Потехин А. А.
Закулисные тайны.
==================================================
Источник: А. А. Потехин Сочинения, т. 9,10,11.
СПб.: Просвещение, 1905
Оригинал здесь: http://cfrl.ru/prose/potexin/potexin.shtm
==================================================
Действие первое.
Утро.
Действующие лица:
Авдотья Алексеевна Сукодавлева, аккуратнейшая в мире хозяйка, заботливая
мать семейства, помещица двухсот душ.
Павел Васильевич, сын ее, 30 лет, гусар. Вследствие тщательного воспитания и
неутомимой заботливости матери, несмотря на молодость лет, уже эскадронный
командир; в знакомом ему кругу считается выгодным женихом; за успехи в
жизни и службе питает сам к себе глубочайшее уважение.
Варвара Васильевна, сестра его, девица тридцати двух лет, прекрасной
нравственности, сохранившая непорочность сердца и невинность воображения
до такой степени, что краснеет при одном имени мужчины; скромна, покорна и
послушна матери до высочайшей степени; имеет все законные права на внимание
женихов, всегда готова отдать свою руку первому достойному искателю.
Арина Афанасьевна, 45 лет, старшая женщина в доме Сукодавлевой,
пользующаяся вполне заслуженною доверенностию своей госпожи. Главная
обязанность ее состоит в наблюдении за скромностью поведения и прилежанием
к работе горничных девушек. Сама, всегда отличаясь чистейшею
нравственностью и неутомимым трудолюбием, она исполняет свою главную
обязанность с особенною страстною любовью; нрава молчаливого и
прозорливости необыкновенной, так что до сих пор ни одна горничная не могла
скрыть от нее своих любовных похождений. Имеет выразительные, хотя
несколько врозь смотрящие черные глаза, необыкновенно тонкие губы,
сухощавое, почти мужское телосложение, почти постоянно страдает флюсом,
вследствие чего левая щека всегда подвязана; носит чепчики.
Вера, горничная и швея, с безжизненными глазами и сонным выражением лица;
любит есть и спать больше, нежели следовало бы по мнению барыни и Арины
Афанасьевны.
Александра Семеновна Пичугина, дальняя родственница Сукодавлевой, не
заслуживающая особенного внимания по незначительности своего состояния и
неважному чину ее мужа; впрочем, за скромность своего нрава пользуется
расположением Авдотьи Алексеевны Сукодавлевой, весьма уважающей всякие
родственные связи.
Смуглый господин } лица, которых можно встретить
Господин со стеклышком } всегда и везде.
Прохор }
Филипп } слуги Авдотьи Алексеевны Сукодавлевой; благоразумною строгостью
и деликатным обращением своей госпожи, выполированные почти до
безличности и отсутствия всяких собственных желаний. Прохор еще иногда
забывается и чувствует аппетит и позыв ко сну. Филипп — никогда. Оба одеты
очень чисто, руки держат назади, табаку не нюхают, но курят под строжайшим
секретом, водки боятся, как розог.
Номер в одной из лучших, но не из дорогих московских гостиниц, ценою в 1 р. 50 к. за сутки.
Большая комната, окнами на двор, разделенная перегородками на четыре части так, что
образуется маленькая прихожая, в которой высокий ростом лакей может спать на полу не
иначе как по диагонали, то есть в один угол упереться ногами, а в другой — противоположный
— головою; рядом с прихожею другое темное помещение, в котором может уставиться
кровать; затем два светлых отделения, одно побольше, в два окна — гостиная, и другое
поменьше, в одно окно. В гостиной диван, перед ним круглый стол и умеренное количество
кресел и стульев; в простенке ломберный стол и над ним зеркало. В соседнем отделении один
диван, два стула и тоже ломберный стол, раскрытый и придвинутый к окну. На вбитые по
стенам этой комнаты гвозди развешано бесчисленное множество платьев кисейных,
шелковых, шерстяных и разного рода крахмаленых юбок, — все это укутано от пыли белыми
простынями; на раскрытом столе разложены с большой аккуратностью пирамиды батистовых
платков, кисейных рукавчиков, шемизеток и прочих нежных принадлежностей дамского
туалета; все это также накрыто белыми платками. В углах комнаты поставлены одна на другую
картонки со шляпами. У стола, приютившись с особенным искусством к уголку, ничем не
занятому, сидит Арина Афанасьевна за работой. Среди комнаты расположена гладильная
доска, прилаженная таким образом, что один конец ее лежит на спинке дивана, а другой на
спинке поставленного против него стула; на доску надето приготовленное к глаженью
кисейное платье и стоит утюг, вздернувши кверху нос. В гостиной, окончательно
совершившая свой туалет Варвара Васильевна осматривает себя в зеркало спереди. Авдотья
Алексеевна, уже почти окончательно одетая, но еще без чепчика и мантильи, осматривает
костюм дочери сзади. Бледная, полусонная, с усталыми глазами Вера стоит несколько в
стороне, тупо следя глазами за Авдотьей Алексеевной. 12 часов пополудни.
Авдотья Алексеевна (поправляя воротничок у дочери, к Вере)
Ты вечно переложишь крахмала, вечно… Сколько раз я тебе говорила, что
воротнички, рукавчики, все кисейное надо так крахмалить, чтобы вещь
получила самый легкий лоск, чтобы она не топырилась, а чтобы оставалась
совершенно воздушна и в то же время получила бы некоторую упругость… Ах,
Вера! Ах, Вера! Как тебе не стыдно — точно ты в первый раз делаешь, точно
учишься… точно измучена работой… И вечно сонная, точно никогда не
можешь выспаться… Кажется, есть когда выспаться: каждый вечер спишь…
каждую ночь спишь…
Варвара Васильевна.
А коса хорошо, мамаша, лежит?
Авдотья Алексеевна.
Коса ничего, хорошо…
Варвара Васильевна.
А лиф у этого платья надо бы, мамаша, выпустить: он мне узок становится…
Авдотья Алексеевна.
Нет, уж когда здесь душенька, выпускать? надо думать о выездных платьях, а
это и так сойдет… Ведь в этом ты недолго бываешь, только дома…
Варвара Васильевна.
Да ведь режет, мамаша, ужасно — и насилу сходится, насилу стянула…
Авдотья Алексеевна.
Ну, что же делать, мой друг: надо было об этом дома подумать, а здесь уж
этими платьями заниматься некогда… И это, Варенька, странно, что ты дома об
этом не подумала; это очень странно, душа моя… Об чем же девушке и думать,
если не о своем туалете… Я удивляюсь тебе, Варенька, ужасно удивляюсь…
Варвара Васильевна.
Да ведь оно прежде, мамаша, не было узко, а летом в деревне я его не
надевала…
Авдотья Алексеевна.
Ну, следовало, мой друг, примерить, когда сбирались… Как же ты не
примеряла! Как тебе не стыдно… Ты знаешь, что ты толстеешь… И как ты
толстеешь, Варенька, Варенька! Ужасно, как толстеешь… Это ужасно к тебе
нейдет…
Варвара Васильевна.
Что же мне делать, мамаша? Я, право, не знаю, что с собой делать… Я сама не
рада…
Авдотья Алексеевна (надевая перед зеркалом чепец).
Надо меньше кушать, мой друг… Надо в этом себя удерживать…
Варвара Васильевна.
Ах, мамаша, разве вы не знаете… много ли я ем: и то почти всегда голодная…
Нет, я здесь всегда худею, а как в деревню приеду, так и потолстею опять…
Просто не знаю, что делать… Нет, я в корсете буду спать: говорят, от этого
худеют…
Авдотья Алексеевна.
Что ж, это очень хорошо…
Вера.
Мантилью какую прикажете?
Авдотья Алексеевна.
Нет, подай пока платок, а бархатную мантилью… ту… с пуговками, положи
здесь, чтобы была под руками, если кто приедет… (Вера подает платок.) Да изволь
идти гладить платье, да гладь хорошенько, а выгладишь — покажи мне… Ну,
теперь пора уж, я думаю, посылать за чепцом…
Варвара Васильевна.
Да и за казаком, мамаша, пошлите…
Авдотья Алексеевна.
Да и за казаком…
(В прихожей слышен женский голос: "дома Варенька»? и ответь лакея "дома-с».)
Авдотья Алексеевна.
Кто это?… Ах, это, кажется, Сашенька…
Варвара Васильевна.
Должно быть, она…
(Входит Александра Семеновна Пичугина.)
Авдотья Алексеевна.
Ах, Сашенька, здравствуй, моя душенька…
Варвара Васильевна.
Ах, ch\ere Alexandrine… Как я рада тебя видеть, ma ch\ere. (Целуются.)
Авдотья Алексеевна.
Ну, садись, моя душа, садись… Вот я сейчас только распоряжусь… И буду
свободна… Прошка…
Прохор (из прихожей).
Сейчас-с… (Входит.) Чего изволите?
Авдотья Алексеевна.
Ступай, мой милый, к Лизавете Ивановне Радонецкой: оне обещали мне
чепчика, посмотреть фасон; так скажи: приказали, дескать, просить…
Прохор.
Слушаю-с.
Авдотья Алексеевна.
Ну, оттуда ты пройдешь к графине Шатору… Скажи: Авдотья Алексеевна
Сукодавлева приказали кланяться и узнать о здоровье… (Заискивающим голосом.)
Оне, дескать, изволили видеть на графине Зое Осиповне прекрасный казак,
коричневый… Он, скажи, очень им понравился… Оне, дескать, этакого фасона
никогда не изволили видеть. У барышни нашей, скажи, хоть и есть два казака,
им шили у madame Фальбала, но не такие… Слышишь: так и скажи… Так
приказали, дескать, просить… (смягчая голос до нежности) нельзя ли, дескать,
одолжить на одну минуточку.. взглянуть на фасон… И приказали, узнать: где
шили?… Слышишь…
Прохор.
Слушаю-с…
Авдотья Алексеевна.
Ну, так и скажи, да не переври…
Варвара Васильевна.
И от меня кланяйся и попроси…
Авдотья Алексеевна.
Да, скажи: барыня и барышня приказали кланяться и попросить… Ну, как я
тебе говорила, так и скажи…
Прохор.
Слушаю-с…
Авдотья Алексеевна.
Ну, оттуда, мой милый, ты пройдешь к нашей мастерице… Скажи, чтобы у нее
непременно к завтрашнему дню платье было готово.
Александра Семеновна (к Варваре Васильевне).
А тебе в каком магазине шьют платья?…
Варвара Васильевна (взглянув на платье).
Madame Викторин.
Авдотья Алексеевна (обращаясь к Александре Семеновне).
Бальные-то платья шьем у madame Викторин; а это, мой друг, у нас есть такая
мастерица: она бедная, живет одна, но шьет прекрасно с готовых фасонов… что
этакое попроще… и очень дешево берет… (К Прохору.) Да, так зайди к ней, скажи
вот о платье-то, да скажи ей: у нее есть, она сказывала, приятельница
мастерица у madame Викторин, так она обещала ее попросить, чтобы она
как-нибудь потихоньку достала у своей хозяйки штампу, эту печать с ее
именем, которой они выбивают клейма на работах… Так скажи ей, чтобы она
не забыла и похлопотала об этом, и как достанет, так сейчас наложила бы
клейма на лифах у барышниных платьев… (К Александре Семеновне.) Знаешь, мой
дружочек, маленькая хитрость… Все хорошие платья мы шьем у madame
Викторин… Так зачем же и этим отличаться?… (К Прохору.) Ну, так слышишь?
Прохор.
Слушаю-с.