершенно доволенъ; я доволенъ, что избавилъ васъ, а поэтому считаю себя заплаченнымъ; у меня душа никогда еще не была наемницей другаго рода. Прошу васъ, узнайте меня, когда мы встрѣтимся опять; желаю вамъ счастія, и такъ прощаюсь съ вами.

   Бассаніо. Я не могу не приставать къ вамъ. Возьмите отъ насъ что-нибудь на память, какъ дань, не какъ плату. Обѣщайте мнѣ двѣ вещи: не отказать и простить меня.

   Порціа. Вы такъ настаиваете, что я долженъ уступить. Дайте мнѣ ваши перчатки, я стану ихъ носитъ въ память вамъ, и въ знакъ вашей дружбы возьму отъ васъ это кольцо. Не отнимайте же руки: я нечего еще не возьму.

   Бассаніо. Это кольцо? да помилуйте, это такая бездѣлка! мнѣ стыдно подарить васъ этимъ.

   Порціа. Я, кромѣ этого, не возьму ничего другаго, и теперь мнѣ ужь очень хочется его.

   Бассаніо. Для меня оно имѣетъ важность совсѣмъ не по цѣнѣ своей. Самое дорогое кольцо въ Венеціи я подарю вамъ, велю отъискать его по цѣлому городу; только въ этомъ, прошу васъ, извините меня.

   Порціа. Я вижу, синьйоръ, что вы щедры на предложенія: вы сперва научили меня просить милостыню, а теперь, кажется, учите, какъ слѣдуетъ отвѣчать нищему.

   Бассаніо. Это кольцо дано мнѣ моей женою, иногда она надѣла его, то взяла съ меня обѣтъ, что я не продамъ, не подарю и не потеряю его.

   Порціа. По милости этихъ извиненій, многіе сберегаютъ у себя подарки. Если ваша жена не безумная женщина и знала бъ, какъ я заслужилъ это кольцо, она никогда бы въ жизнь не поссорилась съ вами за то, что отдали мнѣ его. Хорошо. Богъ съ вами!

(Порціа и Нерисса уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

АНТОНІО, ГРАЦІАНО и БАССАНІО.

   Антоніо. Бассаніо, отдай ему кольцо. Пусть его заслуга и вмѣстѣ моя дружба перевѣсятъ приказанія твоей жены.

   Бассаніо. Ступай, Граціано, бѣги и нагони его; отдай ему кольцо, и приведи его, если можешь, въ домѣ къ Антоніо. Ступай скорѣе. (Граціано уходятъ.) Отправимся же и мы къ тебѣ. Рано утромъ мы полетимъ въ Бельмонтъ. Пойдемъ, Антоніо. (Всѣ уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VIII..

Улица въ Венеціи.

ПОРЦІА и НЕРИССА, потомъ ГРАЦІАНО.

   Порціа. Отъищи домъ Жида, подай ему эту бумагу и заставь подписать; мы поѣдемъ отсюда вечеромъ и будемъ дома за день до нашихъ мужей; эту бумагу Лоренцо прійметъ ласково.

   Граціано (входитъ). Синьйоръ, счастливо, что я васъ нашелъ; г-нъ Бассаніо, по большемъ разсужденіи, послалъ вамъ вотъ это кольцо и приглашаетъ васъ обѣдать.

   Порціа. Этого нельзя сдѣлать. Кольцо я принимаю съ величайшей благодарностью; такъ, пожалуйста, и скажите ему. Да еще, прошу васъ, растолкуйте моему молодому человѣку, гдѣ домъ стараго Шейлока.

   Граціано. Извольте, все сдѣлаю.

   Нерисса. Мнѣ нужно поговорить съ вами. (Порціи.) Увижу, не можно ли мнѣ будетъ выманить у мужа кольцо, которое онъ клялся беречь цѣлую жизнь.

   Порціа. Можно, я отвѣчаю: мы услышимъ отъ нихъ старинныя клятвы, что они отдали кольца мужчинамъ, и будемъ еще безстыднѣй смотрѣть имъ въ глаза и станемъ божиться громче ихъ. Поспѣшимъ; ты знаешь, гдѣ я жду тебя,

   Нерисса. Пойдемте, синьйоръ, вы покажете мнѣ этотъ домъ. (Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

ЛОРЕНЦО и ДЖЕССИКА.

   Лоренцо. Мѣсяцъ свѣтитъ ярко; въ такую ночь какъ эта, когда тихій вѣтеръ цаловалъ нѣжно деревья и они не дѣлали ни малѣйшаго шума, въ такую ночь, я думаю, взошелъ Троилъ на троянскія стѣны и въ своихъ вздохахъ посылалъ свою душу къ греческимъ шатрамъ, гдѣ покоилась Крессида въ эту ночь.

   Джессика. Въ такую ночь Тисбея боязливо ступала по-росѣ и увидѣла тѣнь льва, прежде, чѣмъ льва самого, и испуганная бѣжала назадъ.

   Лоренцо. Въ такую ночь Дидона съ вѣтвію отъ ивы въ рукѣ стояла на дикомъ берегу моря и махала своему возлюбленному, чтобъ воротился опять въ Карѳагенъ.

   Джессика. Въ такую ночь Медея собирала чародѣйныя травы, чтобъ помолодить стараго Язона.

   Лоренцо. Въ такую ночь Джессика кралась изъ дома богатаго Еврея и съ любимымъ повѣсой бѣжала далеко отъ Венеціи, бѣжала въ Бельмонтъ.

   Джессика. И въ такую ночь молодой Лоренцо клялся, что крѣпко любитъ ее, и укралъ ея душу многими обѣтами вѣрности, а ни въ одномъ не было правды.

   Лоренцо. И въ такую ночь милая Джессика, шалунья-обидчица, клеветала на своего любезнаго, и онъ простилъ ее.

   Джессика. Я бы переговорила тебя, еслибъ никто не пришелъ. Но вотъ слышишь, человѣческіе шаги..

  

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же и СЛУГА.

   Лоренцо. Кто идетъ такъ скоро въ тишинѣ ночи?.

   Слуга. Другъ.

   Лоренцо. Другъ? Какой другъ? твое имя, другъ

   Слуга. Мое имя Стефано, и я принесъ извѣстіе, что госпожа моя будетъ въ Бельмонтѣ еще до разсвѣта. Она здѣсь въ окрестностяхъ ходитъ на поклоненіе къ святымъ крестамъ, гдѣ молится на колѣняхъ о счастливомъ супружествѣ.,

   Лоренцо. Кто съ нею?

   Слуга. Никого, кромѣ святаго пустынника и Нериссы. Скажите, пожалуйста, воротился ли мой господинъ?

   Лоренцо. Нѣтъ еще и мы ничего не слыхали про него. Сдѣлай милость, Джессика, пойдемъ въ покои и приготовимся принять хозяйку дома съ нѣкоторой торжественностью.

  

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ ЖЕ и ЛАНСЕЛОТЪ.

   Ланселотъ. Эй! эй! га! га! го! го!

   Лоренцо. Кто это кличетъ?

   Ланселотъ. Гей! го! го! не видали ли вы господина Лоренцо и госпожу Лоренцо? Эй! эй!…

   Лоренцо. Да полно твои эй! Лоренцо здѣсь.

   Ланселотъ. Га, га! гдѣ, гдѣ?

   Лоренцо. Здѣсь.

   Ланселотъ. Скажите ему, пришла отъ моего господина почта, и у нея рогъ полонъ хорошими новостями; мой господинъ будетъ здѣсь прежде утра.

(Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же, кромѣ ЛАНСЕЛОТА.

   Лоренцо. Душа моя! Войдемъ и станемъ тамъ дожидаться ихъ пріѣзда. Впрочемъ нѣтъ надобности: за чѣмъ входить! Другъ Стефано, объяви, пожалуйста, въ домѣ, что госпожа близко, и приведи своихъ музыкантовъ сюда на чистый воздухъ.

(Слуга уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

ДЖЕССИКА, ЛОРЕНЦО, и потомъ МУЗЫКАНТЫ.

   Лоренцо. Какъ мило свѣтъ мѣсяца спитъ на этой дерновой скамьѣ! Здѣсь мы сядемъ, и пусть звуки музыки крадутся къ намъ въ уши. Сладкая тишина и ночь приличны переливамъ нѣжной гармоніи. Сядь, Джессика, смотри, какъ сводъ неба выложенъ часто блестками яркаго золота; малѣйшій кружокъ, на какой ни взглянешь, поетъ какъ ангелъ въ своемъ движеніи и безпрестанно вторитъ хору молодоокихъ серафимовъ. Та же гармонія въ безсмертныхъ душахъ; но покуда онѣ заключены грубо въ эту грязную одежду тлѣнія, мы не можемъ слышать ея. (Входятъ музыканты.) Эй, ступайте, и разбудите Діану своимъ гимномъ; самыми пріятными звуками наполните слухъ вашей госпожи и музыкой маните ее домой.

   Джессика. Я никогда не бываю такъ весела, какъ когда слышу хорошую музыку.

   Лоренцо. Отъ-того, что духъ твой окованъ вниманіемъ. Посмотри на дикое и рѣзвое стадо, или на табунъ молодыхъ необузданныхъ коней; бѣшеные прыжки, ревъ, громкое ржаніе — это условіе ихъ горячей крови; но если услышатъ они случайно звукъ трубы, или музыкальный напѣвъ коснется ихъ ушей,— ты увидишь, что вдругъ остановятся всѣ, что восхитительная власть музыки дастъ скромный взглядъ ихъ одичалымъ глазамъ. Вотъ отъ-чего поэты выдумали, что Орфей подвигалъ деревья, камни и рѣки; нѣтъ существа такого безчувственнаго, твердаго и яростнаго, чтобъ музыка не измѣнила на-время его природы. Человѣкъ, который не имѣетъ въ себѣ музыки и котораго не трогаетъ согласіе пріятныхъ звуковъ, способенъ къ измѣнѣ, хитрости и грабительству; движенія его души темны, какъ ночь, и его склонности мрачны, какъ адъ: не вѣрь такому человѣку. Послушаемъ музыку.

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ же, ПОРЦІА и НЕРИССА въ-дали.

   Порціа. Огонь, что мы видимъ, горитъ у меня въ залѣ. Какъ далеко маленькая свѣча бросаетъ свои лучи! Такъ свѣтитъ доброе дѣло на этой злой землѣ.

   Нерисса. Когда свѣтилъ мѣсяцъ, мы не видали свѣчи.

   Порціа. Такъ большая слава помрачаетъ малую: намѣстникъ сіяетъ такъ же ослѣпительно, какъ король, покуда король не возлѣ; а тогда его сіяніе исчезаетъ, какъ свѣтлый ручей въ океанѣ водъ. Музыка! слышишь?

   Нерисса. Это ваша домашняя музыка, сударыня.

   Порціа. Я вижу, что все хорошо только относительно; мнѣ кажется, что она теперь пріятнѣе, чѣмъ днемъ.

   Нерисса. Тишина даетъ ей такую прелесть, сударыня.

   Порціа. Ворона поетъ такъ же хорошо, какъ жаворонокъ, когда никто ихъ не слушаетъ; и я думаю, еслибъ соловей запѣлъ днемъ, когда гогочетъ всякій гусь, то его сочли бы музыкантомъ не лучше пѣтуха; сколько вещей самымъ совершенствомъ своимъ и справедливыми похвалами обязаны тому, что дѣлаются во-время, къ-стати. Тише, тише; луна спитъ съ Эндиміономъ и не хочетъ, чтобъ ее будили.

(Музыка перестаетъ.)

   Лоренцо. Или я очень ошибаюсь, или это голосъ Порціи.

   Порціа. Онъ узналъ меня, какъ слѣпой узнаетъ кукушку, по дурному голосу.

   Лоренцо. Синьйора! милости просимъ.

   Порціа. Мы молились за нашихъ мужей и надѣемся, что наши молитвы будутъ имъ въ-пользу. Что, воротились ли они?

   Лоренцо. Нѣтъ еще, но впередъ пріѣхалъ посланный объявить о ихъ пріѣздѣ.

   Порціа. Поди, Нерисса, отдай приказаніе слугамъ, чтобъ они не говорили ни слова о нашемъ отсутствіи. Не говорите и вы, Лоренцо, и вы, Джессика.

(Звукъ трубы.)

   Лоренцо. Вотъ вашъ супругъ; я слышу его трубу. Мы, не перескащики, синьйора, не бойтесь.

   Порціа. Эта ночь, мнѣ кажется, не что другое, какъ день, только больной; она, немного блѣднѣе; Это день, какимъ бываетъ онъ, когда спрячется солнце.

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Тѣ же, БАССАІНО, АНТОНІО, ГРАЦІАНО и ихъ свита

   Бассаніо. У насъ будетъ день въ одно время съ антиподами, если вы станете прогуливаться въ отсутствіи солнца.

   Порціа. Хоть я и издаю свѣтъ, но не люблю свѣта: если жена полюбитъ свѣтъ, мужъ можетъ сдѣлаться мраченъ, а по моей милости этого никогда не случится съ Бассаніо. Впрочемъ, все въ божьей волѣ. Какъ мы всѣ рады вашему возвращенію!

   Бассаніо. Благодарю васъ. Пріймите моего друга; вотъ онъ, вотъ Антоніо, которому я такъ много обязанъ.

   Порціа. Въ-самомъ-дѣлѣ, вы ему много обязаны, потому-что, какъ я слышала, онъ обязался за васъ на многое!

   Антоніо. И за все вполнѣ заплаченъ.

   Порціа. Синьйоръ, мы счастливы, что принимаемъ васъ въ нашемъ домѣ. Я постараюсь доказать вамъ это не на словахъ, а на дѣлѣ, и потому сокращаю разговорныя учтивости.

(Граціано и Нерисса говорятъ тихо между собою. )

   Граціано. Вонъ этимъ мѣсяцемъ клянусь, что ты обижаешь меня. Ну, по истинѣ, я отдалъ его судейскому писарю; чтобъ попасть ему за то въ евнухи, если ты, моя любовь, принимаешь это такъ къ сердцу!

   Порціа. О, ссора, уже! за что же?

   Граціано. Да вотъ, по милости золотаго ободочка у дряннаго кольца, которое она дала мнѣ, съ надписью, знаете, въ извѣстномъ родѣ: Люби, не измѣни.

   Нерисса. Что ты разговариваешь тутъ о надписи, да о цѣнѣ? Ты клялся мнѣ, когда я отдавала тебѣ его, что будешь носить до смертнаго часа, и оно ляжетъ съ тобою въ гробъ. Такъ если не изъ любви ко мнѣ, то изъ уваженія къ своимъ пламеннымъ клятвамъ ты бы долженъ беречь его. Отдать судейскому писарю! Да, я знаю лучше… у писаря, который взялъ его, никогда не будетъ на лицѣ волосъ.

   Граціано. Будетъ, если онъ доживете до того, что станетъ мужчиной.

   Нерисса. Да, если женщина доживетъ до того, что станетъ мужчиной.

   Граціано. Ну, вотъ, этой рукой клянусь, я отдалъ его молодому человѣку, просто мальчику; такъ, негодный, хилый мальчишка, не выше тебя,— судейскій писарь, говорунъ,— мальчишка, выклонялъ его за труды. По совѣсти, я не могъ ему отказать.

   Порціа. Скажу вамъ откровенно, вы дурно сдѣлали. Разстаться такъ легко съ первымъ подаркомъ вашей жены, съ вещью, надѣтой клятвами на вашъ палецъ, и прикованной къ вашему тѣлу вѣрностью. Я дала кольцо своему Бассаніо и заставила его поклясться, что онъ никогда не разстанется съ нимъ. Вотъ онъ стоитъ здѣсь. Я смѣло поклянусь за него,— онъ не уступитъ кольца и не сниметъ съ пальца за всѣ сокровища, которыми владѣетъ міръ. Ну, право, Граціано, вы сдѣлали, что жена ваша имѣетъ сильную причину огорчаться. Случись это со мной, я сошла бы съ ума.

   Бассаніо (въ сторону). Ну, лучше бы мнѣ отсѣчь лѣвую руку и поклясться, что я лишился кольца, защищая его.

   Граціано. Синьйоръ Бассаніо отдалъ свое кольцо судьѣ, который вымолилъ его и ужь истинно заслужилъ; а тутъ мальчишка-писарь, только-что пописалъ немного, вымолилъ мое. И ни слуга, ни господинъ не хотѣли брать ничего, кромѣ двухъ колецъ.

   Порціа. Какое кольцо вы отдало, Бассаніо? Надѣюсь, не то, что получили отъ меня.

   Бассаніо. Еслибъ я былъ способенъ прибавить ложь къ моей винѣ, я заперся бы въ этомъ, но вы видите,— мой палецъ безъ кольца, нѣтъ его.

   Порціа. Такъ въ вашемъ лживомъ сердцѣ нѣтъ правды! Клянусь небомъ, что до-тѣхъ-поръ не буду въ вашихъ объятіяхъ, покуда не увижу кольца.

   Нерисса. И я не буду въ твоихъ, покуда не увижу своего.

   Бассаніо. Милая Порціа, если бъ вы знали, кому я отдалъ, кольцо, если бъ вы знали, для кого я отдалъ кольцо, если бъ вы могли вообразить, за что я отдалъ кольцо и какъ неохотно я разстался съ кольцомъ, когда ничего не хотѣли принять отъ меня, кромѣ кольца, вы бы умѣрили жестокость вашего негодованія.

   Порціа. Если бъ вы знали цѣну кольцу, или хотя въ-половину цѣну той, которая дала кольцо, или поняли бъ, что ваша честь требовала сохранить кольцо, вы не разстались бы никогда съ кольцомъ. Если бъ вамъ угодно было защищать его съ нѣкоторой твердостью, какой человѣкъ былъ бы до того безразсуденъ, что безъ всякой скромности продолжалъ бы требовать вещь, сохраняемую какъ памятникъ священнаго обряда? Нерисса научила меня чему вѣрить: я готова умереть, что кольцо отдано женщинѣ.

   Бассаніо. Нѣтъ, клянусь честью, душою, что не женщинѣ, а благородному доктору; онъ не хотѣлъ взять отъ меня трехъ тысячъ червонцевъ и просилъ кольцо. Я отказалъ ему и имѣлъ духъ отпустить его въ неудовольствіи на меня, его-самого, который спасъ жизнь моего безцѣннаго друга. Что же еще я скажу вамъ, милая Порціа? Я былъ принужденъ послать кольцо за нимъ; я сдѣлалъ это изъ вѣжливости и отъ стыда: я не хотѣлъ запятнать своей чести неблагодарностью. Простите меня, добрая Порція, клянусь этими благословенными свѣтильниками- ночи, если бъ вы были тамъ, то, я думаю, вы сами вымолили бъ у меня кольцо, чтобъ отдать его достойному доктору.

   Порціа. Не подпускайте этого доктора близко къ моему дому: такъ-какъ онъ пріобрѣлъ сокровище, которое я любила и которое вы поклялись сберечь изъ любви ко мнѣ, то я сдѣлаюсь такъ же щедра, какъ и вы. Я не откажу ему ни въ чемъ, что имѣю, ни въ самой себѣ, ни въ супружеской постели. Я узнаю его, въ этомъ увѣрена. Не проводите ни одной ночи не дома. Стерегите меня, какъ Аргусъ; если нѣтъ, если я стану оставаться одна, то божусь честію, которая еще есть у меня, докторъ будетъ товарищемъ моего уединенія.

   Нерисса. А моего — писарь: такъ смотри хорошенько, не оставляй меня моему собственному надзору

   Граціано. Хорошо, дѣлай что хочешь; только чтобъ онъ не попадался мнѣ, а попадется, такъ я перепорчу перья у молодаго писаря.

   Антоніо. Я, несчастный, предметъ этихъ ссоръ!

   Порціа. Синьйоръ, не огорчайтесь. Не смотря на это, мы вамъ истинно рады.

   Бассаніо. Порція, прости мнѣ эту невольную вину; и вотъ, въ-присутствіи всѣхъ моихъ друзей, клянусь тебѣ твоими прекрасными глазами, въ которыхъ вижу себя…

   Порціа. Замѣтьте это, въ моихъ двухъ глазахъ онъ видитъ себя, въ каждомъ по одному Бассаніо: стало онъ видитъ себя двуличнымъ; клянитесь же честью, двуличнаго человѣка,— это такая клятва, что нельзя ей не повѣрить.

   Бассаніо. Ахъ, послушай меня! Прости эту вину, и клянусь моей душой, что никогда болѣе не нарушу ни одной клятвы, данной тебѣ.

   Антоніо. Я нѣкогда для его счастія заложилъ мое тѣло: оно погибло бы безъ помощи того, у кого теперь кольцо вашего супруга. Я смѣю опять ручаться, мою душу отдаю въ закладъ что вашъ супругъ никогда не нарушитъ умышленно своего обѣщанія.

   Порціа. Итакъ вы за него порукой. Отдайте же ему это и велите, чтобъ онъ берегъ его лучше, чѣмъ первое.

   Антоніо. Бассаніо, клянись сохранить это кольцо.

   Бассаніо. Боже мой! да это то самое, которое я отдалъ доктору.

   Порціа. А я получила отъ него. Прости меня, Бассаніо, божусь этимъ кольцомъ, что докторъ спалъ со мной.

   Нерисса. Прости и меня, мой милый Граціано!, знаешь, тотъ хилой мальчишка, докторской писарь, пробылъ у меня за это кольцо цѣлую ночь.

   Граціано. Право? да это все то же, что поправлять дороги лѣтомъ, когда онѣ и безъ того довольно хороши. Какъ? не ужъ ли намъ приставили рога прежде, чѣмъ мы ихъ заслужили?

   Порціа. Не говорите такъ дерзко. Вы всѣ въ изумленіи! Вотъ письмо, прочтите его на-свободѣ; оно изъ Падуи, отъ Белларіо: вы увидите, что Порціа была докторъ, Нерисса же ея писарь. Лоренцо можетъ засвидѣтельствовать, что я уѣхала тотъ-часъ послѣ васъ и только-что воротилась; я еще не входила и въ домъ. Антоніо, для васъ у меня есть въ запасѣ новости, какихъ вы не ожидаете. Распечатайте скорѣе это письмо: тутъ вы найдете, что три корабля ваши съ богатымъ грузомъ вошли неожиданно въ пристань. Вы не должны знать, по какому странному случаю досталось мнѣ это письмо.

   Антоніо. Я нѣмъ.

   Бассаніо. Вы были докторъ, и я не узналъ васъ!

   Граціано. Ты была писарь, который долженъ мнѣ приставить рога.

   Нерисса. Да, писарь, который никогда не вздумаетъ этого сдѣлать, развѣ доживетъ до того, что станетъ мужчиной.

   Бассаніо. Милый докторъ, будьте моимъ преемникомъ и въ моемъ отсутствіи спите съ моей женой.

   Антоніо. Прекрасная синьйора, вы дали мнѣ жизнь и чѣмъ жить: здѣсь я узнаю навѣрное, что корабли мои прибыли благополучно въ пристань.

   Порціа. Ну, а вы, Лоренцо? у моего писаря есть и для васъ кой-что пріятное.

   Нерисса. И я отдамъ ему это безъ всякой платы. Вотъ я передаю вамъ и Джессикѣ узаконенную бумагу, въ которой богатый Еврей дарить все, что послѣ его смерти окажется ему принадлежащимъ.

   Лоренцо. Прекрасныя синьйоры, вы сыплете манну на пути голодныхъ людей.

   Порціа. Почти утро, а я увѣрена, что вы еще не вполнѣ-довольны объясненіемъ этихъ происшествій. Войдемте въ домъ, и тамъ подвергните насъ допросу: мы станемъ на все отвѣчать съ точностію.

   Граціано. Охотно. Первый допросъ, на который Нерисса должна отвѣчать подъ присягой, слѣдующій: хочетъ ли она оставаться на ногахъ до будущей ночи, или теперь идти ложиться, потому-что ужъ два часа утра, а какъ пріидетъ день, я пожелаю, чтобъ онъ обратился въ ночь и далъ бы мнѣ спать съ писаремъ доктора. Покуда живъ буду, только о томъ и стану заботиться, чтобъ держать въ сохранности кольцо Нериссы.

Перев. англійскаго Н. ПАВЛОВЪ.

«Отечественныя Записки», No 9, 1839

OCR Бычков М. Н.