Каролина Карловна Павлова
Стихотворения
-----------------------------------------------------------------------------
Русские поэтессы XIX века / Сост. Н. В Банников
М.: Сов. Россия, 1979.
-----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
"Небо блещет бирюзою..."
Дума ("Грустно ветер веет...")
Да иль нет
"Есть любимцы вдохновений..."
На 10 ноября
Огонь
Дума ("Вчера листы изорванного тома...")
"Среди событий ежечасных..."
К*** ("Когда шучу я наудачу...")
"Люблю я вас, младые девы..."
"Когда карателем великим..."
"Кадриль (Отрывок из поэмы)
КАРОЛИНА КАРЛОВНА ПАВЛОВА
1807-1893
Каролина Павлова родилась в Ярославле, но детство, начиная с годовалого
возраста, провела в Москве, куда переехали ее родители. Отец поэтессы Карл
Иванович Яниш - немец, по образованию врач, профессор физики и химии при
Московской медико-хирургической академии - обеспечил дочери прекрасное
домашнее воспитание. Очень способная, она превосходно владела иностранными
языками, была весьма начитана в русской и мировой литературе, неплохо
рисовала. Рано начала писать стихи.
Бывая в юности в салонах А. П. Елагиной и кн. Зинаиды Волконской,
Каролина Яниш стала известна кругу писателей своими стихами и переводами
произведений русских поэтов на иностранные языки. В салоне Волконской
девятнадцатилетняя девушка познакомилась с находившимся в ссылке в России
польским поэтом Адамом Мицкевичем, брала у него уроки польского языка.
Мицкевич сделал ей предложение, но помолвка расстроилась из-за несогласия ее
родных. Мицкевич вскоре уехал за границу. Встреча с ним сыграла большую роль
в духовной жизни поэтессы, пронесшей любовь к Мицкевичу до конца своих дней.
Первым печатным выступлением Каролины Яниш была опубликованная в Германии
(Дрезден-Лейпциг) книга оригинальных немецких стихотворений, переводов из
русских поэтов - Пушкина, Баратынского, Языкова - и переводов русских песен
на немецкий язык (1833 г.). Существуют сведения о том, что переводы русской
поэтессы одобрил до появления их в печати Гете и написал ей письмо.
Позднее подобный сборник ее, куда вошли переводы из русских, немецких,
английских и польских поэтов на французский язык, был напечатан в Париже.
В 1837 году Каролина Карловна вышла замуж за беллетриста Н. Ф. Павлова,
прославившегося своими "Тремя повестями". На первых порах в семье был лад.
Литературный салон Павловых в конце 30 - начале 40-х годов считался самым
известным и многолюдным в Москве. Тут появлялись Аксаковы, Гоголь,
Грановский, Григорович, Герцен, Баратынский, Киреевские, Фет, Полонский и
другие писатели. Павловой посвящали стихи Баратынский, Вяземский, Языков,
Мицкевич. К. Павлова начала печататься в русских журналах: в 1839 году в
"Отечественных записках" было помещено ее стихотворение "Неизвестному
поэту", названное в рецензии Белинского "прекрасным". Помимо стихотворений,
она напечатала в 1847 году повесть "Двойная жизнь", где перемежались стихи и
проза. В образе молодой девушки, героини повести, Павлова показала
негативные стороны светского воспитания, приоткрыв внутренние,
психологические черты своей биографии.
В начале 50-х годов безудержная карточная игра Н. Ф. Павлова,
допускавшего неблаговидные поступки и проматывавшего состояние Янишей,
поставила семью на грань разорения, и супруги разошлись. Н. Ф. Павлов был
выслан в Пермь, Каролина Карловна с матерью и сыном уезжает в Дерпт, затем в
Петербург и за границу. В 1858 году она возвратилась в Москву и, проведя там
лето, навсегда покинула родину и посетила ее потом лишь раз, в 1866 году.
Решение уехать из России возникло под влиянием недоброжелательства старых
знакомых, преследований кредиторов и выступлений демократической критики,
многое осуждавшей в творчеств" честолюбивой поэтессы. К тому же слава ее в
России явно меркла, а итоговая книга ее стихов, вышедшая в 1863 году, была
встречена без всякого энтузиазма. Обосновавшись в Дрездене, Павлова упорно
работала; она подружилась с поэтом А. К. Толстым, перевела на немецкий язык
его стихи, драмы "Смерть Иоанна Грозного" и "Царь Федор Иоаннович", поэму
"Дон Жуан" и тем доставила ему широкую известность в Германии. Свою одинокую
старость она доживала, из-за недостатка средств на городскую жизнь, в
местечке Хлостревиц около Дрездена. Скончалась на 86-м году жизни; хоронили
ее на счет местной общины, распродав для покрытия расходов скудное имущество
покойной. В России ее к тому времени совсем забыли.
Истоки поэзии Каролины Павловой связаны с русской романтической школой
30-х годов, с творчеством Языкова, Баратынского, Лермонтова. Поэтесса
разрабатывает жанр послания и элегии, форму сюжетного
балладно-фантастического стихотворения или "рассказа в стихах" ("Огонь",
"Старуха", "Рудокоп"), Она настойчиво выдвигает тему избранничества, пишет о
высокой душе, поэте, противопоставляющем свой духовный мир окружающей
действительности и как бы преображающем ее. Борьба страстей, тема внутренних
противоречий личности окрашена в поэзии Павловой трагически. Ее лирика
заключает в себе широкий круг мотивов: спор сомнения с верой, разочарования
с надеждой, спор сменявших друг друга поколений, строгие уроки жизни, судьба
женщины. В конце 50-х и начале 60-х годов в цикле стихотворений, посвященных
мучительному роману с дерптским студентом-юристом, впоследствии профессором,
Б. И. Утиным, поэтесса говорит об одиночестве душ, неспособных преодолеть
его даже в любви. Скепсисом веет и от стихотворений К. Павловой не
исторические темы. Беспредельно любящая поэзию, она находит бодрые,
жизнеутверждающие ноты, лишь воспевая творческий труд, вдохновение. Полны
точного и глубокого психологизма поздние ее стихотворения ("Ты, уцелевший в
сердце нищем", "О былом, о погибшем, о старом"), где она отрешилась от
присущей ей некоторой рассудочности и романтической символики прежних
стихов, стала писать проще и душевнее.
Каролина Павлова - поэт большого мастерства, большого диапазона. Ее
стих Белинский назвал однажды "алмазным". "Лирика женского сердца" в поэзии
XIX века получила в ее творчестве, может быть, наиболее полное и
значительное воплощение. Сдержанный, суховато-скупой стиль многих ее
стихотворений исходит в идеале от Баратынского, которого она считала своим
учителем. По своим идейно-политическим воззрениям Павлова примыкала к лагерю
славянофилов, хотя и звала их объединиться с западниками.
Книги ее стихов трижды выходили в XX веке - в 1915, 1939 и 1964 годах.
* * *
Небо блещет бирюзою,
Золотисты облака;
Отчего младой весною
Разлилась в груди тоска?
Оттого ли, что, беспечно
Свежей радостью дыша,
Мир широкий молод вечно,
И стареет лишь душа?
Что все живо, что все цело, -
Зелень, песни и цветы,
И лишь сердце не сумело
Сохранить свои мечты?
Оттого ль, что с новой силой
За весной весна придет
И над каждою могилой
Равнодушно расцветет?
Февраль 1840
ДУМА
Грустно ветер веет.
Небосклон чернеет,
И луна не смеет
Выглянуть из туч;
И сижу одна я,
Мгла кругом густая,
И не утихая
Дождь шумит, как ключ.
И в душе уныло
Онемела сила,
Грудь тоска стеснила,
И сдается мне,
Будто все напрасно,
Что мы просим страстно,
Что, мелькая ясно,
Манит нас во сне.
Будто средь волнений
Буйных поколений
Чистых побуждений
Не созреет плод;
Будто все святое
В сердце молодое,
Как на дно морское,
Даром упадет!
Август 1840
ДА ИЛЬ НЕТ
За листком листок срывая
С белой звездочки полей,
Ей шепчу, цветку вверяя,
Что скрываю от людей.
Суеверное мечтанье
Видит в нем себе ответ
На сердечное гаданье -
Будет да мне или нет?
Много в сердце вдруг проснется
Незабвенно-давних грез,
Много из груди польется
Страстных просьб и горьких слез.
Но на детское моленье,
На порывы бурных лет
Сердцу часто провиденье
Молвит милостиво: нет!
Стихнут жажды молодые;
Может быть, зашепчут вновь
И мечтанья неземные,
И надежда, и любовь.
Но на зов видении рая,
Но на сладкий их привет
Сердце, жизнь воспоминая,
Содрогнувшись, молвит: _нет_!
Июнь 1839
* * *
Есть любимцы вдохновений,
Есть могучие певцы;
Их победоносен гений,
Им восторги поколений,
Им награды, им венцы.
Но проходит между нами
Не один поэт немой,
С бесполезными мечтами,
С молчаливыми очами,
С сокровенною душой.
Этих манит свет напрасно,
Мысль их девственно дика;
Лишь порой, им неподвластна,
Их слеза заблещет ясно,
Вспыхнет жарко их щека.
Им внушают вдохновенье
Не высокие труды,
Их призванье, их уменье -
Слушать ночью ветра пенье
И влюбляться в луч звезды.
Пусть не их толпа лелеет;
Пусть им только даст она
Уголок, где шум немеет,
Где полудня солнце греет,
Где с небес глядит луна.
Не для пользы же народов
Вся природа расцвела:
Есть алмаз подземных сводов,
Реки есть без пароходов,
Люди есть без ремесла.
Сентябрь 1839
НА 10 НОЯБРЯ
Я помню, сердца глас был звонок,
Я помню, свой восторг оно
Всем поверяло как ребенок;
Теперь не то - тому давно.
Туда, где суетно и шумно,
Я не несу мечту свою,
Перед толпой благоразумно
Свои волнения таю.
Не жду на чувства я отзыва, -
Но и теперь перед тобой
Я не могу сдержать порыва,
Я не хочу молчать душой!
Уж не смущаюсь я без нужды,
Уж странны мне младые сны,
Но все-таки не вовсе чужды
И, слава богу, не смешны.
Так пусть их встречу я, как прежде.
Так пусть я нынче волю дам
Своей несбыточной надежде,
Своей мечте, своим стихам;
Пусть думой мирной и приветной
Почтут прошедшее они:
Да не пройдет мой день заветный,
Как прочие простые дни;
Пусть вновь мелькнет хоть тень былого,
Пусть, хоть напрасно, в этот миг
С безмолвных уст сорвется слово,
Пусть вновь душа найдет язык!
Она опять замолкнет вскоре, -
И будет в ней под тихой мглой,
Как лучший перл в бездонном море,
Скрываться клад ее немой.
<1841>
ОГОНЬ
Блещет дол оледенелый,
Спят равнины, как гроба;
Средь степи широкой, белой
Одинокая изба.
Ночь светла; мороз трескучий,
С неба звездного луна
Прогнала густые тучи
И гуляет там одна.
И глядит она в светлицу
Всем сиянием лица
На заснувшую девицу,
На невесту молодца.
А внизу еще хозяйка
С сыном в печь кладет дрова!
"Ну, Алеша, помогай-ка!
Завтра праздник Рождества".
И, огонь раздувши, встала:
"Подожди ты здесь меня,
Дела нынче мне не мало, -
Да не трогай же огня".
Вышла вон она со свечкой;
Мальчик в сумерках один;
Смотрит, сидя перед печкой:
Брызжут искры из лучин.
И огонь, вначале вялый,
И притворчив, и хитер,
Чуть заметен, змейкой алой
Вдоль полей ползет как вор.
И сверкнул во мраке дыма,
И, свистя, взвился стрелой,
Заиграл неодолимо,
Разозлился как живой.
И глядит дитя на пламень,
И, дивяся, говорит:
"Что ты бьешься там об камень?
Отчего ты так сердит?"
- "Тесен свод, сжимают стены, -
Зашипел в печи ответ, -
Протянуть живые члены
Здесь в клеву мне места нет.
Душно мне! А погляди-ка,
Я б на воле был каков?" -
И взлетел вдруг пламень дико,
Будто выскочить готов.
"Не пылай ко мне так близко!
Ты меня, злой дух, не тронь!"
Но глазами василиска
На него глядит огонь:
"Мне ты путь устрой!
Положи мне мост,
Чтоб во весь я свой
Мог подняться рост.
Здесь я мал и слаб,
Сплю в золе как тварь;
Здесь я - подлый раб,
Там я - грозный царь!
Поднимусь могуч,
Полечу ретив,
Разрастусь до туч,
Буду диво див!"
Рыщет в печке, свищет, рдея,
Хлещет он кирпичный свод,
Зашипит шипеньем змея,
Воем волка заревет.
И ребенок с робким взглядом,
Как испуганный слуга,
Положил поленья рядом
С полу вплоть до очага.
. . . . . . . . . . . . . .
Ночь ясна; луна-царица
Смотрит с звездного дворца;
Где же мирная светлица?
Где невеста жениха?
Ночь тиха; край опустелый
Хладным саваном покрыт;
И в степи широкой, белой
Столб лишь огненный стоит.
Июнь 1841
Гиреево
ДУМА
Вчера листы изорванного тома
Попались мне, - на них взглянула я;
Забытое шепнуло вдруг знакомо,
И вспомнилась мне вся весна моя.
То были вы, родные небылицы,
Моим мечтам ласкающий ответ;
То были те заветные страницы,
Где детских слез я помню давний след.
И мне блеснул сквозь лет прожитых тени
Ребяческий, великолепный мир;
Блеснули дни высоких убеждений
И первый мой, нездешний мой кумир.
Так, стало быть, и в жизни бестревожной
Должны пройти мы тот же грустный путь,
Бросаем все, увы, как дар ничтожный,
Что мы как клад в свою вложили грудь!
И я свои покинула химеры,
Иду вперед, гляжу в немую даль;
Но жаль мне той неистощимой веры,
Но мне порой младых восторгов жаль!
Кто оживит в душе былые грезы?
Кто снам моим отдаст их прелесть вновь?
Кто воскресит в них лик маркиза Позы?
Кто к призраку мне возвратит любовь?..
Июнь 1843
* * *
Среди событий ежечасных
Какой мне сон волнует ум?
Откуда взрыв давно безгласных,
И малодушных, и напрасных,
И неуместных ныне дум?
Из-под холодного покрова
Ужель встает немая тень?
Ужели я теперь готова,
Чрез двадцать лет, заплакать снова,
Как в тот весенний, грустный день?
Внимая гулу жизни шумной,
Твердя толпы пустой язык,
Боялась, словно вещи чумной,
Я этой горести безумной
Коснуться сердцем хоть на миг.
Ужель былое как отрада
Мне ныне помнится в тиши?
Ужели утолять я рада
Хоть этим кубком, полным яда,
Все жажды тщетные души!
Март 1848
К ***
Когда шучу я наудачу,
Когда смеюся я с людьми
И ты лишь видишь, как я плачу, -
Тех слез значенье ты пойми.
Пойми, что в этот миг не надо
Велеть мне верх брать над собой;
Что в этом взрыве есть отрада
И примирение с судьбой.
Его прими ты как поруку,
Что всех простила я вполне,
Что протянул недаром руку
Так добросовестно ты мне;
Что, весь свой век сражаясь с ложью,
В конце тяжелого пути
Могу признать я милость божью
И в гроб без ропота сойти,
Могу, в толпе не дрогнув бровью,
Томима ношею большой,
Заплакать с верой и любовью
Пред многолюбящей душой.
И шлет господь, быть может, эту
Нежданную мне благодать
За то, что каждому привету
Еще я смею доверять;
Что без опор и без приюта
Еще полна я сил былых;
Что слово горестное Брута
Из уст не вырвалось моих.
Декабрь 1854
* * *
Люблю я вас, младые девы;
Люблю грусть жизненной весны,
Мечты неясные напевы,
Еще неведающей Евы
Люблю таинственные сны.
Я помню их. В душе ленивой
Все помним мы заветный бред;
Все помним мы восторг свой лживый,
И сердца помысл горделивый,
И горе внутренних побед.
У всех средь жизненной неволи
Была мечта одна и та ж, -
Но мы, познав земные доли,
Мы, в коих смолкла жажда боли
И присмирела сердца блажь;
Мы, в коих ныне силы мало,
Чтоб настоящее нести, -
Мы опускаем покрывало
На все, что душу волновало,
И шепчем тихое: прости!
<1855>
* * *
Когда карателем великим
Неправды гордой и обид,
Противясь силой силам диким,
С Антеем в бой вступил Алкид,
Не раз врага сразил он злого,
Но, опрокинутый, в пыли
Вставал грозней, окрепнув снова,
Неукротимый сын земли.
И начинался спор сначала,
Ожесточенней, чем сперва;
И бой вести не уставала
Власть духа с властью вещества.
И вдохновенной мысли ныне
Завистливо противостать
Взялось, в слепой своей гордыне,
Земли могущество опять.
С ней вновь в борьбу оно вступило,
Упорно длится битва их;
И будет ныне духа сила
Опять сильнее сил земных.
Август 1855
Петербург
КАДРИЛЬ
(Отрывок из поэмы)
Посвящение Е. А. Баратынскому
Ты мечты моей созданью
Ждал счастливого конца...
И, верна души призванью,
Этот труд печальной данью
Я кладу на гроб певца:
В память дум твоих, Евгений,
Полных чистого огня,
В память светлых вдохновений,
В память радостных мгновений,
В память горестного дня.
Для маскарада уж одета,
Замок алмазного браслета
Смыкая на руке, вошла
Графиня в двери кабинета;
И в этот вечер как была,
В наряде вишневого цвета,
Она прекрасна и бела!
Каким сияньем талисмана
В ее венце блестел опал!
Как пышно вкруг младого стана
Тяжелый бархат упадал!
Бьет девять. Взор склонивши томный,
Она сидит и ждет подруг;
Сложила на одежде темной
Блестящий мрамор дивных рук.
Как знать, что под густой ресницей
Высказывает яхонт глаз?
В какую даль младою птицей
Теперь мечта ее взвилась?
О чем задумалась так мило?
Каким забылась тайным сном?
Владеет ли ее умом
То, быть чему... иль то, что было?..
Но вот к хозяйке молодой
Три юные подруги, рядом,
Шелковым зашумев нарядом,
Вошли в затейливый покой.
Встает с богатого дивана
Графиня: "Как любезны вы,
Что съехались ко мне так рано!"
И быстро с ног до головы
Их осмотрела: "Как пристало
К Надине яркое жонкиль!
Как белый бархат рядит Олю!" -
И язычкам своим дал волю
Очаровательный кадриль.
А засыпал уж православный
Широкий город между тем;
В его средине Кремль державный
Светлел, как призрак, грозно-нем.
Ночь воцарилась.
Южной ночи
Не знаю я, России дочь;
Но как у нас, в морозной мочи,
Январская волшебна ночь!
Когда, молчанием объяты,
Бело стоят Москвы палаты;
Когда стозвездна синева,
И будто в ледяные латы
Одета дивная Москва!
На эти долгие морозы
Роптала я в моей весне;
Играли молодые грезы,
Просили многого оне...
Теперь с тобою было б больно
Расстаться мне, Москва моя!
Безвестной долей я довольна,
Страшусь иного бытия!
Прошли воображенья чары;
Давно не возмущают сна
Ни андалузские гитары,
Ни грохотанье Ниагары,
Ни глав Альпийских белизна.
Привыкла к скромной я картине,
К уединенному труду,
И взорам вид любимый ныне -
Дитя веселое в саду.
. . . . . . . . . . . . .
Зачем, качая головою,
Так строго на меня смотря,
Зачем стоишь передо мною,
Призрак Певца-богатыря?
Ужели дум моих обманы
Увлечь дерзнут мой детский стих
В заветный мир твоей Татьяны,
В мир светлых образов твоих,
Где облачал мечту-царицу
Ты в лучезарный дифирамб
И клал ей в гордую десницу,
Как звучный меч, свой мочный ямб?
Увы! где тот в отчизне целой,
Кто б мог, как ты непобедим,
Владеть теперь, в надежде смелой,
Твоим оружьем золотым?
Сраженный смертию нежданной,
Доспех ты чудный взял с собой,
Как в старину булат свой бранный
В свою гробницу брал герой.
И все робеют и поныне,
Поэта вспоминая вид:
Все страшен ты певцов дружине,
Как рати мавров мертвый Сид.
. . . . . . . . . . . . .
Ночь воцарилась. Уж мерцали
Средь мрака фонари бледней;
Кой-где, как бы по твердой стали,
Звучал летучий скрип саней.
На улицах Первопрестольной
Все было тихо, холодно;
Гулял по ним лишь ветер вольный,
Метель стучалася в окно.
Но, недоступны хладным вьюгам,
Зимы чудесные цветы,
Перед камином тесным кругом
Четыре сели красоты.
В непринужденном разговоре
Уже быстрее их слова
Сливаться стали. Речь сперва
Была о светском, пестром вздоре,
Которым тешится Москва;
Но женская беседа вскоре
Пошла привычной колеей;
И, тотчас вспыхнув, спор живой
Родное принял направленье:
Мужчин и женщин назначенье,
И сердца выбор роковой,
И тяжкое разуверенье. -
Всегда в беседе мы своей
Невольно в речь впадаем ту же:
Молчим почтительно о муже,
Но вообще браним мужей.
"Нет, я не соглашуся с вами;
Признаемся, почти всегда
Во всем мы виноваты сами".
- "Помилуйте, графиня!"
- "Да;
Тех бедствий женщина могла бы
Избегнуть, если бы она
Сама себе была верна;
Но все мы ветрены и слабы.
Глубоко в сердце вложено
Нам чувство счастия и блага;
Но от решительного шага
Когда удержит нас оно?
Нас самолюбье губит вечно:
Кто скажет нам, что, не греша,
Нельзя нас не любить сердечно, -
В том и высокая душа,
Тому вверяемся беспечно.
Притом пугает, с ранних пор,
Нас предрассудка приговор.
Не смеем ждать мы благородно
Того, чье сердце с нашим сходно,
С кем мы сойтись бы на пути
Могли; с кем и сошлись, но поздно,
Когда обоим уже розно
Навек назначено идти.
Не мы ль, скажите, виноваты?"...
<Между 1843 и 1859>
ПРИМЕЧАНИЯ
Тексты стихотворений сборника взяты из прижизненных и посмертных
изданий произведений поэтесс, а также из различных литературных альманахов и
журналов. В тех случаях, когда это было возможно, тексты сверялись по
советским изданиям.
Стихотворения в подборках расположены не всегда в хронологической
последовательности, а часто группируются по тематическим признакам. Даты
написания стихотворений воспроизводятся только по печатным источникам; часть
стихотворений датировать не удалось. Не разысканы и не воспроизведены, к
сожалению, также портреты А. А. Волковой, А. И. Готовцовой и Н. С. Тепловой.
конца XIX столетия более целостно, в состав сборника включены и
стихотворения, написанные ими в начале XX века.
К. К. Павлова
Дума (стр. 101). Маркиз Поза - герой трагедии Шиллера "Дон Карлос",
благородный защитник угнетенных, преданный идеалам свободы.
"Среди событий ежечасных..." (стр. 106). Написано во время революции
1848 г. Во Франции тогда находился Мицкевич. О нем ("немая тень") и
говорится в стихотворении.
К*** ("Когда шучу я наудачу...") (стр. 107). Обращено к Борису
Исааковичу Утину (1831-1872), тогда студенту Дерптского университета,
впоследствии видному юристу, с которым у К. Павловой возникли близкие
отношения во время ее пребывания в Дерпте. Этому нерадостному роману
посвящено одиннадцать стихотворений К. Павловой. Что слово горестное Брута
Из уст не вырвалось моих. - Имеются в виду предсмертные слова Брута, одного
из убийц Юлия Цезаря, приведенные Плутархом ("Брут", 52). В ответ на
предложение бежать после поражения в решающей битве с войсками Марка Антония
и Октавиана (42 г. до н. в.) Брут сказал: "Бежать и как можно скорее, но
только с помощью рук, а не ног", после чего покончил самоубийством.
"Когда карателем великим..." (стр. 112). Написано в дни Крымской войны,
когда были получены известия о падении Севастополя, героически защищавшегося
против войск французов, англичан и турок. Патриотически настроенная поэтесса
олицетворяла в стихотворении материальные силы Запада в образе Антея (сына
богини земли Геи) и духовную силу России в образе Геракла (Алкид),
победившего, согласно греческому мифу, Антея после того, как он сумел
оторвать его от земли.
Кадриль. Отрывок из поэмы (стр. 114). Е. А. Баратынский скончался в
1844 г., когда начало поэмы К. Павловой уже публиковалось в печати. Жонкиль
- декоративные цветы, один из видов нарцисса. Призрак Певца-богатыря - речь
идет о Пушкине. Сид - Сид Кампеадор (XI век) - воспетый в эпосе испанский
герой; прославился в войнах с маврами (арабами) при освобождении Испании от
их владычества. В поэме К. Павловой изображены четыре светских подруги
("очаровательный кадриль"), поочередно рассказывавшие при встрече перед
отъездом на бал свои жизненные истории.
К. К. Павлова
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Царицы муз: Русские поэтессы XIX - начала XX вв. / Сост., автор вступ.
статьи и коммент. В. В. Ученова. - М.: Современник, 1989.
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
"Шепот грустный, говор тайный..."
Странник
"Когда встречаюсь я случайно..."
Дорога
* * *
Шепот грустный, говор тайный,
Как в груди проснешься ты
От неясной, от случайной,
От несбыточной мечты?..
И унылый, и мятежный,
Душу всю наполнит он,
Будто гул волны прибрежной,
Будто колокола звон.
И душа трепещет страстно,
Буйно рвется из оков,
Но бесплодно, но напрасно:
Нет ей звуков, нет ей слов.
О, хоть миг ей! миг летучий,
Миг единый, миг святой!
Чтоб окрепнуть немогучей,
Чтобы вымолвить немой!
Есть же светлые пророки,
Вдохновенья торжества,
Песен звучные потоки
И державные слова!..
Шепот грустный, говор тайный,
Как в груди проснешься ты
От неясной, от случайной,
От несбыточной мечты!..
<1839>
Странник
С вершин пустынных я сошел,
Ложится мрак на лес и дол,
Гляжу на первую звезду;
Далек тот край, куда иду!
Ночь расстилает свой шатер
На мира божьего простор;
Так полон мир! мир так широк, -
А я так мал и одинок!
Белеют хаты средь лугов.
У всякого свой мирный кров,
Но странник с грустию немой
Страну проходит за страной.
На многих тихих долов сень
Спадает ночь, слетает день;
Мне нет угла, мне нет гнезда!
Иду, и шепчет вздох: куда?
Мрачна мне неба синева,
Весна стара, и жизнь мертва,
И их приветы - звук пустой:
Я всем пришлец, я всем чужой!
Где ты, мной жданная одна,
Обетованная страна!
Мой край любви и красоты -
Мир, где цветут мои цветы,
Предел, где сны мои живут,
Где мертвые мои встают,
Где слышится родной язык,
Где все, чего я не достиг!
Гляжу в грядущую я тьму,
Вопрос один шепчу всему;
"Блаженство там, - звучит ответ, -
Там, где тебя, безумец, нет!"
Ноябрь 1843
* * *
Когда встречаюсь я случайно
С друзьями прошлых, лучших лет, -
Мне кажется, меж нами тайна
Все то, чего уж больше нет.
Как связывает преступленье
Убийц, свершивших ночью грех,
Нас вяжет прошлое волненье,
Былая грусть и прежний смех.
Да: наши лучшие надежды
Убили мы в себе самих,
Мы разодрали их одежды
И спрятали богатства их.
И грустно нам напоминанье
О том, что утаили мы,
Что без креста и без названья
Лежит в могиле черной тьмы.
И, презря долгую разлуку,
Мы, встретившись, уже спешим
Пожать друг другу молча руку,
Не возвращаясь к дням былым.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПАВЛОВА Каролина Карловна (1807-1893; урожд. Яниш). Родилась в
Ярославле. Детство, начиная с годовалого возраста, провела в Москве. Ее отец
Карл Иванович Яниш, обрусевший немец, врач по образованию, преподавал физику
и химию в Московской медико-хирургической академии. Каролина получила
блестящее домашнее образование, уже в раннем возрасте писала стихи на
немецком и французском языках. Впоследствии изучила еще несколько языков.
Она была благожелательно принята в знаменитом литературно-музыкальном
салоне З. А. Волконской, познакомилась с лучшими литераторами России, среди
которых нашла немало друзей.
Первая ее книга "Северное сияние" - переводы на немецкий язык
русских песен и стихов А. С. Пушкина, Е. А. Баратынского, Н. М. Языкова -
вышла в Дрездене и Лейпциге в 1833 г. В 1839 г. сборник переводов К.
Павловой на французский язык с немецкого, английского, польского и русского
напечатан в Париже.
Яркой страницей биографии начинающей поэтессы стало сватовство к ней
изгнанного из Польши А. Мицкевича. Родственники Каролины не дали согласия на
брак. Не проявивший достаточной настойчивости поэт уехал из России.
Глубокая, сохранившаяся на всю жизнь любовь к нему нашла отражение в
творчестве Каролины Павловой.
В 1837 г. Каролина Яниш вышла замуж за писателя Н. Ф. Павлова.
Теперь уже ее салон стал притягательным центром для собраний российских
литераторов. Семейное благополучие, однако, длилось недолго. Большие
карточные долги супруга вынудили К. К. Павлову подать на него в суд и
настоять на тюремной изоляции, затем ссылке в Пермь, что восстановило
общественное мнение против К. К. Павловой. Многие из бывших почитателей ее
таланта превратились в недругов. Этому способствовала и занятая поэтессой
"промежуточная" позиция между "западниками" и славянофилами -
представителями различных направлений русской общественной мысли середины
XIX в.
В 1853 г. К. Павлова переезжает в Петербург, затем - в Дерпт.
К середине 50-х гг. относится яркий цикл лирических стихотворений,
посвященный дерптскому студенту-юристу, впоследствии ставшему профессором
Петербургского университета, Б. И. Утину.
В 1858 г. К. К. Павлова поселилась под Дрезденом, где продолжала
много работать, занималась переводами. Итоговый сборник ее стихов вышел в
России в 1863 г., но критикой был встречен недоброжелательно. В советское
время книги К. К. Павловой выходили в 1939, 1964 и 1985 гг.
Тексты печатаются по изд.: Павлова К. Полн. собр. соч. М., 1964.
К. К. Павлова
Дорога
----------------------------------------------------------------------------
И будет вечен вольный труд...: Стихи русских поэтов о родине
М.: Правда, 1988.
----------------------------------------------------------------------------
Тускнеет в карете, бессильно мерцая,
И гаснет ночник;
Все пасмурней тянется чаща глухая.
Путь темен и дик.
Карета несется, как будто б спешила
В приют я родной;
Полуночный ветр запевает уныло
В пустыне лесной.
Бегут вдоль дороги все ели густые
Туда, к рубежу,
Откуда я еду, туда, где Россия;
Я вслед им гляжу.
Бегут и, качая вершиною темной,
Бормочут оне
О тяжкой разлуке, о жизни бездомной
В чужой стороне.
К чему же мне слушать, как шепчутся ели,
Все мимо скользя?
О чем мне напомнить они б ни сумели -
Вернуться нельзя!
Сентябрь 1861
Пильниц
Скачать